Леонид Бердичевский
ГИБЕЛЬ ИМПЕРИИ
роман
ПРЕДИСЛОВИЕ
В жизни каждого человека неизбежно наступает время, когда позади больше, чем впереди. Мысленно он постоянно возвращается к давно прошедшему, а прошлое кажется ему ярче, важнее и интереснее настоящего.
Мне довелось быть знакомым со многими незаурядными людьми, жившими в СССР во второй половине ХХ века и оказаться невольным участником событий, которые неумолимо привели к исчезновению этой огромной империи. Возможно я остался единственным живым свидетелем того, что стало причиной ее самоуничтожения, непостижимого для современников.
Для иллюстрации своего понимания происшедшего, я приведу цитаты из произведений различных авторов - штрихи и детали, необходимые для воссоздания общей картины. Это была фантасмагорическая, совершенно сюрреалистическая реальность. Но в своей повести я решил не определять жанр времени, в котором довелось жить, равно, как и жанр книги, оставив это на усмотрение благосклонного читателя.При известной колоритности образа автора, я старался остаться в тени, лишь обозначив свое присутствие, насколько было возможно без ущерба для повествования.
Итак, дорогой Друг:
Книга первая
ВОСТОК
Памяти моего отца - лучшего человека, которого я знал в своей жизни.
С любовью
Автор
Глава первая
Начало конца
После замены денег в 1961 году, монетарная система СССР рухнула. До реформы, советские деньги, похожие на царские: большие, великолепно гравированные купюры, имели реальную ценность.
На моей первой работе в 1960 году в должности разнорабочего ОДТС (отдела декоративно-технических сооружений) киностудии им. Горького, я получал 550 рублей. Хороший обед в «Национале» на двоих стоил 25 рублей (без вина). Бензин стоил 5 копеек литр, как стакан газированной воды, (газировка с сиропом стоила 36 копеек), таксисту на чай давали 25 копеек. В столовых, на столах, в плетеных корзинках, был бесплатный белый хлеб. Студенты покупали за 7 копеек компот из сухофруктов и съедали корзинку хлеба, намазав его бесплатной горчицей.
Хрущев вел огромную страну резко, как моторную лодку. Если предположить, что его задачей был первый этап уничтожения государства, то все, что он делал, было тщательно продумано, логично и крайне эффективно.
С Москвой он расправился со знанием дела - уничтожил Старый Арбат, прорубив через него проспект с бетонными коробками. Это было сердце старой Москвы, камертон ее существования.
Он неугомонно перестраивал сельское хозяйство, ввергнув его в хаос: ввел налоги на плодовые кусты и деревья (которые тут же вырубили), под предлогом «догнать и перегнать Америку» по производству мяса, сельских жителей заставили сдать на мясокомбинаты личных коров (исчезло молоко, потом исчезло мясо), по его приказу безоглядно засевали поля кукурузой (в столовых исчез бесплатный хлеб, начались перебои с хлебом в магазинах), в казахских степях распахали целину, уничтожив животноводство, провели резкое сокращение армии, выбросив на улицу большое количество кадровых офицеров. Словно предвидя отделение Украины, ей передали Крым.
Внешняя политика напряжения и постоянной конфронтации привела к усилению враждебных военных блоков... Пиком холодной войны, едва не ставшей горячей, был спровоцированный Хрущевым «карибский кризис». Это был опасный театр абсурда с идиотской риторикой. Послевоенный образ обаятельного русского (советского) солдата-освободителя неожиданно превратился в злобного кретина с атомной бомбой и опасной идеей-фикс мирового господства.
Доклад Хрущева на ХХ съезде был знаком конца сталинской эры. Началось последовательное уничтожение созданной им империи. Сталин был ее символом. С него и начали. В начале это ощущалось, как духовное освобождение. Сильное впечатление произвела публикация рассказа Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Но освобождение было дозированным и строго контролируемым. Это не было настоящей свободой, а всего лишь переводом «соцлагеря» с особого режима на общий.
Расстрел рабочих в Новочеркасске показал иллюзорность и наивность надежд.
В глазах цивилизованного человечества, Советский Союз, страна восставших рабов, сумевших создать великую державу, где не было бездомных, нищих и безработных и были бесплатными медицина, прекрасное образование, отдых в санаториях и квартиры с символической платой, превратился в вызывающую ужас аномальную зону, откуда надо было ждать нападения тупых и злобных фанатиков.
Убийство Кеннеди стало концом эпохи относительно адекватных отношений с внешним миром, во всем быстро исчезали остатки здравого смысла.
Ходили слухи, что соратнички убрали Хрущева за приказ убить Кеннеди. Якобы это стало «последней каплей» - они сильно испугались непредсказуемого генсека. Была темная история с вернувшимся из Минска в Америку Освальдом, который, живя в СССР, разумеется, не мог избежать внимания КГБ. Вскоре, брата Джона Кеннеди, министра юстиции, застрелил какой-то палестинец...
Попутно отправили на тот свет подругу братьев, актрису Мерилин Монро и пристрелили Освальда...
В мастерской художника Ильи Глазунова, на Арбате, в пентхаузе здания МОССЕЛЬПРОМА почти каждый вечер собиралась пестрая компания: иностранцы – туристы и работники посольств, гэбэшники, неубедительно выдающие себя за западных бизнесменов, красивые девушки, работавшие по иностранцам под контролем спецслужб, артисты.
Жизнь пьяно клубилась, ничуть не похожая на серую советскую действительность. Там я познакомился с Аркадием Шалалашвили - двухметрового роста авантюристом, актером, неизвестно откуда появившимся в Москве и через много лет погибшим в тюрьме.
Справка: “Первой серьезной рэкетирской организацией, появившейся в Ленинграде в 1985 г., была банда Коли-каратэ (она же банда братьев Седюк). Николай Седюк, тренировавшийся с Илларионовым и работавший в спортивном клубе «Ринг», считался мастером высокого класса. Помимо жестокости и бойцовских качеств, он отличался жадностью и коммерческой хваткой. Сам клуб быстро стал источником бойцов для группировки, насчитывавшей около ста человек. В банду входил также актер Аркадий Шалолашвили, чьи таланты были незаменимы для вымогательства. На протяжении двух лет банда Седюков практически обладала монополией на сбор дани как с теневого, так и с легального бизнеса в Ленинграде. Однако в 1987 г. верхушка банды, включая братьев Седюк, Гогу Геворкяна («Макси-Шварцнеггер»), Шалалашвили и других, была арестована и приговорена к различным срокам лишения свободы. После этого она практически перестала существовать и уже не воссоздавалась в первоначальном виде: Коля-каратэ был застрелен вскоре после своего освобождения в июле 1993 г., Шалолашвили умер от цирроза печени, а другие бывшие участники влились в новые группировки... В Ленинграде, например, источниками «кадров» для быстро растущих преступных группировок были специализированные учреждения, занимавшиеся подготовкой спортсменов или тренеров: Институт физкультуры им. Лезгафта, Военный институт физкультуры (ВИФК) и Школа высшего спортивного мастерства (ШВСМ). ВИФК и ШВСМ, как известно, специализировались на силовых видах спорта – таких, как борьба, бокс, самбо, дзюдо и различные многоборья. Один из основателей тамбовской ОПГ Валерий Ледовских, выпускник Института физкультуры, был тренером по боксу. Спортсменами из ШВСМ и ВИФК были укомплектованы две ОПГ, известные в начале 1990-х гг. как борцовская бригада и бригада Швондера соответственно.... Вскоре стало ясно, что спортсмены, в особенности те, кто специализировались в различного рода единоборствах, представляли собой не только реальную силу, но и потенциальный политический ресурс. В 1993 г. ведущий московский авторитет и тренер по классической борьбе Отари Квантришвили предпринял попытку использовать этот ресурс для создания политической организации с видами на участие в предстоящих думских выборах – партии «Спортсмены России». В первом съезде этой партии в декабре 1993 г. приняли участие многие ведущие борцы, боксеры и штангисты. Планам Квантришвили, как известно, не суждено было сбыться: 4 апреля 1994 года он был застрелен снайпером. Среди жертв заказных убийств оказалось много других титулованных спортсменов, занявшихся коммерческой деятельностью или связанных с преступными группировками: Олег Каратаев, чемпион мира по боксу и вице-президент всемирной ассоциации бокса Юрий Ступеньков, председатель российской профессиональной лиги кикбоксинга Вячеслав Цой, основатель Международной академии восточных единоборств”
Я был знаком со многими яркими людьми, часто бывал у Юрия Павловича Тимофеева, главного редактора издательства «Детский мир», фронтовика, прелестного человека, у которого часто собирался цвет московской творческой интеллигенции. Я учился в вечерней школе, стал работать помощником, затем ассистентом режиссера на «Мосфильме», готовился в институт.
Татьяна Гергиевна Кузнецова, известный московский адвокат, отдала мне портативную пишущую машинку «Континенталь», что, по тем временам, было огромной ценностью. Существовала еще пишущая машинка «Москва», но печатать на ней было невозможно – она то со скрежетом, криво передвигала страницу, то произвольно меняла интервал, то клинила и рвала бумагу или тихо отваливались литеры...
Владельцы пишущих машинок обязаны были их регистрировать в милиции и сдавать образцы шрифта.
Я это не сделал, полагая, что раз машинка не моя, то и нечего с ней лезть и нарываться на неприятности.
Известный дореволюционный факир Дмитрий Лонго жил с женой в комнатке коммунальной квартиры, тихо умирая от нищеты - он получал пенсию в 13 рублей, из которых 5 платил за комнату и еще сколько-то за свет и газ. Существующие на мизерную зарплату работники Музея Искусств Народов Востока, жалея старика, покупали у него для музея никому не нужные вещи – старое зеркало, какую-то жалкую древнюю бутафорию...
Я поступал во ВГИК к Михаилу Ромму. Прошел коллоквиум (собеседование), сдал все экзамены. На последнем – истории - проректор Ольгерд Корытковский «завалил» меня и честно предупредил, что будет «заваливать» всякий раз, сколько бы я ни пытался поступить.
В стране был провозглашен антисемитизм, как новый вектор государственной политики. Я об этом неожиданно узнал от подруги, которая думала о серьезных отношениях со мной. Ее отец работал на высокой должности в госбезопасности. Ей он сказал, что поступила директива ЦК: евреям работу не давать, в институты не принимать, избавляться от работающих и относиться, как к сионистам - потенциальным врагам и изменникам родины. Поэтому с евреем лучше не связываться – им перекроют кислород и всю жизнь придется мыкаться. Она была послушной девочкой и мы расстались.
Стало ясно, что развал страны – вопрос времени
В доме на Пушкинской (Большая Дмитровка), недалеко от Столешникова переулка, где в подвале была знаменитая пивная, я бывал в коммунальной квартире на втором этаже, где жила знакомая Татьяны Георгиевны Кузнецовой старая актриса Зоя Сахновская, вдова режиссера МХАТа, и бывшая возлюбленная Блюхера.
После ареста Блюхера, она тоже была арестована и провела в тюрьмах и лагерях 25 лет, где познакомилась с актрисой Зоей Федоровой, так же отсидевшей много лет.
Дочь Зои, Вика Федорова, училась во ВГИКе, в мастерской Бибикова и Пыжовой – напротив нашей мастерской на втором этаже.
http://www.youtube.com/watch?v=FCxos8vkzV0&feature=related
К Сахновской иногда заходила ее знакомая по лагерям – гражданская жена Колчака. Они перебрасывались несколькими словами на французском и, одолжив рубль, мадам Колчак, как ее называла Сахновская, уходила.
Глава вторая
Курс на уничтожение страны.
О том, что убрали Хрущева я узнал одним из первых. Даже до Виктора Луи оповестившего Запад: ко мне зашел Виктор Дементьев, сын помощника Микояна, и сказал: "Есть новость: Хруща скинули. Начинаются другие времена."
Он окончил физфак и работал в лаборатории академика Басова. Там разрабатывали оружие будущего - лазеры.
Последними о наступлении новой эры узнали "простые советские граждане".
Мы были молоды, впереди предстояла долгая, интересная жизнь и какая-то старческая возня на верхушке, хоть и весьма близкой, не особенно нас волновала, как и они с их унылыми заклинаниями.
Виктор Луи, сообщивший на Запад о дворцовом перевороте, дружил с поэтом Романом Сефом, которого я хорошо знал.
Роман очень дорожил дружбой с ним. Говорили, что они познакомились на зоне. Виктор знал английский и в лагере учил его этому языку. Одно время Роман был мужем поэтессы Юны Мориц. Я дружил с Юной и часто бывал у нее в доме на Новом Арбате.
Она разошлась с Сефом и стала встречаться с Игорем Бубновым. За какие-то подвиги Бубнова выгнали из КГБ – у него нашли под кроватью неучтенный пистолет и гранату. Он стал работать директором у Бэллы Ахмадуллиной – организовывал для нее выступления и продавал билеты. Через какое-то время Юна попросила меня зайти к ней. Она ждала от Бубнова ребенка и Игорь являлся пьяный и ей угрожал.
Я приехал, Юна приготовила завтрак. Когда я ел, явился Бубнов. Я услышал в прихожей разговор на повышенных тонах и вышел. В достаточно грубой форме я сказал ему, что если он не перестанет терроризировать мать его ребенка, то я научу его правилам хорошего тона.
После 4-х лет “отдыха” на зоне особого режима в Нижнем Тагиле, я умел донести эти простые мысли очень убедительно. Когда он ушел, Юна расхохоталась и тут я заметил, что в одной руке у меня был огромный кухонный нож, в другой - вилка.
Игорь исчез и в дальнейшем не беспокоил Юну. Через какое-то время он погиб при неизвестных мне обстоятельствах.
Приход в 1964 году Брежнева не был заурядным дворцовым переворотом – началась новая эпоха.
Триста миллионов советских граждан очередной раз проснулись в другой стране. Если исходить из того, что задачей Брежнева было продолжение уничтожения империи, то все делалось последовательно и точно. Была уничтожена промышленность. Умело задавлена культура. Опять дошло до многострадальной армии – ее отправили в Афганистан, не поставив боевую задачу. Сотни тысяч вчерашних школьников искупали в крови, десятки тысяч погибли или стали калеками. Из афганского ада люди возвращались с искалеченной психикой.
Как мне рассказал осведомленный человек, решение о нападении на Афганистан было принято Брежневым во время дружеского застолья. Генсек был под шофе и, узнав, что его “приятеля” Тараки убрал Амин, был возмущен. Присутствовавший первый замминистра МВД (Щелокова) Папутин предложил убрать подлого Амина и заменить своим человеком.
Все были в сильном подпитии.
- Амин сам выступит по телевидению и скажет, что попросил Советский Союз оказать помощь. У нас с ними договор о дружбе и взаимопомощи. - сказал Папутин.
Брежнев спросил сколько времени займет эта операция. Папутин якобы ответил: “Нескольких дней - сделаем все, как в Чехословакии”.
На что Брежнев сказал:
- Сделаешь - получишь Героя Советского Союза. Но! - если мы там застрянем... то, как говорится: “или грудь в крестах или голова в кустах”. Ты меня понял? Согласен на такие условия?
Папутин вытянулся - это был шанс:
- Разрешите выполнять?
- Давай, действуй.
Через неделю было понятно, что в Афганистане катастрофа: Амин убит, армия увязла, началась война.
Вскоре, после получения этой информации, я обратил внимание на небольшую заметку в одной из центральных газет: в ней сообщалось о “безвременной кончине” первого заместителя министра МВД СССР Папутина. Его место занял муж Гали Брежневой – Ю. Чурбанов.
На очереди были ВПК, КГБ и МВД.
С ними окончательно расправились уже постсоветские «лидеры».
Под вывеской СССР, в разные периоды, существовали разные страны. Единственное, что было общим – это террор, как метод управления «населением» и бесконечные международные авантюры.
Результат - последовательное разрушение империи. При этом наверху шла непрекращающаяся борьба за власть между разными группами и кланами с различными целями - меркантильными, национальными, политическими, экономическими.
В чреде нескончаемых чисток и дворцовых переворотов уничтожались группировки, фракции, коалиции. Исчезали несметные сокровища, а одураченное население гибло в бессмысленных войнах, умирало в лагерях от холода и голода и деградировало, превращаясь в "совков" – ничтожных «винтиков» государственной машины, готовых безропотно умереть за «вождей» и указанные ими призрачные цели.
Основой “советской”, а точнее партийной, идеологии был наглый обман. Сомневающихся изолировали, высылали или уничтожали миллионами, а оставшиеся в живых изображали лояльность системе чтобы сохранить жизнь. Для сохранения тотального контроля репрессивный аппарат применял профилактический террор. Отлаженная система работала в автоматическом режиме и от непрекращающегося десятки лет насилия страна сошла с ума. Наблюдая много лет эту жизнь, трудно было не придти к выводу, что душевное состояние людей говорит о массовом помешательстве. Нельзя было не заметить, что многие не только эмоционально нестабильн, но явно неадекватны.
Почти весь ХХ век «советские лидеры» под разными лозунгами строили некий мифический социализм.
Закончилось это «строительство» перестройкой и реставрацией дореволюционного режима с издевательским возвратом старой вывески. Строительство социализма, начатое большевиками в 1917 году, через реки крови и слез привело... к реставрации капитализма с дореволюционными губерниями, двуглавыми орлами, нищетой и полицейским произволом. Во главе этого переворота оказалась номенклатура КПСС.
Краткий исторический экскурс.
"Нет человека - нет проблемы" - Сталин (Прим.18*)
"Всем секретарям обкомов, крайкомов и нацкомпартий.
В ЦК поступили сведения, что в некоторых парторганизациях привлекают к ответственности следственных работников НКВД за применение физических методов при допросах. ЦК разъясняет: в капиталистических странах арестовываются коммунисты и другие прогрессивные деятели, в отношении которых применяются пытки. Поэтому ЦК санкционирует применение физических методов воздействия в отношении врагов народа и запрещает привлекать к партийной ответственности следственных работников НКВД" - Секретарь ЦК ВКП(б) Сталин (Прим.20*)
- общее число жертв красного террора в годы Гражданской войны оценивается в 2 млн. человек, в то время как боевые потери РККА составили 702 тыс. человек, а потери Белой армии - 229 тыс. (Прим.32*)
- в 1937г Н.Бухарин в письме Сталину рассуждал: "Эта чистка захватывает: а) виновных, б) подозрительных и с) потенциально подозрительных" (Прим.29*)
- первый массовый уличный расстрел состоялся 15.01.18г - расстрел большевиками мирной рабочей демонстрации в поддержку Учредительного собрания (Прим.30*)
- только в 1918г по решениям ВЧК было растреляно 6 тыс. человек, а более 20 тыс. отправлено в концлагеря (Прим.31*)
- Ф.Дзержинский: "Наконец-то нас наделили законными правами на то, против чего возражали некоторые товарищи по партии, на то, чтобы КОНЧАТЬ НЕМЕДЛЕННО, не испрашивая ничьего разрешения, с контрреволюционной сволочью" (Прим.28*)
- Ленин в дополнительной записке от 17.05.1922г Курскому, разрабатывающему Уголовный Кодекс РСФСР: "Тов. Курский! По-моему, надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу)… ко всем видам деятельности меньшевиков, эсеров и т.п.; найти формулировку, ставящую эти деяния в связь с международной буржуазией и ее борьбой с нами…" (Прим.27*)
- из письма Ленина: "Тов Курский! В дополнение к нашей беседе посылаю вам набросок дополнительного параграфа Уголовного кодекса… Основная мысль, надеюсь, ясна, несмотря на все недостатки черняка: открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы. Суд должен не устранить террор: обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого. С коммунистическим приветом Ленин" (Прим.1 и 27*)
- в соответствии с законом от 01.12.1934г, принятым сразу после убийства Кирова, предусматривались Специальным судебным присутствием Военной Коллегии Верховного Суда СССР на закрытых заседаниях ускоренные рассмотрения обвинений в терроризме и контрреволюции, без участия защиты и без права обжалования приговоров и прошения о помиловании, которые приводились в исполнение немедленно (Прим.26*)- Тухачевский о восставших кронштадцах: "Жестоко расправиться с мятежниками, расстреливая без всякого сожаления... пленными не увлекаться" (Прим.26*)
- Тухачевский, заботясь о сохранении материальных ценностей и коммуникаций, 07.07.1921г, отметил, что "разгромленные банды... вымещают свою бессильную злобу на местном населении, сжигая мосты и прочее народное достояние", приказал из расположенных вблизи мостов деревень брать по 5 заложников, "коих в случае порчи моста надлежит немедленно расстреливать" (Прим.26*)
- в своем приказе №178 от 17.06.1921г Тухачевский указывал: "Намечаются особенно бандитски настроенные волости, и туда выезжают представители уездной политической комиссии, особого отделения, отделения военного трибунала и командования вместе с частями, предназначенными для проведения чистки. По прибытии на место волость оцепляется, берутся 60—100 наиболее видных лиц в качестве заложников и вводится осадное положение. Выезд и въезд в волость должны быть на время операции запрещены. После этого собирается полный волостной сход, на коем прочитываются приказы Полномочной Комиссии ВЦИК №№130 и 171 и написанный приговор для той волости (здесь в значении: проект решения волостного схода). Жителям дается 2 часа на выдачу бандитов и оружия, а также бандитских семей, и население ставится в известность, что в случае отказа дать упомянутые сведения заложники будут расстреляны через два часа. Если население бандитов и оружия не указало по истечении двухчасового срока, сход собирается вторично и взятые заложники на глазах у населения расстреливаются, после чего берутся новые заложники и собравшимся на сход вторично предлагается выдать бандитов и оружие. Желающие исполнить это становятся отдельно, разбиваются на сотни, и каждая сотня пропускается для опроса через опросную комиссию (представителей Особого отдела и Военного трибунала). Каждый должен дать показания, не отговариваясь незнанием. В случае упорства проводятся новые расстрелы и т.д. По разработке материала, добытого из опросов, создаются экспедиционные отряды с обязательным участием в них лиц, давших сведения, и других местных жителей и отправляются на ловлю бандитов. По окончании чистки осадное положение снимается, водворяется ревком и насаждается милиция. Настоящее Полномочная Комиссия ВЦИК приказывает принять к неуклонному исполнению» (Прим.26*)
- Ленин о населении освобожденных от поляков территорий в советско-польской войне 1921-21гг: "Поголовно (после сбора хлеба) брать в войско всех взрослых мужчин", "Мобилизовать поголовно белорусских крестьян. Тогда вздуют поляков без Буденного..." (Прим.26*)
- директива о «расказачивании», санкционированная Лениным и Свердловым 24.01.1919г, предусматривала не только юридическую, но едва ли не поголовную физическую ликвидацию казачьего сословия. Этой же директивой вводилась путем репрессий и реквизиций конфискация хлеба подчистую, лощадей и повозок. Член Реввоенсовета 8–й армии И.Якир, в развитие директивы ЦК, издал приказ, предусматривающий «расстрел на месте всех имеющих оружие» (а среди казаков был вооружен практически каждый) и «процентное уничтожение мужского населения» (Прим.26*)
- побег из СССР, в соответствии с законом от 1929г, карался смертной казнью, закон же от 1934г за аналогичное преступление дополнительно предусматривал еще и уголовную ответственность для членов семьи преступника (Прим.25*)
- согласно современным зарубежным данным, как и данным соответствующей деникинской комиссии, жертвами "красного террора" стали 1,777 млн. человек: 28 епископов, 1219 священников, 6 тыс. профессоров и учителей, 9 тыс. врачей, 54 тыс. офицеров, 260 тыс. солдат, 70 тыс. полицейских, 12950 помещиков, 355 250 интеллигентов, 193 290 рабочих, 815 тыс. крестьян (Прим.24*)
- 25.07.1919г "Известия ВЦИК" сообщили, что на Украине организуются комиссии "красного террора" и предупредили, что "пролетариат произведет организованное истребление буржуазии" (Прим.24*)
- из письма Ленина Зиновьеву от 26.06.1918г: "... надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример которого решает" (Прим.24* и 28*)
- 28.05.1918г Постановление Совета обороны военному ведомству и ВЧК о разработке мер по установлению строгой ответственности семей мобилизуемых и их околотка за дезертирство и о круговой поруке эшелонов и маршевых рот за дезертирство (Прим.23*)
- телеграмма Ленина к Т.Смилге и С.Орджоникидзе 21.05.1919г: "... обдумайте манифест населению, что мы перережем всех, если сожгут или испортят нефть и нефтяные промыслы и, наоборот, даруем жизнь всем, если Майкоп и, особенно, Грозный передадут в целости" (Прим.22*)
- письмо Ленина В.Кураеву, Е.Бош, А.Минкину от 11.08.1918г: "Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению... Образец надо дать:
1.Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц. 2.Опубликовать их имена 3.Отнять у них весь хлеб. 4. Назначить заложников, сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал. P.S - найдите людей потверже" (Прим.22* и 19*)
- Молотов с удовлетворением вспоминал: "Тамбовское восстание Ленин приказал подавить: сжигать все" (Прим.19*)
- телефонограмма Ленина и Н.Крестинского Г.Каменеву по эвакуации жителей Кронштадта в связи с наступлением войск Юденича "...отправляйте ... неблагонадежных в концентрационные лагеря" (Прим.22*)
- из 1-й записки Ленина Э.Склянскому (конец октября - ноябрь 1920г):"...перейти где-либо границу Латвии или Эстонии хоть на 1 версту и повесить там 100-1000 их чиновников и богачей", из 2-й записки Ленина Э.Склянскому (конец октября - ноябрь 1920г):"...Под видом "зеленых" (мы потом на них и свалим) пройдем на 10-20 верст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премия 100 тыс. рублей за повешенного" (Прим.22*)
- из письма Ленина Троцкому от 22.10.1919г: "...Если наступление начато, то нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича? (Прим.22*)
- секретная телеграмма Сталина секретарям обкомов ВКПб: "ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практику НКВД допущено с 1937г с разрешения ЦК... Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей пролетариата. Спрашивается: почему социалистическая разведка должна быть гуманнее в отношении заклятых врагов рабочего класса?" (Прим.19*)
- во всех крупных управлениях НКВД с июля 1937г начинают работать "тройки" в составе: местный руководитель НКВД, местный партийный руководитель, местный глава советской власти или прокурор. "Тройки" имели право выносить смертный приговор, не считаясь с нормами судопроизводства. В телеграмме Сталина: "По установленной практике "тройки" выносят приговоры, являющиеся окончательными. Сталин" (Прим.19*)
- в 1939 году был утвержден указ: "Осужденные, отбывающие наказание в лагерях НКВД, должны отбыть свой срок полностью" (Прим.19*)
- по инициативе Ежова было принято секретное постановление Политбюро от 05.07.1937г, согласно которому жены осужденных "врагов народа" заключались в лагеря сроком до 8 лет. Их дети в возрасте до 15 лет передавались на государственное обеспечение в детские дома. О детях после 15 лет – "вопрос решался индивидуально", то есть их отправляли в те же лагеря (Прим.19*)
- уже в день убийства Кирова Сталин диктует постановление ЦИК СССР "О порядке ведения дел о террористических актах против работников Советской власти". Сроки следствия по подобным делам – не более 10 дней, дело рассматривается без прокурора и адвоката, кассационная жалоба, ходатайство о помиловании не допускаются. Приговор к высшей мере исполняется немедленно (Прим.19*)
- в апреле 1935г опубликован закон СССР о равной со взрослыми ответственности за совершенные преступления для детей от 12 лет и старше – вплоть до смертной казни (Прим.19*)
- 500 "представителей свергнутых классов" только по официальным данным были расстреляны после убийства в начале сентября 1917г начальника Петроградской ЧК Урицкого. В Кронштадте же четыре сотни бывших офицеров поставили перед тремя глубокими ямами и расстреляли (Прим.19*)
- "Еженедельник ЧК" писал: "Во многих городах уже прошли массовые расстрелы заложников. И это хорошо. В таком деле половинчатость хуже всего. Она озлобляет врага, не ослабив его" (Прим.19*)
- Ленин - наркому внешней торговли Красину: "Величайшая ошибка думать, что НЭП положил конец террору. Мы еще вернемся к террору, и к террору экономическому. Иностранцы уже теперь взятками скупают наших чиновников... Милые мои, придет момент, и я вас буду за это вешать..." (Прим.19*)
- Ленин 19.08.1918г в Пензенский губисполком: "Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев. Сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города. Телеграфируйте об исполнении" (Прим.13*)
- телеграмма Ленина 22.08.1918г Пайкесу в Саратов: "Расстреливайте, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты" (Прим.13*)
- Ленин - тов.Уншлихту (ПСС т.55, с.348): "Гласность революционных трибуналов (уже) не обязательна. Состав их усилить Вашими людьми, усилить их всяческую связь с ВЧК, усилить быстроту и силу их репрессий. Поговорите со Сталиным, покажите ему это письмо" (Прим.13*)
- сподвижник Ленина - Зиновьев 18.09.1918г на Петроградской партийной конференции: "Мы должны увлечь за собой 90 млн. из 100, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожать" (Прим.12*)
- 02.09.1918г ВЦИК принимает решение о начале красного террора: "Расстреливать всех контрреволюционеров. Предоставить районкам право самостоятельно расстреливать… Устроить в районах маленькие концлагеря… принять меры, чтобы трупы не попали в нежелательные руки… Ответственным товарищам ВЧК и районных ЧК присутствовать при крупных расстрелах. Поручить всем районным ЧК к следующему заседанию доставить проект решения вопроса о трупах…" (Прим.10*)
- Ленин 31.05.1919г писал: "С 15 июня мобилизовать всех служащих советских учреждений мужского пола от 18 до 45 лет. Мобилизованные отвечают по круговой поруке друг за друга, а их семьи считаются заложниками в случае перехода на сторону неприятеля или дезертирства или невыполнения данных заданий и т.п" (Прим.10*)
- Троцкий профессору Кузнецову о голоде в Москве: "Это еще не голод. Когда Тит брал Иерусалим, еврейские матери ели своих детей. Вот когда я заставлю ваших матерей есть своих детей, тогда Вы сможете прийти ко мне и сказать "Мы голодаем" (Прим.10*)
- Ленин (ПСС т.51с.216): "Я лично буду проводить в Совете Обороны и в ЦК не только аресты всех ответственных лиц, но и расстрелы …" (Прим.10*)
- в августе 1918г Ленин (ПСС т.50, с.144): "…провести массовый террор… сомнительных запереть в концентрационный лагерь" (Прим.10*)
- В.Ленин в работе "Государство и революция": "Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть" (Прим.10*)
- В.Ленин: "Временно предлагаю назначить своих начальников и расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты" (Прим.9*)
- В.И.Ленин: "Прекрасная вещь - революционное насилие и диктатура, если они применяются когда следует и против кого следует" (Прим.8*)
- уже летом 1918г Ленин (ПСС т.51. с.524) требовал организации "террора в таких масштабах, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они (интеллигенция) не смели и думать" (Прим.10*)
- 07.12.1917г Ф.Дзержинский в докладной записке СНК с предложением создать ВЧК: "Мы должны принять сейчас все меры террора, отдать ему все силы! Не думайте, что я ищу формы революционной юстиции: юстиция нам сейчас не к лицу. У нас не должно быть долгих разговоров!.. Я предлагаю, я требую одного - организации революционной расправы над деятелями контрреволюции" (Прим.17*)
- Н.Бухарин: "Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью...является методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи" (Прим.8*)
- М.Лацис, член Коллегии ВЧК, в газете "Красный террор": "Не ищите в деле обвинительных улик: восстал ли он против Советов с оружием в руках или на словах. Первым долгом вы его должны спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какого он образования и какова его профессия. Все эти вопросы и должны решить судьбу обвиняемого" (Прим.8*)
- М.Лацис, член коллегии ВЧК, в газете "Известия" от 23.08.1923г: "Все это только смешно. Вырезать всех раненых в боях против тебя – вот закон гражданской войны" (Прим.10*)
- К.Данилевский, председатель Ревтрибунала РФСР: "Революционные военные трибуналы – это в первую очередь уничтожение, изоляция, обезвреживание и терроризирование врагов Рабоче-крестьянского Отечества и только во вторую очередь – это суды, устанавливающие степень вины данного субъекта" (Прим.10*)
- в сентябре 1918г Нарком внутренних дел Петровский издал приказ "О заложниках": "Из буржуазии и офицерства должно быть взято значительное количество заложников. При малейшей попытке сопротивления или малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безусловный массовый расстрел" (Прим.10* и 19*)
- Петерс, член Коллегии ВЧК в газете "Утро Москвы" от 04.11.1918г: "... я заявляю, что всякая попытка русской буржуазии еще раз поднять голову встретит такой отпор и такую расправу, перед которой побледнеет все, что понимается под красным террором (Прим.11*)
- Ленин Склянскому: "Надо усилить взятие заложников с буржуазии и из семей офицеров – ввиду учащения измен. Сговоритесь с Дзержинским" (Прим.2*)
- по указанию Ленина в "эти (трудовые) батальоны должны быть включены все работоспособные члены буржуазного класса, мужчины и женщины, под надзором красноармейцев. Сопротивляющихся - расстреливать". Декретом от 20.12.1917г все "буржуи" обязаны постоянно носить при себе рабочую книжку с отметками об отбытии "трудовой повинности" в трудовом батальоне (Прим.10*)
- один из первых приказов Реввоенсовета от 30.09.1918г вводил систему заложников для военспецов: за переход к белым, самовольное дезертирство или отступление расстрелу подлежала вся семья военспеца, включая малолетних детей и престарелых родителей (Прим.10*)
- в соответствии с первой советской Конституцией от 10.07.1918г были лишены политических прав (голосовать, быть избранными в органы сов.власти, становиться офицерами в РККА или работать в советских учреждениях, учиться в высших учебных заведениях) 4-5 млн. граждан страны (священники, дворяне, чиновники всех рангов царской России и их дети). Все перечисленные категории граждан немедленно "вычищались" из учреждений, куда доступ им был отныне запрещен (Прим.10*)
- 15-18 тыс. пленных мятежного советской власти Кронштадта были построены Дыбенко и рассчитаны - каждый четный был расстрелян, нечетные номера отправлены в исправительно-трудовой лагерь в Холмогорах. 8000 мятежников ушли в Финляндию (Прим.3*) После поражения Финляндии во 2МВ НКВД вывезло из страны убежавших когда-то восставших кронштадтцев – уже стариков в сталинские лагеря (Прим.19*). Более 5000 было убито в Кронштадте - практически все раненые, сдавшиеся в плен и пытавшиеся скрыться на кораблях. Вернувшиеся из 8000 ушедших в Финляндию были репрессированы в 30-е и редко кто выжил в Сибирской ссылке. В крепости было около 27 тыс, из них 13-15 тыс было вовлечено в мятеж. Через репрессии прошли все, кто находился в Кронштадте во время мятежа (Прим.21*)
- приказ комиссии ВЦИК № 171 от 1.06.1921г: ...объявить приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых, в случае не сдачи оружия. В случае нахождения спрятанного оружия, расстреливать на месте без суда старшего работника в семье. Семья, в которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество конфискуется, старший работник в семье расстреливается, без суда. Семьи, укрывающие членов семей или имущество бандитов – старшего работника таких семей расстреливать на месте, без суда. В случае бегства семьи бандита, имущество его распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать или разбирать
- Ленин Сталину в Петроград 03.06.1919г: "…Насчет иностранцев советую не спешить с высылкой. Не лучше ли в концлагерь, чтобы потом обменять…" (Прим.4*)
- члены Политбюро ЦК ВКП(б) (Сталин, Ворошилов, Молотов, Микоян, Калинин, Каганович) еще 05.03.40г вынесли постановление №632ш о расстреле 14700 польских офицеров, а также 11000 других польских граждан, находящихся в различных тюрьмах и лагерях на западе Украины и в Белоруссии (Прим.5*)
- в Постановлении СНК от 5.09.1918г подчеркивалось: "Заслушав доклад председателя ЧК по борьбе с контрреволюцией, ЧК находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; ... что необходимо обезопасить Советскую республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежникам"
- в "Правде" 14.07.1918г писалось о необходимости истреблять "гадов и паразитов": "Поп, офицер, банкир, фабрикант, монах, купеческий сынок — все равно. Никакой пощады" (Прим.17*)
- один из первых организаторов, идеологов и вдохновителей карательных советских отрядов, что поначалу набирались из китайцев, был прославленный герой гражданской войны, комкор И.Якир (Прим.18)
- в Постановлении и Инструкции ВЦИК, изданной весной 1919г говорится, что каждый губернский город должен создать концентрационный лагерь не менее, чем на 300 человек. Там же - попытка побега наказывалась увеличением срока заключения в 10 раз, повторный побег наказывался расстрелом (Прим.15*)
- в конце 1919г в СССР был 21 зарегистрированный концентрационный лагерь, в к концу 1920г - 107, а 1921г - 84 концлагеря (Прим.15*)
- В.Ленин (ПСС. т.46. с.156): "Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются в руках пролетарского государства ... самым могучим средством учета и контроля... Это средство контроля и принуждения посильнее законов конвента и гильотины" (Прим.10*)
- в Москве в апреле 1919г по самой обеспеченной "рабочей" карточке полагалось на сутки 216г хлеба, 64г мяса, 26г постного масла, 200г картошки. В июне того же года - 124г хлеба, 12г постного масла, 12г мяса. Иногда "рабочие" карточки не отоваривались, а "детские" карточки и карточки "иждивенцев" не отоваривались практически никогда (Прим.10*)
- искусственный голод, когда во многих губерниях России в 1921г был неурожай, а в центральных районах удался хороший урожай картофеля, правительство не отправило его голодающим, а передало его Главспирту. 7.10.1921г на межведомственном совещании в Москве Главспирту установили годовой экспортный план по Внешторгу – 1 миллион ведер питьевого спирта. 7.12.1922г Политбюро приняло постановление: "Признать государственно необходимым вывоз хлеба в размере до 50 миллионов пудов" (Прим.6*)
- несмотря на голод, экспорт зерна в Европу не прекращался, так в 1930г было вывезено 48 миллионов пудов зерна, в 1931г – 51, в 1932г – 18, и в самом голодном 1933г СССР все-таки продал 10 миллионов пудов (Прим.19*)
- во время голода 20-х годов было закуплено 60 тыс комплектов кожанок для чекистов, снабжено оружием и золотыми слитками кемалистов, поставлен памятник Марксу в Лондоне, 300 миллионов золотых рублей на революцию в Германии (Прим.8*) В марте 1922г даны 4 миллиона лир для итальянской компартии, 47 миллионов марок – немцам, 640 000 франков – французской компартии, 200 000 золотых рублей на революцию в Корее, Только в 1921г в Германию было передано 62 миллиона марок в валюте. (Прим.19*)
- к лету 1921г в ВЧК служило 262,4 тыс. человек, что в 17 раз больше подобного аппарата царской России до октября 1917г (Прим.11*), в 1922г бюрократический аппарат СССР составил 2,5 млн. человек, что в 10 раз больше, чем в 1914г
- приказ Наркома Внутренних дел СССР №00486 от 15.08.1937г о лишении свободы членов семей "врагов народа" на срок от 5 до 8 лет, по которому заключению в концентрационные лагеря подлежали все близкие родственники, кроме жен, которые донесли на своих мужей и чьи доносы стаи основанием для их ареста (Прим.11*)
- во время сталинских репрессий 1936-38гг 84% всех генералов и 88% всех полковников было уничтожено (Прим.7*)
- паспорт освободившегося из лагерей в соответствии со ст.39 запрещал проживание в 293 населенных пунктах (столицы и областные центры, "оборонка", промышленные центры, все университетские города, приграничные города) (Прим.7*)
- Бертольд Брехт философу Сиднею Хуку о жертвах сталинского террора: "Чем меньше они виновны, тем больше заслуживают смерти" (Прим.15*)
- с конца 1920-х годов все советские граждане обязаны были письменно (в анкетах) и устно разъяснять, не служили ли они в белых армиях и нет ли у них родственников за границей (читай – эмигрантов). Положительный ответ мог быть основанием к отказу в трудоустройстве, в принятии на учебу, в социальном пособии, поводом к служебному понижению, увольнению (Прим.16*)
ПРИМЕЧАНИЯ:
(Прим.1*) - В.Ленин ПСС. т.45, с.190
(Прим.2*) - В.Ленин ПСС. т.50, с.343
(Прим.3*) - В.Шаламов "Колымские рассказы"
(Прим.4*) - В.Ленин ПСС. т.50, с.335
(Прим.5*) - А.Арутюнов "Досье Ленина без ретуши"
(Прим.6*) - О.Васильева "Красные конкистадоры"
(Прим.7*) - Ю.Чирков "А было это так"
(Прим.8*) - В.Бешанов "Кроваво-Красная Армия. По чьей вине?"
(Прим.9*) - В.Ленин ПСС. т50, с.165
(Прим.10*) - А.Буровский "Самая страшная трагедия. Правда о гражданской войне"
(Прим.11*) - Л.Абраменко "Последняя обитель. Крым, 1920-1921гг"
(Прим.12*) - В.Кожинов "Правда сталинских репрессий"
(Прим.13*) - В.Ерофеев "Моя маленькая лениниана"
(Прим.14*) -
(Прим.15*) - Э.Эпплбаум "Гулаг. Паутина большого террора"
(Прим.16*) - Н.Никифоров "Гражданская война в Испании -1936-1939гг"
(Прим.17*) - М.Веллер "Гражданская история безумной войны"
(Прим.18*) - В.Савченко "Авантюристы гражданской войны"
(Прим.19*) - Э.Радзинский "Сталин. Загадки жизни и смерти"
(Прим.20*) - М.Шнейдер "Записки чекиста. НКВД изнутри"
(Прим.21*) - В.Щедролосев "Синдром кронштадтского мятежа" сборник "Гангут" №60
(Прим.22*) - В.Воробьев "В.И.Ленин. Неизвестные документы. 1891-1922"
(Прим.23*) - В.Дайнес "Штрафбаты выиграли войну"
(Прим.24*) - С.Волков "Трагедия русского офицерства"
(Прим.25*) - М.Канивез "Моя жизнь с Раскольниковым"
(Прим.26*) - Б.Соколов "М.Тухачевский. Жизнь и смерть Красного маршала"
(Прим.27*) - И.Дроздов "Унесенные водкой. О пьянстве русских писателей"
(Прим.28*) - О.Журавлева "Узаконен красный террор" журнал "Дилетант" 8\2012
(Прим.29*) - "Если бы..." (С.Шаргунов) журнал "Дилетант" 1\2012
(Прим.30*) - "Если бы..." (С.Мироненко) журнал "Дилетант" 1\2012
(Прим.31*) - "Если бы..." (В.Аксенов) журнал "Дилетант" 1\2012
(Прим.32*) - журнал "Досье-коллекция. Специальный выпуск №40 - 1МВ. Инфантерия"
Глава 3
Зубы Дракона
Нас называли “бойцы идеологического фронта”. Мы прошли специальную подготовку и были элитой советского режима. Нам позволялось то, за что обычного гражданина моментально отправляли в лагеря.
Больше половины студентов ВГИКа были иностранцы. Секцию каратэ вел алжирец Кадур - смуглый человек с лицом корсара, покрытым шрамами. Говорили, что он был террористом и скрывался в СССР.
Я жил в Большом Черкасского переулке, в доме 8/6 рядом с улицей Куйбышева в самом центре Москвы: через дорогу - ЦК КПСС, за углом - Красная площадь. Летом в открытое окно доносился бой часов на Спасской Башне.
Знакомые гиды-переводчики «Интуриста» приводили ко мне иностранцев – это был знаменитый московский аттракцион: в центре сурового коммунистического государства жил веселый художник, эксцентричная столичная богема.
Моими товарищами были артисты, художники, музыканты и клоуны – люди яркие и ныне очень известные. Я жил в жанре клоунады, гротеска и эпатажа, полностью игнорируя унылые правила поведения, обязательные для «соцлагеря». Как ни странно, у комендатуры лагеря это вызывало симпатию и уважение.
По убеждениям я был социалистом, но социализмом считал справедливое распределение социальных благ, а не мрачные морды распределителей.
Это были развеселые времена – умер Тараканище, исчез страх.
Я поступал во ВГИК к Михаилу Ромму. На коллоквиуме, (собеседовании) были известные мастера – режиссеры, преподававшие во ВГИКе. В комиссии был и Сергей Герасимов имя которого ныне носит ВГИК.
После коллоквиума я стоял в очереди в буфете.
Было много людей. Вошел Герасимов, быстрым, внимтельным взглядом все увидел и подошел ко мне:
- Что вам взять? - спросил он.
- Чай, если можно, творог... Спасибо. - сказал я, чувствуя себя неловко.
- Я возьму кефир и сосиски – вам взять? – спросил он.
- Да, спасибо.
Я заметил, что окружающие с интересом на меня смотрят: это было неслыханно, чтобы мастер с таким именем, знаменитый режиссер, профессор, проявил подобный интерес к абитуриенту.
Сергей Апполинариевич подошел к стоящей за прилавком тете Гале, ВГИКовской буфетчице, и негромко что-то сказал. Через минуту все было подано.
Мы сидели за столом, я ждал когда он заговорит. Поели, я поблагодарил его.
- К Ромму вы не поступите. - сказал он. - Вы не сдадите общеобразовательные. Поставят двойку по истории. Ромм не сможет пробить - у него сейчас не та ситуация.
Я понимал о чем идет речь: я еврей. Ромм (тоже еврей) снял фильм «Обыкновенный фашизм», в котором были очевидны параллели советской системы с нацистской Германией и пока было неясно, что с ним будет: оставят ли преподавать, дадут ли снимать...
Все все понимали, но говорили намеками, не называя вещи своими именами - это вошло в привычку. В эпоху «государственного антисемитизма» Ромм должен был знать свое место. Я тоже вел себя, мягко говоря, странно: не только не скрывал, что еврей, но старательно это подчеркивал, сводя любой разговор к теме еврейских обычаев, культуры и религии, и получал удовольствие видя, как люди теряются, не зная, как реагировать. Евреи начинали нервно оглядываться и пытались уйти, а неевреи смотрели на меня открыв рот от удивления – в те времена само слово «еврей» считалось оскорбительным и нормальные люди старались его не произносить, чтобы ненароком не обидеть еврея. Быть евреем было сродни врожденному уродству и даже существовала жалкая шутка: «инвалид по пятому пункту» (пятым в анкете была национальность) то есть человек, которому везде перекрыта дорога. Открыто, официально, евреев не принимали в престижные вузы и не брали на работу. Обыкновенный фашизм.
- Я буду набирать через год, - сказал Герасимов. - Приглашаю вас в мою мастерскую. Даже если вас завалят на общеобразовательных, я сумею вас взять.
- Я хочу все же попытаться сдать к Ромму. – сказал я. – Жалко терять год.
- Разумеется. - сказал он. – Почему бы и нет? Они вас не пропустят – я знаю.
Он был прав.
Проректор Ольгерд Корытковский принимал экзамен по истории, и одним из заданных мне вопросов был: «В каком порядке хан Батый брал русские города?» Я перечислил, первым назвав Смоленск. -
- Козельск! - сухо отрезал он. - Стыдно не знать такие вещи. Два. Вы никогда не поступите во ВГИК. Даже не пытайтесь. Зря теряете время.
Через год, в 1966 году, я поступал к Герасимову и Корытковский поставил мне тройку, чтобы я не прошел по конкурсу баллов. Сергей Апполинариевич поехал к Романову, (министру культуры) и получил дополнительные места. Взяли меня, Живолуба, Пинягину, Барыкина и Жеребко.
Я навсегда сохранил чувство благодарности к моим учителям – Тамаре Макаровой и Сергею Герасимову, замечательным людям. Я их искренне любил и мы дружили, пока они были живы. Мой папа до войны работал с Тамарой Федоровной на картине «Пик Молодости».
Дома я показал папе студенческий билет.
Это произвело на него, работавшего в системе кинематографии, сильное впечатление.
- На какой факультет ты поступил? - спросил он.
- На режиссерское отделение постановочного факультета, в мастерскую Герасимова. - сказал я.
Он не мог сдержать улыбки.
Я никогда не говорил ему, что сделал это ради него. Я хотел порадовать его. Чтобы он мог гордиться сыном. Об этом он даже не мог мечтать - это был кинематографический Олимп. Мои возможности он оценивал гораздо скромнее. И, наверное, справедливо. В кругу его знакомых было непринято гордиться тем, что сын прекрасно ездит верхом, отлично стреляет, в драке стоит четверых и может выпить литр водки не пьянея. В таких случаях знакомые осторожно выражали сочувствие.
Я начал учиться. Это была экспериментальная мастерская, в которой актеры обучались вместе с режиссерами. В историю советского кино наш курс вошел, как “курс звезд”. Среди актеров были Талгат Нигматуллин, Вадик Спиридонов, Коля Еременко, Наташа Гвоздикова, Наташа Аринбасарова, Наташа Бондарчук, Наташа Белохвостикова, Ира Азер, Гарри Чирева, Ольга Прохорова, Нина Маслова, среди режиссеров - Николай Губенко, Сергей Никоненко, Майя Симон, Борис Фрумин.
