Нити нераспутанных последствий. 6 глава

13 ноября. 2018 год. Евпаторское Заведение, училище постоянного проживание на территории Крыма. Утро. « Открыть свою тайну всегда сложно. А открыть чужую тайну вдвойне тяжелее. Да, так тяжело, что не каждый осмелиться прямо так, глядя на белое лицо и серые глаза, начать рассказывать. И рассказывая, человек должен не сбиваясь, четко говорить о том, что еще вовсе не уложилось в его голове на свободные полочки. Он ведь даже не успел их освободить для чего-то нового, о чем они сами еще не подразумевают… И все-таки мне было интересно, найдется ли среди моих близких людей, знающих эту тайну, человек, который расскажет мне все до глубоких подробностей, и при этом не убежит от самого себя. И он нашелся, этот смелый человек, который заговорит  об этом первым! Конечно, это ты, моя Женщина с загадкой»- я гляжу на серое море, перебирая ногами маленькие, неровные камни. После наклоняюсь, кладу в ладошку пять самых красивых, кругленькой формы камешков и возвращаю их в родное место. Чуть подойдя ближе, я кидаю их в мутную воду, что больше не чиста, как прежде. Почему же так?
Ты стоишь в трех шагах от меня, долго не оборачиваешься. Прибывшие только сию секунду волны почти долетают до твоих ног, на которых одеты аккуратненькие черные ботиночки на маленьком каблучке. Да, ты, верно, пришла сюда перед каким-то собранием, что начнется для всех преподавателей нашего заведения в зале главного корпуса через полчаса. Я замечаю на тебе яркий, рыжий вязаный свитер, который не дает холоду касаться твоих рук. Прохлада, исходящая от воды долетает лишь до меня. Сделав несколько шагов, я останавливаюсь с левой стороны от тебя, как начинаю разговор:
- Таня, скажите мне, вы видели ее, хоть раз, когда она появлялась перед вами в сереньком платье, пояс которого завязан на скромный бантик?
Ты отрицательно крутишь головой, переводишь взгляд на меня и слегка улыбнувшись, говоришь:
- Она ведь твоя Тишина. Разве нет? Разве может видеть ее кто-то еще именно сейчас, когда дует ноябрьский ветер, запутывая пряди наших волос? А как он дует, как он касается нашего тела, ты, ведь, не видишь этого, так не вижу я Тишины. А может, просто кому-то суждено ловить их взгляды, а кому-то нет…
Я смотрю на тебя, а после, опустив голову, мягко улыбаюсь. Вспоминаю, что вчера вечером во мне горело желание сказать тебе о чем-то замечательном.
- А, что если скажу то, что перед кем-то очень знакомым тебе представилась наша Свидетельница многого? Нет, она не просто появилась перед ним, она смогла взглянуть на него так, что он в первый же миг понял больше, чем понимаем мы все. Я каждый день прокручиваю в голове тот час, когда увидела твоего мальчика с огромными голубыми глазами на дороге, покрытой снегом. Снег тогда падал на его глаза, глаза, в которых была полная ясность того, о чем сказала ему Тишина. Я после осознала, почему именно ему она сообщила эту фразу, а не тебе или Аринке. Потому что мы не поняли бы до конца то главное, а лучше сказать, не послушали бы ее. – я останавливаюсь говорить, уже вижу твое удивление, как ты сводишь глаза с моря на меня, - Я рассказала это тебе, а теперь ты, пожалуйста, скажи мне о « кофейных зернах» и том…
Не договорив, я оборачиваюсь. Вижу незнакомый силуэт человека, его я не знаю, верно.  На нем темный плащ, прикрывающий белую рубашку с широкими рукавами, такую носили раньше одни графы, которые были, непременно, высокого о себе мнения. Но я не скажу, что он входил в их число. Ведь в нем присутствовало что-то иное, а не самолюбие. Через секунду я обратила внимание на его ноги в стоптанных сапогах, и чуть сщурила глаза. Как же так бывает, все в нем прекрасно, кроме обуви! Неужели нельзя приобрести новые сапожки, или у нас в Евпатории нынче обуви не делают? Но это по сравнению с тем, что он держал в руках, было абсолютной мелочью. Я вмиг забыла о его сапогах, странном плаще, о том, что рядом стояла ты, готовая рассказать мне о том, что он как раз собирается поставить на землю. Внезапно он опускается на колени, и кладет на холодный песок одну картонную коробочку, на крышке которой я замечаю полосу. « Моя коробка! Моя коробка!»- я кричу ему в мыслях. И он, словно подхватив их, качает тяжело растрёпанной головой. После он поднимает взгляд на тебя, и я вижу, как он обхватывает концы твоих волос, которые начинают тут же резвиться. А когда он опускает глаза, то концы твоих волос больше не резвятся. И волны, волны перестают бежать так быстро, нагоняя друг друга. Тогда я хочу подойти ближе, но незнакомец опережает меня и уже его руки касаются крышки коробки. Он поднимает ее, и я вздрагиваю, вздрагиваю, потому что не вижу в ней тех страшных стекляшек. Но стоит мне сделать шаг, он растворяется в воздухе вместе с моей коробкой. Я не успеваю проговорить и слова, шевельнуть замершими, синими губами.
