Тайна рейхсляйтера А. Розенберга 1944-2014

ПРОВЕНАНС одной картины.
ДОКУМЕНТАЛЬНО-ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКИЙ РОМАН. (21+)

В КАЧЕСТВЕ ПРОЛОГА:
Сентябрьским вечером 1944 года, с хутора близ Таллинна, гауптманн Клаус – (будучи командиром группы «Эстония», которая состояла исключительно из немецких офицеров), последний раз вышел в эфир и сообщил:
- «8-я ударная Армия русских стремительно наступает. Рокадные дороги, судя по плотности наступающих русских подразделений,  нам  использовать невозможно. Мы практически блокированы. Необходимо свернуть все мероприятия по номерным отправкам В12 и С23. К 19-00 транспорт и сопровождение не прибыли. (Z)».
Ответ айнзацштаба ERR под руководством рейхсляйтера А.Розенберга, кому и была адресована радиограмма Клауса, был сух и лаконичен.
Куратор группы «Остланд», (структура ERR), доктор Нерлинг - телеграфировал:
- «Берлин в курсе сложности создавшейся ситуации. Транспорт ждать и убывать совместно с ним. Груз особо ценный. Ящики осмотреть. Детализацию оформить по описи. Дальнейший способ доставки детализированной партии определите самостоятельно, транспортом вы обеспечены. В вашем распоряжении «Rollbahn ZI4» и «Hafen BI17», позывной «Fuchs».  В помощь к Вам направлена группа прорыва из зондеркоманды «Псков»»…..
Текст незамедлительно был передан и отражён в ровных столбцах цифр тетради радиограмм группы «Эстония».
...Клаус подошёл к радисту-шифровальщику. Ещё раз покрутил исчерченный карандашом листок. Нервно закурил. Буквально на минуту отрёкся всем своим видом от  окружающего его бытия фронтовых будней  и только после этого  отдал распоряжение собраться всем через пять минут в большой комнате первого этажа особняка, (в котором группа временно квартировала).   
С той минуты радиостанция группы Клауса в эфир больше не выходила.

Продолжением той конкретной операции и войсковой истории с  радиоперехватом, возможно, являются архивные документы,  хранящиеся сейчас в Подольске. Смысл их в том, что: ….. « в сентябре 1944-го, в ходе радиопеленга, с последующими оперативно- розыскными мероприятиями, была обнаружена группа немецких офицеров в количестве пяти человек: (трёх офицеров «люфтваффе», одного офицера связи и одного офицера «СС» из подразделения «Аненербе». Умелыми действиями нашей разведгруппы «Смерш» относящейся к 8-й  Армии  немцы были блокированы и взяты в плен, не оказав должного вооружённого сопротивления. В ходе личного досмотра пленных и хутора, где они размещались, были обнаружены: коричневая униформа; выведенная из строя радиостанция; тетрадь с пометками на немецком языке; карта местности; штабной лист бумаги с нанесённой буквенно-цифровой криптографией и графическими символами в виде стрелок. Во время первичного допроса, проведённого военнослужащими из подразделения «Смерш», немецкие офицеры сообщили, что разведгруппой или «зондеркомандой» они не являются, и лишь структурно подчиняются дивизии «Великая Германия». Здесь, на хуторе,  выполняли тыловые функции по эвакуации архивов, документов и материальных ценностей дивизии. После предварительного допроса,  пленные, под охраной «Смерш» , были отправлены в особый отдел Армии. Об отправке данного особого контингента уведомили личного адъютанта  генерала Ф.Н.Старикова. С указанием: - срочно информировать генерала. При конвоировании,  наша группа сопровождения,  а также  пленённые немецкие офицеры,  попали в боестолкновение с подразделением противника. Предположительно отступающей зондеркомандой «Псков». В ходе боя немецкое отступающее подразделение было частично уничтожено, а оставшиеся в живых гитлеровцы были  рассеяны в лесном массиве на оперативном пространстве в шесть гектар. Преследование оставшихся в живых немцев было организовано двумя отделениями автоматчиков из 116-го стрелкового корпуса 2-й Ударной Армии. В ходе скоротечного боя  автомашина с немецкими  пленными офицерами попала под автоматный и минометный обстрел, что привело к гибели всех конвоируемых. Изъятое при обыске армейское имущество,  личные вещи, а также: личные документы, нагрудные знаки отличия гитлеровцев, переданы в особый отдел армии», о чём составлен соответствующий протокол …..
…………………………………………………………………………
Глава Первая. «Отрочество»

