И про чудную свиньюшку...

В первой редакции "Конька-Горбунка" братья, увидевшие, каких прекрасных коней достал себе их младший Дурак, идя обратно, рассуждают

Про коней и про пирушку
И про чУдную свиньюшку.

Я - приверженница пушкинского авторства "Конька", - долгое время думала, что подставной автор Ершов просто описАлся так, не поняв слово. Но, вчитываясь в тексты различных редакций "Горбунка", разбирая слова различных изданий, невозможно не придти к выводу: во всех них чувствуется рука одного Автора - Пушкина. А если это написал Пушкин, то и в том, что он назвал Конька свиньюшкой, - то есть, не он, а братья, - должен быть смысл.

Когда отец просит младшего сына пойти в дозор, то обещает ему за это:

Я нашью тебе обнов,
Дам гороху и бобов.

Или - в другой редакции:

Я куплю тебе лубков,
Дам гороху и бобов.

Собственно, горох, бобы и обновы говорят здесь об одном отношении старика к сыну, а лубки - о другом... В общем-то, почему такой упор - на бобовые, - и горох, и бобы, которые тоже - горох? Думаю, усиленное внимание автора к бобовым дано, чтобы особо  их  подчеркнуть; чтобы мы обратили на них внимание. И вспомнили самый известный, библейский, сюжет с этими культурами. Там была чечевица. За чечевицу Иаков выкупил у Исава его первородство. А в обновах подходят под отцовское благословение. То есть, можно подумать, что старик, погоняя младшего сына в дозор, обещает ему первородство и благословение, - так и думает, видимо, Иван, сразу же слезая с печи и отправляясь в дозор. Но вариант с лубками говорит нам о другом: старик считает сына дурачком, который любит разглядывать картинки. И желает его накормить горохом, чтобы развлечь дурачка, да чтобы он потом производил те звуки и выделения, которые бывают после гороха. Как шут Фарнос на лубке 18 века. Собственно, первым русским дураком этот самый шут Фарнос и был.
 "В грандиозном полотне « Шут Фарнос  Красный нос» изображён придворный  шут  императрицы Анны Иоанновны итальянец Пед, в прошлом скрипач, носивший при дворе титул первого российского дурака." / Сергей Шестаков. То есть, поскольку Иванушка - дурак, - то он напрямую проецируется на самого первого и самого популярного из русских дураков - Педрилло - Фарноса, - с чуть ли не одного из первых русских лубков. Именно на его образ и наводит здесь слово "лубки". Вообще, никто больше из поэтов-дворян, тем белее - шестисотлетних, - аристократов, - не уделял такого внимания лубкам, как Пушкин. Они у него играют и в "Станционном смотрителе", и в "Капитанской дочке" важную, смыслообразующую роль. Так и в "Коньке-Горбунке" за текстом явно прослеживается лубок "Шут Фарнос на свинье", - хотя прямо он и не называется. В сказке и не должно ничего называться прямо - на то она и сказка-притча... Здесь есть только слова-намёки. Текст на лубочной картинке "Шут Фарнос Красны Нос" такой:

Я детина небогатой,
Я имею нос горбатой,
Собою весьма вожеватой.
Зовут меня Фарнос Красный Нос.
Я три дни надувался,
Как в танцевальные башмаки обувался,
А колпак с пером надел -
Полные штаны набздел,
Совсем оболокся,
На виноходной свинье поволокся.
Свинья моя хрюкает,
Лакомства своего нюхает.

"Виноходная свинья" - это свинья - иноходец. У дурака всегда всё - не как у людей. И для старших - умного и "так-сяк" братьев - младший - дурак, - могущий ездить только на свинье-иноходце; потому она и чУдная свиньюшка", - то есть, он, - конёк-горбунок. Они его увидели, но им он видится не коньком, а свиньюшкой. А  - допустим - Спальник - никакого конька-горбунка вообще не видит, видит только двух чудо-коней. Это говорит об условности конька-горбунка. Но сейчас - не об этом. Сейчас я говорю о том, как относятся к Ивану его отец и братья; его семья. Относятся они к нему, как к шуту-дураку, - а Иван всё надеется заслужить их уважение.
За проданных коней братья обещают привезти дураку обнову:

Красну шапку с позвонком
Да сапожки с каблучком.

То есть, снова - шутовское облачение. Снова братья выдают себя, показывая, за кого держат младшенького. Вот они - те обновы, которые пообещал Иванушке отец, - а вовсе не те чистые белые одежды, в которых подходят под отцовское благословение... Но теперь у Ивана есть чудо-кони, и с ним надо как-то считаться, поэтому братья сразу прибавляют про немочь отца, добавляя, что Иван - оказывается(!) - сам - "умный человек"! И дурак сразу оценивает это - невольное - признание братьев. Он сразу соглашается на продажу своих коней.

