Пастырь туманной пропасти. 2 редакция

         Часы,  на углу « Садовой»,  огорчили - приехала я слишком рано. Ничего – погуляю, зайду  в театральную кассу. Лето. Наши театры - по городам и весям, ну а в Питер жалуют гости: актёры, музыканты, иногда удивляя  выступлениями, которых не слишком ждешь от провинциальной   мельпомены.
   В филармонии давал концерты молодой  скрипач, как раз из «заезжих». Удивило: в  репертуаре,  лишь один композитор. Можно сходить, хотя я никогда не была поклонницей его  любимца.
       Вспомнились   юношеские размышления об известном виртуозе. Как с жаром спорила, что возможно кто-то уже играет  в тысячу раз лучше, вот только сравнить-то не с чем. Не было в те времена  звукозаписи и откуда знать, как именно он играл.  Легенды о нём, как и положено  мифам,  преувеличены: люди на его концертах не сходили с ума,   не бежали вслед за каретой, не швыряли в него булыжники. А если такое и было  где-то, когда-то, -  тоже объяснимо. Зритель сегодня и тогда не один и тот же: раньше  других-то развлечений  не было, а это, вроде, как из обязательной программы светской жизни.  Разумеется, впечатлял  рассказ об   игре на одной струне,   и опять – меня-то там не было. 
     Уже повзрослев, увлеклась  астрологией и узнала, что не всё так просто в его судьбе. Одна из  планет его гороскопа, стояла в разрушительном, как его ещё называют сатанинском градус, а планетка, как раз и управляла искусством. Получалось, что очень сильный энергетический поток из нижнего астрала,  постоянно  подпитывал маэстро. Такая музыка, вполне могла вызвать  неадекватную реакцию публики. Ведал ли ли он сам об этом.  Не исключено. В те времена астрологи  были в чести.  Великий скрипач мог  знать подробности своего звёздного предначертания. В том числе и об этом аспекте, хотя,  что это могло изменить в его  судьбе.  То что равных ему,  с такой-то «поддержкой», вряд ли можно было найти – ясно, однако  сработал аспект,  лишь на мастерстве игры, но никак не отразился на  сочинениях, которые он и сам считал далеко не гениальными. Как знать, что творилось на самом деле в душе этого человека, раз судьба так зло распорядилась его талантом.
      Облюбовав скамейку недалеко от "Русского музея", села с книжкой,  дабы скоротать время до встречи. Что-то не читалось. Мысли вновь и вновь возвращались к  таинственному гению.  Прикрыв глаза, мысленно перенеслась сквозь века в  старинный европейский город. Замелькали фрагменты фильма,  некогда прочитанные строки,  забытые лекции и неожиданно я почувствовала аромат вечернего воздуха, ещё теплого после жаркого,  южного дня; сильный ветер, как оголтелый проносился по пустынной улице. Дом с наглухо закрытыми окнами,  каменные ступени,  ведущие к массивной резной двери за которой скрывались комнаты   на нескольких этажах богатых апартаментов, и только в одной из них, сквозь плотные портьеры  слегка угадывался свет.

       Пламя в  камине,  с наслаждением пожирало  дрова.   Длинные оранжево-синие языки, восторженно метались,  облизывая   целые поленья, обращая их  в  угли. На стене, погруженной в полумрак, комнаты, бесшумно скользили тени.  Соприкасаясь, в немом диалоге, передавали  друг другу  тревогу. Поднимаясь вверх,  ползли по потолку, стремясь  рассмотреть, застывшего в кресле,   человека.

     Согнутая спина,   волосы, забившиеся за  воротник  рубашки;   вздувшиеся вены на висках,  поднимающаяся и резко опускающаяся  грудь, выдающая борьбу живого сердца с ожесточённым страданием.

     Редкий бой часов,  злобно завывающий за окном ветер;  стук колёс  по булыжной мостовой ночного города.  Ничто не  способно было нарушить,  сгустившуюся здесь тишину, пока одинокая свеча не уронила горячую слезу  на струну и короткий, резкий  звук  не тронул слух человека.

    Мгновенно сползшие вниз по стене  тени   расступились  навстречу,  идущему  в их сторону.
- Думали,  не знал о вас? Много лет,  не покидая меня ни на минуту, развлекались,  считая  идиотом  ослепшим от славы?
     Тени  замерли.

