Коля и роды

               

Работал у нас в расчётном отделе Коля Бончков. Это был наш мозговой центр. Математик по образованию, учёный по призванию. В нашем проектном институте, несмотря на трудности при расчёте зданий для строительства в сейсмических условиях плюс в сложных геологических условиях, ему было уже не интересно. И он пытался что-то предпринять, чтоб найти место приложения своих знаний.

 А пока мы работали вместе: несколько математиков, несколько инженеров и девочки-операторы. Уже появились счётные машинки типа электрического арифмометра; появилась у нас и ЭВМ. Только не электронная машина, а электрическая вычислительная машина, где мы самозабвенно паяли расчетные схемы здания, преобразованные в рамы, из маленьких разноцветных проводочков.

 Всё это выглядело загадочно, красиво, но собирать всё это «сооружение» было очень хлопотливо. Но мы работали весело: это, благодаря Колиному характеру. Сам он работал очень чётко и внимательно, а нас, если мы спутали проводочки или плохо их припаяли друг к другу, он высмеивал безжалостно.

 Даже мне, хотя я была старше его, он мог сказать: «Ну, Лариса, я думал вы умница, а вы серая, как пожарный шланг». Или хвалил: «Я думал, вы серая как пожарный шланг, а вы, оказывается, просто умничка. Приятное открытие».

   Обижаться на него было невозможно. Да он никого и не хотел обидеть. Просто он был очень непосредственным человечиком. Коля был худой, ну, очень худой. Вечно голодный. Правда, всегда весёлый, балагур. Не шутник, а, именно, балагур и выдумщик. Он любил всех разыгрывать, но всегда по-доброму. Ну, и мы его разыгрывали.

   Работала у нас в институте замечательная буфетчица тётя Тоня или просто, Тоня. Вот её бы в теперешние времена. Она по тем-то временам ухитрилась организовать весьма доходный бизнес. Варила сама компоты, кофе; пекла пирожки, булочки; варила яйца, причём они у неё всегда были горячие; делала бутерброды с колбасой, ветчиной, бужениной своего приготовления, с сыром, с балыком – такое вот разнообразие вкусностей она разносила в 11часов, заменяя, таким образом, производственную гимнастику на ланч. Играла музыка, и все уплетали кому, что по вкусу.
 
   Коля просто обожал Тонины жареные пирожки. Поэтому, учитывая его худосочность, мы на день рождения подарили ему таз полный пирожков и трусы 60-го размера: «на вырост».

   В другой раз мы совместили возможность удовлетворения физических и умственных потребностей. Опять подарили тазик, но теперь с помидорами, и два огромных тома Французской энциклопедии. Он в это время сдавал кандидатский минимум: сдал философию и готовился к экзамену по иностранному языку.
  Вечно что-то придумывал.

 Как-то мы обратили внимание, что в доме напротив регулярно после обеда, когда солнышко начинает греть ту стенку дома, в окне появляется полуголая девушка, выставляет спину для загара. Коля, как только девушка появляется в окне, ещё не усевшись, быстренько снимает рубашку, майку и выставляет торчащие позвонки на улицу.

 Смешно сказать, но как только появляется Колина спина, девушка уходит в глубь комнаты, отказывая себе в красивом загаре. Зачем? Таким образом, Коля отучил её загорать на наших глазах, а всё потому, что у неё не было верхнего предмета от купальника. Коля посчитал это неуважением по отношению к нам.

 
 Любитель нарушать трудовую дисциплину, он  как-то  придумал в качестве производственной гимнастики проделывать следующее упражнение: на стене торчало что-то, возможно распределительная коробка. Так он предложил пинкпонковским шариком попадать в неё. И ведь сумел всех заразить. Даже Ася Китаева, ну, совсем уж не спортивная дама, и та делала неоднократно неудачные попытки.

 Даже наш увалень – начальник отдела Валентин Иванович, и тот соблазнился. Инженеры, что приносили нам работу или забирали готовую, тоже стали принимать участие в игре. Коля построил график, куда вносились участники, теперь уже соревнований, очки: сколько попаданий из скольких попыток.

 Иногда образовывались очереди из инженеров, проверяющих свою меткость и ловкость. Пришлось Зелямову В. И. несколько умерить их пыл: они-то пришли, «отстрелялись» и ушли к себе работать. А мы работать не можем: этот ушёл, другой пришёл.

