Синопсис сериала шаг спирали начало

                Синопсис сериала «Шаг спирали»

                Шаг спирали (От вольницы к свободе)

                Предисловие
            
Это – семейная хроника. Мне очень хотелось бы донести до читателей, а, может быть, и до телезрителей историю нашей семьи. И сделать я хочу это не потому, что думаю, что эта история – особенная, а именно потому, что она обычная, узнаваемая в каждой другой семье. Рассказанная с душой и любовью ко всем, кого я знаю хотя бы по рассказам, она может оказаться интересной для всех.
Основная мысль, которая возникла у меня в процессе написания (а первые наброски я начала делать лет тридцать назад!) заключается в следующем:
В какие бы исторические коллизии не попадал русский народ, куда бы ни забрасывала судьба его представителей в многострадальном високосном двадцатом веке, в каких бы тюрьмах не сидел, на каких бы стройках не работал, в глобальном масштабе все эти неприятности только пошли ему на пользу. Потому что такое смешение крови, которое получилось в каждом жителе России после всех этих перемещений народов способно порождать только гениальных людей! А такое смешение религий, которое характерно, например, для нашей семьи, должно было привести к тому, что ангелы от всех этих религий должны заботиться о наших детях. Потому что в своих молитвах моя прабабушка – еврейка Софья (иудаизм) наверняка молилась о своих внуках и правнуках, также как и другая прабабушка калмычка Екатерина (буддизм). Прабабушка моих детей по мужу Евдокия выросла на псковшине, где воспитывалась в духе католицизма. Течет в моих детях и мусульманская кровь. А выросли все в православной среде, и крестились все в наших православных церквях. Может быть, поэтому русским так хорошо удаются миротворческие миссии? Эта генетическая память, ее ведь недавно обнаружили на биологическом уровне. Оказалось, что приверженность к алкоголю у русских имеет другое происхождение, чем у европейцев. И есть соответствующий ген, ответственный за это пристрастие у русских. Все потому, что у европейцев алкоголь связан с употреблением виноградного алкоголя. А у монголов алкоголем служило забродивший кумыс – лошадиное молоко. Во время татаро-монгольского ига монгольская кровь пошла бродить по русским  кровеносным сосудам. Отсюда и агрессивность русского человека в состоянии алкогольного опьянения, его непредсказуемость.
Рассмотреть в сериале шаг спирали, начиная с конца девятнадцатого века до начала двадцать первого. От прадеда и до правнука. От вольницы и ответственности до свободы и безответственности. Практически сделать серию автобиографической.  Рассказать о том, как достает век предыдущий нас в 21-м веке. О нас, о Толике, о Диме. Здесь я, мои жидкие кристаллы и наркомания. Одна из серий – «Тридцать седьмой год», «Война», «Время Сталина», «Университет», «Наука», «Зрелость», «утрата любви, и гибель Толика», «Дети», «Германия». «Молодежь», и т.д.  «37-й год» включит в себя смерть деда в одной семье, и насилие и рождение «Саши» в другой семье, работу матери, безумие сестры Сергея, тюрьму отца. Война включит в себя
Здесь чисто наши отношения в нашей семье. В смысле науки – тоже все наше. Сюда можно включить наши поездки в Германию, наши друзья.
Основная мысль такова: То, что начало века разбросало российский народ, привело к массовой гибели, но и обновлению крови. Подрастающее поколение можно считать гениальным. Но одновременно из того страшного сталинского времени как бы протянулась «костлявая рука» психических расстройств, связанных с сталинскими преследованиями. В людях того времени (Матери Саши, матери Лизы) картины прошлого были ярки и живы. В последующих поколениях они уже были обусловлены генетически. Как написано в БМЭ в статье маниакально-депрессивный психоз, у больного этим психозом каждый третий в будущем поколении тоже болен. Это обуславливается образовывающейся при сильных стрессах матрицей памяти. А стресс – это составляющая адаптационного процесса. Если что-то было плохо, и человек изменяет свое поведение, чтобы как-то избежать этого, то это свое знание он интуитивно передает в будущие поколения.