От “Мосфильма” рекомендацию во ВГИК мне дали Ролан Быков и Александр Митта. Я познакомился с Роланом в 1965 году на картине “Айболит 66”. Он предложил мне поработать ассистентом в подготовительном периоде. Директор Гостынский обещал задним числом заплатить, когда картина будет в запуске. Ролан был женат на актрисе ТЮЗа Лиле Князевой, которая в фильме сыграла обезьянку Чи-чи.
На картине я познакомился с Олегом Ефремовым, сыгрвшим роль доктора Айболита. Это было время расцвета созданного им театра “Современник”, где в спектакле “голый король” по пьесе Шварца, короля гениально играл Евгений Евстигнеев, а в роли его пажа в гусарском мундире блистала красавица Алла Покровская, жена Олега Николаевича.
С Роланом мы остались друзьями до конца. Я сохраняю дружеские отношения с Леночкой Санаевой, его женой и верным другом. Помню скромного мальчика Пашу, ее сына, ныне известного русского писателя.
Все, кто находился наверху советского общества, отчетливо понимали, что, при этой системе, успешным может быть только убогое ничтожество. Все живое и талантливое система безошибочно находила и уничтожала. Понять это было можно, смириться с этим - тяжело. За сохранением существующих порядков наблюдал КГБ. Его работники находились в постоянном контакте с творческой элитой, умело входя в доверительные отношения и по крупицам собирая информацию. Как правило, это были хорошо образованные, культурные и интеллигентные люди, понимающие маразм системы и неприглядную роль, которую им отвела компартия. Они старались не давать ход многочисленным доносам, которые к ним поступали, трезво оценивая мотивы по которым граждане старались с их помощью кого-либо уничтожить.
Как только человек попадал на определенный уровень, ему было обеспечено пристальное внимание и постоянная опека. Если его слова и поступки не выходили за рамки того, что считалось допустимым, его не трогали и, даже, предлагали свою помощь.
Я столкнулся с этим на первом курсе, когда меня вызвали в кабинет секретаря парткома ВГИКа, хотя членом партии я не был.
Кто-то мне сказал:
- Тебя вызвает секретарь парткома Горячев. Я спустился на первый этаж, постучал и зашел. В кабинете, кроме Горячева, сидели два человека: веселый и круглолицый и худенький, скромный, чернявый.
- Товарищи из Комитета госбезопасности, хотели с тобой поговорить. - сказал Горячев, отводя взгляд. - Я вас оставлю, не буду мешать... - замявшись добавил он, взял со стола какие-то бумажки и вышел.
- Меня зовут Виктор Петрович, а моего коллегу Михаил Вячеславович. – сказал круглолицый. - Мы – кураторы ВГИКа от Комитета. Вот, почитайте... - он протянул мне конверт. – Пришел на вас сигнал.
Я взял письмо и стал читать. Это был анонимный донос о том, что я занимаюсь нелегальным частным предпринимательством и таким, как я, не место во ВГИКе – главном идеологическом высшем учебном заведении Советского Союза. Я легко вычислил, чья это работа, вернул им письмо, но когда они спросили, кто это мог написать, я сказал, что догадываюсь, но разберусь с этим персонажем сам. Тогда они перешли ко второй части:
- Нам очень важно знать, о чем говорят на курсе. – сказал Михаил Вячеславович. – ВГИК готовит бойцов идеологического фронта, здесь учится много иностранцев. Мы рассчитываем на вашу помощь. Вот наш телефон. Он протянул бумажку. Это Управление по Москве и Московской области. У нас в городе есть квартиры, где мы можем встретиться.
В СССР было не принято отказывать всесильному ведомству в таких просьбах. От них зависели жизнь, работа, карьера. Я взял бумажку с телефоном, прочел номер: 224 3906 и сказал:
- Я не буду стучать на моих товарищей. Вы, наверно, прочли мое личное дело. Но, если я увижу, что кто-то хочет взорвать Большой Каменный мост, я обязательно позвоню.
В то время у меня за спиной были четыре года колонии особого режима в Нижнем Тагиле – в 1922 году она была создана по приказу Дзержинского, и ее бессменным директором была колченогая соратница «Железного Феликса» Зинаида Федоровна Лапенко по кличке «ЧП». Тенью за ней следовал ее беззвучный супруг Николай Петрович – «Никола». Колония находилась в лесу по адресу улица Малая Кушва, дом №1. Злые, молчаливые, вечно голодные уральские колонисты ночами грабили ползущие по Чуйскому тракту грузовики и промышляли набегами, пугая местных жителей. Официально заведение называлось «Нижнетагильский детский дом с особым режимом закрытого типа для трудновоспитуемых детей номер один». И в Союзе это действительно был дом «номер один» со своим участком на тагильском кладбище.
Я оказался «трудновоспитуемым», и эта бессрочка, откуда нищим витязям на распутьи была дорога только в армию, тюрьму или могилу, научила меня простым и ясным правилам поведения: не верь, не бойся, не проси.
Гэбэшники оказались приятными в общении и вполне адекватными людьми. Я думаю, что моя реакция была достаточно необычной для них, но, как ни странно, вызвала уважение, что я понял из дальнейших событий.
Я подумал, что в первую же сессию меня отчислят.
Но в зимнюю сессию отчислили Пинягину, Барыкина и Жеребко.
Во ВГИКе было много иностранцев - неслучайных граждан из разных стран. В общежитии жил сын императора Эфиопии Бузуайеху Тефери, в одной комнате с ним жил англичанин Уильям - сын издаваемого в СССР "прогрессивного" писателя Олдриджа. У нас на курсе училась Майя Симон из Швейцарии, внучка классика французского кино Мишеля Симона. На операторском факультете учился двухметровый красавец-блондин Харальдур Фридриксон - будущий основатель исландского кинематографа.
Вечерами он иногда приходил ко мне, мы пили «Кабернэ», беседуя о искусстве.
Напротив ВГИКа помещался Институт Марксизма-Ленинизма - главная идеологическая цитадель коммунизма. Во главе этой загадочной организации был академик Федосеев, член ЦК, автор вузовских учебников по научному коммунизму. Алеша, его сын, был мой товарищ.
Тогда трудно было себе представить, что компартия превратится в кучу жадных и наглых капиталистов и разворует страну. Возвращение старой вывески – это наглая, циничная издевка, демонстративное унижение с уверенностью, что “пипл схавает”.
Среди людей определенного круга существовало негласное правило толерантности: все относительно лояльны и власть не используется для сведения счетов. Взбесившаяся власть одинаково опасна для всех. Особенно опасна, когда внутренние конфликты становятся достоянием гласности.
Близкие к высшим эшелонам власти свободно (и весьма критически) говорили обо всем и госбезопасность тактично держалась на расстоянии. Все что говорилось, оставалось в пределах этого круга - это тоже было негласное правило. Нарушение этих правил было опасным.
Наш первый фильм с Майей Симон – по тем временам злая сатира - был арестован и уничтожен. Я был сценарист, она режиссер. Она получила нагоняй от Герасимова и чуть не вылетела из института. Меня он не выгнал - мы были дружны и любили друг друга.
Мой приятель - красивый парень из Казани, режиссер документалист Гусман Садыков решил снять фильм о советской "золотой молодежи" - детях номенклатуры.
Я видел их: наглых, самоуверенных детишек партаппаратчиков, когда они на частных машинах, что тогда было редкостью, приезжали во ВГИК смотреть материал.
Когда я возвращался домой по проспекту Мира, я увидел как они, обгоняя поток машин, на большой скорости ушли к центру. Ехали очень опасно, резко обходя машины и игнорируя светофоры.
Вскоре я узнал, что Гусман убит - девятнадцать ножевых ранений. Его нашли в комнате коммунальной квартиры, где он жил.
На учебной студии "органы" произвели обыск. Все материалы фильма изъяли.
Наверное сейчас "герои" этого фильма солидные "бизнесмены".
Меня попросила Тамара Федоровна Макарова остаться после занятий. Мы зашли в пустую аудиторию и она, внимательно посмотрев мне в глаза, спросила что я знаю о нем и его гибели. Я честно рассказал все, что знал. Она сказала мне:
- Леня, никогда никому об этом ничего не говори. Ты меня понял?
- Хорошо. – сказал я. – Понял.
И полвека никому ничего не говорил.
Своих детей у Сергея Герасимова и Тамары Макаровой не было. У нее был приемный сын - сценарист Артур Макаров.
Их дача, где висели картины импрессионистов, которые Сергей Апполинариевич в начале века привозил из Парижа и где мы с ним играли на биллиарде и пили водку, сгорела до тла.
Герасимов умер. Его именем назвали ВГИК.
Я звонил Тамаре Федоровне из Торонто, говорил, что помню, люблю и всегда буду благодарен за все, что они для меня сделали.
Я узнал, что убили Артура Макарова. Мне рассказали, что у него была коллекция кинжалов. Он кого-то впустил и его ударили кинжалом из этой коллекции.
Тамара Федоровна умерла. Это закрыло для меня главу из книги, которая была связана со студенческими годами.
Глава 4
Черный бриллиант и сокровище княжеского дома.
Подруга моей матери, Татьяна Георгиевна Кузнецова, была известным московским адвокатом. Она вела дела особой важности и ее клиентами были знаменитости и те, кого обвиняли в особо опасных преступлениях, за которые приговаривали к высшей мере – к смертной казни.
Среди этой категории обвиняемых, были люди весьма экзотические, представители разных этносов и, даже, маньяки о “подвигах” которых в советских СМИ никогда не сообщали. Но в кругу близких друзей, умеющих держать язык за зубами, все обсуждалось достаточно свободно.
Я помню дело одного такого персонажа, похожего, по описанию, на Есенина.
Вернувшись из армии, он вскоре уехал из своей деревни в Москву.
Причиной поспешного отъезда было то, что отправившись как-то на рассвете на охоту, он услышал у озера странный шум и подкрался. В камышах, хлопавшая крыльями дичь оказалась... обнаженной молодой парой, увлеченно занимавшейся сексом. Мелькали розовые попки, голые ноги и слышалось тяжелое дыхание.
В те пуританские времена это было большой экзотикой и так поразило его воображение, что в его голове что-то замкнуло, он нажал курок и уложил дуплетом сельских любовников.
В состоянии сумеречного сознания, он вернулся домой и первым поездом уехал в столицу. В Москве он снял угол, познакомился с женщиной, красиво ухаживал и быстро вскружил ей голову.
Он часто дарил ей разные безделушки, читал по памяти Есенина и говорил о любви. Устроиться на работу он не мог из-за отсутствия московской прописки.
Он стал промышлять у вокзалов знакомствами с приезжими женщинами, которые быстро теряли голову от голубоглазого блондина, любящего поэзию. Как правило, в первый же день, любитель Есенина, пригласив даму в один из столичных парков, убивал ее и грабил. Знакомился он с приезжими справедливо полагая, что у них при себе есть деньги и пройдет много времени, прежде, чем родные спохватятся. Так продолжалось достаточно долго. МУР сбился с ног, разыскивая серийного убийцу. На его счету было более 80 трупов. Советские печать и телевидение об этом молчали, радостно рассказывая о надоях. Наконец, чудом оставшаяся в живых женщина дала словесный портрет. Брали всех, кто был хоть отдаленно похож на Есенина. Все участки были забиты голубоглазыми блондинами. Их с пристрастием допрашивали:
- Ну, что, гнида, “вы помните - вы все, конечно, помните, как я стоял, приблизившись к стене...” Кто написал? А? Не помнишь, сука?! Напомнить?
“... взволнованно ходили вы по комнате и что-то резкое в лицо бросали мне. Вы говорили: "Нам пора расстаться...”
Однажды в густую сеть УГРО, среди сотен задержаных “блондинов типа Есенина”, попался убийца, который привлек внимание тем, что молчал и наотрез отказывался говорить. Опера взяли его в плотную разработку.
“... Что вас измучила моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься, а мой удел - катиться дальше, вниз.” Колись, гад!
Через какое-то время, с трудом двигая языком, он назначил день и час, когда будет говорить.
Тем временем, врачи определили у него тяжелое психическое заболевание и последнюю стадию распада личности. Татьяна Георгиевна была назначена его защитником. В назначенный день и час его привели в комнату, оборудованную скрытой кино и звукозаписывающей аппаратурой.
Подозреваемый очень медленно, с трудом стал рассказывать все с самого начала. Оказалось, что он все отлично помнит и способен воспроизвести события с мельчайшими деталями. Видно было, что речь дается ему неимоверными усилиями. Суд признал его невменяемым.
Даже в унылые советские времена “застоя” Т.Г. Кузнецова получала большие гонорары и принадлежала к высшим кругам. Ее муж – профессор МАДИ, Николай Сергеевич Кузнецов, был автором учебников для ВУЗов по начертательной геометрии и милейшим человеком из древнего русского аристократического рода князей Оболенских. У них был сын – умный и красивый мальчик Коля. В самом центре Москвы, на Тверской, в Козицком переулке в большой квартире с ними жили старуха княгиня - мать Николая Сергеевича и ее тихий муж пролетарского происхождения Сергей Кузнецов. Это была романтическая история: во время верховой прогулки юную княжну сбросила лошадь и оказавшийся рядом простолюдин помог ей. Княжна влюбилась в скромного и обаятельного молодого человека и, незадолго до революции, тайно с ним обвенчалась. Семья осудила мезальянс, но, как показали дальнейшие события, напрасно: скромный рабочий Кузнецов оказался с обширными связями в революционных кругах и, когда аристократов начали стрелять, как зайцев, он дал ей свое имя и этим спас ей жизнь. Они любили друг друга.
Самое удивительное, что при всех страшных событиях, ХХ века, княгине удалось сохранить фамильное сокровище Оболенских - массивный ларец с драгоценностями нескольких поколений. Об истории этого ларца можно написать авантюрный роман.
Я часто бывал в этом доме, дружил с семьей и, иногда, давал дружеские советы их сыну - милому, умному мальчику, ныне известному московскому адвокату.
Когда в 1964 я готовился к поступлению во ВГИК, мне надо было написать на конкурс вступительную работу. Татьяна Георгиевна дала мне свою пишущую машинку, чем очень мне помогла. Целыми днями я печатал и критически оглядывал написанное. В детстве я много читал, поэтому мои первые литературные опыты меня не слишком радовали – было с чем сравнивать.
Тем временем, сместив Хрущева пришел к власти Брежнев, но на столичную “элиту” этот дворцовый переворот особого впечатления не произвел - все жили своей жизнью не принимая всерьез игры партократов.
В один из весенних дней мне позвонила Татьяна Георгиевна и попросила срочно зайти:
- Леня, есть важный, не терпящий отлагательств разговор. - сказала она. - Ты мне срочно нужен.
Серьезные вещи по телефону не обсуждались, а в дружеских отношениях было принято любые просьбы выполнять немедленно.
Я жил неподалеку и, через короткое время, был в Козицком переулке на Тверской.
Татьяна Георгиевна - умная, обычно выдержанная женщина
- была заметно взволнована:
- Произошла крайне неприятная вещь. - сказала она. - Нужно срочно что-то делать, но что я не знаю. Это дело государственной важности. Никто о нашем разговоре знать не должен.
Я кивнул.
- Дело касается «царствующего дома». - она, как обычно, была иронична, с хорошей долей сарказма. - Речь идет о принцессе.
Увидев мой выжидательный взгляд, она пояснила:
- Я только что говорила с Галей Брежневой, дочкой генерального секретаря. Ее отец недавно получил власть и, в этом качестве, еще недостаточно укрепился. Она в панике. Если сейчас начнется скандал, это может иметь ужасные последствия для Семьи. И в этот столь неподходящий момент попадает в тюрьму Галин поставщик бриллиантов. Я его адвокат. Сегодня, в тюрьме, он мне передал для нее записку: если его немедленно не вытащат, он начнет говорить и всех заложит. Я сказала Гале, что знаю в Москве только одного человека, который может помочь - это ты. Надо что-то придумать. Никаких связей с Семейством нигде не должно быть обозначено, надо действовать исключительно на свой страх и риск. Она готова заплатить любые деньги. Леня, надо срочно что-то делать.
По поводу "любых денег" это было явно преувеличено: моя приятельница Света Браун, красивая, эксцентричная девушка, дружила с Витой - дочкой Гали.
Дедушка Светы был до революции известным ювелиром и советская власть мобилизовала его для оценки и сортировки награбленного - неисчислимых драгоценностей отнятых у церкви и граждан.
По рассказам Светы я знал как они с Витой «зарабатывали» карманные деньги: Вита покупала в правительственной секции ГУМа ондатровые шапки, а Света через соседа, служившего в Комитете Госбезопасности, с накруткой продавала их московским чекистам, которых зимой можно было легко узнать по одинаковым шапкам из этой популярной тогда крысы.
В то время имперская элита еще не позволяла себе воровать уверенно и безоглядно, но уже через десять лет, после описываемых событий, военные курьеры увозили на Запад “дипломаты” с бриллиантами, будучи уверенными, что это важнейшие секретные документы для "братских коммунистических партий".
- Чтобы что-то сообразить, - сказал я, - мне нужна детальная вводная: как этот человек оказался в тюрьме? Какая с ним связь? Кто он?
- Цыган, артист, закончил отделение музкомедии театрального института, яркий молодой человек. Разбирается в камнях. Имя – Борис Бурятсу. Связь через меня. К огромному счастью, наши пинкертоны пока не догадались произвести в его квартире обыск. Она набита бриллиантами. На свиданиях и в записках он, для конспирации, называет их ”лекарством”. Поэтому, с одной стороны, надо их куда-то убрать, с другой - никто не будет брать это на себя. По количеству и ассортименту это "вышка": "лекарств" в этой "аптеке" хватит, чтобы расстрелять небольшой город. Взяли Бориса совершенно дурным образом: он обещал продать азербайджанцам, торгующим на Центральном рынке, черный бриллиант. Они были знакомы, имели какие-то дела. Поэтому, когда он показал им этот бриллиант и попросил задаток - пять тысяч рублей - они поверили и дали деньги. Боря пожадничал или запутался в хитрых комбинациях, но ни денег, ни бриллианта они не увидели. Он стал от них скрываться. Наверное, думал: люди они денежные, для них это потеря не критическая - уедут и забудут. Словом, кинул. А тут как-то идет он теплым весенним днем по Тверской и, вдруг, останавливается машина и оттуда, громко щелкая [клювами] золотыми зубами, вываливается этот Центральный рынок. Борю хватают, громко требуют черный бриллиант, кричат, что их обманули и - что самое глупое - зовут милицию. Немедленно появляется милиция, всех забирают в участок и они там под протокол рассказывают про аферу с черным бриллиантом. Оборот камней и драгметаллов в СССР монополия государства, спекуляция ими квалифицируется, как особо тяжкое преступление. К делу подключается Комитет (КГБ). Борис все героически отрицает, говорит, что ни азербайджанцев, ни черного бриллианта в глаза не видел. Из ДОПРа его отправляют в Бутырку, навесив мошенничество в особо крупных размерах, но, к счастью, не проводят обыск в волшебной цыганской “аптеке” - там филиал Алмазного фонда. Пока Борис держится на допросах, как партизан, но сильно нервничает: он сидит уже несколько месяцев и стал угрожать, что если ничего не будет сделано, он на суде скажет правду.
При слове “правда” дочери генсека становится дурно. В тюрьме Боря передает мне записки, в которых указывает сколько, кому и какие "лекарства" он прописывает. Это универсальное "лекарство" и помогает во многих случаях. Разумеется, он заплатит за твое участие, если мы сможем ему помочь. Представляешь, какой начнется скандал, если выяснится, что семья Генсека связана с валютчиками и – о, ужас! - цыганами и рыночными торговцами. Галя умоляет меня что-то сделать, но что можно сделать - я не представляю. Ко мне шумною толпою на Новослободскую (в юридическую консультацию) явились цыгане, просили помочь Боре и громко обещали “лавэ” (деньги-цыг.) большими корзинами.
- Скажите ему, пусть молчит. Его освободят в зале суда.
- Это невозможно. В Советском Союзе так не бывает.
- Посмотрим.
Я появился в суде за час до начала слушания этого дела.
Я был небрит, в мятой кепке, старом пиджаке и пыльных стоптанных ботинках. На зубы налепил серебристую фольгу из сигаретной пачки и в таком виде легко смешался с толпой бессарабских цыган.
Подойдя к азербайджанцу, который должен был подтвердить свои претензии к обвиняемому, я отвел его в сторону и, не мигая глядя в глаза, сказал, что если он скажет, что обманувший его человек был на голову ниже, то получит деньги назад, а иначе... Мы, цыгане, братья, терять нам нечего. У нас свой суд - при выходе зарежем. Это было убедительно по форме и в близком к его уровню понимания контексте, а наполнившая суд пестрая толпа неадекватных цыган произвела столь сильное впечатление, что он, не думая, согласился. Затем я подошел к старой цыганке и сказал, что я азербайджанец и произошла ошибка. Наш человек обознался и сейчас это заявит судье. Пусть, когда введут обвиняемого, она крикнет по-цыгански, чтобы он все отрицал и тогда его освободят.
После того, как потерпевший заявил суду, что обманувший его человек был ниже на голову, обвиняемого освободили прямо в зале суда.
Через несколько дней мы встретились с Борей на Новослободской, в кабинете Татьяны Георгиевны.
- Сколько стоит... твоя услуга? - брезгливо спросил он, глядя в сторону. Очевидно, ему был неприятен созданный мною [карикатурный] колоритный образ цыгана и вся незатейливость комбинации, в результате которой он получил свободу.
“Типичные еврейские штучки” с отвращением выражало его лицо.
Я внимательно посмотрел на него и отказался от денег.
Когда позднее Татьяна Георгиевна спросила меня почему я не взял деньги, я сказал, что не хочу с ним иметь дело - не тот человек, не тот случай.
Она пожала плечами: как хочешь.
Стоит добавить, что судил Бориса уважаемый человек, инвалид войны с безупречной репутацией.
Возможно, благополучному исходу дела помогла переданная ему накануне авоська с обернутыми в старые газеты пачками денег.
Безумная советская История пошатнулась, икнула и поплелась дальше - в эпоху застоя.
Разумеется, Татьяна Георгиевна получила свой гонорар, но этим дело не кончилось: случилось неожиданное для Оболенских продолжение.
Как-то днем в их квартиру постучали. Незнакомые люди попросили “ребеночка напоить”. Старуха-княгиня, давно находившаяся в параллельной реальности, открыла. В квартиру вломился табор, грудного ребенка (или завернутую в пеленки куклу) цыгане бросили старикам под ноги, кто-то вбежал в их комнату и, явно действуя по наводке, моментально вынес ларец с фамильным сокровищем князей Оболенских.
Среди сокровищ был шифр фрейлины – усыпанный бриллиантами вензель императрицы, историческая ценность которого намного превышала стоимость камней и золота.
С самого верха был дан грозный указ: мерзавцев разыскать, похищенное изъять, татей на рудники!
Куда там. Ищи ветра в поле...
Эта пошлая комедия повторилась почти через двадцать лет и с теми же августейшими персонажами.
На этот раз я был на стороне своего институтского товарища, артиста Олега Видова, разводившегося с Наташей Федотовой - близкой подругой Гали Брежневой.
Вновь начался скандал, сверкнули бриллианты, уронили в могилу Брежнева и СССР отправился в одну сторону, а я - в другую.
Глава 5
Боец идеологического фронта в условиях приближенных к боевым действиям
В 1970 году я закончил обучение во ВГИКе и был направлен на «Мосфильм» для съемок дипломной работы.
Я любил эту Студию, на которой работал еще до поступления во ВГИК.
До войны, там работал мой отец.
В 1965 году, в подготовительном периоде фильма «Айболит-66» я работал ассистентом у Ролана Быкова и мы подружились, сохранив товарищеские отношения на всю жизнь. Ролан был очень талантливым человеком и изумительным рассказчиком. После развода с Лидией Князевой, он какое-то время жил у меня и я всегда вспоминаю Ролочку с теплым чувством.
На «Мосфильме» я попал в объединение к Алову и Наумову, где работали Хуциев и Тарковский. Марлена Хуциева я помнил по Одесской киностудии, где он начинал карьеру режиссера и работал с моим отцом. Там же тогда работали молодые Петр Тодоровский, Радик Василевский, Сева Воронин, Володя Дьяченко, Гриша Поженян, Гена Габай, Появилась молодая красавица актриса Наташа Фатеева, приезжал на съемки Василий Шукшин, которого кинематографисты между собой ласково звали Васей. Габай, Поженян и Тодоровский прошли войну, были фронтовиками.
Яркие люди, блестящие таланты и липкая, серая чиновничья орда, которая их окружала. С Тарковским довелось познакомиться в процессе работы в объединении, хотя то, что происходило, назвать работой было трудно. Больше года я приносил редакторам объединения, куда меня распределили, сценарии дипломного, короткометражного, художественного фильма. Их подолгу читали и, без объяснений, отвергали. Зарплату я не получал. Дома жена и ребенок. Я попросил о встрече художественного руководителя Владимира Наумова, чтобы понять что происходит. В назначенное время я пришел. В одной из комнат объединения были Алов и Наумов. Алов раздраженным тоном вдруг стал обвинять меня в том, что я всем рассказываю, что мне не дают работать.
Я спокойно объяснил, что у меня на Cтудии действительно много знакомых и, когда меня спрашивают, что я делаю и в какое объединение попал, я рассказываю все как есть. Наумов молчал. Произошла некрасивая сцена. Алов, с которым я был почти незнаком, кричал, но так как о покойниках принято говорить «хорошо, или ничего» - я ничего к этому не добавлю.
В 1972 году я, наконец, понял, что все, что происходит - затянувшееся издевательство: просто им не нужен потенциальный конкурент. Я пошел к директору «Мосфильма» Сизову и потребовал вмешаться. Через какое-то время в объединении был принят мой сценарий фильма «Город на Кавказе» и я начал работу. Я пригласил Олега Ефремова, которого знал еще по «Айболиту», Татьяну Самойлову, Жору Юматова, Катю Васильеву и Жанну Болотову. С этой прекрасной компанией мы сделали добрую, хорошую работу, о которой сразу заговорили на Студии. У меня приобрели несколько сценариев, начались переговоры с режиссерами, которые хотели работать со мной, как со сценаристом.
В один из безоблачных дней эпохи застоя я пришел на Студию и внизу, в главном холле производственного корпуса, у лифта, я встретил режиссеров Бушмелева и Полякова.
На ритуальный вопрос «как дела?» я ответил, что все нормально. И неожиданно услышал: «У тебя-то все в порядке, а остальные годами сидят без работы. Нет денег на жизнь – в так называемом «творческом простое» зарплату никто не получает, а у всех семьи, дети».
Я понимал, что от моей реакции зависит моя дальнейшая жизнь. Я недавно женился, родилась дочь.
Надо было или на ходу отшутиться или все планы немедленно похоронить.
- Хорошо, - сказал я. – Давайте думать, что делать. Для начала, прямо сейчас, пойдем в комитет комсомола и потребуем устроить общее собрание, на которое пригласим представителей Госкино, горкомов партии и комсомола, руководителей профсоюзов. Пошли! Мы отправились в комитет комсомола. Секретарь комитета и находившиеся там “активисты” удивились и несколько опешили от моего предложения поднять на правительственном уровне вопрос о безработице среди молодых творческих работников. Я попытался убедить их в том, что проблема касается многих молодых специалистов и имеет государственное значение. Был назначен день собрания и комсомольцы развесили в коридорах Студии большие ватманские листы с объявлением, которые почему-то стали исчезать.
Как нам стало известно, напуганные «инициативой снизу», работники парткома ничего лучше придумать не могли, как срывать наши объявления. Пришлось к каждому объявлению приставить по безработному режиссеру.
В назначенный день на Студии состоялось собрание в комнате отделения Союза кинематографистов на третьем этаже производственного корпуса.
Я вошел одним из последних. Справа, вдоль стены, сидели чиновники - представители Госкино, ВЦСПС, горкомов партии и комсомола, из ЦК комсомола и еще какие-то сумрачные дядьки из ЦК партии или КГБ.
У двери, на разномастных стульях, тихо сидели безработные режиссеры, после окончания института годами ждавшие свой шанс.
Пауза.
Поднялся председатель режиссерской гильдии Швейцер. Он находился в другом конце длинной комнаты, у окна и, явно желая как можно скорее закончить неприятную обязанность, начал собрание словами:
- По инициативе комитета комсомола “Мосфильма”, здесь находятся представители советских и партийных органов, профсоюза, руководства Студии, Госкино и ... эээ... молодые режиссеры, которые пришли, чтобы обсудить... некоторые... ээ... вопросы... я предоставляю слово руководителю секции творческой молодежи режиссеру Сергею Соловьеву.
Сидевший с ним рядом Соловьев встал.
Он обвел присутствующих просветленным взглядом Швейка...
Комната была набита битком: вдоль стены, в два ряда, партийные, комсомольские и профсоюзные бюрократы с каменными лицами, у двери несколько десятков безработных.
Соловьев обратился ко мне:
- Леня! Так как это была твоя инициатива, рассскажи нам в чем дело - из-за чего здесь весь этот сыр-бор, зачем мы тут собрались?
Я встал и сказал:
- Я ничего не хочу и не прошу для себя, у меня все в порядке. Но десятки выпускников ВГИКа годами не могут получить работу, не могут снять свой дипломный фильм, после которого будет ясно насколько талантлив человек, можно ли ему доверять производство. Складывается ситуация при которой ломаются судьбы людей. Они не получают зарплату, не имеют работу. Если речь идет о перепроизводстве специалистов, надо прекратить набор в институт и решить проблему с безработными. Здесь находятся представители ВЦСПС, горкомов и ЦК партии и комсомола - они должны принять разумное решение. Пусть присутствующие здесь режиссеры расскажут о своих судьбах - то, что обычно обсуждается на кухнях и «в кулуарах». То, что я хотел сказать – я сказал.
Гробовое молчание.
В то мутное время, в тяжело больной стране, на “Мосфильме”, такое заявление «бойца идеологического фронта» расценивалось, как «бунт на корабле». Главное правило круговой поруки - лояльность без рассуждений: тебя прикормили – ты молчи.
Я хорошо знал в какой стране живу. Хотя не до конца понимал, какой камень бросил в это болото. Я не боялся последствий - какое-то внутреннее чувство вело меня: будь что будет. Иногда надо устраивать стране, в которой живешь, тест на здравомыслие. И если она не выдерживает – тем хуже для нее.
На проходной меня ждала мама. Я извинился, кивнул Швейцеру, Соловьеву и Михалкову, сидевшим у окна, вышел и закрыл за собой дверь.
На другой день мне рассказали, что никто из безработных не рискнул ничего сказать. Тогда встал Михалков и сказал, что работу получают те, кто достоин, а те, кто не талантлив и недостаточно профессионален, работать не должны. На том и разошлись.
Когда на следующий день я приехал на Студию, на проходной у меня забрали удостоверение и сказали, что приказано пропускать меня только по личному указанию начальника отдела кадров.
- Вероятно, это какое-то недоразумение, – сказал я. - У меня в подготовительном периоде картина, работает группа.
- Ваш фильм закрыт приказом директора Студии, группа распущена. Вы будете звонить в отдел кадров? – поинтересовалась дежурная.
- Нет. - сказал я.
На улице, перед главной проходной, была стоянка такси.
- Куда, командир? - спросил шофер.
- На Лубянку. Приемная КГБ. - сказал я.
Он с интересом посмотрел на меня в зеркало.
Так начался мой путь в Канаду длиною в 15 лет.
До этой истории я никогда не был в КГБ. Но интерес к нашей семье вездесущая контора проявляла давно и за нашей квартирой простодушно и незатейливо следили. Честно говоря, их можно было понять. Семья была - по советским понятиям - очень экзотическая. Мама - европейская женщина, свободно владеющая семью языками, из буржуазной семьи, папа - бывший высокопоставленный партработник, неожиданно отказавшийся от высокой должности в НКВД, аккурат перед началом предвоенных репрессий, круг друзей и знакомых - сплошь люди с мировыми именами, сын - странная, эксцентричная личность и все это в двух шагах от Красной площади, прямо напротив зданий ЦК КПСС!
И евреи! И куча родственников за границей! И среди друзей и знакомых тоже сплошные евреи! Поди разберись - то ли они сионисты, то ли масоны или, еще страшней! - космополиты?!
Глава 6
Львятник
С времен немого кино, у кинематографистов существует присловье: “мы – по одну сторону экрана, они – по другую”.
“Они” - это те, кто не занят в производстве: зрители, журналисты, критики, чиновники. Но и среди производственников были свои и “с улицы” - не имеющие отношения к существующим династиям. Их отделяла прочная и невидимая, как бронированное стекло, стена.
Секреты ремесла старые мастера передавали очень разборчиво и только самым близким. Это - замкнутый мир, сохраняющий лояльность только людям давно и хорошо проверенным и только своего круга. Попасть в него всегда было трудно и возможно только по рекомендации. Огромные связи, большие деньги, неслыханные, почти безграничные возможности – это было беспрецедентным не только в масштабах нашей гигантской страны, но и производило сильное впечатление даже на видавших виды европейцев и американцев.
“Мосфильм” чиновники Госкино, в своем кругу, называли “львятник”, а студию им. Горького - “гадючник”. Надо отдать им должное – очень точно.
В львятнике люди понимали друг друга с полуслова и “по эту сторону экрана” цеховая солидарность была выше личных и клановых симпатий и антипатий. Мир красивых женщин, свободных нравов, очарование богемы и запах больших денег действовали на партократов, как валерьянка на кота. Казалось – протяни руку: вот оно... За чугунными копьями высокого мосфильмовского забора шла таинственная, непонятная посторонним манящая, сказочная жизнь.
Это был целый мир, не имеющий к повседневной жизни ни малейшего отношения. 5 000 человек, знающих друг друга десятки лет, прошедших вместе огонь, воду и медные трубы, серьезно занимались совершенно немыслимыми вещами: строили замки, шили костюмы прошлых веков, воссоздавали улицы европейских городов, ездили в экипажах и устраивали сражения, балы и маскарады. Эта параллельная жизнь воспитывала в людях трезвый расчет, здравый смысл, украшенный легким цинизмом и – что самое важное! - уверенность в себе, независимость суждений и чувство собственного достоинства.
Эти превосходные человеческие качества не могли не войти в конфликт с дряхлеющей системой подавления личности, выстроенной с помощью террора, насилия и запугивания. Традиционно соблюдавшийся “творцами” равнодушный нейтралитет по отношению к власти, мог легко быть нарушен, вздумай партократы насаждать свои порядки. “С этой стороны экрана” вылезло бы такое, что и в страшном сне не могло бы присниться персонажам “по ту сторону”.
Воображение легко и беззаботно существует без власти, а власть без воображения обречена.
1972 год. Страна, всхрапывая на ходу, брела в “эпоху застоя”. Но для нас уже началась война, про которую Черчилль сказал: “драка бульдогов под ковром”.
На съемочной площадке ударом кинжала убили режиссера Женю Гончарова, его отцу, сотруднику отдела агитпропа ЦК КПСС, сказали, что если он попытается выяснить, кто убил сына, то и его убьют. Так вот просто, прямо и незамысловато. Это мне рассказала жена Жени.
Гончаров вместе со мной организовал то самое, печально для нас кончившееся, комсомольское собрание на «Мосфильме». Потом убили режиссера Сережу Ерина – сбросили с огромной высоты на арматуру строящейся ГЭС. Убили режиссера Юру Чулюкина – отправили в командировку в какую-то африканскую страну и в отеле сбросили в пролет лестницы. После письма Брежневу, в Киеве убили режиссера Гелия Снегирева. Он писал: "Ваша карьера возникла на крови... Ваши руки в крови... Леонид Ильич, вы старый человек. Смерть уже задевает вас своим крылом, от вас не отходят врачи... Всю свою жизнь вы прожили ложью. Не в мелочах -соседу или жене - вы лгали. Лгали народам - своему и всему миру. Неужели вы так, во лжи, и умрете?.."
Снегирева арестовали, что-то вкололи, его парализовало и он вскоре умер. Убили Зою Федорову – пришли забрать у нее несчастный алмазный кулон, который ей, во время войны, подарил американский адмирал и который она сумела сохранить через годы лагерей, куда ее отправили за связь с американцем. Вошли, убили выстрелом в затылок и забрали жалкую побрякушку. Дверь она могла открыть только знакомым или по требованию представителей власти. Мне рассказали, что стреляли из очень редкого оружия – старого немецкого пистолета “Зауэр”. Один такой был в музее МВД. Якобы взяли с витрины, убили и вернули на место. Кому могло бы придти в голову там искать?
... кто знает? - могло и придти. Конфликт КГБ и МВД резко обозначился.
Но, главное, какие-то люди в КГБ были на нашей стороне.
Таксист довез меня до Лубянки. На улице Дзержинского, в голубом особняке, была приемная Комитета Госбезопасности по Москве и Московской области. Я отпустил машину и вошел. Слева стоял автоматчик, прямо был стол дежурного офицера.
- Здравствуйте, вы по какому вопросу? – спросил он.
- Мне нужен кто-то, кто занимается кино, я с «Мосфильма». - сказал я. Он куда-то позвонил и сказал:
- Пройдите, подождите несколько минут, сейчас подойдут товарищи, занимающиеся этими вопросами.
Я прошел мимо него прямо по короткому коридору, сел на стул у высокой двери, обитой коричневым дерматином. Вскоре появились два молодых человека в серых костюмах, открыли дверь и пригласили меня в комнату. Они явно были заинтригованы и с интересом на меня смотрели. Я назвал себя и рассказал все, что произошло на Студии. Ребята были явно растеряны. Это было за пределом их компетенции.
Директор «Мосфильма» Сизов был в ранге замминистра - заместитель председателя Госкино СССР, комиссар милиции, что соответствовало званию генерала армии - до этого он был заместителем председателя Моссовета (Промыслова) по МВД.
С его приходом на Студии появился в качестве сценариста заместитель председателя КГБ СССР (Андропова) Семен Цвигун. С озабоченным видом он ходил по коридорам Студии, на пиджаке был знак «Щит и Меч». Цвигун под псевдонимом «Днепров» числился сценаристом фильмов «Фронт без флангов», «Фронт за линией фронта» и «Фронт в тылу врага». Сценарии писал Вадим Трунин (это называлось работаать “негром”), а Цвигун «осуществлял общее идейное руководство» и получал деньги – очень большие по тем временам.
- Что бы ты хотел получить? – спросил у Трунина всесильный Цвигун.
- Да вот... за границу хотелось бы съездить, может какую-то электронику привезти... – скромно сказал Трунин, даже не думая попросить деньги.
Я был у Вадима Трунина с оператором Вадимом Новицким и он нам рассказал эту историю. Отец Вадика Новицкого, Петр Новицкий, был оператором-документалистом и ему принадлежат первые пять съемок Ленина. Вадик окончил операторский факультет ВГИКа и работал на ЦСДФ – Центральной студии документальный фильмов в Лиховом переулке.
Трунин был славным человеком и хорошим сценаристом. В «награду» за работу Цвигун устроил Трунину поездку за границу... в Афганистан, где в то время советские войска, не мелочась, отдавали местным товарищам "интернациональный долг".
Армейские офицеры, из рассказа “командированного” Трунина, быстро поняли чем эта поездка должна для него закончиться и сделали все, чтобы его там не убили. Вадим купил вожделенную «электронику» и вернулся в Москву. Однажды, когда он вечером на кухне пил чаек, в окно влетела пуля, пробила стекло, ударилась о стенку и... растаяла. Стреляли льдом из дома напротив. Он рассказал нам эту историю и показал небольшую дыру в стекле.
Надо отметить, что, после этого случая, фаталист Трунин так и не повесил занавески на кухне и продолжал по вечерам пить чай на том же месте, меланхолично поглядывая на дыру напротив своего носа.
К счастью, Цвигуну было уже не до сценариев, и его карьера “сценариста” вскоре закончилась вместе с жизнью. Как рассказали знакомые, ссылаясь на племянника Цвигуна, того отравили: якобы он на “Чайке” приехал с водителем на дачу и в страшных муках умер на глазах у шофера, который, от шока сошел с ума.
- Что вы ждете от нас? - простодушно спросили меня юные чекисты, явно озабоченные тем, чтобы последствия начавшегося в высоких сферах скандала не выплеснулись на их головы. - Мы сейчас позвоним на Студию и скажем, чтобы вас пропустили.
- Сизов закрыл мою картину, группа распущена, закрыты все купленные у меня сценариии, я остался без работы. Все это после того, как я выступил на комсомольском собрании. - сказал я. - Вам не кажется, что все это антисоветчина?
- Но вы говорите, что на собрании были люди из ВЦСПС, из горкома партии, ЦК комсомола?
- Похоже, все эти граждане дружно работают на иностранные спецслужбы. Впрочем, любой шпион, боясь разоблачения, не стал бы так топорно орудовать на «идеологическом фронте» - он вел бы себя осторожней и, хотя бы для вида, иногда приносил хоть какую-то пользу. Это однозначно враги.
- Что мы можем сделать?
- Передайте рапорт по команде. Напишите, что к вам пришел режиссер «Мосфильма» Бердичевский и сказал, что в руководстве страной – враги народа. Я не сомневаюсь, что наш разговор идет под запись и хочу, чтобы она осталась для истории.
Так начался затяжной конфликт, финалом которого стал пятый съезд Союза Кинематографистов в Кремле. Он был символическим концом “советской власти,” - мифической власти Советов, захваченных и уничтоженных большевиками. На съезде, со скандалом убрали секретаря Союза Кинематографистов Кулиджанова и председателя Госкино Ермаша.
Секретарем Союза был избран режиссер Элем Климов – умный, талантливый и порядочный человек, с которым у меня были добрые, дружеские отношения. Председателем Госкино назначили Александра Камшалова, который до этого в ЦК курировал кинематограф.
Я видел детальную ретроспективу судеб и событий, знал то, что для многих было за семью печатями и поэтому все, что было связано с СССР, для меня оказалось в прошлом. Было очевидно, что скоро все плохо кончится и присутствовать при агонии я не собирался.
Я попросил Элема поговорить с Камшаловым, чтобы тот поговорил с Горбачевым и, вскоре, после пятнадцатилетнего «отказа», в 1988 году я выехал с советским паспортом на «ПМЖ» к родственникам в Италию. С женой, детьми, котом и подаренным мне друзьями охотничьим ружьем. Это была моя единственная ценность - великолепное ружье, которое сделали рабочие Тульского завода в подарок Сталину.
КГБ раскололся – часть его пошла против Политбюро, часть осталась «верными псами революции» - слугами бандитов, захвативших власть в стране. Эта преемственность бандитской власти и объясняет все происходившее в СССР и происходящее в России.
Существует множество мифов и гипотез о причине развала СССР.
Но историки сходятся в том, что «началом конца» был пятый съезд кинематографистов. Восстание наиболее прикормленной и благополучной части общества стало сигналом для партийных бонз, что власть ускользает. И - самое для них опасное - те, кто должен был охранять эту власть - чекисты, перестали быть бессловесным щитом и мечом партократии. В отместку, партия провела разгром КГБ – было уволено 20,000 кадровых сотрудников. Назначенный в 1991 году президентом СССР Горбачевым председатель КГБ Бакатин, по распоряжению бывшего генсека и его преемника - бывшего секретаря московского горкома КПСС Ельцина, уволил 18,000 чекистов. А назначенный Ельцыным председатель КГБ Путин уволил еще 2,000. Все это подавалось, как «освобождение от чекистско-кагэбэшного произвола», но на самом деле было местью ушедшей в подполье верхушки партии сотрудникам госбезопасности - за отказ выполнять преступные приказы. Главной опасностью для государства оказалась бандитская власть партократов.
Несколько лет назад, в Москве был убит генерал КГБ, когда-то расследовавший громкое дело директора «Елисеевского магазина» Соколова и начальника московского управления торговли Трегубова. Волею Судьбы я был в центре этих событий.
Глава 7
Сафари
Надо сказать, что лучшие из нас были честны и готовы пожертвовать собой, ради долга.
Мы были великолепно информированы, спаяны цеховой солидарностью и наш долг понимали не в служении уголовникам, захватившим власть в стране, а в служении народу. Мы были интернационалисты. Мерзавец был мерзавцем, вне зависимости от национальности. Порядочный человек – порядочным человеком.
Преступники у кормушки вели игру без правил. В их распоряжении была вся мощь огромного государства. Они думали, что это будет вечно, гуляли и куражились. Жизнь не только наших сограждан, но и всего мира зависела от прихоти маразматика, с трудом говорящего на собственном языке и своры его безумной и беспринципной челяди. Мы могли расчитывать только на себя.
Мы были обречены. Мы это понимали. Но мы были молоды, были идеалисты, у многих родители были на фронте. Нас нельзя было купить или запугать – только убить. С нами были солидарны дети партийной элиты - те из них, кто понимал разницу между добром и злом.
Я, Леонид Бердичевский, последний из оставшихся в живых бойцов и руководителей подпольной советской организации Сопротивления, пишу эти строки с целью сохранить память о моих погибших товарищах.
Я не мог вести записи, но за последние 55 лет я помню все до мельчайших деталей. Я называю подлинные имена и события, о взаимосвязи которых никто, кроме меня, не знает. Восстановить по этой информации хронологию и факты не представляет сложности.
На нас уже вовсю шла охота. Мне немало лет и я понимаю, что свои воспоминания могу унести в могилу. Мы были люди долга. Быть порядочными людьми нас учила наша страна и учила великолепно. Мы не были “диссидентами” - мы были комсомольцами, бойцами идеологического фронта и, неожиданно для себя, вдруг оказались партизанами в тылу фашистских захватчиков планомерно уничтожавших нашу страну. До вас долетают наши последние слова. 30 лет я провел в эмиграции в Северной Америке. Это прощание. Сохраните текст, сохраните о нас память.
Цитата: "9 сентября 1977 года за 2042-А в ЦК партии за подписью Андропова направляется документ, озаглавленный: "О мерах по пресечению преступной деятельности СНЕГИРЕВА":
"Комитетом госбезопасности Украины выявлена и задокументирована антисоветская деятельность СНЕГИРЕВА Г.И., 1927 года рождения, украинца, исключенного в 1974 году из членов КПСС, Союза писателей и Союза кинематографистов, бывшего режиссера Украинской студии хроникально-документальных фильмов, пенсионера, проживающего в г.Киеве... Снегирев систематически изготовляет и распространяет враждебные сочинения ("Секретарь обкома", "Роман-донос", "Мама, моя мама", "Автопортрет - 1966", "Открытое письмо Советскому правительству", "Лаять или не лаять", "Убили дрозда", "Обращение к вождю" и др.), в которых клевещет на внутреннюю и внешнюю политику КПСС и Советского правительства... Радиостанция "Свобода" 18 июля с.г. передала очередной пасквиль СНЕГИРЕВА "Открытое письмо президенту США Картеру", в котором вновь возводится злобная клевета... Особым антисоветизмом проникнут пасквиль СНЕГИРЕВА "Обращение к вождю", изготовленный и переданный им на Запад в августе с.г. В нем СНЕГИРЕВ призывает к ревизии марксистско-ленинского учения, возрождению частной собственности, роспуску колхозов, ликвидации Советской Армии...
В связи с изложенным Комитетом госбезопасности принято решение об аресте СНЕГИРЕВА и привлечении его к уголовной ответственности по ст. 64 ч.1 УК УССР (антисоветская агитация и пропаганда). Вопрос согласован с ЦК Компартии Украины".
"В дополнение к 2042-А от 19 сентября 1977 г. Комитет госбезопасности докладывает, что Снегирев Г.И. арестован и привлечен к уголовной ответственности по ст.62 УК УССР... Факты написания и распространения в 1975-1977 гг. в СССР, а также передачи для публикации за границу "Обращения к вождю", "Письма к Дж. Картеру" и ряда других документов антисоветского содержания он признал. Вместе с тем на допросах Снегирев заявляет, что менять враждебные социалистическому строю взгляды и убеждения не намерен, упорно не желает сообщать, каким образом он переправлял антисоветские материалы на Запад, и назвать лиц, среди которых распространял их в СССР."
Источник: Интернет, в свободном доступе.
Чтобы прокормить семью, я должен был что-то предпринимать. Приходилось работать “негром” - писать или переделывать сценарии за других, продавать сценарии под псевдонимом, заключая договора на чужое имя, работать на дубляже (озвучание иностранных фильмов), работать механиком съемочной техники, наниматься оператором с собственной аппаратурой и давать камеры и объективы в аренду республиканским студиям.
В объединении “Экран” Гостелерадио я работал сценаристом и режиссером мультфильмов.
