И был полдень

Глава 1

Через мокрую и блестящую в свете уличных фонарей автостраду неслась дворняга.  Быстро-быстро перебирая короткими лапами, она едва касалась асфальта, а в это время длинные, доставшиеся от пра-пра-спаниеля уши смешно прыгали вверх и вниз.
"Жить хочет!" - усмехнулся, чуть тормознув Владимир. И в тот же миг его "я" слилось с душой собачонки, объятой ужасом. Но его страх был связан с тем, что как наяву вдруг мелькнула женщина с мокрой головой и испуганными глазами. Было это пятнадцать, нет, кажется, чуть больше лет назад.

Впрочем, неважно. Ни сколько лет прошло, ни те чувства, что испытал. Важно другое: бывают часы, сутки, недели, когда словно и не существует грязного, суетного, жестокого мира, а есть только упоительно мягкое, обволакивающее, отгороженное от всего и всех небольшое пространство, в котором только Он, Она, сопки, горная речка с пятнистой форелью, застывшей в ожидании вкусных крошек…Нет, только не сегодня. Сегодня он как выжатый лимон. Сегодня не способен не только мечтать,но даже вызвать неуважение к реальной действительности, в чем никогда не было проблем.

Владимир Кривцов был "совком" до мозга костей. Притом из тех, кто считал белое белым, а черное  черным. Кто за каждую командировку отчитывался до копеечки, а секретаршам привозил сувениры. Друзей он никогда не предавал. У него все брали в долг, но иногда забывали отдать. Правда, по разу. Во второй раз не подходили, знали: не даст. Он не был карьеристом, но за светлый ум, почти детскую непосредственность, трудоголизм и порядочность его повышали. Не так, чтобы очень. Однажды был зав. завом,второй - зав. отделом. И даже один раз, правда, недолго помощником Самого. Паскудные должности, скользкие. Но в том-то и дело, что, занимая их, холуем никогда не был, шестеркой тоже. За что ценили его и друзья, и недруги. Он пережил несколько шефов - больших и поменьше. Одни были лучше, другие хуже, но все словно запрограммированные роботы: вверху кто-то щелкнул выключателем - номенклатурная лапа хапнула. Он хотел уйти из аппарата, куда попал из прекрасной страны Комсомолии сразу, но магическое слово "номенклатура" было посильнее писаных и неписаных Верховным Советом законов.

Так длилось около десяти лет, когда однажды он таки ушел на укрепление в низовое звено секретарем парткома на родной мясокомбинат. Это был еще один пласт в его жизни, но неизгладимый след в душе оставил не он, а тот, который пришел ему на смену, когда пошла мода выбирать руководителей, и коллектив цеха выбрал его начальником. Неизвестно, чем бы все закончилось, но грянула перестройка, колбасу и консервы, а также другие деликатесы, стало делать не из чего. Но самое страшное, что никому не оказались нужными его порядочность, компетентность, опыт и все остальные положительные качества. Он растерялся. Не растерялась жена…

…Впрочем, надо бы позвонить… Но вместо этого Владимир подогнал свой новенький "жигуль" к самому бордюру, закрыл окна и провалился в беспокойный сон…

Глава 2

Вовка Кривцов и Генка Гребешков дружили с детства. И то ли поэтому, то ли по-другому, но такое понятие как разновкусие, для них не существовало. В нежном возрасте они оба обожали эскимо, фильм "Неуловимые мстители", зачитывались романами Майн Рида, бренчали на гитарах в подворотнях и втихушку млели от пиратских записей Высоцкого. Когда подросли, помогали друг другу натягивать брюки-дудочки, щеголяли в белых или красных носках, и, облачившись в куцые пиджаки в полоску, с гордостью ловили спиной: "Стиляги!".

Но вот только на лицах начала пробиваться робкая и нежная растительность, поняли, что есть нечто, что направляет их взгляды в разные стороны. Вернее, некто. А еще вернее - девочки, прекрасная половина человечества.

Длинному худому Генке, с вечно прилизанной - волосок к волоску - прической, наличием в руках неизменной щеточки для бровей и несуществующих усов, нравились натуральные блондинки с локонами по пояс, миниатюрные, с крохотными ножками, губками бантиком и вздернутым пикантным носиком. Эдакие нынешние Барби в китайском варианте. Володе же, тоже рослому, но немного неуклюжему, с милой косолапинкой здоровяку, нравились девушки среднего роста, не худые и не толстые, а чтобы в теле. Цвет волос, глаз и размер обуви его не интересовали. Но в целом девочка должна была быть симпатичной.

Уже в старших классах они вполне удовлетворяли свои вкусы и потребности. Брали, в основном, эрудицией, мальчишеской непосредственностью и искренностью чувств. Но все это было мимолетно и несерьезно. Мамы, глядя на своих сыновей, грозили пальцами, но спали спокойно, а учителя с легким вздохом говаривали: "Ну, и молодежь нынче пошла…" и тут же успокаивающе добавляли: "Хорошо хоть на учебе это не отражается".

Когда парни закончили школу, вопроса о том, где продолжать учиться, не вставало: в их городе был единственный технологический институт - кузница кадров для известного во всем Союзе мясокомбината. В него они и подали документы. Оба знали, что копаться во внутренностях гигантских промышленных холодильников им вряд ли придется, но высшее образование получить было нужно. На том и порешили.
По конкурсу прошли легко,  все-таки закончили одну из лучших городских школ, в то время как основная масса абитуриентов приехала из села и чувствовала себя менее уверенно.

На первую лекцию договорились прийти одетыми ярко и слегка небрежно (до ужаса надоело ходить в школу в белых рубашках и черных костюмах). Но поскольку и другие вчерашние абитуриенты, а нынешние студенты, не были лыком шиты, вышло, что парни "прокололись" и из толпы, увы, не выделялись. Генку это сразу задело, и, наверное, поэтому он, обведя взглядом толпу, толкнул друга и показал на скромно стоящую поодаль, очень отрешенно глядящую в никуда девушку. Была она выше среднего роста, худенькая, с короткой стрижкой густых, но какого-то мышиного цвета волос. Лицо… Если бы ее разыскивала милиция, то в объективке обязательно бы стояло: "Без особых примет". И все-таки в ее позе было такое, что когда Володя вслед за Генкой глянул на нее, в сердце не то что-то дрогнуло, не то замерло и отозвалось… И потому он с готовностью потянулся за другом, который от нечего делать распустил павлиний хвост и деловой походкой подошел к девушке:

- Как я понял, товарищ по несчастью! -Очень "удачно" сострил он. - Будем знакомы:  Геннадий, Владимир…

Девушка с усилием сосредоточила внимание на генкином ухмыляющемся лице и неожиданно приятным спокойным голосом ответила очень серьезно:

- Ну, что вы! "Товарищи по несчастью!". Мы молоды, впереди у нас 5 лет чудесной студенческой жизни. Что может быть прекраснее! - и добавила, - Наташа.

Парни выпучили друг на друга глаза и… не нашлись, что ответить: у девушки напрочь отсутствовало чувство юмора.

Но это они подумали в первую минуту. Уже через полчаса Генка угощал Наташу своим любимым эскимо, рассказывал какие-то невероятные истории из их с Володей бурной молодой жизни. А она звонко хохотала, на лету подхватывая шутки, ее лицо раскраснелось и вдруг стало таким милым, что Володя ни с того, ни с сего рассвирепел на себя и, буркнув "Я пошел",оставил друга с девушкой одного.
Так началось их знакомство, очень скоро переросшее в дружбу.

Все они были горожанами и жили почти в одном районе, Наташа парой-тройкой кварталов в отдалении от кубика, в котором жили парни. Но это было даже приятно: это давало возможность подольше побыть с девушкой, в которую оба, увы, не взирая на различие вкусов, влюбились уже на третий день, когда она явилась на занятия в умопомрачительном брючном костюме с гривой золотисто-каштановых волос, с чуть подкрашенными перламутровой краской губами, мило оттеняющей нежный летний загар лица. В тот момент Володе с Генкой показалось, что она самая красивая девочка на их курсе. Что в общем-то было правдой и неудивительно: всего на курсе было 8 девчат и 20 парней.

Короче, с тех пор троица была неразлучна. Если кто-то из ребят должен был кинуть себя на алтарь науки, они бросали монетку: кому выпадал "орел", тому везло:  он шел с Наташей, в то время как другой понуро плелся в библиотеку что-то конспектировать или в студком выполнять очередное комсомольское поручение. Как правило, на лекциях они сидели вместе. Но если Генка мог защемиться в самую узкую щелку, чтобы только чувствовать плечо, а еще лучше бедро девушки, то Володя любил сидеть чуточку в стороне, чтобы наблюдать за ней.

В то время, когда лектор взахлеб рассказывал о геометрической прогрессии, Володя смотрел на Наташу и думал: "На земном шаре около 6 миллиардов человек. У каждого из этого гигантского количества людей всего пара глаз, пара ушей, нос, рот.  Все они расположены на одном и том же месте. Но нет ни единого лица, которое бы в точности повторяло другое. Разве это не чудо? Вот и Наташа. Она же единственная…"

Наверное, они учились еще на первом курсе, когда мама Володи Анна Васильевна сказала Генкиной маме Нине Терентьевне:

- Ты не заметила, наши мальчишки изменились? Меня это настораживает. Уж не влюбились ли они?

Нина Терентьевна, сын которой унаследовал от матери некоторую легкость и нежелание брать в голову что-то серьезное, легко отмахнулась:

- Да что ты! Им всего по восемнадцать. Да и рядом никого не вижу. Одна Наташка,  этот парень в юбке, затмила им всех девчат…

Вот это-то Анну Васильевну, в отличие от приятельницы, как раз и тревожило. Она знала своего романтичного, легкоранимого и влюбчивого мальчика.

Как-то вечером Анна сказала мужу:

- Иван, поговори с сыном…

- О чем? - удивился главный бухгалтер ремзавода, ломающий в это время голову над тем, что делать с проходимцем Прохоровым - завскладом готовой продукции.

- Он изменился. По-моему, Володя серьезно влюблен.

- Вот так придумала, мать! И что же я ему скажу? Люби? Не люби? Ты кому-нибудь докладывала, когда мы познакомились, решили пожениться? И потом, ты эту девочку видела? Или речь идет о Наташе? Ясно. Только мне кажется, у Генки шансов больше, чем у нашего медвежонка. Так что не комплексуй.

Володя в семье был одним-единственным ребенком, с детства они его ласково называли медвежонком. Он и до сих пор оставался для них малышом. Но Анна Васильевна обиделась за сына, однако ничего мужу не возразила: она не привыкла ему противоречить, тем более, что где-то в душе согласилась с ним.  Генка был удачливее и наглее. Но Володя так не считал. Во-первых, потому что сам боготворил Наташу, а, во-вторых, чувствовал, что и он нравится ей. Она могла уединиться с ним в свободное время где-нибудь в сквере студгородка и часами болтать. Иногда ласково трепала его густые волнистые волосы и говорила, что у него такие глаза, что когда он на нее смотрит, их синь выплескивается на пол-лица.
 
