Джуры казака Швайки 1-5

                СПОР


              Высокий жилистый человек, ещё почти парень, гневно блеснул глазами на хозяина. Всё же сдержался, только сказал:
              - Нет, уважаемый пан. Мне это не подходит.
              Какую-то минуту пан Кобыльский рассматривал гостя маленькими прищуренными глазками.
              - Глупый ты, парень, - сказал наконец. - А я тебе хорошее дело предлагаю. Потому что уважаю род твой и прадедов твоих. Они с моими вместе стояли под Синими Водами. В какой битве выстояли! Трёх ханов прогнали с нашей земли. А почему прогнали? Потому что бок о бок стояли. И дед твой Митро вместе с моим пшеницу грекам возили ... А теперь ты на меня зверем поглядываешь. Думаешь, не знаю почему? У меня вон ...- пан повёл рукой по комнате - всего вдоволь, а у тебя — старая сермяга и шапка в дырках. Вот и всего. Поэтому я тебе дело предлагаю, а ты ...
               - Нехорошее это дело, пан. Одно дело - следить за татарами, и совсем другое - за своим братом. И потом — пан переяславский староста разрешает казачить всем, кто того пожелает.
               При упоминании о переяславском старосте пан Кобыльский будто даже ростом уменьшился. Ибо хотя и сам был старостой, но только каневецким. А каневецкая земля была частью переяславской. И этот оборванный упрямец, этот бездельник ходит у переяславского старосты в любимцах. Носится тот с ним как с писаной торбой. Ещё бы - лучший лазутчик земли переяславской!
                А что, если этот оборванец Швайка донесёт до ушей переяславского старосты его, пана Кобыльского, слова? Михайло Масло - человек вспыльчивый, а не успеешь и оглянуться, как перестанешь быть паном. Поэтому как можно спокойнее пан Кобыльский добавил:
               - Да я что? Я же не против добычничества. А говорю про десятую долю, которую этот добычник должен платить. А кто проверит, какая она? Может, десятая, а может, и сотая. Вот я тебе и говорю: дай мне знать, кто где промышляет. А дальше —  уже не твоё дело. И тебя не обделю. Ведь сам посмотри, в чём ходишь. Ну как?
                - Нет, пан. То, что Вы называете помощью, я называю предательством.
                - Предательством ?! - заревел пан Кобыльский. - Это ты мне говоришь? Ты ногтя моего не стоишь!
                Он выхватил саблю, которая была при поясе, и замахнулся на гостя. Однако тот уже ждал этого. Сверкнули две молнии, послышался звон стали, а через мгновение сабля пана Кобыльского вырвалась из рук.
                - Успокойтесь, пан, - улыбнулся Швайка. - Я скажу вам только то, что должен сказать: готовьтесь к татарскому нападению. А обо всём остальном - я Вас не слышал и Вы меня не видели.
                Он круто повернулся и вышел из комнаты.- Собачья кровь! - ругнулся пан Кобыльский. - Быдло, бездельник! Ну, погоди ... - И выглянул в окно: - Тышкевича! Быстрее!
                Через минуту перед ним стоял толстый молодой человек с цепкими глазками.
                - Слушаю светлейшего господина, - угодливо сказал он.
                Пан Кобыльский ещё до сих пор не мог успокоиться.
                - Быдло, - повторял он, бегая по комнате. Вдруг
остановился перед Тишкевичем и спросил:
               - Слышал?
               - Что, простите? - удивился тот, будто и не стоял минуту назад под дверью и не вслушивался в каждое слово. - Что пан имеет в виду?
               Пан Кобыльский облегчённо вздохнул.
               - Это я так ... Ты запомнил того мужика, который только что вышел?
               - Да, ваша милость! Гадкий быдло, так и просится на кол!
               - На кол не надо, а ... куда он подался?
               - Похоже, в сторону Вороновки, пан.
               - Ага ... Наверное, за Сулу собрался. Ты вот что … На кол, говорю, не надо, а ... - он провёл ребром ладони по горлу. - Только не здесь, а где-то подальше. Понял?
               - Понял, ваше превосходительство! - вытянулся Тышкевич. - Перехватим под Мохначом. Он дорогой — а мы напрямик!
               - Под Мохначом - так под Мохначом. Только возьми солдат пять, потому что это такой мужик, что просто так в руки не дастся.
               - Не беспокойтесь, ваша милость!
              Тышкевич повернулся у порога и исчез, словно его и не было. А через минуту снаружи раздалась безумная дробь копыт ...
              Швайка без спешки ехал по лесной дороге. Он ещё до сих пор клокотал гневом. Ну и негодяй этот пан Кобыльский, ну и кулак! Мало того, что свои деревни обдирал, как липку, так ещё и парней казаков ему выдавай! И как же хитро повёл: наши предки давали отпор татарам, так и мы должны держаться вместе. Ты, Пилип, выдавай ребят, а я их грабить!
              Швайка не удержался и сплюнул в сторону. Хуже всего было то, что их прадеды и впрямь вместе сражались под Синими Водами почти сто тридцать лет назад, а деды возили морем украинскую пшеницу от Очакова и Кочубеева аж в греческие края. А вот родители разошлись. Отец этого Кобыльского, тогда ещё Семко Кобыльчак, отправился в Литву или Польшу и вернулся оттуда уже господином, с грамотой на несколько посёлков. И сын его путём пошёл ...