На “Мосфильме” мне решили окончательно “перекрыть кислород”. Я ушел в объединение к Райзману. Главным редактором Студии, вместо Нехорошева, стал неизвестно откуда возникший Абдурахман Мамилов. Он вел себя жестко, равнодушно и подчеркнуто недружелюбно. Мне рассказала режиссер Нана Кладиашвили, что ее дочь принесла Мамилову сценарий, он через несколько дней сказал, что прочел, пригласил зайти и, наедине, поставил условия для дальнейшей работы: лечь с ним в постель, гонорары за первые три, купленные студией сценария отдать полностью, за последующие отдавать 50%.
Нана была женой Згура (так профессора называли в институте) - классика советского кино Згуриди, который был ее мастером во ВГИКе на кафедре научно-популярного кино. Дочь Наны – интеллигентная, домашняя девочка, получившая кинематографическое образование, была от первого брака с талантливым режиссером Ираклием Квирикадзе. Я помнил их по ВГИКУ - молодых, влюбленных, красивых.
Запущенный Олжасом Сулейменовым в Алма-Ате мой фильм “Нужна собака-поводырь”, был закрыт после сдачи студии. Негатив и рабочий позитив арестованы. К работавшему со мной Турсуну Бейсенову, у которого дома хранились все материалы, приехали сотрудники КГБ и сказали, что если он все до метра не сдаст, будет безработным пожизненно.
Вскоре талантливый, высокий, красивый и доброжелательный Олжас перестал быть председателем Госкино Казахстана и на его место посадили какого-то унылого чиновника.
Я вернулся в Москву.
Как-то мне позвонил мой знакомый, композитор Миша Меерович и сказал, что нужно поговорить. К тому времени я уже жил на окраине, куда меня выселили из центра. Мы договорились встретиться “на уголке” (угол Манежной и Тверской, кафе ресторана “Националь”) и поужинать. Миша жил рядом, на Тверской. Взяли немного коньяка и пару бифштексов. Я увидел, что он сильно нервничает и ничего не ест. Спросил его о предмете разговора. Но он не мог связать двух слов, находясь явно в паническом состоянии. Миша был гениальный композитор, он написал музыку к знаменитым мультфильмам Норштейна и для меня тоже сделал несколько великолепных работ. Он был женат на интеллигентной женщине, которую очень любил, уважал и гордился ее дворянским происхождением. Но сейчас с ним происходило что-то неладное.
Так и не выяснив для чего ему нужна была встреча со мной, я попрощался, спустился в метро и поехал домой.
На Щелковской я взял такси до окружной и, по дороге, плохо себя почувствовал. Было ясно, что меня отравили. Состояние быстро ухудшалось и я понял, что не дотяну даже до больницы.
Войдя в дом я немедленно сделал промывание желудка и принял сильный антибиотик. Было ясно, что это не было обычное пищевое отравление.
Через несколько недель мне позвонил Миша и с трудом подбирая слова, сказал, что был в сумасшедшем доме – его забрали с острым психозом после безумной сцены, которую он устроил дома. Больше мы не встречались, про отравление я ему ничего не сказал. Потом я узнал, что он умер.
Я долго болел. Встать на ноги мне помогло волшебное средство, которое я привез в начале 60-х из Самарканда – мумие.
Я узнал, что после несостоявшегося убийства, было решено провести исследования, чтобы применять мумие для лечения кремлевских старцев. Побывав в роли подопытной мыши борцов за “светлое будущее всего человечества”, я понял намек о начале нового этапа отношений с властью и сделал необходимые выводы о разумной предосторожности.
Но события набирали ход, отойти в сторону было бы малодушием.
После памятного ужина, у меня пять лет была аллергия на мясо: начинало тошнить даже от легкого запаха.
“Ну, хоть чему- то научились, - думал я. - Не обеспечить население продуктами и ширпотребом, так хоть грамотно отравить могут. Нет, не напрасно работал Григорий Моисеевич Майрановский”.
Что-то во всем этом было очень знакомое. Но что? Это была явно не политика, не идеология, не искусство. Наконец, до меня дошло - уголовка! Под видом “руководства страны” окопались банальные бандиты. Этим меня можно было удивить, но, после моих “жизненных университетов” в Нижнем Тагиле, где у нас на кладбище был свой угол, нельзя было напугать. “На войне, как на войне” - что делать?
https://www.youtube.com/watch?v=9NuARIxVpwU
В один из дней, в коридоре, на третьем этаже производственного корпуса “Мосфильма”, неподалеку от кабинета главного редактора, я встретил своего институтского товарища Олега Видова.
В 1966 году мы познакомились во ВГИКе, у двери комитета комсомола. Меня выбрали в комитет комсомола заведующим творческим сектором постановочного факультета (кафедры режиссуры и актерского мастерства). Секретарем комитета был режиссер Юс (Юсуп) Даниялов, сын первого секретаря ЦК Дагестана. Мы были в добрых товарищеских отношениях, Юс - хороший парень - вел себя дружелюбно, занимаясь делами последовательно, серьезно и целенаправленно. Рядом с Юсом, у двери, стоял красивый блондин с голубыми глазами и немного отсутствующим видом. Он говорил, что ему нужна рекомендация комитета комсомола для выезда на съемки в Данию - его утвердили на главную роль в историческом фильме.
Юс сказал, что советскому артисту надо начинать с ролей в отечественных фильмах, а до поездки в капстрану необходимо побывать в соцстранах.
Олег был растерян и не знал что на это ответить. Я вступил в разговор, уточнил некоторые детали и сказал Юсу:
- Старик, ты же кавказец, будь мужчиной. Поможем парню – когда ему еще выпадет такой шанс? Зачем ломать человеку жизнь, будем людьми. Напиши ты ему эту бумагу – жалко что ли?
Юс хмуро на меня посмотрел и сказал:
- Если ты хочешь - пиши, бери это на себя. Треугольная печать в ящике стола. Подпиши сам и дай мне на подпись.
Пошли! - сказал я Олегу.
Мы зашли в комитет и на разбитой машинке “Москва” я одним пальцем настучал требуемую бумагу, подписал, поставил треугольную печать и дал Юсу на подпись. Он подписал не читая.
Олег уехал и снялся в главной роли в датском фильме “Красная мантия”, который стал классикой скандинавского кино. Вскоре он стал известным советским артистом.
С Олегом на долгие годы мы остались в товарищеских отношениях. Он часто звонил мне в Торонто из Калифорнии и мы вспоминали людей и события ушедшей эпохи.
Я возвращаюсь в коридор “Мосфильма” где мы встретились много лет спустя, после нашего знакомства во ВГИКе.
Олег зимой ходил в дубленке и большой лисьей ушанке. Обычно улыбчивый и веселый, сейчас он был чем-то подавлен и плохо выглядел.
- На тебе лица нет, ты просто зеленого цвета, - сказал я. - Что случилось?
- Да так... - неохотно отмахнулся он. - Все нормально.
- Что-то серьезное?
-Если есть время, пойдем на лестницу, я тебе расскажу.
Мы вышли на лестницу.
- Меня угрожают убить.
- Ничего себе! Кто?!
- Теща и бывшая жена. Они могут.
- С чего это?
- Требуют деньги. А денег нет. Я сейчас по второму разу пошел во ВГИК на режиссерский, заработков нет, только 40 рэ степендия. Но я ей оставил все имущество, две новые “Волги”, отдавал ей весь заработок - у нее куча шуб, бриллиантов.
- Дети есть?
- Сын.
- Разводись! Имущество пополам и алименты по суду.
- Она требует, чтобы я не разводился Хочет для статуса быть женой заслуженного артиста и выкачивать деньги.
- Ты думаешь они реально способны что-то сделать?
- Она подруга Гали. Ее отец – слепой профессор Шевяков - в близких отношениях с Брежненвым: когда снимали Хруща и все висело на волоске, дорогой наш Леонид Ильич прятался у них дома. У нее большие связи в КГБ – ее предыдущий муж был там какой-то крупной шишкой. Так что это не пустые слова. Хочешь сам услышать угрозы?
- Конечно! Разве можно пропустить такой спектакль?!
- Поехали ко мне, они звонят по нескольку раз в день.
Олег имел двухкомнатную кооперативную квартиру на Юго-Западе, купленную еще до брака с Натальей Федотовой.
Мы взяли такси и поехали к нему. Почти сразу раздался звонок. Телефон стоял на полу в пустой комнате, он присел на корточки, снял трубку и сказал:
- Алле!
Я присел рядом и услышал наглый, хамский монолог тещи с угрозами “сбить машиной” и требованиями денег. Я махнул ему - клади трубку. Он положил и вопросительно посмотрел на меня.
- Берем такси и едем в суд подавать на развод. - сказал я.
- Убьют. - сказал Олег. - Им это ничего не стоит. Собьют машиной – ты же слышал. Я бывал с ней на приемах, где была вся верхушка и она представляла меня Андропову.
- Уписаются сбивать – сказал я. - Нас двое, значит, для начала, им понадобятся две машины. А с учетом всех моих друзей – машин не хватит сбивать. ГАЗ столько не выпускает. Поехали.
Мы поехали в суд, он подал заявление и стал жить у меня – выжидая пока не прояснится ситуация. В это время на Урале, очень кстати, освободился (после очередной ходки на зону) мой старый тагильский товарищ Паша. Я немедленно выписал его и, в дальнейшем, мы так втроем и передвигались: впереди мы с Олегом, немного позади Паша с аккуратно закатанным в газету “ПРАВДА” куском водопроводной трубы подмышкой.
- Почему ты всегда заворачиваешь трубу только в эту газету? - как-то спросил я.
- Ну, другие - не. - по-уральски лаконично ответил Паша. И, заметив, что я не уловил смысл, снисходительно пояснил: - Ну, не работают.
Чтобы не выглядеть тупицей, я не стал ничего уточнять, и это на всю жизнь осталось для меня загадкой.
Иногда, когда жена была в институте или у родителей, я оставлял Пашу присматривать за маленькой дочерью.
Как-то вечером, она меня порадовала:
- Папа, я знаю новую песенку!
- Спой, зайчик, - обрадовался я. - Олег, давай послушаем: Ника нам споет.
Дочка поборола волнение и горестно затянула:
- Ты зачем меня, мама, родила и зачем в детский дом отдала - лучше б в море меня утопила, чем на эту судьбу обрекла.
- Паша? - я повернулся к невозмутимо стоящему на кухне другу детства:
- Чему ты учишь ребенка?
Ну... одна детская песенка, которую я знаю. - сказал Паша, безмятежно глядя на меня своими голубыми глазами.
Варлам Шаламов
Вставная новелла
Я могу написать этот рассказ гораздо лучше, чем я его пишу. И не спешка вынуждает меня держаться не очень строгой манеры. Я хочу, чтобы каждое слово этой вставной новеллы дошло до ушей Глеба Гусляка в не искаженном моим и его мозгом виде, в наиболее понятной, не допускающей лжетолкований форме.
«Сколько лет я тебя не видел? Пять? Шесть?» — подумал Горданов, пропуская Гусляка в узкую дверь своего нового жилья, куда, казалось, не могла пробраться ни одна земная тварь — ни крыса, ни мышь, ни паук.
— Мы не виделись восемь лет, — сказал Гусляк, выставляя вперед, как щиток, свою жирную ладошку. — Ты плохо принимал меня последний раз — не подарил ни одной книжки своей, не снабдил никакой информацией, так нужной мне в моей глуши. Я, признаться, был обижен — ведь наши отношения... Но потом я думал, думал и придумал. Я понял, что ты занят каким-то важным секретным делом, куда для меня нет доступа. И тогда успокоился.
«Член ЦК, — тоскливо подумал Горданов. — Опять член ЦК». В словаре гордановском с юности существовало выражение «член ЦК», нечто вроде модной идиомы, когда людям воздавалась честь, им не принадлежащая, под шумный шепот окружающих...
«Член ЦК» — это и есть слух, одна из моделей «холодной войны».
Услышав, что дело течет по знакомому руслу, где можно предсказать любой поворот, любой перепад в неудержимости потока, Горданов хотел прекратить этот разговор.
Это все?
Нет, не все! Весной этого года меня вызывали и допрашивали по поводу твоих рассказов.
Но ведь мои рассказы есть во всех редакциях, во всех издательствах, и не одной Москвы. Я впервые за семнадцать лет, что прожил в Москве, сталкиваюсь с такой самодеятельностью, чисто художественной самодеятельностью, местным следовательским творчеством. Ввиду ошеломительности известия, важности вопроса, принципиальности его прошу рассказать мне все подробно и подряд. 25 мая 1972 года магаданский бывший зэк Глеб Гусляк получил неприятный вызов. Гусляк решил встретить судьбу лицом к лицу и храбро отправился туда, куда его вызывали и где он не бывал более тридцати лет. На крыльце учреждения, куда его вызывали, мелькнула знакомая Гусляку женская фигура и не только махнула, а как бы сделала ручкой. Встревоженный вошел Гусляк в дверь учреждения, порядки в котором, как он слышал от многих знакомых, здорово изменились. Это внутреннее сознание изменившихся порядков и поддерживало дух экономиста, видавшего и тридцать седьмой, и тридцать восьмой год на Колыме. Поправив галстук, он вошел в кабинет. Кабинет был открыт, окна распахнуты. День был солнечный, для Магадана это редкость, и все ловят эти лучи — и следователи, и подсудимые. Солнце било через плечо следователя, как сильная лампа, прямо в глаза Гусляка. Гусляк сощурился и отодвинулся.
— Значит, это вы и есть Гусляк, Глеб Гусляк, — с видимым интересом сказал следователь.
Да, это я.
Тогда мне придется сначала закончить официальную часть. Следователь подвинул к себе бланк допроса, авторучку:
— Фамилия?
Ну, я могу побеседовать и без записи.
— Нет, нет, память человека — шаткая вещь, а мы — люди официальные. Не откажите в любезности начать все с самого начала.
В животе Гусляка что-то забурчало, и он, отвечая на анкету, все пытался уловить момент начала настоящего допроса, какого-нибудь сверхтайного удара из-за частокола анкетных данных. Но анкетное колесо катилось обычным порядком, не убыстряя и не замедляя свои обороты. Все было записано и доведено до нынешнего утра в этой истории болезни.
— Скажите, вы хозяин литературного салона в Магадане?
— Салона?
— Ну да, вроде парихмахерской, где обмениваются новостями, читают газеты, обсуждают литературные новинки, знакомятся с метеосводкой Би-би-си.
— У меня действительно бывают люди, обмениваются новостями, литературными новинками. Ведь это не запрещено?
— Отнюдь. Весь вопрос, с какими целями существуют эти салоны и какие новости там обсуждают.
— Но ведь в Москве и Ленинграде есть такие, почти официальные.
— Все дело в этом «почти», — сказал следователь, — но я не работник Москвы, я отвечаю только за Магадан. За то, что читается в Магадане.
— У меня нет ничего недозволенного.
— Надеюсь. Вот у меня только что была гражданка, с которой вы поздоровались на моем крыльце. Вот ее допрос. У нее найдены рассказы московского автора под названием «Колымские рассказы». Я прочел их внимательно. Колыма — моя служба. Ничего в этих рассказах нет, чего бы не признавало правительство, а стало быть, и я. Там есть только один рассказ, который я считаю измышлением досужего пера. Это рассказ о том, как лошадь посадили в карцер.
— «Калигула»?
Совершенно верно.
Если даже это и неправда, товарищ следователь, — медленно, смакуя заранее взвешенную фразу, выговорил Гусляк, — то, ведь это не моя вина, а автора.
— Конечно, я так, к слову. Ну, какие бы ни были рассказы этого автора, гражданка, которая встретилась с вами на моем крыльце, сказала, а я записал ее слова, что она получила эти рассказы от вас для распространения. Вот, подпишите здесь и можете быть свободны.
— Я никогда не подпишу этой клеветы на себя, этой возмутительной лжи, которой...
— В чем тут ложь, не пойму, — сказал следователь.
Я никогда не давал ей этих рассказов для распространения.
Но вы давали эти рассказы?
Давал.
Ну, так в чем же дело?
Я давал для прочтения, а не для распространения.
— Ах, вот в чем дело, — холодно сказал следователь. — Я исправляю в вашем присутствии: для прочтения. Теперь подпишите.
— Подписываю. В этом деле надо следить за всякой тонкостью, за всяким опасным оборотом речи. Мой тридцатилетний опыт говорит...
— Безусловно. Теперь перейдем ко второй части нашего знакомства. Вы ведь собираетесь лететь в отпуск?
Да, в последний годовой отпуск.
— Москву, конечно, будете проезжать? Скажите мне, — Чарусов откинулся на кресле, пропуская солнце, бившее из-за его спины, прямо в лицо Гусляка. — Скажите, зачем вы это делаете? Ну, показываете эти рассказы о том, что было в тридцать седьмом году? Ну, автор их хочет попасть в историю, а вы-то размножаете их зачем?—
Я — не размножаю.
Ну, показываете, обсуждаете, ведь ничего этого нет сейчас. Вы объехали вдоль и поперек всю Колыму, ведь ничего подобного нет.
На всякий случай.
На какой случай?
Ну, чтобы все это не повторилось.
Ах, вот что. Вы считаете, что распространение таких рассказов...
Я не распространял таких рассказов.
— Ну, хорошо — чтение. Вы считаете, что чтение таких рассказов...
Да, я верю в Литературу с большой буквы.
Вы, наверное, пользуетесь его личным доверием?
Безусловно, — сказал Гусляк.
Вот-вот. Только нам не нужна ни пейзажная лирика, ни мертвая вода. Нам нужно нечто более гражданственное, более реалистическое. Например, где, когда, сколько договоров им подписано, цифры, даты, записывайте все, чтобы нам потом вас не проверять. Это — элементарно на вашем новом поприще. На что он живет?
На пенсию
Сколько?
Семьдесят два рубля в месяц.
На эти деньги жить нельзя. Поэтому сугубое внимание, а мы его оформим сразу как тунеядца, если его годовой заработок, баланс, будет не в его пользу. Вы поняли меня?
Понял.
— Я считаю вас советским человеком, который сам отдаст в руки то, что, по его мнению, может представлять интерес для такого учреждения, как наше. Сейчас мы с вами пойдем в вашу квартиру, и вы отдадите своей рукой все, что считаете вредным. Кстати, немножко прояснилось, и я с удовольствием пройдусь пешком. Редко приходится бывать на улице...
— Я не буду входить к вам, — сказал следователь, не вешая плаща и стоя у порога, весьма невнимательно оглядывая помещение местного литературного салона. — Вы сами, своей рукой достаньте из своих тайников, — следователь улыбнулся, — то, что вы считаете сами наиболее зловредным для советской власти.
Вот, — Гусляк протянул две книжечки стихов и несколько листков, напечатанных на машинке.
Весьма лестные надписи, — сказал следователь, укладывая сборники в свой портфель.
Этот человек мне лично многое обещал.
Тем лучше.
Вот так ты и назвал мою фамилию.
— Это не я, это она, эта подлая растлительница душ, я только подтвердил.
Горданов смотрел на Гусляка не с удивлением, а с омерзением, ему так хотелось, чтоб хоть один человек, прошедший Колыму, остался человеком. А впрочем, это было ребяческое желание. В самых глубинных слоях его мира, воспитанных опытом, его опытом, не было места для таких надежд.
Так что тебе нужно от меня?
— Мне нужно, чтобы ты подтвердил, ты ли мне лично давал эти четыре рассказа.
Гусляк чуть не плакал, голос его дрожал.
Все это правда, правда.
Ты не откажешься от своих слов?
— Да, конечно.
Гусляк перевел дыхание.
Значит, я могу записать, — в руках Гусляка оказалась новая записная книжечка, — склероз, брат, записать, что ты лично мне давал эти рассказы.
Конечно.
Спасибо.
Рукопожатие чуть не привело к уловлению руки, но Горданов вывернул рук
Еще что?
— Понимаешь, мне следователь сказал, чтобы я записал все твои заработки за последний год. Я, помню, видел у тебя, ты нес какую-то рукопись в издательство.
Мои переводы в Алма-Ате.
И договор есть?
Да.
Позволь мне записать его номер, мне это очень важно. Горданов открыл папку своих договоров.
Еще что?
Ну, прощай, ты меня просто спас.
Горданов хотел добавить еще несколько слов, но Гусляк выскользнул на лестницу.
Шаламовский сборник, Вологда: ПФ «Полиграфист», 1994.
Глава 8
Рюриковичи и жаба
Наталья Федотова, в девичестве Шевякова, была светской дамой и варащалась в высших кругах партноменклатуры. Выросшая в атмосфере интриг и сплетен, она прекрасно ориентировалась в постоянно меняющейся обстановке, умело находя новых покровителей и друзей. Она увлекалась популярным у партократов балетом и своего сына от Олега Видова, которого воспитывала властной рукой, отдала в хореографическое училище. Наталья вовремя уловила модный тренд в среде новой буржуазии эпохи застоя – отмежеваться от рабоче-крестьянского происхождения и найти любые, пусть мифические корни, отличающие их от простого народа.
Как мыши, которые пляшут в амбаре, если там не пахнет котом, чиновники почувствовали себя вольготно, когда, после хрущевских заклинаний на 20 и 22 съездах партии, окончательно выветрился запах мочи Сталина, портрет которого в служебных кабинетах недавно смотрел каждому из них в затылок.
Звенел хрусталь, лилось шампанское. Несчастные совки вынуждены были носить обувь, которую сами делали – это было страшным наказанием. Дамы, приближенные к высоким партийным бонзам, летали в Париж за трусами и помадой и называли народ “быдлом” - то есть крупным рогатым скотом (польск.).
В этой ситуации, светской даме, подруге дочери генсека, быть Шевяковой было мучительно больно. Особенно, учитывая, что в русском просторечии “шевяк” означает “помет домашнего скота, навоз”. То есть, блистающая бриллиантами в высшем обществе дама была, без всяких там эвфемизмов и недомолвок, просто мадам Говнюкова.
Если к этому добавить, что и дочерью-то она была приемной, после того, как ее отца рассстреляли, а мать отдали Шевякову, то эти муки были невыносимы.
Решение было найдено простое и радикальное, как полено: вдруг оказалось, что предками слепого профессора Шевякова по прямой линии были никто иные, как приснопамятные Рюрики, собиратели Земли Русской, скандинавы, викинги, Великие Князья и цари. Теперь можно было забыть родовое проклятие и уверенно смотреть на всех сверху вниз.
Узнав, что Олег подал на развод, рюриковичи перестали звонить с угрозами и стали готовиться к суду. Обычный гражданский процесс по распиливанию дивана, они, с помощью телефонного права, хотели превратить в позорное судилище.
Чтобы додуматься до этого, надо было иметь поистине чугунную голову. Это не прокатило бы даже у папуасов. Но за скромный подарок в несколько карат, Галя могла поднять против нас кантемировскую дивизию. Было ясно, что за бриллианты они будут драться насмерть. Это и требовалось.
Но, вначале, надо было честно предупредить наших партнеров, что делать это не стоит. Я предложил Олегу встретиться с мужем Гали - Юрой Чурбановым, которого он знал и попросить его убедить супругу не вмешиваться. Чурбанов работал в МВД первым заместителем министра Щелокова и, по словам Олега, разговаривал с ним вяло и неохотно. Влиять на Галю он не мог или не хотел или и то и другое. Если бы он знал о последствиях...
Но мое дело было предупредить - когда вы вызываете противника на дуэль, правила хорошего тона требуют бросить ему перчатку. Но вы не обязаны предупреждать его о ее весе - перчатка может быть чугунной.
la guerre comme la guerre.
Юра отсидел семь лет за невнимательность.
По своим каналам я предупредил рюриковичей, что если начнутся хамские игры со стрельбой, ядами и взрывами, за Западе выйдет книга, которая там лежит у трех нотариусов. В этом подарке для братских компартий во всех подробностях описаны их танцы в амбаре, начиная прямо с дореволюционных эксов, одновременной работы на охранку и на немцев и про то, как друг детства Ленина социалист-революционер Керенский сдал большевикам Временное Правительство. Про сатанизм - религию от Маркса до Сталина, авторство на сценарий переворота Гельфанда, работа Сталина на царскую охранку и уничтожение им, по заданию охранки, семи народовольцев при совместных “побегах” из Туруханской ссылки (я побывал в этих местах и был в курсе дела), конфискаты камней, секретные счета и фонды, послевоенные игры с гитлеровцами на Ближнем Востоке, ограбления коллекционеров под заказ, все поставщики двора: от опекавшего Распутина Симановича до устроенного Галей в Большой Театр Бориса Бурятсу и еще мешок мелкого компромата, которого достаточно, чтобы отправить на свалку истории любую империю.
Иногда ко мне заходил Дима Сахаров, сын сосланного академика, создателя советской водородной бомбы и критика людоедской системы, которую он так славно вооружил.
Я рассказывал Диме что происходит "под ковром". Он жил на даче в элитной Жуковке и пытался зарабатывать на жизнь, как фотограф.
"Связался черт с младенцем... "- как-то сказал Дима Сахаров, узнав чем я занят, но не уточнил кого он подразумевает под младенцем: рюриковичей, Галю или ее папу, его партию и их правительство. В стране нарастало протестное движение. У многих нормальных людей лживый, тупой и злобный режим вызывал рвотный рефлекс. Не страна, не несчастное глупое и обманутое население со стойкими рефлексами давно и умело мучимой жертвы, а система и ее косноязычные, наглые и тупые хозяева.
Отношение к диссидентам я тогда для себя уже сформулировал:
"Не люблю диссидентов - они "раскачивают лодку" и мешают рубить дно".
Наконец был назначен день суда.
Глава 9
Страшный суд и пес Барбос.
Я договорился о встрече с Женей Моргуновым. Мы встретились в 12 часов дня на Студии, перед производственным корпусом. Он подъехал на своем газике, водительское стекло было опущено.
- Женя, ты хочешь стать невыездным? - вместо “здрасте” спросил я
- Очень интересное предложение. - сказал он. - Это мне еще никто не предлагал. Что для этого надо сделать?
- У Олега Видова бракоразводный процесс. - сказал я. - Бывшая жена – подруга Гали Брежневой. Там все схвачено они его хотят размазать. Надо ему помочь.
- Олег - честный человек, всю жизнь работает. Чем я могу ему помочь? - улыбнулся Женя. Но глаза были серьезные.
- Через неделю, в 9 утра, надо приехать в суд. Опоздать на пять минут. Когда судья предложит всем сесть, надо войти, извиниться и сказать, что Никулин и Вицын выгуливают внизу пса Барбоса и сейчас поднимутся. У этих, “по ту сторону экрана”, на какое-то время заклинит. Этого достаточно.
- Какие проблемы. - сказал Женя. - Обязательно буду. Меня все равно дальше Монголии не пускают.
Он записал адрес и уехал.
Все так и произошло. Судил бывший артист цирка некто Абельдяев. С самого начала он обрушился на Олега с какими-то абсурдными обвинениями: как вы, мужчина, могли так безнравственно поступить с жжженщиной, матерью вашего ребенка?! Как вы, артист, могли оставить ее без средств к существованию? Советский суд сумеет вас...
Пока упавший из-под циркового купола в объятия советской Фемиды Абельдяев обреченно несет околесину, я смотрю на часы.
Открывается дверь, акробат замолкает. Все поворачиваются.
Входит со счастливой улыбкой Женя Моргунов, произносит свой текст и садится позади шевяков - новообретенной дщери Рюрика и ее сановных друзей.
Гробовая тишина.
Несчастный Абельдяев смотрит на Моргунова, полностью потеряв чувство реальности, моментально забывает текст и все полученные инструкции – он понимает, что попал в какое-то абсурдистское кино и сейчас сюда прибегут Вицин с Никулиным и Барбосом...
Слышно, как в окно бьется навозная муха, пытаясь вырваться из зала суда.
- Что вы наделали? - упавшим голосом обращается Абельдяев к Моргунову, - Советский суд не будет уже вам этого никогда прощать и позволять... Вы присвоили бедной вдовы ее единственного ребенка его жены ее имущество...
Все с недоумением смотрят на Абельдяева, потом на Моргунова.
Все идет по сценарию.
Я смотрю на Олега.
Видову плохо, он еле сдерживается, вытирает слезы.
- Суд идет. - с неприязнью напоминает Абельдяеву дама из шевяков.
Народные заседатели - “простые советские люди” - окончательно перестают понимать происходящее и сидят с открытыми ртами.
- Суд удаляется на совещание. - печально произносит Абельдяев, встает и застывает, как соляной столб.
Моргунов поднимается и, наклонившись над сидящими впереди дамами, страшно кричит:
- Свободу Олегу Видову!
Те пугаются и на полусогнутых летят в проход.
Занавес.
Через несколько дней Олег получает решение суда. Разумеется, все сбережения и имущество: две новые машины, бриллианты, шубы и обстановку большой квартиры в “сталинском доме” на Котельнической “самый справедливый суд в мире” присуждает Наталье, в ему - только платить алименты на ребенка.
Вечером мы пьем чай и обсуждрем наши дела.
- Ну, и что мы выиграли? - спросил Олег. - Наталья получила все. Что дальше?
- Дальше – рассмотрение дела прокуратурой в порядке надзора и кассационная жалоба в городской суд.
- С тем же эффектом.
- Несомненно. А дальше начинается самое интересное: Верховный Суд РСФСР. Дело по кассации попадает к заместителю председателя суда Сергеевой. Это – очень серьезный профессионал, человек с безупречной репутацией воздействовать на которого чрезвычайно сложно. О том, чтобы купить, надавить или запугать не может быть и речи. По закону тебе полагается половина совместно нажитого имущества. Дело простое, как огурец – закон грубо нарушен.
- Все равно ничего не выйдет.
- Возможно. Но главное они уже получили.
- Что?!
- Рекламу.
Глава 9
Полет кукушки над гнездом дятлов
Я встретился с Алешей Федосеевым и мы зашли в клубный ресторан Дома Кино на Васильевской. Алеша окончил МАДИ, где преподавал Николай Сергеевич Кузнецов. Он прекрасно знал английский и постоянно был углублен в заморскую книжку в мягкой обложке. Он жил на Старом Арбате с отцом – главным теоретиком соцлагеря, академиком, профессором, автором учебников для ВУЗов и директором Института Марксизма-Ленинизма, располагавшегося в 3-м Сельскохозяйственном проезде, аккурат напротив ВГИКа. Вести хозяйство им помогала Римма – прислуга выучки времен “железного Феликса”. Алеша часто бывал у меня, но никогда не приглашал в гости и для этого, наверняка, были причины. Их могло быть множество, но меня они не интересовали.
В студенческие годы мой волчий аппетит иногда натыкался на запасы в духе старого папы Карло: пара луковиц, болгарский перец… В такие времена Алеша приглашал меня в ресторан и великодушно подкармливал.
Я был для него веселым чичероне в волнующем мире московских лабиринтов, о которых он имел весьма смутное представление. Первое время он даже стеснялся платить официантам, передавал мне деньги и просил взять на себя эту процедуру, с которой никогда не сталкивался.
Самые обычные вещи казались ему экзотикой и представления о советской реальности были, как у представителя внеземной цивилизации. Наверно, в то время мы могли быть иллюстрацией к повести Марк Твена “Принц и нищий” , где я не раз был в роли нищего, что меня нисколько не смущало, так как голод не тетка, а из комплексов я признавал только манию величия.
С Алешей я познакомился [приблизительно] в 1967 году, когда мама подарила мне путевку в Дом Творчества Литфонда в Дубулты (Латвия) на пару недель зимних каникул. Побережье Балтийского моря в это время, представляло иллюстрацию к повести казахского писателя о долгой поездке зимой, на серой кобыле, старого Ергена к дочери Алтынай в урочище Кизяк-Шайтан. Если такой повести не существует, ее обязательно нужно написать.
В почти пустом Доме Творчества оказалась компания московской “золотой” молодежи - столичных студентов. Среди них Алеша Полевой – студент-медик, сын главного редактора журнала “Юность” Бориса Полевого, симпатичная, наивная 17- летняя Наташа Вергелис – дочь Арона Вергелиса, главного редактора еврейского журнала на идиш “Советише Геймланд” (“Советская Родина”), Зеленский – сын одного из советских критиков и первокурсник МАДИ 18- летний Алеша Федосеев. Мне тихо сказали, что он недавно остался сиротой - умерла мать. Вид у него был потерянный и несчастный. Я всегда лояльно относился к сокамерникам и, уезжая, дал ему свой телефон и предложил встретиться в Москве - я хотел его немного встряхнуть.
Сейчас, допивая жизнь на краю могилы, я понимаю, что для обычного человека это было подобно катанию на американских горках в славянских шкафах или затяжным прыжкам с рюкзаком, набитым водкой вместо парашюта.
До института я подрабатывал в колхозах объезжая ненормальных лошадей, которые отправили в могилу одного-двух пейзан, ходил по городу с огромной и вечно голодной азиатской овчаркой Беком, которая внимательно смотрела на встречных кровавыми глазами вампира и иногда на меня бросалась, носил под пиджаком трофейный немецкий кинжал со свастикой на рукоятке, дрался на дуэлях за честь публичных женщин и пил как лошадь, полагая, что лучше я переживу свою печень, чем она меня.
В городе я давно был местной достопримечательностью, все сирые и убогие обращались ко мне за помощью, зная, что я отдам последний грош и способен броситься в драку не задумываясь и даже неясно представляя с кем и из-за чего. Родители удивлялись каждому дню, к концу которого я оставался жив и были уверены, что у меня что-то с головой. Когда меня очередной раз арестовывали, милиционеры впадали в ступор, обнаружив, что меня вызволяют знаменитые адвокаты, а однажды я разогнал целое отделение приехав к ним на необъезженной лошади, чтобы предъявить им справку, что она лошадь.
За всю историю Н-Тагильской колонии с особым режимом я был единственным, кто вернулся туда без конвоя и попросился "пожить" там еще год.
Когда в 2012 году мне сказали, что моя 4-летняя дочь, рыча, бросилась на мать, я сказал насмерть перепуганной девушке, что все в порядке - это мой ребенок и надо быть осторожней выпуская ее гулять [без намордника].
Через какое-то время Алеша позвонил, мы встретилимсь и стали товарищами на долгие годы. Я показывал ему веселую изнанку богемной жизни времен оттепели, развлекал в минуты грусти, знакомил с симпатичными девушками, которых ловил на лету, как датский дог муху, и безуспешно пытался научить его пить спирт вместо “рислинга”. Постепенно он оттаял, но, к сожалению, так и не научился использовать в общении мат, которым, я думаю, неплохо владел его отец, крестьянский сын. Алеша был среднего роста, ладно сложен с большими выразительными карими глазами и пушистыми ресницами. Он был прекрасно воспитан, скромен и неизменно вежлив.
Когда я окончил институт и начал зарабатывать, то, по возможности, старался, во время наших походов, компенсировать Алеше прежние затраты.
Как-то я сказал ему, что постоянно сталкиваюсь с уродствами системы и наша реальность похожа на социализм не более, чем вокзальная шалава на институтку. Кругом мафиозные разборки, КГБ не ловит мышей, а ловит осмелившихся открыть рот. Я попросил Алешу поговорить с отцом и спросить его мнение о ситуации а стране. Алеша, после МАДИ, работал в “Автоэкспорте”.
С меланхоличной британской иронией как-то за обедом он рассказал о неожиданных успехах “Жигулей” на Западе: во Франции женщины брали машину нарасхват, чтобы невзначай сказать, что недорого купили русского “жиголо” (мужчина-проститут или содержанец), а по-фински это вообще оказалось непечатным названием женских половых органов и медлительные финны вдруг стали раскупать советские машины, как горячие пончики, ради удовольствия небрежно бросить в баре, что приехал на русской п-зде или просто прибыл в п...
Такая бешеная популярность этой консервной банки сначала очень обрадовала советских чиновников, но когда сотрудники внешней разведки стали слать в Центр истерические шифровки о страшном позоре, началась жуткая паника и машину срочно назвали “Ладой”, убив в зародыше гениальный маркетинговый ход.
Через несколько дней позвонил Алеша и мы встретились. Как настоящий джентльмен, он не забыл о моей просьбе и передал короткий ответ главного советского идеолога и теоретика коммунизма.
Сохранив прелестную деревенскую лексику и крестьянскую образность речи, академик, с точки зрения политического Ареопага КПСС, охарактеризовал ситуацию в СССР и “странах социалистического содружества”:
“Мы сидим на телеге, телега едет под гору. Главное - чтобы лошади не узнали, что упали вожжи.”
"Лошади" это знали и, в моем лице, вежливо поинтересовались мнением едущих в телеге с затянувшегося банкета, так как хотели дать им шанс, прежде, чем разнести телегу вдребезги и вывалить всю шайку в овраг. Обнаглевшие от безнаказанности партократы не могли себе представить, что после стольких лет террора кто-то посмеет разговаривать с ними внутри страны с позиции силы.
Конкуренты, оппоненты и даже их семьи планомерно уничтожались с начала переворота. Даже религиозные общины. Даже приехавшие “строить социализм” наивные иностранные энтузиасты, даже коммунисты и лидеры “братских партий”.
Много тайн хранят “спецархивы”. Все допросы с пристрастием бывших профессиональных революционеров, соратников Ленина, высшего комсостава РКК шли под запись. Скрытые микрофоны фиксировали каждый хрип, каждый всхлип. Запись велась по системе Шорина, оптическим методом, на кинопленку. В подземных хранилищах на бесконечных стеллажах с тех давних пор хранятся бесчисленные километры стонов и криков на бессчетных боббинах.
Мне рассказала об этих хранилищах старая еврейка, проработавшая в одном из них всю жизнь. Она была родственницей моего друга, “рядовой боец партии”, выполняла важную, ответственную работу. Все было в образцовом порядке. Под землей, вдоль километровых стеллажей по рельсам ходили вагонетки, На столе у входа лежали журналы с каталогами. Это было тайной, которую ей доверила партия.
Я тоже выполнял важную работу. Это тоже было тайной. Я был одним из тех, кто должен был рассказать правду о Советах. На Западе это слово стало символом произвола и насилия, как “наци” или “погром”. Никто не озаботился перевести с русского и объяснить, что “совьет” это не “большевик”, а орган выборной власти, которая в основе современного устройства любого западного государства. Только в европейских языках это называется “консул”, “муниципалитет”, “комуна” и отношения к политическим партиям не имеет. Это - гражданская власть.
Я должен был остаться в живых, чтобы рассказать правду. В подробностях, в деталях.
Чтобы мои сограждане поняли, что все было ложью, что система, в которую опустили страну, не имела ничего общего с политической или экономической моделью общественного устройства, а имела общее только с криминальной. И как только люди это узнают, морок исчезнет и они поймут все причины и мотивы того, что происходило с ними, с их близкими: почему война и почему бандитский беспредел, почему преступники больших калибров неподсудны, а человека невиновного отправляют на нары, почему древнее греческое слово “демократ” превратили в ругательство, что случилось с советской властью – с уничтоженными Советами, что происходит сейчас и к чему опять приведут страну бандиты с их играми при ставках, когда на сукно бросают не золото, а страны.
Компартия, захватив Советы и уничтожив гражданскую власть оказалась не в состоянии руководить страной без террора.
В нормальных странах это называется банкротство. И начинается процедура описи и ликвидации имущества для выплаты долга кредиторам.
В СССР кредитором был многострадальный и оболваненный пропагандой “советский народ”. Простаков презирают и воры уже называют их быдлом, совками. Бесконечные кредиты доверия, которые неграмотные крестьяне и полуграмотные рабочие десятки лет выдавали наобещавшим с три короба большевикам, не смогли быть оплачены “мировой революцией” и “светлым будущим”. И никто не собирался их возвращать.
Банкроты предпочли имитировать “какбэ ликвидацию” и, раскидав страну на сатрапии, побежали, распихивая по всем углам планеты наворованное и выдав одураченному населению пустые векселя – ваучеры. Счет был слишком велик, чтобы по нему платить – жаба душила. Потом повторили тот же трюк но уже совсем в других масштабах, с учетом недоработок – дефолт 1998 года.
Концом СССР стала передача Ельциным всего, что по закону принадлежит государству, кучке ликвидаторов из партийной элиты и назначенным ею “олигархам”. Это было невиданное по масштабам и продолжительности ограбление государства и “свето-шумовые гранаты” бессмысленных погромов и войн в бывших “братских республиках” СССР были нужны, чтобы отвлечь внимание от расчленения страны для очередной масштабной экспроприации.
На хозяйстве оставили смотрящего за территорией, ресурсами и общаком. Первым декретом он освободил от уголовной ответственности президента, расстрелявшего Верховный Совет.
В “новой" России Алеша стал брокером на одной из первых бирж. В начале 90-х я позвонил к нему в Москву и, в ходе разговора, выразил озабоченность бедственным положением стариков.
- Это - отработанный материал. - спокойно сказал он. - Балласт. Они должны умереть.
В этом была патрицианская невозмутимость, непонятная мне. Я сам не из плебеев, но самодовольно-беспощадные римские формулы: “падающего – толкни” и “пусть неудачник плачет” мне отвратны.
Не обольщайтесь “третьим Римом”, как обольстились немцы “третьим рейхом” - подумал я. Вами будут мостить дороги для триумфальных колесниц очередных авантюристов.
Правосудие – основа жизни любого государства, это общественный договор более важный, чем Конституция. Неправосудное государство нежизнеспособно, как нежизнеспособно тело с отключенными функциями центральной нервной системы.
Смысл бракоразводного процесса Олега для меня был в том, что на этом примере, где не было политической составляющей, можно было увидеть, что люди, обличенные властью и обуреваемые жадностью, идут на криминал и именем государства вершат вопиюще неправосудные дела.
Что страна коррумпирована сверху донизу и у кормила власти пляшет потерявшая не только стыд и совесть, но и разум шайка пошляков.
Пройдя с помощью этого нехитрого теста снизу доверху всю правовую систему огромного государства, я решил сделать результаты известными для тех, кто все это охранял.
Следить за нормальной работой систем государственного организма и оберегать его от опасных инфекций должны органы государственной безопасности. Не просто охранять тех, кто находится на вершине социальной пирамиды, а защищать народ от любой опасности. В том числе и от захвата власти ОПС - рехнувшихся от вседозволенности слуг народа. Тяжкое бремя, однако ...
- Что делаем дальше? - спросил Олег, когда мы побывали на приеме у Сергеевой и увидели, что она потеряла дар речи от “законотворчества” низших инстанций.
- Поехали на Лубянку.
- Зачем?
- Это сфера их компетенции – пусть работают.
Мы взяли машину и отправились к многострадальным чекистам, которым, как я понимаю, все эти опасные игры где-то очень наверху смертельно надоели.
В КГБ был детский праздник – завезли бельгийские женские дубленки. Офицеры, сделав стойку, как пойнтер на утку, наметанным взглядом выявляли сослуживцев ростом и комплекцией походивших на жену и сосредоточенно примеряли на них шубы.
- Может скомкать газеты и подложить на грудь? - дружелюбно предложил я, полирнув эту картинку, как пивом полируют шампанское идиоты.
Солдат с автоматом на посту у двери покраснел, прослезился и хрюкнул.
Видов с отчаянием и ненавистью посмотрел на меня.
Товарищи в дубленках напряглись. Я потом сообразил, что они меня тогда чуть не убили.
Правосудие – основа жизни любого государства, это общественный договор более важный, чем Конституция.
Неправосудное государство нежизнеспособно, как нежизнеспособно тело с отключенными функциями центральной нервной системы.
Глава 10
Договор
Итак, мы в приемной КГБ по Москве и Московской области.
В коридоре на стульях лежат плоские коробки с бельгийскими женскими дубленками, среди парней в штатском, занятых примеркой и распределением, оживленная толкучка .
Нас приглашают в комнату переговоров за знакомой, обитой коричневым дерматином дверью, с нами входят два молодых человека среднего роста в сереньких москвошвеевских костюмах, в тишине я произношу пламенный монолог на тему “Все прогнило в датском королевстве” и рассказываю о разводе Олега: как его угрожали “сбить машиной”, как из-за шмоток и тачек клоуном Абельдяевым по звонку “сверху” был грубо нарушен закон и, в результате, обобрали хорошего человека. Олег вежливо спрашивает офицеров можно ли выйти и отпустить такси, я от их имени информирую его, что он – пока - свободен и может идти куда хочет и продолжаю гневно обличать партийную верхушку государства, погрязшую в коррупции, бриллиантах и интригах.
Ребята вежливо выслушивают меня, не прерывая, чтобы, как я понимаю, не испортить фонограмму ( я не сомневался, что в приемной ведется запись, тем более, что они не имели при себе блокнотов и ручек).
Олег возвращается как раз к тому времени, когда один из них, с трудом подавив зевок, спрашивает чего мы собственно хотим от их Конторы (это название КГБ я ввел в оборот, о чем будет в дальнейшем) на что я отвечаю, что ничего, кроме рапорта по команде от них не жду – пусть высокое начальство само решает. Мое дело только проинформировать – вся политическая верхушка страны, в том числе Семья “нашего дорогого Леонида Ильича” прогнила и, с Политбюро во главе, ведет себя, как враг на оккупированной территории. Я произношу финальную (ключевую) фразу:
Передайте вашему руководству, что сначала вас используют против нас, а потом обвинят в искажении линии партии, перегибах и мы все опять встретимся на нарах или нас вместе закопают. Надо помнить историю. Они это делают без фантазий, по одним и тем же лекалам. Перечислить сколько министров ЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ расстреляли? В спинку кресла вашего министра вмонтирован пистолет. Это место смертника. Так что, или вы с нами против них или нас опять ждет общая судьба.
Я думаю, с 1917 года так с ними никто не говорил и с такими предложениями не обращался.
Но я без суда и следствия, авансом, отсидел 4 года в особом режиме и хорошо помнил, как в 1952 году на моих глазах арестовали и увели отца. И у меня на руках были козыри – неопровержимые факты круговой коррупции и расправы с неугодными. Я не нарушал законы и влетел в конфликт с системой после выступления на комсомольском собрании на Студии. Уже начали убивать моих товарищей. Это был беспредел и я объявил организаторов этого беспредела гадами.
Есть еще момент, который может в какой-то степени объяснить почему я имел внутреннюю уверенность в правоте своих действий.
Я это никогда ни с кем не обсуждал, но я принадлежу к касте жрецов Всевышнего Господа Бога Израиля и, к тому времени, уже имел очень высокую степень посвящения. Я был и остаюсь глубоко верующим человеком и знаю, что все в Руке Божьей и Бог хранит смелых и честных людей. Я фаталист: чему быть – того не миновать. Семь бед – один ответ. И, еще, я понимал, что кроме меня никто ничего не скажет и не сделает. При этом я не говорил ничего, что не подтверждалось бы убойными фактами. И то, что я пишу сейчас – только правда, только факты, совесть моя чиста – я ничего для себя не хотел, ничем не воспользовался и никого не обманул.
Мама сказала мне, что какие-то высокие чины КГБ сказали ей: увози сына, а то убьем или посадим.
Уже покинув СССР, я узнал от нее, что она была на связи с какими-то людьми оттуда и выполняла их поручения за границей, куда выезжала для встречи с родственниками ( во Францию и Италию). Я ей не судья, пусть земля будет ей пухом. Она была очень запугана и как-то, незадолго до кончины, призналась мне:
- Я там была сумасшедшей. Мы все были страшно запуганы. Я только здесь (в Канаде) начала приходить в себя.
Мама попала в СССР из буржуазной республики (Латвии) во время войны. Латвия “тоже попала в СССР”. Для человека из свободной страны, привыкшего никого не бояться, говорить и делать то, что считает нужным, а не то за что не рассстреляют, жизнь в стране вечнозеленых помидоров представлялась непрекращающимся кошмаром. После вторичной оккупации Латвии советскими войсками в конце войны, родной брат мамы, Семочка, был отправлен на “трудовой фронт” и, в Сибири, с иронией что-то сказал про Сталина, искренне не понимая как можно ползать перед кем-то и обожествлять живого человека, хоть и “генерального секретаря”. Через три дня его расстреляли. Надо сказать, что визги шевяковских теток с угрозами “сбить машиной” тоже прилично меня разозлили и добавили к уже сложившейся картине последний штрих.
Все, кто занимал определенное положение в кинопроизводстве, знали скромных и дружелюбных людей - кураторов ВГИКа, киностудий, Госкино СССР, Совэкспортфильма, Совинфильма (и т.п.) от КГБ.
