Добрый Леший

К 110-летию со дня рождения

 Добрый леший


В 1957 году Виталий Валентинович Бианки написал цикл коротких «рекомендаций» - кратких биографий-характеристик для представления слушателям и читателям своих друзей-писателей, с которыми готовил популярные радиопередачи «Вести из леса». «Рекомендации» в дальнейшем  получали разные названия: «Волшебные переводчики», «Переводчики с бессловесных языков», а то и просто «Переводчики» или «Певцы природы». Цикл частями был напечатан в журналах «Библиотекарь» и «Что читать?». С одной из таких «рекомендаций», датированной Еленой Витальевной Бианки-Ливеровской 22 февралём, и начну знакомство читателей с  автором этой книжки Кронидом Гарновским:

«Ботаник, хранитель лесов и брат всему живому.
Родился в глухой Новгородчине, на отшибе, и до тринадцати лет жил у родственников, без отца, без матери. Кругом лес да лес – дремучий, сказочный…
Сверстников не было. А с кем-то надо играть. Знакомился с бабочками, жучками, улитками, птицами. Особенно полюбил ёлочки, сосны. Подружился с муравьями, майскими жуками, блестящими бронзовками, смешными слониками. Затевал игры с шустрыми долгоносыми зверьками – землеройками. Родным стал лес.
К тринадцати годам взяли отец с матерью. Деревушка стояла на лесосплавной реке Увери. Рядом заливные луга, болото и озеро – царство куличья и уток. И тоже - лес, лес кругом. Отец перемежал свою работу сельского слесаря с охотой и рыбной ловлей. От отца набирался разных навыков.
В четырнадцать лет пошёл работать на лесосплав. Потом бродячим слесарем исходил всю Новгородскую область, Карелию, дошёл до самого Белого моря. Всё лесами, лесами – пешком, пешим ходом: на колёса денег негде было взять. Потом скопил на билет – поехал на Северный Кавказ. Там, в горах и лесах, пособлял казакам и черкесам убирать урожай. Потом вернулся в родные края. Многому научился у страстного краеведа Сергея Николаевича Поршнякова – руководителя музея местного края в городе Боровичи. Потом, кончив университет, поехал ботаником в уральские заповедные леса – изучать их и охранять. Теперь работает в ботаническом саду при университете.
Жить без леса не может. Попав в лес: «Я не гость и не хозяин, – я пришёл в свою семью», - чувствует он».

Такая вот краткая, но исчерпывающая «рекомендация». Остаётся только кое-что уточнить и добавить.

***

Кронид Всеволодович Гарновский родился 4 ( 17 – по старому стилю ) января 1905 года в деревне Дерева Боровичского уезда Новгородской губернии. Его отец был из разорившихся дворян, мать – из крестьянской семьи. До тринадцати лет воспитывался у деда в имении Троицком ( «на отшибе» ). «Никаких товарищей у меня не было, - писал о своём детстве  будущий учёный, поэт и прозаик, - в школе я никогда не учился, со мной занималась тётка. В этих условиях особое значение для меня приобрели книги. Тяга к необычному привела – через баллады Жуковского, через Вальтера Скотта – к длительному увлечению средневековьем,  воспринятым с парадной стороны».
