Ты никогда не сможешь!

Из старого полуразвалившегося домика выскочила девочка лет пяти: шапка набекрень, тёплые зимние штанишки протёрты на коленях, варежки серыми мышиными мордочками торчат из карманов, в правой руке кисточка, в левой руке пакет с банками гуаши. Она потёрла ладошки, сунула кисточку в синюю краску и стала выводить неряшливые цветочные узоры по утоптанной, влажной от оттепели дорожке. Она рисовала увлечённо. Необыкновенно старательно и долго для такой крохи.
Бабушка позвала внучку обедать. Раз. Другой. Покачала седой головой, вздохнула. На больных ногах не побегаешь за непослушной девчонкой. Испустив глубокий-преглубокий вздох, решила: «Проголодается, придёт», – и включила телевизор.
С неба брызнул мелкий невесомый дождь, размывая контуры, перемешивая краски и меняя узор до неузнаваемости. Девочка ничуть не расстроилась, а заторопилась.
Залаяла цепная собака Белка. Скрипнула калитка. Во двор вошёл какой-то старик, с короткой аккуратной бородкой, в сером пальто, вокруг шеи намотан полосатый яркий шарф. Он улыбнулся и спросил:
– Что это ты рисуешь, Ника?
– А откуда вы знаете, как меня зовут.
– А я друг твоей бабушки.
– Ну, так и идите к бабушке, – грубо ответила девочка.
Старик обиженно, скрипуче хмыкнул, спросил:
– Не замёрзла? – не получил ответа. – Что ты делаешь?
– Я хочу сделать морозный узор, – раздражённо ответила Ника. – А у меня не получается.
– И не получится, – он присел рядом, взял кисточку, повёл ею по снегу. Лёгкие пёрышки разошлись по дорожке.
Девочка открыла рот от удивления.
– Вы что ли волшебник? – потёрла красный от холода нос.
Дождь сменился снегом. Старик загадочно улыбнулся, поцеловал пальчики девочки:
– Я знакомый твоей бабушки. Я знаю, что ты добрая девочка, неленивая, а ещё знаю, что у тебя никогда не получится морозный узор, – подмигнул и пошёл к дому. Минуту спустя вышел с банкой свежего молока, скрипнул калиткой и скрылся в белой сплошной пелене снегопада.
…
Её руки постоянно мёрзли. Ника грела их о чашку с какао. Какао быстро стыло, а пальцы оставались холодными. Много лет назад старик сказал, что ей не дадутся морозные узоры. Может быть, он знал, что Ника упряма и никогда не сдаётся, может быть, и вправду считал, что у той ничего не получится, но слова въелись в душу, заставили рисовать снова и снова, копировать со стекла завитки.
Подруга заглянула в альбом, завистливо охнула:
– Какая прелесть. Новая картина?
Ника пожала плечами. Ей не нравилось то, что получилось. Мало лёгкости, мало воздуха, мало волшебства. Совсем не столько, сколько в снеге и ледяной вязи. «Злой старикашка, ты же знал, что это моя мечта, рисовать, прямо как мороз на окнах», – покачала головой:
– Нет, Окси, просто так. Никому не интересен снег.
Девушка поправила очки:
– Но он получается у тебя лучше всего.
Взгляды встретились. Ника повела плечами, укутанными в объёмный свитер, сощурила серые глаза:
– А ты бы купила рисованный снег? Почём возьмёшь килограммчик?
– Ну тебя, – заглянула в телефон.– Ой, Серёжка за мной приехал, я побежала, – поцеловала подругу в щёку и убежала.
Ника, не выпив шоколад, заказала себе ещё чашечку. Не для того, чтобы пить, а для того, чтобы греть пальцы и вдыхать аромат. Рука заскользила по листу бумаги, выводя замысловатую вязь.
Кто-то встал за спиной.
Ника решила не обращать на чужое присутствие внимания. Обычно люди, когда их не замечают, уходят. Увы, незнакомец стоял позади и смотрел, смотрел, смотрел.
Она нехотя повернулась и отчего-то вздрогнула: «Какое у него некрасивое лицо. Некрасивое и интересное». Действительно, незнакомый юноша был не хорош. Резкие широкие скулы, тонкие серьёзные губы с вертикальными чёрточками обветренной кожи. Пронзительные угольно-чёрные глаза, выдающийся подбородок. Всего его словно бы кто-то вырубил топором.
– У тебя никогда не получится нарисовать морозный узор, – вместо комплиментов заявил он, сел рядом с Никой и грубо подвинул её, выну из руки карандаш и стал чертить резкие прямые в изящных завитках.
Девушка хотела возмутиться, но вместо этого заметила: «Какие у него горячие пальцы. Горячее чашки с шоколадом. Как странно». Ника заглянула в альбом и ахнула. Это было волшебство. Линии ожили, обрели объём, снежинки словно бы заиграли гранями.
– Ты…
– Мне некогда, – он встал, вышел из кафе, сел в старенькую машину и укатил.