Руководил Совинфильмом Саша Суриков, сын генерала КГБ, как мне сказали. Это была скромная контора в старом особняке, в тихом переулке в центре столицы. Заместителем Сурикова был Саша Прохоров, очередные погоны которого дружно обмывал весь коллектив. Я снимал фильмы по заказу этой организации и часто там бывал и знал всех ребят. Среди сотрудниц была жена то ли сына Суслова то ли его племянника и ни для кого не было секретом, что все работники Совинфильма, работавшие с иностранцами, были “сотрудники” того же вездесущего КГБ. Это были славные, образованные и вполне нормальные ребята. Куратором Госкино от КГБ был ВП - Владимир Павлович Скоморохов – милый, интеллигентный человек. Думаю, в чине полковника. Мы с ним были знакомы, иногда вместе обедали. Эти люди прекрасно понимали что происходит в стране, но молчали, как молчала вся страна. Орали только идиоты: одни кричали: “Слава КПСС!”, другие проклинали первых и те за это сживали их со свету. Кортеж Брежнева сбил на калининском проспекте какого-то студента, на глазах сотен людей его подобрала следовавшая за кортежем грузовая машина с надписью “Продукты”, “двое из ларца” бысто забросили труп в кузов и уехали, не заметив у обочины “дипломат” - дешевый черный пластиковый кейс. Вся Москва это обсуждала. Когда советские войска влезли в Афганистан, я понял, что это катастрофа. Дело не только в том, что Афганистан никакого отношения к СССР не имел и был независимой страной, против которой была совершена агрессия. Всю свою многовековую историю афганцы упорно сопротивлялась агрессорам и никогда их страна не была оккупирована. Два тяжелых похода совершил Александр Македонский, был полностью перебит британский 19-ый экспедиционный корпус от которого остались только полковой врач и знаменитые винтовки “спрингфилд”, с которыми Хэмингуэй охотился на слонов. После нападения “шурави” (советских) афганцы с этими винтовками прятались рядом с аэродромами в горах и ждали когда вертолет взлетит. Пуля для слона попадала в автомат перекоса и тяжелая машина камнем падала в ущелье.
Я снимал на “Мосфильме” (по заказу Совинфильма) музыкальный фильм “Русская балалайка” для Манфреда Дурниока – очаровательного хозяина берлинской студии, делавшей продукцию для канала ЦДФ телевидения ФРГ.
Мы с Олегом Видовым поехали на съемки на Соловецкие осторова на Белом море. Мы старались держаться вместе, понимая, что ничего хорошего ждать не приходится. На Соловках в день нашего приезда косатка утащила с бакенов, трех мужиков, которые там сидели с удочками. Пока граждане услышали крики и столкнули в воду тяжелую лодку, все было кончено.
Я снимал панораму покрытого прекрасной осенней листвой острова, забравшись на самую высокую точку – на купол заброшенной колокольни, крытый резными деревянными плашками. Олег, высунув руку в маленькое окошко, держал меня сзади за брючный ремень. Неожиданно, почерневшая деревяшка из которых была сделана крыша, оторвалась у меня под ногой и я чуть не загремел с камерой в руках и щелочным аккумулятором за спиной с этой колокольни и в полете даже не чирикнул бы, но Олег быстро втащил меня обратно в окно.
Нам устроили экскурсию по монастырю и показали кельи с метровыми стенами, куда большевики набивали привезенных на остров мужчин и женщин. Набивали так, что люди могли только стоять. Раз в неделю, по средам, открывали кованые двери и вытаскивали трупы. Еще были живы местные жители, свидетели этих зверств и они неторопливо, без эмоций это рассказывали. Добро пожаловать в СЛОН – соловецкий лагерь особого назначения. Преступники. Садисты.
В день нападения на Афганистан, я предупредил руководство Студии, что в знак протеста против этой войны, прекращаю работу и закрываю собственный фильм по собственному сценарию. Через 15 минут об этом знали в отделе культуры ЦК КПСС, где тогда сидели Камшалов и Черноуцан и откуда нам прислали Ермаша – нашего министра.
Через 20 минут меня вызвали к зам. генерального директора Студии - обаятельному Олегу Агафонову, с которым мы были дружны. Я зашел в его кабинет и на его вопрос “зачем я это сделал?” я сказал, что старые маразматики втащили страну в очередную преступную авантюру и теперь там будут погибать вчерашние школьники и нищие афганские крестьяне.
Олег по-дружески попросил меня закончить фильм – это была плановая единица и, в случае несдачи, 5000 человек лишались годовой премии. Совинфильму тоже светила большая неустойка продюсеру из Германии, который терял контракт с ЦДФ.
Подводить этих людей я не хотел. Я согласился остаться на картине оператором, при условии, если режиссером назначат Андрея Разумоваского, женатого на моей сокурснице, актрисе, Наде Репиной. За день до этого я встретил на Студии Андрея и он мне пожаловался, что давно нет работы, нечем кормить семью. Во ВГИКе он учился на параллельном курсе и мы хорошо знали друг друга. Его отец был заместителем директора то ли на ЦСДФ то ли на Центрнаучфильме (“Научпопе”), точно не помню. Агафонов попробовал отговорить меня от привлечения Андрея, что-то имея ввиду и явно недоговаривая, но я настоял на своем. Его в тот же день вызвали и мы начали работать вместе. Вскоре я почувствовал, что у нас есть значительные разногласия и предложил разделить фильм на части и каждому работать самостоятельно. Он согласился. Через какое-то время я принес ему смонтированные эпизоды, в том числе снятые на Соловках. Он показал свой материал. Мы снимали на дорогой французской пленке, которая была буквально на вес золота. То, что показал мне Андрей было, по моему мнению, очень далеко от того, что хотел получить Манфред (продюсер), который мне изначально все объяснил и с которым мы договорились о деталях. Андрей с ним не встречался.
Фильм был запущен в объединении у Данелии, директором объединения был Карен Агаджанов. Я решил зайти к нему и посоветоваться – что делать? Все однозначно шло к скандалу. Агаджанов предложил мне встретиться на следующий день у него с Андреем и моим редактором Володей Свиридовым – хорошим открытым, веселым парнем, русаком кавказского розлива.
На следующий день в кабинете директора объединения меня ждал сюрприз. Агаджанов, в присутствии Свиридова и Разумовского, обвинил меня в том, что я за спиной товарища плету против него интриги и хочу его убрать с картины. Я повторил, что речь идет о творческих проблемах и предложил отсмотреть материал на худсовете. Агаджанов вдруг стал говорить, что не даст в обиду сына своего друга, что на меня быстро найдется “аркан”, что он недавно был в Италии (на съемках фильма “Приключения итальянцев в России”) и подружился там с мафиозо и скоро от меня следа не останется. Я посмотрел на Свиридова, чтобы убедиться, что это не сон и он тоже это слышит. Володя был несколько растерян – такой фонтан он не ожидал. Мы вышли. Я старался не смотреть на Андрея. По ВГИКовским представлениям о поведении, это было сильным перебором. Этот бред, тем не менее, надо было воспринимать серьезно. Я быстро выяснил, что Агаджанов, Разумовский-старший и Олег Агафонов составили компанию картежников [катал], по ночам до утра “пишут пули”, раздевая специально приезжающих с Кавказа богатых цеховиков, которых доставлял Агаджанов. Казино. Не знаю как там с итальянской мафией, которой тогда были всерьез увлечены чиновники от кино, но получить нож в спину от какого-нибудь горного орла, приехавшего специально из глухого селения по наводке любителя оргпреступности, было вполне реально.
Мне пришлось звонить в Питер Миле. Миля был моим двоюродным братом, сыном дяди Яши, брата отца. Из Одессы он молодым парнем уехал в Питер, чтобы стать человеком. Он был крепкого сложения, высокого роста и война застала его увлеченно занимавшимся боксом. В семье говорили, что Миля (Эмиль) до войны был чемпионом Ленинграда по боксу в тяжелом весе.
Как и его отец, он всю войну был на фронте, много раз был ранен и обе стороны его пиджака были сверху донизу в орденах и медалях. В первые дни войны его мобилизовали во флот.
При знакомстве с новобранцами командир корабля перед строем зачитывал фамилии. Моряки делали шаг вперед, прикладывали руку к бескозырке, отвечали: Есть! и возвращались в строй. Когда очередь дошла до Мили, он тоже вышел вперед, сказал: есть! и вернулся в строй, но командир увидел какую-то пометку в журнале и задал дополнительный вопрос: жид? Миля спокойно вышел из строя, подошел к нему и, повернувшись к морякам сказал:
- Такой командир нам не нужен.
Взял его за шиворот и за штаны, поднял, подошел к борту и в абсолютной тишине выбросил за борт. Вахтенный заорал: "человек за бортом!” Бросили спасательный круг, спустили шлюпку и вернули на боевой корабль мокрого командира. Был дикий скандал, трибунал, Милю чуть не расстреляли, но отправили в штрафбат и дальнейшее мне неизвестно, помню, он рассказывал, что какое-то время был среди боевых пловцов, охранявших корабли от немецких минеров-диверсантов и под водой разыгрывались рукопашные бои. Он говорил, что в музее обороны Ленинграда есть немецкая ракета и при ней табличка с его именем, упоминающая, что эту ракету он захватил во время рейда в тыл противника. Он рассказывал, что ему приказали найти и доставить эту ракету любой ценой. “Я взял трех крепких ребят, ночью мы подползли, я дал по голове немцу, ребята присобачили мне на спину эту железяку и мы побежали.” - бесхитростно рассказал он о подвиге. После войны он жил так, как считал нужным и периодически садился в тюрьму - было больше пяти ходок. Он пользовался большим уважением среди матерых уголовников и даже опера МВД, дружелюбно относились к нему, как к фронтовику. Обвиняли его за “организации незаконных предприятий”. Один эпизод даже вошел в классику – когда ОБХСС закрывал очередную нелегальную фабрику, выяснилось, что там была партийная организация, профсоюз и даже особый отдел. Он объяснял свои действия тем, что из-за войны остался без образования и получить хорошую работу не может, но у него есть семья и дети, а, главное, в Одессе, отец - инвалид, которому платят грошовую пенсию. “Я не могу позволить, чтобы мой отец-фронтовик нуждался - говорил брат. - Если для этого надо идти в тюрьму, пусть будет тюрьма."
- Дай мне домашний телефон Агаджанова. Больше ничего не надо. – сказал Миля.
Я открыл справочник Союза Кинематографистов и продиктовал ему телефон.
Не знаю как там обстояли дела с итальянской мафией, но мое обращение к брату произвело на Агаджанова волшебное впечатление. Буквально на другой день он пригласил меня в кабинет и был сама любезность, мимоходом пояснив, что вчера он просто пошутил и, как бы случайно, спросил:
- Откуда вы знаете этих людей?
- Друзья детства. - небрежно сказал я. - Вместе ходили в детский сад при крематории в Палермо.
Глаза его стали, как чайнык блюдца, а рот сделался похожим на куриную гузку.
О нашем с Видовым походе в КГБ стало известно рюриковичам - Наталья сказала Олегу, что Скоморохова убрали. Его перевели в АПН.
- Мне там даже лучше. Здесь намного спокойней. - печально сказал при встрече ВП.
Я написал Андропову о творящихся на Студии безобразиях. Слово “мафия” уже вошло в лексикон и никого не смущало.
Мне было непонятно что находили привлекательного эти люди в криминале. Почти никто из них не представлял себе как это бывает в реальности. На самом деле никакой романтики и ничего хорошего в этом нет. Дно есть дно.
Фразу “мочить в сортире” - по словам Бадри Патаркацишвили, придумал для своего протеже Березовский - для создания привлекательного для народа “социально близкого” образа.
Через несколько дней, после визита Березовского, Бадри “умер” – скорее всего, был убит.
О увлечении Березовского криминальной темой и игрой в мафиози с отвращением написал в своих воспоминаниях Сорос.
“Владимирский централ! Ветер северный... “ пел Михаил Круг, никогда сам не топтавший зону. Пел-пел и словно притянул к себе персонажей своих песен. Все это пошло и противно само по себе, но смертельно опасно, когда очарование преступлениями овладевает “вождями” и прочими “вершителями судеб”. Криминализация общественного сознания – самое страшное наследство, которое оставили стране большевики.
Через какое-то время со мной на связь вышел знакомый офицер, курировавший одну из киноорганизаций. Приятный в общении и серьезный молодой парень предупредил, что встречаться можно только на улице и соблюдать предельную осторожность. Основное место – Пушкинская площадь, у памятника Александру Сергеевичу. Договорились об условных словах – коде вызова. На первой же встрече он сказал:
- Мне поручено вам передать, что мы можем действовать только на основании бесспорных фактов, имеющих серьезную доказательную базу. Вы вращаетесь в кругах, куда у нас доступа нет. Нужен серьезный компромат.
- Будет. - сказал я.
- Поговорите с Александровым. - сказал он. - Есть одно дело.
Михаил Владимирович Александров был зампредседателя Госкино СССР
Глава 11
На грани
Бестиарий “ГОСКИНО СССР” находился в Малом Гнездниковском переулке. Чиновников отличали утонченный садизм, цинизм и ненависть к “творцам”. Небольшая зарплата компенсировалась причастностью к власти и возможностью безнаказанно издеваться над людьми, прикрываясь некими, якобы высшими, “государственными соображениями”, скрытыми от простых смертных.
Директором этого цирка нравственных лилипутов был неизменно краснорожий Филипп Ермаш – председатель госкомитета в ранге министра. Он был туда ниспослан из ЦК. В его приемной распоряжался безликий и сдержанный сын Черненко, придавая атмосфере этого зоопарка тень сопричастности к высшим сферам государственной власти.
По коридорам с безумным видом блуждал покрытый от ужаса коростой псориаза мой институтский приятель киновед Дима Шацилло, к несчастью попавший туда по распределению. Этот ужас умело поддерживал, для смеха организовавший травлю, главный редактор Евгений Котов с группой подхалимов, которые почти каждый день, сочиненными в часы безделья подробностями, пугали Диму какими-то непоправимыми упущениями в работе, в результате чего его скоро арестуют – якобы КГБ ведет его разработку, как антисоветчика, вредителя и саботажника. Я пытался его успокоить, но он уже был почти невменяем.
В приемной заместителей Ермаша сидели две секретарши – слева перед дверью в кабинет Павленка - мрачного типа, старавшегося произвести впечатление чиновника высокого ранга времен Сталина, справа – Михаила Александрова.
Мне говорили, что Павленка выгнал из Белоруссии генсек республики Машеров, после чего его с удовольствием приняли в Москве. Машерова эта шайка ненавидела - не могли простить независимость, здравомыслие, вполне успешное ведение хозяйства, но – главное – за то, что Звезду Героя он получил на поле боя.
Говорили, что Павленок “берет, как слепая лошадь: не глядя”. И деньги уже не берет – только камни, причем научился разбираться в них, как ювелир. Дань кладет на черную бархатную тряпицу, которую достает из ящика стола, вставляет в глаз лупу и под светом настольной лампы придирчиво сортирует пинцетом, с раздражением возвращая мелочь, бриллианты не чистой воды, со сколами или плохой огранкой. Среди моих источников сплетничать и врать было не принято.
При всей фантасмагоричности происходящего, мы понимали, что дело плохо. После убийства Машерова, ситуация стала явно хуже. Племянник Машерова – театральный режиссер Валя Врагов – был в числе моих знакомых. Он рассказал детали убийства.
В ГИТИСе Валя учился со Светой Гюрджан, дочерью сталинского министра НКВД Армении, бежавшего после смерти Джо от мести соплеменников в Москву. Они жили в старом доме в переулке у площади Ногина, занимая пару комнат в коммунальной квартре. Я познакомился со Светой когда ей было 17 лет и она училась в ТЮЗе у Павла Хомского, где на первом курсе блистала в спектакле “Ромео и Джульетта”.
Через какое-то время она оказалась на режиссерском в ГИТИСе и вышла замуж за сокурсника Валю Врвгова. Последние годы она - режиссер московского театра “Модерн”.
Полвека назад, бывая у Светы, я иногда встречался взглядом с экс-министром. Он безмолвно и неподвижно сидел в углу, внимательно глядя на присутствующих тлеющими, как уголья глазами.
Прощай, Советский Союз! Твоим главным несчастьем и причиной твоего исчезновения стало то, что захватившие русскую империю уголовники ненавидели и уничтожали Власть Советов - единственного лигитимного и серьезного конкурента. И годами нагло бравировали тем, что захватили Временное Правительство, разогнали Учредительное собрание и физически уничтожили все политические партии.
Раздался звонок, звонил Олег Видов:
- Нас пригласил на обед Миша Александров. В воскресенье, у него дома.
- Хорошо.
В воскресенье, к назначенному часу, мы были у Михаила Владимировича.
Его жена приготовила вкусный обед, особенно мне запомнилась мастерски поджаренная картошка.
Разговор был светский – ни о чем. Я впервые был в его доме. Он был старше меня и я держался подчеркнуто сдержанно и почтительно, так как хорошо воспитан и умею держать дистанцию.
Мы поели и – по невербальным сигналам хозяина дома, поняли, что пора уходить. Когда мы уже прощались в прихожей, он, мимоходом, сказал мне:
- Зайди ко мне завтра на работу после обеда.
Я кивнул:
- Хорошо.
Стало ясно, что это была прелюдия и предстоит что-то серьезное.;После полудня я зашел в ГОСКИНО и сказал его секретарше, что Михаил Владимирович назначил мне встречу. Она по селектору назвала ему мое имя, кивнула и сказала, что он ждет.;
Я вошел, плотно прикрыл дверь и подошел к столу, за которым он сидел. Миша (как мы с Олегом его называли) безмятежно улыбнулся, спросил “как дела?” и сразу перешел к делу:
- У тебя камера есть?
- Да, конечно.
- Пленка?
- Пара коробок цветного негатива в холодильнике.
- Хочешь заработать?
- Что надо делать?
- У дочери директора Елисеевского магазина через неделю свадьба. Надо снять. Он хорошо заплатит.;Увидев, что я не в восторге от этого предложения, он сказал:
- Это уникальный, в своем роде, случай. Будет весь бомонд - глаза его хитро блеснули: - банкет в ресторане “Прага” на Арбате, на втором этаже. Генералы МВД и КГБ, которые у него на подкормке, должна быть Галя, какие-то космонавты – вся мафия и их окружение. Единственная возможность чохом всех запечатлеть. Это просьба Андропова. Своего человека они, понятное дело, послать не могут - его моментально вычислят. А на тебя – известного всем ... ммм .... - он замялся, подыскивая цензурное определение, – ... Ну ты меня понимаешь... никто не подумает. Соколов дарит Брежневу дорогие иномарки, каждую неделю членам его семьи по четырем адресам присылает пакеты со деликатесами. Он - бывший таксист, две судимости. Охранять их будет девятка (девятое управление КГБ). Ни одному человеку не должно быть известно для чего снимается это кино. Это, без шуток, смерть. Согласен?
- Да.
- Не боишься?
- Нет.
- Соколов должен знать одно - это от меня, подарок на свадьбу дочке. Сейчас я ему позвоню;;
Он поставил телефон на громкую связь и я услышал как он договаривается с Соколовым и называет фамилию “парня с “Мосфильма”, чтобы пропустила охрана. Это была расслабленная, ленивая беседа двух вельмож. Соколов хорошо знал эту манеру и умело попадал в тон. Повесив трубку, Александров какое-то время молча смотрел мне в глаза. Мы поняли друг друга без слов. Взгляд его был спокоен и печален.
“Хороший русский мужик. - подумал я - Нормальный человек”.
В назначенный день и час я был в ресторане.
Уже на подходе стало ясно, что там происходит что-то особенное. Умелые парни в штатском отсекали “простых советских людей” и пропускали гостей по спискам. Я назвал себя, они проверили и пропустили.
На мне была немецкая 35 миллиметровая камера “Аррифлекс” с 10 кратным французским трансфокатором “Анженье,” 300 метровой кассетой и американским светом “Санган”. На поясе аккумулятор - патронташ, еще один ящик с серебряным аккумулятором за спиной.
Я выглядел как человек – оркестр из фильма Жана Виго “Аталанта”.;
Гостям был предложен фуршет с шампанским в холле, я включил на камере свет и некоторые стали отворачивать откормленные багровые морды, несмотря на штатские костюмы, принадлежавшие явно нештатским людям.
- Так! - голосом массовика – затейника громко сказал я, – Теперь все смотрим сюда, не отворачиваемся, а то молодые подумают что кто-то стесняется быть у них на свадьбе. ;
Морды, с ненавистью стали поворачиваться. Далее все на автомате: от общего плана наезд до портретов, уточнение фокуса, чуть приоткрыть дыру на полдиафрагмы, как учил профессор Головня, и медленная горизонтальная панорама, чтобы никто из гостей банкета не был забыт для Истории.;
За день до этого, в метро, сухонькая старушка в белом платочке, извиняющимся тоном, явно стесняясь, попросила меня подать сколько могу.
- Маленькая пенсия, сынок, - с обезоруживающей, виноватой улыбкой сказала она. - Еле свожу концы с концами.
Меня обдало горячей волной и спазм сдавил горло. Я дал ей денег и потом меня потряхивало всю дорогу до дома.
Не в той стране гуляла эта банда. Я был на стороне старушки и, не раздумывая, готов был пойти на смерть, чтобы защитить ее. Так нас учили, бойцов идеологического фронта. Сохранять лояльность народу, только народу. На войне, как на войне.
Учредительное Собрание открылось 5 (18) января 1918 года. От имени ВЦИКа его открыл Я.М.Свердлов и зачитал проект «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа» для принятия ее Учредительным Собранием. Россия объявлялась Республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Вся власть в центре и на местах принадлежит этим Советам.Председателем Собрания был избран лидер правых эсеров В. Чернов. Речи не прекращались почти 12 часов. В полночь декларация большевиков была отвергнута большинством из 237 голосов против 138. Дискуссия продолжалась.; Под утро большевик Ф.Ф. Раскольников заявил об уходе большевиков из-за «контрреволюционного большинства». Час спустя ушли и меньшевики.
Затем ЦК партии большевиков, заседавший в том же здании, решил действовать. Командовавший военным караулом матрос Железняков заявил председателю, что получил приказ Учредительное Собрание закрыть, «потому что караул устал». Около пяти часов утра был объявлен перерыв в заседаниях на 12 часов. Но заседания так никогда и не возобновились. В тот же день ВЦИК принял постановление о роспуске Учредительного Собрания. Чтобы оно вновь не собралось, прибегли к простому методу: поставили караул у входа в Таврический дворец.;В день открытия Собрания в Петрограде и в Москве состоялись демонстрации в его поддержку. Они были разогнаны войсками, несколько человек были убиты (5 января было убито и ранено около 100 человек).;9 (22) января состоялись похороны убитых 5 (18) января, там же, где были похоронены жертвы 9 января 1905 года. 18 (31) января декретом СНК из всех ранее изданных советских законов были устранены ссылки на Учредительное Собрание.;Так закончилась попытка ввести в России демократические формы правления.;
Глава 12
Бомба
Рой советских фотографов из ТАСС, АПН и ведущих газет и журналов, непрерывно озаряя вспышками холл, толпился на почтительном расстоянии от присутствующих. Деньги не пахнут. Я снимал. Когда гостей попросили в обеденный зал, вся эта журналистская братия быстро переместилась туда. Невеста чувствовала себя принцессой. Длинный столы были накрыты прямоугольником, в центре которого оставалось пространство для официантов. Столы были уставлены яствами, названия многих были мне не известны.
- Что это? - спросил я пробегавшего официанта, кивком указав на какие-то фрукты.
- Не знаю. - тихо сказал он. - Утром привезли самолетом из Африки.
Перемены блюд быстро следовали одна за другой, официанты летали. Я старался снять все. Толкали речи, произносились тосты. Я был в мыле, вышел в коридор и попросил официанта принести мне бутылку боржоми.
- Там накрыт специальный стол для прессы. - сказал он. - Фотографы уже приступили.
- Я не голоден. Принесите бутылку минеральной, за которую я хочу заплатить. Принесите с кухни, не из зала. Понятно?
Он кивнул и через минуту появился с бутылкой.
Было противно на все это смотреть. В продовольственных магазинах в провинции были пустые полки. В Грузии ввели карточную систему на продукты. А эти “товарищи” на банкет самолетом тащили какую-то ерунду из Африки, чтобы поразить воображение приглашенных.
Как-то жена вернулась из магазина с пустой сумкой и рассказала, как одна тетка ударила другую по физиономии мороженой рыбой. Бой шел то ли за минтай, то ли за нотатению или бильдюгу. Это сильно ее впечатлило и привело к мысли, что надо уезжать.
На следующий день я был у Александрова с сумкой, в которой лежали коробки с отснятым материалом. На каждой коробке была этикетка: “проявлять на среднее время, со средним светом, печатать с цветоустановкой по сайнексу с начала ролика.”
- Все снял? - с любопытством спросил он.
- Все.
- Всех?
- Всех.
- Лица хоть будут видны?
- Будут.
- Ну, молодец. Сдай в лабораторию на “Мосфильме” и напечатай пару копий.
- Весь материал на Студии отсматривает ОТК. Это сразу привлечет внимание и будет доложено Сизову.
- Хорошо. - сказал он минуту подумав. - Оставь мне. Я отдам на копировальную фабрику, там все сделают. Одну копию сразу я перешлю ему. Ты можешь завтра-послезавтра подъехать к нему в магазин и он с тобой рассчитается. Заодно возьмешь там продуктов. Подъедешь?
-Нет.
Я поставил сумку на пол у края стола и попрощался. Когда я был уже у двери, он окликнул меня:
- Что ты обо всем этом думаешь?
- Поставить к стенке. Всех. - сказал я.
Он посмотрел на меня и в глазах мелькнула грустная улыбка. Больше я никогда его не видел.
По Москве ходили слухи, что Андропов поставил на покадровый проектор фильм со свадьбы дочери Соколова и все, кто там присутствовал были взяты в разработку.
Александров был в приятельских отношениях с Ермашем, они бывали вместе в бане и общались домами.
Начались аресты.
Ермаш попросил Александрова срочно зайти к нему в кабинет по важному делу и, когда тот вошел, неожиданно, прямо с порога, обрушился на него с громким криком, угрозами и обвинениями в совершении антисоветского преступления. Это был отработанный в КГБ метод “убийства стрессом”.
Миша Александров не ожидал такого “наезда” от приятеля.
Он побледнел, плохо себя почувствовал, вышел и в тот же день умер. На похоронах его, обезумевшая от горя жена, громко кричала, проклиная убийцу. Сомнений в том, что это спланированное убийство ни у кого не было. Мафия показывала зубы и сопротивлялась.
Про Андропова стали ходить анекдоты. Кто-то старался внедрить в общественное сознание образ зловещего и опасного человека, захватившего слишком большую власть. Началась игра наперегонки. Против его группы в КГБ была группа его противников. В методах особо не стеснялись. К делу подключили Щелокова. Я знал, что Суслов давно хотел повязать Андропова большой кровью, настраивал Брежнева и членов политбюро против него, требуя массовых репрессий, “чтобы навести порядок в стране”.
В конце 70-х знакомый геолог рассказал, что на Севере расконсервировали и привели в рабочее состояние сталинские концлагеря - работавшие в тех местах геологи обнаружили их с вертолета. Зоны были готовы принять сотни тысяч людей. Было намечено сделать это сразу после Олимпиады 1980 года. Так же, как перед войной в Германии, Олимпиада должна была послужить “акцией прикрытия”. Обеспечить шок от неожиданности, контраста.
По полученной информации, Андропов увиливал и сопротивлялся как мог, делая вид, что не понимает что от него хотят. Он произносил речи, издавал грозные приказы, докладывал о принятых мерах, но, главное, – большой террор он умело саботировал. Это была совершенно трагическая фигура. Уже были не те времена, когда кто-то мог “спустить сверху” разнарядки на террор. Для отвода глаз Андропов устраивал громкие процессы над диссидентами. Кого-то отправляли за решетку, кого-то в психушку, кого-то высылали или ссылали, но в огромной стране это был отвлекающий шум на поверхности, который маскировал реальный расклад. Политбюро нужна была масштабная акция устрашения. Народ должен был радоваться уже тому, что не арестовали, не убили, не вернули домой в гробу.
Гречко настойчиво предлагал двинуть танковые армии в Германии на Запад. Американцы узнали и Западная Европа ощетинилась ракетами в минутном времени подлета. В Политбюро министру мягко возражали, что это направление выбрано неправильно. Мясорубка должна была методично перемалывать население, а не загнать верхушку в бункера в полыхающей атомным пожаром стране. Тогда и решился вопрос с Афганистаном.
С самого начала внутренняя политика большевиков была бандитской и декларировала те же принципы во внешней политике: "мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!" Но жирующая в нищей стране и залитая кровью сограждан партноменклатура могла дать сто очков вперед любой буржуазии в мире.
В последний момент они сменили маски и вывески, надели дорогие костюмы и стали вывозить национальные ресурсы в таких количествах, что это вызвало оторопь у западных банкиров.
Об этом хорошо документированная книга Бунича “золото партии”.
Только поняв механизм и последовательность происшедшего в русской империи переворота и подлинные мотивы совершивших его людей, можно понять происходившее и происходящее в стране.
Понять фигуру Березовского, его роль, роль Горбачева, Ельцина, причины кавказских войн. Возникновение нацистских образований немецко-фашистского образца. Можно понять осуществление планов Гитлера относительно России, реализацию его программы возмездия “Вервольф” (оборотень) и увидеть все в целом, как видят, отстранившись, мозаику или картины пуантилистов.
Я хотел бы передать тем, кто остался в России мое видение этой масштабной картины мира и событий, невольными участниками которых мы все были - исполнителями ролей или статистами.
Это - взгляд изнутри, взгляд гражданина Советского Союза, страны, исчезнувшей, как град Китеж и никогда в реальности не существовавшей. Страны “победившего социализма”. Это была страна победившего бандитизма и сатанизма. Я более 50 лет занимался герметическими науками и о оккультной стороне дела расскажу в соответствующей главе.
Наша страна одновременно и существовала и была фикцией, как знаменитая фабрика моего брата Мили, которая выпускала продукцию, выполняла план, отправляла работников в санатории, премировала, где проводились комсомольские и партийные собрания, а портреты передовиков были на доске почета. Это была виртуальная реальность. Недавно была опубликована история о подобной военной части.
Все это мгновенно исчезло, как только мягко спавшие и вкусно евшие за кулисами грандиозной аферы мистификаторы, решили, что хватит ломать комедию и пора менять заезженную пластинку. Они ее просто перевернули.
Моего полного тезку убили в Тбилиси, когда он поздно вечером выходил из дома Сережи Параджанова.
Мне позвонили друзья и сказали: “они” в полном смятении. Для “них” оказалось неожиданностью, что в Грузии у тебя был двойник. Они говорили, что тебя не просто много - ты везде.
Я был искренне опечален судьбой этого неизвестного мне человека.
По заказу Совэкспортфильма я снимал фильмы о цирке и очередная картина советской действительности открылась перед моим взором.
Советский цирк был таким же отражением нашей реальности, как все остальное. И то, что происходило за форгангом отличалось от того, что видели на арене “простые советские люди”, как лозунг “НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ!” отличался от обманутого и ограбленного народа и мнящих себя небожителями партийных бонз.
Прощайте, Михаил Владимирович Александров! Вы выполнили свой долг, спите спокойно, дорогой друг.
"Приказано уничтожить" (фрагмент очерка)
10 апреля 2005 г., в 19 часов 25 минут, возле своего дома - Клязьминская улица, 11, корп.2 - был убит бывший начальник ФСБ Москвы и Московской области, звезда политического сыска первой величины, генерал-полковник в отставке Анатолий Трофимов. Вместе с ним была убита его жена Татьяна Копытцева. Присутствовавшая при убийстве родителей четырехлетняя Таня осталась жива. Расследованием убийства занялась и занималась все это время прокуратура Москвы. Видимо, расследование было малоуспешным. Как сообщил сайт "Антикомпромат.ру", в начале декабря 2006 г. следователь по особо важным делам Московской прокуратуры Вадим Яременко расследование приостановил. Даже если это неточная информация (других подтверждений я не нашел), это не меняет сути дела: 1 год и 8 месяцев поиска убийцы не дали результатов. А ведь убит генерал-полковник ФСБ, легенда органов. Значит, органы не всемогущи? Хотя бы ради поддержания репутации следовало бы отыскать и примерно наказать убийц. Но этого не сделано. Отряд сделал вид, что не заметил потери бойца. Прочие граждане и вовсе забыли об этой кровавой и странной истории. Громкие убийства Пола Хлебникова, Андрея Козлова, а затем и сверхгромкие - Анны Политковской и Александра Литвиненко, оттеснили убийство Анатолия Трофимова на второй план. О генерал-полковнике никто не пишет. Правильно говорят, что лучший способ спрятать труп - завалить его горой новых трупов.
В 70-80-е годы Анатолий Трофимов, начальник следственного отдела московского управления КГБ, вел дела диссидентов. Среди его подследственных немало громких имен: Глеб Якунин, Сергей Ковалев, Натан Щаранский и другие. Рассказывают, например, что Сергея Ковалева Трофимов по телефону попросил "заскочить" к нему в кабинет на Лубянку буквально на 10 минут, а в результате Ковалев вернулся домой через 10 лет... Но, возможно, это вымысел, диссидентский (или чекистский) фольклор. Трофимов вел дело "чужого среди своих" Виктора Орехова, капитана КГБ, тайно сотрудничавшего с диссидентами. Капитан получил 8 лет лагерей. Поздно спорить, кто был героем, а кто антигероем советской эпохи. Сражение между Добром и Злом всегда происходит здесь и сейчас.
...В советское время Трофимов расследовал ряд громких дел, связанных с коррупцией в высших эшелонах власти. В частности, знаменитое дело Елисеевского гастронома, в котором отоваривалась партийная элита. Директор гастронома Соколов был расстрелян по приговору суда... Дело сети магазинов "Океан", закончившееся отставкой и самоубийством министра рыбного хозяйства СССР Ишкова. Активное участие принимал Трофимов и в расследовании "хлопкового дела" - того самого, на котором делали политическую карьеру следователи Гдлян и Иванов. В 1993 г. Трофимов арестовывал Руцкого и Хасбулатова, в 1996-м - изымал знаменитую "коробку из-под ксерокса" - документировал и возбуждал уголовное дело по факту выноса из Белого дома полумиллиона долларов (за что и попал в опалу вместе с Коржаковым и Барсуковым).
Владимир Абель
Источник: Интернет
Глава 13
Так завещал Ленин.
Жизнь съеживалась, как шагреневая кожа. Вокруг явно обозначилась тревожная пустота. Волчьим чутьем зэка я чуял запах смерти. При встречах с офицером связи Андропова мы смотрели друг на друга, как на покойников. При этом надо было вести образ жизни веселого московского плейбоя, ничем не обнаруживая понимание опасности. Если вас хотят застать врасплох, пусть думают, что это несложно. Принимались смешные меры предосторожности: по телефону договаривались о несуществующих встречах, весело представляя себе удивление и растеряность тех, кто вел наружное наблюдение и перехватывал разговоры. Уходил и приходил в разное время, перед выездом осматривал машину – пару раз перерезали тормозные шланги высокого давления, а когда поняли, что я это легко определяю, несколько раз пережимали плоскогубцами трубки идущие к тормозным цилиндрам. Я ездил на старой черной “Эмке” к переднему бамперу которой был аккуратно приварен номер. Один раз, когда я поймал машину у кинотеатра повторного фильма, попытались напасть “случайные попутчики” в такси, но все это было прелюдией.
Когда я уехал, все стало намного проще: взрывчатка на крыше машины или под кузовом, очередь из автомата, растяжка у двери. В мое время это считалось топорной работой.
Мне позвонила секретарь зампреседателя Гостелерадио и сказала, что Стелла Ивановна приглашает меня на разговор.
Вельможная дама Стелла Ивановна Жданова была плотно упакована, очевидно с детства. В ней чувствовалась давняя принадлежность к высшим кругам власти.
Я, в назначенное время, вошел в ее кабинет и с выжидательным выражением на лице стоял, пока она не закончила деловой разговор и не предложила мне сесть напротив, у небольшого стола, перпендикулярно приставленного к ее письменному столу, как вертикальная линия к горизонтальной, в букве “Т”.
Она достала с полки какую-то книжку и доверительно, с возмущением, поведала, что автор этой книжки замучил их требованиями ее экранизировать. Режиссеры отказываются, считая материал графоманским бредом. Автор давит и сделать ничего нельзя – он сидит в ЦК и курирует Гостелерадио. От него многое зависит.
- Если вы нас выручите. - голосом Лисы, предлагающей зайцу обменять лубяную избушку на ледяную, начала она... и обозначила условия: я беру, читаю и, если не умру от тоски, через неделю дам ответ. Если я соглашусь сделать из этой писанины что-то пригодное к экранизации, получу авторство на сценарий и постановку, как режиссер.
Я обещал за пару-тройку дней прочитать и ответить.
Чиновника звали Евгений Серафимович Велтистов. Я прочел его опус, шевеля губами, как скучающая извозчичья лошадь и... дал согласие.
Жданова радостно пожала мне руку и, избегая смотреть в глаза, продиктовала рабочий телефон Велтистова – он ждал звонок.
Я позвонил к нему через пару дней, он заказал мне пропуск в здание ЦК КПСС на Старой площади и я приехал. Очевидно, чтобы произвести впечатление, он предложил мне позавтракать в буфете на первом этаже и провел меня мимо лифта в небольшую столовую. Была зима, но, в отличие от любой другой столовой, на витрине стояли тарелки с овощными салатами и отдельно лежали одинаковые, явно калиброванные помидоры из спецтеплицы спецхозяйства, кормившего этих спецлюдей спецовощами.
Меня умилило, что на вопрос: “почему такие смешные цены?” – тарелка салата из помидоров со сметаной стоила 22 копейки, из огурцов и того меньше, Велтистов серьезно и немного торжественно сказал, что Владимир Ильич Ленин в 1922 году запретил поднимать цены в столовой ЦК и это указание вождя они свято чтут.
- Вообще-то Ильич мог бы снизить еще процентов на 20-30... - сказал я, подумав, что в феврале для больного ребенка достать пару помидоров в СССР было нереально.
Велтистов принес несколько тарелок с завещанными Ильичем овощами, творог под сметаной, пару стаканов чая и все это обошлось меньше рубля.
“Нехило” - подумал я. - “прежде, чем лечь в Мавзолей, старик реально позаботился о них.”
Все время входили какие-то сумрачные дядьки и забирали объемистые пакеты, вкусно пахнущие копченой рыбой.
- Это заказы. - пояснил Велтистов. - Люди забирают паек для семьи. Поев и поговорив ниочем, мы поднялись в его кабинет, пройдя по длинному коридору, который мне запомнился несколькими опереточными фамилиями на табличках: “Правдин”, “Кандалов” и тому подобное.
Мы зашли в его кабинет – это была небольшая комната: очевидно, отдела агитпропа. В ней стояли два стола торцом к двери, один напротив другого. От двери шел небольшой проход, разделявший их. Перед каждым столом стоял стул для посетителя.
Сидевший за столом слева пожилой человек приветливо кивнул, улыбнулся и углубился в бумаги, делая вид, что наш разговор его не интересует.
Я подумал, что столь экзотическую фигуру здесь не видели может быть никогда и максимально щадя авторские чувства, стал объяснять разницу между литературным произведением и киносценарием, с его особым построением и драматургией. Он терпеливо слушал, видимо подготовленный Стеллой, которая, скорее всего, охарактеризовала меня, как опытного "литературного негра", работавшего еще на Шекспира - лишь бы отделаться от настырного куратора из ЦК хоть на время.
В дальнейшем мы не раз встречались с ним в его кабинете, был у него дома, где читал ему эпизоды. Однажды, он с гордостью продемонстрировал занавески в крупных цветах и пояснил:
- Финские. Привез из командировки. Из Хельсинки.
Он произнес это так значительно и смачно, что я почувствовал на языке легкий привкус виски.
Мы с ним несколько раз вместе ехали из ЦК на служебной черной “Волге” с водителем и занавесочками на окнах, и однажды я спросил имеют ли работники аппарата ЦК КПСС представление о жизни за окнами квартиры, кабинета и машины.
Их хорошо кормят, привозят на работу, отвозят домой и реальная жизнь может оказаться незамеченной.
- А зачем? - искренне удивился он. - У ЦК важная работа, мы должны руководить страной. Отвлекаться на всякие пустяки нет времени.
В другой раз, в его кабинете, я спросил почему в СССР так много вопиющих проблем, которые не решаются. Его визави за соседним столом оторвался от бумаг и с интересом посмотрел на нас. Велтистов вздохнул и показал пальцем в потолок.
- Но там больше никого нет. – сказал я. - Мы на Старой Площади, в здании ЦК КПСС.
Он повел плечом, как лошадь, сгоняющая муху.
- Понял. - сказал я. - Там – я показал глазами на потолок - господь Бог и он не хочет, чтобы в нашей стране что-то изменилось. В таком случае, нас ждут волнующие времена и незабываемые события.
Его сосед быстро сунул нос в бумаги, пряча улыбку. Я понял, что угадал. Велтистов был долговязый, спокойный и вполне разумный человек, без явных признаков психического расстройства. Слуги народа были все, как на подбор, типичными клерками, не раз описанными в русской классической литературе.
Скрипя перьями, эти ребята отправили на дно русскую царскую империю и не заметили. Теперь эти "кувшинные рыла" работали на СССР. Было ясно, что с их помощью Союз долго не протянет.
Постепенно, мне удалось убедить, Велтистова, что я лишь скромный поденщик, выполняющий доверенную мне высокую миссию сделать из его книги кино. Он снисходительно решил не мешать, чтобы при сдаче редакторам они увидели сценарий в привычном для них виде.
Когда сценарий был готов, он предложил мне зайти на студию Горького к главному редактору Балихину и обсудить с ним условия договора и календарные сроки запуска в производство.
Я так и сделал. Балихин сказал, что Жданова недавно говорила с ним и обещала прислать заказ на производственную единицу - тогда фильм поставят в план. Как только это произойдет, он свяжется со мной и мы встретимся для заключения договора.
Я ждал. Неделя, месяц, два.
Вдруг я узнаю, что по заказу Гостелерадио в Одессе снимается трехсерийный детский фильм “Приключения Электроника”. Режисссер – неизвестный мне Бромберг.
Справка: «Приключения Электроника» — советский детский музыкальный 3-серийный телефильм режиссёра Константина Бромберга. Один из самых популярных детских художественных фильмов за всю историю советского и российского кинематографа. Музыку к фильму написал композитор Евгений Крылатов.
В воскресенье я позвонил домой Велтистову и, стараясь сохранить спокойствие, вежливо спросил как это понимать. Но если бы я был канониром на крейсере “Аврора”, я немедленно послал бы снаряд из главного калибра в здание ЦК.
Велтистов спокойно сказал, что он советует мне помалкивать, иначе кислород вообще перекроют. Эти слова еще раз объяснили мне с кем я имею дело в СССР и стали для меня последней каплей. Остальное было делом техники.
Глава 14
Свинья
- Мы с моей подругой отказались от вегетарианский диеты. - сказал старший сын. - Теперь, иногда, едим мясо.
- Ты ешь свинину? - спросил я.
- Почему ты спрашиваешь? Потому, что это “не кошерно”?
- Поэтому тоже.
- А почему свинина “не кошерна”? В чем смысл этого запрета?
- У древних народов, запреты – табу – не объясняются. Нельзя и – все. - сказал я.
- Но, все же, почему? Я же не древний народ – мне только 22 года, мне интересно. Ты сам хоть знаешь?
- Догадываюсь. Одна из причин была недавно опубликована, как научная сенсация: оказалось, что для трансплантации органов человеку идеально подходит только свинья. Ни одно существо в мире не похоже настолько на человека, по своему анатомическому строению. Почти полное совпадение по типу и расположению органов.
- Значит, запрет из-за того, что это может считаться каннибализмом?
- Не знаю... Но такая близость должна заставить задуматься.
Странно, - подумал я, - в русской культуре, сушествует традиция сравнения человека с животным. Такие характеристики, как “собака”, “корова” или “свинья”, в приложении к человеку, являются негативными. В английской культуре, насколько мне известно, ничего подобного нет.
Я вспомнил, что несколько лет назад читал в новостях про поросенка... Кажется, дело было в Британии, в сельской местности. Молодая семья с маленьким ребенком жила в доме, рядом с которым был бассейн. Как-то, когда глава семьи был на работе, а мамаша была занята на кухне или ответила на телефонный звонок, малыш упал в бассейн и стал тонуть. У соседей был на откорме поросенок, который в этот момент гулял перед домом. Он каким-то образом сообразил, что ребенок тонет, метнулся на соседний участок, бросился в бассейн, схватил зубами ребенка за рубашку и вытащил. Это увидела, выскочившая на шум мамаша.
Благодарная за чудесное спасение семья выкупила у соседей поросенка и тем спасла его от смерти. На имя поросенка была положена в банк сумма, гарантирующая безбедное существование до конца его дней, об этой истории сначала узнала вся Англия, а потом и весь мир. Помню, как меня тогда поразила человечность всех участников событий, включая самоотверженную и благородную свинью. Сравнение с ней было бы для многих честью.
Я расказал эту историю сыну. Мы невнимательны к окружающему миру. Все очень непросто.
Причудливые потоки памяти вдруг унесли меня в страну, которую я покинул четверть века назад и я вспомнил Валерия Харченко. Его привели к нам на курс во ВГИКе (мастерская Герасимова), через полгода после того, как мы начали учиться. Экзамены он не сдавал. Говорили, что у него влиятельные родственники в партийных органах. Харченко, почти сразу, стал секретарем комитета комсомола института, что, в идеологическом ВУЗе, значило не мало. На третьем курсе он решил сделать рывок и, вместо курсовой короткометражки, снять полнометражный художественный фильм “Дама с собачкой”, с известной актрисой И. Савиной в гланой роли. Для этого он объединился с Шадурским, а оператором пригласил Алену Тиссэ, для которой это должен был быть диплом. Отец Алены – оператор, легенда мирового кинематографа, снимал фильмы Эйзенштейна. Как по волшебству, нашлись деньги и киноэкспедиция отправилась в какое-то имение, сохранившееся в средней полосе России, где для съемок были готовые интерьеры. В случае удачи, Харченко мог одним махом оказаться на Олимпе, прямо с институтской скамьи попав “в обойму” успешных советских кинорежиссеров.
Как-то вечером мне звонит мой сокурсник Шадурский и, слегка заикаясь, осторожно расссказывает про то, что у Харченко с Аленой Тиссэ напряженные отношения.
Я хорошо знал Алену – мы учились в одно время, ее мать, Бьянка, была знакомой моей мамы. Алена была домашняя девочка, культурная и воспитанная, с естественным чувством собственного достоинства. Вывести ее из себя мог только редкий хам и наглец. Знал я и моего сокурсника Харченко – самоуверенного, свысока относившегося к тем, кого считал “гнилой интеллигенцией”.
Поэтому, когда Шадурский спросил меня что, по моему мнению, следует ждать и как будут развиваться события, я сказал, что зная Харченко, могу предположить, что будет курс на эскалацию конфликта. Алена относится к делу очень серьезно – это ее дипломный фильм. Для Валеры, который обнаглел от того, что, благодаря покровителям, все складывается в его пользу, независимость и чувство собственного достоинства человека, который, по его мнению, у него в подчинении, будут постоянным раздражителем, а вынужденное общение и изолированность группы располагать к агрессии. В течение месяца, распоясавшись и потеряв контроль, Харченко ударит Алену. После чего начнется страшный скандал, поднимутся все старые мастера, знавшие ее отца и для них защитить дочь Эдуарда Тиссэ будет делом чести. Не смотря на связи, Харченко морально уничтожат и выкинут из института, а фильм закроют. В любом сюжете есть своя драматургия, а в любой драматургии - своя логика. Именно по этой логике и будут развиваться события.
От такой диспозиции Шадурский на какое-то время потерял дар речи, потом невнятно попрощался. Тем временем, шаг за шагом, события приближались к обозначенному мною финалу. Этот день настал: на съемке Харченко ударил Алену, она упала, ударилась головой о какую-то балку и получила сотрясение мозга. Фильм закрыли.
Под давлением возмущенныых мастеров кино, Харченко выгнали из комсомола, разжаловали из секретарей и отчислили из института. Он исчез. Я про него забыл.
Как-то раз, случайно, я встретил его на станции метро “Дзержинская”. Вид его был жалок. Свалявшиеся в паклю, крашеные волосы на голове плохо прикрывали лысину, острый нос еще более заострился и покраснел, в глазах были затравленность, безнадежность и тоска. В серой, грязной куртке, со старой клеенчатой кошелкой он мог без грима и костюма играть персонажа пьесы Горького “На дне”. Он всегда плохо относился ко мне, но я все же поздоровался и из вежливости спросил “как дела?”. Он сказал, что живет на съемной квартире, нет работы, нет денег , молодая жена беременна на последних сроках, положение отчаянное и спросил не могу ли я помочь ему найти хоть какую-нибудь работу.
Я записал номер его телефона и обещал узнать.
Эмиль Лотяну, молдавский режиссер, которого я хорошо знал, недавно запустился с фильмом “Табор уходит в небо” и я подумал, что может быть, ему нужен в группу человек. Я позвонил Эмилю и сказал, что если он еще не нашел второго режиссера, я могу ему предложить встретиться с моим бывшим сокурсником и поговорить. Он согласился.