В этот момент ты берешь меня за руку и начинаешь говорить, смотря потрясающими земными, на этот раз, зелеными глазами:
- Увидела ее, да? Или может это ее друг уже решил тебе все рассказать? Аринка говорила мне о Ветре, который сильно привязан к человеку, хранящему тайну. Привязан к Ольге, именно к ней. Я знаешь, долго думала с чего начать и, честно, уже запуталась. Мысли перемешались. Хотела начать о нем, а сейчас, поняла, что все тебе открыто уже давно. Встречай своего нового собеседника!
Внезапно ты отпустила руку, повернулась ко мне боком и так просто была уже готова уйти. Ты лишь заинтриговала меня, оставив наедине с этим незнакомцем. Нет, ты, конечно, убедила меня в том, что он расскажет мне все сам. Но как? Ведь он Ветер и дождаться слова от него, это все равно, что ждать приближение весенней грозы в месяце ноябре.
-Танечка, - я возникаю у тебя на пути, снова берусь за твои теплые руки и чувствую, как это тепло проникает в самое сердце, оставляя горячий след , который заставляет меня спокойно говорить, не бегая глазами в разные стороны, - Я не хочу, чтобы о том, что происходит в кругу моих близких и любимых людей, говорил мне кто-то иной. Будь это даже Ветер, что взял мою картонную коробку! Будь эта Тишина, что вновь представилась передо мной в самый нужный миг, когда я чуть не потеряла одного из вас, Аринку, нашу черноволосую девочку! Говорите! – я смотрю на тебя, тороплю взглядом. Потому что еще одна секунда, и умру от ожидания, от любопытства, от того, что я хочу разобраться в непонятых мне событиях, что отразились и на тебе, на моей Женщине с загадкой.
И теперь я мечтаю услышать любое, пусть самое страшное, пусть самое смешное. Но главное – услышать хоть что-нибудь!
- Эту коробку взял вовсе не Ветер, а человек, хранивший тайну до этого мига. У него четкий план на тебя, потому что его цель – это вернуть тебя в прошлое столетие. Так бы ты смогла развивать свои уникальные способности, и это обязательно привело бы к чему-нибудь необыкновенному. Но, разумеется, ничто не остается без платы своего рода.  У всего этого жестокая цена, половину которой он уже потребовал, вернее, потребовала Ольга, которая теперь « жонглирует» всеми стекляшками, что еще остались. Да, ведь, с двумя из них она уже рассталась, так безжалостно, так нелепо, так страшно одной и второй ночью. И Тишина смогла помешать ей только раз, широко расставив руки. Так, что мальчик Алексей... – на этом месте ты неожиданно запнулась.