1937 год.
Эта медсестра была грубой, как мужчина. Она пришла к нему в палату, и в руке у нее был шприц.
- А что мне назначили? – спросил он, но она не ответила.
- На бок, - хриплым голосом сказала она, и он повернулся.
Укол был болезненный.
- На спину, - так же лаконично сказала она. Он повернулся. Она стояла и смотрела, как он умирает.
Так в возрасте 51 год умер мой дед - инструктор Кавалерийских курсов усовершенствования командного состава г. Новочеркасска.
2000 год.
Она стояла и смотрела на него. Ему показалось, что он куда-то проваливается. Его стало колотить, а она все стояла, смотрела и улыбалась. А потом он полетел по коридору.
Так в возрасте 51 год умер мой брат – заведующий кафедры психологии университета.
2003 год.
О современных террористках:
Она делала вид, что шокирована, что плачет. На самом деле она с удовольствием смотрела, как умирают раненые, как от болевого шока кричит подросток.

Серия первая:  Мозаика нашей жизни.

Вера решила во время этого отпуска записать историю своей семьи. Записать ее для детей. Пусть, когда подрастут, почитают. Она открыла тетрадь и стала записывать:

20 августа 1976 года, город Геленджик Краснодарского края.
Мы жили на горе недалеко от моря. Квартиру нашли случайно. На вокзале к нам подошел грузный старик в соломенной шляпе и предложил квартиру. Он искал интересного собеседника и нашел его в лице моего мужа.
Маленькая горбатая старушка стала ворчать при виде детей, выражая свое беспокойство за матрасы, которые они могут испортить. Но, успокоенная нашими заверениями, засуетилась, захлопотала, побежала за чистым бельем.
Так мы стали обладателями увитой виноградной лозой комнаты с видом на весь залив, с выходом на веранду. Отныне все восходы и закаты были наши! Море, горы, сосновый бор! Все принадлежало нам! Мы начинали отпуск так, как хотели, бездумно, полагаясь на случай.
Старик был не так прост, как казалось сначала. Он работал в саду, возился с собакой Белкой и с ее щенятами, рубил дрова. Не обращая внимания на ворчание старухи, много читал, с упоением слушал серьезную музыку и смертельно грустил. И только Белка была допущена в его мир. Она была так же стара, как и он, много помнила и тоже грустила, положив голову на лапы. С достоинством принимала ласки и подношения нашей младшей дочери Нины, спокойно наблюдала за проказами своих щенят. А щенята были забавны!  Белые пушистые комочки,  они так отличались характерами, что я невольно сравнивала их со своими детьми.
Когда мы впервые привезли на море старшую дочь Наташу, она испугалась его.
- К берег-гу, к берег-гу! - с ужасом кричала она, когда Саша осторожно заносил ее в море. Ей больше нравилось строить домики из песка, собирать морские ракушки.
Двухлетняя же Нина освоилась с морем сразу.
- Стойте здесь, - командовала она, - я сама. - И, смешно забрасывая ноги, с криками: - В глубину! В глубину! - мчалась в море, и мы едва успевали подхватить ее тогда, когда волны накрывали ее с головой, и она захлебывалась соленой водой.
Меня ужасает это полное отсутствие страха. Жизнь Нины все время висит на волоске. Она лезет на пианино, на шкаф, валит на себя зеркало, падает со столов, со стульев, обжигается, обрезается. И горе тому, кому она берется помогать! В свои три года она затевает стирку. Не советуясь, моет пол, стол и стены одной тряпкой. За моей спиной бросает на сковородку жариться вместе с картошкой совершенно несъедобные предметы. В играх ей нужно что-нибудь "стрелятельное". Она марширует, как солдат. Даже во сне я подскакиваю в постели, продолжая переживать за своего "бармаленка", "диссертенка", как называет ее Наташа, потому что на младенческие годы Нины выпали защиты наших диссертаций.