 А нам-то ведь надо работать сосредоточенно. А тут как-то в разгар соревнований входит директор института Маршак Ефим Моисеевич. Кошмар! Зелямов хорошо струхнул: «Что будет? Что будет?» А ничего не было.
 
  Коля взял всю ответственность на себя: «Ефим Моисеевич! Разрешите, я вам всё объясню. У нас такая работа: иногда надолго наступает некое однообразие, и тогда мозги теряют свою обострённость, притупляются, и появляются ошибки. Исправить несложно, а вот найти бывает сложновато. А тут отвлечёшься, встряхнёшься и свежим взглядом все ошибки увидишь. Между прочим, при таком методе работы, мы вообще стали мало делать ошибок. Жалобы от инженеров поступали? Нет. Работу выдаём качественную и во время».
 
   Маршак молча постоял, постоял. «Хорошо, продолжайте», - развернулся и ушёл. Коля обвёл всех своими воловьими глазами. «Что продолжать? Играть или работать?» Странно, но над собственным каламбуром он не засмеялся. Ну, а мы, тем более. Зелямов какое-то время переживал, что его вызовут «на ковёр». Но всё, видимо обошлось. Однако вскоре меня вызывают к директору.

  Ефим Моисеевич в странном расположении духа. Не понять: сердит он, или нет. Обычно, сразу видно, что тебя ждёт. Он пригласил меня сесть за стол против себя.
  - Лариса, что вы можете сказать о Бончкове Николае Флавиевиче. Странное отчество. Я никогда такого имени не слышал. А вы?

  - Я тоже. Не пришлось.
  - Охарактеризуйте Николая Флавиевича, пожалуйста.
  Я почувствовала некоторую растерянность. Ну и понятно: просить доносить на сослуживца, у нас было не принято, и он чувствовал себя неловко. Так размышляла я, не зная, что и сказать.

  - Ну, так я слушаю. Просто свое личное мнение. У вас, я понял, дружеские отношения?
  - Ефим Моисеевич, не знаю, что сказать. Коля умный, я бы сказала, талантливый математик. Теперь уже инженер, ибо он любого нашего инженера заткнёт за пояс в знании сопромата, теории упругости, теоретической механики и прочее. Мы всё, что знали, уже забыли. Коля, если раз что-то поймёт, то это на всю жизнь.

  - Да, я знаю, он способный сотрудник. Но мне бы хотелось узнать немного о нём, как о человеке. Говорят, он любит разыгрывать сослуживцев, друзей?
  - Да, это есть в нём, но он всегда очень доброжелателен, и его розыгрыши невинны.
  - А меня бы он мог разыграть?

  - Хм. Вас вряд ли: вы слишком значительная личность, уважаемая всеми и им тоже. Ой, простите. Просто, вы - не тот уровень, чтоб он мог позволить в отношении вас вольность. Он для этого слишком интеллигентен. – Я задумалась. - Хотя, скажем, первого апреля он мог бы вызвать к вам на расправу кого-нибудь из инженеров, зная, о его каких-то недочётах. Я не пойму, Ефим Моисеевич, зачем вам это всё? Отличный сотрудник. Разве этого мало?

  - А что вы думаете о его желании, уехать?
  - Да, конкретного пока ничего нет. Сдаёт кандидатский минимум. Он ездил в отпуск в г. Клин, там ему предлагали работу в научном гидромелиоративном институте. Эта работа может являться темой его диссертации. А пока ждёт решения тамошней администрации.

 Вы это хотели выяснить? Кажется, ничего криминального в этом нет? И не лучше ли было бы у него самого всё это выяснить? Я себя скверно чувствую, извините.
  - Да, да, конечно. Просто жалко терять такого специалиста. А вы ничего не слышали об И. В. Сталине?

  - Что? Об Иосифе Виссарионовиче Сталине? Так, он же больше десяти лет, как умер! Ефим Моисеевич! Причём тут Сталин? У него, Бог миловал, никто не был репрессирован. Не понимаю.

  - Лариса, дело в том, что я получил из Клина большую телеграмму, с просьбой изыскать  возможность отпустить Бончкова в их научный центр. Телеграмма за подписью И.В.Сталина.

  Тут я даже привстала. Откашлялась.
  - Иосифа Виссарионовича?
  - Этого не могу утверждать. Вот я и подумал, посмотрев на Николая Флавиевича: уж не разыгрывает ли он меня? Каково я буду выглядеть, если поверю, что это – Иосиф Виссарионович Сталин, и уж совсем глупо, если не поверю. Может, не Иосиф? Чушь какая-то! Я подумал, может, на эту тему был у вас разговор, и вы поможете мне установить истину?

