Покушение

ПОКУШЕНИЕ

         Никогда  не  знают, кто  прав,
                но  всегда  известно, кто  в  ответе.
                Закон  Уистлера
       …Старик влетел в кабинет на сильно потрёпанных крыльях своего праведного гнева. Он был взъерошен, как воробей после аэродинамической трубы, зол, а красные от бессонницы глаза его красноречиво говорили о том, что всё это у него уже давно.
       - Это ни чем не прикрытое безобразие! - почти выкрикнул он надорванным голосом, навалившись на стол руками, и глядя на Одинцова сверху вниз. - Имейте в виду: я этого так не оставлю! Вы призваны охранять мой покой, и вы обязаны это делать! В конце концов, я за это платил когда-то налоги, на которые вы жили!
       - Присядьте, пожалуйста, - Одинцов спокойно показал на стул, которого старик, казалось, даже не заметил. - И для начала успокойтесь. Нервы говорят громко, но не всегда понятно.
       Старик вдруг как-то сразу осел, точно сбрасывая со своих поникших плеч огромную глыбу гневного груза, и послушно опустился на предложенный ему стул.
       - И всё-таки, это непорядок, генерал... - сказал он уже устало. - Ваши люди даже не хотят со мной разговаривать, а ваш кабинет я брал почти штурмом.

       Одинцов уже знал основную суть происходящего из звонка Сергеева, но человеку со слабыми нервами надо дать возможность вновь излить свою просьбу от начала и до конца, тогда с ним легче будет наладить взаимопонимание.
       - У вас есть заявление? - спросил генерал.
       - Это уже крик о помощи! - старик вынул из кармана старого пиджака  грязно-серую таблетку и сунул её под язык. 
       - Что-то угрожает вашей жизни и здоровью?
       Старик нервно разжевал таблетку.
       - Ничего не помогает... Даже валидол...
       Он посмотрел на Одинцова воспалёнными долгой бессонницей, больными глазами.
       - Это уже не угроза, генерал... ОНИ действуют... ОНИ весьма активно действуют…
       Старик расстегнул на своей груди рубашку, показывая длинный и глубокий порез, уже слегка подзаживший.
       - Видите?! Это ОНИ...
       - На вас напали?.. - участливо спросил Одинцов.
       - ОНИ на меня нападают и днём, и ночью, генерал...
       Старик вдруг скривился, роняя на полированный стол редкие мутные капли.
       - ОНИ не дают мне прохода... ОНИ не дают мне житья... ОНИ не дают мне ничего…
       - Вы их знаете?
       - Это бандиты, генерал!
       Старик лёг на стол грудью, приблизив к Одинцову искажённое ненавистью и страхом лицо.
       - Это всё урки! - продолжил он хриплым нервным шёпотом. - Это враги народа!
       Одинцов сдержанно кашлянул. Он уже начал забывать старую добрую терминологию.
       - Чего они от вас хотят?
       - ОНИ уже ничего от меня не хотят, генерал! ОНИ просто мечтают меня убить!
       Старик вдруг резко вскочил со стула, отошёл чуть назад и задрал одну мятую штанину.
       - Любуйтесь! Это ОНИ в меня стреляли! Из моего же пистолета, сволочи! Хорошо, что я упал и отбил рукой оружие, иначе был бы не ожог от пули на ноге, а дырка от неё в животе!
       - У вас есть оружие? - для порядка удивился Одинцов. – И разрешение на него имеется?
       - Именной наган. За честную и доблестную службу на благо народа! - пафос старика тоже был старой закваски.
       - Вы бывший военнослужащий?
       Старик снова сел на стул.
       - Я работал в  ОГПУ, НКВД  и  КГБ, генерал. Тридцать лет безупречного служения Отечеству!
       - Вы полагаете, вам мстят именно за это?
       - Я это знаю!!! - старик привстал со стула и гневно стукнул по столу  кулаком.
       - Кто именно? - спросил Одинцов из приличия. - Вы можете назвать фамилии?
       - ИХ слишком много, генерал... - сказал старик, снова переходя на шёпот. -  ОНИ собираются вокруг меня толпой... ОНИ ходят за мной по пятам, и ждут ночи, чтобы меня убить...
       - Почему именно ночью?
       - Ночью ОНИ сильнее... ОНИ ждут, когда я засну, и тогда со мной можно будет делать, что им угодно...
       Одинцов не знал, как быть. Сергеев оказался прав - старик определённо относился к одержимым манией преследования. Это был знакомый синдром.  Тридцать лет человек непрерывно воевал с собственным народом, кося и правых, и виноватых; не у каждого психика настолько сильна, чтобы выдержать такое.
       - Вы обращались с вашим делом к своему участковому? - Одинцов неумело пытался поддержать разговор и как-то сплавить старика районному отделению полиции.
       - Да он меня послал! Что он понимает, мальчишка! Вы вот тоже не верите, хотя чуть моложе и должны помнить те времена. А ОНИ помнят! ВСЁ помнят! И хотят отомстить! Я не спал несколько ночей, генерал! Боюсь... ОНИ приходят ко мне и устраивают показательную казнь... Месяц назад ОНИ пришли ко мне в первый раз, и уронили на меня тяжёлую люстру... Она оборвалась не сразу, и только это меня спасло... Потом ОНИ пытались меня зарезать... ОНИ даже стреляли в меня!
       - Вы это уже говорили.
       - Ну и что! Шрам-то на ноге остался! Я убрал из дома всё, чем меня теоретически можно укокошить. Я сплю на голом матрасе в пустой комнате, так ОНИ пытались закатать меня в этот самый матрас и задушить. Не получилось у  НИХ это, мягкий он...
       - Вы не преувеличиваете?
       - Я?!! - старик аж подскочил от негодования на скрипучем стуле. - Можно преувеличивать только свою собственную смерть! Так и знайте, генерал, если вы меня не защитите, ОНИ рано или поздно со мной разделаются! Расправятся!
       - Чем же мы можем вам помочь?
       - Охранять меня надо, и ИХ отпугивать! Я безумно хочу спать, генерал, но мне нельзя! Я пью таблетки, чтобы не заснуть! Я уже не выдерживаю, генерал! Поставьте рядом со мной охранника, чтобы я мог поспать! Хоть немного! Пусть он ИХ отгоняет!
       Старик опять заводился, и в его состоянии это было очень даже неудивительно.
       - Хорошо, - сказал Одинцов. - Идите к себе домой, мы что-нибудь придумаем.
       - Вы обещаете, генерал?..
       - Слово офицера!
       - Я буду ждать... - слегка покачиваясь, старик пошёл к двери. - И помните: моя смерть будет на вашей совести...
       Дверь за ним закрылась и тут же открылась, впуская сердитого до крайности Сергеева.
       - Плохо работаете, капитан! - сказал Одинцов раздражённо. - Очень плохо! Если все сумасшедшие станут добираться до генералов, то что это будет?!
       - Да пробивной мужик, Виктор Тимофеевич! Он же полковник в отставке, что ему жалкий капитанишка вроде меня! И разве можно разговаривать с бывшим Ге–Пе-Ушником? Он же до сих пор считает себя в этой стране царём и богом, вершителем судеб её народа!
       - Вы наводили справки?
       - Да наводили, конечно! - сказал Сергеев озабоченно. - Много на нём невинной народной кровушки, да простили ему всё. Времена были такие, а он им честно служил. На мозги, как будто, никогда не жаловался, но возраст, возраст...
       - В общем, сделаем так, - начальственным тоном сказал Одинцов. - Если он придёт ещё, отправьте к нему кого-нибудь на одну ночь. У него, вроде, бзик, связанный с этим временем суток. Дайте ему отоспаться, может, он и опомнится...


