Как же все это случилось с Никитой Сергеевичем?

Рецензия к фильму «Солнечный удар».

Следуя привычному для последних (или крайних — кому как больше нравится) фильмов Никиты Сергеевича стилю, начну издалека. Сразу скажу, что считаю Никиту Михалкова на данный момент лучшим режиссером в плане понимания сути профессии и умения ее доступно объяснить без сферических коней в вакууме. Особенно того, что касается работы с актером. Поэтому то, что происходит с его последними фильмами начиная с «Утомленных...» для меня тайна. Говоря словами героя «Солнечного удара» — как все это произошло? Почему у большого режиссера на выходе получается вот так. Почему меня (и не только меня) как зрителя коробит то, что я вижу, а человека с отточенным глазом и колоссальным опытом нет? Причем, коробит уже не столько от того, что есть какие-то баги на экране, а скорее от досады, типа — ну как же так, Никита Сергеевич. В первый раз это досада проснулась в «Утомленных...», в месте, где немецкий снайпер следит в оптику за идущими на цитадель с черенками в руках. И в кадре, имитирующем взгляд через прицел, ясно видно, как оператор с нормальной оптикой вышагивает перед Котовым и Ко в паре метрах от них. В этот момент все баги фильма суммировалась в это самое — ну как же так, Никита Сергеевич. Ну и залакировали это чувство copypaste’ные танки в конце.

Признаюсь, эту неудачу я сваливал на эксперимент. Вот решил мэтр, привыкший к определенному стилю работы, изменить себе, выйти в иные, непривычные, степи. Бывает. Многие художники в прошлом, достигнув пика творчества, меняли стиль и даже, бывало, подписывались другими именами. Поэтому новый фильм я смотрел со спокойным ожиданием, что ну вот сейчас-то он точно попадет в яблочко. Учтет опыт «Утомленных...», все промахи, и все будет тип-топ. Но с первых же кадров где-то в глубине мозга начала мигать лапма тревоги. Далее — все, что написано, это сугубо мои измышления, которые, возможно, не имеют отношения к реальности. Спойлеров буду избегать, но все возможно — так что будьте осторожны.

Так вот, начинается все с серии ч/б фотографий с закадровым текстом. Здесь, как я уже писал, тревожная лампа загорелась в первый раз, ибо по мне так эти кадры не черно-белые, а просто обесцвеченные. Т.е., как я понимаю, изначально кадры были сняты в цвете и, видимо, все-таки это было не фото, а полноценные сцены, которые потом, при монтаже, решили вот так модифицировать. Ну и вот этот вот эффект «фьють» до кучи, передающий резкий типа переход от одного кадра к другому. Это что за свадебные эффекты (со свадебными эффектами мы еще встретимся, дорогой читатель)? Вопрос — неужели изначально нельзя было заранее, до съемок, все это предусмотреть, снять как надо и придумать менее избитые эффекты. Конечно, возможно, я ошибаюсь, и, возможно, так и было задумано. Но опыт просмотра «Утомленных...» наводит на эти мысли, и в частности вышеупомянутый «эффект снайперского прицела», снятый в двух шагах от Котова и Ко. Не верю я, что Влад Опельянц не понимает, что снимать это надо с другой оптикой и не в двух шагах от идущих людей. Значит, эта мегамысль появилась уже при монтаже — а давайте мы тут сделаем типа снайпер следит за ними в оптику? Гениально — на проявку! Так и здесь. Не верю я, что Влад Опельянц не знает разницу между ч/б изображением и обесцвеченным изображением. Значит, опять в последний момент придумали. Уже на монтаже. Зачем это все — задамся я вопросом персонажа фильма? Неужели не ясно, что эти дешевые трюки бросаются в глаза, и это сразу опускает планку кино. Ну и тут еще и этот самый «фьють». Не получилось сделать как надо — вырежьте эту сцену, она все равно ничего не дает зрителю.

