Наследие А. Вельского 25

     Пока я читал доклад и пытался сходу усвоить всю эту информацию, просматривал схемы и разбирался в чертежах, персонал старшего приготовил легкий ужин, снабдив стол домашним вином и даже сигарами домашнего изготовления. Два красивых, но нечеловеческих существа, назвать которые каким-нибудь знакомым словом я не решился, готовы были приступить к нашему обслуживанию по первому знаку, но из-за того, что чтение затянулось, были отпущены старшим до поры до времени. Наконец, резюме было окончено. Я отложил в сторону доклад и вопросительно посмотрел на старшего.

- Господи, ну и что мне с этим делать? - спросил я его.
- Вам – ничего. Для Вас, это просто интересная информация, но для него, - старший поднял палец вверх и многозначительно замолчал.
- Для кого? - осторожно поинтересовался я.
- Я знаю, - наклонившись ко мне как можно ближе, словно нас могли подслушивать, произнес старший, - я знаю, что малыш уже живет в чреве своей маменьки. Более того, я знаю, что он хорошо развивается, я даже и вес его могу сказать, и то, как он будет выглядеть.
- Но как, я тщательно берег эту информацию. Почти так же тщательно, как ты информацию об этой крепости.
- Я знаю. Только я все равно остался профессиональным разведчиком, а Вы, как и прежде, остались хорошим учителем.
- Я надеюсь, что таких информированных нас только двое?
- Конечно. Только двое.
- Послушай, - мне пришла в голову догадка, и я поторопился высказать ее, - ты ведь наверняка знаешь, кто она и он?
- Отец и мать, Вы имеете ввиду?
- Да.
- Конечно знаю. Они даже сами не знают, а мне это известно, - с гордостью произнес он. И надо признаться, ему было чем гордиться.
- А ты можешь мне сказать, кто они?
- Конечно, могу, - кивнул старший, а потом вопросительно посмотрел на меня, - но, Вы уверены, что хотите знать?

     Что и говорить, профессионал – всегда профессионал. Поэтому я немного поколебался, а потом, сделав усилие, отказался от этого знания.
- Я знал, что Вы так поступите. И я всегда уважал вас за ответственность и предусмотрительность.
    
     Потом мы еще много разговаривали, но запомнилась мне, а точнее поразил меня спор, который возник между нами. Мы, умиротворенные хорошей пищей отдыхали на веранде и смотрели на небольшое озеро, а спор, точнее разговор начал я, а потом он уже превратился в спор.
- Послушайте, старший, а зачем все это? - поинтересовался я тогда, обводя вокруг себя рукой, - ну, вся эта крепость, вся эта секретность. Насколько я понимаю, войн больше не будет.
- Войн, если Вы подразумеваете под этим крупномасштабные операции, скорее всего, не будет. Но эта крепость пригодиться ему. Собственно говоря, именно для него она и сделана.
- А зачем она ему?
- То есть как зачем, - удивился старший, даже приподнялся с лежака и посмотрел на меня.
- Ну, насколько я понимаю, он должен принести в этот мир покой, радость, прощение…
- А с чего это Вы так решили? - поинтересовался старший, и в вопросе его я четко различил сарказм и явное со мной несогласие.
- Ну, он – мессия, они обычно, они несут истину, - произнес я, и впервые за все прошедшее время почувствовал, что даже на это существует не только одно мое мнение.
- Вы, оперируете христианскими понятиями, а, между прочим, во времена всех бунтов предводители объявляли себя именно мессией. Так что, мир, покой – они к этому стремились, но никак не несли их. Это всего лишь наша история, которой не одна тысяча лет.
- Это да, - согласился я, и тут же поторопился поправиться, - но в истории они себя объявляли мессией, что вовсе не означает, что они были им.
- Может быть, но и того, что они не были им – не доказано. Кроме того, случившееся более чем убедительно доказало, что такой приход мессии – ошибка.
- Но…, - начал, было, я и остановился, потому, что старший жестом попросил внимания.
- Нет. Уверяю Вас, мессия в этот раз придет с другими планами, вооруженный опытом и более тщательно разработанной тактикой. Единственное, что у него не изменится – цель. Он по-прежнему будет искать тех, кто достоин пребывая в райских чертогах. А может даже и не искать, а воспитывать, создавать. Понимаете?
- Не совсем, - признался я.
- Обыкновенный человеческий опыт показывает, что человечество в основе своей неблагодарно и слабо для восприятия разумного, вечного, доброго. И чтобы оно, человечество, восприняло это все, необходима сила. И весьма непопулярные в человеческой, ленивой среде, меры. И я уверен, что тот, кто придет, будет наделен и правом, и возможностью применять эти меры.
- Господи, Боже мой. Но добро, его нельзя привить насильно!
- Еще как можно. И уверяю Вас, вбитое с болью и кровью, оно будет более прочно и убедительно, нежели чем просто преподнесенное в подарок.
- Нет-нет, старший, Вы не правы. Уверяю Вас. Этого просто не может быть!
- Прав. А Вы мыслите категориями гуманизма, но так, как их толкует какой-нибудь обыватель. Современный гуманизм жесткий, а иногда и жестокий. Как впрочем, и современное Добро.
- Но чем же тогда оно отличается от Зла?
- Иногда только тем, что Добро право, а Зло нет…»