       ...Одинцов отодвинул рукописи своих будущих мемуаров и снял очки с усталых глаз. Было почти три часа ночи. Настольная лампа, накрытая тёмным колпаком, освещала лишь центр рабочего стола, оставив большую часть кабинета ночной тьме.
       Книга продвигалась непростительно медленно, хотя издатели поторапливали, боясь проморгать быстротечную моду на политическую блевотину, и повышали гонорар за скорость, но в своё время Одинцов не делал записей, а теперь память восстанавливала не всё, и без необходимых издателю кровожадных подробностей.

       …Очень тихо, почти просительно запиликал телефон. Генерал осторожно снял трубку.
       - Одинцов слушает... Нет, ничего, я всё равно не спал... Когда это произошло?.. От чего?.. Где он сейчас?.. Вскрытие сделали?.. Пулю вынули?.. Пистолет нашли?.. Стреляли из него?.. У старика точно было на него разрешение?.. Что-что?!.
       Одинцов вдруг забыл, что дома все спят.
       - Вы там ничего не напутали впотьмах?! Хорошо, утром мне всё подробно изложите.
       Генерал медленно положил трубку.
       - « Вот так... Не дождался старичок положенной ему охраны... Лежит  теперь  в  морге  с  пулевой  раной в сердце. И пуля эта явно в порыве безумия выпущена, скорее всего, из его же собственного именного пистолета. Только Сергеев определённо что-то напутал. Огнестрельная рана в сердце, смерть жертвы наступила мгновенно, прямо на матрасе посредине комнаты, о чём можно судить по следам крови. А пистолет лежит  на  кухонном столе, рядом  с бутылкой водки, наполовину выпитой. В его стволе совершенно свежий нагар, а в обойме не хватает двух патронов. Один раз, значит, в ногу несколько дней тому назад, другой, получается, каким-то образом в сердце, - теперь. Квартира была закрыта на ключ изнутри, соседи услышали выстрел, дверь пришлось взламывать. Шестой этаж, окна на шпингалетах, лестниц поблизости нет. Мистика какая-то... Убитый старик не мог сам отнести пистолет на кухню и вернуться  на  матрас, но  кто-то  ведь  это сделал… »
       Одинцов убрал папку с вечной рукописью в стол. Сегодня он уже не сможет должным образом сосредоточиться, придётся извиняться перед издателями, которые звонят каждый день, и срочно разобраться со странной смертью этого старого Эн–Ка–Ве-Дешника…
       Как он жил? Когда-то охотился на людей, как на дичь, теперь вот сам стал дичью для своей больной психики. Очень похоже на самоубийство. На загадочное, но самоубийство. Совесть... Совесть... Не всех она, к сожалению, преследует, и далеко не во всякого стреляет.
       Одинцов с грустью посмотрел на стену своего кабинета, где в красивой рамке висела почётная грамота КГБ, в котором он проработал почти два десятилетия. Тоже всякое бывало, случалось, и невинные люди страдали. Некоторые даже гибли. Если бы все погибшие мстили своим вольным или невольным убийцам...

       ...Керамическая настольная лампа поднялась над столом на полметра, качнулась, роняя тёмный колпак и взрывом осветив кабинет, потом со страшной силой врезалась в стену над головой генерала, разлетевшись на мелкие осколки.
       Стало темно...

     На  Страшном  Суде  не  положено  иметь  адвокатов…