С Дмитрием Николаевичем, третьим и последним мужем моей бабушки № 2 - Татьяны Дмитриевны, я, Валерий Эрнестович, (отчество от бабули № 2, звучит,    однако), познакомился лично в далёком  1975-м году, будучи учеником 5-го класса Ленинградской школы. Бабушка! Да, моя бабушка (по линии отца) была частичкой старого Петрограда. Даже жестокие годы 1937-1944 не сумели её сломить, развеять шарм накрахмаленных шапочек и вязанных крючком воротничков. Но сегодня речь пойдёт не об приверженности к тому замечательному Петроградскому стилю.
Дмитрий Николаевич и моя бабушка странно и непривычно смотрелись в 1975-м. Французские влюблённые старички, да и только. Я, неприкаянный, по стечению жизненных  обстоятельств и  борьбы противоположностей, , сложившихся ещё до моего рождения,  жил и учился у бабушки №1 Александры Трофимовны, естественно и с дедом №1 - (мамина генеалогическая линия).  Посему  встречался с бабушкой №2 - Татьяной Дмитриевной,  не чаще одного раза в месяц, /такая уж подоплёка с родителями получилась/.
*Каждый из родителей хочет сделать - как лучше, зная, что именно его чадо - самое распрекрасное  и унаследованное. Потом рождаются внуки. Здесь,  в новой ипостаси начинается идейная борьба, тем более,  если в последствии внуков не один, а хотя бы два. На сегодня, в данной повести, тургеневскую тему отменяем.  Возвращаемся  к событиям в приобретении бабули №2 - "нового"  деда*.
Да это был оборот! Коленкор и анкор так сказать! !Событие! Появление официального  деда! К тому же, мне очень интересно было его узнать как собеседника, ведь "старого" деда №1, естественно (по линии мамы), я знал с пелёнок.   Но вдвойне загадочно и не менее интересно было то, что на одной из семейных фотографий, дед №2,  был в старой /фронтовой/  военной форме, в чине старшего лейтенанта артиллерии!
А отказать себе в любопытстве и узнать всё как можно подробнее, о тех военных лихолетьях, тем паче из первоисточника, мне очень сильно не терпелось . Такой уж пытливый был у меня ум, да и характер холерика. Тем более рассказы деда №1 я помнил почти наизусть.
Однако, при первых встречах, я был слегка разочарован. В разговорах со мной, он был не многословен, особенно в воспоминаниях о войне, видимо,  как и все ветераны. В основном всё общение, когда я был в гостях, сводилось к тестированию моих знаний по химии и физике. Я «плавал и тонул» от его вопросов, даже в моей школьной программе он был дока. Но мне всё равно было интересно, так как он непринуждённо учил меня логически думать на заданную тему, понимать материал изнутри, если можно так сказать. Такие вот воспоминания остались у меня от первых знакомств с новым «дедом». Потом он переехал к бабушке.
Только тогда для меня открылся новый мир. В доме,  в котором ранее меня, в основном,  интересовала только настоящая печь-колонна в комнате, *(Петроградская сторона. Дореволюционная постройка, раритет!)*, старинные безделушки и отцовские фото принадлежности. В этом, хорошо знакомом мне пространстве  вдруг появились книги!
И какие! Издания 30-х* – 60-х* годов. Приключения, фантастика, тайные клады, разведчики, послевоенные шпионы-диверсанты.  Дореволюционные книги  и классику в счёт не беру. Тогда я был зачарован только вышесказанным жанром. Я не просто читал эти книги, мне казалось, что я их глотал. Я жил в них, переживал происходящее вместе с героями авторских строк.
Я ехал с одного конца города в другой полутайно, чтобы вернуть прочитанную книгу и взять новую.
В дни школьных каникул я просил на денёк, другой оставить меня у бабушки №2 - Татьяны Дмитриевны. Не каждодневно конечно, но порою меня оставляли.
Вот однажды, в один из вечеров, Дмитрий Николаевич, начал свой рассказ о войне. С подтекстом того, что он сам пережил. И это касается событий описанных в прологе этой документальной повести.

