Траектория падения или разговор ни о чем

Вот тебе рубль стариковский! На счастье!

«Работал я тогда в городской Управе – так уж сложилось. И молод был еще вполне, даже по нынешним временам, и собой пригож, и чин за чином получал, словно в сказке…»

Собеседник мой сладостно и одновременно с тем горестно затянулся, словно в последний раз, и резко выдохнул дым в потолок. Руки его были довольно ухоженные, с тонкими и длинными «музыкальными» пальцами, которые нервически подергивались порою, хотя минут двадцать тому назад легко и играючи распихивали по купе баулы и чемоданы.

Но гораздо более рук его меня заинтересовали и даже поразили глаза. Они менялись ежеминутно и выражение их каждый раз было каким-то особенным, острым, конечным: то жесточайший, ядовитейший сарказм шутовского бесстыжего взгляда, то тоска непроглядная, то мука едва ли не крестная, то самодовольство с чуть уловимой подлецой…

***
Он спокойно позволил понаблюдать за собой, решив, очевидно, что я любуюсь им –  пусть не нынешним, а тем, что лет двадцать назад был героем теперешнего рассказа, - хмыкнул с непонятым мною значением и продолжал:

«Работал, не таясь скажу, много, ни сил не жалел, ни умений своих. Обычных чиновных замашек – делать поменьше, а выгоду свою побольше искать – не поддерживал. Служил на совесть, хоть и сам не вполне знал, кому. Пожалуй, что Отечеству – так вот выспрено! Но, знаете ли, молодой человек, моим твердым убеждением до сих дней осталось, что даже «маленький», как любят у нас называть, человек, на мизерном своем местечке сидючи, ежели оно действительно по нему и трудится он по совести, может неоценимую службу Отечеству сослужить!

Не вскидывайте брови, случайный мой собеседник, не себя я здесь подразумеваю, да и соль моего рассказа не в том…
К поступлению моему на тогдашнюю службу был я уже довольно благополучно женат, да и окружавшие с почтением ко мне относились, хотя причины тому и сейчас не найду – сил, чтоб понравиться людям, не прилагал никогда…»

***
Завидев проходившего мимо проводника, мой собеседник затребовал чаю, и я с удовольствием последовал ее примеру – первейшая отрада в дороге – стаканчик горячего крепкого чаю, да интересный охотный рассказчик…

«Я тут про сказки упоминал, – неожиданно глубоко и обреченно бросил он, – так вот, ни одной не встречал, какая бы длилась достаточно долго… Нет на свете таких…
Так и моя сказка кончилась как-то легко, незаметно, но неумолимо…
С супругою мы расстались на почве расхождения взглядов и интересов. Вражды при том друг к другу не питали и совсем уж чужими людьми стать не стали – при встрече здоровались, интересовались, как жизнь.

Хотя со временем встречи эти стали все реже: она обустроилась с новым мужем, да и я в холостяках недолго хаживал. Чин, опять же, новый получил. И любовь была – не поверите! Таким счастливым меня ни до, ни после того никто не видывал! На руках ее носил и блаженствовал!…»

В глазах его промелькнул удивительно знакомый огонек незабываемого счастья, потом губы резко сложились в страдательно-презрительную гримасу:

«Месяца два или три я был счастлив безмерно… А потом – словно сглазили: то боготворю, то ненавижу! И с нею невыносимо, и без нее – то же самое!… И тоска какая-то необъяснимая, и немочь в быту и на службе: только б и держал ее в объятьях, пока мы порознь, а свидимся – порой убить готов!

***
«Такая вот любовь у меня была «неземная»… – он снова закурил; между затяжками по скулам его перекатывались желваки: он не шутил, подумалось мне, все так и было, так и есть, даже сейчас… он тем временем продолжал, – И начал я, как водится в России, от хворей всех одним снадобием лечиться – водкой русской! И горька она мне была, и сладка, как любовь моя, всего иссушившая…

Вскоре расстались мы с нею, хотя, ой сколько дней и ночей провел я после подле дома ее! И – напасть-то какая – ведь зайти страшно хочется, а принимала меня она, если трезвый, охотно. И заходить боязно: изучил уж по опыту – как бы ни хороша и сладка была встреча, напьюсь потом до смерти, в себя приходить сложно будет…

Не знаю даже, что за блажь? Приворожила что ли, ведьма, да отпускать не хотела?… А глаза-то у нее были зеленые, ведьмины, да и характером тож была ведьма, хоть, внешне, нраву и кроткого…

На службе моей вскоре стали замечать во мне случившиеся перемены и намекать начали кто деликатно, кто по солдафонски, что мне бы на месячишко-другой на воды надо съездить, развеяться… А трое из тех, намекавших, на мое место метили, и в нормальном своем состоянии я бы им такую взбучку, такую школу устроил!…»

Он зябко поежился, отхлебнул глоток чаю… Обычнейшая история, подумалось мне, «особенно у нас», как сказал бы классик! Только вот слушать и наблюдать его было мне почему-то очень интересно. Виделось, что не пересказывает чужую историю, услышанную или прочитанную, не врет…

***
«В общем, долго ли, коротко ли, но в отставку я подал – гордость человеческая элементарная еще оставалась. К ней не ходил, но пил страшно. Все нажитое спустил. А как-то проснулся поутру в очередном захудалом пристанище – не пойму уже, где я и кто… Извиняюсь за интимнейшую подробность, но без нее не все в этой истории будет понятно: грудь у меня зачесалась, и чувствую – Креста на мне нет!

Я не то, чтобы шибко верующий был, а тут почуял: знак страшный!… Собрал свое расслабленное тело в охапку, умыл лицо студеной водицей и к церкви побрел. Вошел, купил три свечки и маленький медный крестик, к любимым Ликам подошел – мимо меня смотрят…

Никогда до неистовства не молился, а тут и захотелось, да не смог… Гляжу на горящие свечки, на Образа Святые, а в душе вчерашнее пойло бродит… И так мне тошно стало, что бросился я опрометью на набережную – благо дело – рукой подать было. Стою, уставился на медленную мутную воду – жизнь мою в последние годы – и манит меня эта стылая предледенелая вода…

И тут голос слышу: «Нельзя, сынок, грех большой!» Оборачиваюсь: один из нищих, что под Собором сидел. Благообразный такой старичок, каких изредка встретишь в христарадниковском сословии… Я еще, помнится, подать ему хотел, да мелочи под расчет оставалось…

А он мне прямо в глаза проникновенно смотрит, да говорит: «Тебе если покушать не на что, ты возьми! – и протягивает мне рубль со словами, – Взгляд у тебя, сынок, не бусурманский, страдаешь сильно. Но ты, сыночек, перемоги, помолись, и пройдет вся напасть твоя скоро»… Повернулся и ушел обратно к Храму. Я даже поблагодарить его не успел…»

***
«И ведь сбылось его пророчество: полегчало мне. Уехал из того проклятого города, начал новую жизнь. Внуков нянчу. Помог мне старик и словами своими, и рублем – вот он, миленький!… Только жизнь свою при том мне передал – сбил его на углу извозчик. Я подбежал было помочь, да поздно было…

Ну, вот и скоротали дорогу, – встряхнув головой, сказал мой собеседник, – пора выходить… Такая вот путанная и никчемная история… А Вы, я вижу, тоже страдаете, хотя по иному… При этом праздно разъезжаете по свету – видно – писательствуете… Вот Вам рубль стариковский на счастье. Прощайте…»

Он вышел, и я тоже не успел его поблагодарить…

(Из книги "Листая Путь")