Ночь мертвеца

  Эта майская питерская ночь не отличалась теплом, к тому же, как все северные ночи в мае, была коротка. В эту ночь из пункта А в пункт Б навстречу друг другу вышли 2 пешехода. До этого момента они не знали друг друга и даже не предполагали встретиться. Они были разного пола и возраста, до этого их ничто не объединяло, но странная судьба уже задумала свести их вместе для какой-то одной ей ведомой цели. Такие случайные встречи сводят порой двух будущих влюбленных, или жертву и её палача, они вроде бы и случайны, но на самом деле давно просчитаны их судьбой и кармой.
   
  Пунктом А в данном случае было место возле одного старого кладбища, а пунктом Б был безликий жилой массив в одном-двух километрах от него, застроенный унылыми «брежневками», с его небогатыми жителями, помнившими еще живого генсека. Самое пикантное в наших будущих героях было то, что один из них был мёртвым, а другой пока что живым. О живом мы расскажем позже, сначала опишем мертвеца.

  В тот день тот, кто должен был выйти из пункта А, до самого последнего момента и не подозревал, что он вообще может ходить среди живых. Он был обычным мертвецом со стажем и обитал в районе Красненького кладбища, что возле метро Автово в Петербурге, и прекрасно отдыхал днём в своей собственной персональной могиле. Хотя мы и называем его мертвецом, но на самом деле когда-то при жизни он был женского пола, родился еще при царе-батюшке и умер в 60-е годы прошлого века в весьма почтенном возрасте. Так как в русском языке слова «покойница», «умершая» относятся в основном к бывшим живым людям, то слово «мертвец» относится к мертвому существу и считается неодушевленным. Как и слова «призрак», «труп», слово «мертвец» мужского рода, его нельзя переделать в женский род. Не скажешь же «мертвечиха», «призрачиха» или «трупешница»… Вот такая дискриминация полов после смерти…

   С «плазмоидами», светящимися шарообразными объектами, которых тоже считают душами мертвых, то же самое: «плазмоидих» среди них не бывает. Да и вообще в русском языке недостаточно слов, чтобы описать мир мертвых. Допустим, назовём их «предки». Предки… Это уже звучит более респектабельно, но только в контексте рода и его продолжения. Если кто-то не оставил потомства, то его и предком назвать нельзя. Покойники, как когда-то шутил Даниил Хармс, часто бывают беспокойниками, да и вообще, что такое покой?!.. Если у того, кто умер, нет потребности ходить на работу 5 дней в неделю, и если ему не нужно посещать магазины, то это еще не значит, что он находится в покое. Возможно, он занят больше нашего, но род его занятости совсем другой.
   
  На эту тему можно было порассуждать ещё очень долго, но вернемся к нашему повествованию. Итак, было начало пасмурной майской ночи в Питере, она была неприятно холодна, начинал накрапывать мелкий дождь. Возле железнодорожных путей, недалеко от Красненького кладбища, лежало тело молодой женщины в дорогой, но разорванной одежде, испачканной её собственной кровью. Оно выглядело бездыханным, впрочем, и нашли бы его не скоро, но жизнь внезапно вернулась в это истерзанное тело, и женщина открыла глаза. Она не понимала, кто она и где находится, и почему так сильно болит затылок. Потрогав его руками, она обнаружила, что он весь в крови, и эта кровь запачкала всю её одежду. Налицо были все следы борьбы, возможно также и изнасилования, но она ничего не помнила. Как она здесь оказалась? Что было в этот день? И вообще, кто она такая? Налицо была явная амнезия и возможно, контузия.