     Осталось всего несколько страниц, совсем немного, но, тем не менее, я отложил рукопись в сторону. Книжный спор почему-то сильно задел меня за живое. Вчитываясь, я был на стороне Учителя, но высказанные офицером контрразведчиком мысли как-то странно запали мне в душу. Даже не так, они осели в душе, вроде как инородный предмет и постоянно крутились в голове. И я с некоторой тревогой заметил, что мечусь между двумя лагерями, между двумя совершенно противоположными мнениями…
- А добро оно должно быть с кулаками, с кулаками. Люди добрые, сожмите кулаки, - процитировал я вслух известную песню.

     Меня словно через силу вынуждали согласиться со всем этим, только это согласие привносило в душу тревогу и смуту. И душа от этого начинала наполняться предчувствиями, и уже в который раз я оказывался в положении древнего человека, которому какой-то доброхот объяснял современные законы физики. Картинка перед глазами есть, но слова, которые поясняют и толкуют эту картинку, совершенно незнакомы, непонятны, и поэтому страшны. И как всякое несвоевременное или непонятое знание, оно увеличивало тревогу и осаждало душу предчувствиями, которые, я опять-таки, не мог понять… Перемены. Да, все упиралось в грядущие перемены, о сути которых мы ничего не могли…
    
     Часы показывали десять часов вечера. Чтобы хоть немного развеять скопившуюся на душе муть, я взялся за чистовую редакцию небольшого рассказа, который мне подбросила наша редакция. Думал просто посидеть часик и отправиться спать, но увлекся и просидел до двух часов ночи. Внес ряд дополнительных изменений, придавших тексту необходимую стройность, после чего отложил материал в сторону и снова посмотрел на рукопись.
- Дочитать или не дочитать, - произнес я вслух, практически гамлетовский вопрос, - дочитать или не дочитать.
     Хотя, спора не получилось – я уже знал ответ…

     «…возвращались пешком по маршруту, который специально предложил для нас старший. Этакая длительная и приятная прогулка. Да-да, приятная, и именно прогулка, потому, что старший в очередной раз оказался на высоте.

     Пока я сидел в библиотеке, читал, беседовал с мутантами и людьми, старший тщательно занимался обустройством территории. Про город я рассказывал выше, но кроме него, на территории оказались еще несколько поселений, которые заселили люди. Маленькие и миленькие, они были аккуратно вписаны в окружающий ландшафт и привязаны к местности таким образом, чтобы иметь в достатке воду, доступ к лесу и к ухоженным земельным наделам…
- Настоящий рай, - в который раз бормотал я, оглядываясь с восторгом на окружающий меня вид.
- Вам действительно нравиться? - старший обычно шел чуть позади, чтобы не мешать мне осматриваться.
- Очень, честное слово, очень нравиться, - я оглянулся на старшего, - а ты постоянно мне твердишь, что стал профессионалом настолько, что даже красоту воспринимаешь через оптику…
- Я старался, - пробормотал он.
- Очень хорошо… Замечательно… Великолепно… - продолжал восхищаться я.
    