- Ах, вот чего так боялась Свидетельница многого! В глазах проясняется ясность. Танечка, неужели ты тоже испугалась? Это ведь не серьезно, три стекляшки ничего не изменят. А Леше надо сказать, чтобы он не так крепко спал по ночам. Легче, конечно, поговорить с Ольгой. Я уверена, это не совсем ее идея. Поверь мне, она не способна так мыслить. Все будет как-нибудь! – и я отвернулась, расширила глаза. – Танечка, не волнуйся! Ведь мне про это известно,  много…
« Но я не думала на самом деле так, как сказала тебе. Потому что все, что перевернулось в моей душе, заставило меня замолчать, запретило мне произносить и слово. Оставалось лишь отвернуться и продолжить шагать по холодному песку, который часто сыпет на концы своего платья Тишина. Она садиться на колени, потягивая к нему свои белоснежные ладони. Наверно в тот миг, когда я не ощутила ее присутствия, я поняла, что никогда еще не с кем так не смела говорить. Я не увидела твоего грустного лица, тех щек, которые вмиг потеряли румянец, не увидела и уголков малиновых губ, что опустились вниз. И лишь глаза, твои глаза взглянули в мою сторону, уже не сверкая, как был до этого дня. Я знаю, что ты подумала в ту секунду, когда услышала мою безобразную фразу, фразу человека, которому безразлична жизнь другого. И я не стала останавливать твои мысли, строить им преграду, чтобы они не успели добраться до твоего сознания. А можно было бы броситься к тебе на шею, провести ледяной рукой по темным, густым волосам, ощутить сладкий запах неких духов, тех, которые так привлекают нашу Свидетельницу многого. А я лишь продолжала тяжело идти по песку, сильно зажмуривая глаза, из которых медленно полились крохотные соленые, как море, капельки…»
***
13 ноября. 2018 год. Евпаторское Заведение, училище постоянного проживание на территории Крыма. Утро. « Отвлечься! Теперь это единственное, чего так хочет человек, хранивший тайну на протяжении многих дней. Как же сильно Ольга желает поймать новые мысли, ухватиться хотя бы за край и, чтобы те ее завлекли. Пусть эти мысли не будут понятны ей самой, пусть будут мучить бессонные ночи, главное, чтобы они совершенно не сплетались с тем, что постоянно снится ей. Этот сон, в котором она глядит на собственные руки, после роняет коробку, и в сердце ее вспыхивает испуг. Она часто вскакивает с кровати, убирает руку Архимея Петровича с плеча и вспотевшими ладонями касается до запястий, смотрит сквозь темноту, разрезая ее зеленоватым взглядом. Темнота трескается вмиг, осколки разлетаются по всей комнате. Еще одно мгновенье и они долетят до мирно спавшего, старика. Но Ветер всегда расставляет руки широко, превращается, словно в отталкивающую стену, которая заставляет осколки упасть. Те послушны и безукоризненны, они прекрасно знают характер Ветра, который не станет обращать на них внимание, когда ему будет угодно.» - но сейчас вовсе не о Ветре. Не о нем думала Ольга, уже вторую минуту глядя на треснутую, немного заляпанную чем-то липким, рамку. Ее края были изрезаны очень аккуратно, казалось, будто какой-то мастер трудился над ней одним дождливым днем, убирая осиновую стружку острым ножичком. Она проводила по ней своими пальчиками, подносила к лицу, чувствуя запах старого дерева, срубленного специально для этой рамки. Она не сразу стала вглядываться в чёрно-белую фотографию, на которой увидела изображение одной очаровательной девушки. В глаза бросилась неровная челка, что слегка прикрывала сощурившееся глаза, маленькие щечки, что были приподняты и едва заметная улыбка. Незнакомка так понравилась Ольге, что она сама невольно улыбнулась, посмотрев в эти глаза, которые говорили что-то неразборчиво именно ей.
Она облокотилась на стол стрика, что оставался блестеть все дни, когда Архимей Петрович не работал, проводил большинство времени в не застеленной кровати, поглощая одну книгу Михаила Булгакова. Вернее, он увлекся томиком его неопубликованным в давние годы романом, название которого почему-то отказался говорить Оленьке. Он стал быстро скакать с одной темы разговора на другую, этим расстраивая свою Оленьку. Поэтому, когда она захотела спросить про фотографию, то в первую секунду засомневалась, ответит ли он ей или предложит подышать морским воздухом, пройтись по берегу моря, спотыкаясь о мелкие камешки. Но тут она внезапно повернулась к нему лицом, надула щеки. Оглядев его сосредоточенное лицо, сухие губы, которые закрывали седые усы, она оставила рамку на столе, незаметно сделала три шага. А после, оказавшись сидеть на краю кровати, подняла, упавший с пола, тёплый плед. Она укрыла им его ноги, подтянула чуть наверх, коснулась открытой шеи и заговаривала, смотря так завораживающе:
- Расскажите мне о ней! Вы никогда мне ничего не говорили, ни чем не делились. Помните, когда мы с вами в прошлый раз глядели на эту запечатленную девушку, вы промолчали, опустили глаза. А мне так хочется услышать о ней хотя бы пару слов, чтобы узнать о том, как и чем она жила, почему так дорога вам спустя года…
Внезапно старик закрыл книжку, не успев дочитать нижнюю строку, он так и не узнал, что сказал всадник. Это было интересно, разумеется. Но его история по сравнению с этой в тысячу раз лиричней.