Вот - я считаю - три раза упомянуты в сказке "Конёк-Горбунок" атрибуты дурака-шута Фарноса, и наш Иван с ним трижды ассоциируется.

Первый раз, когда отец говорит про бобы с горохом и лубки, - поскольку после такого количества бобовых можно только набздеть полные штаны - как шут Фарнос на известном лубке. Второй раз - в первой редакции текста - когда упомянута свиньюшка, на которой - по мнению братьев - разъезжает их дурак. Третий - когда братья обещают привезти младшенькому "красну шапку с позвонком да сапожки в каблучком". Хоть Фарнос на лубке и облачён в танцевальные туфли, а не в сапожки на каблучке, но шапка с позвонком здесь "перевешивает" наше мнение в сторону шутовского наряда, так что и сапоги туда же тянет. А вообще, каблуки эти, - конечно, - из "Евгения Онегина", - "со славой красных каблуков и величавых париков". Красные каблуки носили ловласы-придворные, ныне - старые обезьяны "хвалёных дедовских времян". То есть, тоже - шуты своего рода.

Потом, когда Иван станет служить при царской конюшне - при Дворе, - у него будет "Красных шапок, сапогов Чуть не десять коробов". То есть, и при царе герой наш окажется в той же роли шута. Ну, а в какой же ещё и может оказаться Поэт? Ведь, что такое поэт? Как говорится в ранней редакции "Бориса Годунова":

Хрущов (тихо Пушкину).

Кто сей?

Пушкин.

Пиит.

Хрущов.

Какое ж это званье?

Пушкин.

Как бы сказать? по-русски — виршеписец
Иль скоморох.

Поэт - шут, скоморох - для всех окружающих. Ведь и далёкий "предок" итальянца Педро-Фарноса - итальянский поэт Овидий, - прозванный Назоном - "Носатым", - был для власть придержащих лишь скоморохом-шутом... Странно ль вам такое сближенье? Мне - нет. Думаю, их объединял сам Пушкин, ещё тогда, в Молдавии, когда ассоциировал себя с Назоном, чувствуя себя при этом русским шутом...

А шут - это - маска, - это накладной нос, шапка с бубенцами и каблуки, придающие росту... Это - всё не своё, и - может, прежде всего - имя... О чём и говорит Пушкин в этом своём письме.

А. А. БЕСТУЖЕВУ.

21 июня 1822 г. Из Кишинева в Петербург.

Милостивый государь
         Александр Александрович,

Давно собирался я напомнить вам о своем существовании. Почитая прелестные ваши дарования и, признаюсь, невольно любя едкость вашей остроты, хотел я связаться с вами на письме, не из одного самолюбия, но также из любви к истине. Вы предупредили меня. Письмо ваше так мило, что невозможно с вами скромничать. Знаю, что ему не совсем бы должно верить, но верю поневоле и благодарю вас, как представителя вкуса и верного стража и покровителя нашей словесности.

Посылаю вам мои бессарабские бредни и желаю, чтоб они вам пригодились. Кланяйтесь от меня цензуре, старинной моей приятельнице; кажется, голубушка еще поумнела. Не понимаю, что могло встревожить ее целомудренность в моих элегических отрывках — однако должно нам настоять из одного честолюбия — отдаю их в полное ваше распоряжение. Предвижу препятствия в напечатании стихов к Овидию, но старушку можно и должно обмануть, ибо она очень глупа — по-видимому, ее настращали моим именем; не называйте меня, а поднесите ей мои стихи под именем кого вам угодно (например, услужливого Плетнева или какого-нибудь нежного путешественника, скитающегося по Тавриде), повторяю вам, она ужасно бестолкова, но впрочем довольно сговорчива. Главное дело в том, чтоб имя мое до нее не дошло, и все будет слажено.

С живейшим удовольствием увидел я в письме вашем несколько строк К. Ф. Рылеева, они порука мне в его дружестве и воспоминании. Обнимите его за меня, любезный Александр Александрович, как я вас обниму при нашем свидании.

21 июня 1822.

    Кишинев.

Пушкин.   

Примечания

Бессарабские бредни — стихотворения Пушкина для альманаха Рылеева и Бестужева «Полярная звезда». Стихотворение «К Овидию» было напечатано без подписи в «Полярной звезде на 1823 год».


"Главное дело в том, чтоб имя мое до нее не дошло, и все будет слажено", - сказал Пушкин про цензуру - ещё ту, александровскую. Бестужев не стал искать подставного автора, просто напечатал стихи без подписи. Через двенадцать лет, получив шутовской кафтан камер-юнкера, став придворным шутом наяву, Пушкин опишет эту свою ситуацию в сказке и отдаст её первому встречному юноше, которого представит поэту "услужливый Плетнёв".