…
Ника не могла уснуть. Её мечта сбылась. Картины стали продаваться вдвое быстрей и вдесятеро дороже. Старый бабушкин дом за одно лето распрямился, вырос, взлетел, обратился кирпичным особняком. Ника радовалась: «Вот теперь твои бедные больные ноги перестанут ныть от сквозняков и холода». И всё же ей было грустно. Наверно так бывает. Люди приходят, чтобы душа больше не знала покоя. Они просто пробегают мимо и не знают, что остаются навсегда в сердце. Юноша с некрасивым лицом поселился в портретах. Жар его рук словно жадными искорками воспламенил сухое и занятое только работой сердце Ники. То и дело девушка ловила себя на мысли: «Если я попаду в этот журнал, он увидит меня и захочет встретиться», или «Он наверно художник, вот будет выставка покрупней, и он придёт, встанет возле картины и поймёт, что ошибался». Увы, ничего этого не сбывалось.
…
Она стояла в огромном полупустом зале и рассматривала первую из привезённых картин. Грустно улыбнулась: «Три года прошло, а я всё никак не уймусь». Ника вздрогнула, услышав салют, глянула в окошко. Огромная целлофановая ель блистала огоньками. Толпа молодых людей плясала весело и беспечно. Юноша жадно целовал подружку.
Ника нахмурилась: «А мне некогда заниматься такими глупостями».
Сегодняшняя выставка была особенной. Благотворительная распродажа картин. Чек на сумму со многими нулями должен был превратиться в игрушки и платья, лекарства и оборудование. Зачем ей деньги? Зачем ей так много денег. Бабушка умерла. Ника грустно вздохнула: «Если бы мы жили чуть легче, если бы она не работала так тяжело. Если кто-то проживёт чуть дольше благодаря моим деньгам, бабушка. Прости, что не слушалась и не шла домой с первого раза…», – тяжёлые мысли заставили взглотнуть, прогоняя с глаз пелену.
Грузчики старались на славу. Окси превратившаяся в Оксану Игоревну и сменившая очки на контактные линзы, джинсы на модные платья, а робкие тихие фразы на ледяной и уверенный тон раздавала указания.
Гостей было много. Лица выражали озабоченную суетливость и жажду покупки. Ещё бы. Последняя выставка снежного волшебства. Говорят, автор решила больше не ледяные руны. Может быть только рекламный ход, но как хороши полотна!

Ника грела руки о чашку с кофе в опустевшем запачканном зале, по полу которого валялись остатки обёрток и верёвок. Всё раскупили, и эхо поселилось под сводами. Неуютно. Кто-то подошёл и замер позади. Девушка вздохнула. Ах, как она ненавидела эту вежливую манеру молча стоять за спиной и ждать, когда тебя заметят. Сердце сжалось болезненно и обижено: «Всякий раз это не ты. Да и кто ты? Просто человек с горячими руками?». Она выронила чашку кофе. Напиток залил брюки. Он стоял словно в тот самый вечер. Такой же нескладный, внимательный и серьёзные. Теперь на нём был строгий костюм, а в руках кейс. Он улыбнулся, кажется, узнавая, задумчиво пожал плечами:
– Наверное, я был не прав. У вас стал получаться снег.
– Я… – и теперь она не знала, что сказать, пролепетала что-то, чувствуя, как трещит новогодним шальным фейерверком затаённое пламя.
– Михаил Анатольевич. Ваш юрист. Мы общались с вами по телефону. Я принёс бумаги на подпись. Что с вами? Вам плохо?
Ника отряхнула капельки кофе. Головокружение сбивало с ног. Она боролась с ним и побеждала в сражении.
– Давайте ваши бумаги.
– Вот. Можно спросить. Почему вы это делаете? То есть, я понимаю, мода, пиар, но я знаю, сколько остаётся на вашем счету, этого едва хватает покрыть расходы на краски, аренду студии…
– Очень просто, – она посмотрела в окно, где какой-то седой мужчина разговаривал с маленькой девочкой не сумевшей устоять на коньках. – Вещи всего лишь вещи. Мне кажется, люди могут помочь Деду Морозу, – она ухмыльнулась скептически. – Разгрузить его от стряпанья игрушек, чтобы он мог совершать настоящие чудеса.
– Понимаю. Вы рисуете, я занимаюсь счетами и договорами?
– Наверное.
 Старик обернулся. Его аккуратная седая борода и цветной шарф напомнили знакомца из детства. Он улыбнулся, губы шевельнулись, словно говоря «спасибо».
Девочка встала на коньки и даже сквозь закрытое окно и стеклопакет послышалось: «А я всё равно буду». Повалил снег. Ника закрыла глаза и, подумав о том, что устала ждать, уткнулась лбом в плечо того, кто одним горячим прикосновением рассказал ей тайну холодного снега, попросила: «Подари мне ещё одно чудо». Михаил вздрогнул, его рука боязливо легла на плечо Ники. Он ничего не понимал в рисунках и живописи. В тот день он сам не знал, отчего взял в руки карандаш и принялся вычерчивать линии, словно в своих сухих графиках.
Снег сплошной пеленой закрыл окно, пряча от прохожих пустой зал и неловко замершие фигуры.
Седой старик ухмыльнулся: «Ничего у вас не получится», помахал ладонью ряженым Деду Морозу и Снегурке, поправил шарф и огляделся по сторонам: «Так, да у меня теперь есть уйма времени…».