     А мы продолжали идти вперед. Просто очаровало меня место с водопадом. Невысоким, но шумным и веселым, да еще и с небольшим озерцом внизу. Нашлись даже импровизированные ступени. 
- Выглядит, как настоящий бассейн, - прокомментировал я и вздохнул, - эх, если бы не наши суетные дела, вот честное слово, поселился бы здесь и занялся бы своей непосредственной деятельностью…
- То есть, - не понял, или не расслышал меня старший.
- Учил бы детей. Хотите, верьте – хотите, нет, но я действительно соскучился по классам, детям, отметкам.
- Давно хотел спросить, - старший догнал меня и мы пошли в сторону от водопада по дорожке, - Вы выбрали свою профессию сами?
- То есть, - не понял я вопроса.
- Ну, Вы осмысленно шли на то, чтобы работать в школе, учить детей? - пояснил свой вопрос старший.
- Да, конечно. У меня ведь исключительно педагогическая семья. И отец и мать работали учителями, мама преподавала в музыкальной школе, а отец в институте, - неожиданно комок подкатил к горлу…

     Я вдруг подумал, что все это было так давно, что даже и не верилось, что это было вообще. Теперь я уже сам старик.
- Вам нехорошо, - старший взял меня под руку.
- Нет-нет, все в порядке. Просто так получилось, что я слишком давно не вспоминал о своих родителях. Представляете, забыл, а вот сейчас заговорили и воспоминания нахлынули, уж извини старика.
- Так не за что извиняться-то, - вздохнул старший, - у Вас хоть есть что вспомнить. Я ведь о судьбе своих даже ничего и не знаю. Воспоминаний так мало, что, можно сказать, и нет вовсе…
- Как так?
- Я как распрощался с ними перед армией, так больше и не видел. Иногда письмами обменивались. Да и то, пока я был на срочной службе. Потом военное училище, после которого я сразу оказался в горячей точке, потом война на Востоке, несколько десантных операций, потом Академия Генерального штаба и снова горячие точки. Так вот я и не собрался добраться до своих. А письма, сами понимаете, нам писать было некуда – носило нас по всему миру.
    
     Честно говоря, я был поражен такой вот странной судьбой старшего. Мне как-то не приходило это в голову, да я даже и представить такого не мог.
- А ты не пробовал что-нибудь узнать о своих?
- Нет. Сначала было не до этого, а если подумать, то и сейчас не до этого…
- Но ведь сейчас все успокоилось, - удивился я, глядя на старшего.
- Ну что Вы, какое там успокоилось?! Пока мальчик не станет на ноги, ничего еще не успокоилось. Более того, все становиться только сложнее и рискованней. Понимаете?
- Не совсем, - честно признался я.
- Видите ли, насколько я понимаю данную ситуацию, как только станет известно, а это, надеюсь, Вы понимаете, может от нас и не зависеть. Так вот, как только станет известно, что мальчик появился на свет, количество желающих уничтожить его, будет ничуть не меньше желающих дать ему возможность разобраться с этим миром. Вот тогда-то все и начнется. Понимаете, о чем я говорю?
- Значит, ничего еще не закончилось, - я был не просто разочарован, скорее уж, я был шокирован.
- Именно так. Все не только не закончилось, все только начинается.
- А мы? - я даже и сам не понял, что подразумевал под этими словами, как-то вырвалось само по себе.
- Мы, - зато у старшего был готов ответ на большинство, если не на все мои вопросы, - наша задача минимум – дать мальчику превратиться в мужчину. Вырасти, другими словами, а задача максимум – обучить его. Ну, это уже Ваша задача, по большей части. Так что, вполне возможно, придет момент, когда снова будете преподавать, например возле вот этого водопада.
- А если я не доживу. Я ведь стар, очень стар.
- Тогда, насколько я понимаю, Вам предстоит подготовить учителя для мальчишки…

     Никогда не перестану удивляться тому, как быстро соображает старший. Мне бы потребовалось думать и думать, прежде чем такая, достаточно простая мысль пришла бы мне в голову. Но стоило правильно сформулировать вопрос, как старший тут же предлагал ответ.
- …а кроме того, - продолжил тем временем старший, мне кажется, Вам действительно, пора возвращаться к своей непосредственной обязанности. Дети-то подрастают, пусть мало, но их надо учить.
- Да-да, конечно, - старший снова был прав, а я снова упустил из виду такую важную вещь.