Я позвонил Харченко и сказал, что он может связаться с Лотяну, сославшись на меня. И если он сумеет произвести хорошее впечатлерние, его возьмут, но надо будет стараться и работать, как лошадь. Лотяну – талантливый человек и фильм, наверняка будет интересным и необычным. В титрах фильма Харченко будет режиссером, а Эмиль без проблем даст ему пару частей для защиты диплома, подтвердив письмом, что эти эпизоды он снимал самостоятельно. Появится шанс получить работу.
Все так и произошло: Харченко в титрах, Эмиль дал материал для защиты, он получил диплом и стал искать работу. Через какое-то время он позвонил мне из Одессы и сказал, что директор студии Збандут даст ему постановку, если он сумеет найти сценариста для доработки провального сценария, на который Студия уже потратила много времени и денег. Если я согласен прочитать, он мне его привезет. Я согласился и он привез. Это был графоманский бред.
- Что-то можно использовать для доработки? - спросил Валера.
- Только знаки препинания. - сказал я. - Надо писать заново.
- Студия согласна заплатить 2 тысячи. Готово должно быть через неделю. Ты можешь сделать?
- Я должен буду отложить другие дела. - сказал я. - Ехать в Одессу и заключать договор на доработку у меня нет времени. Давай договоримся: я сделаю сценарий, а ты им покажешь, заключишь договор на свое имя и привезешь мне деньги домой. Если тебя это устраивает, я через неделю отдам тебе готовый сценарий.
- Договорились. - сказал Харченко. Он почти оправился от уроков Судьбы и в его глазах появились отблески прежней наглой самоуверенности. - Если сценарий примут, я привезу деньги.
Не привез. О том, что в Одессе уже полным ходом идут съемки фильма “Фантазии Веснухина” я случайно узнал, встретив оператора Элизбара Караваева.
Я приехал в Одессу, но Харченко упорно избегал встречи и разговора со мной, раздраженно отмахиваясь и ссылаясь на то, что он занят и у него нет времени. Деньги он не отдал. Через полгода я случайно столкнулся с ним в Москве, у здания Телеграфа на Тверской. Он выходил из дверей, вздрогнул и отшатнулся.
Я сказал:
- Как ты мог так поступить? У меня четверо детей, я должен кормить семью.
Лицо его исказила злобная гримаса и он, с базарной визгливостью, запричитал:
- Ну, ударь меня, ударь! Вот, такой я подлец! Ударь меня!
Я сказал:
- Нет, Валера, я тебя не ударю. Я отложил работу, чтобы тебе помочь. А ты меня обокрал.
- Да, вот такая я свинья! - сразу успокоившись и почти торжествующе сказал он, вновь обретя свойственную ему наглость.
… а потом... Алена Тиссэ вышла замуж и уехала в Норвегию и все у нее хорошо.
Рухнула страна, в ее развалинах все исчезло. Я уехал. Умерла Бьянка. Умерла в Канаде моя мама. Ушел в небо талантливый и безалаберный Лотяну. Выросли дети.
Случайным взглядом иногда соскальзываю в прошлое.
Там - Харченко.
Как она могла не рухнуть?
Глава 15
Искусство - жестокая вещь
Здравствуйте, это я. Так хорошо быть непрактичным — умрешь в нищете. И пускай. И так тебе и надо.
В 1967 Борю Жеребко выгоняли из ВГИКа. Он поступил на режиссерское отделение в мастерскую профессора Герасимова. Где-то валяется фотография, как мы все сидим на скамьях и курносый скуластый Боря снисходительно улыбается сквозь очки. Мы были на Олимпе. А потом Борю выгнали. Что-то он изобразил в своем этюде беспомощно-провинциальное, детское, глупое и претенциозное. На Олимпе такие вещи не прощают и он полетел. А что он мог еще изобразить в свои 18 лет, приехав из Алма-Аты? Он был очень доволен собой. Дома не могли поверить, что он поступил на режиссерское отделение к самому Герасимову!
Когда его отчислили в первую сессию (еще отчислили провинциальную даму Пинягину, ей в коридоре Тамара Федоровна Макарова говорила: "Знаешь, Лена, искусство — жестокая вещь...") так вот, когда его отчислили, он стоял у двери нашей аудитории на втором этаже — просто стоял во время занятий. На перерыве все проходили мимо Бори Жеребко, он перестал существовать. Это было низко. Мы, детдомовцы, так не поступаем. Или мы, евреи... Или мы, романтики... Или мы, идиоты...
Итак, я подошел к нему и спросил:
- Что ты собираешься делать?
Мелкие капельки пота выступили на его верхней губе, он немного заикался.
- Н-не знаю. Домой я возвращаться не могу. Там родные не перенесут этот позор. Выгнали. Все знают, что я поступил. Город небольшой, все знакомы.
- А где ты живешь?
- Пока в общаге, но комендант уже сказал чтобы я освободил комнату. Я не знаю, что делать. Домой возвращаться я не могу. Это исключено.
- Если хочешь, можешь пока жить у меня, — сказал я, — У меня есть свободная комната, можешь пожить, пока решишь, что предпринять.
Он внимательно посмотрел на меня, стараясь понять, шучу я или нет. Может быть это издевка, месть за то, что он иронически-пренебрежительно подтрунивал надо мной, ошибочно принимая меня за наивного болвана — обычную цель издевок для самоутверждения.
- Я постараюсь тебе помочь, — сказал я, — Посмотрим, что можно сделать. Я поговорю с Герасимовым.
Он недоверчиво и удивленно смотрел на меня.
- Ты? Поговоришь с мастером?
- Да. Запиши адрес, бери свои вещи и приезжай.
Потом он долго у меня жил, я поговорил с Сергеем Апполинариевичем, сказал, что Жеребко домой вернуться не может, живет у меня и надо что-то придумать, как-то его устроить. Может быть, на сценарно-киноведческий? Нельзя же просто взять человека и вышвырнуть на улицу! Мастер внимательно выслушал меня и согласился.
- Выясни кто ведет первый или второй курс… - сказал он.
- Крючечников. Я с ним поговорил, он не возражает, чтобы оформили перевод.
- Хорошо, я поговорю на кафедре.
Борю устроили на курс к Крючечникову.
Я писал за него курсовые работы и печатал их на старой машинке "Континенталь", которую мне подарила Татьяна Георгиевна Кузнецова, знаменитый московский адвокат.
Он вернулся в общежитие. Шло время. Мы закончили ВГИК, он уехал домой, стал работать на "Казахфильме" редактором научно-популярных и документальных фильмов и писал сценарии о передовых чабанах и покорителях целины и этим кормился. Как-то он прислал посылку со знаменитыми алма-атинскими яблоками. Я был тронут.
После конфликта с московскими чиновниками я потерял работу и красавец кыпчак, печальный умница, эрудит и поэт Олжас Сулейменов, ставший председателем Госкино Казахской ССР, дал мне возможность снимать на "Казахфильме".
Я принес сценарий "Нужна собака-поводырь" о подготовке собаки для слепого. Она должна самостоятельно принимать решения и быть доброй — ведь от нее зависит жизнь человека. Инструктор долго гуляет со щенком, беседует, рассказывает об устройстве мира — любовь и гармония управляют Вселенной. И собака все понимает и верит ему.
Как-то они случайно оказываются рядом с питомником, где дрессируют служебно-сторожевых собак и учат их рвать людей.
Так собака-поводырь — шотландская овчарка колли — впервые сталкивается с немецкими овчарками. У нее начинается глубокая депрессия. Она разочарована в жизни. Все оказалось не так. Инструктор терпеливо объясняет, что наряду с добром существует зло. Надо иметь силы противостоять.
Боря Жеребко попросил меня, чтобы я взял его редактором на картину. Из научно-популярного кино (на профессиональном жаргоне «болты в томате») это был шанс прорваться в художественное.
Я согласился – ну конечно, Боря...
Я чувствовал к нему симпатию — может быть потому, что когда-то ему помог. И еще: мы — ВГИКовцы. Кинематографисты … Да ... мы...
Несколько лет на своей камере «Аррифлекс» я снимал фильм. Кончились деньги, пришлось самому оплачивать и пленку, и проявку. Со мной работал Турсун Бейсенов, режиссер.
Олжаса сняли с работы. Он был для них слишком слишком умен и интеллигентен. Его книга "АЗ и Я" была изъята и уничтожена: свободомыслия ему не могли простить. Времена становились все более неопределенными, Политбюро усердно закручивало гайки и крутило их, пока не сорвало резьбу.
Я поставил в монтажной раскладушку и ночами монтировал материал, не думая, что будет дальше. Часть за частью выстраивался фильм. Сделали сведение звука, рабочая копия была готова к сдаче на двух пленках – изо {изображение} и фонограмма.
Был назначен день показа. В зал набилось битком народа. Просмотр прошел в полной тишине. Люди молча выходили из зала, опустив глаза.
После просмотра мы остались втроем - я, Бейсенов и Жеребко.
- Н-ну, что тебе сказать... — сказал Боря и замолчал.
На верхней губе выступили капельки пота, он поправлял очки и сильно волновался. Потом посмотрел на меня и сказал:
- Это гениальное кино. Завтра можно везти на любой фестиваль, и это будет фурор. Такого еще не было. Для Казахстана это может стать национальной гордостью. Это - мировой класс. Но завтра с утра я пойду на прием к председателю Госкино и скажу, что это антисоветский фильм и его надо уничтожить. Никто не должен его видеть. Если я этого не сделаю, я потеряю работу. Я знаю, что это подлость, но у меня семья, маленький ребенок, и я должен их кормить.
- Хорошо, – сказал я. – Делай то, что считаешь нужным. У каждого свои представления о долге. Какое это имеет значение?
Он так и сделал, Боря Жеребко. С капельками пота на верхней губе. Он очень боялся.
Фильм закрыли, рабочую копию уничтожили, материал арестовали – даже не поленились отправить к Турсуну домой местных пинкертонов и, пригрозив лишить работы и уморить голодом семейство, забрали негатив.
Прошло много лет. До меня дошли слухи, что Турсун Бейсенов из уцелевших пленок что-то собрал, из остатков нашего кино...
Я не раз с тех пор спрашивал себя: - Поумнел? М-м-м?
Смотрел в зеркало и с улыбкой качал седой головой.
Глава 16
КЛОУНЫ ЗАХВАТЫВАЮТ ВЛАСТЬ
о природе и легитимности власти
Нельзя понять, что происходит на постсоветском пространстве, если не знать тщательно скрываемые исторические факты.
Со времени реформ 1861 года до первой русской революции 1905 года, последовавшей после расстрела мирной процессии в кровавое воскресенье 9 января, прошло всего несколько десятилетий. Дети недавних рабов достигли среднего возраста, но земельная реформа так и не последовала. Существовала идея выкупить земли у помещиков и продать в рассрочку крестьянам, но непонятно было кто и сколько должен был за это платить и кому. В аграрной, крестьянской стране освобождение без земли означало нищету и полную зависимость от землевладельцев. За мизерную плату крестьяне обрабатывали помещичьи поля и урожай продавался за границу.
В России крестьянство находилось в положении бесправных, умирающих от голода или полуголодных рабов вплоть до шестидесятых годов ХХ века.
Так называемая буржуазная (февральская) революция была семейной склокой, (между «старым двором» и «новым или молодым двором»), которую устроила вдовствующая императрица, мать царя, с целью передать престол его брату, которого она считала более сильной и волевой личностью.
Уставший от семейных конфликтов, одним из которых была Первая мировая война, (дядюшка Вилли - кайзер Вильгельм - был близким родственником), царь отрекся от престола. Среди множества политических партий, лишь одной руководил человек, имеющий с режимом не идейные разногласия, а личные счеты (его брат был повешен). Он планировал не изменение строя, а уничтожение всех классов, составлявших основу государства. Его цель и методы не была политическими. Это была месть. Основным методом он провозгласил разрушение страны до основания. Не режима, не государства, а страны. Именно с этой целью был организован переворот и только этим объясняются последствия террора.
Не колеблясь, Владимир Ульянов согласился на тайное соглашение с Германией, без малейших сомнений брал деньги от грабежей, развязал гражданскую войну и геноцид. Он оправдывал это туманными картинами будущего счастья человечества, но это была месть. Он обещал мир – это была ложь. Он обещал землю крестьянам – это была ложь. Он был умен, хитер, блестящий актер. Захватив власть, он, зная вкусы простонародья, талантливо изображал «простого, скромного, доброго человека». Товарищи по партии, которую он организовал и где была железная дисциплина, а отступничество каралось смертью, знали, что стоит за «добрым прищуром ленинских глаз». Эта правда тщательно скрывалась. По его требованию на территории «советской» страны готовились кадры будущей немецкой военной машины, которая меньше, чем через 15 лет залила кровью полмира. Фашистские концлагеря, вся система управления, даже красный флаг были позаимствованы из советской системы. Офицеров гестапо учили офицеры НКВД.
До октябрьского переворота большевистская партия была посмешищем, а ее функционеров воспринимали, как клоунов. О том, что большевики на содержании у немцев писали журналы и газеты, на эту тему публиковали карикатуры. Все потешались, читая фельетоны о том, как нагло и нелепо они вели бы себя, если бы каким-то чудом получили власть. Это казалось немыслимым. Никому не могло прийти в голову, что эти клоуны могут быть смертельно опасны, что сюжеты фельетонов станут реальностью, а будущим страны – геноцид. В стопятидесятимиллионной крестьянской стране несколько тысяч «партийцев» под руководством бандитов, промышлявших грабежами и состоявших на довольствии у немецкого генштаба, не могли рассчитывать на сколько-нибудь серьезные политические позиции или большинство в выборных органах. Но они и не рассчитывали побеждать на выборах. Во главе Временного Правительства был революционер-социалист, друг детства Ленина, разделявший его идеи и втайне помогавший ему. Присяжный поверенный Керенский был среди группы юристов, защищавших в суде первый СОВДЕП.
Именно он отдал приказ об аресте царя и его семьи, именно он саботировал все решения, касающиеся разумного устройства управления страной в военное время, именно он настаивал на продолжении войны, когда страна катилась в пропасть. Когда о предательстве большевиков уже говорили на всех углах, военный следователь Соколов закончил расследование дела об измене в военное время. Керенский сдал большевикам власть и правительство, а Ленин дал старому приятелю возможность спокойно уехать за границу и, в дальнейшем, его никто не беспокоил.
Когда царь отказался от престола в пользу брата и тот тоже отказался, Россия перестала существовать как самодержавное государство и власть на местах перешла к советам. Это была советская, то есть гражданская, выборная власть. Рабочие, крестьяне, солдаты, представители различных партий выбирали делегатов в органы самоуправления. Большевики, которых в советах было ничтожно мало, после переворота десятилетиями внушали, что их власть была и есть советская.
Советы – от слова «советоваться». В советах, избранные народом представители, принимают решения от имени граждан. Так устроена система власти во всех цивилизованных государствах. Это называется демократическая форма правления. Большевики утверждали, что советская власть - это их, партийная власть. Это была ложь. Семьдесят лет большевики уничтожали советскую власть и, уничтожив, в очередной раз ограбили и поработили страну, бандитски сменив вывеску «пролетарской революции» на «демократию» и «капитализм».
У них не было политических целей, а единственная цель - власть над порабощенным народом и принадлежащими ему природными ресурсами. Вчера они разделяли общество на богатых и бедных и, от имени бедных, объявляли «мир хижинам, война дворцам!», сегодня они владеют дворцами и обрекли граждан на нищету. Отказавшись от интернационализма, они делают ставку на национализм.
Они применяли в прошлом и применяют сейчас римскую формулу: «разделяй и властвуй». Их партия, организованная, как преступная «бригада», десятилетиями уничтожала страну и общество, вырезая целые классы.
Восемнадцать миллионов членов партии, которые совершенно искренне верили в «дело строительства социализма», оказались ненужным балластом для рвавшихся к богатствам страны главарей.
Миллионы наивных, обманутых мечтой о вселенской справедливости людей, были выброшены за борт. Во власти оказался криминал, сбросивший партийную маску, который с 1917 года он уничтожал гражданское общество и гражданскую власть – власть Советов. Чтобы окончательно уничтожить эту власть, ему пришлось уничтожить промышленность, сельское хозяйство, науку, культуру, природу, вооруженные силы, органы государственной безопасности - то есть все составляющие государства и, в очередной раз, огранизовать геноцид.
В центре этой многажды обманутой и ограбленной страны, в окружении красных звезд – каббалистического знака Сатаны – лежит мертвец, мстивший за казнь брата.
Глава 17
Лоза
Справка. Источник: Интернет.
В Казахстане принята точка зрения, согласно которой деление на Ак и Кок Орду относится только к восточной части улуса Джучи. Соответственно, под Кок-Ордой понимается улус сына Джучи Шибана, расположенный между западным крылом Золотой Орды и улусом Орду Ичена, на территории современного западного Казахстана.
К концу Х века в степях Казахстана меняется политическая обстановка и власть переходит к кыпчакам. В начале XI века. они вплотную продвигаются к северо-восточным границам Хорезма, вытесняя огузов из низовьев Сырдарьи и заставляют их переселяться в Среднюю Азию и степи Северного Причерноморья. К середине XI в. кыпчакам подчинялась почти вся обширная территория Казахстана, за исключением Семиречья. Восточная граница их остается на Иртыше, западные пределы достигают Волги, на юге — района реки Талас, а северной границей служили леса Зап.Сибири . В этот период вся степь от Дуная до Поволжья называется Дешт-и-Кыпчак (Кыпчакской Степью).
В XI веке после разгрома хазар князем Киевской Руси Святославом Игоревичем (965 г.) и с ослаблением огузов, кыпчаки-половцы начали переселяться в более плодородные и теплые земли, вытеснив печенегов и часть северных огузов. Подчинив себе эти племена, кыпчаки пересекли Волгу и дошли до устьев Дуная, таким образом став хозяевами Великой Степи от Дуная до Иртыша, которая и вошла в историю как Дешт-и-Кыпчак.(около 1200 г.)
По существующим источникам, кыпчаки, канглы и туркмены были элитой в армии хорезмшахов.
Кыпчаки-мамлюки защищали Святую Землю от крестоносцев.
Когда монголы захватили Дешт-и-Кыпчак, кыпчаки стали основной силой Золотой Орды. Под натиском монгольских племен группа западных кыпчаков ушла в Венгрию и Византию. Часть кыпчакских племен осталась на территории нынешнего Казахстана и в составе казахов до сих пор есть племя "кыпчак", таким образом кипчаки вместе с другими тюркоязычными племенами участвуют в этногенезе казахов. Первоначально Казахский улус (Казахское ханство) был военно-политическим союзом группы племен Восточного Дешт-и Кипчака, отколовшихся от массы родственных племен и возглавленных одной из ветвей династии Чингизидов. Этническая консолидация этих племен в рамках одного государства и под управлением одной династии (потомков Джучида Урус-хана) и стала тем процессом, в ходе которого и в результате которого обозначались новые уже не политические, а этнотерриториальные структуры – жузы (буквально “сто”, “сотня”).На этих обширных землях обитали основные объединения Среднего жуза: кыпчаки, аргыны, найманы, кереиты, конраты, уаки. В образовании казахского народа наиболее важна роль кыпчаков, имя которых носили многие века племена, кочевавшие на территории от Ертисадо Тена (Дешт-и-Кыпчак).
Согласно сообщению балхского историка Махмуда ибн Вали “Бахр ал-асрар”, Ак-Орда, одно из административных подразделений Джучиева Улуса (Золотой Орды), была также известна под названием Йуз-Орда.
Алма-Ата. Тихий, приятный, нежаркий летний день. Я сижу за столом в квартире Олжаса Сулейменова, пьем чай. Олжас – высокого роста, хорошо сложенный красавец, принадлежит к одному из древнейших и уважаемых родов – он кыпчак. Он великолепно знает историю и культуру Азии, прекрасно говорит по-русски, талантливый поэт и писатель. Ему нелегко далось публичное покаяние за его интереснейшую книгу “Аз и Я”, к которому его вынудили совпартидиоты.
В открытое окно долетает ласковый ветерок с гор, приносящий почти неуловимый запах яблок.
По восточной традиции, хозяин занимает гостя беседой.
Речь заходит о древних традициях и современных - “научных” взглядах на них с материалистической точки зрения.
Глядя в окно и словно прозревая задумчивым взглядом прекрасных умных глаз через акварельную зелень городских кварталов далекие горы, он, изредка прихлебывая из пиалы легко заваренный зеленый чай, рассказывает:
- Был в одном кыстау старик лозоискатель. Он занимался этим всю жизнь. Его отец и дед и дед деда искали в степи воду. Его знали и, когда нужно было рыть колодец, люди к нему обращались. Он никому не отказывал. Платили на свое усмотрение: кто сколько может.
Он приходил с прутиком, шел, держа его перед собой, потом говорил: здесь. И всегда безошибочно. Но кому-то это не понравилось - его вызвали и сказали, что надо это прекратить, прекратить распространять всякие антинаучные суеверья и предрассудки. Если нужно, геологи найдут воду, приедут и пробурят скважину. А он лучше пусть занимается своим делом: пасет своих овец и не забивает людям головы всякой чепухой. Старик выслушал это, опустив голову, кивнул и ушел.
Через какое-то время к нему опять обратились с просьбой найти в степи воду, очень просили и он не смог отказать. Пошел со своим прутиком и показал где. То ли кто-то донес, то ли специально сделали провокацию, но вскоре за ним пришли, увели, судили и посадили в тюрьму.
Через три года он вернулся и стал жить как прежде - тихо и неприметно. Больше искать воду не соглашался – урок усвоил. Как-то в районе случилась засуха. Начальству срочно нужно было найти воду – была сильная жара, в степи высохла трава, скот умирал от жажды. Прислали геологов. Они на больших машинах ездили по степи, без устали бурили скважины, но воду найти не могли, хотя обширный участок степи был весь в дырках, как швейцарский сыр. Тут вспомнили старика, который всегда находил воду и послали за ним от имени районного начальства.
Выслушав посланных, старик сказал:
Раньше я правда этим занимался, но мне объяснили, что это не научно и так воду найти нельзя. Нельзя распространять предрассудки. Воду должны искать геологи. У них есть книги, там все написано и они знают где искать. Разве палка может показать где под землей есть вода? Такие вещи делать нельзя. В ответ на уговоры старик больше не проронил ни слова и посланные удалились ни с чем. Более кратко, талантливо и образно вынести режиму приговор было невозможно. Олжас рассказал в тот день еще одну великолепную и очень личную историю и на вопрос: “почему он все это не запишет и не издаст?” он, почти незаметно улыбнувшись, тихо сказал: - История умирает на кончике пера, превратившись в грязную каплю чернил.
Мaздaк, ПОКЛОНЯЮЩИЙСЯ МАЗДЕ КАВАД, БОГ, ЦАРЬ ЦАРЕЙ АРИЙЦЕВ И НЕАРИЙЦЕВ, ИЗ РОДА БОГОВ, СЫН БОГА ПЕРОЗА, ЦАРЯ, ПРИНИМАЕТ ПРИВЕТСТВИЕ ЗЕНОНА, КЕСАРЯ РУМА
Губы царя сжаты. Невидимый голос падает с неба. Только сейчас видит сенатор крылья орла на золотой короне. Тусклые железные пластины перьев в пять рядов - древний царский знак Эрана еще со времен Ксеркса… На тахте за низким сирийским столиком сидели несколько человек, среди них хозяин вчерашнего каравана. Леонид Апион поздоровался со всеми и сразу заговорил о деле. Как понял сенатор, речь шла о крупной партии китайского шелка, который сушился сейчас во дворе. Часть его предназначалась для отправки в Константинополь, но Леонид Апион сразу стал настаивать, чтобы в империю отправили весь шелк. Сейчас перемирие с европейскими варварами, и многочисленные конунги их платят наворованным в Риме золотом не считаясь. Компания выиграет дополнительно по четыреста, а то и по четыреста двадцать драхм на мешке сырца. С самого начала внимание сенатора привлек большой иудей с властным лицом, которого называли мар Зутра. Все склонились к тому, что сырец следует сразу отправить в Византию. Ромейские мастера лучше знают вкусы своих патрицианок. А отходы они так раскрашивают, что готские королевы визжат от радости. К тому же персидские шахрадары платят столько, сколько сами пожелают. Мар Зутра внимательно выслушал всех. Нет, сказал он, мы не можем все переправить ромеям. Царь царей охраняет нашу торговлю и мастерские, которые дают ему доход. Но разве один он над нами? Если мы перестанем отделять из своих товаров знатным людям государства Эраншахр, то усилится их ропот против нас. И гонения снова пойдут на христиан и иудеев, как при великом Шапуре или еще недавно -- при Бахраме Пятом и вазирге его Михр-Нарсе. Сможет ли сейчас молодой царь защитить нас? Жены и дети наши здесь, прах наших отцов в этой земле. И разве не лишим мы еды своих единоверцев, которые ткут парчу в Ктесифоне и Бет-Ла-пате? Вот если бы уважаемый сотоварищ Леонид Апион из Рума организовал в императорской Антиохии или Киликии выкормку этих шелкородящих червей, компания на одних пограничных сборах выиграла бы вчетверо. Другой наш уважаемый сотоварищ Авель бар-Хена-нишо привез вчера из своего долгого пути саженцы тутовника с гигантскими листьями, который растет на островах за Китаем, в стране Восходящего Солнца. Тепло и влага на тех островах чередуются так же, как в Сирии… Сенатор сам не заметил, как пересел к столу и начал ощупывать плотные коконы, похожие на птичьи яйца. Лишь пальцами можно было ощутить невидимые волоски, которые тянулись из них. Когда-то из-за этих червей великий вазирг Михр-Нарсе закрыл границу для христианских богомольцев. Будто бы они в посохах пронесли коконы для расплода в империи, и казна царя царей лишилась трети серебра за провоз шелка из Китая. Нет, не в том дело. Граница Эрана с империей тянется от одного конца света до другого, так что посохи для тайного проноса были ни к чему. Просто надо было персу отвадить своих христиан от Византии...- А сколько времени нужно, чтобы выросли саженцы? -- спросил неожиданно для себя сенатор. Мар Зутра так, словно ждал этого вопроса, объяснил, что на третий год уже можно использовать крайние листья. От нормальных подстриганий тутовник лучше растет. А белые коконы идут в один вес с червонным эфиопским золотом.
- Торговля - не просто барыш, - добавил он вдруг по-гречески с чуть слышной арамейской певучестью. - Напрасно стараетесь забыть вы своего Одиссея. При этом иудей покосился на партийную повязку сенатора. Уезжая, Агафий Кратисфен протянул ему руку. Сегодня он все делал помимо своей воли. Обратно поехали через базар, и сопровождал их Авель бар-Хенанишо, сириец из каравана. Возле несторианской церкви сенатор спросил, почему она без приличествующих украшений. - Для нас Христос был страдающим человеком, а не богом, - тихо и убежденно ответил Авель бар-Хенанишо. - Наша церковь гонимая. По заветам Учителя противостоит она скверне мира. А есть ли скверна хуже власти? Кнут в руки взяли вы в Риме и Константинополе, забыв, что подлинная сила - в сострадании. Логика кнута самым коротким путем приведет вас к дьяволу. - Но интересы пропаганды учения среди язычников требуют золотить купола божьих храмов, -- заметил сенатор. - В пещерах одержало победу слово божье, - возразил сириец. - Идолы нуждаются в позолоте, не бог. Авель бар-Хенанишо свернул в ковровые ряды базара по своим делам. Сенатор почему-то поехал к языческому храму. Но пророка с удивительными речами там не было. Люди на площади лежали тихо. Куб храма был слеп и холоден. Уже подъезжая к наружным воротам дасткарта Спен-диатов, они увидели толпу. Рабы волокли кого-то, пиная ногами и встряхивая. Это был голый цыганенок, что дразнил стражников возле Ктесифона. Он так, видно, и не попал в город. Седая растрепанная женщина с плачем тащила за крыло придушенную курицу, которую хотел он украсть. Дети забегали с боков и бросали в цыганенка камни. На вытоптанной площадке перед домом старшины поселка стоял раб с топором. Принесли горшок с земляным маслом, которое останавливает кровь. Цыганенка прижали коленом к земле, а правую руку растянули на пне карагача. Раб примерился взглядом, приподнял топор. Гибкая плеть перехлестнула вдруг ему руку, рванула кверху. Топор врезался в песок… Всадник с полузакрытым лицом сделал знак отпустить вора. Он выехал, видимо, из ворот дасткарта. Сзади на дороге ждал его другой всадник, тоже без отметок на одежде. Надсмотрщик с плоским неприятным лицом, который держал коленом цыганенка, стал кричать, что они по закону наказывают вора. Всякий порядок нарушится, если спускать с рук. Они - люди Спендиатов и сердце вырвут тому, кто станет мешаться в их дела. Трое здоровенных рабов подступили сзади. Всадник молча поднял коня на дыбы и протянул плетью через все лицо кричавшего. Тот сразу успокоился и стал отступать спиной к калитке. Цыганенка и след простыл. Поворачивая коня к дороге, всадник бросил быстрый взгляд на ромеев. Башлык сдвинулся в сторону, и сенатор увидел красивое твердое лицо со светлым пушком вокруг рта. Агафий Кратисфен вздрогнул, потер себе глаза, но всадник уже поскакал. В первый раз он ел белую болотную пшеницу из Индии. Продолговатые жемчужные зерна разбухли и пропитались жиром. В сочетании с сочным мясом и сладкими кореньями они таяли во рту и не отягощали желудка. Как всегда, у персов горами были насыпаны белый и цветной виноград, колотый миндаль, фрукты. Пили выпаренное армянское вино, настоянное на таврском дубе. Рабы бесшумно разносили узкогорлые благородные кувшины с восковой печатью города Двин. На этом вине разорялись когда-то римские кутилы. Персы выпивали его целыми кубками. Обычное вино они тоже пили из золоченых рогов по-варварски, не разбавляя в необходимой пропорции водой. Оттого и произошел скандал. Когда персидский певец - гусан - начал первую по закону песню в возвеличение царя царей, то Фаршедвард Карен, младший брат Зармихра, прыгнул с ложа и вырвал у него из рук чанг для аккомпанирования.
- Имени жугута пусть не слышат благородные стены! - закричал Фаршедвард и по-арийски мерзко выругался. Сенатор все понял. Жугутами здесь в поношение звали иудеев. Сыном Ездигерда Первого от иудейки был Бахрам Пятый - знаменитый прадед нынешнего царя царей. Бахрам Гур, дикий осел, как прозвали его за буйство в бою и в постели. И Гург называли его, что значит волк. Тянет персидских царей на иудеек. Еще предок их Ксеркс Ахеменид влил иудейскую кровь в царские жилы. Эсфирь, как явствует из писания, была ему дороже первого министра. Персы освободили народ божий из вавилонского плена, и особый день в честь персидского царя празднуют иудеи. Стратиг Зармихр сидел прямо, неподвижно. Лицо усмирителя Кавказа было мясистое, широколобое, с солдатскими морщинами у рта. И вправду в нем проглядывало бычье. Эрандиперпат тоже молчал, глядя куда-то вверх. Кроме быка на родовых кулонах сидящих скалились в большинстве тигр и черная пантера. Не видно было ни одного леопарда Михранов. Из знатных людей Эрана не было знаков гирканских Испахпатов, Суренов, Зиков. Молодой Карен продолжал выкрикивать что-то плохое, теперь уже о главном вазирге Шапуре.
Непрочно все было в государстве персов.
"Маздак" — исторический роман Мориса Симашко, вышедший в 1968 году в Алматы.
Сюжетно роман посвящён времени крушения рабовладельческого строя на Ближнем Востоке, наполненного многочисленными войнами и социальными потрясениями. Как отмечает автор предисловия З. Кедрина, в романе, через достоверное изображение кровавого террора, выражающегося не просто в подавлении революционного движения, но и в изощрённой жестокости убийств ближайших сподвижников Маздака и царя Кавада и нравственном растлении всей их среды, а также в установлении изуверского надзора со стороны специализированных отрядов, которые носят чёрные рубахи, проявляются черты фашизма. В этом плане Кедрина также отмечает потрясающие воображение сцены террора, когда прямо возле подножия трона всё ещё живых сановников протыкают железными крючьями (их тела назывались «нечистыми») и волокут в темницы и тюрьмы («башня Молчания»). Простых же людей, в том числе крестьян и ремесленников, предварительно до опьянения накормив размоченной в вине пищей, топчут слонами или режут, направляя целыми шеренгами под ножи специальных отрядов в чёрных кожаных куртках.
"Один раз прочесть - и никогда не забыть. История развала страны, который повторили Германия, СССР и другие, считавшие полную свободу убийства благом."
Глава 18
Прометей
Любезный Друг! Есть счастливая новость: ты избран! Я, жрец и Судья Израиля, последний воин и поэт Леванта, чей род выше родов ныне живущих царей и королей, прямой потомок Моше - приемного сына дочери фараона Египта, имевшего высшую степень посвящения и высшую власть, избрал тебя, чтобы приоткрыть твоему взору то, что всегда скрыто от простых смертных. Ты избран из прочих гоим (народов) не в силу твоих достоинств, а по знаку родства и товарищества, потому, что когда-то я породнился с тобой кровью человека пустыни, преступив древние запреты.
Движением руки я раздвину перед тобой тяжелые темно-синие льняные завесы и брошу на стол камни. Не на доски кину я серые, тусклые алмазы в засохшем голубом кимберлите, а на бархат, черный, как ночь над Иерусалимом, сияющие бриллианты совершенной огранки, в которых свет давно угасших звезд.
Золото и бриллианты всегда ценились немеркнущим в веках блеском. Но намного дороже ценились тайные знания, за которые были готовы платить не только золотом, но и человеческими жизнями.
Тот, кто владеет информацией, тот владеет миром. И это правда. Из-за одного слова могут возникать и исчезать царства. Поэтому, то, что я намереваюсь тебе сказать, не имеет цены и я не прошу ничего взамен на свой подарок.
Садимся же на неоседланных арабских коней – свободных, как ветер и игривых, как дети и погрузимся в волшебный мир отражений, где обычное и знакомое вдруг поворачивается тайной, сияющей гранью и поражает воображение.
Чутко прислушиваясь к малейшему движение всадников и весело подчиняясь легкому прикосновению голеней, они промчат нас по удивительному древнему миру и ветер истории будет развевать наши хламиды. Я, Арье бен Моше – Лев, сын Моисея, открою тебе то, что скрыто от взглядов других, как скрыт цветущий луг от взгляда погруженной в корыто свиньи. Мясо ее есть нельзя – всем рылом погружена она в материальные заботы и по анатомии ближе всего к человеку. Вперед!
Мир тебе! Война не прекращается и не прекратится никогда. Ничего страшного в этом нет – это законы присутствия на планете. День побеждает ночь, ночь уступает дню. Зло губит добро, возмездие уничтожает зло.
Я, человек из древнего жестоковыйного (не склоняющих голову) племени воинов Всевышнего объясню тебе почему я избрал тебя в свой народ и защищал – ты был простодушен до наивности и наивен до беззащитности.
Об этом говорил Иешуа, который пришел не отменить Закон, но объяснить его, о чем сказал в Нагорной Проповеди:
"Блаженны нищие (бедные в крайней стадии) духом, ибо их есть Царство Небесное."
"Блаженны плачущие, ибо они утешатся."
"Блаженны возжелавшие и жаждущие правды, ибо они насытятся."
"Блаженны милостивые, ибо (они) помилованы будут."
"Блаженны чистые сердцем, ибо Бога узрят.
"Блаженны миротворцы, ибо будут наречены сынами Божиими."
"Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное."
"Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня.
Слова эти были признесены для неутомимых воинов пустыни, избранных Богом себе в народ. В Старом Завете Всевышний говорит, что другим народам было предложено, но они отказались так как уже избрали себе богов. И началась Битва Богов, в результате которой почти все народы признали власть и Силу руки Господа Бога Израиля. Израиль – это не государство, а народ. Государство – это “Земля Израиля”.
Израиль с глубокой древности был рассеян. След его двенадцати колен находили то в Японии, где в древнем синтоистском храме вдруг нашли начертанную на стене надпись на иврите и, даже показывают могилу Христа. Есть упоминание о Нем в древних тибетских книгах, где описывается Его посещение Тибета. Белуджи и пуштуны – афганские племена, принявшие Ислам, - встают при упоминание имени Моисея, считая Его своим родоначальником. Дюк Редберд, один из вождей канадского племени индейцев Оджибуа, рассказывал мне о древней легенде, почти полностью повторяющей притчу о Христе. 5 миллионов людей, исповедующих иудаизм, тысячи лет живут в Индии. Все арабские народы являются сводными братьями евреев по отцу.
В конце ХХ века в Италии провели исследование, чтобы выяснить влияние 2000-летней еврейской общины на генофонд. Оказалось, что в итальянцах около 80% еврейской крови. Это рассказал мне мой друг, венецианский барон, поэт и философ, живущий в Канаде. Он познакомил меня с прелестным парнем, бардом и поэтом, потомком короля Артура, в семье которого, в Великобритании, в старом шкафу валяются древние грамоты и документы рыцарей круглого стола. Это - старая европейская аристократия, люди образованные, милые и скромные, работающие, как правило, в искусстве. Грузинские цари из рода Багратиони происходят из дома еврейского царя Давида, что отражено на их гербе. Документальный фильм о живущих в Европе представителях этой династии, снимал в Испании и Франции живущий в Канаде сын моего друга из княжеского кахетинского рода, имеющего родственные связи с Багратиони. С его отцом, кинооператором, классиком советского кино, мы работал на “Мосфильме”.
Чтобы владеть информацией, надо иметь хорошую память. Слету, на десятки лет запоминать факты, имена, события и легко вспоминать в нужный момент имя и образ человека, имена и биографии его родных, знакомых и друзей, сказанные им слова, совершенные им поступки. С таким взглядом на мир, ты можешь видеть, словно на ожившем глобусе, все былые и нынешние события и, если сочтешь нужным, осторожно вмешиваться в них, не нарушая их хода.
Об этом написал когда-то Булгаков в романе “Мастер и Маргарита” - единственный русский писатель, который понял смысл написанного евреями и уловил дуновение иудейской пустыни на пыльных московских улицах.
Понимание власти у евреев и гоим - речь не о Березовском и Ельцине – различно. Знаменитый царь Соломон мог познакомиться на винограднике с бедной девочкой Суламифью и придти к ней в ее каморку, чтобы возлечь на ее ложе. Великолепно написал об этом Куприн в рассказе “Суламифь”.
Римляне, считавшие императора богом испугались Иешуа, который объяснял на площадаях, что Бог – Отец наш – един и царство Его не в Риме и все происходит по Воле Его. Если бы Пилат, которому об этом донесли, не приказал Его распять, распяли бы Пилата.
Я не раз бывал в Грузии и там услышал легенду:
почти 2000 лет назад в Мцхета, древней столице Грузии, жил старый еврей, коэн (жрец)и его сестра. Когда весть о суде над Христом достигла Грузии - страны, которая одной из первых приняла христианство, сестра сказала ему: - Иешуа хороший человек, раввин. Страна оккупирована, римляне хотят Его убить за отказ признать императора Богом. Пойди в Иерушалаим, поговори с жрецами, постарайтесь Его спасти.
Он послушался ее и отправился в Землю Израиля. Через какое-то время он вернулся, передал ей рубашку Христа и сказал: - мы пытались сделать все возможное. Но римляне Его убили. Он действительно был прекрасным человеком и призывал народ к добру. Там война, римляне убили Его персидской казнью – распяли. Мне отдали Его рубашку - храни ее.
Старик умер. Его сестра завещала положить с ней в гроб рубашку Христа. Там, где она похоронена стоит древняя церковь, на стенах старинные фрески, рассказывающие эту историю. На полу каменные плиты с именами грузинских царей Багратиони из рода царя – пастуха Давида: там они завещали хоронить себя. Посредине этого небольшого храма стоит простое деревянное кресло – трон патриарха Грузии. По счастью, большевики не успели уничтожить эту церковь, как уничтожили многие церкви в России.
Из Интернета:
"Интересное свидетельство есть у грузин: Место для строительства храма было выбрано святой Нино. Здесь был захоронен хитон Христа (рубашка, в которую был одет Иисус Христос во время распятия на кресте). При распятии в Иерусалиме находились два еврея из Грузии: Элиоз Мцхетели и Лонгиноз Карснели. Именно Элиоз привез хитон Христа во Мцхету. Первым, кто встретил Элиоза в Мцхете, была его сестра Сидония.
Она приняла от него хитон, прижала к своей груди и тотчас умерла. Ее похоронили вместе с хитоном. На этом месте построили первый, деревянный храм – Светицховели. Слово “свети-цховели” значит «живой столп».
Живым он назван потому, что во время строительства храма случилось чудо: из ели, выросшей на могиле Сидонии, был сделан столп, который никак не могли установить на нужном месте. Всю ночь святая Нино молилась, а утром с неба спустился юноша, вознес столп в небо и затем столп сам опустился на свое место. Главой картлийской церкви стал Иоанэ, посланный византийским императором Константином в Картли вместе с двумя священниками и тремя дьяками."
Имеющий уши, да услышит. Уже давно никто не оспаривает существование Ноосферы. О ее существовании жрецы высшего посвящения знали тысячи лет назад. Доступ к знаниям был жестко ограничен – знания это оружие.
Пожар, в котором во Вторую мировую войну погибли миллионы евреев имел еще один впечатляющий результат:
Энштейн написал Рузвельту что надо делать атомную бомбу. Президент США его услышал. Только капитуляция избавила Берлин, Мюнхен или Франкфурт от судьбы Хиросимы. Американские евреи ценой своей жизни передали русским секрет бомбы, чтобы спасти Москву и Питер от судьбы Мохенджо Даро.
В древней китайской книжке (Дзен) “ Ослы не выдерживают пинка слона-дракона” о том, что знания защищены, написано: “кто скажет – не знает, кто знает – не скажет”
После убийства Христа, все дороги римской империи были уставлены крестами с распятыми христианами, в римском Колизее травили евреев-христиан дикими зверями. А через триста лет римляне приняли христианство и, чтобы сохранить власть над миром, отделили Ватикан от государства. Поняли, что высшая власть – это не легионы, не покоренные народы, не "пиры у Трималхиона" (о чем с прелестным юмором писал Ювенал), не корабли, груженные виссоном, слоновой костью и рабами, а, как написал Толстой, добровольное подчинение одного человека другому.
До понимания этого потомкам неандертальцев, населявшим дикие леса Европы, предстояло пройти через людоедство и аутодафе Святейшей Инквизиции, прочесть книги Шарля де Костера, Сервантеса, Свифта, увидеть живопись Босха, Брейгеля и оказаться среди руин после мировых войн.
Стезя Духа и стезя Материи постоянно соревновались, сортируя людей на тех, кто хотел строить Храмы, как тамплиеры и тех кто хотел получить куски золота, монеты и предметы из драгоценных камней и металлов, чтобы оплачивать свою иллюзорную власть над миром. Для них золото было не средством, а целью. Для них осталось непостижимо: этот вечный металл, эти сверкающие камни не цель и не средства - соблазны.
Не зря в мудрых народных сказках в конце они превращаются в золу. Власть над миром, для нормального человека, не поля с работающими на них крестьянами, где, по словам Кота-в-сапогах, “все это принадлежит синьору Карабасу”, а ответственность и тяжелая ноша.
Ты не имеешь права на ошибку, не имеешь права на обычные страсти и маленькие человеческие слабости. Они непростительны даже в помыслах - нельзя отказаться от этой ноши, снять с себя свой крест. Сказано: уничижение паче гордости и один из самых тяжких грехов – гордыня, в сложных категориях этических еврейских императивов, считался меньшим грехом, чем уничижение.
Разумееется, не все евреи это понимали или задумывались над столь сложными вещами, но ведь и не все цыгане гадают, и не все украинцы принимали участие в глубоко законспирированной борьбе за освобождение Украины.
Некоторые детали я узнал уже в Канаде, когда меня нашел в середине 90-х мой старый приятель, московский артист Ваня Высоцкий.
Ваня с Лешей Зайцевым были известны московской богеме тем, что играли пьесу Пинтера “Сторож”.
Вдруг богемный Ваня оказался украинцем, оперативником подпольной украинской организации Сопротивления и знатоком поэзии. В Торонто он читал в украинской громаде стихи на прекрасном литературном украинском языке, собирая полные залы. На мой вопрос: "А куда ты тогда пропал?", он сказал, что КГБ вышел на его след и, когда ему стал грозить арест, люди, отвечавшие за его работу, быстро переправили его в Болгарию и предоставили там квартиру.
Тут словно пелена спала с моих глаз - теперь картина была полной и стала ясна цель абсурдной политики “государственного антисемитизма”, которая подложила под старый, плоский зад режима веками проверенное средство для уничтожения империй – войну с евреями.
После сталинских попыток передушить евреев, вооружение арабов и развязывание войн на Ближнем Востоке имело объяснимую – с точки зрения руководства украинским Сопротивлением – цель: натравить евреев на СССР. О том, что можно достукаться до серьезных несчастий не подумали. Убрав, после смерти Сталина, из руководства страны грузин и других кавказских товарищей и взяв власть, эта группа устранила русских, которым долгое время в голову не приходило, что множество вполне себе русских Ивановых и Петровых – на самом деле бойцы украинского Сопротивления. Когда, наконец, дошло – империя с полным трюмом грязного балласта, прочно сидела на камнях.
Среди оттесненных от кормила (кормового весла) русских вельмож, потрясенных таким неслыханным коварством, произошла небольшая подковерная революция и “днепропетровскую мафию” отправили на свалку истории под крики Гдляна и Иванова о злоупотреблениях и воровстве. Это было смешно – воровать предстояло сотнями миллиардов валюты и тысячами тонн золота.
Русский медведь обиделся и сделал идущей другим галсом Украине прощальный подарок – Чернобыль.
Как всегда немного переусердствовали – из четвертого котла выскочил плутоний и досталось не только Украине, но и ни о чем таком не думавшей и тихо себе выращивающей картошку Белоруссии и хватило России.
После майских праздников, когда Горбачев послал людей на демонстрацию под радиоактивный дождик, в Украину отправилась группа ученых закрытых научных институтов МО СССР с заданием выяснить детали. Вернувшись, группа передала Горбачеву засекреченный доклад о последствиях: в течение 200 лет, сухими словами армейского протокола говорилось в докладе, на территориях трех “братских славянских народов” полностью исчезнет вид человека разумного и все порастет быльем. Спорить было бесполезно – лавку надо было закрывать.
- Увози детей. - сказали мне очень компетентные знакомые в широких лампасах и посвятили в нюансы - все опять было просто, как полено: плутониий, обладая большим удельным весом, выскочив из котла пробил почву и осел на скальные породы, над которыми текут грунтовые воды – любой, кто учился в школе, помнит про “круговорот воды в природе”. Это конец: отравление системы водяных артерий, питающих все живое.
Период полураспада боевого плутония - каждый может найти в Интернете – сотни тысяч лет.
30 тысяч лет назад кроманьонцы пришли из Африки в Европу, где неандертальцы оживленно ели друг друга. То есть шанса не было, лавку надо было закрывать, ликвидировав все, что можно и конвертировать в камни, драгметаллы и доллары. Украинцам подписали вожделенный развод о котором они мечтали 300 лет – все это уже не имело значения.
Для простаков началась борьба Ельцина с Горбачевым, Руцким и Хасбулатовым, общество “Память” выплюнуло из своих недр РНЕ, глупый Осташвили полез в петлю, выполняя устаревшую инструкцию партии по организации погромов, хоругвеносцы и фашисты, опереточные казаки с оловянными георгиевскими крестами, крики чумовых совков: "Ельцин! Ельцин!", которые радовались хитрому пьянице, как дурак баклуше. Двухметровый генерал Коржаков, сурово сжав челюсти, прикрывал броне-чемоданом жизненно-важные органы народного любимца (живот). Но стрелять никто не хотел, о чем сейчас неимоверно жалеет целое поколение, необыкновенно крепкое задним умом.
Правда, чаще всего, неприятна. Это – очень горькое лекарство. Но знать – лучше, чем не знать и я говорю тебе правду. Она известна единицам и они старательно держат язык за зубами.
Теперь ты видишь, какие игроки играли на твоей стороне поля, незримо присутствуя в твоей команде.
Я считал землю многострадального хазарского каганата зоной своих интересов и защищал населивших ее древлян, полян, кривичей и оболтусов от них самих, пока не увидел в конце своего жизненного пути завал из полусгнивших стволов и ржавую вагонетку. Тогда я решил попрощаться и послать им прощальный привет от старого рыцаря Леванта, немца по воспитанию, русского по культуре, космополита по образу мысли и чувств, поэта и клоуна по призванию, слуги Предвечного по рождению.
Запрет смешиваться с гоим (другими народами) происходил от древнего ужаса относительно возможности допустить в свою кровь тех, кто внешне ничем не отличался от людей, был даже привлекателен, но человеком, в полном смысле этого слова, не являлся.