Страсть к путешествиям, охота к перемене мест проявилась у К. Гарновского в отрочестве. В 1928-м, поступив на работу в Боровичский краеведческий музей, которым заведовал известный краевед, знаток русской истории Сергей Николаевич Поршняков, начал учёбу в вечерней школе, затем на рабфаке. Служил уполномоченным по батрачеству, ликвидатором безграмотности ( избачом ) в глухой деревушке Платаново. Предполагаю, уроки С.Н. Поршнякова во многом и определили окончательный выбор профессии уже зрелым, много повидавшим и пережившим  любознательным  новгородцем…
Он мечтал об историческом факультете. Но лицам дворянского сословия вход на истфак был воспрещён. В 1934-м поступил и в 1939-м  окончил биологический факультет Лениградского университета, где в то время преподавали известные учёные-гуманитарии В.В. Струве, Е.В. Тарле, создатель Физиологического института академик А.А. Ухтомский, ботаник Н.А. Буш, палеоботаник А.Н. Криштофович. На лекциях у Криштофовича Кронид и познакомился со студенткой Женей Дорогостайской…
К. Гарновский и ставшая к 1939 году его женой Евгения Витальевна Дорогостайская к недоумению коллег и сослуживцев отказались от Крымского Никитского  Ботанического сада,  куда получили назначение, и стали хлопотать о направлении в Кондо-Сосвинский боброво-соболиный заповедник, к тому времени образованный в Советском районе Ханты-Мансийского национального округа. В будущем Кронид Всеволодович подробно опишет в автобиографии и поездку в неизведанное, и ставший  для супругов  судьбоносным период работы в заповеднике с октября 1940-го по май 1945-го. «С 15.10.40 г. мы – научные сотрудники Кондо-Сосвинского заповедника. Договор трёхгодичный. Едем в посёлок Хангокурт на р. Малой Сосве. Беда в том, что никто не знает, куда ехать. Заповедник долго молчит, потом отвечает: «Выезжайте поездом Тюмень, дальше лошадьми 1350 км.»
В 1941-1944 годах Гарновский и Дорогостайская провели исследование растительного покрова на территории заповедника, описали и классифицировали растительность края.
В первые же дни Великой Отечественной войны по приказу из Москвы ботаники и научные сотрудники заповедника были уволены, но на месте их зачислили в «охрану». Все мужчины записались добровольцами.  Гарновского дважды вызывали на призывной пункт, но на фронт так и не взяли. В конце концов, его с женой назначили «наблюдателями» на Ханлазинский кордон, где они провели вдвоём осень и зиму.
По окончании войны пять лет работали в Ильменском ( на Южном Урале ) заповеднике, затем переехали в Куйбышевский, но последний, как и Кондо-Сосвинский, закрылся в 1951-ом. «…Вся атмосфера «мичуринской биологии» ( на деле «лысенковской» ) настолько отвратила меня от биологии, - записал Кронид Всеволодович впоследствии, - что я решил ехать в Ленинград, где можно будет каким-то образом изменить свою специальность… Однако, нужно было держаться какого-то одного учреждения, и с этого времени я «душой и телом» прилепился к Всесоюзному Географическому обществу, вступив в число его членов, и работая в основном в «Секции топонимики», руководимой тогда С.Л. Бергом».

***

Всю свою сознательную жизнь ( лет с девяти ) Кронид Всеволодович писал стихи. Дебютировал стихотворениями «На маяке» и «На дне» ( второе известно и под названием «Кладбище кораблей» ) в 1925 году в газете «Красный Балтийский флот».  Исследованием поэзии Гарновского критики и литературоведы, уверен, когда-нибудь займутся основательно. Я же в рамках предисловия к книжке малой прозы ограничусь лишь краткой характеристикой трёх периодов его поэзии, выделенных самим поэтом. 
О первом периоде Гарновский записал: «1923-1928 гг. Для этого периода характерно преобладание книжных мотивов над пережитым и прочувствованным в действительности и, с формальной стороны, – очень сильно влияние Гумилёва и Брюсова. В конце двадцатых годов я сделал попытку, отчаянную попытку стать поэтом современности, но из этой попытки ничего не вышло. Потеряв веру в себя, я почти перестал писать». Действительно, кроме двух стихотворений, опубликованных во флотской газете, больше ничего из опубликованного разыскать не удалось. Позже сам Гарновский назовёт причину первой «неудачи»: «В годы владычества в литературе РАППа необходимо было сначала «перестроиться» и писать на актуальные темы. Это мне не удалось».
Я бы уточнил: этого ему не хотелось.