   Её одежда была разорвана, однако нижнее белье было на месте и мужского запаха она от себя не ощущала. Значит, обошлось без насилия. Тогда зачем же её затащили сюда и хотели убить?.. Порывшись в карманах, она не нашла никаких документов, только маленькое зеркальце, ключи, помаду и 750 рублей денег. Сумки при ней не было, значит, что-то ценное было в сумке. Что же это могло быть? Большая сумма денег, драгоценности, важные документы? Она не помнила ничего, даже свое имя. Вокруг никого не было, только по рельсам издалека шёл поезд, а вдали краснела ограда кладбища. Почему-то оно показалось ей знакомым и родным, и она, шатаясь, двинулась туда.

  Какие-то обрывки воспоминаний начали приходить ей в голову. Но они не были связаны с её жизнью, а скорее, с жизнью после жизни. Где-то на этом кладбище должна быть ее могила. Она остановилась возле ограды, но кладбище было закрыто на ночь. Сторож, увидев ее, очень испугался и спросил, что с ней, не вызвать ли полицию. Хотя Хелене, назовем ее так, было очень плохо, однако с полицией ей встречаться не хотелось. Да и что бы она смогла рассказать? Ровным счетом ничего, полная амнезия… Лицо сторожа показалось ей знакомым, и она попросила у него воды. Сторож дал ей несколько литров, чтобы она смогла умыться и напиться, после чего сил у неё прибавилось. Хелена вынула из кармана зеркальце и посмотрелась в него. На неё глядело незнакомое лицо, вполне моложавое и симпатичное, но она ясно сознавала, что видит его в первый раз в жизни. Затем она посмотрела через решетку на надгробия кладбища, и они ей показались более знакомыми, чем её собственное лицо и тело. Но сторож уже смотрел на неё подозрительно, поэтому пришлось уйти и свернуть в сторону жилого массива.

   Боль в затылке понемногу утихла, однако она начала чувствовать холод. Питерский ночной холод начинал ощупывать её тело своими мокрыми и неприятными руками, он проникал сквозь разорванную одежду, ей нужно было где-нибудь сесть и согреться. Она побрела в сторону жилого массива в надежде, что встретит магазин 24 часа, где можно будет купить что-нибудь поесть или выпить. Засыпающие панельные корабли и точечные высотки медленно приближались, она припоминала, что где-то их уже видела, но этот район явно был не её. Все новостройки советского периода походили одна на другую. Безликие, серые машины для жилья, где тесно воображению и дурно пахнет из мусоропровода… Спальный район без истории и архитектуры, созданный для отдыха потребителей... Он внушал ей отвращение, однако выбора не было, нужно было срочно приобщиться к цивилизации, какой бы убогой она ни была.

  Редкие прохожие шарахались от неё, думая, что она пьяная: идет-шатается, одежда грязная и рваная; собаки пытались её обнюхать. Ей же хотелось просто где-то сесть, чтобы заглушить боль и холодную дрожь в теле. Однако в магазине 24 часа спиртное ей продавать отказались, так как было уже за полночь, но посоветовали один кабачок неподалёку. Шатаясь, она побрела туда. Наконец-то тепло, наконец-то она сидит, потягивая вино и закусывая горячим шашлычком! Тело постепенно согревается, боль уходит… Как говорила Верка Сердючка, 50 грамм все равно что капельница...
 
   Мужчины заведения бросали на нее похотливые взгляды, однако её многочисленные ссадины останавливали их: мало ли что… Они боялись вляпаться с ней в историю, а она была вполне счастлива, что они оставляют её в покое. Пытаются угостить кто сигаретой, кто пирожным, а кто и рюмкой водки, не более того… Она берет сигарету и затягивается, думая: «Кто же я?»... Вместо картин из жизни живых она вдруг начинает видеть картины из «жизни» мёртвых.