Вспомним: Хам был евреем и имя соплеменника евреи сделали нарицательным. Что столь чудовищного он сделал, что тысячи лет этим именем теперь все обозначают кретинов? Посмеялся над наготой отца, который, во время сна, раскрылся.
Каин убил брата. Проклят в веках. Почти все колено Вениаминов было убито другими евреями за то, что их молодые люди изнасиловали рабыню проезжего и она умерла.
Среди евреев вы можете найти сколько угодно дураков, аферистов, болтунов и, даже, изменников, но за многие тысячи лет ни одного людоеда. Боялись получить такого родственника: пока все хорошо – душа общества, замечательно танцует фрейлехс и играет в шашки, но чуть прижмут обстоятельства – съест.
Все древние народы знали это и антсемитизма или конфликтов с евреями у них не было. Умные персы 2500 лет хранят гробницу царицы Эстер и ее дяди Мордехая, который с разрешения царя вырезал почти всех юдофобов Персии.
Основные страсти веками кипели около Кавказа, к скалам которого разгневанные боги приковали Прометея, за то, что передал людям Огонь – древний символ знания, вечности и власти.
Захват Кавказа русскими царями имел множество причин, как и несостоявшийся захват Византия. После выхода из кампании имама Шамиля, война, на какое-то время притихла, чеченцы из Дикой дивизии охраняли царя, царь ездил на гнедом кабардинце, всегда помнил, “что сухая ложка горло дерет” и не скупился на деньги, награды и подарки.
Но чеченцы не простили дагестанцу Шамилю, что после 25 лет войны он устал.
В мире существует аристократия крови, аристократия денег, аристократия власти и аристократия духа. Самая жалкая – аристократия денег. Хуже только аристократия власти. Аристократия крови давно отошла в сторону, наблюдая спектакль и не опасаясь топора “простого палача из народа”. Аристократия духа иногда вынужденно вмешивается, когда очередные ефрейторы разжигают очередной костер.
Иногда достаточно вовремя сказать нужное слово нужному человеку. Или подумать. Мгновенно выстреливающие в ноосферу протуберанцы поднимают такой вихрь, что бесчисленные причинно следственные связи могут быть объяснены только притчей про чайку по имени Джонатан или раздавленную бабочку.
Поэтому, пока прилетающий в обеденные часы орел ежедневно питается печенью Прометея, а “Арго” везет на родину “золотое руно”, мрачные нистары с отстутствующим взглядом, прядут, как Парки, сложную нить своих мыслей, решая на чьей стороне будет очередная победа в очередной войне. Жертв оплакивают и постоянно пересчитывают после победы – на войне, как на войне.
Вначале всегда предупреждают. Потом пытаются помочь и вывезти с поля боя. Потом составляют списки самых упрямых или недоверчивых и веками канторы оплакивают их звонкими рыдающими голосами.
Руно – руническая надпись на пергаменте (шкуре барана) – обещала очередным заморским плохишам власть над миром. Когда Александр сошел с коня и встал на колено перед жрецом, вышедшим ему навстречу из Иерусалима - высшего тайного города в переводе с греческого (Флавий) веселая македонская братия потеряла дар речи. Они спросили почему он так поступил и зачем увел их от стен города, вместо того, чтобы его захватить и разграбить. Он ответил: я видел сон, мне приснился старик в белой одежде. Он улыбнулся и сказал: "Скоро увидимся". Из ворот Иерусалима вышел именно он.
- И что он тебе сказал?! - закричали солдаты.
- Он сказал: “уводи отсюда своих [гопников] приятелей, сынок.” Я не такой дурак, чтобы не послушать человека, который может приходить к тебе во сне.
У мировой базы данных есть для каждого коды доступа. Это сложный ключ, который никто никогда не сможет подделать. Называется он - “карма”. Не каждый сперматозоид может взломать любую яйцеклетку. Судьба, уже на стадии превращения одной из неисчислимых потенций в кластер жизни, строго определяет все, исключая случайность. Допуск к информации ограничен и, подчиняясь этим законам, я могу говорить только то, что могу.
В Хаосе, одним из основных принципов которого является Свобода, допускаются множественные модели развития, превращаясь, в точках бифуркации в множественные реальности. Чародеи и маги иногда пытаются воздействовать на этот процессс, поэтому чародейство и волшебство запрещены.
Жрецы высшего посвящения не оказывают на события непосредственного воздействия, что нарушило бы принцип свободы выбора и разрушило законы [теории] игр, закономерности хаотического движения, правила больших чисел, синхронности (опять вспомним чайку Джонатана), сложные правила относительности времени и многомерности пространства. И те, кто по кармическим законам имеет право пророчествовать, иногда могут совершать непонятные и необъяснимые вещи, от которых клинит профанов.
О степени допуска никогда никому не сообщают.
“И вы отличите Моих Пророков от лже-пророков по тому, что Пророчества Моих Пророков сбываются.”
То есть, опыт подтверждается экспериментом - как в физике. И лучше не экспериментировать – голову оторвет. Помните: “Тоже мне, Бином Ньютона!”.
А увлекающимся политикой надо прочитать интервью профессора Пивоварова.
rezumeru.org
Академик Пивоваров:
«Современная Россия — это сталинская Россия»
“В Москве наш корреспондент Владимир Ханелис взял интервью у российского историка, доктора политических наук, профессора, академика Российской академии наук, директора (с 1998 года) Института научной информации по общественным наукам, члена научного совета при министерстве иностранных дел Российской Федерации, заведующего кафедрой сравнительной политологии факультета политологии МГУ (с 2010 года) Юрия Пивоварова. Он автор более 500 научных работ по политической науке, истории и правоведению. Родился в 1950 году в Москве. Окончил Институт международных отношений.
— Как понять ваше высказывание: «Хорошо здесь никогда не будет...»?
Может быть, это не до конца стилистически выверенная, неосторожная фраза. Но я с большим пессимизмом отношусь к рассуждениям (русских и нерусских), что Россия станет какой-то новой, принципиально другой, лучшей страной... Нет. По указу президента Медведева в следующем году Россия будет праздновать 1150-летие. Это немалый срок. Страна сформировалась, прошла свой путь. К этому нужно относиться с уважением. Что-то кажется западному человеку в России нонсенсом, что-то его поражает, он удивлен дефицитом чего-то... А я отвечаю: нет, господа, это и есть главный, нормативный русский путь. Я всегда в этом случае привожу слова австрийского правоведа начала XX века Георга Елинека о нормативности фактического. Например, то, что называли в советские времена «нарушением соцзаконности», было, напротив, нормативностью этого режима. «Мочить» людей, как любит говорить наш премьер-министр. Так и русская история — со всеми ужасами и не ужасами — она нормативна. Надеяться на то, что Россия вдруг — оп! — превратится во что-то другое, бессмысленно. В России никогда так уж хорошо человеку не было. Да, вот у нас так...
И еще одна ваша фраза: «Старая русская история закончится, когда Россия потеряет Сибирь и Дальний Восток...» А что с Северным Кавказом? Кенигсбергом-Калининградом?
Все привязались к этой фразе...
Уж очень она колоритна...
В Интернете идет сбор подписей, чтобы посадить меня за эту фразу «как изменника Родины и врага народа». Что я имею в виду? Я совсем не желаю своей стране терять территории или приобретать новые. В Сибири и на Дальнем Востоке идут процессы депопуляции. Население уменьшается. Люди умирают, люди уезжают. Даже и не в этом дело — там происходит, если так можно выразиться, выход за пределы социальности... Плюс проблемы «китайских дел»... В историческом будущем Россия, возможно, не сможет удержать Сибирь и Дальний Восток. И речь не идет только о военном аспекте. Открываешь газету и читаешь, что водные и энергетические ресурсы Сибири, Дальнего Востока славно работают для осуществления 12-й пятилетки Китая. Наш институт сотрудничает с Китаем. Я часто бываю там. Мне нравится Китай. Но... это другой мир, другая культура, цивилизация. В этом есть некая опасность. «Свято место пусто не бывает». По статистике ООН, треть разведанных минеральных ресурсов находится в Сибири и на Дальнем Востоке. А не разведанных? Никто не знает. Удержать эти потенциально богатые районы можно только большой численностью населения, очень живой социальной, хозяйственной деятельностью и прочее, и прочее. У меня есть ощущение, что всем этим Россия не может обеспечить Сибирь и Дальний Восток. Она не может обеспечить этим «прочим и прочим» даже районы до Урала... Говорю это потому, что я русский патриот. Не в том смысле, что она – лучшая, а смысле, что она – моя. Нужно сделать все, чтобы как-то сохранить в этих paйонах наше присутствие... Может быть, Россия выйдет из периода упадка, начнутся нибудь другие процессы, и вложили русские в Сибирь и Дальний Восток за 350 своего присутствия немало. Мною движет и инстинкт патриота, и инстинкт хозяина (по отношению к стране), чтобы она, если уж нельзя удержать территории, извлекла из этой ситуации как можно больше пользы – исторической, экономической, социальной и т..д. Нужно быть реалистами. Нужно готовиться не только к наступательным, но и оборонительным войнам. Товарищ Сталин ошибся. Oн готовился только к наступательной войне, а пришлось вести оборонительную.
Значит, вы согласны с Суворовым (Резуном)?
Суворов все очень точно описал, но интуитивно. Сейчас историки и архивисты доказали: Сталин готовил наступательную войну. Удары должны были быть нанесены в августе 1941 года в районы Южной Польши, Восточной Пруссии, Будапешта... Но Гитлер начал войну 22 июня. Плана оборонительной войны не было. Начали «импровизировать» на ходу и «доимпровизировались» до Москвы. Что я имею в виду, говоря о стратегическо-оборонительном варианте по отношению к Сибири и Дальнему Востоку? Пока еще не поздно, пока еще есть покупатели, – попытаться продать все, что еще можно продать. И тому покупателю, кто не съест с потрохами.
Кто же не съест с потрохами? И Китай съест, и Япония, и Корея.
Я сторонник западного варианта — норвежцы, канадцы и т. д. Все-таки Россия — часть христианской цивилизации, хотя и особая. Мы — белая раса, хотя я не расист. Об этом всём не надо громко кричать. Об этом нужно думать. Пока не создано всемирное правительство (о нем писал еще Кант), а я сторонник такой идеи и, думаю, человечество к этому придет, Россия одна не справится с управлением огромной сокровищницы — Сибири и Дальнего Востока. Александр Невский, стоявший у истоков русской стратегии, считал, что нужно идти отдаваться на Восток, а не на Запад. На Востоке могут убить, но все мы там будем, а на Западе душу отнимут — и поехал в Золотую Орду. Я не Александр Невский и считаю, что худо-бедно, но нужно идти на Запад. Так нас учит история. Но... Россия Западу и на фиг не нужна. Она для него, для американцев, одна из средних региональных стран. Однако это уже совсем другая тема.
Как же будет называться эта страна — без Сибири и Дальнего Востока?— Не знаю. Может, Россия, может, Нероссия. Не хочу думать об этом.
А что с Северным Кавказом, Кенигсбергом-Калининградом?
Ничего об этом сказать не могу. Но я был в университете в Ростове-на-Дону, там у меня много замечательных друзей, интернациональная компания, европейского склада люди, они считают, что Северный Кавказ Россия потеряет. Вот Александр Исаевич Солженицын предлагал Северный Кавказ отдать, а между ним и Россией вырыть ров. Но это, сами понимаете, фантазии художника. О Кенигсберге... Когда-нибудь, возможно, Россия его потеряет. Но пока никто не рыпается. Как есть — так есть. Чтобы завершить тему территорий, скажу — когда распался Советский Союз, я подумал: а может быть, это шанс для России? Как разделение Германии дало шанс ФРГ стать таким государством, каким оно стало. Ведь до раздела Германии ее восточная часть была лучше развита, чем западная. Наше Поволжье, я мечтал, станет нашей Рейнской областью, Самара — Дюссельдорфом, Нижний Новгород — Дортмундом и т. д. Кстати, все эти города Поволжья в начале прошлого века переживали расцвет — в архитектуре, хозяйстве, быте... Главные проблемы России, на мой взгляд, это не Сахалин, Камчатка, Дальний Восток и т.д. Это «обезлюдивание» страны, сотни заброшенных деревень, население которых всосали Москва, Питер, другие крупные города; это разрушение системы здравоохранения; социальной поддержки населения... Ладно. Можно еще долго перечислять главные проблемы России.
Вы сказали, что «нужно уходить от Ленина». А куда?
Это метафора. Ленин, как ни странно, фигура, с которой связана вся моя жизнь. Моя бабушка из известного дворянского рода Вилъяшевых (по второму мужу, тоже видному коммунисту, Кобылянская) была xopoшo с ним знакома. Вернулась она из Швейцарии в Россию в «пломбированном вагоне». Похоронена на Новодевичьем кладбище. Я вырос на коленях вдов Дзержинского, Войкова... К нам в дом приезжали, ночевали возвращавшиеся из лагерей люди. Я слушал их рассказы. Поэтому в восемь лет стал законченным антисталинистом и антикоммунистом. Но в семье был культ Ленина. До восемнадцати лет Ленин был для меня заместителем бога на земле. Потом, повзрослев, к этому гражданину, к этому господину, мое отношение изменилось, но интерес остался. Когда меня иногда спрашивают: кто хуже, Ленин или Сталин? Я отвечаю: Сталин просто бандит, уголовник. Мясник, которого нужно было поставить к стенке, как и Гитлера. Все. Точка. Остальное мне неинтересно. Ленин интеллектуал. Вернее, Ленин — тот позор, до которого может дойти русский интеллектуал. Это гениально угадал в «Бесах» Федор Михайлович Достоевский. У меня есть сборник писем Ленина к родным, выпущенный в 1924-1925 годах его сестрой. Читая их, видишь, как от нормального 21-22-летнего талантливого человека из новодворянской семьи до 50-летнего мужчины происходит деградация, разложение личности. Как от молодого человека, любящего маму, интеллигента, рождается то, что родилось. Виден его абсолютный цинизм, безжалостность, «все дозволено».
Ленин все это «заквасил», а Сталин приспособил для народа, развил. Сталин — это народность. Он народный герой. Посмотрите в окно — там же до сих пор сталинская Россия. Нет никакой царской, горбачевской, ельцинской России. Ельцинская Россия — это Рублевка, а от горбачевской один «Фонд Горбачева» остался... Так, как современную Францию создал Наполеон III, а не Наполеон I, так современную, советскую Русь создал Сталин (с помощью ленинской «закваски»).
Недавно я написал статью «Советская посткоммунистическая Россия». Она вот о чем. От коммунизма Россия легко отказалась. От этих всех идеологий, партий, райкомов, горкомов. Оказалось, что все это — фигня. Но Россия осталась советской. Не по форме власти, а по типу власти и общества. Товарищ Брежнев был прав, произнося слова какого-то из своих спичрайтеров, что в новом советском обществе создана новая историческая общность — советский народ. Я сам — советский человек. В институте, которым я руковожу, около тысячи душ. Он самый большой научный гуманитарный институт в России. Все его сотрудники: русские, украинцы, евреи, армяне, азербайджанцы, корейцы — советские люди. Этот феномен описывали и наши, и зарубежные социологи. Вот от такой страны, от такого человека нужно уйти. От такого метафорического Ленина нужно уйти. Нужно бороться с Лениным. Ленин — демиург этого режима. Это он — безусловно, человек номер один XX века, во всяком случае для России, — гениальностью своей, разрушительной гениальностью, разрушительным цинизмом приостановил другую возможность для России. Я глубоко убежден, что Россия начала XX века имела две возможности развития. Она избрала худший вариант. Почему — другой вопрос.
При Александре III и Николае II Россия сделала колоссальные шаги вперед. Последнего русского царя не любят. Действительно, не гений, не герой, но он же практически позволял делать все что угодно. Нас учили в школах, что первая революция в 1905 году была неудачной. Неверно — удачной. Началось развитие демократии, парламентаризма, начался экономический подъем... Это стало возможным, потому что между сторонами был заключен компромисс, а не смертоубийство. В этом удача первой революции.
Меня оскорбляет наличие всех этих ленинских проспектов, памятники Ленину, фильмы о Ленине. Это суицидально для нашего народа.
Исполнился ли, на ваш взгляд, план обер-прокурора Синода Победоносцева: «Треть российских евреев следует уничтожить, треть ассимилируется, а треть эмигрирует» ?
Я этого не знал, хотя Победоносцева читал, изучал... Но так получилось. Так получилось... Я не мистик и не религиозный мыслитель, но помню, еще в детстве прочел у Бердяева, что его сделало немарксистом (сперва этот русский аристократ был марксистом) — судьба еврейского народа.
Я вообще, честно говоря, не понимаю, и в этом смысле я — типичный герой Достоевского, как после всего, что произошло с евреями, возможно оправдание Бога? Если даже волос с головы человека не упадет без Его воли... Возможно, судьба еврейского народа — прообраз судьбы всего человечества...
...Единственный раз в жизни, в 1987 или в 1988 году, в метро, я чуть не умер, читая литературное произведние. Мне было 37 лет, здоровый мужик, занимался спортом, плавал. Со мной случился сердечный приступ, когда я читал роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». Гроссман великий писатель. Соженицын у него «украл» (не забудьте поставить кавычки) Нобелевскую премию по литературе.
Я читал рассказы Шаламова; читал как германист много специальной литературы, но сердечный приступ у меня случился, читая Гроссмана, не понимаю — за что? Как это стало возможно? Когда-то я долго работал в Баварии, ездил там в поезде. Люди сидят, читают газеты, за окном мелькают пейзажи, станции... И вдруг — Дахау! Едем дальше, ничего, все спокойны, приезжаем в Мюнхен.У меня в Берлине много коллег, друзей, знакомых. Все чаще они говорят мне: «Знаешь, Юрий, конечно, мы, немцы, делали страшные вещи. Но надо учитывать и то, сколько мы, немцы, спасли евреев. Некоторых казнили за помощь евреям». Меня эти разговоры ужасают. Меня ужасает охрана (иногда это даже бронетранспортеры, в которых сидят крепкие немецкие парни) — возле берлинской синагоги. Не возле православной церкви, мечети, буддийского храма — только возле синагоги.
В Венгрии, из которой я недавно вернулся, происходят гонения на евреев. Я сопредседатель Российско-Венгерской комиссии историков. Меня назначили, я ведь не унгарист. У меня в Будапеште много друзей евреев.
Социалисты, они недавно были у власти, симпатяги, веселые жулики, дунайские прощелыги. Но им на смену пришли суровые ребята. В Венгрии сейчас раздаются крики: «Мочи евреев!». Конечно, я надеюсь, что Европейский Союз, НАТО им не позволят развернуться.
А Россия... В России всегда слово «еврей» было так же неудобно произносить в обществе, как и слово «член». А если его и произносили, то вполголоса. Россия, не забывайте, страна антисемитская... Это я так, на всякий случай...
- Я и не забываю... Какая судьба ждет евреев в России?
- Такая же, как и русских...
;
“Ула. Вечный двигатель.”
“Превозмогая ватную слабость ног, я пошла к троллейбусной остановке. Кружилась голова, тонкий пронзительный звон от бессонной ночи переполнял меня. Но я поборола себя – я отправилась в дом, до которого езды семь минут. И вся выброшенная прошлая жизнь. Как сказал Эйнгольц – я не боюсь уехать, я боюсь войти в этот дом. До порога ты еще вместе со всеми – униженный, нищий, немой, но все-таки тебя согревает иллюзия защищенности в толпе, мечта о незаметности в стаде, тщетная надежда на силу оравы. Переступив порог, ты сделал шаг в сторону из конвоируемой колонны. Ты один. И по закону караульная машина имеет право стрелять без предупреждения. Раньше шаг в сторону считался за побег. Сейчас изменился устав конвойной службы – нарушителя изымают из строя, колонна уходит дальше, шагнувший в сторону оказывается один на один с машиной. Машина молчит. Нарушитель и сам знает, что надо делать – эту нехитрую науку выучивают с рождения. Сесть на снег! Руки за голову! Не переговариваться! Вещи бросить в сторону – на этап разрешается смена белья и сегодняшняя пайка!Сидят на снегу смирно. Молчат. Ждут. Несколько месяцев. Год. Пять лет. Молчать! Руки за голову! Молчать! В штрафной изолятор! В карцер! В БУР! Со стороны кажется, что машина караульной службы задумалась. Привыкшая не рассуждать, а выполнять, она многого сейчас не понимает. Раньше за такое нарушение полагалось стрелять без предупреждения. Сейчас многим нарушителям вдруг приходит помилование, и их приходится почему-то выпускать за зону, за колючку – на волю! Машине это непонятно – что изменилось? Там – на воле? Или здесь – на этапе? Или – страшно подумать – в ней самой? В машине?; Но я уже переступила порог, прошла по серому безлюдному коридору и постучала в дверь с картонной табличкой «Инспектор ОВИР Г.Н. Сурова». В небольшой комнате, уставленной картотечными шкафами, сидела за письменным столом молодая женщина. На ней был серый милицейский мундир с капитанскими погонами. От волнения я не могла рассмотреть ее лицо – оно слоилось, распадалось, бликовало, как разбившееся зеркало.
- Слушаю вас, – сказала она мягким негромким голосом.
- У меня вот приглашение, – протянула я конверт. Она взяла конверт, ловко вынула из него бумаги, пробежала быстро глазами, обронила своим равнодушным негромким голосом:
– Это не приглашение. Приглашение бывает в гости. А у вас вызов. На постоянное место жительства в государство Израиль. Это совсем другое дело… Она делала ударение на конце слова – Изра-Иль.
- Хорошо, – согласилась я. – Какие нужны документы?
- У вас паспорт с собой? Дайте-ка посмотреть… Она взяла мой паспорт и так же ловко, как бумаги из конверта, опустила его в ящик стола.
- Для получения разрешения на выезд на постоянное место жительства в государство Изра-Иль нужно много документов, – вымолвила она значительно, но так же негромко. А я, наконец, рассмотрела ее лицо. Инспектор Г.Н. Сурова получила его наверняка вместе со своей аккуратной формой на вещевом складе. В квитанции значились пуговицы, глаза, погоны, рот, отдельно звездочки, отдельно маленькие острые зубы, фуражка-каскетка, белесые, стянутые в пучок волосы.
Опытная медсестра приемного покоя лепрозория. Уже выступившие на мне бугры, пятна и язвы не вызывали в ней никаких чувств. Обычный случай проказы. Не ее дело решать – есть на это специалисты, они скажут. Нужно будет – отправим догнивать, понадобится – подлечим, способы имеются, если скажут – отпустим.
– Идите в коридор, подождите, я вас вызову, – сказала Сурова. Равнодушное лицо, слежавшееся по швам на интендантском складе. Ловкие пальцы. Пелена безразличной жестокости в бесцветных жестянках глаз. Паспорт в ящике, вызов на столе. И сама я уже не в сером коридоре, а в картотеке. Как все находят себе место по душе! Ни одной скамейки, ни одного стула. Сидение успокаивает человека, даже если он прокаженный. Пусть лучше ходят. И думают. И сколько я ни старалась переключиться, не думать о том, как инспектор Сурова заполняет на меня карточку, списывает с паспорта мои данные, звонит куда-то по телефону, проверяет меня, узнает – нет ли подвоха, достаточно ли глубоко я засунула палец в шестерни этой бесшумной устрашающей караульной машины, – я не могла не думать! Не могла не представлять себе бесчеловечную громадность этой машины. Я прошла до конца коридора, на серых стенах которого висели огромные плевки запрещающих распоряжений, повернула назад и промерила коридор шагами до тупиковой двери с табличкой «вход воспрещен», снова развернулась и пошла к выходу, назад – до запрещенного входа, поворот, снова по коридору, и по мере роста моего волнения темп ходьбы все возрастал. Машина уже захватила меня и поволокла. Она работала бесшумно и неотвратимо. Ровно и сильно питалась топливом нашего ужаса. Как давно ее построили – задолго до моего рождения! Мы и умрем много раньше нее. Все. Вечный двигатель. Вот он – заветный двигатель, который пытались сделать возвышенные умы. Он уже уцепил кусок моей плоти и гоняет меня по серому коридору. Вечный двигатель. Его запустили и сделали движение вечным потому, что, в отличие от возвышенных умов, неслыханную энергию приложили не к дурацкой механической конструкции, а к людям – к каждому по отдельности и собранным в толпу. Скрипнула дверь, Сурова вышла из кабинета, я вздрогнула и невольно подалась к ней, но она прошла мимо, глядя сквозь меня на пятна запрещающих и указующих распоряжений. Она отправилась в дальний конец коридора и скрылась за дверью с надписью «вход воспрещен». Может быть, там сидят не капитаны, а сержанты – санитары лепрозория? Я сделала еще петлю по коридору – туда и обратно, затаив дыхание, остановилась у таблички «вход воспрещен», но там было тихо и голосов санитаров не слыхать. А может быть, не санитары? Может быть, там старший эпидемиолог – майор? Рассматривает направление в лепрозорий, прикидывает, какие мне нужно еще сдать справки-анализы для окончательной изоляции-госпитализации? Кто вы – люди, обслуживающие вечный двигатель? Конструкторы небывалой машины допустили ошибку, поручив ее обслуживание вам, а не автоматам. Они думали, что ваша корыстная заинтересованность в существовании машины и есть порука вашей преданности и добросовестности в эксплуатации машины. Это было ошибкой. Вы уже попортили вечный двигатель, он время от времени дает сбои. То, что я стою в этом коридоре, что я сама засунула руку в страшный зев машины, – это ее сбой. Вы внесли в работу машины низменные страстишки вашего характера и обычные людские пороки. От огромной нагрузки в ней растянулись приводные ремни, поржавели от крови шестеренки, коррупция замаслила фрикционы, скрипит песок лени в буксах, упало давление поршней жестокости в цилиндрах несвободы, металл конструкции устал… Из воспрещенного входа вышла Сурова и кинула мне негромко:
– За мной…
У меня взмокли ладони и сильно дергалось веко. Я хотела усмирить его, прижимая глаз рукой, но веко дергалось в горсти судорожно и затравленно, как пойманный воробей. Сурова четко печатала шаги передо мной, и у меня останавливалось дыхание, когда я смотрела на ее искривленные тонкие колени и сухие длинные мешочки икр под серым обрезом форменной юбки. Насколько от нее зависит – пощады она мне не даст. Ах, как чудовищно сильна еще машина! Вечный, вечный двигатель. Больше моего века…;Равнодушным голосом, без интонаций, Сурова сообщила: – Для надлежащего оформления вашей просьбы о выезде на постоянное местожительство в государство Изра-Иль вам необходимо представить следующие документы… Господи, какая честь у нас всегда оказывается этой крошечной стране! Ведь ни про одно из десятков государств никогда не говорят и не пишут официально – «государство Монако», «государство Америка», «государство Китай». Только маленькой, почти забытой моей отчей земле оказана такая ненавистническая честь – Государство Изра-Иль…
– Записывайте, не отвлекайтесь, ничего не перепутайте, при малейшей ошибке или опечатке вам будут возвращены все документы для переоформления…
Я записываю…
- Первое: вызов от родственников из государства Израиль…
Земной тебе поклон, дорогой брат, господин Шимон Гинзбург, спасибо тебе, кровь моя, кровь наших умерших отцов, кровь дедушки нашего Исроэла бен Аврума а Коэна Гинзбурга.
- Второе: заполнить две анкеты-заявления на машинке, оба экземпляра первые, без единой помарки, никаких исправлений не допускается…
Спасибо тебе, ремесло мое, последний раз ты мне пригодишься здесь после тысяч напечатанных мной страниц на машинке.
- Третье: подробная автобиография. Указать практически все. Отдельно сообщить, проживал ли родственник, к которому вы хотите ехать в государство Изра-Иль, на территории СССР, когда и при каких обстоятельствах выехал за границу…
Это мне легко сделать – у меня нет биографии, я еще и не жила, вся моя жизнь уместилась в любви к Алешке и в каторжной клетке трудовой книжки. Но об Алешке, слава Богу, писать не надо.
– Четвертое: трудовую книжку…; Пожалуйста, там все сообщено о моем обмене веществ, как я дожила до такого способа существования моих белковых тел.
– Пятое: фотографии, шесть штук, специально для выездного дела. Для выездного дела, наверное, нужно фотографироваться в фас, в профиль, с указанием особых примет прокаженного.
– Шестое: копии свидетельств о смерти родителей. Если они живы, необходимо представить их заявление, официально заверенное, что они не возражают против вашего отъезда.
Ах, они бы не возражали, если бы были живы! Но вы мне облегчили сбор документов – вы их давно убили.
- Седьмое: свидетельство о рождении.
Хорошо, я принесу бумажку. Но это обман – я еще не родилась…
- Восьмое: свидетельство о браке.
Лешенька, любимый мой навсегда, мы так и не поженились…
- Девятое: копия свидетельства о расторжении ранее заключенного брака
А вот нас уже и развели…
- Десятое: копия диплома об образовании. Оригинал диплома надлежит сдать.
Ладно, я сдам свой диплом об образовании историка литературы, расстрелянной, замученной и забытой…
- Одиннадцатое: копии дипломов об ученых степенях и званиях.
И тут вы мне пошли навстречу – не о чем хлопотать. Мою ученую степень получит веселый жулик Вымя, накромсав и сметав на живую нитку из академической мантии Бялика поддевку и жупан для огневого парня Васьки Кривенко…
- Двенадцатое: копия свидетельства о рождении ребенка, если он выезжает с вами.
Мой ребенок не выезжает со мной, он не родился. Он умер до зачатия…
– Тринадцатое: справка с места работы по особой форме.
Вот он – день торжества Пантелеймона Карповича Педуса…
– Четырнадцатое: справка с места жительства о проживании.
Паралитик с радиостенобитной машиной может теперь легально проломить стену.
– Пятнадцатое: справка об отсутствии к вам материальных претензий. Наверное, мне трудно будет получить такую справку – никто не захочет верить, что я ни перед кем материально не обязалась, укладываясь в тридцать один рубль в получку…
– Шестнадцатое: квитанцию об оплате государственной пошлины в размере 20 рублей.
Ну, это-то совсем пустяки, вся наша жизнь здесь – беспрерывная пошлина покорности и страха…
Семнадцатое: справку с междугородной телефонной станции об отсутствии претензий за неоплаченные переговоры.
Я оплатила все переговоры. Огромной ценой. Таких тарифов нигде на свете не существует. Спасибо тебе, старый мудрый Эдисон – ты размотал для меня с поверхности жизни длинную прерывистую ниточку в затопленную безвременьем Атлантиду…
– Восемнадцатое: паспорт.
Возьмите мою серпастую и молоткастую паспортину. Не надо мне зависти малых народов. Только не режьте своим серпом глотку, не ломайте череп молотком…
- Девятнадцатое: военный билет.
Господи, дай мне только дожить до дня…
- Двадцатое: почтовую открытку с указанием вашего адреса.
Я дописала и спросила Сурову:
А зачем открытка?
Вас известят о принятом в отношении вашей просьбы решении, – проинформировала она своим равнодушным голосом, глядя на меня понимающим и недобрым взглядом грамотной собаки.
– Вы свободны…
О, нет! Я не свободна. Теперь-то уж – как никогда не свободна. Я на карантине в предзоннике лепрозория. Сесть на снег! Руки за голову! Не переговариваться! Хорошо, я не буду переговариваться в колонне. Я буду молчать. Но думать не запрещается? И я думаю, что ты, машина, не вечная. Ты не переживешь всех. Кто-то ведь доживет, когда тебя разнесут в прах. Пропади ты пропадом, проклятая выдумка!
ПЕТЛЯ И КАМЕНЬ В ЗЕЛЕНОЙ ТРАВЕ
Вайнеры
Глава 19
Беседы с Ангелом или еврейский юмор в тротиловом эквиваленте.
На Западе все шумно хлопали ушами, как аист крыльями: Дитант, вау, разурятка, перустойка, Гоурбатшев! Мир, секс, торговля и каникулы.
- Теперь все в прошллом, Соуветский Соуюс идет линией разрядки и сотрудничества. - самоуверенно говорили знакомые политики, чиновники и разведчики.
Я превращался в реликт холодной войны – непонятный русский, который почему-то еврей и уехал на Запад, когда сейчас в России открываются такие безразмерные возможности для бизнеса! Странный, погруженный в давно забытые распри человек – резкий и непонятный. Милые дети – как они могут жить рядом с таким тоталитарным отцом – это же диктат, непрекращающееся духовное насилие, жестокость и психологический террор!
- Как вы думаете, как будут развиваться отношения в Россией в дальнейшем? - без особого любопытства интересовались моим мнением те, кто готовил для высокого начальства политические прогнозы.
- Готовьтесь к войне. - однажды сказал я офицеру контр-разведки.
- Но почему? - возмутился он. - Сейчас, когда наши отношения стали, как никогда прежде…
- Именно поэтому.
Я не стал рассказывать этому парню анекдот про скорпиона и лягушку. Хотя фабула принадлежит Эзопу, ее современная русская оранжировка как нельзя более точно соответствует национальному самсознанию советского человека (“вот такое я гавно”), в котором чувство собственного достоинства почти 100 лет целенаправленно и планомерно уничтожалось большевиками.
Сблизиться и не попытаться ужалить или нагадить – это как-то не укладывалось в привычные нормативы ГТО. "Оглянись вокруг себя…"
С засунутой в штаны чугунной сковородой, граждане все время боязливо озирались.
- Понимаете, мы принадлежим к древнему кочевому народу. - Не в буквальном смысле, а, скорее, в метафизическом.
Нежно-фиолетовый Ангел удобно расположился в белоснежном облаке и спокойно слушал.
- Эта внутренняя жизнь в шатрах накладывает на нас неизгладимый ...
- Почему вы мне это говорите? - спросил Ангел. - Я все про это знаю. Я ведь тоже ...
- Вы ... - я, потерял дар речи. - Ду бист аид? - На немецком с жалкой претензией на идиш спросил я.
- Ё. - сказал Ангел. - Мы поняли друг друга. Этих... бакланов ожидает сюрприз. Хуссейн, который платит семьям арабов по 25 тысяч за взрывающихся пацанов, вошел в Кувейт, получив от Горбачева 4 миллиарда долларов. Полностью потеряв голову и крутя штурвал севшего на камни СССР, его первый и последний президент предпринимает последние отчаянные попытки спасти эту развалину от краха, проливая миллионы тон нефти и крови.
- А Израиль?
- А что Израиль? - вопросом на вопрос ответил Ангел и слегка пожал плечами.
Я понял, что там все под контролем и делом занимаются наши люди.
- Я могу чем-то помочь? - вежливо поинтересовался я.
- Вам нужно объяснять что делать? - спросил Ангел. - Русские всем смертельно надоели. Знаете анекдот про новый герб Советского Союза? Это будет Амур.
- Почему Амур?
- Голый, вооружен до зубов и лезет ко всем со своей любовью. Серп и молот придется бросать. А жаль. Хорошая была задумка. Но этим ребятам нельзя поручить даже... - он на минуту задумался. - Есть только два народа, у которых национальный сказочный герой дурак. Второй – немцы. Иван дурак и Ганс чурбан. Вам нравится Канада?
- Хорошая страна, много нетронутой природы. Пока, вроде, все нормально.
- Нет ностальгии?
- Нет. Через год после смерти отца, в день его рождения, какие-то мерзавцы разбили ногами его могилу и унесли мраморную плиту с его именем.
- Вы заявили?
- Бесполезно.
- Хорошо. - сказал Ангел. - Они нарушили сразу множество Законов. Я записал себе. Вы хотите их простить?
- Нет. Помните, Господь сказал вернуться и отмстить амалеку, который убивал отставших от народа, когда мы шли из Египта. Мы вернулись и больше в истории имя амалек не упоминается.
- Какой вы мстительный – одобрительно сказал Ангел. - Только не говорите, что “я не злопамятный, я просто злой и память у меня хорошая.” До какого колена с этими... с осквернителями могилы?
- А сколько по Закону можно?
- До седьмого. Потом – только песок и камни. Пустыня.
- Мы, единственный народ, который наступает на пустыню. - сказал я. - Когда мы уходим, там вскоре, не остается ничего. Я объявил Исход.
- Знаю. - сказал Ангел. - Мне говорили. В принципе, возражений нет. В Штатах и Канаде все в шоке от того, что устроил Горбачев с Хуссейном. У вас есть какие-то идеи? Можете не отвечать. Кажется это неплохо. Это смешно. Хорошо, удачи. К нам поступил этот... Бензахар Маурицио - кажется тот, который некорректно повел себя по отношению к вам в джуиш коммунити. Сейчас его дела на рассмотрении. Что-нибудь ему передать?
- Нет, спасибо. Ничего. Что ему полагается?
- Точно не помню, но, скорее всего родиться верблюдом в Марокко. Он, кажется оттуда? Счастливо!
И он растворился в белоснежном облаке, слегка окрасив его в нежно-фиолетовый цвет.
Я позвонил высокому, грустному прибалту из контрразведки и предложил встретиться.
Мы сидели в парке за домом. Кругом бегали черные американские белки.
- Все в растерянности. - сказал он. - Это было совершенно неожиданно. Никто не знает что делать.
- Воевать бесполезно. - сказал я. - Пятимиллионная армия, вооруженная атомным оружием. Воевать любят и умеют. Терять им уже нечего.
- Что же делать?
- Купить. Дать денег.
- Кому? Сколько?
- Предложить Горбачеву: зачем ссориться из-за пустяков. Мы согласны заплатить за то, чтобы вы присоединились к международной коалиции против Хуссейна. Сумма не имеет значения – печатный станок у нас, с бумагой тоже проблем нет. Напечатаем сколько хотите.
- Вот так все просто? И они согласятся?
- Не то, что Саддама - мать родную продадут.
- Вы уверены?
- Попробуйте.
- А как передать ему такое предложение?
- Здесь есть их человек. Женат на англичанке.
- Пайп? ( Труба- жаргон разведчиков)
- Да. И, чтобы долго не раздумывали, скажите, что все “голоса” будут на всех языках народов СССР день и ночь рассказывать правду о Чернобыле с чудовищными подробностями – они поймут о чем речь.
Когда Советский Союз вошел в антисаддамовскую коалицию, несчастный Саддам потерял дар речи. Его пытался утешить сын юриста, но неожиданно узнал, что и он... Прилетел в Израиль и долго рыдал на папиной могиле. Нельзя шахматными фигурами играть в шашки. Вас могут неправильно понять и отправить на переплавку. И тогда родитесь какой-нибудь свиньей, как пел Высоцкий. И будете проклинать аборигенов, которые не знают, что свинину есть нельзя.
Единственное, что выторговал господин президент СССР, чтобы окончательно "не потерять лицо" – обещание не входить в Багдад. Но это было уже не принципиально. Саддам так до конца и не смог прийти в себя и плохо понимал что происходит, даже когда его вешали соплеменники. Не надо было посылать на Израиль тучи советских СКАДов, заботливо доработанных умелыми немцами. Это не есть хорошо. Один СКАД взорвался у гаражей и убил собаку. Какой-то старый человек умер от сердечного приступа. Больше жертв и разрушений не было. Военные говорили, что это чудо. Это и было чудо. А что вы хотите на Святой Земле?
Шутить так шутить.
В Москву из Америки стали регулярно летать “боинги” под завязку набитые долларами. Эти упаковки с новенькими дензнаками тут же в чемоданах увозились обратно на Запад - ошалевшие от жадности "товарищи", как безумные, раскупали виллы, яхты, шмотки, клубы, отели, дома, улицы, машины и квартиры. Что-то перепадало обслуге, страна пересела на баксы. В банках без труда прослеживали поступление “русских” денег по специальным сериям. Начался было громкий скандал в банке Нью-Йорка, в управлении которого оказались какие-то делавары из России, отмывавшие деньги кораблями и отправлявшие доллары тоннами в Москву.
Но на ревнителей закона и стражей порядка негромко цыкнули.
Для неискушенных людей внешний блеск производит оглушительное впечатление и человек в золоте, стоящий у ворот дорогого особняка выглядит символом роскошной жизни тайных властелинов мира. Те, кто в курсе дела знают: это - швейцар. Пур гай – бедный малый (англ.).
Все намного сложнее, чем выглядит на первый взгляд. Нет ума - считай калека.
И никакие деньги не помогут ни обрести друга, ни найти любовь, ни излечиться от смертельной болезни.
Самое удивительное, что все это - правда.
Глава 20
Вервольф
В начале 80-х на пушкинской площади, у памятника Александру Сергеевичу, 20 апреля, собралась толпа недорослей и, выкрикивая нацистские лозунги, праздновала день рождения Гитлера. Ублюдков быстро повязали и отправили через Тверскую в 18 околоток. Там выяснилось, что все доморощенные нацисты – дети высоких чинов партноменклатуры и последовал приказ их отпустить. Несколько дней Москва гудела, потом понемногу это забыли. Демонстрация явно носила знаковый характер – партийные чиновники резко обозначили свою позицию в отношении народа. Наша страна – в этом был символический смысл акции – была не просто захвачена и уничтожена большевиками на деньги немецкого Генштаба ОПГ, окопавшейся во главе государства, она была провозглашена побежденной, оккупированной и во власти нацистов. Тех самых, громя которых и гоня на Запад, гибли бойцы РКК и стран союзников по антигитлероовской коалиции. Пепел Клааса стучал в мое сердце.
Справка:
В апреле 1980 г. небольшая группа приверженцев нацистской идеологии организовала пикет у Московской хоральной синагоги. Через два года, 20 апреля 1982 г. состоялась демонстрация группы неонацистов на Пушкинской площади в Москве. И хотя до 1987 г. больше подобных демонстраций не было, каждый год перед 20 апреля проносился слух, что «на Пушке будет демонстрация фашистов». Наиболее активные студенты собирались у памятника поэту «бить нациков», но их там не находили. Следующая публичная демонстрация состоялась в Ленинграде 20 апреля 1987 г., когда две колонны молодых людей 17-22 лет, одетых в черные рубашки, со свастиками на рукаве, промаршировали по Невскому проспекту и окрестностям метро «Площадь восстания». В тот же день такая же демонстрация прошла в Петергофе.Одновременно прошло массовое осквернение еврейских могил на Преображенском кладбище в Ленинграде. В 1998 г. представители радикальных националистов распространили обращение, в котором пообещали, начиная с 20 апреля, убивать в день по африканцу или азиату. В 2002 г. посольство Японии в Москве получило по электронной почте письмо от некого «скинхеда Ивана», объявлявшего, что скинхеды будут убивать всех иностранцев, которых увидят 20 апреля на улицах Москвы. В результате ряд посольств обратились к российским властям с просьбой обеспечить безопасность своих граждан в связи с угрозами со стороны скинхедов. 21 апреля 2007 г. на Славянской площади в Москве прошел митинг, посвященный дню рождения Гитлера. В нем приняли участие такие праворадикальные организации как НСО, «Формат-18», Нацтех, «Русская воля». Формально разрешение на митинг получила «Партия защиты российской конституции» (ПЗРК) «Русь», костяк которой, по данным самих националистов, состоит из бывших членов РНЕ. В митинге приняло участие около 150 человек, треть из которых составили сторонники НСО. Лидер этой организации Д.Румянцев в своей речи выступил с похвалой лидеру германского нацизма, который «вооружившись идеями национал-социализма, борясь за свой народ и свое государство, сделал так, что оно за несколько лет воспряло». Он также призвал«выбросить из себя мораль ханжей... выбросить жалость» и фактически пригрозил переходом национал-радикалов к террористической деятельности. Практически после каждого выступления участники митинга поднимали руки в нацистском приветствии.
Источник: Интернет. В свободном доступе.
- Вас вызывают. - сказала Сова скрипучим металлическим голосом жестяного репродуктора ГРОБ (Гражданской обороны), как говорят вороны и попугаи. Она появилась ниоткуда, ходила на двух стройных женских ножках в туфельках на шпильках, ножки были хорошо эпилированы и ровно отрезаны чуть ниже тазобедренного сустава.;Иногда она вынимала из правой ноги свою когтистую лапу, чтобы что-то записать или почесать за ухом. Нога при этом оставалась стоять, даже не покачнувшись в австрийских туфельках из черной матовой кожи на высоких каблуках “стилетто”.
- Я могу быстро смотаться домой переодеться? - спросил я.
- В этом нет необходимости. - сказала она. - Для вас есть немнущаяся нейлоновая рубашка, практически новая, галстук, костюм...так... югославский шерсть с лавсаном, есть гэдээровский, моренго, шерсть, тройка, еще фабрика “Большевичка” спецпошив из итальянской шерсти, экспортный, потом немецкий, ФРГ “Бруно и Барлох”. Запонки, новые туфли “Саламандра”, румынские носки, три носовых платка. Что возьмете?
- А как померить?
- Все - ваш размер. В костюмерной есть ваши данные.
- Где получить вещи?
- Выберите и они окажутся на вас в нужное время, в нужном месте.;
Я кивнул.
- Скрииибе! - вдруг громко и протяжно закричала Сова. - Скрииибе!;
Что-то изменилось, словно дрогнуло в воздухе, когда этот тоскливый крик, гулко отражаясь в раздвигающемся пространстве, стал отдаленно повторяться:
- Скриии-иибе... Скри- иибе...
Потом, вдалеке, послышался недовольный ответ:
- Скриибе-ух!
И я оказался в заросшем лесу, на заброшенной узкоколейке в старой скрипучей дрезине. На двух ручках механического привода-качалки со скрипом поднимались и опускались две одинаковые совы, иногда взмахивавшие крыльями, чтобы сохранить равновесие.;
“как им удается приводить в движение этот тяжеленный, допотопный агрегат?!” мысленно удивился я.
- На самом деле мы с сестрой просто решили скрасить вам путешествие. Дрезину приводит в движение асинхронный двигатель нелинейного времени, работающий по принципу обычного храповика в часовом механизме – неожиданно мелодичным голосом с легким испанским акцентом сказала одна сова. - Позвольте представиться: Имма Сумак, перуанский соловей. Сейчас мы с Эстеллой споем для вас – ехать недалеко. ;
Они переглянулись и утренний лес огласила песня на итальянском: “ О, Соле мио!” исполненная дивными голосами и торжественно отраженная чащей, близко подступавшей к узкоколейке. Исчез скрип дрезины, солнечные лучи, проплывая мимо, сияли сквозь ветви. Вдали я увидел приближающийся конец пути – знакомый завал из гниющих, покрытых изумрудным мхом стволов и слетевшую с рельсов ржавую вагонетку. Я вспомнил давний сон и узнал дорогу жизни. ;Мимо медленно проплыл полу-истлевший крест на котором на куске жести еще можно было различить слова: “Здесь насмерть стояли, остановив врага...”;
Перехватило дыхание, на глазах появились слезы: может быть здесь, в безвестной могиле, похоронен дядя Леня, брат отца, в память о котором папа назвал меня. ;Песня кончилась. Совы поднялись и улетели. В конце дороги, за завалом из стволов клубился желто-оранжевый дым, превращаясь в облако. В нем, силуэтом, читалась фигура сидящего в полоборота человека. Он был похож на черный японский иероглиф. ;Я увидел, что правой рукой он придерживает стоящие на колене большие песочные часы. Стеклянные колбы были вставлены в круглые основания из желтого оливкового дерева. По окружности каждого основания шла надпись на иврите.
- У вас есть ключ? - спросил Ангел.
- Вы имеете ввиду...
- Большой, старинный, чуть ржавый железный ключ альбигойцев. Вы должн носить его на поясе. Невидимый для остальных. - не глядя сказал он. И видя, что я все еще не понимаю, напомнил:
- От Термена.
- А! - я вспомнил: мы действительно в каморке на Арбате с ним встречались и говорили! Я протянул руку к поясу и нащупал ключ.
- Вставьте в часы между колбами и осторожно поверните налево на 90 градусов. Не больше, чем на 90, ВЫ ПОНЯЛИ?
- Да, конечно.
Я сошел с дрезины, протянул к часам ключ, Ангел убрал руку, и я медленно повернул ключ налево. Часы с негромким механическим щелчком повернулись и застыли в воздухе в горизонтальном положении. Далеко куковавшая кукушка умолкла, недокричав вторую часть своего слогана, словно мой мосфильмовский монтажер Людмила Бадорина самодельными латунными ножницами вдруг разрезала в этом месте магнитку с фоновыми шумами. Наступила полная тишина. Ход времени прервался. Я осторожно вытащил и повесил на пояс ключ, вернулся к дрезине и, сев на побелевшую от времени березовую доску, приготовился слушать.
- Вы знаете что написано на основании этих часов? - спросил он.
- Мейд ин Чайна? - предположил я. В мое время в СССР давали 10 лет лагерей за изучение иврита. С сионизмом боролись.
- Шутки кончились. - Ангел повернулся к мне и со звуком ружейного затвора, за его спиной вдруг распрямились в горизонтальную линию огромные крылья, направив вниз ряды тусклых железных перьев.
- На одном основани написано: “Все проходит” - сказал он.
