Пустое воспоминание

Почему мне запомнился этот день? ни чем не примечателен с первого взгляда был он. Самый обыкновенный день с кучей ненужных размышлений, которые не вели ни к чему, кроме уныния. Да еще и погода была скверная, что неудивительно для моего города в это время года. На улицу выходить не было ни малейшего желания, даже если бы была срочная необходимость, которой, к моему счастью пока не было. Но ведь день только начинался и я не мог знать, что мне суждено будет оказаться полезным начальству в убытков собственному комфорту. Такова цена нелюбимой работы - жертвовать удобством и теплом ради просьбы начальства.

Начальник пришел как обычно, это "как обычно" входило во временный промежуток от шести утра и почти что до самого обеда. Сегодня он явился в контору примерно в девять и сказать, что он опоздал не было причин. Он приходил так на работу не по собственного прихоти, а из-за того, что работа была сущим адом для человека, умеющим иногда включать мозги, чего, кажется, никогда не умело вышестоящее руководство. Начальник был одет как и всегда: бесформенные зимние ботинки, которые мы в школе еще между собой называли "говнодавами" из-за широкого носка и толстой подошвы, джинсы, видно что ношенные уже очень давно, черный свитер с несколькими цветными полосами, которые пересекали поперек его спереди и сверху надета была массивная кожаная куртка, которая была усеяна мелкими капельками дождя, что в очередной раз служило доказательством наличия вне стен конторы отвратительного характера погоды. Мы как всегда поздоровались, как люди, не питающие друг другу каких-то посторонних эмоций, кроме тех, что присущи сдержанной и немногословной рабочей обстановке.

На лице его как всегда присутствовало выражение той особой обеспокоенности, которая была вызвана только такой работой, работой, которая не давала ничего, кроме ощущения собственного ничтожества. Я как обычно сидел за столом и делал вид будто чем-то занят (а я иногда бывал действительно чем-то занят, например, собственными мыслями), будто выполняю чье-то важное поручение - начальника, вошедшего только что, или начальника, который был еще более бездарен, чем этот, но тем не менее, занимающего вышестоящую должность. Так или иначе, вряд ли мое тогдашнее занятие можно отнести в категорию важных.

К этому начальнику я испытывал противоречивые чувства: с одной стороны я его уважал за ту самоотдачу, с которой он старался выполнять возложенные на него обязанности, с другой стороны я его презирал за бесхарактерность, с которой он опять-таки выполнял свои обязанности, возложенные на его плечи инструкцией согласно его должности. В его обязанности входило многое, выполнял он еще больше, но в этой камере абсурда никого этим было не удивить.

Он зашел, снял куртку и повесил ее на тремпель в шкафу, дверца которого так и норовила открыть нараспашку свое ужасное нутро, в котором было много пыли и еще больше безнадежности. Затем он повесил пакет, с которым вошел в кабинет, на спинку стула и, пододвинув его под себя, сел за стол. На столе была хаотично разбросана куча бумаг - какие-то отчеты, жалобы, объяснительные, выговоры, приказы, во многих из которых говорилось о лишении премии моего начальника и некоторых других его подопечных, еще какие-то графики работ и выходных дней - и все это выглядело так, будто до бумаг дали добраться маленькому ребенку, который в итоге это все перерыл и перелопатил, после чего оставил все как есть. Самое забавное из всего этого то, что точно такой же беспорядок царил на каждом столе в этой комнате, это была словно какая-то зараза, которую никто не знал, как остановить и поэтому она продолжала расползаться, а все присутствовавшие или заходившие в эту комнату не имели понятия, что являлось причиной или источником её.

Когда начальник поздоровался со мной, а затем уселся за вой стол, я ему указал на приказы, которые принесла секретарша директора и с которыми следовало моему начальнику ознакомиться; пробежав взглядом несколько строк, он отложил их в сторону, видимо, уже зная, о чем дальше будет идти речь. Потом он продолжил что-то искать, заодно вспоминая что-то, с чем хотел ко мне обратится.

- Максим, - произнес наконец он, - тебе будет необходимо выполнить одно задание.

Я уже мысленно обратился к монитору, про себя проклиная и его, и начальника, но все же спросил:
- Какое именно?
- Надо будет встретить чертежи.

Уже представляю, как по улице идет несколько чертежей форматом А1 или А0, и по начерченному на них видно, что они заблудились и не могут найти к нам дорогу. А погода ведь так себе, они ведь могут и промокнуть.

Я продолжил слушать, мысленно рисуя про себя эту забавную картину, которая хоть немного смогла развеселить меня.