Отдых шел своим чередом. Завтракали, шли на море, купались, загорали, ходили в кино. В тени сосновых деревьев Нина спала днем. Вечерами мы приходили на берег, смотрели на звезды и рассказывали детям о Маленьком принце. Дождливые дни проводили дома. Я читала, возилась с детьми. Старик часами беседовал с мужем. Он был очень мудр. И молодежь не раздражала его своими мини-нарядами, своим легкомыслием. Старый, с носом-бульбой, усеянным оспинами, он преображался, когда вспоминал молодость. Закат, которым мы всегда любовались, напоминал ему страшный день войны в Турции. Тогда он умирал на поле битвы. Рядом лежали товарищи, и закат был так же красив. Он думал, что видит последний закат в жизни, и жадно смотрел, впитывая в себя все его переливы.
Он мог говорить на любые темы, но особенно его интересовала тема царской семьи, Распутина, предреволюционной атмосферы.
- Смотри, монархистом станешь! - смеялась я над Сашей. Хозяйская пара занимала меня. Я никак не могла разгадать загадку их совместной жизни. А разрешилась она просто. Старушка была сестрой недавно умершей хозяйки. В годы революции попала в семью сестры, нянчила детей, делала всю черную работу.
- Вы будете смеяться, - говорил старик мужу. - Полгода назад я вступил в законный брак с Евдокией Ивановной. Дети мои обеспечены. И я не хочу, чтобы она оказалась на улице после моей смерти. - Старик махнул рукой. - Но с ней не поговоришь, как бывало с женой. Плохо мне... И товарищи мои все поумирали...
Вечер был теплый и тихий. После моря и бани было так хорошо! Муж и дети давно спали, а сквозь открытые окна проникали шорохи деревенской улицы. Не спалось. Старушка, обычно ночевавшая во флигеле, сегодня была дома, из ее спальни слышались вздохи. Потом началась молитва... В детстве я слышала молитвы-скороговорки своей бабушки Фени. Но это была другая молитва.
Было неловко, как будто я тайно присутствовала при чужой исповеди. Словно не сгорбленная старушка, а молодая женщина страдала одна среди огромного мира, вызывая на свидание умерших из царства теней. Для каждого находила ласковое слово, описывала Богу их страдания и просила быть милосердным.
- Господи, они так страдали! Успокой их души! Дай им счастье! Дай им покой!
Молитва то звенела в ночи, то уносилась вместе с тенями, и нельзя было разобрать слов. Потом была хвала Господу. За что же славила его эта бедная женщина? За свою жалкую одинокую жизнь? За раннюю потерю близких ей людей? За войны, которые ей пришлось пережить? Нет. Она славила его за то, что видела этот прекрасный мир, могла еще быть полезна людям и имела силы работать.
Молитва кончилась. Я словно молилась вместе с хозяйкой и поняла, как ей хорошо сейчас. Она избавилась от непосильного груза своих воспоминаний, мысленно встретилась со всеми, кто был ей дорог, и теперь могла спокойно уснуть.
А мне опять не спится. Как нам - неверующим - освободиться от гнета воспоминаний, от невыплаканных детских слез, от обид? Кому излить душу свою? Перед кем раскрыть ее потайные уголки? Перед кем покаяться в больших и малых проступках своих? У кого испросить милосердия для своих близких?
Каким Богам молиться нам, нашим детям, если в нашей крови течет русская казачья, еврейская, калмыцкая, польская, татарская, турецкая и другая кровь, о которой мы даже не знаем? И нет мне ответа на эти вопросы... Я начинаю вспоминать то, что было до моего рождения, то, что рассказали мне моя мама и моя бабушка Феодосия Николаевна.

