Признание. Ги де Мопассан

Полуденное солнце падает дождём на поля. Холмистые поля простираются широко среди садов, и разнообразные травы покрывают ковром голый живот земли. Здесь и спелая рожь, и жёлтая пшеница, и светло-зелёный овёс, и тёмно-зелёный клевер.
На вершине одного из холмов располагается вереница коров, похожая на шеренгу солдат. Одни из них лежат, другие стоят, подняв большие глаза к палящему солнцу, и жуют клевер, который простирается вокруг, как зелёное озеро.
Две женщины, мать и дочь, осторожно идут друг за другом, качаясь, по узкой тропинке, ведущей к этим коровам.
Они несут по два цинковых ведра, и металл при каждом их шаге отбрасывает белые блики под солнцем, которое падает на него.
Они не разговаривают. Они идут доить коров. Вот они подходят к ним, ставят ведра перед коровами и поднимают их ударом сабо в бок. Животные медленно встают сначала на передние ноги, затем поднимают большой круп, который кажется ещё более тяжёлым из-за огромного вымени.
И две женщины Маливуар, мать и дочь, становятся на колени под животом коров и начинают выдавливать белые струйки в вёдра. По краям вёдер появляется желтоватая пена, и женщины переходят от коровы к корове, пока не доходят до конца вереницы.
Когда они заканчивают доить корову, то перегоняют её пастись на участок с нетронутой травой.
Затем они уходят, уже более медленно, нагруженные тяжёлыми вёдрами с молоком. Мать идёт впереди, дочь – сзади.
Но последняя внезапно останавливается, ставит свою ношу на землю, садится и начинает плакать.
Мамаша Маливуар, не слыша больше шагов за собой, оборачивается и замирает от удивления:
- Что с тобой?
Дочь Селеста, крупная девушка с выгоревшими волосами, с загорелыми щеками, покрытыми веснушками, словно капли огня упали ей на лицо, лепечет сквозь слёзы, как ребёнок, которого побили:
- Я не могу нести молоко!
Мать подозрительно смотрит на неё. Она повторяет:
- Что с тобой?
Селеста отвечает, сидя на земле между двумя вёдрами, пряча глаза в фартук:
- Оно слишком тяжёлое. Тянет. Я не могу.
Мать в третий раз спрашивает:
- Да что с тобой?
Дочь всхлипывает:
- Я думаю, что я беременна.
Она плачет.
Старуха тоже ставит свои вёдра, настолько поражённая, что ничего не понимает. Наконец, она лепечет:
- Ты… ты беременна, негодяйка? Как это может быть?
Это – семья богатых фермеров Маливуар. Они уважаемы, хитры и влиятельны.
Селеста заикается:
- Я думаю, что это так.
Обезумевшая мать смотрит на плачущую дочь несколько секунд. Потом она кричит:
- Ты беременна! Беременна! Где же ты успела?
Селеста, сотрясаемая рыданиями, бормочет:
- Я думаю, что в экипаже Полита.
Старуха старается понять, догадаться, кто причинил дочери это несчастье. Если это – богатый парень, то всё устроится. Селеста – не первая, кто испытал подобное горе. Но это бросит на неё тень, учитывая их положение.
Она спрашивает:
- И кто же сделал тебе ребёнка, шлюха?
И Селеста, решившаяся говорить всю правду, отвечает:
- Я думаю, что это Полит.
Тогда мамаша Маливуар, обезумев от гнева, начинает так сильно колотить дочь, что с неё спадает чепчик.
Она бьёт дочь кулаками по голове, по спине, повсюду, а Селеста, растянувшись между двумя вёдрами, которые её немного защищают, закрывает лицо руками.
Удивлённые коровы перестают жевать и, обернувшись, смотрят на них своими большими глазами. Последняя корова мычит, повернув морду к женщинам.
Мамаша Маливуар, поколотив дочь и выбившись из дыхания, останавливается, наконец. Немного придя в себя, она хочет полностью отдать себе отчёт в ситуации:
- Полит! Да как это возможно? Как ты могла спутаться с кучером дилижанса? Ты что, ум потеряла?
Селеста, всё ещё лёжа на земле, шепчет в пыли:
- Я не платила за проезд.
И старая нормандка начинает понимать.