Вторую попытку «стать поэтом современности» Кронид Всеволодович  предпринял в студенческие годы. В университете он  стал посещать  литературное объединение, иногда захаживал в Ленинградский Дом писателей. В 1936-38 годы в газете «Ленинградский университет» он напечатал такие сильные, на мой взгляд, стихи, как «В те годы я встречал его не раз…» ( О Данте ), «Капитан Седов», «Карелия», «Лесник», «Лесной ветер», «Морское кладбище», «Музыка», «Пиросское озеро» ( «Волна лениво в берег бьёт…» ), «Победа» ( «Памяти Коперника» ). Стихотворение «Лесной ветер» из газеты «Ленинградский университет» в 1937 году перепечатано в «Литературном альманахе», а ещё через год включено в коллективный сборник «Литературный Ленинград». В Боровичском краеведческом музее хранится рукопись его перевода Семнадцатой песни «Ада» из «Божественной комедии» Данте. Литературовед Е.Б. Белодубровский, близко знавший Гарновского, свидетельствует, что этот перевод  в 1938 году «прошёл через руки» Н. Заболоцкого и М. Лозинского, причём, последний печатать Семнадцатую песнь не советовал - напротив,  категорически рекомендовал автору «спрятать её подальше и никому не показывать»… В пору сталинских репрессий подлинный ад был почти в каждом доме.
О втором периоде у Гарновского сказано:
«1935-1939 гг. В эти годы я почувствовал жизнь так сильно, как никогда до этого. Личные переживания определили содержание и направление моих стихов. Стихи были моим спасением, единственным выходом из противоречий жизни. Вместе с тем, стала открываться дорога к официальному признанию. Но опять-таки отсутствие веры в себя наряду с другими причинами, говорить о которых было бы слишком долго, - привело к тому, что я не ступил на открывшуюся, было, передо мной дорогу. В результате я изменил поэзии ради научной деятельности, я счёл нужным сделать это, хотя мне всегда казались жуткими слова И.П. Павлова о том, что наука требует всего человека… Отчасти я надеялся на компромисс – но муза не пошла на это. Она отомстила за себя – я уже больше не мог писать».
Здесь будущему исследователю предстоит дотошно разобраться  в «противоречиях жизни» и «других причинах, говорить о которых было бы слишком долго», ибо это очень важно. Нам же теперь приходится только догадываться, что именно поэт имел в виду. Вероятно, «другие причины»  были связаны и с запретом «на профессию историка», а ведь на историческом факультете учился в то время сын его любимого поэта Н. Гумилёва, «на которого бегал взглянуть…». С репрессиями, начавшимися в университете после убийства Кирова. С первой, неразделённой любовью к Ирине Кнорринг. Со вторым серьёзным увлечением, переросшим в любовь к молоденькой – на одиннадцать лет младше его – студентке Жене Дорогостайской. И – с трагедией, постигшей семью Дорогостайских:  26 августа 1937 года у Жени был арестован отец…
Может быть, уже в самом начале творческого пути вдумчивому поэту стало ясно, что серьёзная поэзия – дело смертельно опасное?  Не «о других ли причинах» написано где-то во второй половине 30-х и впервые опубликованное мною 30 октября 1993 года в окружной газете «Новости Югры» стихотворение: «Человек уходит со двора// Добрый и весёлый ранним утром,// А вернётся грустным или мудрым -// Не таким, каким он был вчера…// Столб, а на столбе газетный стенд.// Человек прочитывает это.// Человек испытывает стыд,// Но не за себя, а за газету.// Хочется бежать – или прижать,// Вбить в забор лгуна и негодяя.// Хочется вопросы задавать,// Рукавом слезу с ресниц сгоняя»?
И, наконец, о третьем периоде:
«1950 - по настоящее время. Я отказался от научной карьеры как от основного смысла жизни и вернулся к музе, у которой просил прощения, и получил его. Я не намерен каяться, оправдываться перед кем-либо за содержание своих стихов. Я считаю теперь, что для поэта важнее всего быть в меру своих сил правым перед Аполлоном, а не перед какими-либо другими богами и полубогами. Всё это, между прочим, означает, что стихи не смогут мне доставить житейских благ. Бог с ними! Я жалею лишь о том, что молчал так долго, что заставлял себя молчать. Я знаю теперь: какими бы то ни были мои стихи, они всё же лучшее, наиболее ценное из того, что я могу оставить после себя.
6 октября 1952 года».
