Счастье или свобода

– Давай сбежим!
– Ты серьезно?
– Да. Я хочу сбежать вместе с тобой, Келли.
– Я... Мне надо подумать.

***

Несколько ранее, до этого короткого диалога Келли взялась внимательно наблюдать за юношей, которого привезли из соседнего детдома. Неприметный худой мальчуган, лет четырнадцати на вид, смуглый, наделенный недетскими чертами лица - острыми скулами - и невероятно крупными травянисто-зелеными глазами. Его руки напряженно двигались, как ветви яблони, густо усеянные плодами, а голова почти не вертелась, словно лишена шеи. Келли считала, что глаза юноши имеют нечеловеческий обзор и нет нужды в том, чтобы постоянно вертеть головой.
Мальчика не интересовали пристрастия других детей. В шестнадцать лет его ровесники во всю обсуждали футбол, колоритные шутки из интернета и политику, наивно полагая, что они намного взрослее, чем на самом деле. Юноше не пришлась по душе такая компания. Он, вероятно, чудом избежал презрения и ухмылок со стороны ровесников, которыми обычно встречают новичков; те его просто не замечали. И это лишь играло юноше на руку.
После обеда он занимал свое любимое место в игровой комнате - на подоконнике. Юноша часами сидел и что-то вносил в блокнот со старомодной кремовой обложкой, используя карандаш и миниатюрную линейку, которая, видимо, когда-то была раза в три больше.
Келли нередко задавалась странным вопросом - почему он ей интересен? Не похож на других? Ценящий одиночество? Возможно, но таких одиночек в детдоме было хоть отбавляй. Есть юные романтики, светящиеся оптимизмом и в минуту умело набрасывающие стихи. Есть и меломаны, облаченные в пестрые балахоны и не представляющие свою жизнь без наушников, которые однажды ни с того ни с сего подарили внезапно возникшие спонсоры. Проживают и совсем чудные фантазеры, поглощающие книги, как компот после сухого пирога, и рассказывающие о далеких мирах, звездолетах и империях. К примеру, они считали, что люди - это инопланетяне, прилетевшие колонизировать Землю. Келли с большим удовольствием поглощала весь этот мальчишеский вздор, с каждым днем узнавая все больше интересного.  А ее ровесницы были заняты другим - переделом видных, симпатичных мальчишеских фигур. Их сплетням и болтовне не было конца, и Келли, слушая как-то раз, уснула на стуле, прижав колени к груди и положив на них голову.
В детском доме не было недостатка. Ухоженное, трехэтажное, аккуратно выбеленное  здание, в котором косметический ремонт делается чаще, чем генеральная уборка; больше сотни комнат, в которых с удобствами размещались по два и по три воспитанника, огромная столовая, бассейн, спортзал, компьютерный зал и даже собственный маленький кинотеатр - что еще нужно для счастья? Все это соединялось просторными коридорами, по которым легко мог бы прошмыгнуть легковой автомобиль. Что касается воспитателей, то все - доброй души люди. Конечно, им приходилась пользоваться преимуществами громкого голоса, но только тогда, когда это действительно было необходимо. Одна из воспитательниц приходилась лучшей подругой Келли, и они часами могли болтать, разглядывая потолок, разукрашенный перламутровыми звездами, которые светились в темноте. Келли была счастлива. Ей и в голову не приходило, что у детей непременно должны быть родители - любящие и чуткие.
Кучерявые волосы Келли, которые всегда собраны в прическу типа "взорвавшийся фейерверк", приходились по душе всем и каждому. Она была единственной в детдоме, кого природа наградила столь густой и непослушной шевелюрой. Долгое время над ней подшучивали, обзывая то ежиком, то ершиком. Порой, не упускали момент огласить оба варианта. Но со временем эта тема всем наскучила, так как Келли не шла на контакт, чтобы избежать более изощренных продуктов фантазии.