   Ночь, никого нет на кладбище… из живых, зато все мёртвые в сборе. У них прохладные полупрозрачные тела, одежду для которых они придумывают каждую ночь сами, и для этого не нужно идти в магазин или к портному. Они настоящие аристократы, так как не нуждаются в работе и деньгах, чтобы прокормить себя. Они питаются лунным светом и воспоминаниями… Поскольку им ничего не нужно, их нельзя купить, их нельзя продать… В то время как живые мечутся по своему миру, точно птицы в клетке, завися то от денег и здоровья, то от любви и карьеры. Им, мертвым, деньги и здоровье уже ни к чему, да и карьера тоже. Им уже не впаривают рекламу, им не нужны работа, семья и дом. То есть, они самые настоящие анти-потребители и вполне себе аристократы духа, поскольку им дана полная свобода мыслить и рассуждать. Правда, большинство покойников тяготятся этой свободой и спешат воплотиться заново, чтобы снова попасть в сети рождения и смерти. Ведь пока работаешь и борешься за существование, некогда ломать голову над проклятыми вопросами типа «Зачем мы живем» и "Что есть истина?"…

   Но есть и настоящие, «идейные» покойники, которых вполне устраивает жизнь их духа без физического тела, когда ты сам никого не потребляешь и никто не потребляет тебя. Возможно, у них мало эмоций, и в их крови нет адреналина или эйфедрина, да и вообще ничего нет: ни алкоголя, ни никотина, ни наркотиков, ни половых гормонов, потому что и крови у них нет. Какая же это реальная свобода - свобода от химических веществ!... И если они любят, то их любовь не для тела и не под влиянием гормонов тела, а если они ненавидят, то не пытаются кого-либо убить: они и их враги итак уже мёртвые… Они ни с кем не конкурируют, потому что не заняты никаким бизнесом, им не нужно беспокоиться о налогах, страховках и т.д. Им также не нужны машины, самолеты и корабли: они сами умеют мчаться со скоростью ветра, летать как птицы и плавать даже под водой. Обходятся они и без техники: компьютеров, мобильных телефонов и телевизоров: все новости о живых им сообщают те, кто только что отправился в мир иной. Правда, и среди них есть сплетники, мелкие людишки и разные заговорщики, но это в основном те, кого не устраивает почетное право быть мёртвым и кто стремится поскорее вернуться в мир живых…

  Среди мёртвых тоже есть свои звезды и обычные мертвецы, свои красавицы и свои чудовища. Правда, в их мире никого не купишь и не обманешь с помощью денег или другого имущества: там все одинаково бедны и одинаково богаты, вес в обществе мертвых определяется только величием твоего духа, а не тяжестью твоего кармана.

  Чем больше Хелена пьянела, тем внимательнее вглядывалась в лица живых людей. Сначала они казались ей уродливыми и безобразными, грубыми, поросшими щетиной и пахнущие водкой, луком и чесноком. Похоть, алчность, насилие – все было крупным шрифтом написано на этих лицах. Но градусы, проникая в её кровь, делали её добрее и приветливее: постепенно эти прокуренные пьянчужки перестали казаться ей такими уж отталкивающими. Пьянея, человек забывает тяготы своей жизни, он начинает мечтать, и вот он уже не вполне живой, то есть ему уже наплевать на то, что беспокоит живых, как будто он и впрямь уже немного умер.

  Но время идет, и вот уже пора покинуть заведение. Пора! Неизвестно что дальше, куда идти, но уходить надо, кабак закрывается и вот-вот мужики станут навязываться в провожатые. Кто-то протянул ей шарф, в который она укуталась, и вот шумный и дымный кабак остался за спиной. Странно, но выходя, она уже знала правду о себе. Еще совсем недавно её душа в красивом полупрозрачном теле обитала на кладбище и не ожидала никаких приключений. Но именно в эту ночь возле кладбища было совершено нападение на девушку, та получила травму и потеряла сознание. Возможно, это была клиническая смерть, и душа той девушки на время ушла из её тела. А душа Хелен непонятно каким образом вселилась в тело из плоти и крови, и сейчас она из стана мертвых перешла в стан живых. Возможно, уже завтра ей понадобится кров, пища, жилье, работа, но сегодня о ней ещё никто не знает и у неё есть время подумать.
Подумать, кем быть, с кем быть и зачем быть, раз уж приходится быть вообще.