Конечно, осязание мира глазами школьника, это совсем другие принципы восприятия информации, поэтому далее, я постараюсь довести до вас то, что я запомнил. То, что я чувствовал изначально.

Рассказы Дмитрия Николаевича были без литературных излишеств, они отличались сухостью и педантизмом.
Потом, спустя годы, когда я и сам примерил на своих плечах офицерские погоны, вот только тогда я понял причину этой сухости.
Его повествования  преподносились сугубо по-военному. Так, чтобы был ясен  алгоритм тех давно минувших событий.

Из услышанного мною  рассказа следовало, что в составе группы передового дозора, разведчиков и офицеров «Смерш»,  в коей присутствовал Дмитрий Николаевич, они, по факту армейского радиоперехвата, срочно прибыли на один из хуторов, который располагался не далеко от Таллинна. Прифронтовая полоса, ночь, местное население - с присущим ему - прибалтийским менталитетом.
С марша,  решили сразу на хутор не соваться. Осмотреться и подготовиться. Визуально выявили на местности  самый зажиточный дом. Немецкого дозора - охранения было не видно.
Через час наступал рассвет, поэтому,  с его началом начали штурм, взяв, тем самым,  весь хутор одновременно, с разных сторон,  рассредоточенными группами.
Расчёт оказался правильным. В этом самом /зажиточном доме/, без единого выстрела, группа «Смерш», «тёпленькими»,  задержала пять немецких офицеров. При обыске у них были изъяты: штабные документы, радиостанция, дополнительные комплекты аккумуляторных батарей. Пленённые офицеры явно не принадлежали к боевым частям вермахта: не по форме, не по физиономиям. Беглый допрос, толком тоже ничего не дал. То ли они штабисты, то ли обозники, а может быть более важные птицы?
Изъятые при них документы нуждались в детальном рассмотрении спецами из штаба Армии.
Поэтому,  оперативно приняли решение - этапировать пленных под охраной разведки и автоматчиков в особый отдел Армии. Благо на хуторе были обнаружены три трёхтонных грузовика «Опель Блиц», замаскированные в стогах сена.
Однако, во время конвоирования в штаб армии, сопровождение и пленные  наткнулись на серьёзно вооружённую группу немцев. Завязался бой. Наших пострадало пятеро: три легко раненых – разведчики, и двое тяжёлых - автоматчики. Атаку немцев отбили. Часть осталась на поле брани часть рассеяли по лесному массиву. Для окончательного уничтожения немцев, в квадрат, направили автоматчиков из 116 стрелкового корпуса. Пытались ли бежать пленные?, доподлинно неизвестно. Но по заверению командира группы «Смерш», грузовик в котором они оставались во время боя попал под шквальный огонь, загорелся и взорвался. В живых,  из пленённых,  никого не осталось.