***
18 мая. 1993 год. Евпатория. Особняк на берегу черного моря. Называли ее все жители маленького городка Идочкой, той, что безумно любила находиться в скромном особняке, что был подарен ее отцом. В трех шагах от  него располагалось море, и это было не самое прекрасное, от чего часами не могла оторвать глаз двадцатилетняя девушка. Ничто так не привлекало ее, как коротенький коридорчик, что вел в просторный зал с деревянным полом, который по ее желанию был выкрашен одним днем в бледный, голубой цвет. Нельзя описать дестью словами, как она любила ходить по нему босыми ногами всегда в одно и то же время в выходные дни.
Это воскресенье ничем не отличалось от предыдущего, когда Идочка показалась в деревянных дверях и легким движением руки поправила длинную неровную челку, которая всячески забиралась в ее глаза, щекоча ресницы. Другой рукой она задела бежевую краску, что тот час посыпалась с двери на ее загорелые ножки. Наклонившись чуть вперед, она начала глядеть на силуэт человека, который прикрывала прозрачная болтающаяся резво занавеска. С ней, верно, играл Ветер, не давая девушке глядеть на Хима. Да, Ветер уже тогда стал приглядывать за этими, как ему казалось, слишком интересными людьми, которые в его глазах уже были связаны с будущей историей. Но он никогда не открывался им, лишь появлялся рядом с Химом, когда тот устремлял взгляд на клавиши пианино. Игра « Les Feuilles Mortes» на его любимом инструменте отнимало у него практически пол солнечного дня. А ведь он мог посвятить его своей Идочке, посадить на колени, и,  коснувшись ее загорелых пальчиков, перевести их на черно-белые клавиши нового пианино. Об этом мечтала девушка, услышать хоть раз тихий голос, приглушенный бегущей морской волной, чьи брызги почти долетают до белоснежной рубашки Хима, которая не застегнута на две последние мелкие цветочные пуговички почти всегда. Но ждать у нее никогда не получалось, поэтому она сама пробегая по чистому полу, обращалась к нему, наклонив голову на левый бок.
Стоило ей коснуться рукой занавески, она разглядела вдохновленное лицо их общего друга Ветра. Тот, поставив локоть на пианино, взявшись другой рукой за край темного плаща с едва заметной бардовой заплаткой, смотрел куда-то сквозь песок. Именно на песке стоял инструмент, это была просьба Идочки. Она думала, что проводя часы за игрой, Хим будет дышать морским воздухом, что так нравится Ветру. Обратив взгляд светлых зелёных глаз, что выгорел на крымском солнце, она спустилась с голубоватой ступеньки, как зачарованная остановилась позади Хима.
- А я вам покажу что! Что я покажу! Глаза не сможете опустить. Вы только со мной пойдемте! Это зрелище каждого очарует. Еще со вчерашнего дня я лишь им и живу. И ожидание во мне таится, что вы, наконец, увидеть то, на что я положи свои долгие старания. Нет, нет, они были не такими долгими, как вы уже решили внутри себя! Но они были усердными… Ну, пойдемте! И вы пожалуйста, наш общий друг, Ветер, взгляните на это!- заметив, как Хим поднял глаза на Ветра, а тот кивнул головой, он опустил черную крышку пианино. И выскочили из его глаз черно-белые клавиши, теперь в них появилось очаровательное личико Идочки, которое горело желанием, кое-что показать. Девушка, не раздумывая, взяла Хима за теплую руку и поднялась по ступеньке.
- Покажем им, моя дорогая! Пусть увидят! – отпустив его руку, она, произнеся это, прошлась не спеша вперед.
