Как-то раз я выменяла своего супруга на пачку сига

Как-то раз я возвращалась ночью с работы на велосипеде. Мне было почти 19. И такое было, кстати, не раз. Ночью в городе машины редки. А я вот ехала на велосипеде с сигаретой в руке. Сигареты этой марки я любила раньше, но других в магазине не нашла, поэтому была вынуждена купить именно их. Я уже точно знала, что скажу ему по приезду домой. Скажу, что он, наверно, совсем неверно растолковал для себя мою влюблённость. И что он не сделает мне горько потом, а сейчас вот сделал. Про настоящее. А ещё про то, что вчера мне подарили кружку, и когда я перееду в другой город, мне будет хорошо, и что кружку я возьму с собой. Я уже точно знала, что так я и начну этот рассказ, ведь я давно планировала его написать. И эта часть дороги, что я проезжала, пока думала о том, что хочу сказать ему, показалась мне очень длинной. Но я проехала её за минуту.

Я ясно представляла, какими будут его слова в ответ. Они, конечно, оказались ещё более неприятными, но меня это уже не волновало. Меня волновало и радовало то, что я наконец смогу об этом написать. Мне было почти 19, а ему 23. И мы оба любили пиво и сигареты одной марки.

Как-то раз я возвращалась ночью из бара. Мне было почти 29. И такое было, кстати, не раз. Ночью в городе машины редки. А я вот шла своей пьяной походкой с сигаретой в руке. В другой руке я держала туфли. Так, как обычно делают это в фильмах. Я очень надеялась, что иду по направлению к нашему дому, а не обратно в бар. Сигареты этой марки я снова полюбила, но на секунду возненавидела, когда случайно прикурила фильтр. Я уже точно знала, что скажу ему по приходу домой. Скажу, что он, наверно, совсем неверно растолковал для себя мои похождения по барам. И что я не сделаю ему горько потом, а сейчас вот сделала. Про прошлое. А ещё про то, что вчера меня подвезли до дома и вручили букет цветов, но это совсем ничего не значит. Я снова точно знала, что напишу об этом. И эта часть дороги, что я проходила, пока думала о том, что хочу сказать ему, показалась мне очень короткой. Но прошла я её за 20 минут.

Я ясно представляла, какими будут его слова в ответ. Слов, конечно, от него я никаких не услышала, зато кровь из носа текла ручьём. Мне было почти 29, а ему 33. И мы оба не любили запивать виски колой.

Когда мне было почти 19, а ему 23, он совсем не любил меня. Не могу точно сказать, нравилось ли ему проводить со мной время, но он его проводил. Как-то раз мы вместе поздно отправились в бар. Обычно я не пачкаю верхнюю одежду машинным маслом, но тогда вот испачкала. Ночью в городе машины редки. Но не у реки. У реки всегда дороже пиво и краше небо. С дорогим пивом в руке и на фоне красивого неба он долго упрашивал меня не быть глупой девочкой. С дорогим пивом в руке и на фоне красивого неба я побежала от него прочь в слезах. С дорогим пивом в руке и на фоне красивого неба он догнал и обнял меня. С дорогим пивом в руке и на фоне красивого неба он уговаривал меня откусить кусок шоколадки. С дорогим пивом в руке и на фоне красивого неба он убеждал меня в том, что нет в этом мире никого более важного, чем я. Говорил, чтобы я принимала себя. Просил, чтобы берегла. И очень ясно вдолбил в голову, что альтруизм – это пустая трата времени. И не любил меня. Тем временем я пыталась его ударить, да побольнее. Тем временем я измазала свою верхнюю одежду в машинном масле. С дорогим пивом в руке и на фоне красивого неба.

Когда мне было почти 29, а ему 33, мы оба не смогли бросить курить. Не могу точно сказать, пытались ли мы бросить курить или пытались бросить друг друга. Как-то раз он заметил, что устал от всего этого. Была ночь. А ночью в городе машины редки. Когда он говорил «от всего этого», я ясно понимала, что не только от меня, но и от всего этого. И что «устал» означает на самом деле «болен». А я была больна от того, что он врал о том, что спит уткнувшись носом в подушку, когда на самом деле его нос утыкался в потолок. Была больна от того, какое милое лицо он делал, когда мы трахались. Была больна от того, что он тоже был болен. Хоть я и не знала, от чего.

Как-то раз я выменяла его на пачку сигарет. Мне было почти 39. И такое, кстати, было только раз. Ночью в городе машины редки. А я вот возвращалась с заправки с сигаретой в руке и новой пачкой в кармане. Сигареты той самой марки сильно подорожали. Я уже точно знала, что скажу ему по приходу домой. Скажу, что он, наверно, совсем неверно растолковал для себя мою табачную зависимость. И что сигареты не делают мне больно, но сделают потом. Про будущее. А ещё про то, что сигареты – самое лучшее, что когда-либо приключалось со мной в жизни. И что он не любил меня никогда, а теперь тоже не любит, но на самом деле очень ошибается. Я уже точно знала, что допишу сегодня свой рассказ. И эта часть дороги, что я проходила, пока думала о том, что хочу сказать ему, мне как будто привидилась. Но она точно была.

Я совсем не могла представить, какими будут его слова в ответ. Слов в ответ не последовало. Слов больше не было совсем. Потому что не было уже и ночи. И не было редких машин. И было только утро, чёрные одежды и сигареты той самой марки. И был пепел, летящий вниз. Прямо на крышку его гроба. Мне было почти 39, а ему 43.

Как-то раз мне было почти 40, а ему всё ещё 43.

Как-то раз мне было почти 41, а ему всё ещё 43.

Как-то раз мне было почти 42, а ему всё ещё 43.

Как-то раз мне было почти 43, а ему всё ещё 43.

Как-то раз мне было 43. И ему тоже.