*
Каждую неделю по средам и субботам Селеста отвозила в город продукты с фермы: птицу, сливки и яйца.
Она выходила из дома в 7 часов утра с двумя большими корзинами: сливки и яйца – в одной, птица – в другой, и ждала дилижанс на дороге.
Она ставила корзины на землю и садилась у обочины. Цыплята с короткими острыми клювами и утята с широкими плоскими переносицами, высовывая головы через прутья корзины, смотрели на неё своими круглыми, глупыми, удивлёнными глазами.
Вскоре прибывала колымага, похожая на жёлтый чемодан с верхом из чёрной кожи, которая побрасывала задок из-за усталой рыси белой клячи, впряжённой в неё.
Кучер Полит, толстый весёлый молодой парень с большим брюхом, выжаренный солнцем, обвеянный всеми ветрами, вымоченный дождями, с лицом и шеей кирпичного цвета из-за водки, кричал издалека, щёлкая кнутом:
- Добрый день, мамзель Селеста! Надеюсь, вы здоровы?
Она подавала ему одну за другой свои корзины, которые он ставил на крышу, затем поднималась, высоко задирая ноги, чтобы достать до подножки, и показывала мощную икру в синем чулке.
И каждый раз Полит повторял одну и ту же шутку: «Да она не похудела!»
И она смеялась, находя это забавным.
Затем он кричал: «Пошла, милая!», и тощая лошадь пускалась в путь. Тогда Селеста доставала свой кошелёк из кармана, медленно вынимала из него 10 су: 6 – за себя, и 4 – за поклажу, и передавала их Политу через плечо. Он брал их со словами:
- А может, лучше позабавимся сегодня, а?
И хохотал от души, оборачиваясь, чтобы вдоволь смотреть на неё.
Ей дорого стоило платить по полфранка за каждые 3 километра пути. И когда у неё не было су, она страдала заранее, не решаясь расстаться с серебряной монетой.
Однажды, когда настало время платить, она спросила:
- Раз уж я – постоянная клиентка, может быть, возьмёте с меня только 6 су?
Он начал смеяться:
- 6 су? Милая, вы стоите больше, будьте уверены.
Она настаивала:
- Вы получите 2 франка в месяц.
Он закричал, осаживая лошадь:
- Ну, хорошо, договорились! Ради забавы, я согласен.
Она переспросила с глупым видом:
- Что вы говорите?
Он так развеселился, что закашлялся вместо смеха:
- Забава – это забава, забава между парнем и девушкой, двое без музыки.
Она поняла, покраснела и заявила:
- Я – не из этого сорта, мсье Полит.
Но он не оробел и повторил, всё больше веселясь:
- Вы прекрасно подойдёте для такой забавы!
С этого времени, каждый раз принимая от неё деньги, он говорил:
- Сегодня ещё не позабавимся?
Она тоже начала шутить и отвечала:
- Сегодня ещё нет, мсье Полит, а в субботу – точно!
И он кричал со смехом:
- В субботу? Договорились, красотка!
Но она подсчитала, что за 2 года своих поездок она заплатила Политу 48 франков, а 48 франков для деревенской девушки на дороге не валяются, и ещё она подсчитала, что за следующие 2 года накопится уже около 100 франков.
И вот однажды весной, когда он спросил, как обычно: «А может, сегодня позабавимся?», она ответила:
- К вашим услугам, мсье Полит.
Он вовсе не удивился и сошёл с банкетки, бормоча с довольным видом:
- Вот и хорошо. Я знал, что этим закончится.
Старая белая лошадь начала идти таким тихим шагом, что, казалось, танцевала на месте, и была глуха к крикам, которые раздавались из дилижанса: «Пошла, милая! Пошла, милая!»
3 месяца спустя Селеста заметила, что беременна.

*
Она рассказала всё это матери со слезами. Старуха, бледная от гнева, спросила:
- И сколько же ты сэкономила?
Селеста ответила:
- За 4 месяца – 8 франков.
Тогда гнев крестьянки достиг апогея, и она снова начала колотить дочь, пока не выдохлась. Затем она спросила:
- Ты сказала ему, что беременна?
- Конечно, нет!
- Почему?
- Потому что он тогда заставит меня платить!
Тогда старуха подумала и сказала, беря вёдра:
- Ладно, поднимайся и попытайся идти.
Затем после небольшого молчания она вновь сказала:
- Ничего ему не говори. Может быть, он не заметит. Если бы я могла выиграть 6-8 месяцев!
Селеста, поднявшись и ещё плача, с растрёпанными волосами, распухшая, начала тяжело идти, бормоча:
- Я ничего не скажу.

22 июля 1884
(Переведено 31 мая 2015)