На лице Ветра появилась легкая улыбка, а из глаз его посыпались искры, что после упали на стоптанные сапожки. Ведь он увидел не кого-то там, а ее! Тишина тогда показалась в дверях, босой легкой походкой она, будто пролетев, оказалась стоять напротив Идочки. И всю ее нежность разглядел Ветер, и застенчивость, от которой на ее белом лице появлялся некий румянец. Идочка, ни в чем не сомневаясь, протянула обе руки в сторону Свидетельницы многого и тут же завелась в танце. Этот танец был придуман именно ею, это сразу понял Ветер. Ведь никогда ни зачем подобным ему еще не приходилось наблюдать, не закрывая глаз. Ах, и сколько он повидал на пышных балах у разных графов! А такое видит первый раз!
Такая изящность движений Тишины слились с легкостью Идочки, что та, вытягивая руки, то сгибая в локтях, начинала кружиться на двух ногах, наклоняясь назад. Спустя мгновенье, они поменялись, и теперь Тишина начала кружиться вокруг себя, а с концов ее чистого белого платьица начинали падать серебряные крупинки. Они бросались в глаза даже Идочке, которая зажмурив их, засмеялась! Этот смех подхватил и Хим, прислонив к себе Ветра, который не переставая улыбаться, глядел на счастливую Тишину!
Это был только их танец! Танец, который Идочка подарила своей близкой подруге, Тишине. Так она впервые за все долгие столетия стала преданна тому, что навсегда вскружило ей голову. Танцы, танцы! Без этого она больше не могла прожить, и грустными ночами, когда девушка спала, кружилась Свидетельница многого в одиночестве на ровной крыше их особняка!
«Время, только время меняет людей! Ведь не думал тогда Архимей Петрович, не о чем, кроме музыки, лирики, которая жила в его сердце! Это был 1993 год, когда тридцатилетний юноша еще не успел связать свою жизнь с фанатизмом к медицине! Ведь у него была Идочка, и звезды, которые пока не забрали ее у него, всегда падали только на его глазах.»
***
14 ноября. 2018 год. Евпаторское Заведение, училище постоянного проживание на территории Крыма. Вечер. « Чего только не случилось на протяжении этих дней, когда ученики и преподаватели нашего заведения отойдя от своих главных обязанностей, придались отдыху. И никто из них не мог подумать, что наши любимые Тишина и Ветер были единственными, кто не поддержал всех присутствующих на последнем вечере, который включал в себя, безусловно, танцы. Конечно, они помнили эту традицию, которая напоминала им прежние времена, когда не придумал еще Хим человека, хранящего тайну. И было ему вовсе не до подобных мыслей, глубоких идей, что сплетались бы с чем-то очень страшным. Ведь его Идочка ни в коем случае не давала ему возможности жить чем-либо, кроме прекрасных мелодий, которые были связаны с танцами.» - этим вечером Свидетельница многого была грустна, смотря на пышное увеселение, людей, стучавших яркими каблучками по кирпичной дорожке. Они двигались так резво, так беззаботно кружились, наклонялись туда- сюда, кладя на плечи друг друга нежные руки. И лишь Тишина скромно сидела на плетенной белой скамейке, теребя маленький бантик на собственном поясе темного платьица. Всячески она вздрагивала, когда поднимая взгляд, случайно разглядывала сквозь толпу свое отражение. Она видела Ветра, что сидел на такой же скамейке, и выражение его лица ничем не отличалось от печальных, серебряных глаз.