     Мы продолжали идти, разговор, правда, ушел в сторону, хотя, если судить по тому, что на самом деле разговор не очень-то клеился, каждый из нас все еще продолжал думать на данную тему. Не знаю только, насколько продуктивными были мои мысли, которые никаким образом не желали выстраиваться во что-то стройное и понятное, а главное реализуемое на практике, но мысли старшего скорее всего уже выстроились и были готовы разобраться с возникшей проблемой.
    
     Разговор, который состоялся на следующий день, лишний раз подтвердил мою догадку. Только на сей раз я не стал дожидаться пока мы выйдем окольными путями на нужную тему, а просто спросил у старшего за завтраком:
- Послушай, а как бы ты, на моем месте организовал такую вот школу?
- Для школы я предложил бы такой вариант. Во-первых, мобильная.
- То есть?
- Не привязанная к определенному месту. Урок проводятся в том месте, которое подошло к данному настроению, или к данному моменту. Ну, понравилось Вам около водопада – пожалуйста, надоел водопад – идете дальше, остановились где-нибудь на опушке леса.
- Но это ведь дети, им надо носить учебники, делать домашние задания.
- Так функционировала традиционная школа. От этого, по-видимому,  придется отказаться.
- Но почему?
- Ну, во-первых, с точки зрения безопасности детей. Наверняка, внешний мир помнит о предсказании. А следовательно нельзя гарантировать, что не подготовит какой-нибудь неприятный сюрприз. Вы же читали мои доклады?
- Да, но только сейчас понял, почему так много места уделено в них новым идеологическим течениям. То есть, есть вероятность, что возможно покушение на мальчика?
- На детей. Понимаете, на всех детей.
- О Боже! -  только и оставалось воскликнуть мне, - а я ведь не подумал, что опасность угрожает не одному ребенку, а всем.
- Вот именно. Далее, передвижение по территории это своего рода физкультура, ребятишки не будут спать на уроках. А уж о питании, или там тетрадках и учебниках вполне могут позаботиться и наши крылатые друзья – мутанты.

     Мы углубились в лесную чащу. Такой светлый, жаркий от солнца и полный всяких приятных ароматов лес. Тропинки продолжали присутствовать, только теперь вместо травы, там было что-то напоминающее мох.
- Знаешь, что меня в тебе поражает, - я просто не мог не высказаться.
- Что? - поинтересовался старший останавливаясь и оглядываясь на меня. 
- Вот эта предусмотрительность. Я меня после каждой встречи с тобой складывается впечатление, что ты готов абсолютно ко всему.

     Старший вздохнул и как-то погрустнел, осмотрелся по сторонам, а потом сказал, и чувствовалась за этими словами, за этим вздохом какая-то неимоверная тяжесть.
- Эх, если бы это была правда, - вздохнул и повторил, - если бы это была правда…
- А что, разве это не так?
- Я предусмотрителен на столько, насколько меня этому учили, насколько мне позволяет опыт и моя сообразительность. Но иногда мне кажется, что этого недостаточно в данных условиях. Просто недостаточно. И тогда, по ночам меня терзаю страшные кошмары, что во всех своих предвиденьях я не учту, а может, и уже не учел, чего-то решающего, чего-то самого главного. Поверьте мне – это мои самые страшные сны…»
    
     Предчувствие. Не знаю, знакомо ли вам это чувство, а для меня оно обрело смысл вот только что, буквально в этот момент. Наверное, так подействовал на меня последний разговор разведчика и Учителя. Передо мной, словно распахнулось окно или дверь, и там, за ними, мелькнули какие-то нечеткие, темные и тревожные тени. И понял я тот момент, что все то, что я уже узнал, и то, что мне еще предстоит узнать, касаются не какой-то там литературно-условной карантинной территории, а приготовлено именно для меня, для нас, для всех тех, кто меня окружает. И не было в этом понимании для меня никакой радости, а вместо нее, как воронка появилась тоска, которая начала меня затягивать… Странное, но не совсем неприятное ощущение. Отложил, точнее, почти отшвырнул я от себя  рукопись и пошел на кухню за порцией никотина, которая частенько выручала меня, когда что-то невыразимо-тяжелое ворочалось в душе…