  Чтобы обо всем хорошенько поразмыслить, она свернула из города живых к городу мертвых, между которыми лежала железная дорога. Холод немного отрезвил, было где-то 3 часа утра, до рассвета оставалось недолго, так как в город пришли белые ночи. Перспектива снова быть живой её и радовала, и отталкивала одновременно. Радовало новое общение с природой и перспектива снова увидеть яркое солнце, почувствовать свежий ветер, прохладный дождь, понюхать запах весенних цветов. Отталкивала же ее сама грубая телесная жизнь, вечная драка за еду, за самцов и самок, за жизненное пространство, положение в обществе и комфорт. Удручал также быстрый бег времени, где молодость – только краткое мгновение, и опять немощная старость и неизбежная смерть, расставание с телом…

   Стоя между двумя мирами, кладбищем и новостройками, она побрела вдоль железной дороги, где не было никого и где можно было спокойно поразмышлять, что делать дальше. Возможно, завтра в полиции установят ее личность, её вернут родственникам, которые на деле совершенно чужие ей люди, но что делать с работой? В последний раз она жила в то время, когда дамы не работали, да и какую работу она сможет делать в совершенно чужом, незнакомом ей мире, где у неё нет ни единого друга?..

  А тем временем из пункта Б в пункт А вышел другой пешеход. История умалчивает, что заставило его в три часа ночи перемещаться вдоль железной дороги, похожей на длинный тоннель, по которому живые бредут в стан мертвых и наоборот. Шагал он вполне бодро, светя себе под ноги фонариком и напевая какую-то весёлую песенку. Внезапно свет его фонарика выхватил из темноты идущую навстречу молодую женщину. Они сначала немного шарахнулись друг от друга, и он, возможно, просто прошёл бы мимо, но вдруг он заметил в её руке деньги. Это было все, что у неё осталось после ресторанчика – всего каких-то 300 рублей, но незнакомец обратил на них внимание. Вид денег обладает магической силой и соблазняет даже сильных духом. В его душе зародилось желание грабежа, и вообще ему показалось, что пьяная тётка держит в руках доллары. Как только они поравнялись, быстрым движением он разжал её кулак и выхватил деньги. Он ожидал, что сейчас она начнёт сопротивляться, звать на помощь, кричать, но ничего подобного не произошло. Она вела себя странно и даже не испугалась. Это и заставило его остановиться и рассмотреть её поподробнее.

  Она не испугалась грабителя, потому что ещё не привыкла к опасному миру живых и к тому, что бумажки в её руке значили для живых слишком много. В её загробном мире не было денежной системы, поэтому она осталась равнодушной к грабежу. Разве что ей стало любопытно, кто это такой дерзкий оказался здесь в эту ночь и что ему еще нужно. В свете фонарика они рассматривали друг друга, он увидел, что она вся побита и в порванной одежде. Через секунду он протянул ей деньги обратно, извинился и спросил, что с ней. Она не знала, что сказать: не признаваться же, что еще 3 часа назад она была просто жителем кладбища, гдё ей было хорошо и приятно, как вдруг какая-то сила выбросила её в другой мир и поселила в это незнакомое ей тело, избитое и израненное. Постепенно они разговорились, она показала ему рану на затылке и сказала, что бродит здесь ночью, потому что не помнит, кто она такая, и не знает, куда ей идти.