В 1950-60-е годы Кронидом Всеволодовичем созданы произведения, составившие «золотой фонд» его поэзии. Такие, как «Свидание», «Изгой», «Старый леший», «Каждый год, лишь страна сосновая…», «В Нерге», «Гроза на Малой Сосьве», «Сэмпл-тэнут ( Чёрный суп )», «Прощание», посвящения М. Цветаевой ( «Елабуга» ), В. Бианки ( «Хантэ» ), В. Раевскому ( «Толокнянка» ), М. Маремьянину ( «Маремьяна» ) и, конечно, жене Евгении Дорогостайской ( «Тунх-Веш», «Осока», «Я тебя никогда не хотел обмануть…» ). Как поэт Гарновский, вне всякого сомнения, состоялся, и не будет преувеличением утверждать, что в те годы он был на голову выше многих официально признанных советских поэтов Ленинграда. Многообразней по диапазону тем, богаче по содержанию, глубже по философскому осмыслению, безупречней своей неподверженностью  какой бы то ни было конъюнктуре. И в то же время вне печатной площади поэта Гарновского для современников как бы и не существовало.  Он по-прежнему нигде не печатался и даже не предпринимал никаких попыток. Для него важен был только  сам процесс творчества.
Из краткой библиографической справки, составленной Евгенией Витальевной в 1993 году, видно, что в самые плодотворные – 50-е годы - Кронид Всеволодович не печатался вообще, а в 1960-е – опубликовал всего лишь три стихотворения в журнале «Охота и охотничье хозяйство». В связи с этим интересен грустный казус В. Каминского. В своей статье «Творческая сила прекрасного», опубликованной в первом номере журнала «Звезда» за 1962 год, он полностью привел невесть как попавшее к  нему стихотворение Гарновского «Грачи прилетели», посвящённое трагической судьбе выдающегося русского художника-академика А. Саврасова.  Каминский высоко оценил это произведение: «Стихотворение Гарновского не только воспроизводит определённый момент биографии Саврасова, но и заставляет задуматься над социально-историческими причинами роковой болезни многих талантливых людей русской дореволюционной действительности ( естественно, нельзя было и заикнуться о возможности «роковой болезни» в действительности советской ( Н.К. )» и  при этом выразил сожаление о «безвременно погибшем молодом поэте». По-видимому, критик считал Гарновского погибшим на фронте. И только в 70-х  годах друзья и почитатели творчества поэта-затворника вытащили на свет божий часть полюбившихся им стихотворений, опубликовав несколько подборок в районных газетах «Путь Октября» ( Советский район Тюменской области ), «Красная искра» ( Боровичский район Новгородской области ), «Опаринская искра» ( Опаринский район Кировской области ), в журналах «Охота и охотничье хозяйство», «Север», «Нева», в сборнике «Наша охота»…

***

Итак, «дав биологии полный «развод», Кронид Всеволодович вернулся в Ленинград, где сдружился с Виталием Бианки. Гарновский даже взялся помочь известному писателю в сборе материалов для книги об основателе Кондо-Сосвинского заповедника Василии Владимировиче  Васильеве – этом «Ваське-Шайтане», «Ваське-царе», как почтительно называли его таёжные ханты. ( Последовавшая 9 июля 1959 года смерть не позволила Бианки осуществить замысел ).
Бианки и посоветовал Крониду Всеволодовичу записывать свои рассказы об увиденном и пережитом в многочисленных странствованиях, походах, экспедициях. Так родились первые прозаические миниатюры «Игры», «Бурундуки», «Аппетит пропал», «Холодный фронт», «Зарубочка»…
Со второй половины 1955 года Виталий Бианки стал готовить регулярные передачи по Всесоюзному радио о природе. Сначала это была «Лесная радиогазета», затем – «Лесные были и небылицы», а начиная с 1957-го – ежемесячная радиопередача «Вести из леса». Вокруг Бианки сплотилась группа детских писателей и литераторов, считавших себя его литературными учениками. В «Записной книжке» мастера есть такая запись: «Там справедливо, не справедливо, а называют меня своим учителем: Н.М. Павлова, Н.И. Сладков, Э.Ю. Шим, Кр. Вс. Гарновский, А.А. Ливеровский, С.Н. Сахарнов, Н.Ф. Раймерс ( К. Иванченко ), М.С. Гроссман, М.Дм. Зверев и ещё с десяток людей» ( В.В. Бианки. Т. 4, стр. 296 ).