* * *
    
     А это привиделось мне во сне. Неожиданно я проснулся, зная, где именно следует искать рукописи. Не имея ни желания, ни возможность удерживать далее себя в постели, я собрался на скорую руку, вылил в себя чашку едва поспевшего кофе и отправился на квартиру к Афанасьеву проверить свою догадку. Темнота, холодный, пронизывающий, какой-то нездешний ветер, встретили меня на улице. Я постарался укутаться используя пальто и длинный, вязаный шарф. Поднял воротник, опустил «уши» зимней шапки и для верности выпустил шарф и обмотался им. В таком виде я начал преодоление пространства, которое отделяло меня от квартиры Афанасьева… Почему так? Может быть, волновала меня догадка относительно рукописей, может быть, я устал быть дома один, а может, пугало меня квартирное одиночество… А может быть, я гнался за чем-то, что должно было помочь мне… Признаюсь честно – не знаю.

     Со стороны, если конечно, было бы кому смотреть со стороны, в начале пятого утра зимой, да еще при пятнадцатиградусном морозе, выглядел, наверное, я странно, если не сказать – подозрительно. Но мысли эти пришли ко мне значительно позже, а в тот момент я просто торопился. Черный подъезд, без единой, даже самой убогой лампочки. Каждый лестничный пролет только что не на ощупь, и вот тут-то полезли мне в голову разные мысли – вдруг перепутаю этаж или квартиру, а обитатели проснуться. Жуткая будет картина, я, объясняющий ночью, что мне приснился сон, и я поспешил его проверить…
    
     Только все это было, конечно абсолютной ерундой. И этаж был именно тот, и квартира на месте. И ключ подошел с первого раза. Все было в порядке. Разувшись, я прошел в спальню, сдвинул в сторону дверь платяного шкафа и убрал нижнюю полку и обнаружил небольшое отверстие в дне шкафа. Вытащить это фальшивое дно не составило никакого труда – оно легко поддалось, и перед моими глазами предстало то, на поиски чего я потратил последние несколько дней. Бумажные папки - три штуки. Мне не надо было даже читать надписей на этих папках. И без этих тщательно выведенных черной тушью надписей я уже знал, что передо мной лежат рукописи А. Вельского. Именно такими я увидел их во сне. Думаете, я обрадовался? – Вовсе нет, и даже больше, чем просто нет. Мне стало страшно. Я сделал шаг назад от шкафа и как был, уселся на кровать, не отводя при этом взгляда от белого картона папок. Да, не было для меня в этой находке ни радости, ни облегчения. Вот если попались они мне днем раньше, или, например, когда здесь была Верочка. Когда мы перерыв все возможные варианты начали проверять совершенно невозможные… Вот тогда – да, тогда бы я обрадовался. Но не сейчас. Однозначно – не сейчас…
- Что же мне теперь делать с вами, - пробормотал я, продолжая рассматривать тайник со своего места, - что же мне с вами делать.

     И хотя размышления мои и сомнения еще длились, ответ был ясен и однозначен. С тяжелым сердцем я поднялся с кровати, опустился на корточки и одна за другой вытащил папки – три штуки. Знакомый почерк, знакомый стиль написания «Твой взгляд с прищуром», «Ворон», «Случай с О.П.». Прочитав последнее название, я невольно вздрогнул и не решился ее открыть. А вот первую папку, на которой было написано «Твой взгляд с прищуром», я открыл. Чистый лист бумаги, на втором листе, в виде эпиграфа, были написаны стихи, ни даты, ни подписи под ними не было. Вполне можно было предположить, что их автор сам Вельский…
    
     «Лишь неделя прошла,
     Я полдня провела у ворот.
     Вдаль смотрела,
     Ходила за поворот…
    
     А соседки смеются –
     Неделя – не срок.
    
     Год прошел, от ворот
     Я пробила тропу.
     Прибираюсь в дому, и
     К началу тропинки иду…
    
     У соседки улыбка  –
     Срок – не в этом году.
    
     Десять лет той тропике,
     От ворот, что за поворот.
     Ни камней, ни травинки –
     Ветер пыль по тропинке метет.
    
     Подходила к воротам гадалка
     В цветастом огромном платке,
     Я дала ей монетку и хлеба,
     Утаила – судьбу в кулаке…
    
     А в купальне, при белой звезде,
     Я … … … … … … … … … »