- Из Л. выехал автобус, кажется недавно, которым будут они переданы. Он остановится на Парк КИО, и ты сможешь забрать их у водителя. Деньги уже заплатили за передачу, поэтому тебе надо только их забрать. Автобус будет примерно через час, но выйди пораньше – мало ли что.
- Без проблем, - ответил я. Конечно, провести хоть несколько лишних минут вне стен этого здания не могло меня не обрадовать, но мысль о том, что в такую погоду придется променять тепло комнаты и мягкий стул на ожидание автобуса на холодной зимней остановке, делало мою радость жалкой и менее ожидаемой. Но все же, не здесь буду сидеть, думал я. Маленькое, но утешение.

В течении часа я поглядывал на часы, каждый раз надеясь, что времени прошло намного больше, чем ощущалось. И каждый раз я расстраивался, потому что моим ожиданиям было не по пути с течением времени. Все же я дождался нужной минуты и в очередной раз взглянув через окно на улицу, подумал, что если бы автобус с чертежами приехал бы завтра, возможно, было немного приятнее покинуть сие заведение. Однако я знал, что и завтра, и через два дня, и скорее всего, через неделю погода кардинально не изменится и мысль эта едва ли могла согреть меня в такую погоду.

Я надел пальто, сунул телефон во внутренний карман, предварительно включив плеер и подготовив наушники (без музыки ни шагу на улицу в суровую реальность), стал спускаться по лестнице, надеясь никого не встретить по пути, дабы не раскланиваться ни перед кем и не объяснять, зачем и куда я направляюсь в рабочее время.

На улице было мерзко, погода казалась еще хуже, чем за окном в кабинете. Все это действовало на меня угнетающе, и я уже начинал в n-ый раз проклинать все на свете в этой серый мрачный день. От работы до остановки было пять минут ходьбы и это обстоятельство меня ужасно расстраивало – больше всего я не люблю ждать просто стоя на месте. И все же я почему-то вышел немного раньше необходимого времени, у меня в запасе было минут двадцать и я знал, что через несколько минут буду жалеть о принятом поспешном решении как можно раньше уйти с места работы. Так и произошло.

На остановке я вынужден был стоять с ветреной стороны, поскольку если бы я зашел за угол, мне постоянно приходилось бы выглядывать, чтобы не пропустить автобус. У меня было время сполна насладиться заученными наизусть пейзажами моего страшного городка: разбитая дорога, старая, неизвестно каких времен остановка, на которой было полно мусора, что меня вовсе не удивляло, а только подтрунивало мое сознание на размышления – а сможет ли мой город выглядеть еще хуже? Сможет, отвечал я сам себе, вглядываясь в лица стоявших на остановке людей. Эти-то все смогут, думал я.

Несколько раз проезжала маршрутка, в которую сбегаю от холода, спешили залезть люди. Я им даже немного завидовал – они-то хоть от ветра смогли укрыться, который дул мне прямо в лицо, а вдобавок еще и срывался мелкий косой дождь. Наконец я увидел приближающийся автобус столь знакомой мне красно-белой расцветки, как и все автобусы, ходившие по межгородскому маршруту между С. и Л. Я стоял и ждал того, как он подъедет к остановке, из него начнут выходить люди и я тем временем подойду с обратной стороны к водителю и попрошу отдать чертежи, которые белели вдалеке под лобовым стеклом. Как же возненавидел всех и вся, когда эта сволочь не остановилась, а поехала дальше! Мягко говоря, я был возмущен. Но делать нечего, чертежи необходимо забрать. Сперва я хотел позвонить начальнику и рассказать о том, что автобус решил продолжить свой путь, минуя эту остановку, но поразмыслив, решил, что это ничего не изменит, что максимум, что я услышу в трубку так это удивление с легкой примесью сожаления от случившегося, в котором некого винить.

К моему счастью почти сразу же подъехала городская маршрутка, сев в которую, я начал преследование норовивших от меня сбежать чертежей. Через несколько минут я был на автостанции, возле входа в которую стояло всегда три-четыре человека – водители автобусов, повелители отапливаемых салонов автобусов в зимний период. Я подошел к их немногочисленной группе и спросил, кто из них только что прибыл и не просили ли того передать чертежи. Мне навстречу вышел мужчина лет сорока, сказал «Пойдем», после чего уже возле автобуса молча вручил мне бумаги, на что я сказал «Спасибо» - я ведь воспитанный как ни как.

Я посмотрел на часы, которые кричали о начавшемся перерыве на работе, кричали о том, что пора бы перекусить, сидя в тепле и сжимая в руке горячую кружку чая. Романтика рабочей обстановки. Можно было сесть на обратно идущую маршрутку и через десять минут оказаться на работе, но такой вариант мне не нравился. Я простоял на холоде почти полчаса, ожидая посылки, затем за собственные деньги отправился догонять не остановившийся автобус, чтобы потом опять-таки за собственные деньги доехать вовремя на работу. Ну уж нет, дорогие мои, я так просто не сдамся, и если уж мне пришлось потратить и деньги и время, то пусть это займет немного больше именно рабочего времени.