Келли вовсе не искала уединения, но очень ценила тишину и спокойствие. Прижав колени к груди и обхватив их руками, она подолгу сидела в игровой комнате и наблюдала своими печальными серыми глазами за окружением. Но не так давно ей наскучило это занятие, ибо могла без особых усилий рассказать об особенностях характера почти каждого воспитанника. Келли было тринадцать, во что сложно поверить, пока не спросишь. Она худа, но лицо, словно чужое ее телу, было круглым и забавным. Казалось, если ее укутать в несколько одеял, можно безоошибочно свидетельствовать о ее полноте. Но едва размотав одеяло, возникает непреодолимое желание, присущее любящей бабушке, накормить Келли. Небольшой носик правильной формы являлся основой для треугольника, отчетливо выделяющего бледные щеки. Солнце не касалось их и никак не могло внести изменения в естественный цвет лица. Ее ровные линии губ часто искривлялись на левую сторону, выдавая ироничное восприятие той или иной ситуации.
Когда привезли зеленоглазого юношу, Келли только на третий день узнала его имя - Лейб. Причем, она совершенно случайно услышала, не решаясь подойти к нему и спросить напрямую. Келли решила, что досконально изучит его поведение, а потом, может быть, и подойдет к знакомству. Что-то необъяснимое и притягивающее было в Лейбе, что-то загадочное томилось в его худом теле. Келли привлекал его взгляд, неровные движения, легкая, но в то же время неуверенная походка. Для нее Лейб представлял старую книгу, найденную на чердаке заброшенного дома, с тусклой и потолстевшей от сырости обложкой, но с хорошо сохранившимися листами, будто вышедшими вчера из под печатной машинки. Для чего он сейчас сидел и, периодически отвлекаясь на барабанящий в окно дождь, что-то записывал? Может, он пишет стихи? Может, что-нибудь рисует, как один из ее знакомых, который рисует скелеты, кресты и чудовищ? Ну тогда для чего ему нужна линейка? И почему он выбрал столь неудобный для рисования блокнот? Слишком много вопросов на один вечер.
Келли проводила целые часы, наблюдая за Лейбом с дивана, который размещался в нескольких метрах от окна, обращенный к нему лицевой стороной. Она сидела и делала вид, что юноша абсолютно безразличен ей, как случайной девушке, ожидающей на остановке свой автобус. Когда стало скучно, она вытащила из-за пазухи сиреневой толстовки на молнии электронную книгу и с головой погрузилась в средневековье, пустившись в путешествие вместе с  любимыми героями. Когда Келли подняла голову, то обнаружила, что подоконник опустел, и за окном день спешил смениться ночью. Засыпая, Келли перебирала в голове накопленное за день. Раскладывала, так сказать, по полочкам. Нужное - сюда, а ненужное - туда. К сожалению, одна из полочек слишком быстро заполнялась и, вероятно, походила на свалку мусора.
Прошло пару дней с того момента, как Келли узнала имя юноши. После скучных учебных занятий она поспешила в столовую, чтобы отдать желудку должное. Наскоро похлебав добротный суп и потеряв из памяти, как быстро была уничтожена котлета с макаронами, Келли поспешила взять свой любимый зеленый чай.
– Извини, дитя,  – виновато отозвалась повариха, с добродушным лицом и весьма внушительными размерами тела. – Зеленый чай кончился. Может, кофе? Насколько я помню, ты всегда любила кофе.
– Да, пожалуйста, – кивнула Келли.
Через полминуты кофе был готов, и Келли поспешила на свое место, украдкой посматривая на Лейба, который, как ни странно, сидел за столом, находящимся почти в центре столовой. Он неторопливо доедал свой суп и о чем-то мирно разговаривал с ребятами, составившими ему компанию. Келли прислушалась. Среди бойкого лязга ложек и шумной болтовни соседних столов, она почти ничего не услышала, что, собственно, ее слегка огорчило. Все, что она смогла уловить своими ушами, которые, как ей казалось, стали торчком, подобно кошачьим, было: "Она догадывается... что-нибудь из этого выйдет". Этого было более чем достаточно. Келли знала, что знакомство рано или и поздно состоится. Кроме того, подумала Келли, он что-то затевает.