Далее мы видим белых офицеров в интересных обстоятельствах. Сразу что бросилось в глаза — одежда. Наконец то, в нашем историческом кино одежда выглядит так, как она должна выглядеть после долгой носки, особенно в военное время. Задрали уже эти свежие шинели и выглаженные гимнастерки, надетые на сытые лоснящиеся тела. Мне лично не хватило фактуры на лицах героев — слишком они визуально мягкие и сглаженные, но это вкусовые вещи. И вся эта синюшность, искажающая цвет кожи тоже чуть подмораживала — это тоже спишем. Возможно, так стояла задача. Возможно, качество показа в кинотеатре хромает.

Как уже было сказано, герой постоянно задается риторическим вопросом, поставленным еще Игорем Николаевым в своем бессмертном творении «Пять причин» — как же это все произошло. Выглядит все это очень неестественно, нарочито и немного раздражает. Если бы в фильме было некое событие непосредственно перед тем, как герой оказывается на Одесской лестнице — какой-нибудь дикий треш и ад, способный выбить их седла даже самого крутого чувака, было бы понятно его состояние. Скажем, он съел сослуживца. О’кей — понимаю, чувак немного тронулся на этой почве и пытается понять: как же так. Как он оказался в этой точке времени-пространство, что вчера он говорил по-французски с каким-нибудь корнетом, а сегодня его переваривает. А так, выглядит он крайне странно. Все вокруг спокойны, один он неизвестно почему мечется, движимый неясными позывами. Конечно, я могу головой домыслить и понять, что: гражданская война, мясо, кровь — что его это все серьезно торкнуло. Но это все рассуждения мозга. А пока я думаю мозгом, домысливая то, чего в фильме нет, он идет дальше.

Признаюсь, мне почти все персонажи понравились. Кто не понравился, говорить не буду, т.к. все актеры молоды и, возможно, еще исправятся в будущем. Главный герой, вернее актер (Мартиньш Калита), неплох. Конечно, ему есть куда расти, и, видимо, все-таки языковой барьер мешал. Но мне нравится его энергетика, он положительный чувак. Нет на его лице отпечатка порока и дерьма, которым покрываются в наше время почти все актеры через пару лет работы. Понравился по той же причине парень на роликах (Александр Мичков). Казак со сломанным носом хорош (Кирилл Болтаев). Правда, когда он начинает рассуждать о Толстом и Чехове это, конечно, смех. Нормальный такой казак из станицы — папа казак, мама казачка, за окном поле колосится, в поле конь. Ну какой Толстой и Чехов тут. Инфернальный ротмистр (Виталий Кищенко), интеллигентный (в хорошем смысле этого слова) и рассудительный морской офицер (Александр Устюгов) — все выписаны хорошо. Понравился и парень с собакой (Милош Бикович). Хорошее лицо. Здесь гуд. Что не гуд, скажу чуть позже.

Что касается «красных». Принимающий «белых» комиссар нормальный такой деревенский красноармеец (Алексей Дякин). Чуть раздражает нарочитое оканье, но в целом образ наивного, верящего в светлое коммунистическое будущее красноармейца удался, считаю. Игра Землячки очень театральна (Мириам Сехон), причем это такая самодеятельная театральность но, я так понимаю, это, видимо, часть замысла режиссера. По поводу Белы Куна — актер (Сергей Бачурский) играет то, что ему сказал режиссер хорошо. О других деталях персонажа ниже. Что в целом из хорошего, что «красные» на этот раз не кровожадные упыри садисты, а такие же чувачки. Ну вот так сложились обстоятельства, что эти с этой стороны, а те — с другой. И у каждого своя правда.