  Дальше оба ночные собеседника пошли вместе вдоль поблескивающих под мелким дождём путей, такие же странные и параллельные друг другу, как и эти холодные стальные рельсы. Впрочем, грабитель оказался весьма привлекательным. Он был, пожалуй, первым из живых, кто не вызывал у неё отвращения, потому что был трезв и светился молодостью, силой и красотой. Через минуту разговора она уже жалела, что так избита и запачкана, что вряд ли может понравиться ему. Это означало, что он её чем-то зацепил, как говорят прозаики, или, как говорят поэты, между ними побежала искра. И чем дальше они шли, тем больше её тянуло к нему, словно искра разгоралась в пламя. Он говорил о чем-то, но она не слушала, а только смотрела на него и понемногу ощущала в своей крови новые химические элементы, ещё не известные природе. Как только хмель выветрился, ей снова стало холодно и её зубы застучали. От него веяло теплом, она попросила его остановиться и согреть её.

  Он понял это по своему, остановился, отдал ей свою куртку, а потом они долго целовались, поступая понемногу из темноты в серых предрассветных сумерках. Все её мысли о проклятой жизни и о том, что делать дальше, куда-то исчезли, и оба странные пешехода, один из пункта А, а второй из пункта Б, погрузились в совместную запредельную нирвану. Неизвестно как попавшие в одно пространство и время люди, казалось, нашли друг друга… 

  Так продолжалось до самого утра. Постепенно ночные облака расходились, и вот уже холодный дождь перестал моросить, а небо заметно посветлело. Стало теплее, первые солнечные лучи солнца, прорезав воздух, упали на весеннюю землю. Сразу повеяло нежными запахами свежей листвы, цветущей черемухи и первой скошенной травы. Запели первые птички, а ночные странники всё ещё целовались, предвкушая долгую и счастливую совместную жизнь…

  Но вот внезапно краешком глаза Хелена увидела издали фигуру, которую так хорошо знают все мертвые и так сильно боятся все живые. Смерть в виде высокой худощавой женщины в длинном чёрном плаще и с косой приближалась со стороны кладбища, намереваясь прервать их счастье, словно оно было сладким, но запрещенным для покойников сном. Смерть ничего не сказала, только сделала повелительный жест головой, мол, тебе пора. Она была словно строгая нянька, у которой сбежал ребенок, но уйти далеко не смог, и вот она его, наконец, отыскала!

  С трудом оторвавшись от его губ, Хелена шепнула: «Мне пора, прости меня и... прощай!» Затем её тело обмякло на его руках, и хотя он кричал и тряс её, она больше не произнесла ни слова. Он положил её тело на насыпь, делал массаж сердца, искусственное дыхание, бил по щекам, но ничего не помогало. Хелена видела все это уже издали, со стороны. Она уходила из этого солнечного весеннего утра, из мира живых и возврвщалась к себе, в параллельный мир мертвых.

  А вот жизни девушки-хозяйки тела, которая была накануне вечером зверски избита в этом районе, уже ничто не угрожало. Её дух уже готов был вернуться и открыть глаза, чтобы увидеть склонившего над ней человека.

  Так и произошло: девушка открыла глаза, именно та девушка, которая была избита. Её дух несколько часов провел в другом мире, но сейчас возвратился, ну а дух Елены пропутешествовал в противоположном направлении. Смерть довела её до ворот кладбища, поцеловала в лоб и молчаливо попрощалась. Хелена переступила черту и возвратилась в знакомое ей до боли кладбищенское пространство.

   А за оградой кладбища закипала обычная городская жизнь: улицы вокруг начали оживать, первые пешеходы заспешили на работу, воздух наполнился щебетанием птиц и шумом машин. Хелена в последний раз оглянулась и увидела, как две фигуры идут по железной дороге, обнявшись, затем мир живых растаял перед ней, словно это был лишь эфимерный сон. В её теле снова была лёгкость, ничего не болело, но она уже не ощущала лучей теплого солнца на своей коже, которое разгоралось и входило в вышину. Затихало для нее также пение птиц, и шумный мир живых постепенно померк в её глазах.

  «Жизнь – не такая уж и плохая штука, - подумала она, засыпая. – Но слишком короткая, как путешествие из пункта А в пункт Б»…