И все-таки мир рухнул раз и навсегда, когда однажды в поисках друзей Володя заглянул в спортзал. Генка и Наташа целовались. И не просто так,  по-товарищески,а по-взрослому.Одной рукой он запрокинул ей голову и поддерживал затылок, впившись губами в ее губы, а другой не просто прижимал, вжимал в себя стройное тело. А она, обхватив за шею обеими руками, очень недвусмысленно льнула к нему. У Володи потемнело в глазах и совершенно некстати в мозгу промелькнуло, что в каком-то фильме он видел эту позу. И означала она, и означала...

Он повернулся и побежал. Бежал долго, бежал в никуда, но ноги сами привели на берег любимой мелкой речушки. Сел на теплый песок, ловко кинул "гальку-блин", который подпрыгнул минимум раз пять. И понял, что жизнь закончилась. Нет, вслед за камнем он не собирался бухаться в речку головой. Просто закончилась одна жизнь и начиналась другая.

Его друзья так не думали. На следующий день, когда они встретились, Наташа бросилась к нему, обняла, дружески ткнула в бок и попеняла:

- Ну, где ты был? Мы тебя целый день искали, хотели в киношку сбегать…

Володя похолодел. Он вдруг понял, что тот вчерашний поцелуй не был первым, что для них это в порядке вещей, но его это не касалось, он к этому не был причастен. Это было больно и непонятно. Зато он понял, что с этим ему придется мириться и жить дальше.

Как ни в чем не бывало встретил его и Генка:

- Старик, ты куда пропал?

Жизнь, жизнь. Из цветной, радужной она сразу превратилась в серую и тусклую. Володе ничего не оставалось делать, как принять игру Генки и Наташи. Но стоило это ему очень дорого. Однажды он даже переспал с одной сокурсницей, после чего долго пил трихопол и еще какую-то дрянь и зарекся смотреть в женскую сторону человечества. В том числе и в сторону Наташи. Но это было выше его сил. Даже когда глаза не видели ее, сердце и душа чувствовали.

Когда они заканчивали третий курс, отношения влюбленных уже ни для кого не были секретом. И однажды Генка сказал:

- Слушай, друг, кажется, Наташка залетела.-И добавил с досадой, - Вот некстати!

Володя внешне отреагировал так, как и должен был отреагировать:

- Почему это некстати? Поженитесь, получите отдельную комнату в общежитии, в городе останетесь после распределения…

- Понимаешь, не входят в мои планы женитьба, ребенок…

- Как так? - удивился Володя.  Ты что, не любишь Наташку?

- Кончай базар! Конечно, люблю! Только ты ведь сам знаешь, мне Москва светила, аспирантура. А что теперь?

И опять у Володи мелькнуло в голове, что где-то он уже или видел, или слышал подобное, но не нашелся, что сказать. А ночью пинал подушку и презирал себя за то, что не дал Генке в морду.

Каково же было его удивление, когда назавтра он увидел их идущими в обнимку и весело хохочущими. Он ничего не понимал в их отношениях. Зато ясно осознавал: чем больше проходит времени, тем сильнее и безнадежнее он любит Наташу. И это чувство усиливалось тем, что он наконец увидел: Генке она нравится, но не более. И к его любви примешивалась щемящая жалость.

Летом, будучи четверокурсниками, как всегда, но уже в последний раз, они поехали в стройотряд. Наташу по причине уже достаточно большой беременности с собой не взяли. И потому ее штатное место поварихи заняла тоже четверокурсница, но с другой группы. Звали ее Алена, и была она русоволоса, синеглаза и миниатюрна.
Время тянулось медленно. Володя скучал за Наташей и рвался в город, а Геннадий вовсю волочился за своим идеалом красоты. Неизвестно, чем бы все закончилось, но Генку вызвали телеграммой: Наташа оставалась в рембригаде, упала с лестницы и потеряла ребенка. От этого известия Геннадий некоторое время был смур лицом и печален глазами, но Володя-то знал, что он рад такому разрешению грызущей его проблемы.Вернувшись домой, искренне сочувствовал побледневшей и осунувшейся Наташе, пытался скормить ей лишнее яблоко или грушу, утащить погулять по осеннему парку.

Незаметно пролетел последний студенческий год, нагрянули госэкзамены, засуетились с устройством чад поближе да потеплее родители. И тут как гром среди ясного неба по институту прошелестела весть: Геннадий Гребешков и Алена Власенко вместе едут в аспирантуру в Москву.

Вокруг много несправедливости. И нередко человек делает их стержнем своей жизни. Так случилось с Наташей. На улице ее не узнавали одноклассники. Та же юбка, тот же свитер, но висят как на вешалке. Вместо пушистой гривы золотистых волос  сосульки мышиного цвета. Искристый веселый взгляд сменил тяжелый, почти безумный и неподвижный.

Володя был в отчаянии. Он старался быть  рядом. Она этого не замечала. Если в толпе ее кто-то толкал, он подхватывал ее, а она, оттолкнув его, снова натыкалась на какого-нибудь качка или неповоротливую старушку. И чтобы Володя ей не говорил-  молчала. Он всерьез забеспокоился о ее здоровье, подумывал насильно доставить к доктору, но тут, недели через две, ее словно прорвало: они сидели на лавочке в сквере, мимо прошла обнявшаяся пара, и Наташа зарыдала, уткнувшись в плечо друга. Она плакала не менее 2-х часов. Не менее. Он не уговаривал ее, не успокаивал, только чувствовал, как через его пиджак, рубашку и футболку жгут ее слезы.

Нельзя сказать, что после этого она вернулась к прежнему состоянию души. Но  сдала госэкзамены, получила диплом и вышла на работу в трудовой коллектив. Володе не дали проявить чудеса профессионализма, а забрали в обком комсомола инструктором в отдел промышленности. Они часто встречались, потому что на мясокомбинате, где работала технологом Наташа, была одна из самых крупных комсомольских организаций.

Они были рады друг другу, вспоминали однокурсников, но Владимир видел, что центром ее внутреннего "я" по-прежнему остается та боль, что нанес ей Генка. Да и чего лукавить,он сам.

С этим Кривцов не мог смириться. Стал приглашать ее в кино, на концерты, выставки. Иногда она нехотя соглашалась, иногда отказывалась наотрез.
Однажды на глаза Володи попались строки английского поэта, политического деятеля XYII века Мильтона. Будучи слепым, он понял истину:

 "Ум человека - самостоятельная страна. И в ней человек способен превратить Ад в Рай и Рай в Ад".

Эти строки потрясли его и были тем, что могло спасти Наташу. Но как донести до нее их смысл, чтобы она ни о чем не догадалась?
Парень накупил кучу ватмана и разноцветных фломастеров. Попросил своих сотрудников (а в основном это были девочки из сектора учета) написать разными почерками и с разным выражением ("вилюшки" тоже несут эмоциональную нагрузку) эту фразу. Затем он развесил разноцветные плакаты по всей своей небольшой квартире (к тому времени обком комсомола выделил ему однокомнатную благоустроенную конуру) и пригласил девушку в гости на чай.

Наташа, не в первый раз бывшая в гостях у сокурсника, увидев это разноцветье, сначала нахмурила брови, потом задумалась и тревожно спросила:

- Тебе приходится бороться с дьяволом?

На минуту он растерялся, а затем осторожно сказал:

- А, знаешь, помогает. Я хоть и не слеп, как Мильтон, но, в общем-то, одинок...

Наташа еще более внимательно посмотрела на него, как когда-то взъерошила густые волнистые волосы, и Володя увидел, что она еще и еще раз читает плакаты и в глазах появляется какое-то осмысленное решение.

Но это было только начало. И все-таки было. Прошел не один месяц, прежде чем он услышал ее веселый смех. А потом до молодых людей дошли слухи, что Генка защитил кандидатскую диссертацию, его оставили на кафедре. Алена ушла от него к какому-то профессору. Володя видел, что Наташу это известие выбило из колеи и встревожило, но почему-то именно этот момент он выбрал, чтобы сделать ей предложение.

- Сколько лет мы знаем друг друга? Семь? Выходи за меня замуж! Я люблю тебя, ты это знаешь…

- Но и ты знаешь, то я не люблю тебя, - тихо и печально сказала она и тут же спохватилась,-нет, конечно, люблю, но…

- Я все понимаю,-перебил Володя.-Но моей любви хватит на двоих, нет, на десятерых…

-Дай подумать,-внимательно посмотрев на него, вдруг ответила она.
   
И через неделю,опустив глаза, тихо сказала: "Прости,но нет".
 
- Ну, почему?-В отчаянии чуть не закричал он,-Почему?

- Потому что я превращу твою жизнь в ад.

- Пусть! Пусть! Ад с тобой мне милее рая без тебя…

И она сдалась, потому что ей было все равно за кого выходить замуж, а годы шли, к тому же Володька был лучший из всех, кого она знала.

Свадьба была очень скромной. Веселья не наблюдалось. Постаревшая Анна Васильевна и все такой же бравый бухгалтер Иван Прохорович, зная историю любви своего сына, с опаской поглядывали на сноху и всячески старались понравиться сватам,  моложавой Наташиной маме Инне Степановне и ее бойфренду, где-то лет на 5-8 моложе ее,  Борику,  как он себя представил сам.

Шампанское в ЗАГСе выпили споро. Так же споро молодые поцеловались на требование "горько" и поехали в кафе, где еще посидели часика два и разошлись.
Сняв белый костюм и отколов веточку флёрдоранжа, Наташа села на пушистый ковер, подаренный его родителями и еще накануне раскинутый на всю комнату, положила его голову к себе на колени и тихонько спросила:

- А где ты будешь спать?

В груди Володи похолодело, как бывало,когда они в мае ныряли в ледяную речку.Но
сглотнув слюну, он бодро сказал:

-У меня за шкафом раскладушка есть. Не беспокойся.

Молодая жена облегченно вздохнула, вскочила на ноги и засуетилась:

- Ну, тогда давай укладываться, я так устала за день.

В эту ночь Володя не сомкнул глаз, каждая клеточка его тела источала боль и кричала, но когда утром открыл глаза, первое, что бросилось ему - это были слова Мильтона! Он соскочил на ноги, и как ни в чем не бывало начал делать зарядку, пошел в душ.А когда вышел из ванной, на плите уже свистел чайник, а на сковороде шкворчала яичница. Так началась их семейная жизнь.

…Наверное, недели через три Наташа не попросила вытащить из-за шкафа раскладушку. Поначалу Володя не обратил на это внимания, а потом весь сжался и замер, боясь сглазить: а вдруг? И когда жена позвала разложить диван и постелила на двоих, от переполнивших чувств стало жарко.