- Как на перстне Соломона?
- Да. На другом - “Память остается.” Я имею сказать, что с Востока идет желтая смерть.
- Китайцы?
- Тому, кто мне поручил это сказать, несвойственно использовать метафоры и аллегории. На далеких берегах Амура произойдет взрыв.
- Техногенная катастрофа...?
- Я не уполномочен обсуждать детали. Если вам больше нравится взрыв забытого склада с химоружием, чем вулкана с выбросом в атмосферу миллионов тонн серы, окиси азота, окиси фосфора, углекислого газа, сероводорода и родона, пусть будет так. Огромное, грязное, желто-оранжевое облако закроет небо и ветер понесет его вглубь страны. По Амуру поплывут гниющие водоросли, разлагающаяся рыба, он станет необитаем. На сотни километров нечем будет дышать.
- Это часть гитлеровской операции “Вервольф”?
- Это ее финал. Каждый народ в ответственности за землю, которая ему дана. Нельзя проспать родину. Допустив возникновение на своей земле отрядов немецко-фашистских молодчиков, граждане совершили роковую ошибку. Не сумев вовремя распознать и уничтожить заразу, оскверняющую землю их предков, они, тем самым, лишили себя права на нее... Основной задачей “Вервольфа” было моральное уничтожение победителей в третьем колене. Они же строили тысячелетний Рейх. Если у народа отсутствует историческая память, тогда на поверхности плавает – надо уточнить что именно? Если враги становятся образцом для подражания, а союзники врагами, если наглость считается вторым счастьем – это говорит о том, что то, что они имеют - не хранят. В этом случае земля отнимается и народ исчезает с ее лица.
- Их можно предупредить, как-то это преотвратить?
- Вы их предупреждали. Такие вещи нельзя повторять, как кукушка. Никаких компромиссов с тем, что связано с пролитой за землю кровью быть не может. Была пролита кровь. Кому она принадлежит, вы знаете?
- Да.
- Кровь возопила об отмщении. Ее голос услышан. С заброшенных полей и буераков, из заросших оврагов и забытых братских могил десятки лет раздавался голос крови. Все безвестные могилы известны, все забытые имена названы. Все неотмщенные будут отмщены. Война не кончена. Она не кончается никогда. Неважно как зовут "солдата фюрера": Ганс или Петр, неважно когда он провозгласил себя сверхчеловеком, присвоил право решать вопросы Жизни и Смерти. Не важно, есть ли кто-то, чтобы встать на их пути, кинуться в штыковую атаку, залечь с винтовкой у спящих в лесах ДОТов и ДЗОТов. Голос мертвых солдат услышан. Теперь подойдите, вставьте ключ, поверните часы направо на 90 градусов в прежнее положение, заберите ключ. Можете им сказать: они сделали ошибку. Но вас не услышат – у них отнят разум.
Я повернул часы направо на 90 градусов, издалека донесся оборвавшийся крик кукушки, в ветвях зашелестел ветер, через мгновение огромные крылья сложились с жестким металлическим звуком и фигура, отдаленно похожая на японский иероглиф, стала растворяться в клубящемся желто-оранжевом облаке. В последний момент Ангел коротко взглянул на меня – вспыхнули два угля. Картина леса стала быстро рассеиваться, таять и я опять оказался в комнате, где ко мне обратилась Сова. На часах было три – я хорошо помнил: она появилась ровно в три.
Справка: (“shi”) – японский иероглиф, означающий «смерть»
Согласно японским верованиям, у каждого человека есть душа, называемая рэйкон. Когда человек умирает, рэйкон покидает тело и направляется в подобие чистилища, где ожидает погребения и соответствующих ритуалов, чтобы присоединиться к предкам. Если ритуалы соблюдены, рэйкон становится хранителем и защитником живых членов семьи, и возвращается в этот мир каждый год в августе - время Обон. Если человек погибает внезапно или трагически или был подвержен сильным эмоциям: жажда мести, любовь, зависть, ненависть, печаль и ритуалы не были соблюдены, рейкон превращается в юрэй - призрака, который может самостоятельно вернуться в материальный мир. Юрэй находится на Земле пока не упокоится, разрешив эмоциональные проблемы, привязывающие его к этому миру, либо в результате проведения недостающих ритуалов, без которых юрэй окажется заключен в мире живых. Считается, что тип перерождения определяется моральными качествами человека в течение жизни (кармой). Если человек совершал поступки, основанные на жадности, ненависти и обмане, он будет перерожден в низшем мире духов или демонов. Человек, совершавший благородные поступки, основанные на щедрости, доброте, сострадании и мудрости может рассчитывать на перерождение в высших мирах – человеческом или одном из небесных.
Che bella cosa na jurnata ’e sole,
n’aria serena doppo na tempesta!
Pe’ ll’aria fresca para gi; na festa...
Che bella cosa na jurnata ’e sole.
Ma n’atu sole cchi; bello, oi ne’,
’o sole mio sta nfronte a te!
’o sole, ’o sole mio, sta nfronte a te,
sta nfronte a te!
L ceno ’e llastre d’ ’a fenesta toia
’na lavannara canta e se ne vanta
e pe’ tramente torce, spanne e canta,
l ceno ’e llastre d’ ’a fenesta toia.
Ma n’atu sole cchi bello, oi ne’,
’o sole mio sta nfronte a te!
’o sole, ’o sole mio, sta nfronte a te,
sta nfronte a te!
Quanno fa notte e ’o sole se ne scenne,
me vane quasi ’na malincunia;
sotta ’a fenesta toia restarria
quanno fa notte e ’o sole se ne scenne.
Ma n’atu sole cchi; bello, oi ne
’o sole mio sta nfronte a te!
’o sole, ’o sole mio, sta nfronte a te,
sta nfronte a te!
Режиссер Андрей Смирнов о марше
15:56 13 января 2013 15541 3
Сюжет: марш против подлецов: депутаты обиделись
Смирнов: Я прямо с проспекта Сахарова.
Давлетгильдеев: Вы прошли весь путь от кинотеатра «Пушкинский» до проспекта Сахарова. Ваши первые эмоции, впечатления? Московские власти говорят, было не больше 6 тысяч человек.
Смирнов: Поскольку у меня есть опыт горбачевской эпохи, когда выходили в Москве и миллион человек, последний взгляд я бросил на углу площади, где расположено метро Чистые пруды и видел два потока людей, и весь проспект Сахарова до самого Садового был заполнен людьми. Я не дождался конца, но то, что на моих глазах прошло более 100 тысяч человек, я ручаюсь. Думаю, 150, может быть, 120. Это было круче, чем на Болотной в прошлом году. Видно, что людей достало. Инвалиды на колясках, старики, видно, что люди не могли сидеть. Старый новый год, на улице 15 градусов, однако множество людей сочло своим долгом выйти из дома, промерзнуть, но выразить свое отношение к тому, что творится в стране.
Давлетгильдеев: Вы были с друзьями, семьей?
Смирнов: Там был и мой сын со своими друзьями, я видел много знакомых, мы шли вместе с критиком Юрием Богомоловым и его женой. Масса людей подходила, говорила и фильмах, выражала эмоции. Толпа, конечно, распадается. Там есть и националисты, которым я не сочувствую, и коммунисты, которым я тоже не сочувствую. Общее настроение в этой толпе приподнятое, у людей есть естественное и важное ощущение, что выйти сюда было их гражданским долгом.
Давлетгильдеев: А есть вера в то, что этот выход и реализация этого гражданского долга помогут, что прислушаются?
Смирнов: У меня такого ощущения нет. Это долг перед собой, перед богом, своей страной. У многих ощущение, что со страной происходит нечто, что нельзя наблюдать без бьющегося сердца. У людей моего поколения болезненное отношение, потому что мы прожили большую часть сове жизни при тоталитарном режиме, когда нашего мнения не спрашивали, в стране СССР, ностальгию по которой сейчас насаждают. Главное счастье моего поколения было дожить до времен, которые сейчас проклинают. Кто проклинает? Те, в чьих руках телеканалы, проклинают Горбачева и Ельцина, людей, которые положили свою жизнь на то, чтобы в России режим стал человеческим. Вчера я видел передачу «Враг у ворот», в которой откровенно говорится не просто о том, что Горбачев, Ельцин, Чубайс, Гайдар сознательно развалили великую страну, а дальше называются цифры военного бюджета и его роста при Путине. Эта передача свидетельствует, что в стране не просто коммунистический реванш, а еще хуже. Видно, что хозяином страны опять стал военно-промышленный комплекс, ФСБ. На место коммунистической идеологии становится великодержавное православие. Это нормальный фашистский режим. Мы должны отдавать себе отчет в том, что за фасадом призывов восстановить великую страну строится фашистский режим. Я не хочу жить в такой стране.
http://vehrwolf.livejournal.com/52679.html немецко- фашистская пропаганда в Живом Журнале (на русском языке). Интересно, что автор публикации незамысловато назвал себя "вервольф": -"оборотень"[нем]. То есть работают внаглую, открыто.
http://vehrwolf.livejournal.com/52679.html Ссылка-немецко-фашистская пропаганда в Живом Журнале на русском информационном поле. Автор публикации незамысловато назвал себя "вервольф" - "оборотень"[нем].
Глава 21
Саранча.
Самое лучшее, что случилось со мной в жизни – мои товарищи. Мне очень везло на друзей. Шваль волшебно исчезала на стадии знакомства, часто до встречи, видно чуя другую группу крови.
Женщины были красивы, образованны и бескорыстны, мужчины умны, с хорошим чувством юмора, талантливы и порядочны. Если случались исключения, я воспринимал их как недоразумение. В моей душе никогда небыло темных закоулков, где неожиданно можно встретить гадость, я всю жизнь был уверен, что отдать лучше, чем взять, намного лучше быть обманутым, чем обмануть и быть обкраденным, чем украсть. Я старался контролировать свои слова и поступки, чтобы ненароком не обидеть хорошего человека. Обычно мне платили той же монетой. Я уверен, что даже из списка моих виртуальных друзей можно составить правительство и это будет самое вменяемое и толковое правительство в Европе.
Мой ВГИКовский товарищ артист Гена Морозов был женат на балерине Большого Театра, имел светские связи и был принят в обществе, как говорили когда-то. Стройный брюнет высокого роста, с гусарскими усами и непроницаемым выражением красивого лица, он был отличным парнем – открытым, веселым и бесхитростным. Никогда не интриговал, не злословил, не искал места и вел себя, как подобает мужчине. Подобные качества неизменно производили в Европе ошеломляющее впечатление, когда русские офицеры попадали туда занесенные ветром войны, непредсказуемым сюжетом любовных приключений, по делам службы или из-за пристрастия к игре. В сравнении с ними, добропорядочные европейские бюргеры, которые рождаются и умирают в ночном колпаке, выглядели, как амбарные мыши у кота на именинах.
Гена интеллигентно пил - не пошлую водяру, а шампанское и марочные вина, правда ведрами. Я никогда не видел его пьяным, но, зная его со студенческой скамьи, по задумчиво-отсутствующему взгляду мог определить сколько было оприходовано. Он всегда был хорошо и чисто одет, ходил с прямой спиной, не сутулился. Среди множества человеческих типов больше нигде в мире не встретишь эту превосходную породу, которую российские дегенераты почти истребили на родине.
Однажды, где-то в начале 70-х, я пригласил на ужин в ресторан Дома Кино знакомую манекенщицу из Московского Дома Моделей Наташу Филиппову. Я не знаю из какой она семьи, но, кажется, она получила хорошее образование и была известной в богемных кругах красавицей. Мы о чем-то говорили, ненадолго отрываясь от тарелок, я иногда рассеянно смотрел перед собой. В какой-то момент я заметил, что за столиком неподалеку разворачивается сюжет из какого-то пошлого водевиля. Никита привел в ресторан двух замурзанных девиц, очевидно абитуриенток из провинции и усердно потчевал их шампанским, игриво обращаясь с неуместным пафосом: - Ну, девочки! Что же вы совсем не пьете! Вы мои гости, давайте пить! Принесите нам еще шампанского! Давайте тост за то, чтобы у вас все получилось!
Он то подливал им в бокалы, то, широко раскинув руки, приобнимал их за плечи, притягивая к себе и они, продолжая сосредоточенно жевать салат, покорно прижимались к нему, не отводя взгляда от тарелок. Было ясно, что они замучены и голодны. Я бросил быстрый взгляд на обувь – обе были в старых, нечищенных, стоптанных лодочках.
Для уважающего себя мужика роль гусара при таком раскладе однозначно выглядит мерзко. Гусарить с нищими, голодными девчонками – по моим представлениям – западло. Вдруг он замолчал и уставился на меня. Хотя в институте мы учились на параллельных курсах, знаком я с ним не был. Он попал к Ромму на третий курс сразу. Говорили, что его вышибли из ГИТИСа за аморалку – был скандал с молодой актрисой, которая родила от него ребенка. Папа, член ЦК , включил связи и Ромм получил студента из семьи советских патрициев. Никита сделал себе имя, когда ребенком снялся в фильме “Я шагаю по Москве” по сценарию моего гениального товарища, поэта, сценариста и режиссера Гены Шпаликова. Фильм я не видел, но говорят, что он вполне заслуженно имел успех. Через несколько лет затравленный чиновниками Шпаликов повесился.
В моем кругу у Никиты была репутация эгоистичного, умного и циничного парня, который для достижения целей не особо заморачивается средствами и любит только себя.
- Наташ, - обратился я к Филипповой, - посмотри, пожалуйста, у меня на морде ничего нет? Грязь какая-нибудь или что еще?
- А чего такое?
- Да вот через столик сидит Никита с двумя девчонками, он вдруг уставился на меня и смотрит, открыв рот. Может уменя волосы дыбом или чем-то запачкался?
Она хмыкнула:
- Ты чего? Все нормально. Он не на тебя смотрит, а на меня. Увидел меня.
- Тебя-яа? На тебя-то че смотреть? - с неподдельным удивлением деревенского дурака я уставился на нее, вместо того, чтобы отвесить что-нибудь жантильное типа: “О, да, действительно, сегодня ты выглядишь великолепно”.
- Он мне почти каждый вечер звонит, объясняется в любви, зовет замуж. - сказала она.
- Так ты бы меня предупредила, пошли бы ужинать в другое место. Зачем дразнить человека, если он так серьезно к тебе относится. Поехали бы в Центральный, взяли бы... ммм... щи суточные... в горшочке с пирожком... - глядя на нее, раздувая ноздри и плотоядно улыбаясь сказал я, облизнулся и глубоко дышал, как американский рысак: - На второе, хм... “строганов” с грибами, по сотке ледяной водки... Ах, Наташа, это нисколько не хуже, чем.... между прочим, принесут пирожок из слоенного теста. Его там подают не всем, но меня знают.
Пристяжные рядом с Никитой, двигали ушами, торопливо доедая салат. Не глядя, я привычно фиксировал детали быстро меняющихся картин окружающего мира и автоматически запоминал на долгие годы.
Поев, я расплатился и мы ушли. Проходя мимо стола нынешнего оплота просвещенного русского консерватизма, певца имперского величия шайки партократов и жуликов, я отметил некоторую растерянность и печаль.
На следующий день, когда я приехал в ресторан ужинать, я увидел в предбаннике Генку Морозова, поздоровался и собрался было проследовать в зал, как вдруг он меня остановил:
- Лень, у тебя был какой-то конфликт с Никитой?
- Нет. Мы с ним не знакомы. Никаких дел. - сказал я. - А почему ты спрашиваешь?
- Когда я вчера выходил из ресторана, он подошел ко мне и спросил кто за тобой стоит, что ты так уверенно себя ведешь. Я спросил почему это его интересует и он мне сказал: " Хочу ему насрать." Мне это не понравилось. Хочешь насрать – насри, но насрать с оглядкой как бы потом чего не вышло... В общем, я ему сказал: “ Ты знаешь где я живу? На Кутузовском, в доме, где живет Брежнев. Так вот, по средам Бердичевский ходит к нему с тортом на веревочке пить чай. Так что, думай.”
Я был в совершенном восторге от мастерски, двумя штрихами нарисованной Генкой картинки, изображающей меня в роли Винни-Пуха с тортом на веревочке и с трудом сдерживался, чтобы громко не заржать.
- И как он на это отреагировал? - спросил я.
- Он сказал: Ну, раз так тогда все, я молчу! - и развел руками. (Генка показал как Никита развел руками) Вот засранец! - почти с восхищением сказал он.
- Засранец. - согласился я.
Когда через много лет я прочел, что Никита в Киеве сказал в присутствии церковных иерархов: “Путина нам послал Бог!” я услышал в этой фразе отголосок знаменитого: “Вороне Бог послал кусочек сыра.”.
Есть такое существо – саранча. Это безобидный с виду зеленый кузнечик. Но основная его функция – жрать. Его жвала... слово-то какое потрясающее! - устроены так, чтобы жрать не переставая. Если саранчи собирается много, они могут сожрать поле, сожрать луг, лес, целую страну. Когда они летят – небо темнеет. Люди прыгают, орут, оглушительно гремят трещотки: тра-та-та-та-та!
Если саранча выберет какое-то место и остановится на ночлег, то живущих там людей ожидает голод.
Но ее вины ни в чем нет. Просто она так устроена – жрать. И люди такие есть. Они хорошо понимают друг друга. Они бывают умны, талантливы, учат молодежь. Смотрят просветленным взглядом в будущее, мужественно играя желваками и тогда становятся видны жвала.
Не раз говорил мне мой товарищ, гениальный оператор Паша Лебешев, снимавший Никите его, сделавшие ему имя, как режиссеру, фильмы:
- Надоело быть в тени мэтра. Постоянно на вторых ролях и за копейки. А ведь во всех фильмах основная работа – моя: картинка, разводка мизансцен, темпо-ритм, стиль. Вот я уйду (а я уйду!) и кончится Никита.
Говорил - говорил, а потом взял и ушел из жизни.
Последнее интервью режиссера Ивана Дыховичного
Иван ДЫХОВИЧНЫЙ: «Я никогда не хотел быть актером. Поступал на истфак МГУ, получил все пятерки, но меня не взяли, потому что, видите ли, не было двух лет стажа. Сейчас никто не понимает, что это такое. Я чувствовал себя оскорбленным, догадывался, что за этим стоит: у меня в университете не было никакой поддержки – ни отца, ни знакомых, ни родственников».
И тогда вы пошли в театральный?
Иван: «Когда в МГУ завершились экзамены, все институты, кроме театральных, уже закончили прием абитуриентов. Помню, я шел и вошел в подъезд Щукинского театрального училища. Решил попробовать свои силы. Просто так, ни на что не надеясь. Читал приемной комиссии какие-то стихи Мандельштама, рассказ Леонида Андреева. Мне сказали, что у меня нет никаких способностей, и я не прошел первый тур. Я удивился, мне казалось, что я читал не хуже, чем те, кто шел вместе со мной. Умудрился снова записаться на первый тур, и как-то меня пропустили. Оказалось, проблема была не в том, как я читал...»
А в чем же?
Иван: «После первого курса ректор объявил, что с моей внешностью нечего делать на русской сцене, и добавил, что может отдать свою правую руку за то, что я никогда не стану актером. Где сейчас его правая рука?.. В конце концов я блестяще окончил училище. Меня приглашали во все театры, какие только были, но пошел я к Райкину. А уже потом перешел на «Таганку» и стал работать в оркестре».
В каком смысле?
Иван: «Ну я же не побежал на «Таганку» в тот момент, когда меня туда звали, а пошел, когда сам захотел. За это мне четыре месяца пришлось посидеть в оркестре, якобы я играл на гитаре. Потом заболел артист, меня за один день ввели в какой-то спектакль. Постепенно я стал играть все больше и... наступила тупиковая ситуация: я не любил выходить кланяться после спектакля, не любил аплодисментов, сам успех меня дико раздражал».
КТО У КОГО ШУБУ УКРАЛ
Устав от пристального внимания толпы, Дыховичный решил бросить сцену. Это был пик его театральной карьеры, но в какой-то момент Иван осознал: настоящее его призвание – кино. Решил поступать на Высшие режиссерские курсы. Но его снова не захотели брать – не было рекомендаций от студий.
Иван: «Однажды Токарева попала на мой спектакль «Мастер и Маргарита» и была так впечатлена, что решила за меня похлопотать. В результате меня все-таки допустили до экзаменов. Тогда курс набирали Рязанов, Данелия и Михалков. Вдруг Никита, с которым мы были отлично знакомы, попросил меня сделать актерский этюд. Данелия говорит: «Никита Сергеевич, побойтесь бога! Зачем Дыховичному делать этюд?» Действительно, зачем? Я был тогда ведущим актером города Москвы. Но Михалков настаивал: «Он поступает, пусть сделает этюд». Я ответил: «Не вопрос. Сделаю».
Я попал в группу к Рязанову. Он смотрел мои работы и приходил в полное недоумение – ему все это было чуждо. Однако у него была очень милая жена, которая говорила: «Не расстраивайся, у Вани работы очень хорошие. Просто другие». А Рязанов расстраивался ужасно, думал, что из меня ничего не получится. Когда обучение подошло к концу, возник вопрос аттестации. Пятерка давала право на постановку, четверка ставила вопрос серьезной работы в кино под сомнение, а тройка лишала права на постановку: быть вторым режиссером – максимум, на что можно было рассчитывать после такой оценки. На комиссию по аттестации был прислан небезызвестный человек, автор картины «Москва слезам не верит» Владимир Меньшов. Он был тогда в страшном фаворе, получил «Оскара», был обласкан начальством. Меньшову дали установку от Госкино меня «зарезать», я наверху уже был проклят за то, что в картине по Бабелю проститутка спрашивает героя: «Ты еврей?» А тот ничего не отвечает. Этого было достаточно, чтобы навесить на меня негативные ярлыки. Меньшов предварительно посмотрел мои работы и заявил: «Я предлагаю поставить Дыховичному тройку». Тут мои мастера Рязанов и Данелия возмутились: «Нет, так не годится. Он самый интересный режиссер на курсе». Меньшов свое: «Я не понимаю, кому адресовано его кино. Настаиваю на тройке». И тут вмешался Михалков. Его раздражало, почему вдруг явился Меньшов, когда он тут главный. И Михалков говорит: «Я согласен с Меньшовым, что Дыховичному надо поставить тройку, но тогда всем остальным мы поставим колы». Меньшову пришлось ретироваться, он понимал, что это означает – весь курс оставить без работы. Этого не допустило бы Госкино. Но в результате без работы остался я, мне не давали снимать. Но я был благодарен Никите за то, что он меня защитил. Хотя он сделал это вовсе не ради меня».
Тем не менее известно, что у вас по меньшей мере непростые отношения с Никитой Сергеевичем…
Иван: «Непростые. Это давняя история. Все гадают, что там у нас произошло, кто у кого шубу украл. Мы с Никитой знакомы с детства, но он несколько раз позволил себе сказать, что не знает, кто такой режиссер Дыховичный. Начиная лет с четырнадцати мы общались в одной компании. Туда входили Володя Грамматиков, Володя Романов, старший Данелия, Юсов… В те времена существовала проблема пространства, у всех были крошечные квартирки или их не было вовсе. У Михалковых же всегда имелись дачи и большие квартиры, мы там собирались, спорили, говорили».
О чем спорили?
Иван: «Андрон тогда только начинал путь в кино. Ему было трудно идти против семьи, потому что семья говорила: надо жить, не ссорясь с властью, потому что все это ложится пятном на царственную, благополучнейшую при всех режимах фамилию. Но Андрон был жестко настроен против культуры, связанной с династией Михалковых. Он был сыном, который принципиально перестал общаться с отцом, потому что занимал диаметрально противоположную позицию в искусстве. А Никита не разделял его взглядов, боялся, что у него будут неприятности, но умел феноменально маневрировать и подстраиваться – в этом смысле он сын своего отца. У Никиты всегда имелись бесспорные способности и таланты, которые он мастерски использовал: был обаятельным, я бы сказал, слащаво-обаятельным, был блистательным актером и в жизни, и в кино. Первый раз нас разделила одна простая вещь. В пятнадцать лет у меня умер отец, и все ребята ко мне приехали, а Никита позвонил и сказал: «Старичок, у меня нет времени, я на съемках. Хочешь, заезжай ко мне во второй половине дня, я тебе выражу соболезнования». Это был первый сигнал – кто он и что».
Такое поведение Михалкова было для вас громом среди ясного неба?
Иван: «Не совсем. Ребята с детства считали его человеком сомнительным – он легко забывал о людях, легко предавал. Но его обаяние, шарм и сейчас действуют на окружающих, хотя на самом деле все видят его фальшь, ханжество, пресмыкание перед властью… Никита на бланке папы подписывал себе всякие прошения о билетах на самолет, в театр, в гостиницу. Он с детских лет был такой проныра. А после той истории с соболезнованиями наши пути разошлись. Когда я познакомился со своей будущей женой Ольгой Полянской, то не знал, что за ней, оказывается, ухаживал Никита. Я никогда не спрашивал у девушек, кто у них был до меня. У нас с Ольгой развивался роман, я пребывал в больших сомнениях и переживаниях, потому что знал, что она дочка члена Политбюро, ее отец был заместителем Косыгина. И вот Оля как-то упоминает, что ей все время звонит Никита Михалков, с которым они, оказывается, знакомы. Я понял, что мой бывший друг выстраивает какую-то свою линию. Никита делал все возможное, чтобы привлечь внимание Ольги. Я с улыбкой на это смотрел. Только один раз мы поговорили с ней на эту тему. Я сказал: «Единственное, чего бы мне не хотелось, чтобы у тебя были иллюзии, будто Михалков просто твой приятель. Когда мы с Олей поженились, Михалков на какое-то время исчез, но потом опять появился. Он стал приходить к нам домой, мы общались, а потом он неожиданно сделал Оле сногсшибательное предложение – позвал ее работать художником у него на картине. Она тогда была студенткой первого курса Текстильного института, по тем временам – это был 1971 год – устроиться работать художником в кино было практически невозможно, даже если ты окончил ВГИК и имел диплом. Предложение, разумеется, было сделано не ей, а ее папе. Оля была человеком чрезвычайно наивным, она решила, что Никите нравятся ее работы. Вскоре Никита сообщил, что Оля утверждена на ставку художника. «Да, кстати, – добавил он, – не могла бы ты достать нам «Кодак»? Она удивилась: «А каким образом я могу достать «Кодак»? А Никита ответил: «Перестань прикидываться». Когда Оля поняла, что он от нее хочет, она жутко оскорбилась и сказала, что ничем помочь не может».
Вы ревновали жену к Михалкову?
Иван: «Я не испытывал по отношению к Никите никакой ревности, я был уверен в наших с Олей отношениях. Но Никита никак не мог успокоиться, потому что в этой истории он проиграл. После этого он все время старался сказать что-нибудь неприятное или нелестное в мой адрес».
ПРАВО НА ПОСТАНОВКУ
По окончании режиссерских курсов Дыховичный получил право на постановку, но снимать ему не давали. Два года он пытался что-то пробить, и наконец удача ему улыбнулась.
Иван: «Мне удалось запуститься на дебют – я хотел снимать «Солнечный удар» Бунина. Все складывалось: у меня уже была группа, я выбрал натуру. Неожиданно позвонил Михалков и сказал, что хочет со мной поговорить. Мы встретились. Он ехал тогда в Тбилиси на кинофестиваль, я решил подвезти его в аэропорт. Никита заявил, что не советует мне снимать «Солнечный удар»: «У тебя и так дурная репутация в Госкино, ты уже по Бабелю картину сделал. Из-за Бунина у тебя опять будут неприятности. Тебе надо снимать что-то очень простое, положительное». Я отвечаю: «Благодарю за заботу, но я буду делать то, что хочу». Михалков настойчиво повторил, что мне лучше его послушать. В этом уже звучала угроза. «Что ты имеешь в виду?» – спросил я. «А то, что Бунина буду ставить я!» Я остановил машину и говорю: «Выходи!» Никита стал меня увещевать: «Да ладно, я шучу. Чего обиделся?» – «Нет, не шутишь. Ты не имеешь права со мной разговаривать так, будто я твой пес. Я тебе не пес». В тот же день я вернулся на студию, смотрю, все сидят с мрачными лицами: «Иван Владимирович, а вы знаете, что нас закрыли?» Я кинулся к доске объявлений и вижу: «Картина такая-то закрыта». И подпись директора студии. Я пошел к Сизову: «Как это может быть?» Он ответил: «Спроси у своего друга Михалкова». Я говорю: «Не знал, что Михалков директор студии». Сизов на это ответил, что Михалков целый час стоял перед ним на коленях, чтобы он закрыл картину. «Спасибо вам, – говорю, – хотя бы вы честный человек. Не стали мне говорить, что по художественным соображениям… Когда Никита вернулся из Тбилиси, я приехал к нему домой и спросил: «Скажи, зачем ты это сделал? Ты, художник, занимаешься такими постыдными вещами!» Никита стал клясться и божиться, что это не его вина. Я набрал нужный номер и спросил: «Скажите пожалуйста, правда ли, что Михалков закрыл мою картину?» Мне отвечают: «Абсолютная правда». Никита выслушал это и говорит: «Ну и что? А ты думал, что я дам тебе снимать?» Я сказал тогда: «Ты конченый человек. Ты не представляешь, что с тобой будет дальше. Такие вещи нельзя делать, мне тебя очень жаль». А он иронично: «Тебе меня жаль? Да тебя на студию не пускают, ты никто и ничто!» Так мы и расстались».
И на этом была поставлена точка в ваших отношениях?
Иван: «Не совсем. Я с ним не общался долгие годы, ни за чем к нему не обращался. Французы дали мне деньги, я снял «Испытателя», который получил кучу международных премий. Мои продюсеры решили повезти картину на фестиваль в Сан-Себастьян, думали, если председатель жюри русский, он будет лоббировать русский фильм. Какое там! Михалков, который был председателем, при журналистах, при всех стал говорить, что ему не нравится фильм. Но потом «Испытатель» получил первый приз в Кракове. А позже я узнал, что единственный, кто голосовал против, был Михалков. Он снова вытребовал себе эту власть – «разводящего» при государстве, и я, кажется, единственный человек, который говорит все, что о нем думает: как он проводит съезды, как манипулирует людьми. Он занимал в кинематографии первый пост, но не сделал ничего из того, что мог бы сделать».
24 ЧАСА ВМЕСТЕ
Путь Дыховичного-режиссера был сложным с самого начала. Государство не выделяло на его картины бюджетов, частным кинокомпаниям не нравились его идеи. Поэтому в перерывах между съемками Иван занимался коммерческими проектами, которые позволяли зарабатывать. Одним из них стал сериал «Деньги». Дыховичный с энтузиазмом взялся за эту работу, но в итоге продюсеры не выплатили съемочной группе зарплату. Ивану пришлось самому рассчитываться с командой.
Иван: «Когда нас «кинули» на деньги, я со своими людьми расплачивался еще три года. Меня очень поддержала тогда Оля, моя жена. Впрочем, как и всегда. Я в нужный момент жизни понял, что абсолютной ценностью является любовь. Меня не поймут люди, которые не пережили этого чувства.
Я испытывал любовь несколько раз – по отношению не только к женщинам, но также к друзьям и близким людям. И это всегда была разная любовь. Если вы это чувство испытали – вы как наркоман. Вы знаете, что это ни с чем не сравнится. Самым страшным наказанием для человека является потеря умения любить».
Как вы познакомились с Ольгой?
Иван: «Я работал на РТР главным режиссером, мне поручили сделать новый формат передачи «Утро». Я придумал, что «Утро» должны вести четыре женщины, и стал искать ведущих. На кастинг слетелось все руководство канала: выбор героини или ведущей – это на канале большой праздник, возможность завести новые знакомства. И там я увидел Олю – девятнадцатилетнюю девушку из Минска. В первую же секунду я понял, что она от всех отличается: живость речи, абсолютно естественные реакции и умные глаза. Бывают глаза красивые, бывают томные, но умные встречаются редко».
У женщин?
Иван: «У мужчин еще реже. И это все меня сразило. Я не был ослеплен, нет. Я сделал Ольге конкретное предложение прийти и попробоваться к нам, она пришла, мы стали общаться. И оказалось, что мы люди, друг другу близкие и нужные… Программу «Утро» в конце концов закрыли, но руководство канала предложило Оле одной вести утреннюю передачу. Она спросила: «От меня требуются какие-то журналистские качества?» Ей ответили: нет, нужно просто быть ведущей. Она сказала: «Нет, я не могу этим заниматься. Я могу вести передачу, в которой постоянно надо что-нибудь придумывать». Руководитель рассердился: «Вы понимаете, что миллионы девушек мечтают попасть на это место?» Она ответила: «А я не хочу». С этого момента я понял, что не ошибся и имею дело с человеком очень глубоким, настоящим.
Оля с четырнадцати лет работала в Минске на телевидении как журналист, искала интересных людей. Она окончила Высшие режиссерские курсы у Германа. Тот до сих пор меня ругает, что она тратит на меня свою жизнь, вместо того чтобы делать собственное кино. Но Оля совсем не такой человек, как я. Ей обязательно нужны основательные знания, углубление в разные предметы. Сейчас, например, она учится на психфаке МГУ: там есть двухгодичные курсы, которые не дают диплома. Но тем не менее Оля не пропустила ни одного дня занятий. На мой взгляд, она даже слишком увлеченно за это взялась. Могу честно сказать, что я с большой осторожностью отношусь к психологии. Кстати, это ее увлечение чуть не погубило нашу жизнь: Оля едва не разочаровалась во всем том мире, что мы вместе создали, потому что применила к нему модный сейчас психоаналитический метод препарирования действительности. К счастью, ей удалось найти нужный баланс.
Наша жизнь с ней, с первого мгновения и до сегодняшнего дня, – это 24 часа в сутки вместе. Я никогда ни с кем так раньше не жил и всегда считал, что людям надо отдыхать друг от друга».
Дыховичный был женат три раза. По случайному совпадению все три его жены носили имя Ольга. Первая – Ольга Полянская, дочь члена политбюро ЦК КПСС, мать их общего с Иваном сына Дмитрия. Вторая, тоже Ольга, родила Ивану сына Владимира. Третья – та самая Оля, о которой он с такой любовью и нежностью говорил в этом интервью. Мачеха его сыновей, она младше Дмитрия Дыховичного на десять лет и старше Владимира на восемь.
Иван: «У Володи с Олей сложились прекрасные отношения. Сын с четырех лет живет в Америке, он приезжал ко мне только на летние каникулы, и то с огромными трудностями.
Его мать не очень хотела мальчика отпускать, особенно после того, как Вова хорошо сошелся с Олей. Моя бывшая приревновала не меня, а сына. Вообще с ним проблем много: по-русски почти не говорит, читать не умеет, и здесь я не могу быть ему полезен. У Володи хорошие мозги, но он не знает, что с этим делать, куда себя деть. А это уже результат воспитания».
Уехать в Америку было решением вашей второй жены?
Иван: «Да, это было ее решение, и мы расстались, потому что я отказался. У меня было конкретное предложение работать в Штатах, даже имелось пятилетнее разрешение на работу. Я должен был снимать там картину, но не захотел. Я представил себе начало своей жизни в сорок лет в другой стране, без знания языка, с людьми – замечательными и интересными, но не моими абсолютно. Чтобы снимать там, нужно быть в контексте той культуры, войти в тот мир, полюбить его. Тогда я не мог этого сделать. Я был сформировавшимся человеком, со своим отношением к той среде, о которой знаю все. Здесь я могу быть плодотворным, а там – только ремесленником. Но моя жена, которая никогда не работала, считала, что Америка – это рай. Она родом из Магнитогорска, из простой семьи... Мы здесь жили на таком уровне, о котором другие могли только мечтать. Но есть женщины, которые считают, что где-то на земле может быть еще лучше, и не замечают, что все лучшее рядом. За это расплатился мой ребенок. Жена мне внушала, что в России оставаться нельзя, здесь всегда будет опасность для жизни, проблема наркотиков. Так все эти проблемы Володя получил там».
Ваш старший сын Митя ведь тоже живет за границей?
Иван: «Да, Митя живет в Германии, и с ним как раз все замечательно. Он очень хороший художник, хотя поначалу у него были большие сложности с профессией».
Митя снялся у вас в «Музыке для декабря». Актером он никогда не хотел стать?
Иван: «Хотел, но я был категорически против. Митя не актер. Он человек, который может быть в кино только самим собой, а это не профессия. Он не может перевоплощаться вообще. Кстати, художника в нем тоже не сразу разглядели. Он провалил экзамены во ВГИК и поехал развеяться в Германию к своей знакомой. Это была дочка художника Чуйкова, которая уже год училась там в Академии художеств. Тогда как раз было лето – время набора абитуриентов. Митя позвонил мне и попросил выслать его работы. Я выслал, он показал их одному знаменитому немецкому художнику. Тот сказал: «Если это ваши работы, то я вас беру безо всяких экзаменов, и вы будете моим самым любимым студентом». Митя так и окончил академию «любимым студентом» и совершенно нормальным человеком. Здесь в это время люди его поколения нюхали кокаин, развлекались в ночных клубах, грезили о богатстве. А Митя ездил автостопом или ходил пешком, читал книжки, любопытствовал, размышлял, общался».
Чем он сейчас занимается?
Иван: «Много работает, устраивает выставки. Сказать, что это благополучие, нельзя, но это интереснейшая жизнь. Кроме того, он женился.Его избранница – черная женщина родом из Конго. Ее семья относилась к какому-то правящему классу и в свое время эмигрировала из Заира во время страшной резни. Митина жена родилась в Бельгии, поэтому у нее европейское образование, она знает шесть языков. Это очень красивая женщина, крупная, метр девяносто три ростом! Уже десять лет они с моим сыном живут душа в душу. Сейчас она работает в галерее, а раньше была менеджером в различных крупных рекламных компаниях. Кстати, их портрет вдвоем с Митей, держащихся за руки, долго висел в Дюссельдорфе на вокзале как образ мира: он – абсолютно белый, а она – абсолютно черная. У меня родился черный-черный внук, которого зовут Костя Дыховичный. Когда его привезли в Африку показать бабушке, та при виде его заплакала и сказала, что он совершенно белый. Я Костю очень люблю, он смешной, тоже очень крупный, высокий. Он хочет учить русский, болеет за «Челси», потому что считает, что это русская команда, выясняет все про русских, интересуется нашими достижениями – в общем, дикий патриот. Я плачу русскому преподавателю в Германии, который к нему ходит. Одна женщина, с которой у меня были близкие отношения, но потом мы расстались, узнав, что у меня родился черный внук, заявила: «Я не сомневалась, что у него все будет не как у людей!» Еще меня поразило, что когда Митя с женой сюда приехали, то некоторые Митины друзья шепотом говорили: «Но она же черная…»
«Я ХОЧУ ПРЕДЛОЖИТЬ ВАМ МИЛЛИОН»
Вам часто приходилось идти на компромиссы?
Иван: «Всякое случалось… К примеру, в «Прорве» актриса, которая играет жену Алексея, была женой продюсера. Тот умолял, чтобы она играла главную роль, несмотря на то, что была на седьмом месяце беременности!
Я ответил, что это невозможно. Дело происходило в Париже, мы сидели в кафе, и он вдруг встал передо мной на колени. Я упорствовал. И тогда он… заплакал: «Она не будет со мной жить!» Оказалось, что эта женщина – русская из Нижнего Новгорода. Мне стало жаль этого человека, и я сказал: «Иди домой, вечером я напишу для нее роль». Что удивительно, эта женщина оказалась блестящей актрисой. Например, на наше предложение раздеться в одной из сцен она отреагировала быстрее, чем кто-то успел отвернуться… И вот она уже стоит совершенно голая с огромным пузом!
Но так все удачно складывалось не всегда, был и более печальный опыт. Как-то раз, когда я сидел в бане, в парной, ко мне подошел такой же голый человек и сказал: «Я давно вас ищу». Заявил, что он продюсер, работает на французскую компанию, имеющую филиал в Люксембурге. Очень любит меня как режиссера и хочет мне предложить снимать «Король, дама, валет» по Набокову. А я сам давно мечтал экранизировать Набокова. Но я был уже ученый, чтобы верить в такие чудесные совпадения, поэтому спросил голого продюсера: «Где подвох?» Он ответил: «Есть подвох. Актриса на главную роль уже есть, и другую взять нельзя». Он был очень настойчив и уговорил меня принять его предложение. Дело завертелось. Но когда я увидел приготовленную мне актрису, сразу сказал, что не вижу ее в этой роли. Она ни возрастом, ни обликом, ни манерами не походила на набоковскую героиню. Я сказал, что под эту женщину надо переписывать весь сценарий. Более того, я даже переписал его, хотя уже чувствовал, что все идет не так, как надо. Поэтому когда меня спросили о гонораре, я назвал такую астрономическую сумму, что не сомневался – они откажутся. Они закряхтели, заохали, но сказали, что подумают. Чтобы окончательно обо всем договориться и подписать контракт, мои заказчики прилетели в Москву. Все вроде шло хорошо, только они мимоходом заметили, что внесли небольшие изменения в сценарий. Я попросил показать эти изменения и увидел, что получился триллер, глупый и дурацкий. Я сказал, что такое снимать не буду. Они, видно, были к этому готовы, потому что сразу отреагировали: «А мы согласны на ваши условия». Имелась в виду сумма гонорара. Для меня это был очень тяжелый момент – просто катастрофа! Мне нужны были деньги, чтобы платить за учебу младшего сына в специальной школе в Лондоне, кроме того, у меня не было других предложений. Я не представлял, как позвоню Оле и скажу, что отказался. Она всегда все понимала, но у нее тоже наступил момент усталости. Это был очень сложный год в нашей жизни. Оля – генератор, она не может без работы, а я не мог уже ничего придумать. Это сильно осложняло наши отношения.Тем не менее я сделал выбор – отказался. А дальше началась самая удивительная, просто сказочная история, когда-либо случавшаяся со мной. Она связана с картиной «Вдох-выдох». Дома раздался телефонный звонок, и один мой знакомый сказал: «Есть человек, который тобой интересуется. По-моему, он хочет дать тебе деньги на кино». Я знал, что обычно такие разговоры ничем не заканчиваются. Тем не менее в назначенный день встретился с этим человеком в ресторане – все равно у меня не было других занятий. Он оказался молодым, очень милым. Пока мы шли к столику, что заняло минуты четыре, он успел мне сказать, что видел все мои фильмы, включая маленькие, мечтал работать у меня на картине «Прорва» кем угодно, но его не взяли. Мы еще не успели сесть, как он заявил: «Я хочу вам предложить миллион долларов на картину. Но вы должны снять фильм максимум за полгода. Я не стремлюсь к тому, чтобы вернуть деньги, у меня более сложная задача: я хочу, чтобы получилась хорошая картина». Я не верил своим ушам, щипал себя, думал, что от всех перипетий и страданий совсем сошел с ума. Я такого разговора не то что не слышал никогда, мне никто о таком даже не рассказывал. Я приехал домой в странном состоянии нереальности. Оля меня расспрашивала, но я говорил, что это похоже на бред, на розыгрыш. Через три дня я сложил в папку четыре истории и привез их ему. Он мне говорит: «Вы меня не поняли. Вы не должны мне ничего показывать и рассказывать. Это ваше дело, что вы будете снимать». …Мы очень старались уложиться в миллион, но во время съемок, как это часто бывает, картина выросла в бюджете на 180 тысяч. Представляете, каково мне было идти к человеку, который дал миллион, и говорить, что нам не хватает 180 тысяч. Тем не менее я пошел. Он сказал: «Я все понимаю, но я бы не хотел увеличивать бюджет». Мой режиссерский гонорар в этой картине составлял около 100 тысяч, и я решился: «Я отказываюсь от гонорара в пользу картины». Поразмыслив, он ответил: «Тогда я добавляю». Он выполнил все свои обязательства: ни разу ни во что не вмешался, не давал советов. Когда черновой вариант был готов, я позвонил ему и сказал, что могу показать. Он приехал ко мне домой, посмотрел картину и сказал: «Это то, о чем я мечтал».
В этой картине снялась и ваша жена Ольга…
Иван: «Мне было очень непросто взять Олю на ту роль, которую она играет. На нее претендовали очень хорошие актрисы. Я с трудом нашел главную героиню, а уж на роль второго плана было еще больше претенденток. У Оли получились не самые лучшие пробы, но я знал, что она с этой ролью справится. И еще я знал, что она непременно должна быть со мной в этой работе».
Вы хотели, чтобы она разделила ваш успех?
Иван: «Разумеется. Вообще я человек, который любит жить. Я люблю и подурачиться, и напиться иногда, и хорошо провести время. Обожаю горные лыжи, люблю хорошие машины – много чего люблю. У нас раньше была такая фальшивая мораль, что художник должен быть непременно гол, нищ, несчастен. Мне в своей жизни всегда удавалось создать у близких ощущение благополучия, и никто не знал, чего мне на самом деле это стоило…»
Иван Дыховичный тяжело заболел и недавно ушел их жизни.
материал: Елена Головина. МК (с сокращениями)
Глава 22
Развитие сюжета
Когда мне было лет пять я гулял «с группой» детей в Ильинском саду, в Москве. Группой руководила пожилая женщина в старом черном пальто с облезлым каракулевым воротником. Ее звали Анна Андреевна. Она учила нас немецкому языку и мы пели : «О, танненбаум, о, танненбаум, ви гюн зинд дайне блеттер!».
Была зима. Я носил белую шубку и коричневый меховой капор. Под рубашкой был лифчик с резинками, на которых держались длинные коричневые чулки.
В этом парке, у входа в который стояла чугунная часовня в память павших в русско-турецкой войне гренадеров, я познакомился с необычной парой – высоким, прямым, подтянутым пожилым мужчиной в неизменном темно- сером пальто и его супругой – немногословной, худощавой, стройной женщиной, сопровождавшей его. Мы встречались почти каждый день и я подолгу сидел с ними рядом на садовой скамейке, внимательно слушая и, по мере моих скромных возможностей, пытаясь поддерживать беседу. Я познакомил с ними маму и через много лет она мне сказала, что это был знаменитый генерал Игнатьев с женой.
Граф Алексей Алексеевич Игнатьев, кавалергард, приближенный царя, был военным посланником во Франции во время первой мировой войны.
О своей жизни он написал известную книгу «50 лет в строю». В ней он пишет, что был потомком черниговского боярина Бяконта, перешедшего на службу московских царей в 1340 году, а один из его предков – митрополит Алексий в 1336 году начал постройку первой каменной стены вокруг Кремля.
После Второй мировой войны Алексей Алексеевич вернулся с женой из Парижа и жил в Москве рядом с Ильинским садом, в большом сером доме. В этом же доме в первом этаже располагался великолепный магазин «МЯСО – ПТИЦА», где на витрине лежали огромные темные глухари, битые зайцы в зимней белой шубке и фазаны, сверкающие разноцветными перьями.
В этом же доме, в небольшой комнате жила Анна Андреевна на те гроши, которые ей платили за детей. Это была тихая, безысходная бедность.
Шли годы. Через много лет, я познакомился во ВГИКе со студентом операторского факультета Володей Чухновым, сыном генерала, командующего войсками химобороны СССР. Я часто бывал у Володи. Большая квартира была обставлена темной дубовой мебелью, после войны вывезенной из Германии. Случайно я узнал, что в этой квартире до Чухнова жил Алексей Алексеевич Игнатьев, которого я помнил и уважал, как умного и достойного человека.
Володя был крупным, милым, скромным и увлеченным своим делом человеком. У него в институте была репутация хорошего оператора и я пригласил его снять со мной курсовую работу. В этой работе я снял актеров-первокурсников из нашей мастерской. Этот фильм оказался лучшей учебной работой Чухнова и через несколько лет он устроился на «Мосфильм» оператором, показав нашу студенческую работу.
Мы жили рядом, продолжали дружить, он часто у меня бывал. Он женился на манекенщице, через несколько лет развелся и пришлось оазменять квартиру и продать оставшуюся от отца «Волгу». После развода он жил на Преображенке, в панельном доме, в обычной трехкомнатной квартире и ездил на красном «Запорожце». Эти перемены он воспринял совершенно равнодушно – он был умный и несуетный человек.
Однажды он подошел ко мне в коридоре «Мосфильма» и сказал, что режиссер Лариса Шепитько предложила ему совместную работу. Она начинала фильм «Восхождение» по повести писателя-фронтовика из Белоруссии Василя Быкова.
Володя сказал, что он согласился и рассказал, что речь идет о войне и Лариса нашла интересное режиссерское решение картины – стилизация героя под Христа. Как тогда говорили «современная притча».
Я ему сказал, что, по моему мнению, делать это не следует Опасно проводить параллели между случившимся 2000 назад в оккупированном римлянами Израиле и трагедией русского человека в оккупированной немецкими фашистами Белоруссии. Нельзя играть с такими вещами.
Он задумался, потом спросил: «Ты мог бы сказать об этом Ларисе?
