Глава VIII Свидание

Глава VIII Свидание

На следующий день, когда солнце едва спряталось за крыши домов, Эллин подъехала на своем спортивном родстере к дому двадцать девять на сорок шестой Вест-стрит, где ее уже с полчаса ожидал Ирвинг.

— Вот здесь я и живу, — указал он на шестиэтажное каменное здание, на первом этаже которого располагался гастроном.

Он купил этот дом три года назад и занимал в нем только верхнюю двухэтажную квартиру, остальные помещения сдавал.

— Мистер Берлин, вы хотите сказать, что приглашаете меня к себе? — лицо Эллин окрасил румянец негодования и смущения. — Это неприлично...

Она была воспитана в строгой католической вере, и это воспитание не позволяло ей находиться в доме одинокого мужчины.

— Даю слово джентльмена, что не воспользуюсь вашим доверием, — сказал он, словно читая ее мысли.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответила она, все еще находясь в состоянии нерешительности.

— Если помните, я обещал вам сюрприз, — на его губах играла загадочная улыбка. — Ну, решайтесь!

Ирвинг подал ей руку, и Эллин шагнула к двери дома. На шестой этаж они поднялись на лифте.

— Теперь у меня просьба: закройте глаза и не открывайте, пока я не разрешу.
— Вы меня заинтриговали!

Девушка послушно зажмурилась. Ирвинг, взяв ее за руку, помог идти вверх по ступенькам. Наконец они остановились. В этот момент из фонографа полились звуки песни «Что же мне делать?».

— Мы пришли, — торжественно произнес он, — можете смотреть!

С широко раскрытыми глазами Эллин замерла в молчаливом восторге. Они стояли на построенной в виде террасы крыше дома, освещенной сотней свечей, а над головой словно шатром раскинулось небо. Место, где находился столик, сервированный на две персоны, специально для этого вечера было преобразовано в небольшой сад: повсюду расставлены кадки с пальмами, папоротником и множество корзин с нежно пахнущими цветами. Дворецкий Иван, улыбаясь добрыми глазами, поднес им бокалы с пенящимся шампанским.

— Спасибо, Иван, отличная работа! — довольно оглядывая террасу, поблагодарил Ирвинг. — Можешь идти отдыхать, сегодня я тебя уже не потревожу.

— Мистер Берлин... — начала было Эллин.

— Просто Ирвинг, — поправил он ее.

— Ирвинг, у меня дух захватывает от такой красоты! Похоже, вы скупили все цветы Нью-Йорка!

Ирвинг взглянул на Эллин и по ее восторженному выражению лица понял, что не напрасно решил устроить такое романтическое свидание.

— Я знаю, что вас трудно чем-то удивить, но мы с Иваном очень старались, чтоб вам понравилось.

— И вам это удалось!

— Эллин, посмотрите, — указал он рукой на запад, озаренный морем цветных огней. — Здесь из-за низких зданий хорошо виден Бродвей.

— О, отсюда панорама, как с колеса обозрения!

— А теперь, пока не остыла еда, давайте поужинаем. Я знаю, что Иван сегодня пытался приготовить что-то особо вкусное.

Они сели за стол, покрытый белоснежной скатертью. Лицо девушки освещал свет пламени свечей, весело игравший в ее изумленных глазах.

— Сегодня вы особенно очаровательны! — Ирвинг некоторое время смотрел на нее завороженно, словно не в силах оторвать свой взгляд от прелестного лица.

Затем принялся раскладывать еду по тарелкам. Жареный сочный стейк и овощи аппетитно источали чудный аромат. Не успел он наполнить бокалы вином, как небо разорвал праздничный фейерверк, озаряя все вокруг тысячью пестрых огней. Через секунду уже все небо раскрасилось фантастическими цветами. Четвертого июля Америка отмечала День независимости. Они наслаждались праздничным зрелищем четверть часа. Внезапно вспыхивающие разряды перестали сотрясать воздух, все стихло, и там, где недавно была огненная феерия, повисло густое пороховое облако. Люди, наблюдавшие фейерверк, стали, не торопясь, расходиться. Несмотря на близость бурлящего Бродвея — сосредоточия шоу-бизнеса, место, где жил Ирвинг, представляло собой тихий спальный район. Через некоторое время уже совсем стихли голоса. Казалось, что после шумного праздника город уснул, и лишь где-то далеко внизу изредка мелькали черные силуэты людей.