  - Ефим Моисеевич, это возможно не прилично с моей стороны, но мне хочется дать Вам совет. Это очень неэтично?
  - Ну, почему же? Буду рад выслушать.

  - Вызовите Колю, спросите относительно его планов по поводу отъезда и напрямую спросите как фамилия директора института. Фамилия странная. Может на почте ошибку допустили: например, из Стелина сделали Сталина. А вообще, он человек бесхитростный, простой и с ним нужно быть просто откровенным. Извините.

  - В другом случае я бы так и поступил. Но сочетание «Бончковский и Сталин И.В.», обратите внимание – «И.В», привело меня в состояние растерянности, что, между прочим,  мне не свойственно. Ну, ладно. Спасибо, Лариса. Идите, работайте. Да, а кто у вас чемпион?
 
  - Виктор Михайлушкин. Не превзойдённый!
  - Это – из второго отдела? Хм! Есть над чем подумать. Да, и скажите Бончкову, чтоб спустился ко мне.

  Его «подумки» вылились в строительство большого спортзала.  Пока шло строительство зала, во дворе рядом со стройкой появилось сооруженьице из двух отдельных кабинок – душ. Когда жара под 40 градусов, позволялось в рабочее время сбегать ополоснуться в душе.

 Мужчины – архитекторы этим благом охотно пользовались. Спортзал был построен в рекордно короткий срок. Спортивная жизнь теперь закипела в полную силу. Плюс к этому его ещё в рабочее время сдавали в аренду. У института появились деньги на покупку спортивного инвентаря.
 
  Маршак тоже любил всякие придумки, но об этом в другой раз.
   А пока нам стало известно, что Коля едет на работу к Сталину И. В. – Ивану Владимировичу. И, оказывается, под  г. Клин есть целое село Сталиных. Ну, вот и прояснилось недоразумение.

 Ефим Моисеевич Колю отговаривать не стал, дал согласие на отъезд в г. Клин, причём проявил благородство, пообещав добиться в Госстрое оформление переводом, т. е. не через увольнение, чтобы сохранилась непрерывность рабочего стажа. На Колину благодарность он ответил: «Это из уважения к тов. Сталину И. В.».

   К нашему огорчению нам предстояло скорое расставание с таким неординарным, жизнерадостным сослуживцем. Но, оставалось ещё немного времени: Света должна защитить диплом и родить ребёнка. Света – это его жена, вторая жена. Как первую звали, мы узнали совсем недавно, буквально за пару месяцев до развода.

   Оказалось, что первую жену звали Ольга. Коля в разговоре о семье, о доме никогда не называл её по имени. Только: моя жена, моей жене и т. д. Мы всегда на работе отмечали дни рождения. Собирались все с мужьями и женами. Все, кроме Коли. Его жена никогда не приходила. Коля, покушав, как следует, уходил домой и, смеясь, говорил: «Спасибо новорожденному. Я хоть наелся вдоволь всякой вкуснятины. А то моя жена готовить не любит». Вот он и был худой, язвенник. Да, он частенько жаловался на желудочные боли. Мы, понятно, сразу давали ему совет, дескать, не надо есть всухомятку.
  Как-то я спросила Колю:
   - Коля, простите меня, но как вы со своей женой живёте? Она-то, что ест, если ничего не готовит?
   - Она у своей мамы питается, а я … к своей стесняюсь ходить столоваться: я ведь женатый.
   - Зачем же Вы на ней женились?
Он очень серьёзно, что ему в такой ситуации не свойственно, отвечает:
   - На приятную внешность соблазнился. Вы видели, какая она миленькая! Блондинка, глазки огромные, голубые. А какие ресницы?! Ну, чисто, Мальвина. Оказалось, как в анекдоте: «Как обманчива внешность, - сказал еж, слезая со щётки». - И при этом он даже не улыбнулся.

  Я конечно, сослуживцам рассказала про Ольгу. Мы упрекнули Женю – его друга, что он нам ничего не говорил. Теперь стала понятна и его худоба и его приступы желудочных колик. Полные сочувствия к Коле, мы были рады поздравить его, когда он решился на развод. Через полгода он женился на студентке пятого курса политехнического института – Свете.

 Это была полная противоположность Ольге. И во внешности, которой она не блистала, и в характере: общительном, весёлом, жизнерадостном. Коля был счастлив. Он просто расцвёл. Теперь только и слышно было: «Моя Светка, моя Светка». Огромные воловьи глаза, которые были всегда грустные, теперь излучали свет.
 