Однако первая брачная ночь после месяца женитьбы была совсем не такой, о какой он мечтал. Он целовал ее со всем пылом, на который был способен, ласкал грудь, готов был ощутить и погладить каждую клеточку тела. Он прижимал жену к себе и, еле сдерживаясь, шептал на ухо невероятные слова любви…

А когда все закончилось, в порыве нежности и благодарности  взял в руки ее лицо, начал его целовать и… почувствовал соленый вкус слез. Это был удар ниже пояса. Он похолодел, но ничего не сказал. А назавтра вытащил из-за шкафа раскладушку и ровно месяц, ночь в ночь, провел на ней, прислушиваясь к тому, как не спит, вздыхает и ворочается жена. Потом он все-таки сдался и перешел на диван: он любил ее и желал со всей силой нерастраченной молодости. Она, как правило, не возражала, но как ни старалась, ответить ему на его чувства не могла.

Через полтора года родился сын Ванечка. Володя думал, что ребенок объединит их, скрепит союз, но этого не случилось. Пользуясь тем, что ребенок слабенький и требует много внимания, молодая мать месяца три отказывалась выполнять обязанности жены. Муж разозлился и переспал с одной комсомолочкой. Думал, назавтра сгорит со стыда и проклянет себя, но оказалось, что не только не почувствовал укоров совести, но это даже понравилось ему: он понял, что наконец получил то, что нужно мужчине от женщины в сексе.

А дальше так и повелось: раз в месяц-два он расслаблялся на полную катушку на стороне.Володя лелеял мысль, что жена не догадывается об этих его шалостях, но однажды приятель Сашка проболтался в открытую. Наталья только усмехнулась. Володю с одной стороны это покоробило, а с другой, вроде, зеленый свет зажегся!
Так и жили: вместе и каждый своей жизнью. С годами Наталья стала мягче, у нее появилась какая-то собственническая нотка в отношении Володи, которая нравится мужчинам; она не унижала, а подчеркивала, что женщина считает  это мое, не тронь. Иногда муж вдруг замечал, что жена с особым интересом смотрится в зеркальце и более, чем всегда, красится. Он удваивал внимание, старался не оставлять ее одну. И по-прежнему безгранично любил…

Глава 3

- Дяденька, а дяденька!
Мужчина ошалело закрутил головой, никак не соображая, кто и зачем зовет его. И тут вдруг наткнулся на глаза и вздрогнул:  они напомнили ему другие. И испугался. Господи, к чему это? И… и… почему?

- Чего тебе?  - Кривцов приоткрыл окно.

- Довезите до города, совсем задубела!

Девчонка притоптывала ногами на холодном ветру и умоляюще заглядывала огромными глазищами ему в глаза.

Владимир глянул сколько времени: мать честная, он проспал два часа, Наталья с ума сходит.

- Садись, - и в сердцах надавил на акселератор. Машина дернулась, девчонка мотнула головой, отчего с нее свалился берет и по плечам рассыпались волосы редкого цвета -  гнедые. Правда, так говорят о лошадиной масти, а не о женских волосах, но точнее слово было подобрать трудно. И снова что-то кольнуло Владимира в сердце: у нее тоже были такого редкого и насыщенного цвета волосы.Он искоса посмотрел
на девчонку и снова удивился, как похожи они.. А что если?

- Как тебя зовут?

Девочка охотно ответила:

- Анжелика.

- А отца

- Вообще-то я его не помню, они разошлись с мамой, когда я еще не родилась. Но пишусь Владимировной.

Кривцов почему-то испугался. Из головы вдруг вылетели все мысли. Но тут же здравый смысл победил: они расстались лет шестнадцать назад, а этой малявке не больше четырнадцати. И все-таки, переборов себя, с трудом выдавил:

- А мать как зовут?

- Ну, вы, дядя, даете. Из КГБ что ли? Зачем вам мои биографические данные? Ну, Зоей ее зовут. Зоей Федоровной, что еще интересует?

С его души, вроде, камень упал. Глупо, но стало как-то легче. Он более внимательно присмотрелся к девчонке и усмехнулся про себя: "Давно не снилась, потому, наверное, и померещилась…" Он надолго замолчал, а когда высадил пассажирку, пожелав  всего самого доброго и засунув в карман её курточки десятку, которую она хотела оставить на сиденье, вдруг подумал: "А не махнуть ли в Н-ск? Только посмотреть на нее, узнать как живет?". Но мысли эти тут же отодвинули злободневные, сиюминутные: "Наталья ждет результатов, завтра надо ехать за товаром".

Действительно, жена ждала его и волновалась. На ее расспросы он в основном отмалчивался, только спросил, где дети.

- Где же им быть? - вспыхнула мать. - Иван со своей зазнобой на мотоцикле рассекает, уж не знаю, когда к берегу прибьется. Марина где-то на танцульках.

Когда легли спать, он тут же отвернулся и выключил светильник. Молча полежали в темноте, потом раздался голос жены:

- Что с тобой?

- Ничего, за детей волнуюсь, уже двенадцатый час.

- Не волнуйся. Иван заночует у своей красотки, а Марина ровно в 00 будет стоять вместе с Оксанкой на лестничной площадке.

Действительно, скоро раздался тихий скрип двери, шуршание снимаемой обуви и через несколько минут все стихло. Но Володя, отмахавший километров 600, а то и больше, не мог расслабиться и уснуть. Он знал почему. Он гнал от себя эти мысли, но они лезли в голову, а главное - заставляли учащенно биться сердце.

Глава 4

У нее было редкое и необычное имя - Ларина. Впрочем, необычное для тех, кто не знал его историю. А она была такова. Получив известие о рождении дочери, папа красивым учительским почерком вывел на обратной стороне присланной  записки слово "Карина". (Россыпи из благодарности и любви были сунуты в красиво оформленный букет любимых Лидиных роз чайного цвета). Мама полюбовалась на папин почерк и рядом поставила не менее красивым почерком свой выбор "Лариса".

Так они и звали новорожденную до тех пор, пока не пришло время выписать девочке первый в жизни документ- свидетельство о рождении. Это был исторический день, о котором помнили все: в том числе и сдавшийся часа через три секретарь сельского совета, записавший- таки в книжечке "Ларина Георгиевна Сазонова".

Говорят, имя во многом определяет судьбу человека. Странность имени Ларины повлияла, наверное, на то, что она родилась не в то время и не в том месте. Во всяком случае утвердилась в этом окончательно, когда увидела портрет царицы Тамары и прочитала "Анну Каренину" Толстого, когда рыдала над судьбой Джордано Бруно, лучшей подругой считала Жанну д'Арк, а самой заветной мечтой с детства была надежда на то,что земляне в Космосе не одиноки. То, что девочка не совсем вписывается в круг подруг и деревенскую идиллию, чувствовали все. Но это было ее внутреннее состояние. Уже наступила эра телевизоров, и сельские девчонки внешне ничем не отличались от городских. И когда Лари, как ее часто звали друзья, надевала коротенькую юбочку, открывающую крепкие, словно выточенные и уже в мае покрытые ровным золотистым загаром ноги, мужская половина села всех возрастов млела. А один заезжий мужик, увидев девчонку, с чувством воскликнул: "Если бы у меня были такие ноги, я ходил на руках…".

И во всем другом Ларина была очень современная: много читала, многим интересовалась, много ездила на соревнования, олимпиады. Неплохо играла в волейбол, теннис, занималась фигурной гимнастикой и была не по годам развита. Однажды на соревнованиях (ей едва исполнилось 13 лет) к ней подошел по виду студент лет 19-20 и вежливо пригласил в кино на вечерний сеанс. Ларина подняла на него глаза и серьезно сказала:

- Спасибо, дядя, но на этот сеанс детей до 16 не пускают…

Парень остолбенел. И не от ее слов. На радужке глаз человека, как правило, бывают точки, кружочки, какие-то извилинки другого цвета, что придают им различные оттенки. Оттого и глаза бывают серо-голубые, желто-зеленые, цвета ореха и другие. Глаза Ларины были удивительно однородны. Казалось, на белоснежное глазное яблоко упала блестящая крупная капля свежайшего шоколада. Собеседник видел себя в них как в зеркале. Многих это смущало. Особенно незнакомых. Ларина прекрасно знала это и старалась притуплять взгляд, чуть опуская веки.

Но бывали ситуации, когда она наоборот хотела кого-то позлить или произвести впечатление. Тогда выбирала момент и, резко взмахнув черными густыми ресницами, очень спокойно и прямо смотрела в лицо жертве. Если это было на улице, в этот момент глаза у нее были цвета спелой вишни. А результат, как правило, был потрясающим: минимум минуту-две "подопытный" был полностью деморализован, а затем покрывался пятнами и не знал, что говорить и что делать. Лари пожимала плечами, мило улыбалась и уходила: извини, мол.

Любила она и такую игру: идет, бывало, небрежной походкой, отсутствующим глазом цепляет все, что попадет в поле зрения. В том числе и мужские лица. Ну, скользнула безразличным взглядом  и пошла себе дальше. А бедолага вдруг или споткнется, или столбом застынет, не зная, что ему делать дальше. Но эту науку кокетства она освоила уже с годами…

У Ларины было много подруг. Притом и таких, которые боготворили ее за экзотическую красоту, ум и непохожесть, и других, которые завидовали и злословили в ее адрес. Но отказаться от дружбы с ней не мог никто: она была центром их маленькой вселенной под названием школа, улица, село

Ей рано начали нравиться мальчики. Как правило, это были симпатичные, аккуратные мамины сынки, отличники. И относилась она к ним благоговейно. К ней же чаще всего привязывались дебоширы, ушастые и рыжие. Одним словом, уроды, что на определенном этапе вселило в нее сомнение относительно своих внешних данных. Да, конечно, против "инопланетных" глаз и "крылатых" бровей она ничего не могла иметь против, но вот все остальное… И лишь спустя годы поняла, что тихие красивые мальчики просто-напросто боялись подходить к ней. А в детстве ее поддерживала та часть девчонок, которая считала, что ее имя и имя итальянки Лорен недаром созвучны. Польщенная Ларина успокоительно уточняла:

- Ее зовут Софи, а Лорен  фамилия.

Ей было 15 лет, когда папу назначили директором школы в соседнее село. Было это как раз под Новый год, и сразу после зимних каникул Ларина первый раз пошла в школу. Конечно, волновалась, рисуя картины встреч с будущими одноклассниками, учителями. Однако не это стало важнейшим в ее жизни на многие годы.

…Первым, кого увидела в фойе, был высокий, стройный мальчик. Он внимательно смотрел на нее, а она только бросила мимолетный взгляд. Но увидела все: темные вьющиеся волосы, серые большие, необычной формы глаза, аккуратную, ладно сидящую на нем одежду. Но впечатление маменькиного сынка он не производил. Скорее облик его выдавал интеллектуала и интересного человека.