Больше всего Вера хотела написать о матери. Мать была ближе к ней, чем отец. Но прежде, чтобы понять, что происходило с матерью и почему, нужно было рассказать историю их семьи. Это была казачья семья, в которой воспитывались Вера, ее сестра и брат. Об этой семье Вера знала больше, чем о семье отца.

«В конце девятнадцатого века на хуторе у моего прадеда Николая Минаева было все. Казачий дом, скотина, большой надел земли, пятеро детей. Но его жена Марьюшка так и не оправилась после последних родов. Почахла, почахла и умерла, оставив орущего младенца и еще четверых малышей мал мала меньше. На поминках Николай напился, вышел на баз, свалился в сугроб, да и отморозил себе ноги. Их пришлось ампутировать. Соседи и родственники устали помогать, нужно было срочно искать молодуху на безногого мужа и на пятерых детей. Среди казачек такой не нашли. Потом вспомнили про Софью, дочку старого еврея часовщика, которая уже засиделась в девках. Николай был против, но их познакомили.
- Пусть забудет, что еврейка. Если примет нашу веру и будет жить, как казачка, то я согласен.
Софью окрестили и привезли к нему в дом. Голодные дети обступили ее. Она кинулась готовить. Ее еда была необычной и такой вкусной. Софья стала доброй матерью для этих детей. Про нее говорили, что такая мачеха лучше другой матери. А через год в 1892 году у них родилась девочка, которую назвали Феодосия, Фео, Феда, Дося, Феня, которая стала моей бабушкой, матерью моей мамы Нины.
Темные кудряшки миловидного лица Фео обрамляли молочно-белое лицо с синими отцовскими глазами. Она росла бойкой и предприимчивой. Маленькая разбойница с ангельским личиком. Больше детей у Софьи не было.
А несколькими годами раньше года рождения Фео в октябре 1884 года на хуторе Сурчины Алексеевского района Донской области (с 1961 года – Волгоградской области) в семье зажиточных верхне-донского казака Ивана Гордеева и калмычки Катерины родился поздний ребенок - потомственный казак Михаил Гордеев. Он подрастал, и впитывал в себя все качества и устремления казачества.
Главное, не быть ленивым! – так воспитывали его отец и мать. А ему и некогда было быть ленивым. Он любил вставать чуть свет. Все лето он спал  под навесом. Воздух был такой свежий, что он высыпался часа за 4, и чуть свет бежал в конюшню. Он любил коней. (Всю жизнь наперегонки с соседским мальчиком).
Получив дома в местной духовно-приходской школе начальное, по тем временам низшее образование, Михаил в возрасте двенадцати лет попал в один из лучших в стране Кадетских корпусов. Как правило наиболее способных и развитых казачков посылали учиться в престижные учебные заведения. В их число попал и Михаил, после предварительного собеседования он был отобран для продолжения обучения в Петербургском Алексеевском Кадетском корпусе. Родственники отмечали большое рвение Михаила к учебе, но рассказывали, что во время проводов отца дома не было. Он находился на регулярных военных сборах довольно далеко от дома. Малограмотная мать категорически не хотела отпускать сына:
- Мал еще из дома уезжать, не отпущу и все, мужские руки в хозяйстве нужны!
И тогда двенадцатилетний Михаил проявил самостоятельность, тайком ночью сбежал из дома. Пешком прошел несколько километров до станицы, где располагался пункт сбора казачат для отправки на учебу, и укатил в Петербург, где ему суждено было провести около восьми лет.
Нужно заметить, что Александровский Кадетский корпус, куда был направлен Михаил, окончили многие известные люди того времени, среди которых был, например, Атаман войска Донского, талантливый и всемирно известный писатель Краснов, сын военного ученого и историка.
Михаил прошел полный курс обучения этого корпуса, то есть прошел первую ступень среднего военного образования. Далее шел прямой путь на следующую ступень, то есть в военные училища, в высшие военные школы и т.д. В военных училищах различного направления по  родам войск срок обучения был равен трем годам, при этом каждый год обучения во многих училищах был как бы завершенным, в присвоением определенного звания и выдачей аттестата. После полного трех летнего курса казакам присваивался чин хорунжего, самого низшего офицерского звания в Казачьей Армии. Остальным присваивался чин подпоручика.
Михаил пробыл в Петербурге 8 - 10 лет, получил там две военные специальности: связиста-телеграфиста и инструктора по ковке лошадей, а также звание урядника, то есть начальника из рядовых. Тогда старший урядник был командиром роты, а младший – его помощником. Можно с уверенностью сказать, что полный курс военного училища он не окончил. Жаль, что не сохранились документы об образовании Михаила. По словам младшей дочери Михаила Клавдии, его аттестат с оценками по предметам сгорел при Сталинградской битве во время войны.
Известно, что Петербургское училище, в котором он обучался конному делу, после революции стало Высшей Кавалерийской школой красных командиров (1924 г.), а с 1925 года эта школа была переформирована в Кавалерийские Курсы Усовершенствования командного состава. Начальником этой школы был известный теоретик конного дела М.А. Баторский. Здесь прошли обучение видные военные командиры Отечественной войны: Г.К. Жуков, К.К. Рокоссовский, М.И. Савельев, И.Х. Баграмян, А.И. Еременко И многие другие. Все они учились в одной группе первого выпуска.
Примерно в 1905 году Михаил вернулся из Петербурга  домой, где был определен в Казачьем подразделении в соответствие с чином урядника и полученным образованием. По документам он числился, как казак Донской области Хоперского округа станицы Алексеевской.
В начале 1910 года в возрасте 25 лет он женился на Феодосии Николаевне Минаевой. Почти сразу он был откомандирован на службу в одну из Казачьих Воинских частей Екатеринбурга в качестве мастера по беспроволочной связи (телеграф). Жена с новорожденной Настей поехала с ним.