Теперь что не айс. Персонажей много хороших (те, что в 20-м году), но они не раскрываются. Есть что играть, но сценарий им такой возможности не дает. У них даже имен нет. Конечно, можно это все списать на замысел: что вот война, вот история всех стерла (тот самый волосок на объективе) и нет у них имен и прошлого, как нет и будущего и т.д. и т.п. Но это все литература. В реальности это не работает — нет имени, нет прошлого, нет развития — значит, нет сопереживания с героем (от слова «жить») и нет сопереживания герою (от понятно какого слова). А значит плевать, что с ним будет. И такой литературщины очень много, когда вместо создания образов, многое просто проговаривается. Информация до зрителя доносится через говорение. В первую очередь это касается философских разговоров между «белыми». Все эти «ля-ля» шумом проносятся мимо ушей и улетают в никуда. Проговоренные аллюзии не работают. Много словесного мусора. Зачем герой считает количество скачков коляски перед падением? Ну насчитал он их 89 (я то думал будет хотя бы 75). И что? Что это значит? Просто чтобы смонтировать со следующим кадром и войти в сюжетную линию с кораблем? В общем, много слов. Адекватных (визуальных) образов нет, чтобы их донести на чувственном уровне. Соответственно — опять же получается, что плевать, что говорят. И на тех, кто говорит тоже.

Что касаемо непосредственно игры. Начиная где-то с «12», у Никиты Сергеевича появились какие-то штампы актерской игры, трюки, которые он тянет из одного фильма в другой. Ну, скажем, произношение слов с ядовитым саркастическим шепотом сквозь оскал, с досадной ухмылкой на лице: Горбунов в «12», морской офицер в «Ударе...». Зловещий инфернальный свистящий хрип и (опять) шепот: Гармаш в «12», фокусник (Авангард Леонтьев) в «Ударе...». Крошки в уголках рта у особо гнойных персонажей: куча офицеров в штабе в «Утомленных...», Бэла Кун, который при всей свей комичности с этой крошкой в губах вызывает рвотный рефлекс (понимаю, что на это и был расчет). Ну и апофеоз — фокусник, у которого в хорошо подсвеченном рту видна неравномерно размазанная по языку и зубам кашица из той самой хрестоматийной французской булки. Отсюда — постоянное ощущение, что ты смотришь какую-то странную реинкарнацию ранних фильмов Никиты Сергеевича. Здесь же и повторение мизансцены из «Цирюльника...» с раздевающейся героиней за кадром при остолбеневшем герое. Здесь же slomo шагающего со сцены в зал Меньшикова из того же «Цирюльника...», повторенная героем «Удара...» при погоне за героиней на корабле. Только вместо самодеятельного театра здесь перила и части механизма парохода. Очень много самоповторов. И это не считая каких-то странных постмодернистских заходов с коляской Эйзенштейна, с Чеховым, который не Чехов, но носит фамилию чеховского героя. Фотография самого Никиты Сергеевича — привет «Родне». Летающий шарф — привет «Рабе любви». Понять, что все это значит, не представляется возможным. Во всем этом есть какая-то невнятность, неряшливость. И если бы речь шла о каком-нибудь посредственном режиссере, я бы даже париться не стал. Но речь идет о Михалкове, у которого в прежние времена вся система образов была выстроена как по нотам. Что же это случилось? Как все это произошло?

Но вернемся к фильму. Думаю, пытливый читатель уже знает, что в фильме две сюжетные линии — одна с вышеупомянутыми «белыми». Вторая, собственно, «Солнечный удар» — вспышка страсти между героем и случайной попутчицей на проходе. Момент вспышки решен крайне выразительно — опять slomo. На этот раз с шарфом. Никакой вспышки я как зритель не чувствую. Да, я мозгом понимаю, что вот произошла вспышка, поставил галочку — вспышка страсти, 1 шт. Но я ее не чувствую. А значит — мне плевать на нее.