Как позже узнала, так оно и было. Олег учился в 10 классе и был отличником, вечным участником и победителем школьных и районных олимпиад. И еще узнала, что в него тайно влюблены почти все одноклассницы, не говоря уже о восьмиклассницах и девятиклассницах. Но Ларина категорически не хотела пополнять ряды его вздыхательниц, и потому тщательнейшим образом скрывала свои чувства.

Их школа была маленькая, старшеклассники тесно общались между собой, и вскоре она близко познакомилась с Олегом и поняла, что девчонки его не интересуют. Время от времени он уступал какой-нибудь из особо настырных и провожал домой после тренировок и репетиций. Девушка ужасно злилась, но понимала, что это глупо.
К ней он относился несколько по-другому. Бывало, случайно или намеренно они оказывались рядом. Если это было где-то в рекреации, то, уединившись ото всех, долго и непринужденно болтали. Если это случалось на улице и была хорошая погода, часами бродили по роще за селом и говорили, говорили… Казалось, после таких встреч они станут друзьями навеки. Но наступало утро, они встречались в школьном фойе, и Олег мог пройти мимо, не поздоровавшись. Каждый раз для нее это был сильнейший удар. Но она постоянно думала о нем, и когда через неделю, месяц, а то и больше ситуация со случайной встречей повторялась, обретала надежду и была счастлива.

Закончив школу, Олег поступил в университет. Через год получила аттестат и уехала учиться в соседний город Ларина. Вокруг было много ребят, во внимании недостатка не было, но думы ее были только о нем. И однажды, зажав в кулак гордость, написала ему. Завязалась переписка  редкая, вялотекущая. И, конечно, не по ее вине. Но Ларина радовалась и ей: она делала  жизнь значимей.

Он учился на третьем курсе, она - на втором, когда девушке пришла в голову мысль встретить Новый год вместе. Написала ему. Он согласился. А когда приехал, пел куплеты ленинградского барда Юрия Кукина: "Ничего у нас с тобой не получится, как ты любишь голубой мукой мучиться…" и весь вечер провел с ее лучшей подругой…
И вновь, как уже не раз, зажав в кулаке боль, унижение, отчаяние, Ларина как могла более непринужденно попрощалась, и в самый разгар ушла с вечеринки. Это был конец. Каково же было ее удивление, когда через неделю Олег постучал в ее дверь. Зачем он приехал? Сам объяснил это тем, что чувствовал себя виноватым перед подругой, которая "неправильно поняла его". Общими усилиями разобрались в столь сложной ситуации, и на вокзал провожать Олега Ларина поехала одна.

Через неделю он уезжал в Москву: в числе лучших студентов его направляли на дальнейшее обучение в столичный вуз. Прощаясь, он протянул свой новый адрес и попросил написать первой. И тут она встретилась с ним взглядом и остро почувствовала, что в их отношениях что-то меняется. Олег сдавался… готов был уступить. И она испугалась: а вдруг сила ее любви на время зажжет ответный, но недолгий огонь, а она всю жизнь останется рабой своего чувства?! И тут же мысленно поклялась, что прежде отрубит себе руку, чем напишет ему письмо.
Слово, данное себе, сдержала. Видимо, не дождавшись вестей, Олег написал раз, и два, и три. Все его письма остались без ответа.

В романах часто пишут, как любовь заслоняет человеку весь реальный мир. Наверное, так бывает и в жизни. Но случается и по-другому. Любовь - да, она живет в душе, она  особый мир, в который нет доступа посторонним. А жизнь идет своим чередом.
Так было и с Лариной. Она училась в институте, готовилась и сдавала сессии, бегала на танцы, знакомилась с парнями и даже позволяла некоторым ухаживать и целовать ее на прощанье в темном подъезде. А об Олеге думала постоянно, он ей снился едва не каждую ночь. И при этом она все глубже и глубже загоняла вспыхнувшее чувство, понимая, что изгнать его совсем из сердца не в силах.На последнем курсе, закрыв глаза, а, может, наоборот, получше присмотревшись,  вышла замуж за однокурсника.

Было все: ужас от свершившегося, когда в ЗАГСе их провозгласили мужем и женой, заполнившая вдруг душу нежность, когда молодой муж неопытными, трепетными руками обнял ее, такую же чистую и наивную. И пришедшая на ум фраза: браки свершаются на небесах, которая успокоила и стала путеводной звездой. Через год у них родилась девочка. Через четыре - вторая. Муж души не чаял прежде всего в Ларине, любил детей. Она иногда чувствовала какую-то неудовлетворенность, щемящую тоску по чему-то неизведанному, но в целом была благодарна своему Васильку, отвечала ему теплым чувством, ухаживала за ним, переживала, кормила вкусняшками, а если и покрикивала, то только за дело: мужчине всегда есть за что попенять. А тот, другой, уйдя из ее жизни, продолжал напоминать о себе в снах, в неожиданных мысленных картинках. Но никогда, ни сразу, ни через годы Ларина не пожалела о принятом однажды решении…

Глава 5.

Когда Кривцов возглавил цех родного мясокомбината, началась новая, нормальная трудовая жизнь. Крутиться приходилось днем и ночью, но это было нужное дело. Ему исполнилось 35, он был полон сил и стремления быть примером во всем.
Через полгода, а, может, чуть больше, Владимира Ивановича вызвал генеральный директор:

- Поедешь в Приморский край. Там запускают новую холодильную линию как у нас. Командировка длительная, поедешь вместе с Воронько из конструкторского бюро.

Владимир в душе чертыхнулся, а вслух сказал:

- Иван Степанович, у меня жена скоро рожает.

- Когда?

- Ну-у, месяцев через пять.

- К тому времени вернешься… Может быть... Свободен.Собирайся.
 
Но освободился Кривцов только через 15 дней, когда похоронил внезапно умершего деда - участника Гражданской и Великой Отечественной войн. Вошел директор в ситуацию ровно на две недели. И как только все приличия были соблюдены, подписал ему командировку.

В Октябрьске автобус подвез пассажиров к единственной гостинице поздно. Злой и уставший Владимир принял душ и тут же завалился спать. Наутро встал рано, тщательно побрился, немного помучился с галстуком, позавтракал в буфете вполне приличными сосисками и в нейтральном настроении вышел на улицу. И остолбенел. Перед входом в гостиницу, на ромбовидной рабатке стояло пушистое дерево-кустарник. Листьев на нем не было: оно все было окутано бело-розовыми нежными цветами. Володя никогда не видел ничего подобного, но сразу понял, что это цветет знаменитая сакура. Она цветет всего один день, и полюбоваться на это зрелище японцы, например, собираются в скверы и парки семьями. Это для них традиция и целый ритуал.

В те минуты Володя ни о чем подобном не думал. Эти необыкновенно нежные цветы, один в один повторяющие друг друга и составляющие целое облако, казалось, унесли его в другой мир, на другую планету. А в следующую секунду он еще более убедился в этом, когда вдруг наткнулся на удивительные глаза, внимательно смотрящие на него сквозь дымчатое облако. Ответив долгим взглядом на взгляд, он неожиданно смутился, неловко поклонился, а она грудным голосом вдруг произнесла:

- Здравствуйте, Владимир Иванович, с приездом.

Кривцов и удивился, и обрадовался одновременно. Во-первых, потому, что легко и просто нашел сотрудницу, а, во-вторых, она оказалась не просто приятной, но красивой женщиной. Однако рассматривать ее не стал, а завел разговор о делах.

Ларина Георгиевна толково и подробно рассказала обо всем, что его интересовало, провела в приемную начальника и ушла к себе в конструкторское бюро.

Чем отличается командированный от штатного работника? Прежде всего тем, что кроме зарплаты по месту работы он получает еще и командировочные, и частично зарплату, а работает, сколько захочет, лишь бы уложиться в срок. Во всяком случае, у него ненормированный рабочий день, и это очень приятно. Конечно, Кривцов и Воронько не собирались часами болтаться без дела: люди они были ответственные и не юнцы, но и с 9 до 18 торчать на комбинате не думали. Тем более, что в Приморском крае май -  совершенно удивительный месяц. Уже понаехало отдыхающих, и воздух был напоен запахами цветущих деревьев, ароматом свежей молодой травы и… любовью.

Целый день Владимир знакомился с заводом, но успел заглянуть в конструкторское бюро, где назначил Ларине встречу в буфете гостиницы. Все две недели, что Кривцова не было, Ларина ждала его, представляла себе интересного мужчину и очень скучала за домом, девчонками, своим Васильком.

Но вот приехал ее начальник и, во-первых, у нее почему-то не клеилась работа, во-вторых, он ей не понравился, что страшно раздосадовало, и, в-третьих, она много обо всем этом думала и как-то на второй план отошли девчонки и муж, что тоже злило.

И, тем не менее, вечером она захотела блеснуть: надела черное, подчеркивающее тонкую талию, с разрезом до самого бедра узкое платье, чуть матовые, на тонком каблуке туфли, и в тон к ним  на шею - нитку крупного морского жемчуга. Прическу делать не стала, но посчитала, что распущенные волосы для 34-летней женщины это вульгарно, поэтому собрала локоны с обеих сторон и закрепила в тон нитке бус заколкой, а впереди оставила чуть легкомысленную, очень симпатичную пушистую прядь волос. Днем, как правило, Ларина только чуть-чуть касалась губной помадой губ, почти не красила глаза. Вечером же она не пожалела красок и выглядела ярко, обворожительно и даже несколько вызывающе.

Если бы по каким-то причинам Владимир Иванович должен был честно дать оценку ей и себе, он, как джентльмен, должен был бы сказать следующее:

- Высший класс. Вы  Эсмеральда, ну а я, рядом с вами, Квазимодо…

Но ничего подобного он не сказал, а только галантно пододвинул стул и спросил, что она будет пить. Потом они мило болтали, танцевали, гуляли по ночному Октябрьску и узнали друг о друге то, что должны знать сослуживцы и добрые друзья, потому что по-другому не может быть:  впереди полгода работы бок о бок.

Утром встретились в конторе, но о вечере не договорились: их номера находились на одном этаже, и не запланированные встречи были просто неминуемы. Так оно и случилось. Но у женщины совсем не было настроения с кем-то общаться: с утра позвонил муж и пожаловался, что старшая Анжела заболела, а младшая, восьмилетняя Леночка, капризничает, не слушается бабушку, не ест овсяную кашу

Ох, уж эта бытовуха! Она всегда заедала Ларину. Когда по субботам-воскресеньям  простаивала у плиты, чтобы накормить домашних повкуснее, когда непокорный, такой кокетливый локон, всегда красиво оттеняющий белизну ее лба, мотался туда-сюда мокрый и бесформенный, пока она до одури стирала и выжимала бесконечные простыни, пододеяльники, полотенца и девчоночье белье, она себя не просто жалела, она себя не уважала.