 - Вы, лишь мелкие посредники,  призрачные сущности  из свиты того, кто властвует над тьмой.   Кто превратил меня в нужный ему  инструмент:  флейту пастыря среди адских пастбищ.

     Последняя свеча, вспыхнув на прощание, угасла.

-  Хотите   уверить меня в потери  разума?  Не выйдет - я не сошёл с ума и отлично всё чувствую.  Сегодня здесь царит ужас, от которого трепещет воздух. Почему?  Кто-то напуган моим прозрением или вас душит голод? «Инструмент» посмел ослушаться: отменить концерт,  оставить  без  привычного ужина.   Всё же было так здорово.  А отныне  может измениться: кончится навсегда? Что же за ненасытные твари, увязались за мной!  Неужели, за все эти годы, я не накормил вас досыта потоком безумия, льющимся в вашу пропасть!
    Или нет в ней ни дна, ни края, ни предела.


     Шатаясь,    остановился напротив   зеркала.  Заглянув в черноту  усталых, скорбных глаз,  почувствовал, как же холодно, страшно и одиноко ему здесь. Помутневшее от волн памяти стекло потянуло в себя поток воспоминаний. Сколько же  лет повторяется одно и то же.

 - Со скрипкой в руках, я медленно иду к краю сцены. В эти минуты я ещё вижу всё:   зал, распахнутые окна, множество лиц;  могу двигаться, слышать шорох одежды, голоса людей. А потом?
    Потом всё исчезает. Последнее, что я успеваю запомнить – свою руку опускающую смычок на струны.
    Дальше невозможно ни понять, ни пересказать то, где смутно улавливаются блики огней, обрывки коричнево-красного тумана, похожего  на сумерки. Где я, опьянённый восторгом, лечу сквозь  пространство,  с наслаждением, вбирая каждой клеткой  своего существа, невозможные для земного мира звуки той музыки, извлекаемой моей, но послушной, чьей-то злой  воле, рукой,  из  скрипки.

- Молчите.  Почему? Мне не дано право  знать?

    Обессиленный, начинает задыхаться. Слишком сдавлено сердце; словно громадные молоты разбивают изнутри череп. Ещё миг и грань между реальностью и небытиём встанет перед глазами. С трудом подняв голову,  блуждающим взглядом обводит комнату в надежде увидеть скрипку, за миг до новой волны памяти. Нет, не успеть – голова, вновь  пылает  болью оживающих картин.

     Последний аккорд. Он снова может видеть зал, заполненный людьми; ощущать себя, стоящего на сцене. 

- Это та, единственная минута, когда, под звук тишины, я возвращаюсь. Сотни глаз с расширенными зрачками, где  сейчас вспыхнет, сжигая остатки разума, безумие. Крики взорвут воздух и сквозь  меня, стремительной   волной  понесутся  туда, -  к вам,  навсегда загубленные  души, вырванные из  живых  тел.  Пустая же плоть  в дорогих тканях,  мехах; осыпанная  бриллиантами,   будет метаться  под кнутом разрушительной страсти,  охваченная  жаждой причинять боль; бежать, сквернословя   за мчащейся  каретой, оскверняя себя;  звёздное небо именем лукавого, с необъяснимым желанием убивать.

     Боль, пронзавшая голову,  отступает.

-  Да почему же вы  молчите! 
     С хриплым криком  на потрескавшиеся, сухие губы выплеснулась кровь.
- Игра не окончена.  Некто  решил, - я счастлив?  Не смогу остановить  сатанинскую жатву? Готов до гроба сводить с ума и гнать вам новые и новые души, насыщая тьму из багровой туманной пропасти!

-  А что ты хочешь услышать?  Из  противоположной стены вышла  одинокая тень.
- Игра? Это ты продолжаешь её, давая концерты. Ты смеёшься, улюлюкаешь, издеваясь над бегущей  толпой.  Ты  слишком увлёкся  маскарадом,  одеваясь во всё чёрное, подчёркивающее бледность твоего лица. Ты сам не пресекаешь слухи, будто продал душу дьяволу.

- Дьявола нет, как и бога.

- Так  думаешь ты.

-  Бог не позволил бы  музыке служить разрушению, уничтожать, а не возвышать  души, дабы  нести  в мир свет и любовь.

-  Причем здесь Высшие Силы?  Ты мог, но не отказался от своего ремесла, хотя  давно догадался, какая роль тебе досталась и что именно ты каждый раз, выходя на сцену, сотворишь с людьми.