Они подошли почти к самому краю крыши. Ирвинг в одной руке держал бокал, другой бережно обнял Эллин. Она не противилась.

— Какое чудное, необъяснимое состояние души и невероятное чувство свободы! — воскликнула Эллин.

— И во всей Вселенной только мы и вот эти звезды! — дополнил ее Ирвинг.

— Смотрите, какая большая, яркая звезда, вон та, что мерцает! — указала она на черное беспредельное небо, усыпанное словно серебром.

— А представьте себе, Эллин, что среди всей этой россыпи звезд она будет светить так же ярко и завтра, и послезавтра, и через тысячу лет! И ваши правнуки когда-нибудь будут вот так же любоваться ею! Хотите, я вам ее подарю?

— Хочу! — девушка протянула руку ладошкой вверх. — Поймала, — звонко засмеялась она, сжав кулачок.

— Покажите!

Ирвинг нежно взял ее руку в свою, Эллин разжала кулачок, продолжая смеяться, он поднес ее прохладную ладонь к губам и поцеловал. Почувствовав тепло его дыхания, девушка с детским удивлением вскинула ресницы и встретилась с ним взглядом, она смутилась, но не отстранилась. Упоительное, пьянящее ощущение близости охватило их обоих, Эллин испытывала новое, ранее незнакомое ей жаркое чувство внутреннего огня, заставившее затрепетать сердце. «Да ведь это же он! — словно удар молнии, в сознании пронеслась ошеломившая ее мысль. — Тот, кому я готова доверить целый мир своей души, тот, о ком в своих самых потаенных девичьих мечтах грезила, думала и кого так долго ждала!»

— Хотите танцевать? — предложил Ирвинг.

— Очень!

Он завел фонограф, и зазвучала печальная мелодия любви.

Ирвинг бережно взял ее руку в свою, другой обнял, прижимая близко к своей груди, так близко, что Эллин могла ощутить, как мелкая дрожь пробежала по его телу. Медленно покачиваясь, они задвигались в такт мелодии. Музыка закончилась, но Ирвинг не выпускал ее из своих объятий, смотрел на нее нежным, ласковым взглядом. Эллин подняла глаза и с замиранием сердца ждала, что сейчас произойдет. Легким движением руки он провел по ее волосам, коснулся горячими губами ее глаз, виска, шеи, обжигая кожу жарким дыханием, и пылко прильнул к ее рту. Она боролась с желанием разделить с ним этот неистовый порыв, но ее руки, вопреки собственной воле, обвили его шею и трепещущие губы, подобно раскрывшемуся бутону, ответили страстным поцелуем. Она ощущала, как стучит его сердце, отзываясь в каждой частичке ее тела, чувствовала, что тает в его объятиях и вот уже летит в бездну вне времени и пространства... Казалось, время остановилось, и в этом огромном мире теперь существовали только он и она.

Незаметно текли ночные часы. Эллин рассталась с Ирвингом на рассвете — самом прекрасном рассвете в ее жизни. Они не перешагнули ту запретную грань, которая существует в отношениях между мужчиной и женщиной, но она чувствовала — произошло что-то значительное, особенное, то, что она не хотела потерять, но что теперь изменит ее будущее. Ее прошлый мир словно разлетелся на миллиарды мелких осколков, а впереди страх неизвестности... Что сказал бы папа, если бы узнал, о ее свиданиях с Берлином — еврейским иммигрантом из России? Она знала — пришел бы в ярость.

Ирвинг понимал, что между ними лежит разверстая пропасть, через которую невозможно перекинуть мост: она — дочь ревностного католика, фанатично преданного своей вере, он — иудей, хотя и не строго соблюдающий религиозные каноны, однако поддерживающий связь с еврейской общиной.

Он осознавал, что совершает безрассудство, плывя по течению собственных чувств, подчиняя им свой разум и волю, но сейчас он не мог от нее отказаться, он хотел быть рядом с ней, смотреть в ее улыбающиеся глаза, слышать ее звонкий смех. Быть может, для нее это всего лишь мимолетное увлечение или быстро заканчивающаяся интрижка. Ведь она еще так юна! Но если им и суждено будет расстаться, то пусть это будет не сейчас, не сегодня. А пока пусть река жизни несет сквозь бушующий и клокочущий океан, сквозь ревущий водоворот и даже на острые рифы.