Сегодня она решила не наведываться в игровую комнату. Полученной в столовой информации хватало, чтобы занять голову на весь предстоящий вечер. Келли пролежала пару часов, размышляя о самых обычных фразах, которые звучат каждый день. Но теперь в них крылась какая-то загадка, какая-то тайна, которую ей хотелось разгадать. Что он может затевать, думала Келли, что-нибудь противоестественное? Или что-нибудь такое, что выходит за рамки установленных в детдоме правил и что попахивает подростковым бунтом? Келли так и уснула в одежде, не отыскав ответы на теснящиеся в голове, как опята в банке, вопросы.
Утром Келли проснулась в тревожном состоянии и пугливо окинула взглядом комнату.  К счастью, все было по-прежнему. Комната, с преобладающим бежевым цветам, который якобы успокаивает нервы, была все такой же знакомой и привычной. Она уселась по-турецки и обхватила руками голову, зарыв пальцы в кудрявую шевелюру. Келли пыталась вспомнить, что ей снилось. Причиной тревоги, очевидно, был сон. После двадцати минут неудачных попыток вспомнить фильм, созданный мозгом, она соскочила с кровати и помчалась по коридору, как сумасшедшая. Келли чуть не сбила с ног воспитательницу, которая несла гору постельного белья. Забыв попросить прощения, что она всегда делала, Келли вломилась в игровой зал и с облегчением обнаружила, что Лейб по-прежнему сидит на своем месте - на подоконнике. Мальчик первый раз повернул голову и посмотрел на нее. Она поспешила спрятать глаза. К удивлению Келли, он кивком попросил ее подойти. Язык проглотил что ли, подумала она. Может проигнорировать?
Келли колебалась. Непонятный приступ тревоги вновь овладел ею, и она кончиком языка облизала верхнюю обсохшую губу . Лейб повторил просьбу, использовав другой жест. Нелепо и без особой плавности он махнул рукой, словно подзывая к себе официанта. Келли собралась духом и направилась прямиком к нему, обступая разбросанные игрушки и прочие предметы, от которых не всегда есть толк. Я боюсь подойти к юноше, подумала Келли. Ишь какая робкая!
– Вот мы и встретились, – спокойным тоном сказал Лейб, кивком указав на подоконник - мол, усаживайся. – Меня зовут Лейб, я приехал сюда совсем недавно и у меня уже готов план, – отчеканил он как диктор, читающий с листа.
– План? – с подозрением переспросила она, усаживаясь рядом. – Какой еще план?
– Ведь тебя зовут Келли, не так ли?
– Да, – кивнула Келли. – Прости, я совсем забыла о манерах. Тревожное утро выдалось.
Келли теперь могла внимательно рассмотреть юношу. Лицо выглядело еще более взрослым, чем на самом деле: густые брови, подбородок с ямочкой, острые скулы и короткая массивная шея, которая мало чем отличалась по ширине с головой.  Хоть двадцать подавай, подумала Келли. Только рост заставлял усомниться в верности суждений - Лейб едва ли был больше пяти футов. Келли решила, что минута молчания затянулась, и  смущенно отведя взгляд в сторону,  произнесла:
– Я следила за тобой, – призналась она. – Все это время, пока ты находишься здесь, я наблюдала за твоими перемещениями и действиями, изучала твое поведение, как изучают обычно изучают животных.
– Я знаю, – слегка улыбнувшись, сказал он. – Я тоже следил за тобой.
Келли улыбнулась ему, слегка багровея.  Лейб все с такой же легкой ненавязчивой улыбкой продолжил:
– Я многое узнал о тебе, – сказал он, раскрывая блокнот, который все это время держал в руках, – но мне хочется быть уверенным, что ты не раскроешь мою тайну.
– Какую тайну? – оживилась Келли, легкомысленно полагая, что вскоре услышит ее.
Лейб осмотрелся по сторонам - рядом никого не было. Комната почти пустовала. Несколько детей в другом конце комнаты играли с пластмассовыми фигурками и были слишком заняты, чтобы подслушивать чью-то тайну. Лейб, следуя некой предосторожности, жестом попросил Келли нагнуться. Он шепнул ей на ухо:
– Я хочу быть свободным. Я хочу сбежать.