  Света сразу забеременела. Ей предстояло рожать и одновременно защищать диплом. Диплом сделал ей сам Коля: все расчёты, всё оформление. Он только просмотрел готовые выставленные на обозрение лучшие дипломы прошлых лет, всё понял и взялся за дело.

 «Моей Светке живот мешает, надавит на ребёнка, родит придавленного. Мне это надо? Нет, не надо» - шутил он. Диплом он выполнил в отличном качестве. Можно было подумать, что он чертёжником всю жизнь проработал. Вычерчено всё чётко, красиво с соблюдением всех толщин линий, что, естественно, после первого курса уже никто не соблюдал.

 Высший уровень! Решение проекта тоже неординарное. Я уж не говорю о профессионально выполненных расчетах. Когда всё вычертил, принёс чертежи и пояснительную записку на оценку Сергеем. Тот был в шоке. Сергей сам вел (налево) дипломное проектирование, ещё был в дипломной  комиссии, насмотрелся на дипломы разного качества, но такого он ни разу не видал.

 Выставочный экземпляр! Теперь надо так «натаскать» Свету, чтоб она доложила и защитила диплом достойно его оформления. Так что Света учила, зубрила своё выступление, ну и все знания надо вспомнить и закрепить.
 
  Время идёт, время защиты тоже, а она всё ещё дома: давно пора рожать. Ну, наконец, Коля отвёл её в роддом. Роддом рядом, через дорогу. Утром, придя на работу, он сказал нам эту новость. Она всколыхнула воспоминания всех тех, кто в своё время прошёл через это испытание. Первой начала о своих переживаниях, страданиях рассказывать Ася.

 Потом эстафету подхватила я. Меня сменила Наташа. Потом Тоня. И пошло, поехало. К нам в комнату заходили девочки-операторы. Двое из них давно не девочки. У них растут замечательные детишки. Так они тоже о своих трудностях тогдашних вспоминали.

 Короче, весь рабочий день мы периодически посвящали разговорам на тему родов. Даже вспоминали тех, с кем лежали в роддоме, у которых были свои интересные истории.

   Коля слушал очень внимательно. На другой день разговоры на тему родов, которые достаются бедным женщинам, продолжились. Даже мужчины не выдержали и подключились к этой теме. Мужчины, работая в женском коллективе, потихоньку, понемногу привыкают к «Бабским» разговорам и начинают становиться ближе к женщинам, по пониманию.

 Первым сдался Женя – лучший и единственный настоящий друг Коли. Коля и не знал, как рожала Лена. Женя стеснялся Коли и не рассказывал ему раньше. Теперь и он соблазнился и рассказал о том,  как мучалась Лена, и как переживал он. Коля всё впитывал.

 Тут вступил и Валентин. Своим низким басом он тоже вплёлся в общую нить разговора. «А вот моя Галка и….. «понеслась душа в рай». Так в воспоминаниях о родовых трудностях прошли два дня. А Света всё не рожала. На третий день Коля не явился на работу. Ну, значит, Светка «разродилась». Нет, чтоб узнать об этом, времени-то много не надо.

 Пока все равно не пускают. Странно, почему его нет. Коля удивительно пунктуальный. За три года совместной работы не было ни одного случая опоздания. Он считает опоздания признаком дурного тона. Наконец, после одиннадцати часов появился Коля. Боже мой! Что с ним? В гроб краше кладут!

  - Бончков! Николай! Ты как себя чувствуешь? Может, в больницу тебе надо? Выглядишь ты, прямо скажем… Николай, ты не стесняйся: «Надо, значит, надо». Что молчишь?
  Коля своим видом поразил Зелямова до такой степени, что он проявил редкую заботу.

  Мы напряженно смотрим на Колю.
  - Коля, что-то со Светой не в порядке? Да, не томите, что случилось?
   Коля обвёл всех умоляющим взглядом своих огромных глаз.
  - Я, я всю ночь …рожал.

  - Чего, чего?
  - Рожал! Да! Это ужасно, - начал говорить Коля со слезами в голосе. С отчаянием каким –то. Рожал. И никак не мог родить. Как, оказывается, это ужасно! Бедные женщины, бедная моя Светка! Ужас, какие схватки! Кошмар. Я промучился всю ночь. Никакая ношпа не помогает. Никакие таблетки боли не снимают. Я уж помирать собрался, но тогда как же Светка? Что с ней будет? Она же не защитится! А у меня схватки за схватками. Я теперь знаю, почему их так называют. Они схватывают живот и держат! Сжимают, разжимают, хватают и хватают.
 