На этом,  можно было ставить точку в данном фронтовом эпизоде освобождения территории Эстонии от немецко-фашистских войск.  Но далее, события этого фронтового дня, получили новый и уже поистине непредвиденный оборот. Дело в том, что Дмитрий Николаевич, с группой передового дозора как раз разместились в том злосчастном доме, где квартировала-скрывалась,  до пленения, группа немецких офицеров.
А при стремительном наступлении наших войск, с дальнейшей  подготовкой  наступления на Таллинн, дом сей, приглянулся комкору одного  из подразделений  8-й Армии, под штаб вверенной ему части.
Соответствующее распоряжение доставил нарочный из корпуса. В нём говорилось: «… помещение под штаб тщательно досмотреть. Выставить охранение. Все не нужные для расквартирования штаба вещи и предметы быта вернуть хозяевам, или сложить в подсобном помещении, закрыть и опечатать….». Команда,  по-военному,  была выполнена беспрекословно. Дмитрий Николаевич и остатки его подразделения перебазировались в менее престижное жильё, но на том же хуторе. А тем временем, пока бойцы принялись наводить порядок и обустраивать скромный фронтовой быт на новом месте, Дмитрий Николаевич, согласно директивы, решил тщательно осмотреть прежнее помещение, в котором отныне,  должен был разместиться штаб корпуса. В том, прежнем доме – временной обители штурмовой группы разведчиков,  всё было по-прибалтийски чисто и ухожено. Напоследок, Дмитрий Николаевич,  заглянул в небольшую комнатку, напоминающую мастерскую скорняка, с узким смотровым окном под потолком. В углу комнаты лежала большая стопка выделанной кожи, похожей на развёрнутые голенища для сапог. Он решил передвинуть эту стопку, в нечто, отдалённо напоминающее открытый,  встроенный шкаф. Тем более, при такой небольшой, но простой манипуляции, помещение сразу становилось просторным и более светлым. Как раз для штабного дневального или телефониста. Занявшись стопкой кожи, он вдруг обнаружил, в этом ворохе от профессионального скорняка,  свёрток. Скорее всего, найденный им свёрток, больше походил на старую холщовую сумку пастуха, но с несколькими отделениями. В одном из отделений сумки  лежало что-то бережно упакованное в пергамент. В другом отделении обнаружилась  цветная карта «раскладушка»,  на очень качественной бумаге и четыре фотографии. Точнее сказать три фотографии и одна открытка.

Дмитрий Николаевич,  оглянулся по сторонам, прислушался, и бегло взглянул на фотографии. На одной из них, был запечатлён красивый причал, неизвестного приморского города. В центре фотографии красовались  две небольшие, но очень стильные яхты. На второй фотографии, было увековечено  монументальное здание готического стиля с флагштоками и знамёнами украшенными фашистской свастикой. На третьей фотографии, старинный,  каменный,  но не высокий особняк. Открытка, точнее открытое письмо, так говорилось на обороте, была русская, с логотипом военной цензуры Петрограда от 1916 года. На открытке была изображена репродукция с какой-то картины на которой был изображён деревенский пейзаж.
Дмитрий Николаевич ещё раз осмотрелся и развернул карту. Эта была необычная для его восприятия цветная карта автодорог противника. Всех дорог,  и иных транспортных коммуникаций Германии  от 1941-го года, в масштабе 1:250 000. В первый момент, (как я помню с его слов), он хотел выбросить эту находку или сжечь, дабы не накликать на себя беду. Свастика на карте, свастики на фотографиях, непонятные границы карты, да и сама экспликация разметки дорог. А тут ещё вспомнился ночной рейд с офицерами «Смерш», эти "ребятки-славяне" шутить не любили. Отчётливо встали перед глазами  пленённые  немцы. Он аккуратно выглянул сквозь маленькое смотровое окно во двор. Несколько человек,  из армейской группы «Смерш», что остались на хуторе, крутились возле фронтового трофейного мотоцикла. Эх! Хорош был немчура, своим двигателем и брутальным лоском!