Келли резко отстранилась. Ее глаза округлились от изумления, а копна волос вздрогнула, словно получила небольшой электрический разряд.
– Зачем? – спросила она после недолгого молчания. – Чем тебя не устраивает жизнь здесь? О нас заботятся, нам дали крышу над головой, нам дали все, чтобы мы были счастливы и ни в чем не нуждались.
– И не дают одного - свободы, – тихо заключил Лейб. От его приветливой улыбки не осталось и следа. – Что ты хочешь, Келли, быть счастливой или свободной?
Она не сразу дала ответ. Келли не совсем понимала, что это происходит с ней. Почти незнакомый юноша рассуждает с ней о свободе и счастье, что не может не ввести в ступор. Она встряхнула темными кудряшками и посмотрела на него, как на чокнутого. Однако, ей, к собственному удивлению, захотелось выдавить что-то вроде: "И то и другое".
Лейб терпеливо ждал ответа, крутя блокнот в руках.
– Я хочу... быть свободной, – сказала Келли, не веря собственным ушам. Ей стало не по себе. Словно она находилась на допросе или совершала убийство. Ее мокрые от природы глаза так и норовили скрыться под густыми ресницами, словно под зонтиками.
– Тогда почему ты до сих пор здесь?
– Мне некуда бежать, – вздохнула Келли. – Здесь у меня есть все, а там, – она кивнула на окно, – ничего.
Лейб закинул ноги на подоконник и критическим взглядом окинул собеседницу.
– Сколько тебе лет?
– Пятнадцать.
– И тебе не хотелось покинуть детдом?
– Нет, – отрезала Келли.
Он раскрыл блокнот, и взял аккуратно вложенные туда линейку и карандаш. Несколько секунд листания, и Лейб бодро сказал:
– Вот, смотри.
Келли перевела взгляд со своих миниатюрных бледных кистей рук на блокнот. В следующую секунду она изумленно вскрикнула:
– План побега?!
– Тише, – поспешил успокоить ее Лейб. – Да, план побега. Вот, смотри. – Он принялся с помощью карандаша объяснять свои записи. – Видишь, вот этот большой коридор. Он имеет несколько пожарных выходов и только один не закрывают на ночь. Нам надо пройти сюда, затем повернуть налево...
Келли почти не слышала его. Она искоса смотрела на Лейба и неровно дышала. Ее грудь вздымалась так часто, что казалось, будто минутой назад она пробежала кросс. Келли сдвинула рукой волосы со лба и почувствовала, что он невероятно горячий.
– Конечно, – скромно пожал плечами Лейб, – в составлении чертежей я дилетант...
– Диле-кто? – скривилась Келли.
– Дилетант, – улыбнулся юноша, – то есть, неопытный. – Он умолк на мгновение, набрал побольше воздуха в легкие и закончил: – Так вот, теперь ты разгадала, для чего мне нужна линейка.
– Да, одним вопросом меньше, – улыбнулась Келли, пытаясь не выдать тревожное состояние.
Лейб захлопнул блокнот и  жадно посмотрел ей в глаза.
– Давай сбежим!
– Ты серьезно? – Она опустила, глаза, избегая его пробирающего до мурашек взгляда.
– Да, – подтвердил он. –И я хочу сбежать вместе с тобой.
– Я... – промямлила Келли. – Мне надо подумать, – выдавила она и сразу подумала о том, какой нелепый ответ выдала.
– Конечно, – согласился Лейб и вполне серьезно добавил:  – Но времени у тебя до одиннадцати часов. В двенадцать мы уже покинем стены детдома.
Он соскочил с подоконника и поспешил к выходу, как вдруг остановился на мгновение и сказал:
– Сегодня ты узнаешь, от чего отказываешься.