Что, собственно, такое жизнь русской женщины, а вернее, бабы? А то же, что и немецкой: кирхе, киндер, кюхе. С той только разницей, что за фрау это делает работница. Статисты и демографы давно подсчитали, что работа домохозяйки оценивается в триста баксов или пятьсот марок в день. И если хозяйка сама желает чем-то там заняться от скуки, от бьющей ключом энергии, то потом по полдня отпаривается в ванне, наполненной ароматизированной пенкой, торчит часами в парикмахерских и примерочных, а вечером благоухающая, разряженная идет в ресторан или на прием.

Ларина не была так наивна, что думала, будто все женщины мира, кроме русских, так живут, но в те минуты, когда сама, не разгибая спины, вкалывала, мыслила именно так, смакуя трудности и жалея себя, издеваясь над мечтами в юности. И потому командировка для нее была чем-то вроде награды за долгий и однообразный быт. Она чего-то ждала от этой поездки, и напоминание о домашних неурядицах выбило из колеи. Потом, закрывшись в номере, замерла. Пару раз ей казалось, что кто-то подходил к двери, но она не подала признаков жизни.

ГЛАВА 6

Владимир проснулся от неудобного положения: рука, закинутая за голову, затекла и онемела. Он поменял положение и снова провалился в сон.

- Есть будешь? - услышав шевеление, крикнула из кухни жена. В последнее время ей некогда было готовить: поездки за товаром занимали все свободное время, и она отделывалась, в основном, пельменями, шпротами, сосисками, пиццей, разогретыми в микроволновке.

Ответа не последовало. Она заглянула в спальню и увидела, что муж спит. Усталое, серое лицо, обильная седина, морщины… Как он постарел. А, между прочим, она по-прежнему оставалась стройной, ей очень шла короткая стрижка, и мужчины еще оглядывались вслед…

Наталья усмехнулась, почему-то вспомнив молодость. Как наплевал ей в душу Генка, теперь Геннадий Васильевич, доктор наук, ученый; как предложил руку и сердце влюбленный скромняга Володя и спас ее от сумасшествия или чего похуже. На ум вдруг пришло, как долго она не могла пересилить себя и стать ему настоящей женой. Как понимала свою вину перед ним, потому и закрывала глаза на его похождения на сторону. Она чувствовала, как сильно он ее любит, и что все его интрижки - это потребность тела, не затрагивающая душу.

И только однажды почувствовала опасность. Это было, когда он вернулся из длительной командировки из Приморского края. Он вернулся к ней, но был далеко от нее. Он принадлежал другой женщине. Она почувствовала это и сильно испугалась, вдруг осознав, что если и не было у нее к мужу страсти, то были привязанность, благодарность, уважение. Была широкая спина, за которой ей было сытно и уютно.
Более того, в тот день, когда он вернулся, она, может быть, впервые за двенадцать лет совместной жизни вдруг поняла, что очень соскучилась за ним, ее захлестнула нежность,  и она засуетилась. А он подошел к кроватке, в которой лежала их двухмесячная дочь, долго - долго смотрел на нее, а когда отошел, Наталье вдруг показалось, что смахнул со щеки слезу.

Она сделала вид, что ничего не заметила. И даже когда легли спать и он, запечатлев на щеке жены дежурный поцелуй, отвернулся к стене, пробормотав, что очень устал, тоже приняла как должное. Но ночь не спала и приняла решение сделать все, чтобы вернуть мужа…

…Тряхнув головой, Наталья отогнала ненужные мысли и нагнулась к лицу спящего:

- Устал, дорогой? Встань, поешь, я пельмешек отварила.

Муж что-то промычал, почмокав губами, но неожиданно враз проснулся и сел на кровати, как бы не сразу поняв, где он и с кем. Наконец взгляд прояснился, он потянулся, обнял Наталью:

- Господи, как мне этот капитализм осточертел! То ли дело было при социализме!!

-Неудачно съездил? - Участливо спросила жена, прикинув, во сколько обошелся пустой вояж в соседнюю республику.

- Да нет, конечно, отборку товара сделал, договорился кое с кем.

- Вот и хорошо!-Откликнулась Наталья.

-Завтра поеду на грузовой, а ты в магазине постоишь, и у Нины надо остаток снять.-
А Иван так и не заявился ночевать?- помолчав, задал Владимир вопрос.

-Парню почти тридцать…

- Вот именно, а на маминой-папиной шее ездит и положиться на него нельзя. До каких пор это будет продолжаться?

Мать хотела было заступиться за сына, но только вздохнула: Иван действительно вырос избалованным бездельником и был плохим помощником родителям, изо всех сил стремящимся приспособиться к реалиям современной жизни.
А отец совсем некстати вспомнил, что было в его жизни время, когда каждая минута приносила радость...

ГЛАВА 7

Подняв голову от чертежа, Ларина Георгиевна наткнулась взглядом на очаровательную картину: через открытое окно была видна Уссури с украшавшими ее берега могучими лиственницами, расположенными как раз на таком расстоянии, чтобы городским властям в свое время было удобно разбить цивильный пляж с грибочками, торговыми павильонами, прокатами катамаранов и лодочной пристанью.

- Нет, когда я еще сюда приеду? И приеду ли вообще?-Задала риторический вопрос Ларина, откладывая в сторону рабочий инструмент.

- Что ты сказала?  откликнулась сидевшая напротив чертежница,  пожилая женщина Екатерина Ивановна.

- Работать не хочу, вот что сказала, - весело воскликнула Ларина, - а вот на лодке поплавать и искупаться очень хочу.

- А чего тебе не искупаться? Ты ведь не в штате, тебе отсиживать 8 часов не надо, - доброжелательно и в то же время чуть с завистью откликнулась Екатерина Ивановна.  Я бы тоже на твоем месте не удержалась.

Женщина быстро прибрала рабочее место, чмокнула напарницу в ухо, забежала на минутку в гостиницу за купальником и отправилась на пляж.Атмосфера на нем царила интимно-богемная: в Октябрьском было много санаториев, и отдыхающие оттягивались на полную катушку. Пляж был усеян телами разных оттенков:  от бледно-голубоватого до темно-коричневого. Последние группировались парочками, небольшими группами и млели, млели под ласковыми лучами солнца, не забывая строить глазки и принимать обворожительные позы (женщины), сыпать комплиментами и падать в красивых прыжках за мячом (мужчины).

Ларина быстро миновала полосу отдыхающих и направилась к лодочной станции. Ей безумно захотелось отплыть подальше от берега и там просто позагорать, побарахтаться в мутной темно-серо-зеленой воде, которая дальше от берега не казалась грязной, а просто имела такой тяжеловатый цвет.

Часа через полтора женщина почувствовала, что плечи подгорели, хотя это был не первый ее вояж на речку. Подведя свое плавсредство, кстати, не дюралевое, как обычно, а деревянное тяжелое к такому же пирсу, она решила обкупнуться и уже потом сдать лодку.Набрала побольше воздуха в легкие и прыгнула солдатиком в воду.

А в это время (было уже около шести) из цеха, стоящего "лицом" к пляжу, вышел Кривцов. Ему в глаза ударило солнце, но, приложив руку козырьком ко лбу, он увидел, как стройное тело его сослуживицы соскользнуло из лодки в воду. Усмехнувшись, он стал наблюдать, как она с видом заправской пловчихи кружит вокруг пирса, а в какой-то момент ушла под воду с головой. Володя понял, что Ларина сделала это специально, но тут же понял и то, что она не учла течение и может вынырнуть под лодкой. Так и случилось. Он вдруг увидел характерный удар чего-то о днище. Чего, догадаться было нетрудно: это была голова. Он испугался: а вдруг она от удара потеряла сознание? А вдруг в панике не догадается уйти вглубь, а потом в сторону, чтобы сделать еще попытку вынырнуть на чистую поверхность?

Он начал лихорадочно стаскивать туфли, брюки, когда вдруг над водой рядом с лодкой появилась мокрая голова и ошалелые от страха глаза. Это было видно даже на расстоянии. Но тут же Ларина взяла себя в руки и огляделась: не привлекла ли  внимания к себе. Владимир, теперь уже не спеша, разделся и поплыл к ней. Она обрадовалась ему, но испытующе заглянула в глаза: видел ли он? А мужчина сделал вид, что ничего не видел, лег на спину и отдыхал. Отдыхал и в то же время с удивлением думал о том, как испугался за эту совсем малознакомую ему женщину. С другой стороны, он бы за любого человека испугался, увидев такую ситуацию. Это так. Но внутренний голос твердо и однозначно сказал ему, что это был несколько другой страх. И он не стал спорить сам с собой, а просто предложил:

- Давайте вместе поужинаем?

-Я, кажется, подгорела, - осторожно сказала она. Отказывать не хотелось, но и выглядеть вареным раком в ресторане тоже было малоинтересно.

- Может, закажем ужин в номер?
 
 Володя боялся отказа, и потому слова прозвучали неуверенно.

Ее действительно ситуация несколько смутила, но тут же она подумала: "А что такого?". И согласилась. Вечером плечи покраснели-таки до такой степени, что ей пришлось идти в гости к Кривцову в сарафане, потому что кожа реагировала даже на прикосновение легкой материи.Владимир ждал ее тоже одетый по-южному, без пиджака и галстука. На столе стояли цветы и дежурные блюда гостиничного ресторана  - салаты из огурцов и помидоров, бефстроганов и пицца.

Ларина почувствовала,как разрастается аппетит, вытащила из сумочки бутылку красного молдавского вина.

- Вы смущаете меня, сударыня! Я не знал, как вы отреагируете...

- А что такого?  кокетливо повела изогнутой бровью женщина.-Я отношусь к тем женщинам, которые не считают, что их пол - это их потолок. Так что не смущайтесь: я - за равноправие.

Конечно, одной бутылкой вина в такой жаркий вечер они не ограничились, и хозяин настоял заказать к мясу еще красное вино. Но и пьяными они не были, посидев часа два за милой, приятной беседой. Так, чуть подшафе, когда легко и откровенно можно говорить обо всем.

Вот и осмелевший Кривцов, слегка коснувшись густых локонов Ларины, сказал:

- Мы уже недели две знаем друг друга. Не пора ли выпить на брудершафт?

- Ноу проблем!-  засмеялась женщина, тут же налила бокалы, они выпили и поцеловались.

- Хм, тебя удивительно приятно целовать! - сказал он.

Она не спросила почему, потому что хорошо знала ответ: мол, губы у тебя нежные, мягкие, теплые и т. д. Она просто посмотрела на него  загадочным долгим взглядом и серьезно сказала:

- Я рада, что тебе понравилось.

Владимир смутился и… оба поняли, что им либо срочно надо разбегаться, либо "идти на сближение". Ларина встала, вежливо попрощалась. Он молча проводил ее до двери, поцеловал руку.