Но интерес к находке всё же заставил его открыть пергамент. В этом  тайном планшете он обнаружил бережно упакованную картину, нарисованную маслом на холсте. Довоенная картина, может быть 10*-30* -х годов. Хотя возможно и самый конец 19-века, судя по стилю написания, мелькнуло у него в голове. В тот момент вспомнились его Ленинградские экскурсии в Эрмитажный Дворец. Картина, которую он сейчас держал в своих руках, сразу же заворожила своей энергетикой. Точнее очаровал сам анфас, этой  юной девушки-девочки,  с венком из полевых цветов, что был изображён на холсте. Такое сложилось ощущение, что он сразу очутился в другом измерении, где нет войны, где есть только глаза, есть только вопрошающий взгляд «Незнакомки»,  и ещё что-то. Какое-то время дед находился в оцепенении, однако совладав с собой, вспомнив странную группу пленённых немцев, вспомнив стоявших во дворе имения «Смершевцев», он взял и машинально перепрятал сумку. Просто перепрятал, автоматически, как будто взгляд «Незнакомки» с полотна  его об этом просил. Причём в тот момент, он даже не осознавал, увидит ли ещё раз, когда-нибудь, свою необычную находку или нет.
……………………………………………………………………………
Вот на этом самом месте, данная фронтовая история - с тайной находкой могла бы закончиться.
Так как,  менее чем через неделю,  подразделение Дмитрия Николаевича перебросили практически в окрестности Таллинна. К слову сказать, Прибалтийская операция 1944 года была для наступающих советских войск относительно скоротечна, но от этого не менее кровопролитна. В одном из таких боев был тяжело ранен и сам Дмитрий Николаевич. Далее был санитарный поезд, тыл,  госпиталя, а также боевая "печать",  на оставшуюся жизнь, оставленная войной, в виде страшного и безобразного рубца-штопки, от полевого хирурга.

Возможно, дед подсознательно чувствовал количество отведённых ему дней. Поэтому раз за разом, понемногу, он как бы «между прочим», продолжал повествование событий касающихся той фронтовой истории.
Так я узнал, что после войны, дед хотел посетить тот самый хутор. Он думал, что, скорее всего война, как таковая, с её разрушениями, скорее всего, миновала прибалтийские селения из-за концентрации боёв исключительно в крупных узловых городах.
Однако,  послевоенные заботы и жизненные перемены отложили эту затею на долгие годы.