  - Коля, вы понаслушались нашей болтовни, вот вам и чудятся кошмары.
  - Да, нет! Вы не понимаете, я по-настоящему рожал, со схватками, по-настоящему. Всю ночь! Всю ночь. Я думал, что не выдержу. А утром, когда родил, сразу стало легко, спокойно, и я уснул. Поэтому проспал. Извините, Валентин.

  - Да, ладно, - сказал Зелямов, глядя тупо, ничего не понимающе, на Колю. Как потом он нам рассказывал: у него появилась мысль вызвать скорую из психушки. – Ну, и кого ты родил?
  - Не поверите, - на полном серьёзе говорит Коля. – Птичку!

  - Что? Какую птичку?
  - Самую настоящую. А вот какую – не понял. Но не воробей и не голубь.
  - Ну, уж, конечно, не орла и даже не ворона,-
 подключились мы к шутке.
  Но, Коля шутить не собирался.

  - Не верите! Что за люди?! Говорю же: родил птичку, только не знаю, что это за птичка. Красивая, крылышки серебрятся и грудка розовая.
  - А, - говорю я. – «Ярко-розовая грудка, два блестящие крыла, я не мог ни на минутку…»

  - Точно, молодец, Лариса, я снегиря родил! Красивая птичка! Я взял её в руки, поцеловал в клювик, подложил под щёку и уснул спокойным сном. А, когда проснулся, птички не было. Улетела, наверное. Теперь вот, вы мне не верите, нет у меня доказательства.

  Было очень странно видеть в таком состоянии Колю, а тем более слушать этот бред. Но, Коля, который такой всегда весёлый, был на этот раз очень серьёзен. Не наигранно серьёзен. И он, точно, верил в то, что говорил.
  - Коля, это видение, возможно, совпало с рождением ребёнка.

  - Я об этом подумал. Как проснулся, сразу позвонил в роддом. Светка ещё не родила. Сказали: позвонить через два часика, потому, что схватки начались. Ой! Что будет. Бедная Светка. Если так трудно родить маленькую пташку, то какие же надо выдержать муки, чтоб родить человечка! Женщины! Я вас люблю и уважаю.

  - Коля, вы лучше позвоните в роддом.
  Коля спохватился, схватил трубку и через минуту сел в изнеможении.
  - Дочка! Дочка у меня, птичка моя!

  Он смотрел на всех сияющими глазищами, переводя взгляд с одного на другого.
  - Слушай, Бончков, ты и сам не можешь работать, и мы при тебе не сможем. Так что, иди-ка ты домой. Поешь хорошенько, прими душ и ляг, отоспись. Завтра, чтоб был как огурчик. Давай, иди!
  - Ну, Валентин Иванович! Ты – настоящий человек!

  На выходе из комнаты его задержала Ася.
  - Николай, минуточку. У вас был серьёзнейший приступ язвы. Сказалась усталость, волнение и наши дурацкие разговоры. Вам надо обязательно посетить врача. Дело серьёзноё – язва.

  - Хорошо, Ася, - сказал Коля и вышел навстречу своему новому будущему.
  А мы решили, что зря Бог послушался женщину и не сделал, как хотел. А хотел он, чтоб в рождении ребёнка принимали участие двое, чтобы боль ощущал при родах и мужчина.
 
  Света – молодец! Успела на защиту диплома. Хорошо выступила, почти на все вопросы ответила. А относительно оформления, так комиссия долго шепталась. Не могли поверить, чтоб на последнем месяце беременности студентка могла так профессионально вычертить. Один из комиссии не выдержал, спросил: «А кто вам чертежи делал?» Света мужественно соврала: «Я сама», потом добавила: «И муж помогал».

  - Муж – архитектор?
  - Нет, математик.
   Посовещавшись, комиссия поставила ей «отлично».
 А к осени они переехали в Клин. К слову сказать, в Клину они купили квартиру на марки.

 Да, да! Коля увлекался филателией, продолжая увлечение своего отца. Этим летом, он похоронил отца, распродал марки. Денег хватило и на «хрущёвочку», и на расходы по переезду.

P. S.
  Работу у Сталина И. В. он успешно выполнил, блестяще защитил кандидатскую диссертацию, и с тем переехал «на юга», в надежде сделать докторскую.