Келли, не поняв смысла последней фразы, проводила его теплым и одновременно задумчивым взглядом. Когда он вышел из комнаты, она устроилась на подоконнике поудобней, обхватив колени руками, мечтательно всматриваясь в окно, за которым все так же неустанно поливал дождь. Даже с третьего этажа Келли видела и была восхищена громадной лужей, образовавшейся возле подъезда. Такую и переплыть будет сложно, подумала она. Сочная зелень, намокнув, смотрелась еще контрастней. Была абсолютно четкая грань между цветами: грязно-серый, являющийся цветом мокрого асфальта,  и насыщенный зеленый, почти изумрудный, - соответственно, цвет, завладевший бушующей растительностью клумб и ровными рядами раскидистых кленов.
Неожиданно, у Келли внутри все будто подскочило - она, как оказалось, ничего не помнит из объяснений Лейба. Как бежать, куда, и через какой выход - все это исчезло, стерлось в памяти, словно утонуло в топком болоте. Но она отчетливо помнила последнюю фразу. Видимо, подумала она, не все потеряно. Келли с озабоченностью принялась разглядывать кисти рук: бледные, миниатюрные, они были схожи с руками несчастных заключенных, у которых был утерян не только контакт с солнечными лучами, но память о них.
В комнате появилась воспитательница, которая приходилась закадычной подругой Келли. Она прямиком направилась к ней, приветливо улыбаясь и неловко стряхивая с юбки белые крошки, которые отчетливо виднелись с другого конца комнаты. Ее лицо правильной овальной формы частично пряталось за сенью густых, бледно-желтых волос.
– Келли! – радостно воскликнула она, приторно улыбаясь. – Как я рада тебя видеть! У меня есть к тебе разговор.
– Да, тетя Сара, – сказала Келли, продолжая смотреть в окно. – Все что угодно.
– Ты уже встречалась с Лейбом? – спросила она, присаживаясь рядом. Она выглядела очень молодо, ей едва ли можно было дать лет двадцать. Келли не знала ее настоящего возраста. Да и для дружбы этого не требуется.
– Да, – ответила она. – Я только что с ним разговаривала.
– И о чем вы беседовали?
Келли замешкалась на мгновение, с подозрением покосившись на воспитательницу. Не уж-то она все знает, тревожно подумала она. Келли поспешила дать ответ, чтобы та не заподозрила что-то неладное.
– О его жизни в другом детдоме. – Келли нервно кашлянула, чтобы выиграть немного времени и придумать остальное: – Он рассказывал мне о своих привычках, о приключениях и том, что он...
– Ты знаешь, дитя, – перебила тетя Сара, изобразив обеспокоенный вид, – почему его привезли сюда?
– Нет.
– Он пытался сбежать из детдома. Когда его поймали, он бормотал о свободе и даже ударил несколько раз воспитателя, который сопровождал его до комнаты.
Келли хлопала глазами и не могла поверить собственным ушам. Слегка приоткрыв рот, она помотала головой.
– Да, дитя, – продолжала нарочито грустным тоном воспитательница, – его привезли сюда под пристальное наблюдения наших врачей. У нас, насколько тебе известно, хорошие и внимательные доктора. Ты не беспокойся, они его вылечат.
–Так он... болен?
– Очевидно, что да, – сказала тетя Сара, вяло постукивая пальцами с разукрашенными, как на вечеринку, длинными ногтями по ладони другой руки. – Именно поэтому я хотела тебя попросить поменьше контактировать с ним. Пойми, я не запрещаю тебе общаться с ним. Я лишь хочу уберечь тебя от неприятностей.
Она поднялась и неторопливо зашагала к выходу. Возле двери тетя Сара остановилась и как-то неестественно радостно сказала:
– Сейчас в кинотеатре будет классный фильм. Приходи скорее, иначе пропустишь самое интересное!
И ушла. Келли, словно не понимая, что она только сейчас услышала, с досадой посмотрела на троицу играющих мальчишек. Появилось непреодолимое желание вскочить с места и найти Лейба. Ей захотелось поскорее узнать правду. Но в последний момент ее что-то удержало, и она, поразмыслив минуту-другую, решила, что будет разумно пустить все на самотек. Правда, увешанная тяжелыми камнями лжи, обязательно всплывет.