- Я пытался, но понял: больше нигде нет,   и  не будет возможности услышать такую музыку. Она прекрасна. Без неё исчезает всё. Любовь, и та  не смогла заменить  её.  Я пробовал уйти и вернулся.

- Тем более,  твои терзания смешны,  как и  твои рассуждения. Проще не верить в бога, особенно, когда уже предал его однажды.

-  Страх – одна капля святой воды и те, кто играет моей рукой, откажутся от меня. Что им до того, кто лишится всего и навсегда, сам сползёт на дно пропасти,  в надежде ещё хоть раз, услышать ту музыку.


- О, люди! Как легко  вы идёте на поводу своих страстей, запутываясь  в  себе; сбивая  свои судьбы. Научились оправдываться в фальшивых зеркалах и всегда оставаться чем-то недовольными.

- Чем-то? А чем можно быть довольным? Меня называют дьяволом. Повсюду кричат, что я продал ему душу!

- Не желаешь ли заявить, что подобное оскорбляет, а не веселит тебя? Ты же и в его существование не веришь?

-  Если бы он был, была бы и возможность договора.

-  Какого  договора?

-  Никто  не говорил, что я не готов продать свою душу. Всё возможно, когда знаешь что получишь взамен.

- Например.

- Гениальность, прославляющую на века.

- О чём ты?

- О себе.  С того света я не приду давать концерты. И тогда никто,  никогда не услышит такой музыки, не сойдёт от неё с ума, насыщая вас бездумной  злобой. Так почему бы не предложить мне иной   дар: великого композитора, а не той  посредственности,  скудности таланта,  которая есть у меня.  Однако, никто  не посулил мне ничего  и моя игра остановится с последним ударом  сердца. Почему так? Есть только один ответ – нет никакого дьявола.

- Даже если ты отменишь все концерты,  которые ещё должны  состояться, проигравшим будешь  только ты сам.  Тень медленно направилась к стене.
- Твоя мечта наивна, ведь ты много лет подряд, по своей воле участвовал в том, что так, небрежно называешь игрой. Полистай богословие,  - прошептала, растворяясь во мраке, тень.
 - Любая, а особенно великая миссия, даётся свыше.


    Огонь в камине давно погас.  Опустошённый, плачущий человек, с нежностью  положив руку   на скрипку,  закрыл глаза.


     Звук тишины. Сотни глаз, застывших  в нескольких секундах,  пред  нависшим  над залом безумием. На неестественно бледном лице, очнувшегося музыканта, в обрамлении чёрной спутанной гривы волос,  - горькая усмешка.
- Я не дьявол! Лишь послушный инструмент  в  не человеческих руках. Бегите сегодня как можно быстрее и,  убив,  остановите меня.  Будьте злее в милосердии ко мне, ибо мне самому – это не по силам.



     «Любая миссия, особенно великая, даётся свыше», -  голос мне точно не знаком, я никогда не слышала его прежде, но сейчас именно он произнёс эту фразу мягким шёпотом или мне так показалось. Мимо шли люди - обычный день. Я сижу в сквере недалеко от «Русского музея» в своём родном городе, а не в том далёком южном, который всё ещё стоял перед глазами. Посмотрев на мобильник – удивилась: оказывается,  моё путешествие во времени длилось всего несколько минут, а до встречи  по-прежнему  ещё очень долго. Только вот желание встречаться с кем-то, разговаривать, куда-то идти – исчезло. Мне хотелось домой, в свою квартиру такую светлую, залитую солнцем; абсолютно современную. Где нет камина, не горит свеча,  и я не увижу никаких теней на  стене, ибо сейчас летний день, а не поздний вечер или ночь.
     Мне легко удалось всё отменить, не особенно вдаваясь в подробности, объяснив всё отсутствием настроения. Пообещав позвонить позже, быстро дошла до метро и поехала домой. Спускаясь на эскалаторе, поймала себя на мысли о миссии свыше. Наверное,  так и есть: жизнь – игра,  в которой есть свои правила. Весьма возможно, что у каждого из нас есть миссии: большие или маленькие, с которыми мы приходим в мир. Есть и нечто предначертанное. Способности, таланты заложены ещё с рождения. Кем? Космосом, вселенной,  богом, абсолютом, что и называется свыше.
     Только,  кем бы они не давались человеку, - последнее слово всё равно остаётся за ним самим. Никто  кроме нас не выбирает свой путь, а если даже он и предначертан, то наверняка, есть возможность его изменить.