Герои плывут на пароходе, сквозь сюрреалистические пейзажи невозможные по цвету и свету, но спишем это на художественную задумку — это вроде как воспоминания героя. Хотя мне эти неестественные цвета далей и неба били по глазам. Но оставим — это дело вкуса. Итак, герой преследует героиню. У него к ней страсть и у нее к нему, судя по всему, тоже. Жаль, только зритель, не знакомый с Буниным и сюжетом «Солнечного удара», этого не поймет. Если герой делает хоть какие-то попытки сблизиться с героиней, тем самым показывая зрителю, пусть и влоб, свое желание, то героиня спокойна и ничем себя не выдает. Вообще ничем. Здесь надо сделать небольшое лирическое отступление. Актриса Виктория Соловьева совсем недавно стала собственно актрисой. Да, она красива. Но Бунин, как мне кажется, требует такой игры полутонами, которую актриса, которая совсем недавно только актриса выдать по определению не может. Это можно прожить в жизни и выдать «на живую», но здесь чуда не случилось. Нет вины актрисы в этом — bad acting, как известно, это bad directing. Если режиссера это удовлетворяет, то это мы и видим на экране. А если не удовлетворяет, то либо режиссер дотягивает из актера то, что ему нужно, либо меняет актера. Никиту Сергеевича тотальное спокойствие актрисы удовлетворяет — о’кей. Меня, как зрителя, — нет. Я не чувствую никаких эмоций, страстей, исходящих от нее, ее боли и ее радостей. Я не понимаю кто она и откуда, ее судьбу. Что любит, чего боится. Я вообще про нее ничего не знаю, для меня как для зрителя это киборг без судьбы. А значит, мне на и нее плевать. Хотя я искренне пытался понять, кто она и что ее толкнуло на измену. Вернее понять интерпретацию Никиты Сергеевича. Увы.

Итак, герой всяческий преследует героиню. Всю эту беготню сопровождают странные свадебные визуальные эффекты. Вроде набившего оскомину slomo, невнятного морфинга или размытых очертаний бегущей героини (под звук арфы). Оставим сцену с левитирующим шарфом — было много уже сказано, пересказано про нее. Вот, наконец, ему удается ее загнать в угол и при первом же предложении его сблизиться, она соглашается. Почему? Потому что на «у» кончается — читайте выше. Потому что соглашается. И вот они скачут в экипаже, происходит невероятная вещь. Два человека ни разу не знакомые друг с другом. В жаркий знойный летний вечер, когда воздух такой густой, что его даже вдыхать тяжело. Скачут они по незнакомому городу, и оба знают куда и зачем они скачут. И сказать — не понятно, что говорить в такой момент. Оба горят от страсти до ватных ног и дрожи в животе. Страх и страсть. Стыд и похоть с холодными и липкими руками. Но всего этого пытливый зритель не увидит, к сожалению, на экране. Как это было сказано выше — и здесь мы сталкиваемся с обозначаловом, хотя казалось бы: вот тут то страсти должны кипеть, зритель должен исходить холодным потом, чувствуя то, что они чувствуют. Но нет — вот чувак и чувиха скачут в экипаже. Ты, зритель, понимаешь зачем? Понимаешь. Вот и все.

Пролетаем самоповтор с раздеванием героини, странную сцену секса с тонкими аллюзиями на работу механизмов парохода. Вот наступает утро, долго показывают эфес сабли на фоне рябины (привет «Обломову»). Теряюсь в догадках зачем. И вот героиня покидает спящего героя. Здесь по идее должны литься слезы, тихая грусть и не сложившее счастье должно подступать к горлу. Но ничего не происходит — героиня что-то шепчет. И все опят проговаривается. Опять литература, опять слова. Ловишь себя на том, что уже через секунд десять перестаешь понимать, что она говорит. Т.е. слова слышишь, а почему, зачем, к чему? Ничего не чувствуешь, потому что она киборг без судьбы. Ну и до кучи сосок главного героя в кадре пока она говорит. «Зачем это все?» — задамся я вопросом есаула. Ну да ладно. Есть там, правда, одна деталь, которая могла стать якорем для понимания этой истории. Она оставляет конфету герою. Но то ли эта конфета случайна, то ли сценарист решил, что зритель итак все поймет без выстраивания остальных частей истории. Не знаю. Но конфета, которая могла сыграть свою партию и помочь раскрыть тему, так и осталась просто конфетой. Хотя мне она больше дает для понимания (домысливания, по крайней мере) этой сюжетной линии, чем все остальное, что там происходит. Опять же — возможно, это все мои измышления.