- Да, конечно. – скзал я. – Но, думаю, это бесполезно.
- Сегодня, после работы я ее везу домой, скажу ей, что у моего товарища есть соображения по поводу идеи фильма и я бы хотел, чтобы вы их услышали. К пяти ты можешь быть на стоянке у проходной?.
- Хорошо.
Мы встретились на автостоянке перед Студией. Я был знаком с Ларисой, хотя и не близко – вместе работали в объединении у Юлия Райзмана.
Сели в машину – я сел сзади, Володя за рулем, Лариса рядом с ним.
Володя сказал:
- Лариса, Леня мой товарищ и его мнение для меня важно. Я в двух словах рассказал ему о сценарии и он высказал некоторые соображения, которые я бы хотел, чтобы вы услышали.
Мы поехали.
Лариса обернулась ко мне, внимательно на меня посмотрела и отвернулась.
Уверенная в себе женщина с сильным характером, настоящий режиссер. Ей была не понятна ситуация и она была явно не в восторге от того, что ее оператор обсуждает с кем-то ее идеи.
- Да, Леня.. - сказала она. – Я вас слушаю.
Володя молча вел машину, сосредоточенно глядя на дорогу. Я понимал бессмысленность и беспредметность разговора.
Я почувствовал, что мы видим друг друга словно через стекло.
Было бы глупо если бы я вдруг сказал, что могу предвидеть события с очень большой степенью вероятности. Вижу непонятные другим сложные причинно-следственные связи в веренице фактов и те из них, которые могут стать решающими для жизни человека.
Что мои товарищи, которые меня давно знают, понимают, что просто так я не буду ничего говорить, а если о чем-то предупреждаю, к этому стоит относиться серьезно.
Что я принадлежу к древнему жреческому роду, изучал герметические науки.
Я должен был высказать свои соображения, так как Чухнов был моим товарищем. Он понимал многие вещи, но шел в потоке событий и не мог ничего изменить. Во всем чувствовалась какая-то обреченность. Обычный солнечный московский день. Сейчас жизнь для нас разделяется - мы уходим по разным дорогам.
- Лариса, я верующий человек, серьезно отношусь ко всему, что этого касается. Знаю много историй, связанных с попытками приблизиться к этой теме. Это опасно. Володя мне сказал, что вы собираетесь сделать стилизацию под историю Христа. Я думаю, что лучше отказаться от этого решения. Эту тему лучше не трогать. - сказал я.
Володя молчал, мрачно глядя на дорогу.
- Понимаете, Леня...- сказала Лариса, она была внимательна и сосредоточенна - сейчас менять что-либо уже поздно: сценарий прошел все инстанции, утвержден, мы находимся в подготовительном периоде, скоро съемки.
Переделать что-либо нереально, но, кроме того, я не хочу ничего менять.. Мне нравится так как есть. Тем не менее, я очень вам благодарна, что вы нашли время высказать свои соображения и я отношусь к ним с глубоким уважением. Спасибо.
Разговор был закончен.
Она обратилась к Володе с каким-то вопросом, вскоре мы подъехали к дому, где они с Элемом (ее мужем Элемом Климовым) недавно получили квартиру.
Пока мы обратно ехали с Володей, он молчал. Потом сказал:
Сейчас поздно что-либо менять. Да она и не хочет. Пусть будет как будет. Я хотел чтобы она услышала твои соображения – вот и все...
Мы расстались на Преображенской.
Через несколько месяцев мы встретились в коридоре Студии. Володя рассказал, что экспедиция была очень тяжелой - много снимали на натуре, в чистом поле. Были настолько сильные морозы, что в камере «Темп» лопалась пленка. На съемках погибли четыре солдата - их задавило машинами. Для меня это был знак.
Фильм был снят.
При встречах, Володя переодически ставил меня в курс событий. Директор Студии, заместитель председателя Госкино СССР Сизов посмотрел смонтированный фильм и дал поправки. Сизов до «Мосфильма», работал заместителем Промыслова, председателя Моссовета, по МВД.
Еще один зампредседателя Госкино, Павленок тоже дал свои поправки. Председатель Госкино Ермаш добавил свои. Всего почти двадцать исправлений. Было ясно, что эти “поправки” изрежут картину - она превратится в бессмысленный набор кадров. Не сделать – ее не примут, “положат на полку” и никто никогда ее не увидит, а пять тысяч человек, работающих на Студии лишатся премиальных.
Володя сказал, что так как автор из Белоруссии, Лариса решила лететь к первому секретарю ЦК Белоруссии Машерову, показать ему картину и просить помощь.
Они улетели. Через несколько дней я вновь встретил Чухнова на Студии. Володя рассказал, что Машеров их прекрасно принял. Он, единственный из партийных бонз получил Звезду Героя на поле боя. В Белоруссии его очень любили. Машерову картина понравилась и он был возмущен требованиями ее изрезать. Он пригласил их в охотничий домик, где они провели три дня. Они улетели и он позвонил Суслову с просьбой не трогать картину. Суслов выслушал его и, как мне рассказали, ответил: «Хорошо. Мы учтем ваше мнение. Я скажу, чтобы картину выпустили без поправок. Но с каких это пор секретари республиканских ЦК стали вмешиваться в работу госкомитетов, находящихся в подчинении союзного Ц.К.?»
Как оказалось, это был приговор.
Включились невидимые шестерни, повернулся рычаг, переключающий жизненные пути.
Картина «Восходение» получила «серебряного медведя» на Берлинском фестивале и Лариса и Володя сразу начали работу над новым фильмом.
Надо было спешить – уходила натура. Лариса торопилась, переделывала сценарий по повести Распутина "Прощание с Матерой".
Володя был озабочен, неразговорчив. Успех «Восхождения» сделал ненужными дальнейшие разговоры - Лариса оказалась права.
Ранним утром шесть человек выехали на выбор натуры на машине «Волга», как тогда говорили - «сарай». Все дремали.
На большой скорости “Волга” вылетела на встречную полосу и врезалась в “КРАЗ”, груженный кирпичем.
За мгновение до удара, мосфильмовский водитель попытался резко развернуть машину – проснулся и хотел в последнюю секунду уйти от лобового удара, или хотел спасти себя и подставить кузов, где дремали люди – никто это уже не узнает.
Такой трюк можно увидеть в кино: скрип тормозов, летящая юзом машина, удар...
На искареженную «Волгу» посыпались поддоны с кирпичами – несколько тонн. Все погибли.
А через какое-то время груженный “МАЗ” выкатился с сельской дороги перед машиной везущей Машерова. Водителя грузрвика арестовали, но, вскоре, выпустили – он сошел с ума. В армии он служил в спецназе. Это мне рассказал режиссер Валя Врагов – племянник Машерова.
В актовом зале «Мосфильма» прощались с Володей, Ларисой, практикантом из ВГИКа, имени которого я не знаю и еще тремя людьми.
Перед огромным белым экраном, на полу, в ряд стояли шесть открытых гробов – последнее их кино.
Хотя гримеры «Мосфильма» сделали все возможное, лица были закрыты черным тюлем, сквозь который не так заметны были страшные увечья.
Мне рассказали, что водитель, выполнивший смертельный номер, до работы на «Мосфильме» был милиционером. Его уволили из ГАИ за лихачество и Сизов распорядидся принять его на Студию.
Это было очень необычно, чтобы замминистра, комиссар милиции нанимал на работу водителя. Очевидно это был непростой человек и они ему доверяли.
Фамилию этого водителя забыть было невозможно: БЕЗНОСЮК.
В воздухе явно пахло какой-то чертовщиной.
Поступающая информация говорила, что система стала неуправляема и пошла в разнос.
Киев, (Новый Регион, Сергей Дмитриев)
Трагедия на Чернобыльской АЭС была умышленно спровоцирована с целью развала СССР и отрыва Украины от России.
Таковы результаты независимого физико-технического расследования, проведённого физиком-ядерщиком Николаем Кравчуком (закончил кафедру теории атомного ядра физического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова).
Результаты исследования изложены им в работе «Загадка Чернобыльской катастрофы», опубликованной в 2011 году в Москве, где она получила определённый резонанс. Ещё до издания книги, после первых утечек в украинской прессе, Кравчук был сразу же уволен с работы в Институте теоретической физики НАНУ. Выводы Кравчука поддержали в рецензии на книгу поддержали профессор, д.т.н. И.А. Кравец, и д.ф-м.н. В.А. Вышинский. Однако до широкой украинской публики результаты работы учёного не дошли. Кравчук обратился за поддержкой к представителям Киевского русского клуба. Киевский русский клуб считает нужным довести её результаты до общественности Украины. Ученый утверждает, что взрыв реактора был заранее спланирован и осуществлён под руководством горбачёвского ЦК КПСС, а вина была аккуратно свалена на персонал станции, оказавшийся «козлом отпущения». Затем атомщики были вынуждены оправдываться в условиях круговой поруки и давления «перестройщиков». Что и было косвенно признано перед мировым сообществом горбачёвским руководством, к которому и ведут все нити.
«В августе 1986 года официальная версия развёртывания событий на ЧАЭС была представлена на сессии МАГАТЭ, и вот её главный вывод: «первопричиной аварии является совсем маловероятное сочетание нарушений порядка и режима эксплуатации, допущенное персоналом энергоблока», отмечает Николай Кравчук. То есть, взорвать Чернобыль без заранее продуманного внешнего вмешательства персонал станции просто не смог бы. Ни Минэнерго СССР, ни Минатом России, ни Госатом Украины, руководствуясь корпоративной солидарностью в крайне закрытой отрасли атомной энергетики, не были заинтересованы в объективном расследовании, и сделали всё, чтобы оно не состоялось, в частности, манипулировали оперативными журналами станции. В результате, до сих пор так и не удалось принять обоснованную официальную версию. С 1 по 23 апреля 1986 года «состояние активной зоны реактора существенно изменилось. Такие изменения произошли не случайно, а в результате хорошо спланированных, заранее реализованных действий», пишет Кравчук. На четвёртом энергоблоке содержалось максимальное количество радиоактивных материалов на 1.500 Мки. К моменту испытаний реактор находился в крайне неустойчивом состоянии с падениями мощности. Кроме того, в некоторых ячейках реактора находилось более высокообогащённое топливо с атомных подводных лодок (плутоний-239)*, что привело к резкому росту мощности и температуры в активной зоне. Вместе с тем, запас графитовых стержней, заглушающих реактор, был исчерпан. Квалифицированные специалисты ЧАЭС (А. Чернышёв) не были допущены на работу в день испытаний, а те, кто были тогда на станции, «просили убедить руководителя испытаний А. Дятлова НЕМЕДЛЕННО прекратить испытания, остановить реактор». Увы, напрасно, так как он получал прямо противоположные указания.
Кроме того, большинство средств аварийной защиты реактора были отключены. «Эксперимент проводили именно с тем турбогенератором (ТГ-8), на котором был сломан подшипник, а не с исправным ТГ-7». Вибрационные испытания на усиленной вибрации проводились одновременно с холостой работой турбины со снижением частоты и увеличением амплитуды и мощности колебаний. После парового взрыва, произошедшего из-за неисправности технических систем (подшипник), не выдержавших перегрузки от резонанса в процессе испытаний, наступила «реакция превращения воды и пара в гремучую водородно-кислородную смесь (то есть, второй этап взрывного процесса), утверждает учёный. После водородного объёмного взрыва в замкнутом пространстве реактора произошло уплотнение к стенкам ядерного топлива из «двух или более полиячеек», почему-то оказавшегося в реакторе в избытке, и была достигнута локальная критическая масса, приведшая к «квазиядерному» взрыву. А только он мог сдвинуть на 90 градусов «верхнюю крышку» «кастрюли» весом более 2000 тонн, размещавшейся над активной зоной», «внутри блока образовалось облако плазмы с температурой 40 тысяч градусов», которое и отметили внешние очевидцы аварии. Наличие скрытого персоналом высокообогащённого урана 238U «проявилось в наличии избытка калифорния в продуктах аварии» в первые сутки, – утверждает Николай Кравчук, – «именно он давал 17% гамма-активности, превращаясь опять-таки в плутоний-239 (с периодом полураспада чуть более 2 суток – что существенно для последующего)! Стоит отметить и сейсмическое воздействие взрыва такой силы, таких масштабов, потрясшего здание блока массой в десятки тысяч тонн, – он, безусловно, мог индуцировать локальное землетрясение», которое и было зарегистрировано. Однако вопреки этим явным доказательствам факт ядерного взрыва, равно как и его симптомы, старались не признавать. Сам по себе этот взрыв не привёл сразу к широкому радиоактивному заражению. Резкий рост радиации в последующие сутки произошёл из-за постепенного нарастания реакции плутония и серии взрывов, значительно усиленных неправильным тушением с помощью воды и песка в расчёте на то, что содержимое реактора цело.
«Если бы сразу было понимание сути произошедшего, то было ясно и что делать – никаких засыпок, кроме разве что забрасывания мешками с борной кислотой!» «Именно тогда, с 27 апреля, резко возросло радиационное загрязнение окрестностей – в десятки раз, так что случившееся вечером 26 апреля было неотвратимо, и никакая борная кислота не помогла бы в тот момент… И если бы это было понятно сразу, то стало бы очевидным, что самой первоочередной задачей было: сосредоточиться на немедленной эвакуации населения из 50-километровой зоны». Однако и этого не было сделано. Примечательна судьба одного из непосредственных виновников катастрофы, Анатолия Дятлова, отдававшего преступные приказы и осведомлённого и ещё и о других испытаниях на блоке, которые должны были по замыслу стоявших за ним руководителей гарантированно «добить» Чернобыль, даже если бы это не удалось сделать на предыдущем этапе (это, увы, удалось). Что, по мнению Кравчука, «позволяет понять и его действия, и поведение после аварии – как будто у него была гарантия от слишком тяжёлого наказания?» Через 4 года, в октябре 1990 года, после официальных писем за подписью академика Сахарова, Елены Боннер, и других видных либеральных могильщиков СССР, был досрочно освобождён в связи с заболеванием. Лечился в ожоговом центре в Мюнхене. Умер в 1995 году от инфаркта. А Дятлову команды отдавал Георгий Копчинский, – тогда заведующим сектором атомной энергетики ЦК КПСС в Отделе Тяжелой промышленности и Энергетики ЦК КПСС, ранее работавший на ЧАЭС, бывший руководитель Департамента атомной энергетики и промышленности Совета министров СССР, затем бывший заместитель председателя Государственного комитета Украины по ядерной и радиационной безопасности, наконец, в 2000 году – гендиректор Госатома Украины, – и ныне дающий советы в сфере атомной безопасности! Возможно, он один из инициаторов травли и замалчивания Николая Кравчука. И Дятлов, и Копчинский, издали собственные описания Чернобыльской катастрофы, не содержащие каких-либо ясных версий её причин. «Новый Регион – Киев»
NR2.ru: http://nr2.ru/kiev/441823.html
Плутоний 239 (т.н. “оружейный плутоний” содержит не менее 93,5 % изотопа 239Pu)
Вячеслав Кебич, экс-премьер Белоруссии
Один из последних, кто остался в живых и имел отношение к золоту партии (КПСС).
Потому и остался в живых, что мудро решил быть от него подальше. В своей новой книге «Беловежский гамбит» он вспоминает, как после распада СССР делили деньги Коммунистической партии Советского Союза - порядка 400 - 500 миллиардов американских долларов.
Ещё шёл 90-й год, существовал Советский Союз, Горбачев был во главе страны, еще не было Беловежского соглашения. Но там, наверху, уже смекнули,что время СССР закончено. Кебича пригласили к одному крупному банкиру в Москву и предложили принять участие в проекте по совместной реализации золота партии. То есть накануне развала Союза золото партии нужно было превратить во что-то, например, в недвижимость за границей. Кебич, не раздумывая, отказался и дал слово не распространяться об этом. Он имел репутацию честного коммуниста В бытность вторым секретарем горкома КПСС он курировал промышленность, все силовые структуры и торговлю Взносы платил, волю партии выполнял, но занимался хозяйственной деятельностью. Все, кто был причастен к тайне золота партии, кроме Кебича, не осталось уже никого, все покинули этот бренный мир. "Я уверен, что смерть Николая Кручины - управляющего делами ЦК КПСС, который заведовал финансовыми потоками - была неслучайна. Я знал его лично, мы вместе отдыхали на Нарочи. Это был очень умный солидный человек моего возраста. Ну не мог он сам выброситься с балкона, значит, ему помогли. А вы еще спрашиваете, почему я отказался. Я не хотел бы для себя такого трагичного финала, который вскоре постиг и его предшественника, некогда всесильного финансиста КПСС Георгия Павлова. Лучше быть бедным, но живым",- в мудрости Вячеславу Кебичу не откажешь. Ну, а куда же делось само золото партии? "Скорее всего, оно расползлось по миру,- считает Кебич. Возможно, осело в зарубежных банках или в карманах предприимчивых людей, знавших о его существовании. Они же все равно у какого-то человека. А он что, будет делиться? Исключено. Этих денег уже никто никогда не увидит, «Титаник» не всплывет, как и миллиарды КПСС. Если бы мне сегодня снова предложили "распилить" золото партии, я бы опять отказался."
1988.
Я готовился к отъезду. Было ясно, что страну они погубили и скоро доглодают окончательно. Мама получила приглашение от сестры из Италии и я с ней, женой и детьми погрузился в поезд и отправился в Рим навстречу неизвестности. Что можно было продать, продал – нас заставили заплатить за разрешение на выезд, за ремонт квартиры, которую я сдал и разрешили взять с собой какие-то гроши. Но было уже наплевать. Свой гражданский долг по отношению к стране я выполнил, честно отработал четверть века и остальное меня не касалось. Особых иллюзий по поводу устройства на новом месте тоже не было. Нас никто туда не звал, не ждал, ничего нам не обещал, денег не было, языки я не знал. Но я был хорошо образован, многое знал и умел, был уверен в себе, был физически и психически здоров и ничего не боялся. Я много читал зарубежных авторов, знал как живут мои родственники на Западе и был готов к любому ходу событий. Мне было 43 года. Терять было нечего.
Друзья взяли вина и пришли на вокзал проводить. Поплыл перрон, знакомые лица… Прощай, Россия.
В те времена уезжали навсегда. Все было непоправимо и фатально. Но время идет и все быстро меняется. Вот треснул Советский Союз с его мавзолеем, генсеками, хрюканьем о жидах, съездами, братскими соцстранами, идиотскими запретами, ложью по любому поводу и дефицитом всего на свете.
Позади остались мои учителя, товарищи, город, который я любил и Студия – второй дом.
Не забылась и фраза, которую какие-то гэбешники в больших чинах сказали матери: “ Увози сына, а то убьем или посадим”.
Если эта шваль так говорит со мной от имени моей родины, я им ее оставлю. Пусть дожирают пока не подавятся. Жаль, хорошая была страна. И люди были хорошие. Но отца Меня убили. Они бы и Христа убили, если бы Он к ним пришел. А так – ничего. Люди как люди.
Взгляд в прошлое:
ГЕНИЙ, УДУШЕННЫЙ В ПОДВОРОТНЕ
Тема покаяния коммунистов перед народом за раздавленную свободу впервые в русской литературе поднята Василием Гроссманом – задолго до диссидентских шестидесятых годов, задолго до перестроечных восьмидесятых годов и разгона компартии. И тема советских концлагерей во всей их жуткой реальности и всеохватности в русской литературе впервые поднята Гроссманом. Еще далек был «Архипелаг Гулаг» Александра Солженицына, еще далеки были «Колымские рассказы» Варлама Шаламова и воспоминания выживших советских каторжан, еще никому не было позволено даже заикнуться о существовании советских лагерей смерти, а Василий Гроссман уже описал в художественных образах гигантский концлагерь, в который превратили страну сталинские подручные, раскрыл звуки сводного гулаговского оркестра, подлинные запахи эпохи большого концлагеря:
«А сирены все выли, дальние и близкие, – северный сводный оркестр. Он звучал над морозной красноярской землей, над автономной респуликой Коми, над Магаданом, над Советской Гаванью, над снегами колымского края, над чукотской тундрой, над лагерями мурманского севера и северного Казахстана... Под голоса сирен, под удары ломика по подвешенной к дереву рельсе шли добытчики соликамского калия, ридеровской и балхашской меди, колымского никеля и свинца, кузнецкого и сахалинского угля, шли строители железной дороги, идущей поверх вечной мерзлоты вдоль берега Ледовитого океана, рабочие лесоповала Сибири и Северного Урала, мурманского и архангельского края... В этот снежный ночной час начинался день на таежных лагпунктах и командировках великой лагерной громады Дальстроя».
Сталинский режим превратил Россию в «великую лагерную громаду» – таким режим хотел бы сделать весь мир! И когда читаешь гроссмановские страницы о чудовищном засильи уголовников в советских концлагерях, об их издевательствах над политическими ссыльными и просто над ни в чем неповинными льдьми, невольно возникает страшный вопрос – а не правит ли и во всей «великой лагерной громаде» банда уголовников, не захватила ли именно эта банда номенклатурных уголовников власть в России? Гроссман дает в романе бесстрашный и жесткий ответ на этот вопрос: 5«Лагерь давал как бы гиперболическое, увеличенное отражение запроволочной жизни. Но действительность по обе стороны проволоки не была противоположна, а отвечала закону симметрии». Гиперболическое видение Гроссмана привело впоследствии партийных функционеров–уголовников в состояние невменяемого бешенства и к немедленному запрету романа.
*** Говоря о романе «Жизнь и судьба», приходится часто повторять – впервые, впервые, впервые... Гроссман не обходит острые углы, высвечивает правду горькую и жестокую. В догроссмановской литературе о Великой Отечественной войне непреложным было моральное превосходство советских людей над фашистами, и, более того, война представлялась, как столкновение двух систем, не имеющих ничего общего, противоположных и в целом, и в частностях, антагонистичных и в идеологии, и в ее практическом воплощении. Гроссман впервые в литературе раскрыл поразительную схожесть двух систем в момент их смертельной схватки. Прямое столкновение гитлеровских и сталинских концлагерей, заставляющее мучительно размышлять о том, что же, на самом деле, лучше – это лишь первый и поверхностный слой правды, вскрытый в романе. За ним следует глубинный слой правды, который даже для диссидентов шестидесятых годов был шокирующим – идентичность, вплоть до деталей, идеологических основ фашизма и коммунизма. Эта тема раскрывается Гроссманом в потрясающих по эмоциональной напряженности «беседах» нациста-философа оберштурмбанфюрера СС Лисса и заключенного большевика-философа Мостовского. Лисс постоянно называет Мостовского учителем, утверждает, что Гитлер многому научился у Сталина, а Сталин у Гитлера, что его, Лисса, партия переняла опыт и заимствовала методы у партии Мостовского. Честный Мостовской поначалу взбешен такими сопоставлениями, не желает отвечать на вопросы эсэсовца, но постепенно его одолевают ужасные сомнения – ведь то, о чем он сам думал, те, беспокоившие его самого бесчеловечные проявления сталинского насилия, о которых он старался не думать, полагая их не стоящими серьезного отношения частностями, – все это, оказывается, в полной мере использовано и чудовищным образом реализовано нацистами.
Коммунист Мостовской был расстрелян в фашистском концлагере за попытку создания подпольной группы сопротивления, его друг коммунист Абарчук был убит в советском концлагере за попытку разоблачения банды уголовников.
Юрий Окунев
Февраль, 2008 http://publications.yuriokunev.com/essays/ru/genii.pdf
Глава 23
Ветер
Старый, зеленый “Лендровер” без крыши дернулся и заглох недалеко от шатра.
- Пойду возьму воды. - сказал Расул, взял двухлитровую бутылку от кока-колы и направился к шатру. Вскоре он вернулся, открыл капот, долил в радиатор воду и сказал:
- Ибрагим ибн Хаддад аль Ваффа просит тебя зайти к нему и выпить чашечку кофе. Он очень уважаемый человек среди синайских бедуинов. Так требуют законы гостеприимства.
Я вышел из машины, подошел к темно-красному афганскому ковру у входа, снял обувь и сказал: Мир вам!
Из темноты послышался ответ:
- Мир тебе! Заходи, кофе сейчас принесут.
Я наклонился и вошел. В глубине, на стуле из потемневшего дерева, сидел пожилой человек с пронзительным взглядом внимательных, умных глаз. Он жестом указал на стоящий рядом такой же стул, скрепленный ремнями из темной кожи и покрытый вытертой циновкой, сплетенной из поблекшей ткани. Я отметил, что он говорит на хорошем английском с заметным британским акцентом. Поблагодарив, я сел.
Он хлопнул в ладоши и справа, из-за полога, появилась девушка. Она что-то сказала ему на незнакомом наречии. Он коротко ответил, она кивнула и беззвучно исчезла.
- Добрый человек, младшая дочь, вымоет тебе ноги. - сказал он.
Я вздохнул, наклонился, снял носки и стал думать что уместно сказать в этом случае, чтобы не прослыть ослом.
- Благословенны древние обычаи пустыни. - сказал я. - Я сожалею, что нарушил ваш покой и прошу извинить меня.
Вошла девушка с серебряным тазом и кувшином, опустилась на ковер и жестом предложила поставить в таз ноги. Я подчинился. Она поливала ступни прохладной водой из кувшина и, легко касаясь тонкими пальцами, осторожно омыла ноги. Достав чистую холщовую тряпицу, она постелила ее рядом, жестом указав на нее. Унеся таз и кувшин, она вскоре вернулась с маленьким деревянным подносом, на котором стояла крошечная чашечка кофе. Яркий аромат наполнил шатер.
- Барака - ее имя по-арабски Белоснежная. - сказал бедуин.- Но дома мы зовем ее Ха - это означает Ветер на наречии нашего племени.
- Да будет благословенно место, где ты поставишь свои шатры - сказал я.
Ей 15 лет. Это время любви. Возьми ее в жены, добрый человек.
На секунду я потерял дар речи.
- Это большая честь для меня, слов нет, твоя дочь прекрасна. Если бы я был юношей - это было бы счастье всей жизни. Но моя жизнь на закате - скоро я разменяю восьмой десяток. Я не богат, сердце с трудом починили инглези. Что я могу предложить молодой красавице по имени Ветер? Что могу дать за нее ее отцу?
- У тебя есть три драгоценности, Лев Пустыни. - сказал он. - Сосновая шишка, которую ты открутил на русском подворье в Иерушалаиме, горсть земли с улицы Яффо, где копали, чтобы пустить трамвай и старый носовой платок твоего отца - самая большая твоя ценность. Землю ты бережешь для своей могилы, сосновую шишку целуешь перед сном, пытаясь уловить почти исчезнувший запах. Но у тебя еще много роскошных воспоминаний и я готов отдать свое сокровище даже за воспоминание о пире в Грузии, когда на берегу горной реки поставили два длинных стола, ты был единственным гостем и все пили за тебя, произнося тост по-грузински и вежливо переводя его на русский. Во главе стола, справа от тебя, были директор Студии “Грузия - фильм” режиссер Резо Чхеидзе и режиссер Тенгиз Абуладзе, рядом с тобой сидел директор телевидения Отар Табагуа и несколько молодых ребят, работавших в кино.
- Для местных, деревенских, организовавших на День Пастуха это застолье, это был пир небожителей: они во все глаза смотрели на звезд, известных им по фильмам и телепередачам. Было яркое синее небо, жизнь казалась вечной. Резо и Тенгиз - уже немолодые люди - не пропускали ни один тост, мальчики быстро на смену выпитым бутылкам, ставили полные, в конце застолья Резо и Тенгизу, как всем, налили прощальный рог по 0.75 литра белого вина.
Они были немолоды, тебе стало их жалко. Но они были в своей стране и для простодушных людей этой прекрасной страны были сказочными героями. Ты видел их глазами этих людей и радовался за них. Так жить и умереть, когда в горах гулко отражается хорал - древняя песня, гимн во славу жизни. Подари мне это воспоминание, добрый человек, и забирай дочь.
У нее тонкая щиколотка и узкая ступня. Если ты ударишь в ладони и скажешь:
- Ха! - она возникнет перед тобой где бы ты ни был. Если ты ударишь в ладони два раза и произнесешь ее имя, перед тобой возникнет молодая кобылица - трехлетка, озорная и быстрая, как ветер. И мгновенно перенесет тебя туда, куда скажешь. Ты увидишь исчезнувшие картины прошлого и сможешь воспроизвести их до мельчайших деталей.
Он что-то сказал и из-за полога появилась девушка. Она была одета в какие-то живописные лохмотья, но голову покрывал новый тонкий платок из жатого муслина цвета ржавчины, он спадал на плечи, закрывая почти всю фигуру.
- Это твой муж, люби и береги его. - сказал бедуин. - Он наш дальний родственник: Лев из племени иври. Он немолод, небогат. Но много ли надо любящему человеку? Он - добрый человек и будет тебя любить. Когда люди спросили девушку, жившую с его отцом “как ты можешь жить со стариком?”, она ответила: “Лучше старый лев, чем молодой осел.” Она была права. 13 солнечных лет они прожили вместе.
На другой день после похорон Щелокова его отца убили. Тогда первые седые пряди появились в волосах Льва. Он будет тебе хорошим мужем. Там есть еще женщины и дети, но у каждого в пустыне свой путь.
Я увидел, что глаза ее сияют. Большие, темные глаза, выразительные, озорные и веселые. Она быстро переводила взгляд с отца на меня, грива густых черных волос выбивалась из-под платка и она легким грациозным движением головы отбрасывала их назад.
Бедуин два раза легко ударил ладонью о ладонь и, вместо нее, появилась белоснежная кобылица с черной гривой, темно-серыми, почти черными у копыт, тонкими ногами и темным храпом с большими, красиво очерченными ноздрями.
Весело глядя на меня, она опустилась на одно колено.
- Вот уздечка. - сказал бедуин, протягивая мне тонкий ремешок без удил. Ты можешь не надевать ее - Ветер мгновенно доставит тебя куда ты пожелаешь.
Это просто символ того, что теперь моя дочь принадлежит тебе. Садись!
Я постарался незаметно сунуть носки в карман, подумал, что еще крепкие канадские ботинки останутся в пустыне и я босиком, с канадским паспортом, без денег и визы, окажусь верхом на молодой жене в далеком прошлом. Мне показалось, что лошадь улыбнулась.
Я подошел к бедуину, поцеловал его в плечо и сказал:
- Я не обещаю ничего, что обычно мужчины обещают родителям женщин, но думаю, что ей будет интересно. Очень. Скучно точно не будет.
Он подвел меня к кобылице, помог сесть верхом и сказал:
Она любит слегка поджаренный в оливковом масле ячмень, финики, рахат - лукум и верблюжье молоко. Во избежание конфуза, не целуй лошадь в губы при людях - она тотчас превратится в женщину и может оказаться неодетой. Когда ты будешь с ней наедине, как с женщиной, помни, что если ты два раза ударишь ладонью о ладонь и скажешь: Ха!, рядом с тобой в кровати или в ресторане окажется лошадь. Вот и все. Счастливого пути, добрый человек. Я знал, что сегодня ты приедешь. Так написано на полях старой китайской книги о дикой сливе мэй-хуа. Он улыбнулся. Лошадь встала.
- Одесса, 1960 год. - сказал я.
Шатер исчез и я оказался на Пролетарском, бывшем Французском бульваре, где находилась одесская киностудия и, напротив от нее, во фруктовом саду, - куряж, как прозвали кинематографисты гостиницу киностудии.
Я увидел себя - худого, наивного мальчика - мы сидели с отцом за столом под абрикосовым деревом. Я - в торце стола, папа справа от меня, слева крупный, рыхлый, словно слепленный из картофеля дядька - Горский, директор киностудии. Он неспешно, монотонно, сыто говорит моему отцу:
- Ты, Миша, хороший парень, хоть ты и жид. Поэтому пока работай. Но больше жидов я на работу брать не буду. И так их уже у меня на студии дуже богато. А ты пока работай.
И мой папа - высокий красавец, фронтовик, умница и добрый человек, арестованный в 1952 году по ложному доносу и выпущенный в 1953, когда сдох Джо, мой папа, которому в лагере антисемиты-”патриоты” проломили ночью камнем голову, потому что в газетах появились публикации про “врачей-отравителей” - таким образом уголовники выразили свою солидарность с “партией и правительством” - мой папа сидел напротив Горского в цветущем саду, смотрел на свои большие руки и молча улыбался. Я помню, что тогда с трудом сдерживался, чтобы не вытащить нож и не всадить по рукоятку в картофельное пузо этого подонка. Я не мог сделать ничего, что усложнило бы и так непростую жизнь моего отца, но я мог запомнить эту сцену до мельчайших деталей и через 50 лет рассказать о ней.
Арабская кобылица преклонила колено и я сошел на землю.
- Мы невидимы. - шепнула она.
- Ты говоришь по-русски? - спросил я.
- Много разных достоинств. - сказала она. - Но ведь ты пришел сюда, чтобы вновь услышать историю про убийство звукооператора Абрама Блогермана, не так ли? Первый отчетливый знак измены, предательства, фашистского заговора. Вот идет его дочь.
Из жилого дома, стоящего в саду, напротив куряжа, вышла заплаканная 17 летняя блондинка Ира Блогерман, дочь Бумы. Я услышал, как она тихо рассказывает кому-то:
- Папа поехал по приглашению боевых друзей в Югославию. Когда он попал в плен, никто не выдал, что он еврей, а немцам в голову не пришло, что голубоглазый блондин может быть евреем.
Он оказался в концлагере в Югославии. Недавно, во время встречи с боевыми товарищами, он вдруг опознал в одном из присутствующих партийных чиновников переводчика из концлагеря, который ходил в эсэсовской форме и был повинен в гибели заключенных. Папа не подал виду, что узнал его, но когда вернулся в Одессу, написал в КГБ. Через несколько дней его убили. Якобы в подъезде его ударил трубой какой-то наркоман. Днем. С нас взяли подписку о неразглашении - никому ничего не говорить.
- Понимаешь, Ветер, фашисты готовились взять реванш после войны. Действовали продуманно, обстоятельно, готовили агентуру. Для отвода глаз сделали вид, что “Вервольф” - это предсмертные судороги Третьего Рейха с малолетками-фаустниками. Но все гораздо серьезней. Шаг за шагом они разваливают одну страну антигитлеровской коалиции за другой. После смерти Тито, югославы будут загонять друг друга в лагеря смерти и предавать зверским мучениям. Потом американцы будут бомбить сербов.
На Ближний Восток после войны отправились эсэсовцы, офицеры СА, СД, Гестапо, они приняли ислам, взяли арабские имена и создали спецслужбы тоталитарных арабских режимов, а Советский Союз десятки лет накачивал их оружием. По приказу советского щпиона Филби в Канаду, после войны, пустили тысячи фашистов. Выживших в концлагерях жертв проверяли и перепроверяли, а наци ехали на зеленый свет и годами никто их не тревожил.
Бедный Бума Блогерман не мог предположить как глубоко и широко была распространена измена, не мог представить, что страна исчезнет и юнцы-”унтерменши” будут говорить: “Если бы Гитлер выиграл войну - мы бы сейчас пили баварское пиво”.
- Ты понимаешь насколько трудно в это поверить любому непосвященному человеку? - спросила она. - Может быть, спустя много лет, сопоставив приведенные тобой факты и попытавшись их сложить в общую картину, кто-то увидит это и... И что он сможет сделать?
- Есть такая сказка про голого короля. - сказал я. - Однажды кто-то говорит, что король голый и кончается наваждение.
- Пошли на море, искупаемся. - сказала Ха.- Ты романтик. Но это мне нравится. Понятно, что с тобой я буду на подножном корме, но ты был прав - по крайней мере, скучно не будет. Давай, спустимся к морю через студию, по той же отвесной тропинке за бассейном для комбинированных съемок, где ты когда-то спускался на пляж со Звездочкой - вороной кобылицей, которая в Одессе ходила за тобой, как собака. Ты можешь сесть верхом и держаться за гриву. Как ты себя чувствуешь? Тебе нельзя волноваться.
- Я в полном порядке, Ветер!
Она повернула узкую, змеинную голову и посмотрела на меня долгим и нежным взглядом, как могут смотреть только прекрасные арабские кобылицы и влюбленные женщины.
Глава 24
“Все проходит” - надпись на перстне царя Соломона
ВМЕСТО ЭПИЛОГА: Время прощания.
Любезный читатель, это конец первой книги “Восток”.
Мы прощаемся. Прощальное письмо Олегу Видову.
Ушел из жизни Олежка, близкий человек, мой институтский товарищ. Мы познакомились в 1966 году - он окончил актерское отделение постановочного факультета ВГИК, я только поступил к Герасимову на режиссерское отделение. Он пришел в комитет комсомола за рекомендацией, чтобы выпустили на съемки в Данию, где его утвердили на одну из главных ролей. Я, в этот момент, там находился и сделал все, чтобы он получил эту рекомендацию. Я понимал, что ему выпал редкий шанс начать звездную карьеру сразу после выпуска и постарался убедить в этом секретаря комитета Юса Даниялова.
Олег был очень красив, скромен и немного отстранен от реальности. Он в раннем детстве оказался в Германии, где работала учителем его мама. Когда пришло время возвращаться, она на все деньги купила пианино, чтобы сын научился играть.
Советскую действительность он честно пытался понять много лет, чтобы как-то ей соответствовать. Он был искренним, немного наивным, умным, добрым, культурным и хорошо образованным человеком - уже став звездой, он вновь поступил во ВГИК - на режиссерское отделение и окончил его.
С годами я понял, что он обладает чувством собственного достоинства, хорошей памятью, по мере сил старается защитить себя от грубости и агрессии внешнего мира, очень раним. У него было хорошее чувство юмора. Он уехал в Америку, я отправился в Канаду. Однажды я побывал у него в Калифорнии. Он приезжал ко мне в Торонто. Мы понимали друг друга с полуслова. Старые товарищи. Наши жизни шли параллельно. Он болел, я знал о его проблемах, он мне рассказывал. Мы часто разговаривали по телефону, я старался его поддержать. Теперь его больше нет в списках живых.
Он помогал кому мог, чем мог и, я думаю, заслужил место в садах, где встречаются добрые люди. Он был очень нормален - это было редким качеством среди тех людей, в том месте и в то время, где мы жили.
Иллюзий по поводу состояния здоровья у него не было. Он был благодарен Господу за каждый прожитый день. В прошлом году они с женой побывали в Европе. Это были чудесные впечатления, он был беззаботно счастлив.
Он ушел тихо, без мучений. Последнее время он редко вставал, много спал. 15 мая Джоан, жена Олега, позвонила нашему товарищу Игорю Кокареву и сказала: приезжай, он может заснуть и не проснуться. Игорь немедленно приехал.
Сидел рядом, держал его за руку и говорил с ним, вспоминал ВГИК. Иногда что-то спрашивал у него и Олежка моргал, отвечая на вопрос. Сил говорить уже не было. Когда-то так же Олежка сидел у постели умирающего Савелия Крамарова.
В 10 часов вечера 15 мая 2017 года Олежек отправился в свое последнее путешествие. Я прочел пост Игоря в “фейсбуке”( еще до того, как об этом сообщили новостные каналы ) и почувствовал, что земля уходит из-под ног - огромный пласт жизни оторвался и исчез в вечности... Почувствовал это физически, словно обрушился в реку берег моей жизни, бОльшая его часть. Словами это не передать. Больше полувека я был ему хорошим товарищем, в тяжелые моменты всегда был рядом.
Прощай, Олежек, бедный мальчик из Томилино, где его воспитывала живущая в послевоенной нищете, тетка, сумевшая выжить потому, что держала двух коз.
Бедный Олежек. Прими, Господи, его душу и осени Своей благодатью. Спасибо, что дал уйти ему без мучений. Если эта жизнь была дана нам для назидания и испытания, мы честно старались оставаться людьми. Ты все знаешь, все видишь, пожалуйста, спаси его и сохрани.
К читателю.
Дорогой Друг, прежде, чем ты закроешь эту книгу, прочти короткую главу, написанную нашим современником о нашем времени. Мне кажется, это важно для понимания того, что произошло с нами и продолжает происходить с нашей страной.
через 100 лет после октябрьского переворота.
Попытка возложить всю ответственность за происходящее в России персонально на Владимира Путина бесперспективна. Владимир Путин управляет страной не сам по себе, и даже не от имени пресловутых силовиков, а политически представляет неимоверно расплодившееся паразитическое сословие, которое благодаря ему конституировалось как господствующий класс. Только политическое подавление всего этого паразитического слоя может вывести Россию из перманентного кризиса.
Режим Владимира Путина вовсе не парит в воздухе, как этого многим бы хотелось. Скорее наоборот — он стоит обеими ногами на земле, и от него ощутимо попахивает социальным перегноем. Архаичная Русь, придушенная Петром, растерзанная большевиками, осмеянная либералами, восстала из праха, чтобы послать миру свой прощальный привет, прежде чем испустить дух. Чтобы победить, надо выдавить ее из себя, и не по капле. Времени у России нет.
Государство Владимира Путина — это государство диктатуры люмпен-пролетариата.
Люмпены являются основным конечным бенефициаром политики Путина.
Политический строй современной России совершенно адекватен ее социальному строю — состоянию российского общества, и в этой адекватности кроется секрет его стабильности. Пока в самой структуре общества, в положении его основных классов, в их самосознании не произойдет радикальных перемен, Путину ничего не угрожает.
Современная Россия — это страна победившего люмпена. Несмотря на то что количественно люмпены не преобладают, они, безусловно, доминируют сегодня в российском обществе, навязывая последнему свои «правила поведения». А уже как следствие, они являются и политически господствующим классом, распоряжающимся государственной властью, как трофеем. Проще говоря, Россия сегодня — «босяцкое государство», а Путин — «босяцкий царь».
Все русские диктатуры похожи друг на друга, и стенограмма судебного процесса по делу Иосифа Бродского («тунеядца») выглядит так же омерзительно, как стенограмма процесса по делу Pussy Riots («кощунниц»). Тем не менее социальная природа этих диктатур совершенно разная. И даже если в будущем путинский режим сравняется по уровню репрессий с советской властью, а возможно, и переплюнет ее, ничего общего с советской властью, кроме поразительного внешнего сходства, он иметь не будет.
Советский строй был своего рода «генно-модифицированным» социальным продуктом. Большевизм привил к широкому крестьянскому стволу веточку западного модернизма. Через 70 лет это дерево сгнило, так и не родив обещанных семян. Правда, под землей остались корни, из которых наверх полезли уродливые побеги малопонятной природы.
Сегодня все старые советские сословия (классов в европейском смысле слова в России никогда не было) деградировали, а новые еще не успели сформироваться. В обществе, как никогда, много «лихих людей», готовых на всё «социальных фрилансеров», не связанных никакими корпоративными, моральными и тем более правовыми узами.
В основании «путинизма» лежат не крестьянские (так что зря писатели-деревенщики так о нем пекутся), а люмпенские идеалы. В этом его главное отличие от советской власти. Эта та разница, которую многие не улавливают.«Путинизм» — политический строй деклассированных элементов, всех тех, кто выпал из своих социальных ниш либо вообще их никогда не имел. Наверное, так выглядела бы Россия, если бы Стенька Разин взял Кремль. На смену философии общины пришла философия «общака».
Варвар в городе
Люмпен — питательная среда для криминала. Люмпенизация российского общества имела своим прямым следствием его сплошную криминализацию.
В конце первой четверти прошлого века в русский город пришел раздавленный, обозленный и растерянный крестьянин. Несколько десятилетий ушло на то, чтобы городская среда переварила его, а он, в свою очередь, освоился в городском интерьере. На стыке этих двух процессов возникла полугородская «советская цивилизация», просуществовавшая почти полвека.
На рубеже ХХ и XXIвеков в русский город с гиком и свистом ворвался самодовольный, наглый и беззастенчивый уголовник. Двух десятилетий ему хватило для того, чтобы подмять городскую, полугородскую и крестьянскую культуру под себя и свести на нет политические достижения 200-летней европеизации страны.
Криминализация общества всегда является свидетельством его социальной деградации, провалом в архаику, возвратом к наиболее примитивным формам социальных отношений, основанных на насилии и грабеже.
Повинуясь основному инстинкту, криминальные элементы стихийно сбиваются в стаи, которые терзают «тяглых» людей и потрошат их кошельки. Периодически внутри этих стай случаются свары, как между собаками, не поделившими кость. Но все тот же инстинкт заставляет их снова объединяться. Их много. Они — главная социальная база нынешнего режима. Это их режим.
Криминальная опухоль пустила метастазы повсюду, она проросла «снизу», так же как и «сверху», проглотила государство, подмяла под себя общество. В России не осталось ни одной социальной или политической институции, которая не была бы покорежена уголовщиной. По сути, нет никакой разницы между кущевскими бандитами и кремлевскими олигархами. И те и другие — типичные люмпены и уголовники по своим повадкам, ценностям, менталитету. А вся Россия снизу доверху — сплошная «кущевка».
Новоявленный хозяин России дико озирается в необычном для него историческом интерьере, не в силах поверить, что всё теперь принадлежит ему.
Он чужд всякого истинно производительного начала. Фабрики и заводы, железные дороги и больницы, государственные учреждения и дома призрения, суды и театры — всё это для него не более чем груды бесполезных институций, если их нельзя немедленно разобрать на части и продать — или по крайней мере заставить работать на себя.
Богатейшее государство, с необъятной территорией, с историей, с традициями и с ядерным оружием, в конце концов, стало трофеем в руках варвара. Он очень похож сегодня на обезьяну с гранатой в руке и так же опасен: совершенно невозможно предсказать, куда он эту гранату зашвырнет, потому что социальных тормозов у обезьяны нет по определению.
Новая Орда
Криминальная среда полностью подчинила себе русское общество и эксплуатирует его как колонию, выкачивая из страны ресурсы и перекачивая их за рубеж.
Социальный и политический уклад жизни современной России очень похож на уклад жизни колониального государства. В медицине известен феномен аутоинтоксикации — самоотравления организма ядами, которые начинают вырабатываться внутри него при некоторых нарушениях нормальной жизнедеятельности. Нечто подобное произошло сегодня с российским обществом, которое подверглось «самоколонизации» паразитическими элементами, возникшими вследствие развития патологических социальных процессов внутри общества. Россия сегодня — империя и колония «в одном флаконе».
Страна вернулась в свой XVI век и даже еще раньше. Через всю русскую историю проходит конфликт между работящим «тягловым» (платящим налоги) человеком, которого не могло защитить слабое государство, и «татем» (вором и разбойником), который пользовался этой слабостью государства. Но почти никогда не было так, чтобы «тати» захватывали само государство, превращали его в орудие воровства и нещадного избиения работящих людей.
Русское общество приобрело характерную для оккупированных (колонизируемых) территорий двухуровневую структуру. Где-то «на дне» есть реальный «производящий» социум со всеми свойственными ему внутренними противоречиями между составляющими его сословиями и есть «криминальная нашлепка» над этим социумом, состоящая из не включенных в его повседневную производительную жизнь паразитических элементов, которые выкачивают из этого социума всё что можно.
Сегодня Россия искусственно поделена на два класса — «оккупантов» и «население». «Оккупанты» — это сформированная из люмпенов всех мастей («во фраках», «в погонах» или «в цепях» — не имеет значения) воровская элита, организованная как мафия и живущая «по понятиям», которая поставила под свой контроль государство и использует это государство как орудие перераспределения в свою пользу всего того, что производит население. «Население» — это совокупность впавших в «состояние комы» производящих сословий, лишенных реальной правовой и политической защиты, социальная роль которых сведена к обслуживанию паразитической элиты.
Конфликт между «оккупантами» и «населением» — основной скрытый социальный конфликт внутри современного российского общества. Это и есть то главное общественное противоречие, которое тормозит развитие российского общества, без преодоления которого ни одна из исторических задач, стоящих перед Россией, не может быть решена.
Владимир Пастухов
доктор политических наук.
Все продолжается. До новой встречи, дорогой Друг!
© Copyright: Леонид Бердичевский, 2015
Свидетельство о публикации №215060100394
Proza.ru
Гибель империи
© Copyright: Леонид Бердичевский, 2015
Свидетельство о публикации №215060100394
Свидетельство о публикации №215060100394
Рецензии
Спасибо, Леонид, за обстоятельный рассказ!
С самого начала понимаешь, что нарушить "Главное правило круговой поруки - лояльность без рассуждений: тебя прикормили – ты молчи" под силам только незаурядному мужественному человеку. Печально, что таких людей почти не осталось по эту сторону Атлантики. Но благо, что они вообще есть.
С уважением,
О.К.
Олег Кустов 22.11.2019 17:40 • Заявить о нарушении
С самого начала понимаешь, что нарушить "Главное правило круговой поруки - лояльность без рассуждений: тебя прикормили – ты молчи" под силам только незаурядному мужественному человеку. Печально, что таких людей почти не осталось по эту сторону Атлантики. Но благо, что они вообще есть.
С уважением,
О.К.
Олег Кустов 22.11.2019 17:40 • Заявить о нарушении