Жить пришлось не в городе, а в поселке Екатерининского прииска Верхотурского уезда, где жили золотоискатели, Среди них было много заключенных и ссыльных, поэтому все казаки и Михаил в том числе носили при себе оружие, то есть, наган. Все казаки обеспечивались денежным и продовольственным довольствием, заниматься добычей золота им не разрешалось. Но энергичная Феня, несмотря на запреты мужа, все же намыла золота из грунта, который она набирала у себя на подворье (в погребе, в сарае, в подвале). Впоследствии, когда семья Михаила вернулась домой на хутор Сурчины, это золото помогло им решить жилищную проблему. А пока там же на Урале в январе 1913 года родилась вторая их дочь Нина.
Михаил много работал, иногда ездил в разные районы уезда и по несколько дней не был дома, а Фео хозяйничала одна с двумя крохотными детьми, в это время она ждала третьего ребенка, к тому же она не могла привыкнуть к суровым уральским морозам, дефициту фруктов и овощей.  Решено было отправить ее с детьми на Сурчины. Михаил повез ее, но вернуться назад в Екатеринбург ему было не суждено. Началась Первая Мировая Война, война между двумя коалициями держав: германо-австрийский блок и Антанта, куда входила и Россия.
1 августа 1914 года Германия объявила войну России. Началась срочная мобилизация. Михаил и оба его старших брата были отправлены на фронт. Братья погибли, а Михаилу повезло, со своей Казачьей сотней он дошел до Польши (есть его фото от 19 мая 1915 года из Польши). Где долгое время пришлось удерживать натиск противника. Война была очень тяжелой. Протекала с переменным успехом сторон. В войну было вовлечено 38 государств, количество мобилизованных приближалось к 75 миллионам человек,
Для России эта война закончилась революцией. 3 марта 1918 года был заключен с Германией Брестский мир. Солдаты возвращались домой с радостью и с надеждой на мирную жизнь, но дома их ждала еще более страшная гражданская война. Казачество разделилось на красных и на белых, но обречены были и те и другие. Вольное казачество не вписывалось в рамки будущего тоталитарного государства. Независимое демократическое казачество, никогда не знавшее крепостничества и других видов насилия, в царской России было государственной опорой. После Революции они всеми силами старались сохранить свою независимость. 8 Января кубанские казаки объявили свой край независимым, Аналогично поступили казаки Дона и Терека. 10 января делегаты Донских, Терских и Кубанских казаков подписали декларацию об объединении трех казачьих республик, отвергающих коммунистическую идеологию, но государство это продержалось до апреля. В гражданской войне мобилизация была насильственной. Любой казак по воле случая мог стать красным или белым.
Михаил попал к красным в первую Конную армию под командованием С.М. Буденного, где занимался техническим обеспечением кавалеристов. Как специалист по конному делу, по ковке лошадей, он очень хорошо зарекомендовал себя у С.М. Буденного. Многие штабисты знали его лично, так как он подковывал им лошадей. Впоследствии это его не раз спасало от гибели.
Когда он вернулся домой, односельчане-завистники сразу же бросили его за решетку. Но друзья односельчане написали письмо С.М. Буденному с просьбой спасти Михаила от тюрьмы, а, может быть, и от расстрела. Ответ пришел немедленно. Буденный не только распорядился освободить Михаила из тюрьмы, но и рекомендовал его, как классного специалиста, направить в Новочеркасское кавалерийское училище инструктором ковочного дела. В 1924 году это училище было преобразовано в Кавалерийские курсы усовершенствования командного состава (ККУКС). Михаил проработал там более десяти лет.

Когда началась коллективизация, Фео вступилась за семью соседей Поляковых, рачительнее которых не было в округе. Они всегда работали только своей большой семьей, никогда не брали работников. Тяжелым трудом сумели сколотить хорошее хозяйство, и за это их теперь зачислили в ранг «кулаков».
Фео не сумела спасти Полячиху с детьми. Их выслали в Сибирь. Фео с несколькими другими «горластыми» бабами отправили в околоток.
Так в тяжелый 1928 год дети Михаила и Фео остались одни. Но они были воспитаны в настоящей казачьей семье, и не пропали, не умерли от голода. Они выжили, потому что их с малых лет научили работать. Раньше глубокой осени на колхозном поле ничего нельзя было собирать, за сбор колосков на поле можно было получить десять лет тюрьмы. Но они помнили, как их мать Фео умела готовить из «ничего», что на замерзшем поле можно собрать мерзлую картошку, свеклу. Весной они знали, что можно делать пирожки с лебедой с крапивой, а из спелых желудей можно сделать муку. Правда, колобком, испеченным из такой муки, можно было через некоторое время забивать гвозди, но свежевыпеченные оладьи из желудевой муки были вполне съедобными. Помнили они и о том, как, подоткнув юбку, их мать Фео могла разбить тонкий осенний ледок на Хопре, и отправиться с бреднем ловить рыбу. Они не могли погибнуть, так как знали много способов выживания. Мороженая картошка была немного сладковатой, хлеб из желудей – немного горьковатым, а рыба была такой вкусной даже без соли, которую тогда невозможно было достать.