«… После Отечественной войны Бианки приветил молодого штурмана Святослава Владимировича Сахарнова, учёного-растениевода Нину Михайловну Павлову, профессора Лесотехнической академии Алексея Алексеевича Ливеровского и «лесного человека» Кронида Всеволодовича Гарновского. Это был удивительный творческий коллектив. Каждый из авторов писал по-своему и о своём. Сахарнов – морские сказки о подводном мире, Нина Павлова – о луговых растениях, о ягодниках, остальные – о лесах, болотах, тундре. Но это так только кажется. На самом-то деле, - справедливо утверждает Валерий Воскобойников, - в каждом своём рассказе, в каждой миниатюре они писали о нас с вами, об отдельном человеке и человечестве, о нашем месте в земном пространстве среди растений и животных. Они рассказывали о священной ценности жизни» ( Книжное обозрение, 2005, № 25-26 ).
Читателям, чьё раннее детство пришлось на вторую половину 50-х годов прошлого века, уверен, одно только название «Вести из леса» навеет светлые и радостные воспоминания. Я и сейчас, как въяве, слышу голос диктора: «Дорогие ребята! Начинаем радиопередачу «Вести из леса»! Помню, как я и мои братишки тотчас бросали свои «неотложные» дела и кидались к большому кухонному столу, над которым на стене висел радиоприёмник. Нужно было успеть занять наиболее удобное место. Мы не пропускали ни одной передачи. Так явственно доносились до нашего слуха голоса и звуки природы: щебетание птах, шум деревьев, шелест кустарников, плеск речной волны, крики чаек... Конечно, мы не знали, кто и как делал эту радиопередачу. И, естественно, не задумывались: каких трудов это стоило ведущему, авторам, корреспондентам, музыкантам и звукорежиссерам. Каким даром нужно было обладать её «душе и главному организатору» Виталию Бианки, чтобы передача была интересна и поучительна не только детям, но и взрослым. Именно для этого он сплотил вокруг себя своеобразную «спецкоманду» из талантливых писателей-натуралистов. Рассказы и этюды о природе Гарновского звучали особенно часто. Ему и придумывать-то сюжеты своих миниатюрок не нужно было – он в достаточном количестве «накопил» их, работая в Кондо-Сосвинском заповеднике. Эти четыре с половиной года  робинзонады питали его творчество до конца жизни. А жизнь в заповеднике складывалась не только из умиротворённых созерцаний деревьев, трав, зверушек, птиц. Она, как свидетельствовал его младший друг – научный сотрудник заповедника «малая Сосьва» Михаил Гаврилов, «не раз висела на волоске. Заблудился, голодал, тонул в замёрзшем озере… Период таёжного выживания, без сомнения, сказался на последующем творчестве – дал знание цены жизни и смерти, глубину и лиричность восприятия» ( Югра, 1994, № 4 ).
Рассказы, как и стихи, иногда попадали на страницы газет, журналов «Нева», «Юный натуралист» и однажды даже на листок отрывного календаря за 6 сентября 1960 года. Елена Бианки-Ливеровская, предложившая новгородской писательской газете «Вече» подборку, так охарактеризовала Кронида Всеволодовича: «Коренной новгородец, человек, обладавший многими дарованиями: учёный-ботаник, поэт, занимался топонимикой и археологией, но одно дарование у него было явно в излишнем количестве – это скромность. Знаю, что сам он не предложил в издательство ни одного рассказа, ни одного своего стихотворения. А если они и попадали  в печать – это было делом его друзей-почитателей. К ним принадлежали Виталий Бианки и Алексей Ливеровский. Не остались равнодушными к творчеству Святого Лешего – так, любя, называл Кронида Всеволодовича  Виталий Бианки ( в записке к Э. Ю. Шиму от 19  января 1959-го назвал Старым Лешим по одноимённому стихотворению К. Гарновского ) - и младшее поколение из их окружения» ( Вече, 1978, № 10 ).