               А он, Пилип, своего отца почти не помнит. Погиб отец. Не смогли татары выбить его из дома, потому сожгли вместе с ним. Швайка всё это видел собственными глазами, так как успел спрятаться в болоте. Вон там его дом был, за вороновской каменной горой. Был да сплыл. И теперь его домом стал весь белый свет - от Канева до Кафы, от Переяслава до Хаджибея ...
              Неожиданно скорее почувствовал, чем заметил впереди чьё-то присутствие. Замер и долго вслушивался в глухую ночь. Глаза почти ничего не видели, а сердце подсказывало: есть что-то. Жаль, не взял с собой верного Барвинка. Думал, что на своей земле опасности для него нет. Что ж, это ему
наука на будущее ...
               Швайка свернул в дебри и спешился. Держа Ветерка на поводу, осторожно двинулся параллельно лесной дороги. Через сотню шагов услышал, как треснула ветка под чьими-то ногами. Глаза, привыкли видеть кое-что и в
такой темноте, разглядели у дороги несколько конных фигур. Рука невольно потянулась к луку. Что нужно этим ночным захожим, кого они караулят?
               Один из них тихо кашлянул в рукав. Потом сказал:
               - Что-то вроде ехало. Или, может, показалось?
               И снова молчание. Длинное, тревожное.
               - Где же этот проклятый Швайка? - снова подал голос тот, кто кашлянул. - Может, отправился другой дорогой?
               - Помолчи, - посоветовал другой и цыкнул зубом.
               - И чего это наш пан на него так взъелся? - спросил третий.
               - Заткните пасти, собачья кровь! - сердито прошипел тот, кто перед этим цыкнул зубом. - И ни слова, потому что если не порешим этого мужика, то лучше господину на глаза не показываться ...
               Швайка стиснул зубы. Вот оно что! Не простил ему пан Кобыльский, решил отомстить. Что ж, этого и следовало ожидать ...
               Если бы это были татары, Швайка ни минуты не медлил бы. Даже отсюда, не показываясь им на глаза, можно было бы положить всех пятерых.
               Однако перед ним были не татары. Свои, единокровные братья подстерегали его.
               Швайка вздохнул. Потому описал широкую дугу и вышел на дорогу далеко за засадой.
               «Ждите, ребята, ждите, - с грустной улыбкой подумал он. - Не миновать вам плетей пана Кобыльского ... »