Если бы я обратила на них свое внимание именно сейчас, то, скорее всего бы тот час подбежала бы, потрясла обоих за плечи и заставила бы кружиться, не глядя на лица друг друга. Но они были неподвижны, словно заморозил их смешанный с морской прохладой воздух. Не двигаясь, они только и делали, что переглядывались, а в один миг что-то заставило их одновременно повернуть голову в правую сторону. Они будто ожили, Тишина опустила руки, Ветер убрал их за спину, и едва заметная улыбка выступила на его безжизненном лице. Черные, вьющиеся волосы закрыли его сосредоточенный взгляд, тогда Тишина вмиг ощутила себя настолько одинокой, что продолжать на это зрелище она не решилась. Поднявшись, она подняла руку, плечо которой закрывала прозрачная ткань, касаясь ее запястий. Согнув медленно не до конца аккуратные пальчики, она помахала другу и пустилась бежать, чуть не наткнулась на человека, хранившего тайну…
Не сразу заметив ее отсутствие, тревожный взгляд, который она обронила минуту назад, взглянув в мою сторону, я продолжала сидеть не далеко от всего веселья за маленьким столиком, обо всем на свете разговаривая с тобой. Ты, прислоняя к губам горячий кофе, через секунду ставила кремового цвета кружку на стол, и начинала смеяться. Когда ты смеялась, как сейчас, я внезапно переставала говорить и лишь продолжала глядеть на тебя, широко улыбаясь. Я помню, что ты как-то спросила у меня, почему я замираю, когда вижу твою открытую улыбку. И что я ответила? Ничего, потому что с того момента этот вопрос стал единственным, ответ на который у меня никогда не всплывает в голове. Спустя еще одну рассказанную мной историю, я вновь замерла, уже смотрела не на тебя, а на что-то иное. Ты, смутившись, обернулась и услышала вальс Франсиса Гойя, вспомнила, как впервые познакомилась с этой мелодией несколько лет назад.
Но дело было вовсе не в мелодии. Мой взгляд упал на два знакомых силуэта, в которых, если подойти ближе, можно разглядеть Ольгу и Алексея. Мы обе вздрогнули, но, не переглянувшись, решили посмотреть на человека, хранившего тайну. Я тот час опомнилась, ведь я так и не смогла поговорить с Ольгой, оправдалась тем, что еще не отдохнула после долгой дороги сюда, хотя все это была мелочь, и у меня просто не хватило смелости подойти к человеку, которого знаю больше пяти лет.
Столкнулся бы в этот миг Архимей Петрович с Оленькой, не раздумывая сказал бы ей, что она изумительная в этом длинном синем платье, концы которого почти достают до кирпичной дорожки. Но с ней столкнулся наш Алексей в бежевом пиджачке, что был слегка ему велик и периодически спадал с его плеч. Она тот час протянула вперед правую руку, вытянула острые пальчики и сделала пять шагов вперед. Юноша последовал за ней, и, оказавшись стоять на свободном месте, дождавшись новой мелодии Франсиса Гойа, она кивнула ему головой.
Многие ученики в таких же вечерних платьях разошлись, и, не отрывая глаз от танца Ольги и Алексея, лишь шептать между собой, хитро подмигивая. Они глядели на их лица, что не светились улыбками, а напротив были чересчур серьезными. И взгляды их пытались зацепиться друг за друга, проникнуть внутрь  их закрытых душ. Они кружились, держась за руки около трех минут, после Ольга остановила его, прислонив указательный палец к губам. Алексей встряхнул русой головой, заглядевшись на учеников, которые не переставали восхищенно хлопать, крича все одно и то же слово: « Похвально». Ольга незаметно сжала правый кулак, ничуть не смущаясь, она продолжала улыбаться, держа в руке какую-то вещицу. Внезапно с плеч Алексея упал пиджачок. Ольга, словно давно ждавшая подходящего момента, быстрей него наклонилась, чтобы поднять вещицу. Заодно она прикрыла левой ладонью действие правой руки и без особых эмоций положила в один карман ту самую стекляшку из картонной коробки. После, как ни в чем не бывало, она отдала ему пиджак, зевнув, помахала свободной рукой.
Сделав несколько шагов, она ощутила присутствие Ветра. Тот, увязавшись за ней, оглянулся в поисках грустного взгляда Тишины. Ольга отдернула его за белый рукав, недобро взглянув.
- Поспешим, друг мой! Нам не стоит здесь больше задерживаться, просто так разбрасываться временем. Я думаю, в твоей умной голове не появится желание рассказать об моих действиях своей любимой подружке? А то, смотри, Архимею Петровичу вовсе не понравится твое баловство!
« Нельзя так сразу утверждать, что человек, хранивший тайну довольно однообразен. Ведь даже Ветер не смог тогда предугадать ее последующие движение, а Тишина их предотвратить. Ах, если бы она не ушла так быстро, не скрылась за колонной темной, то наверняка бы не упал с плеч Алексея его пиджачок…Но, что об этом говорить? Бессмысленно, совершенно бессмысленно»