Приведу одно из писем Виталия Бианки к Крониду Гарновскому – краткую записку, написанную явно в спешке и, вероятно, по случаю подвернувшейся оказии 29 мая 1958 года на Рижском взморье ( цитирую в авторской редакции ):
«Др. Кр.! Гри.П. ( Издатель – Н.И. ) пишет мне, что Вы всё ещё «доделываете» свои рассказы и не сдаёте ему сборники. Возмутительно! Поймите, боженят всех ради: после того, как Детгиз заключит с Вами два договора… у Вас будет вагон и маленькая тележка времени десять раз заново переписать Ваши опусы… хотя это совсем не требуется. Пожалуйста, «не дёрьгайте меня за нерьвы»: сдайте сборники! ( «Не тяни, не тяни – дёрьгай!» - А.П. Чехов )… Кронид Всеволодович, дорогой, очень прошу: пишите Вы маленькие рассказы, пишите и присылайте мне сюда… В каждом Вашем рассказике – настоящее солнечное зёрнышко. Ваш Вит.»
Бианки неоднократно требовал и просил Гарновского подготовить свои рассказы отдельными книжками, но, к сожалению, Кронид Всеволодович, всецело занятый стихами, при жизни подготовил и выпустил всего лишь одну книжку рассказов и сказок для детей «Медведь и ветер» ( Москва, «Советская Россия», 1960 ).
Удивительное дело! В 1952 году сорокасемилетний поэт «жалел о том, что молчал так долго» и уверовал, что, какими бы то ни были его стихи, они всё же лучшее, наиболее ценное из того, что он оставит после себя. Вот уж действительно, «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся». Поэт, похоже, не воспринимал всерьёз свои не менее талантливые миниатюры о природе – эти поистине золотые крупицы, «солнечные зёрнышки». Ведь как «мимоходом» записал в воспоминаниях о своих прозаических опытах: «пописывал рассказики!». Не ведая о том, что творил шедевры в своём жанре. Ибо не каждому зрячему дано увидеть «в звёздном мерцании в черноте ночи, открытой в бесконечность», тревожное, «безысходное нарастание безмолвия в царстве мороза» ( «Владыка Севера» ) или «берёзовые волны» в ветреную погоду ( «Берёзовые волны» ). Не каждому имеющему уши суждено услышать «песню захмелевшей» от первого весеннего ветерка «сороки-чекотуньи» ( «Сорочья песня» ) или непередаваемый словами звук трещины, прошедшей по заснеженному льду озера, в котором «слиты и низкий гул, и треск, и как бы шорох гигантского алмаза, прорезающего стекло, и мягкий, замирающий вдали звон» ( «Владыка Севера» ). Не каждый  ощутит нечто мистическое в летучей мыши – этого «детища тьмы, выносившей всяческое тормошение и не вынесшей только одного – солнечного света» ( «Детище тьмы» ). Невозможно да и незачем пересказывать содержание лучших лирических миниатюр Гарновского. Таких, как «Искорки», «Котомка», «Праздник осени», «Без оглядки», «Холодный фронт». Это надо читать и перечитывать.
В 1977-1978 годах  Кронид Гарновский создал цикл так называемых «новгородских рассказов»: «Алёшенька», «Мельница», «Святынька», «Степан Пашков», «Фёдор Милый». Непритязательные по форме, содержанию, возможно, в чём-то и не безупречные, они тем не менее понуждают читателя задуматься о нашем недавнем прошлом. Светлы и трагичны образы савинского священника Алёшеньки, разделившего участь миллионов «однажды ночью исчезнувших навсегда»; крестьянина, полного Георгиевского кавалера всех степеней Степана Пашкова, забитого насмерть «солдатами или комиссарами», которым не понравились какие-то высказывания отставного солдата; Васи Азиата, про которого известно только то, что «он теперь в Сибири – сослан за что-то…».