Без десяти одиннадцать Келли была в игровой и с нетерпением ожидала встречи. Она беспокоилась, что Лейб не придет или опоздает. А опоздание будет равносильно отсутствию, так как игровую комнату закрывают в пять минут двенадцатого. И теперь она с тревогой поглядывала на наручные часы с ремешком цвета апельсина и воротила взгляд от происходившей в комнате суматохи, пик которой всегда приходился на закрытие.
Без пяти одиннадцать. Келли стало жарко. Она с трудом осознавала, для чего это делает. Собственных доводов с трудом хватало. Были мысли отказаться от всего и убежать в свою комнату. Ожидание оказалось страшной мукой, которое расходовало терпение как клубок с нитками. Келли твердо решила - ровно в одиннадцать она покинет игровую комнату, убежит к себе и постарается... уснуть? Разве сегодня получится уснуть?
Через минуту в комнате появился Лейб, и Келли с облегчением выдохнула. К чему такая пунктуальность? Лейб стоял перед ней и светился, явно пребывая в наилучшем расположении духа.
– Я уже знаю ответ, – сказал он как можно веселее.
– Почему ты так в этом уверен? – поинтересовалась Келли, прищурив глаз. Маленький треугольник, имевший начало у переносицы, стал виден отчетливее . Выражение лица выдавало ее искреннюю радость, которую она неумело пыталась спрятать за серьезным голосом.
– Ты бы не пришла, – констатировал он. – Только и всего. Итак. В двенадцать часов встречаемся возле твоей комнаты. Я все просчитал, уже через четыре минуты мы будем на улице.
Келли мысленно перебрала в голове путь от ее комнаты до улицы и заметила, что его расчеты не совсем точны. Минуты более чем достаточно, чтобы покинуть здание через аварийный выход неторопливым шагом.
– Хорошо, – кивнула она, – я буду готова.
К ее изумлению, он отвесил изящный поклон, что показалось ей не столь старомодным, сколько привлекательным, и зашагал к выходу.
– Ты сегодня ведешь себя странно, – заметила девчока, которая жила вместе с ней в комнате. Ее гладкое, как у рыбы, лицо сморщилось от отвращения, когда Келли, не удержавшись, поведала, что сегодня она общалась с Лейбом.
– Не доведет тебя эта дружба до добра, – фыркнула она, отвернувшись к стене. – Он ведь сумасшедший. А еще я слышала, что он больной и с головой у него проблемы.
После этих слов Келли чуть не рванула с места, чтобы наказать неблагодарную особу. Она лишь легонько дернулась, пытаясь совладать нахлынувшей злобой. Успокоив себя тем, что девочка совсем ничего не знает о Лейбе, она посмотрела на часы. Было без десяти двенадцать. Свет в коридоре и по этажам должны были отключить ровно в двенадцать, поэтому Келли бесшумно поднялась и приготовила небольшую сумку. Одежда, несколько книг, личный дневник, ручки, карандаши и полдюжины бутербродов были аккуратно уложены и распределены по ячейкам.
 Оставалось три минуты до выхода. Напряжение росло. Келли с тревогой осознавала, что если сейчас зайдет тетя Сара, то план побега тут же рухнет, словно карточный домик. Руки тряслись. Келли сейчас считала себя убийцей, которому вот-вот вынесут пожизненный приговор. Она бросила взгляд на овальное, почти четыре фута в высоту зеркало и с ужасом отвела глаза - кожа лица значительно побледнела.
За дверью послышалось движение. Келли не смогла устоять. Она приоткрыла дверь и показалась наполовину. Никого нет. Странно.
– Все в порядке, – раздался за спиной голос.
Келли вздрогнула и быстро обернулась. Перед ней стоял Лейб и поправлял лямку рюкзака. Глупая, с досадой подумала она, не могла посмотреть в другую сторону.
– Мы можем отправляться? – поинтересовался Лейб.
Келли кивнула и исчезла за дверью. Через полминуты она стояла перед ним, полностью собранная для побега.
– Идем, – шепотом скомандовал он, и они тронулись в путь.