Тем временем мирная жизнь бежала полноводной рекой,  входя в новый русла и притоки, неся радость и спокойную жизнь . Многие Ленинградцы летом стали выезжать в близлежащую Прибалтику, на отдых. Ведь кроме Курортного района,  других,  горячо любимых населением съемных дач,  по близости ещё не было. Да и курортный район сильно пострадал. Конечно, были Новгородские и Псковские летние каникулы, (Струги Красные, Вырица, Толмачёво, Луга и прочий  загородный антураж). Но Прибалтика, точнее Латвия и Эстония, прочно  заполнили морской пробел, который манил европейскими портовыми и пляжными изысками, коттеджами на взморье,  и был любим целой прослойкой  Ленинградской интеллигенции. Благо автобусное и железнодорожное сообщение между Ленинградом, Таллинном и Ригой стало более чем регулярное. Да и цены не так сильно кусались, в отличие от черноморской пляжной сказки и Ялтинского, Сухумского,  Сочинского изобилия. В один из таких летних сезонов начала 60-х, Дмитрий Николаевич узнал, что один из инженеров его предприятия едет с семьёй на пару недель в окрестности Таллинна. Погостить, так сказать,  в съемном летнем жилье, пользуясь правом протекции и «сарафанного радио».
Дед, (опять же с его слов), абсолютно по наитию, попросил этого счастливого прибалтийского отпускника посетить тот самый хутор, каким он грезил  из своих фронтовых воспоминаний. Денег дал на дорогу, чтобы его коллега съездил до памятного особняка с комфортом, частным порядком естественно. И какое было удивление деда, когда коллега вернулся с хорошим известием.
Прежде всего,  сразу и благополучно нашёл тот самый хутор на который указал ему Дмитрий Николаевич. Кроме этого, новые или старые жители этого особняка, (это к сожалению неизвестно), ни против были сдать комнату Ленинградцу и даже оставили свой адрес.
Дед был переполнен волнениями и твёрдо решил обязательно посетить гостеприимных эстонских хозяев на будущий год.
Хотя текущие дела и взяли деда в круговерть но  в августе 1963-го он всё же переступил порог того самого эстонского дома, где он нашёл и перепрятал заветный трофейный свёрток.
Хозяева скромно, и по-эстонски слегка натянуто, встретили его. Небольшие Ленинградские подарки вызвали у теперешних владельцев дома живой интерес, и они устроили общее чаепитие, а также обмен мнениями «как мы там» и «как они тут».
В ходе нового знакомства с домом стало понятно, что общая структура помещений осталась прежней, но некоторые комнаты всё же подверглись небольшой перепланировке. Комнату деду отвели небольшую, но очень светлую с отдельным входом из коридора.
А вот мастерской не стало. Дед никак не мог понять, где она? А оказалось, что она, мастерская-то, где была там и осталась. Просто новые владельцы сделали выступ, расширив тем самым коридор. А в угол коридора перенесли дверь. Теперь это была кладовка для вещей приезжавших гостей.
Дед, после застолья и чаепития отнёс в эту кладовку свой дорожный фронтовой, трофейный  чемодан и осмотрелся. Да это была та самая комната. Ничего не изменилось внутри. Просто дверь  перенесённая  в другой угол  ввела его в прострацию изменённого внутреннего пространства.
Он прислушался, в доме было тихо, хозяева вышли на улицу, но их было видно сквозь узкое смотровое окно. Фронтовые воспоминания торопили. Он осмотрел дощатое наклонное перекрытие в углу, возле окна. Нащупал мёртвый сучок в деревянной балке, который служил подобием шпингалета. Сучок туго поддался и доска за балкой слегка отошла. Вновь открылся треугольник меж балочного схрона. С трудом просунув покалеченную войной руку он  почувствовал грубый материал свёртка. Военная находка лежала в том самом месте где Дмитрий Николаевич оставил её в сентябре 1944 года. Забрав свёрток,  он сразу переложил его в дорожный чемодан. Благо чемодан был по настоящему фронтовой, офицерский «мечта оккупанта», из фанеры и кожи, оббитый уголком. И в нём имелась заветная ниша.
Неделя пролетела незаметно, пора было и честь знать. Попрощавшись с хозяевами дома, обменявшись адресами, Дмитрий Николаевич поехал домой в Ленинград. К свёртку он так и не притрагивался до самого приезда в родной город.

Потом он как то отвлёкся от своего рассказа и спросил, обращаясь к моей бабушке: «Танечка, а где моя чёрная кожаная папка?». Бабушка пожала плечами и ответила: «Наверное в твоём книжном шкафу, что ещё остался на Скороходова, Дмитрий. А может быть в твоём загородном доме в Новгородской?». Тогда он задумался и ответил: «Танечка, отдадим папку мальцу (то есть мне), когда подрастёт, а я ему ещё покажу по карте то, что я так сильно хотел узнать».
В последние несколько посещений, дед, так больше и не вернулся к этой теме. Посему, сказать мне что-то большее он уже не успел. В 1976 году его не стало.
*Здесь я хочу прерваться и сделать маленькое отступление, про дом Дмитрия Николаевича в Новгородской области, что был прямо на берегу Волхова. Нельзя сказать, что дед был отшельником, но в этом доме он жил постоянно с апреля по октябрь. Дом был знатный, рубленный, с баней. Но его сын не хотел заниматься домом и поэтому, эту недвижимость  бабушка продала, разделив гонорар за продажу с сыном. Больше с его родственниками она не общалась*.