У себя в номере она плюхнулась на кровать, не раздеваясь, и стала думать о том, что их отношения развиваются на удивление предсказуемо. Казалось, и он, и она знают, что будет завтра, как поведут  себя через месяц, два… Но вот что надо ей,  от этого богом данного отдыха от кухни и заевшей за двенадцать лет бытовухи?

Однозначно на вопрос ответить себе в тот вечер она не смогла по простой причине… уснула на середине мысли.

А тем временем Владимир Иванович нервничал все больше и больше. Он не понимал себя. Вернее, то, что с ним происходило, ему не нравилось. Взрослый семейный мужчина, ожидающий рождения второго ребенка, вдруг, как мальчишка, все время думает о чужой, едва знакомой женщине. И эти мысли вопреки его видению и желанию отбрасывают его лет эдак на 18 назад, когда ему едва исполнилось 18. Но тогда он любил свою Наталью. Почему же сегодня на ее месте видит Ларину, почему ей хочет дарить сорванные тайком на городской клумбе цветы, почему… Впрочем, чего же тут неясного? 17 лет назад его Наталье другой дарил цветы, водил в кино, катал на велосипеде. Все, что имел он - это чистый образ в душе и мечты. А тут… А что тут? Ларина чья-то жена, мать двоих детей, порядочная женщина. И если он о ней мечтает, то вовсе не значит, что и она думает о нем.

А почему, собственно, не поговорить откровенно? Или хотя бы намекнуть, время-то идет. Вот возьмет и пригласит ее в сопки, а там…   А там они любовались природой, он поцарапал руки, пока добрался до какого-то колючего кустарника, цветущего крупными, очень красивыми оранжевыми цветами. На душе было светло и радостно.

- Знаешь, Ларина, ты не смейся, но я чувствую себя семнадцатилетним мальчишкой.

- Я тоже, - с готовностью откликнулась она. - Только девчонкой. А знаешь почему?

- Конечно, знаю, - усмехнулся он.  В середине жизни судьба подарила нам полгода, в которых нет ни прошлого, ни будущего, а есть только настоящее. Это чудо.

- Да, - тихо откликнулась она. - И это настоящее - миг. Как же важно ценить его и не упустить…

Он не был уверен, что понял ее правильно, но, необычайно волнуясь, подошел и обнял. Она на миг замерла, а потом тихо сказала, отведя его руку:

- Не надо. Сегодня пройдет быстро. И наступит завтра. А в той жизни мы даже незнакомы

Владимир понимал ее, но не удержался:

- Ты мне нравишься. Очень. Я люблю жену, сына, скоро у меня родится дочь, я так этого хочу, но чувство к тебе становится все сильнее.

- Перестань, - досадливо поморщилась она.  О чем ты говоришь! Мы знаем друг друга без году неделя.

- Ромео и Джульетта знали друг друга еще меньше, но легенда об их любви живет в веках…

Она хотела расхохотаться (ну, и пример привел), но посмотрела на него и сдержалась: у Володи были грустные глаза и вид одинокого и не очень счастливого человека. И ей неожиданно захотелось обнять его, приласкать, как ребенка погладить по голове. Конечно, ничего подобного она не сделала. Легко вскочив с нагретого солнцем валуна на ноги, протянула ему руку:

- Пора.

Они расстались на этаже. Он пошел в свой номер, она  в свой. Но какая-то частичка ее последовала за ним, а его - за ней…

ГЛАВА 8

Когда старшие Кривцовы и дочь Маришка уже заканчивали завтракать, во входной двери повернулся ключ, и в квартиру вошел Иван. Парень взял от родителей все лучшее:  рост и лучистые глаза отца, густые волосы и нежную кожу матери. Но было в выражении его красивого лица что-то такое, что держало людей на дистанции. Отец считал, что это снобизм. Откуда у мальчишки чувство превосходства над сверстниками, матери и отцу было понятно: в то время, когда его одноклассники вместе с родителями переживали катаклизмы перестройки, Наталья быстро сориентировалась.Она продала несколько собраний сочинений, доставшихся семье с "номенклатурных" времен. Взяла беспроцентную ссуду якобы для открытия своего дела, что весьма поощрялось, но пустила ее на закупку товаров на оптовках в Москве. Одним словом, стала "челночить". И поскольку это было только начало, предприимчивость не замедлила принести плоды: был сколочен пусть небольшой, но первичный капитал. Владимир поначалу оставался на мясокомбинате, делал какие-то кастрюльки, но через год, честно отправляясь ежедневно на службу и не получая ни копейки, сдался и начал помогать жене. Сначала они торговали на рынке, затем арендовали закуток в магазине, а потом открыли и свой с несколькими отделами. Затем еще один, маленький. К этому времени Иван закончил институт, который по инерции готовил специалистов для несуществующей уже отрасли. Естественно, работы не было, и родители поставили его за прилавок.

Под рукой парня были всегда деньги, вокруг него хороводились друзья, кружили девочки. Он стал частенько заглядывать в рюмку, не ночевать дома. Родители сердились, пытались принимать карательные меры, но они были малоэффективны, а сын, как это и водится, оставался любимым детищем папы и мамы. И когда бог знает откуда взявшиеся рэкетиры-анонимы прислали письмо, в котором было сказано, что либо в такой-то срок и таком-то месте вы кладете 5 тысяч баксов, либо мы присылаем вам голову сына, родители чуть с ума не сошли. Они стали закрывать двадцатидвухлетнего парня в квартире, не отпускать его на дискотеки, другие увеселительные и зрелищные мероприятия, а сами лихорадочно соображали, что делать. На милицию надежды было мало, поэтому Владимир стал тянуть время, завел переписку с неизвестными, но нахальными и страшными людьми, пытаясь вычислить их. Во-первых, в то время у него не было не то, что 5 тысяч, одного доллара: все, что было, крутилось в обороте. Во-вторых, он отлично понимал:  дай доллар, потом уже жизни не будет, лучше сразу сворачиваться и уезжать. Но это не входило в планы семьи.

И Володя призвал на помощь приятелей. Многие из них не работали, свободного времени было много и, дежуря по очереди, они выследили-таки молодчиков, желающих жить красиво за чужой счет. Инкогнито они были страшными, каждое их слово в письме приводило Наталью в ужас. А когда вытащили наглецов на свет божий, оказалось, что это никто иные, как приятели Ивана, не единожды угощавшиеся пирогами тети Наташи.

Разборки были крутые, но без привлечения милиции, по-свойски. Парни клялись и божились, что хотели пошутить, но Кривцовым эти "шуточки" стоили поседевших висков отца и подскочившего давления матери, постоянно дававшего о себе знать.
С тех пор прошло шесть лет. Иван отошел от парней, у него появилась постоянная девушка. Их отношения сбивали родителей с толку. Они не понимали, как можно делать друг другу гадости, а на другой день демонстрировать суперлюбовь. Не будучи еще женой, Вероника терпела от милого Ванечки такое, что не каждая жена вытерпит и простит. Но время шло, они были вместе, и вот сегодня сын прошел к столу, оглядел родителей и сказал:

- Отец, покупай нам дом: мы с Вероникой будем жить вместе.

- Значит, к свадьбе надо готовиться?! - засуетилась Наталья.

- Никакой свадьбы. Я же сказал:  будем жить вместе. Надоело туда- сюда мотаться, не мальчик уже.

Владимиру стало грустно: он прожил немалую и нелегкую жизнь, бывал в разных ситуациях, знавал разных людей. В последнее время научился ловчить, приспосабливаться. Но любовь для него всегда оставалась святым и самым светлым чувством. Чего же молодежи не хватает? Неужели только отдельного дома? Нет, не только дом, дворец не способен одухотворить любовь. А если ее и вовсе нет? Вслух же сказал:

- Пусть придут родители Вероники, решим вопрос.

- Хорошо, - Иван потянулся за чашкой кофе.-Пап, дай "жигули", нам надо в одно место смотаться, а на мотоцикле холодно.

- А магазин кто пойдет открывать?

- Мы быстро. Туда и обратно, и я тебя подменю.

Отец ничего не сказал, положил на стол ключи, тяжело встал со стула и стал собираться на работу.

ГЛАВА 9

...Шел третий месяц  совместной командировки. К ним на комбинате привыкли, некоторые считали мужем и женой, потому что они постоянно были вместе, но наиболее сведущие знали, кто есть кто. И все-таки, когда у чертежницы Екатерины Ивановны случился день рождения, она пригласила и Владимира Ивановича: чтобы Ларине Георгиевне скучно не было. Застолье было простым, но веселым и обильным на спиртное. Коньяк, водка, ром лились рекой: почему-то здесь и женщины предпочитали крепкие напитки. У Ларины, не привыкшей к таким градусам, очень скоро все поплыло перед глазами, стало весело, хотелось петь, танцевать, сделать что-то совершенно несвойственное. И потому, когда гулянье свернулось, и все стали расходиться, Владимир взял ее за руку и как маленькую девочку повел за собой. Она шла, ни о чем не думая, хотя хмель уже улетучился из головы и ею овладевали усталость и безразличие.

…Переступив порог его номера, они стали действовать чисто механически. В какую-то секунду Ларина вдруг подумала: "А где же страсть, где же сжигающие в пепел поцелуи и болезненное нетерпение тел?"

Увы, ничего этого не было. Все случилось так, как случалось с мужем: спокойно, вдумчиво. Только здесь еще и безрезультатно. И для нее, и для Владимира. Но она поняла это как-то не сразу, потому что думала о доме, завтрашнем нелегком дне и вообще… Ей стало горько и стыдно. Зачем? Ну, появился в ее интимной жизни кроме мужа еще один мужчина. И что? Разочарование оказалось полным…

Со своей стороны Владимир совершенно недоумевал: в чем дело? Это прекрасное тело, эти губы, вылепленные для поцелуев, глаза, в которых он каждый раз тонул, как в море, оказались глухи и немы к зову плоти. И не просто глухи, но практически и его парализовали! Он ничего не понимал. Но с еще большей страстью вдруг захотел понять: что же за ограничитель стоит внутри этой непостижимой женщины? Тем более, что она ему нравилась. Очень нравилась. Иногда он ловил себя на кощунственной мысли о том, что думает о ней больше, чем о единственной своей любви - Наталье.

Несколько дней они встречались только в цехе или КБ, каждый раз Владимиру становилось жарко, но говорили исключительно о производственных делах. Но где-то через неделю она сказала, как бы между прочим:

- А у меня сегодня день рождения…

- Это повод для встречи? - осторожно спросил он.

- Да, пожалуй, - задумчиво ответила она.

Вечером он пришел к ней с букетом темно-красных роз, коробкой конфет, бутылкой шампанского и крошечным, но очень дорогим флакончиком французских духов, потому что успел заметить, что она любит дорогой парфюм.