Мороза не было, но от ветра коченели пальцы руки, в которой я нес свернутые чертежи; из-за этого приходилось постоянно менять руки – одна с чертежом, другая отогревается в кармане пальто, пока другая не замерзнет. На улице было два-три градуса тепла, но из-за ветра казалось, будто на улице все десять градусов мороза. Раз я уже решил опоздать на работу, оправдывая себя тем, какое я понес моральное потрясение и тем, что я и так бы не успел вовремя вернуться, я решил зайти в магазин. Только зайдя, я сразу же увидел огромные очереди людей на всех работающих кассах – понедельник, сразу понятно, по понедельникам рынок не работает и естественно, что все идут в супермаркет за покупками.

Я купил две шоколадки, кажется, чистого черного шоколада, без всяких там орешков и изюмов (орехов не хотел, изюм я не ем), и стал в очередь. Расплатившись на кассе, я положил сдачу в карман, повернулся к выходу и обратил внимание на мужчину, стоявшего прямо на выходе и которого я почему-то не заметил входя. В руках он держал большой прозрачный пластиковый ящик, к которому была прикреплена лямка и для удобства была повешена на шее мужчины. Я взглянул на ящик: спереди было приклеено фото какой-то девочки, очевидно его дочери, а снизу ксерокопии справок, судя по всему с названием заболевания, которое необходимо вылечить. Все это длилось буквально секунду, может быть, даже меньше, я не рассмотрел ни лица девочки, ни каких-то там подписей врачей (это было весьма странно, если бы кто-то подошел и стал читать, то, что написано, стал бы вглядываться в лицо сфотографированной девочки, в то время как человек, держащий в руках ящик, наверняка думает – поможешь ты или нет, и что он подумает, если после всего этого ты развернешься и уйдешь), я только увидел полные горя глаза, кажется голубого цвета, но они выглядели так, словно от несчастья они поблекли, обесцветились, было ощущение, что они в любой другой ситуации блестят так же, как и у счастливых людей. Не знаю почему, но у меня подступил ком к горлу, а мысли все рассеялись и исчезли – я ничего и никого более не видел. Я подошел и уже в кармане рукой сжимал купюру, которую собирался бросить внутрь ящика. Я на мгновение встретился взглядом с этим человеком и мне этого было почему-то достаточно, что убедиться, что этот человек не врет, что он не аферист и что отчаяние, толкнувшее его на это, действительно реально и никоим образом не поддельно. Я бросил деньги во внутрь и услышал те слова, которые обычно произносят в подобной ситуации, слова, от которых мне становится жутко и неловко: «Благослови тебя господь».

Сразу же мысли завертелись, а на языке уже висела фраза, которая еще чуть-чуть и была бы произнесена вслух: «Я не верю в бога»

Я не верю в бога – зачем это ему говорить?
Я не верю в бога – что он мне скажет в ответ?
Я не верю в бога – зачем ему что-то говорить мне в ответ?
Я не верю в бога – что я хочу услышать в ответ?
Я не верю в бога – хочу ли я услышать что-то в ответ?
Я не верю в бога – что произойдет, если я услышу ответ?
Я не верю в бога – станет ли хуже его дочери от моей помощи?
Я не верю в бога – может, потребовать деньги обратно?
Я не верю в бога – вернет ли он мне их?
Я не верю в бога – а сколько верующих помогло?
Я не верю в бога – сколько верующих стали собою довольны, что помогли?
Я не верю в бога – поэтому мне так противно?
Я не верю в бога – может, это его господь сотворил такое с его дочерью?
Я не верю в бога – может, бог надоумил его просить помощи у людей?
Я не верю в бога – а хотел бы?

Но все эти и еще многие вопросы, так и остались без ответа роиться в моей голове, предоставляя фантазии дорисовывать возможные варианты иного продолжения моей прогулки за чертежами. Вернувшись в контору, я не застал сначала начальника на месте, затем он вернулся и я вручил ему чертежи, которые он сразу же развернул и стал мне рассказывать, что это схемы наших городских, точнее, некоторых из них, железнодорожных путей, которые находятся на балансе у моей любимой конторы и за состояние которых отвечает мое начальство.

Затем я наконец-то дорвался до чайника, который у нас стоял на полу (у нормальных людей где угодно, но только не там), залил водой, включил и дождался, когда тот закипит, после чего принялся пить чай с шоколадкой, поделившись с начальником, который тоже был не прочь от такого скромного перекуса.

С того дня прошло полтора года, а я почему-то до сих пор его вспоминаю.