И вот герой остается один в незнакомом городе. Город прекрасен — тут тебе и бойкая торговля, и чистые дома, и ночное освещение (даже на какой-то зеленой лужайке на отшибе есть фонарь) и все такие чистые, выглаженные. Тут все о’кей. Это образ — понимаю. Главный герой вспоминает, а память имеет свойство приукрашивать реальность. Есть мальчик, который прибивается к герою. Мальчика смутила теория Дарвина. Ему страшно, что все произошли от обезьян, а герой, занятый мыслями о героине, его не переубеждает. Идейные моменты оставляю в стороне — режиссер, что хотел сказать, то и сказал. И вот пока мальчик задается вопросом про то, что даже царь произошел от обезьяны, герой ныряет в воду. Привет свадебным эффектам. Сделано все настолько топорно, что реально не понимаешь как вот так можно делать в большом кино с большим режиссером.
Единственная сцена, которая цепанула — это в конце, когда герой получает передачу от комиссара. Хотя сам сюжетный трюк и был ясен, тут какая-то атмосфера появляется, признаюсь. Атмосфера несложившегося, обреченности. Я в первый раз за весь фильм почувствовал то, что чувствует герой и понимал, что с ним происходит не головой, а нутром. Таких вещей было два на весь фильм, которые имеют в себе намеки на то, что хотел сказать режиссер, но так и не смог, как мне кажется, внятно сформулировать. Это конфета, которую она оставила. И вот эта последняя сцена, когда герой оживает. Наконец, выходит из анабиоза. Встретив что-то знакомое в этом зазеркалье, он пытается за это зацепиться и как-то нащупать почву под ногами. Вот он шанс переиграть все. Но увы — поздно. И комиссар, стоящий на пирсе, хорош, если не считать нарочитых компьютерных ворон. Причем, в море как это ни странно.

Вот так, в общем. Есть еще момент, связанный со звуком. В первую очередь голосов. Они крайне странно звучат (оставляем в стороне, что герой говорит голосом Миронова), очень остро, резко. Каждый свист, вздох, хрип голоса слышен. Если проводить аналогию с изображением, то похоже на расшарпленную картинку. Причем, часто голос звучит так в независимости от того на сколько далеко или близко находится герой к зрителю. Если это художественный прием, то примем, который сразу бросается в глаза (или уши) и отвлекающий от истории — мне кажется, не самая лучшая находка.

Так что же это происходит с Никитой Сергеевичем в последнее время? Он потерял в понимании и знании профессии — нет. Весь его опыт с ним. Разучился работать с актерами? Не думаю. Не видит тех багов на экране, что видит даже посредственный зритель вроде меня? Видит, уверен. Так в чем дело? Не знаю, признаюсь. Хотя мне неприятно, что он все глубже погружается в какую-то профессиональную неряшливость. Я, как уже писал ранее, все равно считаю его при всем при этом большим режиссером, т.к. весь его багаж с ним. Михалков периода, скажем, даже того же «Цирюльника...» это Михалков сомневающийся, Михалков (как художник) боящийся, чувствительный. Сейчас же самоуверенность помноженная на подобострастие людей работающих рядом, мне кажется, уничтожит скоро окончательно того Михалкова. Вместо того, чтобы сказать ему: «Никита Сергеевич, у вас вот здесь какие-то дешевые свадебные эффекты, народ будет смеяться». Ему говорят — как круто, «Аватар» отдыхает. Или сказать: «Никита Сергеевич, у вас сценарий сырой, невнятный, ничего не ясно, все надуманно». Все закатывают глаза, и, причмокивая от удовольствия, верещат, какая плотная история, какая драматургия. Ну и т.д. В итоге — потешили самолюбие дедушки, сделали приятно. Я не верю, что ни один человек, работающий рядом не видит всех этих багов, недоделок и невнятицы — иначе их место просто с метлой в руке на заднем дворе. Кто-то это делает из подхалимажа, кто-то просто из уважения оказывает такую медвежью услугу. А на экранах «Утомленные...» и " Удар...", в рецензиях — остроты, у зрителя — недоумение.