Ларина встретила его в светлом облегающем и открывающем уже сильно загорелые плечи и зону декольте платье, с распущенными по-девичьи прекрасными волосами. От нее исходил аромат чистоты и молодости, но уже не "бутонной", а распустившейся, пронзительной до физической боли.

Был накрыт стол на двоих: любимое красное вино, бутербродики-канапе, салат из кальмаров… Царил полумрак.Первый бокал выпили за именинницу, второй - за приятное общение. Перекусили, поболтали ни о чем, но каждый чувствовал, как накаляется обстановка в комнате. И тут Ларина подошла к Володе и сняла с него пиджак. Так же неторопливо развязала галстук, расстегнула рубашку. Все его попытки включиться в любовную игру, тут же пресекались. Он заглянул ей в глаза и понял, что в эти минуты она не просто раздевает его для дальнейших действий, она что-то решает для себя, в чем-то себя проверяет или убеждает. И он замер, хотя ее руки обжигали ему кожу.

Сняв рубашку, Ларина наклонила голову, чуть лукаво улыбнулась и вдруг осторожно коснулась губами буйной кудрявой растительности на его груди. Внутри у него что-то взорвалось, и он застонал. Она удивленно посмотрела на него и накрутила на палец кудрявое колечко. Другая рука в это время исследовала бугорки мышц рук, груди, пресса. Она делала это почти интуитивно. Во всяком случае в это время думала не о том, что чувствует он, легко ли ему изображать истукана. Она думала, что впервые тело мужчины ей интересно, и что его приятно касаться. И не только. Внутри ее вдруг стала разрастаться потребность в чем-то остром и пронзительном, чего она еще не испытывала в своей жизни, чему удивлялась, читая книги. И тут Володя пошел в атаку: сдерживая изо всех сил нетерпение, медленно расстегнул лиф ее платья и приник губами к груди. И то ли этот поцелуй, то ли масса густых волнистых волос, защекотавших ей лицо, вдруг сломили преграду… А когда все кончилось, они оба почувствовали прежде всего удивление. Это может быть так прекрасно?!!

Назавтра едва дождались конца рабочего дня. И если еще теплился в душе каждого страх, что вчерашний день был исключением, а, может, вообще им приснился, то еще одна ночь подтвердила: их тела создают что-то неповторимое, а души едины.И загоняя вглубь мысли о жене, чувствуя себя предателем и негодяем, Володя сказал Ларине:

- У каждого человека на планете Земля есть своя половина. Ты моя половина. Ты идеально подходишь мне. Мы две половинки одного целого.
Ларина усмехнулась:

- А можно без столь высоких слов?

- Да, ты права  это не те слова. Нужны более высокие, еще более прекрасные, чтобы выразить, что ты для меня! Ты  море, в котором я тону, но это не страшно, это прекрасно. Ты  мир, в котором больше нет ни единого человека. Нет, я не забыл о своей семье, но то другой мир. А в этом нас только двое, ты и я. Тебя больше.

Ларину смущали его слова. Для нее Василек и ее девочки были той тихой пристанью, которую она ни на что и никогда бы не променяла. Но это душевное спокойствие через 2-3 недели изменило и ей. Потому что страсть, неведомая доселе, сжигала. Они практически жили в одном номере, и все свободное время проводили вместе. По выходным уходили в сопки и там сполна отдавались своим чувствам, единению с природой.

И вдруг, когда до конца командировки оставалось, как минимум, два месяца, пришла телеграмма. Наталья родила семимесячную дочь. Владимир заметался,  как зверь в клетке.

- Мне надо лететь, - наконец сказал он. - Срочно.

- Конечно, - откликнулась она.

- Вероятнее всего, я не вернусь, - продолжил он.

Она промолчала и принялась собирать его чемодан.
Через 6 часов он улетел. Она провожала его и, присутствуя, отсутствовала. Он тоже был не с ней. И лишь прощаясь, притянул к себе, долго-долго не отпускал, наконец отстранил от себя и, не глядя в глаза, сказал:

- Прости. Иначе не могу. Вместо меня, видимо, прилетит кто-то другой.

Она снова ничего не сказала, только почувствовала пустоту, заполняющую душу.
С этой пустотой она и жила день, и два… и пять. По инерции работала, по инерции говорила с домом, по инерции ела, спала, часто отвечала невпопад, а в свободное время уходила в сопки и часами сидела не шелохнувшись на любимом валуне, ни о чем не думая, с окаменевшим сердцем.

Иногда задавала себе вопрос: как это могло случиться? Пыталась понять свои чувства, гнала мысли о Володе, о том, что между ними было… Ничего не получалось. Она была настолько замкнута на внутреннее "я", что вообще не замечала жизни вокруг. Это было состояние, похожее на анабиоз.А через неделю открылась дверь  номера, и вошел Владимир. Его лицо было чернее тучи. Он сел на стул, обхватил голову руками и глухо заговорил:

- Я подлец. Я убедил генерального, что без меня здесь не обойдутся. Я бросил жену с крошечной дочкой на тещу и помчался сюда. Но самое страшное, я понял, что не люблю больше Наталью. Я люблю тебя.

В душе Ларины боролась гамма чувств: радость, стыд за эту радость, вина, страх за завтрашний день.Оба страдали, но оба знали, что еще секунда-другая  и они окажутся в объятиях друг друга. Так и случилось.

Оставшиеся два месяца, как не цеплялись они за каждый миг, пролетели незаметно.Говорили друг другу, отправляясь в сопки, на любимую речку с форелью: "Смотри, запоминай". Он шептал в минуты близости:

- Ты прекрасна, я целую тебя в эту милую ямочку на плече, - вспоминай.

Она брала его за руку, заглядывала в глаза, по щекам текли слезы быстро-быстро, одна за другой. И молчала.

Когда до отъезда осталась неделя, и с ними полностью рассчитались, они отправились по магазинам. Ларина покупала подарки мужу, девчонкам и помогала Володе выбирать подарки для своих. Особенно много игрушек, костюмчиков, ползунков набрали малышке. Наталье купили красивую ажурную двойку, Ване  кроссовки. Володя хотел купить что-нибудь и Ларине на память, но она наотрез отказалась. По этому поводу немного поспорили, но она настояла на своем.

А потом была последняя ночь. Они не сомкнули глаз, были расстроены, растеряны, говорили либо глупости, либо молчали, либо бросались в объятия друг друга, после чего чувствовали еще большее отчаяние. Наконец под утро Владимир глухо сказал:

- Я не смогу без тебя жить. Давай уедем куда-нибудь, где нас не найдут.

Несмотря на абсурдность сказанного, Ларина не удивилась. Она и сама не раз перебирала мысленно варианты, в том числе и этот. Но, услышав его из уст Володи, словно прозрела.

- Прости, я тоже не знаю, как буду жить без тебя, но детей и мужа не брошу.

ГЛАВА 10

Кривцов открыл магазин. В отделе канцтоваров выложил книги, занес из подсобки телевизор и видеомагнитофон. Вскоре зашел первый покупатель, за ним второй, пятый.Наверное, через час заглянул приятель Сашка. Когда-то они вместе учились в школе, затем работали в обкоме комсомола.

- Слышал, Гребешок приехал опять с новой женой!

Володя лет пять не видел друга детства. Тот редко навещал родителей, предпочитал если и выезжать из белокаменной, так куда-нибудь в Карловы Вары или на Златы Пясцы.

- Нет, он у меня еще не был.

- А я его вчера видел, обещал к тебе обязательно заглянуть. Да вот и он, легок на помине.

В дверях стоял респектабельный, подтянутый, холеный мужчина средних лет. В нем трудно было узнать Генку Гребешкова. И прежде всего потому, что вечно прилизанных волос как бы и не было, и череп блестел словно полированный. Зато усы были густы, шикарны и окрашены хной. Что осталось без изменения -так это щеточка в руках. Он с нею, наверное, и ночью не расставался.

- Привет, старик!- Солидно пробасил он, покровительственно приобняв Владимира и похлопав его по спине.-Вижу, в капиталисты записался прочно?!

Кривцов ткнул друга под дых кулаком и рассмеялся:

- Хватит пижона из себя корчить. Лучше расскажи, как живется тебе в столице?

- А что там хорошего? Светло ночью как днем, ночных бабочек больше, чем у нового русского валюты… крутых отстреливают пачками. Нет, старик, надоело мне все это. Думаешь, что за тыщу баксов, что мне платит родной университет за все звания-регалии да труды праведные, проживешь в Престольной? Ничего подобного, надоело, уезжаю.

- Куда?

- В Израиль. У моей Лолы там дядюшка газету на русском языке издает, так что пристроит. Может, где в университетах подрабатывать буду. Нашего брата там уже процентов двадцать…

- А как же старики? А дети? У тебя есть дети? - чуть не разом стали сыпать вопросами Володя и Михаил.

- Старики свое уже отжили да и посылки слать им буду… А дети? Вы же знаете, как я всегда относился к этой проблеме. Впрочем, Лоле, она моя бывшая студентка, всего 25. Устроимся, может, и подарит наследника. Кстати, как Наталья, как дети?

ГЛАВА 11

…Они возвращались одним самолетом, сидели рядом, но практически не разговаривали. В аэропорту родного города, спустившись с трапа, тут же постарались установить дистанцию. Ларину встречал сдержанно-радостный муж и две девчушки, похожие друг на друга и папу; Владимира - отец и сын, голенастый подросток, приплясывающий от нетерпения на месте.

Объятия, возгласы, поцелуи - разные машины и дороги в разные стороны.
А через три дня он пришел в конструкторское бюро осунувшийся, с запавшими глазами и попросил Ларину выйти с ним на улицу. Там он, почти не разговаривая, засунул ее в машину и надавил на газ. Женщина ни о чем не спрашивала, но когда они выехали за город, поняла, что Володя везет ее на дачу. Там, среди аромата снятых яблок и дурманящего запаха дозревающих дынь, они любили друг друга. К физическому нетерпению примешивались душевная боль, отчаяние, какое-то неистовство, закончившееся взрывом экстаза и слезами Ларины. Володя и сам был готов зарыдать.

Еще два или три раза он увозил ее под разными предлогами в пустующую квартиру тетки, так как уже наступила зима. На четвертый раз она твердо ему сказала:

- Я не могу спать с двумя мужчинами сразу. Больше не приезжай.

Он выдержал две недели, хотя видел ее почти ежедневно, когда она шла через проходную. А потом снова увез.Еще через две недели на его просьбу позвать Ларину вежливо ответили, что такая больше не работает. Более того, уехала из города. Адреса не оставила.