Интересны и зарисовки без авторских названий ( в книжке они озаглавлены мною ): «Фотокарточка», «Своя ноша», «Не каждому дано». Трогательны и милы отстранённые непростыми крестьянскими заботами от суеты сует нашей жизни Анисья – жена Ивана Клюквина, Василий Сумароков со своим «крохотным существом» - четырёхлетней любимицей-дочкой Зинкой, безымянные колхозницы на берегу озера Савкина…
В 1978 году, когда на месте Кондо-Сосвинского открывался заповедник «Малая Сосьва», Гарновские, несмотря на почтенный возраст, приехали, чтобы помочь молодым сотрудникам… В последний свой приезд Кронид Всеволодович занялся археологией, собрал уникальные материалы о древних жителях нашего края. Исследовательский архив Гарновского по ботанике, топонимике, фольклору ещё предстоит оценить. Работали они в заповеднике и в 1979, и в 1983 году…
Последние годы жизни Гарновского прошли в Ленинграде, где он продолжал работать в университетском Ботаническом саду. Умер Кронид Всеволодович 29 ноября 1988 года. Урна с его прахом захоронена на таёжном кладбище в окрестностях кордона Хангокурт ( в переводе с хантыйского – «красивое место» ), бывшего   центральной усадьбой Кондо-Сосьвинского заповедника. Тепло отзываются о Крониде Всеволодовиче его ученики - нынешние сотрудники. Тот же Гаврилов выразил, по-моему, самую суть: «Простой и скромный человек, большой труженик, чьи интересы были глубоки и разносторонни, талантливый писатель и поэт, а в душе – бродяга-искатель, искатель вечных, непреходящих ценностей».
«Рукописи не горят». Начиная с 1989 года к творческому наследию  Кронида Гарновского проявился немалый интерес в Ханты-Мансийском округе, в Санкт-Петербурге, в Новгороде… Его стихи и проза обретают вторую жизнь – вошли в двухтомную антологию «Литература Югры: 1930-2000», печатаются в альманахах «Эринтур», «Охотничьи просторы», в историко-культурном журнале «Югра», в окружной газете «Новости Югры», во многих районных и городских газетах. В 1993 году в серии «Библиотечка журнала «Югра»» вышел фрагмент автобиографической прозы и избранные стихотворения «В Кондо-Сосвинском заповеднике. 1940-1945».
К 100-летию Кронида Гарновского в Новгороде издана книга Андрея Игнатьева, названная по-дантовски - «VITA Nuova ( Новая жизнь )», составленная из стихов, писем и фрагментов автобиографии, посвящённая истории его любви к поэтессе Ирине Кнорринг. В Боровичском краеведческом музее хранятся и другие, не менее интересные для исследователей рукописи Гарновского – «Словарь местных слов и выражений, собранных в деревне Владыкино в 1923-1928-х годах, с последующими дополнениями»; альбом зарисовок «Водоросли реки Уверь», выписки из архивных источников по теме «Рядки новгородского средневековья на реке Мсте»…
Недавно в Санкт-Петербургском «Детгизе» стараниями Святослава Сахарнова составлена и издана пятитысячным тиражом хрестоматия по экологии для начальной школы «Зелёные страницы», куда вошли избранные произведения писателей бианковской «могучей кучки». «В «Зелёных страницах» никто не говорит о формировании экологического сознания, - отмечает рецензент Валерий Воскобойников, - но все рассказы и сказки из этого сборника напоминают человеку, что он – часть природы. А экологическое сознание само сформируется. Из этой мысли».
Хочется верить: впереди новые встречи с прекрасной поэзией Кронида Гарновского, с его автобиографической прозой, машинописный экземпляр которой хранится ныне в краеведческом отделе государственной библиотеки Югры.