Они миновали лестницу, спустившись с третьего этажа, прошли мимо комнаты воспитателей, на цыпочках проскочили столовую. Повернув в конце коридора налево, они оказались в главном помещении, из которого можно попасть в левое или правое крыло корпуса. Здесь было несколько аварийных выходов, в один из которых они и направились. Открыв дверь, Лейб еще раз осмотрелся по сторонам. Убедившись, что они одни, он дал знак спутнице - пора идти. Но Келли застыла на месте, как манекен. Она стояла перед пожарным выходом и не решалась шагнуть. Келли с опаской почувствовала, что они не одни.
– Идем же, – сказал Лейб.
– Куда? – нарушил тишину громкий женский голос, обрушившийся, словно гром. Келли он был невероятного знаком.
Дети резко обернулись. Перед ними стояла тетя Сара и, положив руки на пояс, грозно смотрела на них, будто хищник на свою добычу.
– Тетя Сара, – виновато выдавила Келли, сделав шаг назад. – Мы просто...
– Решили прогуляться, – съязвила воспитательница. – Я знаю, – она жестом приказала Лейбу молчать, – что вы просто двое непослушных детей, решивших удрать из детдома, который сдувает с вас пылинки и носит на руках. Ладно, он болен, но ты то, дитя! Как ты могла додуматься до такого?
– Я, я... – мямлила Келли, чувствуя, что сердце выпрыгнет из груди. Ничего дельного не приходило в голову.
– Не надо оправдываться! – закричала воспитательница. – Вы никуда не пойдете. И точка!
Келли от испуга потеряла дар речи. Она не могла связать и двух слов. Ее колотило, словно током, и бросало в жар. Но незримая сила, которая исходила откуда-то изнутри придала ей смелости чтобы твердо и отчетливо произнести:
– Вы нас не остановите.
–  Да плевать на вас я хотела! – Воспитательница была в бешенстве. Она готовилась излить все, что прежде тщательно скрывала. – Из-за таких, как вы, нам и приходится восстанавливать репутацию детдома, который уже десять лет является самым презентабельным и достойным подражания во всей стране! Из-за таких, как вы, множество спонсоров обходит наш детский дом за сотни миль, чувствуя, что в нем завелись ненормальные дети! – Она умолкла на мгновение, чтобы набрать побольше воздуха, и продолжила эпопею: – Вы - пятно, которое нужно смывать. Вы - больные, которых следует лечить. Вы - дети, которых следует пороть.
Келли, слушая эту грязь, сразу вспомнила слова Лейба: "Сегодня ты узнаешь, от чего отказываешься". Все стало на свои места. Счастье оказалось заточением. Несвобода оказалась счастьем. Келли сжала кулаки и грозно сделала по направлению к воспитательнице несколько шагов.
– Так вот чем болен Лейб, – сквозь зубы процедила она. – Он болен тем, что хочет свободы?
– Келли, не надо, – попросил Лейб. – Давай просто уйдем.
Но она его не услышала. Ненависть и злоба заполнила все ее естество, и Келли едва сдерживала себя от рукоприкладства. Воспитательница все так же чванно возвышалась над ней, с особым ехидством смотря на добычу, которая так и просится в острые когти.
– Ну же, дитя, ударь меня, – заносчиво выдала тетя Сара. – Я же вижу, как тебе этого хочется. Но потом ты можешь пожалеть об этом.
–  Келли! – окликнул Лейб, изрядно беспокоясь, что может завязаться драка. – Давай просто уйдем.
На этот раз она услышала его и, сделав пару шагов назад, повернулась к Лейбу. Тот окинул ее печальным взглядом. Они молча взялись за руки и ступили на порог лестницы. Воспитательница так и не двинулась с места, что было очень странно. Она не пыталась их остановить. Видимо, это не входило в ее обязанности. Но напоследок она яростно, как гремучая змея, прошипела:
– Ваша свобода продлится сутки.
– Значит, у нас есть целые сутки, – вполголоса сказал Лейб, чтобы его услышала только Келли.
Спутница улыбнулась и поправила окаймленную разноцветными нитками лямку ранца. Пожарная дверь была открытой. Очутившись на улице, Келли облегченно вздохнула, наслаждаясь витающими в воздухе ароматами после дождя. Она ради интереса посмотрела на часы. Было четыре минуты первого.