В этот вечер Владимир напился до потери сознания, но еще до того, как вырубиться, твердо решил, что искать Ларину нет смысла…

ГЛАВА 12

…Не заметили, как проболтали с Генкой больше часа. Тут и Иван с Вероникой подъехали. Сдав пост, Владимир было решил отправиться домой, но старый друг не захотел его отпустить и предложил продолжить разговор где-нибудь в кафе за бутылочкой мартини. Долг вежливости не позволил Владимиру отказаться.
Говорил в основном Генка. Ему было интереснее слушать себя, чем выдавливать из друга скудные сведения о его провинциальной жизни. К тому же хотелось выговориться, потому что не все было гладко и красиво в его жизни, как ни пытался представить.

Впрочем, Володя его не очень слушал. Уже третий день, с той самой встречи с юной автостопщицей,  его грызла, не давая покоя, мысль разыскать Ларину. Он чувствовал, что не успокоится до тех пор, пока  ее не увидит.
И тут подвыпивший Генка вдруг сказал такое, что Володя вернулся в действительность.

- А знаешь, старик, все ведь могло быть по-другому, если бы Наташка не потеряла тогда ребенка. Мы бы с ней поженились, - в его голосе звучали тоскливые нотки.

Владимир удивился:

- Да ведь ты только что распинался, как здорово распорядился своей жизнью?!

- Ну, надо же марку держать! Да… и… в общем-то, действительно, все нормально. Только, знаешь, первая любовь  она самая, самая. Ну, была у меня ученая дама… Артистка была. Правда, не очень известная, но все же. Теперь вот девочка, которая в дочки годится. Думаешь, они меня любили так, как Наташка? Жди. Всем им положение в обществе надо было, денег побольше. А Наташке ничего не надо было, лишь бы рядом был, лишь бы любил…

Володе стал неприятен этот разговор, и Геннадий спохватился.

- Прости, друг, дело прошлое. Она тебя сделала счастливым, не меня. Я ведь сколько не приезжаю, ни разу ее не видел, не хочу смуту вносить. Правда, слышал, что где-то в середине вашей совместной жизни трещина намечалась? Что, вроде, ты изменил ей?

Меньше всего Володе хотелось говорить об этом. И уж тем более с Генкой. Он досадливо нахмурил брови и твердо сказал:

- Вранье, ничего не было. Мы с Натальей, считай, 20 лет вместе, у нас двое детей, ни сегодня, завтра внуки пойдут…

- Да, да, - засуетился Гребешков. - Чего уж тебе дергаться…

Они расстались как чужие, каждый жалея друг друга и удивляясь, как жизнь изменила их, некогда неразлучных, смотрящих в одном направлении.

ГЛАВА 13

А через неделю Владимир ехал той же автострадой, что и в прошлый раз. Только в обратную сторону. Ехать предстояло в соседнюю область ни много, ни мало 500 километров. Именно там, в небольшом городке районного центра жила Ларина. Узнать адрес и все остальное было несложно: ее подруга детства, которая была в курсе их отношений, жила недалеко от Кривцовых. К ней и обратился Владимир за помощью.

Городок Н-ск открылся взору сразу, так как находился чуть ниже уровня автострады. Живописный, расположенный по обеим берегам той самой речки, что текла и в его родном городе, он сразу понравился Володе компактностью, обилием зелени, на это время уже почти безлистной. А больше всего, наверное, тем, что здесь жила женщина, которая сыграла в его жизни главную роль, и до сих пор жила в душе, волновала воображение, приходила в сны.

Выехав на центральную улицу, он остановил стайку девчушек, ровесниц его дочери.

- Красавицы, не подскажете, где тут у вас центральная библиотека?
 
Девчонки охотно и хоть наперебой, но толково и доходчиво указали дорогу.

- …Ларина Георгиевна, к вам пришли, - крикнула женщина, сидящая на абонементе.

Минуты через две-три из дальней комнаты, видимо, кабинета, вышла Ларина. У Володи сердце сначала ухнуло куда-то вниз, а потом все внутри замерло.
Она не изменилась, только стала еще красивее. Чуть пополнела, что ей очень шло. Густые волосы, кое-где тронутые сединой, были уложены сзади тяжелым узлом, открывая чистый высокий лоб, на котором еще заметнее стали ее крылатые брови. Глаза… Володя не успел заметить,  изменились ли они, так как Ларина тоже сразу узнала его и глаза заискрились радостью

- Володенька! Какими судьбами?

Женщина легко подбежала к нему, обняла, прижалась на секунду, и ему вдруг показалось, что он расстался с ней только вчера, что не было долгих лет разлуки, что…

- Верочка! - оторвавшись от Володи, Ларина обратилась к сотруднице, - я отлучусь на часок.

- Хорошо, Ларина Георгиевна, не беспокойтесь, я справлюсь.

Ларина вернулась в кабинет, надела плащ, в тон к нему фетровую кокетливую шляпку.

Володя замечал каждую мелочь. И ему все больше и больше казалось, что она ничуть, ну, ни грамочки не изменилась. И в привычках красиво и со вкусом одеваться, и ухаживать за собой, и быть королевой среди равных.
Сразу за библиотекой был разбит сквер. Светило не по-осеннему теплое солнце, под ногами шуршала листва: поздняя осень подарила им чудесный день.

Они сели на широкую скамью, Ларина взяла его лицо в руки и легко коснулась нежными губами его губ. Затем чуть отодвинулась и внимательно стала всматриваться в него, ничего не говоря.

И вот тут он заметил перемену. Ее поцелуй был от души, но дружеский, а в по-прежнему чудесных глазах увидел не себя, как раньше, а затаенную грусть и немного усталости.

- Ну, ты так и не сказал, какими судьбами тебя занесло в наш городок?

Она взяла его руки в свои и приготовилась слушать.
Мужчина смутился, он тоже вдруг остро ощутил, что первый всплеск чувств вдруг опал, и душу заполняют нежность, благодарность и… покой.

- Знаешь, приехал тебя повидать. Сын женится, скоро, наверное, дедом стану. Дай, думаю, может, в последний раз…

- И-и-и, - со смехом перебила она, - я уже трижды бабушка. Старшая подарила девчонок-близняшек, им уже по 5 лет, младшая внуком порадовала. Думаю, это не все, но мыслей таких, как у тебя, нет. Подумаешь, чуть за 50 перевалило! Да разве ж это возраст! Не смущай меня! Лучше расскажи, как Наталья, дети?

- Ничего. Мы теперь коммерсанты, у нас семейный бизнес, торгуем.
 
- Ну, и нормально. У меня старший зять из инженеров ушел, магазин открыл. Младший хирургом работает. Так старший над ним все подсмеивается, в компаньоны зовет, потому что материально живет гораздо лучше. Что сделаешь, время сейчас такое. Мне пришлось в библиотеку уйти, Вася мой на пенсию досрочно вышел, пчелами занимается. Так люблю к нему на пасеку ездить! - она мечтательно закрыла глаза.

Володя слушал ее, рассказывал о своем житье-бытье, а в голове билась мысль: "Этого ли он хотел, когда ехал сюда? Этого ли ожидал?".  И, набрав побольше воздуха в легкие, задал вопрос:

- Ты вспоминала меня, Ларина?

Женщина на секунду подобралась, но тут же расслабилась и тихо сказала:

- Я, Володенька, год была сама не своя. Вернее, меня две было: одна дома, в семье, на работе, а другая  с тобой, на Уссури, в сопках, в номере… Не раз думала все бросить и помчаться к тебе, хоть издали увидеть… А потом вдруг однажды глаза у меня открылись: Василек-то мой все понимает и страдает не меньше меня. Вот тут я нашла уединенное местечко, часа два повыла в голос и вышла оттуда вроде бы облегченная. И стала загонять ту, вторую, твою половинку в свою, а вернее, - Васину. Так, года через два, вроде, и превратилась в одно целое. И покатилась жизнь дальше. Детей учили, замуж выдавали, сейчас вот внуками занимаемся… Снишься ты мне иногда. Но все как-то издали, близко не подходишь. Проснусь, вспомню, подумаю: "Пусть будет у него все хорошо!". И на душе покойно становится.

Ларина улыбнулась, заглянула ему в глаза: ну, а ты, мол, как без меня?

- Я-то? Я года три с ума сходил. Подрастающая Маришка спасла меня. Помнишь, ты не позволила мне дать ей твое имя? Я понимал тебя и все-таки дал созвучное, к тому же и тебя своим морем называл… Все свободное время отдавал ей, и, казалось, связывает она меня с тобой: когда я с ней,  ты ко мне ближе. Наталья чудеса чуткости проявляла: не то, что-бы в чем-то упрекнуть, всю себя наизнанку выворачивала, чтобы угодить… А я сдерживал себя изо всех сил, чтобы адрес твой не узнать. Думаю:  не удержусь, брошу все, тебя с пути собью. Помнишь, какая буря у нас с тобой в последний вечер была, как мы мечтали не расставаться? Мне тогда любовь к тебе весь мир застилала. Спасибо за твое благоразумие. Только сейчас, в эти минуты понял, что не были бы мы счастливы, сделав стольких близких и родных несчастливыми… Ты понимаешь меня? Не обижаешься? Я ведь действительно любил тебя больше всех на свете!

- Ну, что ты, дорогой мой, все правильно. То, что было у нас,  никому не отнять, никогда не забыть. Но так судьбе было угодно, что встретились мы поздно… Впрочем, кто знает, может, в 20 лет мы бы прошли мимо друг друга, не оглянувшись… И все-таки, я безумно рада, что ты приехал, что мы увиделись, поговорили. Да, кстати, я ведь еще один раз была в Октябрьском, отдыхать ездила лет 5 назад. Рвалась, думала, поброжу по нашим местам. Разочарование было полным. Недаром говорят: "Никогда не возвращайся туда, где однажды был счастлив".

Они еще долго и увлеченно беседовали: два немолодых человека, с нежностью относящихся друг к другу. Многие прохожие приветливо здоровались с Лариной, она отвечала, ничуть не смущаясь, не отнимая у Володи своих рук. А он чем больше смотрел и слушал ее, тем больше ощущал, как растворяется в душе тяжесть, которую  носил долгие годы. Нет, он любит эту женщину и сейчас. Но это чувство наполняет его тихой грустью и пониманием: у любви есть утро. Есть полдень. И есть вечер… Он наступил.  Тихий, уводящий в прошлое…

Темнело, когда Владимир наконец попрощался с Лариной и под впечатлением встречи взял курс домой. И чем дальше позади оставался городок, тем больше думал о ждущей и тревожащейся за него Наталье, о своевольном, но любимом сыне, продолжателе рода Кривцовых, о любимице Маришке, будущей народной артистке. И на душе было тихо и покойно.

Иногда грустную нотку вносили думы о возрасте, но тут же на ум приходило чье-то высказывание: "Жизнь человека измеряется не прожитыми годами, а теми, что еще предстоит прожить". И ему хотелось верить, что впереди еще приличный кусок жизни в кругу детей, внуков, рядом с Натальей, с дорогими воспоминаниями в душе…