***

И в заключение несколько слов об удивительной женщине – Евгении Витальевне Дорогостайской ( 1916-1999 ), прожившей большую, богатую, яркую жизнь, и без заинтересованного участия которой эта книжка не состоялась бы. И не только эта… Евгения Витальевна от отца унаследовала любовь к биологии, в юности помогала ему в Байкальском питомнике. В 1939-м в Ленинградском университете «сплела» свою судьбу с судьбой К. Гарновского. С 1953 года продолжала работать в Ленинградском Ботаническом институте АН СССР, занималась изучением растительности Арктики. Кандидат биологических наук…
Я познакомился с ней летом  1993 года в п. Советском на квартире  Михаила Гаврилова, где Евгения Витальевна остановилась, прибыв из Ленинграда в очередной и, как оказалось, последний раз поклониться праху мужа. После выхода в свет фрагмента дописанной ею автобиографии Гарновского  и его избранных стихотворений я буквально по крупицам выискивал произведения этого прежде не известного мне автора. Выяснилось, что она тем и занята последнее время, что приводит в порядок неопубликованные рукописи мужа. Наша повторная встреча состоялась в октябре того же года в Ленинграде. И вот я держу в руках потускневшие от времени машинописи Гарновского ( стихи, рассказы, сказки ), которые могу увезти с собой в Ханты-Мансийск при одном условии: сделать всё от меня зависящее, чтобы они могли, наконец, стать достоянием читателя…
Все последние годы её жизни были заняты хлопотами по изданию книги об отце и обнародованию литературного наследия мужа. «Скромная провинциалка из Иркутска», как она сама иногда представлялась, была дочерью известного иркутского профессора-зоолога Виталия Чеславовича Дорогостайского  ( 1879-1938 ) - из семьи польских повстанцев, сосланных за Байкал после известных событий 1863 года. В октябре 1918 года он возглавил кафедру зоологии позвоночных и сравнительной анатомии только что открывшегося Восточно-Сибирского ( ныне – Иркутского ) университета, основал первую  Лимнологическую станцию на Байкале, ставшую прообразом нынешнего Лимнологического института, положившего, по существу, начало развитию академической науки в Восточной Сибири. Неоценим его вклад в исследование Байкала и Ангары,  в гидробиологию,  ихтиологию, орнитологию, биогеографию, звероводство. За все эти и многие другие заслуги профессор 27 ноября 1938 года получил в награду от родного государства пулю как «изменник Родины»…
После нашей ленинградской  встречи завязалась переписка. Я не переставал удивляться неиссякаемой энергии этой пожилой, но удивительно целеустремлённой женщины! В декабре 1993-го она поделилась со мной сомнениями, ехать ли в США, куда её приглашают по поводу издания книги об отце. Я посоветовал: «… непременно съездите. Посмотрите, как живут люди ( Написано на особой эмоциональной волне вскоре после тяжёлых для людей с нормальной психикой октябрьских событий 1993-го ). Может быть, решится вопрос и с книгой об отце. Боюсь, «дома» издать эту работу Вам будет очень и очень непросто…».
А в июле 1994-го получил от неё очередное письмо:
«Уважаемый Николай Иванович! Надеюсь, Вы получили мою давно высланную Вам бандероль… Передайте редактору «Югры», что получила гонорар за книгу Кр. Гарновского, а от Ф. Штильмарка - его «Лукоморье» и «Счастливый неудачник»… Очень благодарна людям, которые меня не забывают, и готова сама делать для них что могу. Пожалуйста, высылайте все, что может быть интересно мне… Моя книга об отце уже печатается ( на американские деньги ). И ещё одна книга там отредактирована. Несколько огорчают провалы в памяти, но ведь это нормально – мне почти 80 лет…».
Последнее письмо пришло в ноябре 1994-го.
«Уважаемый Николай Иванович! Спасибо за публикацию время от времени рассказиков-малюток Кр. Гарновского… Но я сейчас в тяжёлом положении… Мне до зарезу нужны экземпляры книги «В Кондо-Сосвинском заповеднике»…У меня осталась лишь одна, и её «отнимают» в архив Гарновского – тот, что в квартире-музее Виталия Бианки… Моя книга об отце вышла из печати ( её долгожданная книга «Виталий Чеславович Дорогостайский» вышла в Санкт-Петербургском издательстве «Наука» - Н.К. ). Сейчас я занимаюсь переводом на английский язык коллективной книги «Растительность Монголии». Пока ещё трудоспособна, есть планы…».
Такой она и осталась в моей памяти – неугомонной, энергичной, деятельной…
После публикации избранных этюдов Гарновского в редакцию альманаха «Эринтур» поступило множество устных и письменных откликов благодарных читателей: «Для нас этюды Гарновского «Солнечные зёрнышки» стали настоящим открытием…». Это дорогого стоит, ибо вселяет надежду: сокрывшая мутными пузырями подлинную литературу коммерческая пена в конце концов сойдёт на нет, и светлое, доброе слово писателя будет востребовано. Перед вами, уважаемый читатель, одна из таких долгожданных книг.

( В кн.: Кронид Гарновский. Солнечные зёрнышки: Этюды о природе, сказки леса, рассказы. – Тюмень: ОАО «Тюменский дом печати», 2006 )