Глава Вторая. «Советский Союз»

На этом история вновь могла оборваться. Но ………….
Во время продажи дома, несколько ценных вещей бабушка забрала себе. В их числе оказалась и старая папка из чёрной кожи с немецкой картой,  тремя фотографиями и одной открыткой. Причём бабушка сама наткнулась на папку, как-то неожиданно и странно. Так как сын Дмитрия Николаевича тоже взял множество интересующих его вещей. Но папка, бережно уложенная в каком-то загашнике, осталось не тронутой. И этот раритет, в 1978 году, мне торжественно был передан бабулей, с пояснением, «Дмитрий Николаевич обещал».

Сразу скажу, все мои бабушки и дедушки №1, (соответственно, Александра Трофимовна и Александр Никитич),  были фронтовиками, а также 100% защитниками блокадного Ленинграда,  и за Великую Войну хлебнули много. Поэтому получив этот дар, о!!!!,  это было нечто. Я опешил. Чёрный орёл, красное обрамление свастики, всё это вызывало трепет. Да ещё эти три фотографии со свастикой.
Зная менталитет родни, смекнул, всё это срочно нужно спрятать как можно надёжнее, а то мне,  и бабушке № 2 , которая разрешила такие идейные "вольности", покажут за такой подарочек - «кузькину мать». Соответственно и  раритет сгорит в печи на даче Карельского перешейка,  или закончит «историческую» жизнь в клочках на мусорке. Мои старики отчётливо помнили 1937-й год, да и последующие лихолетья, …
Конспирация и тайник. Вот единственное решение по трофейной карте, которое, я своей юной головой придумал. И карта благополучно заняла своё тайное место за панелью динамиков моего личного электрофона «Юность».
Доставалась она крайне редко. Как правило, только тогда,  когда я был дома один. Но даже в эти минуты  я чувствовал трепет и ощущал себя как-будто «не в своей тарелке». В школе, на уроках иностранного языка мне преподавали немецкий, а курс истории я и вовсе  знал неплохо. Но с экспликацией этой  карты была просто беда, так и въевшаяся в мою память восьмиклассника. Я смотрел на представленную картографию как «баран на новые ворота». Непонятные наименования, размытые государственные границы. Нет Франции, Польши, Чехословакии, нет Прибалтийских республик, не та Белоруссия и Украина, но зато какие-то Богемии, рейхс-ляйтерства, генерал-губернаторства и Франкрайх… . Это дуновение истории исходящее с цветного листа  вводило в полный ступор. А что стоили эти немыслимые разноцветные жилки дорог с литерами, прямо как плата импортного кассетного магнитофона «National Panasonik», увиденная по случаю в клубе автомоделизма. Ведь тогда в 1978-м я и не догадывался о практическом и фактическом разделе Европы. Не знал визуально экспликацию границ по пакту Молотова-Ребентропа. А здесь, передо мной, был Третий Рейх! Новая Германия!
Вообщем,  эту тайну, как меня и не подмывало заорать: «смотрите, что я знаю!» , я бережно хранил. Так как ни хрена, в этой трофейной карте, в те годы, я так и не разобрался. Открытка у меня особого интереса и восторга не вызвала. В мои-то юные годы, а тут открытка, хотя и 1916-го года выпуска. Деревня на ней изображена, русская деревня, глубинка видно. Автор картины, что на открытке напечатан, М.А. Балунин. Не помнил я такого из экскурсий по Эрмитажу и Русскому Музею. Таким образом и с такими мыслями повертел, повертел я её в руках,  и впихнул в один из распухших домашних альбомов, где хранились разного рода фотографии, письма и открытки. Тем самым, почти напрочь, забыв о её существовании.
С фотками запечатлевшими гитлеровские стяги и символику Третьего Рейха  поступил более осмотрительно и конспиративно. Для их хранения и тайного показа я приспособил жёсткую обложку какого-то учебника, поработав при этом бритовкой. Клад, таким образом, был всегда со мной и можно было не переживать за его изъятие, как идеологически враждебного материала.
Зависть и интерес в глазах сверстников по поводу этих самых фотографий был просто неописуем. Держался я долго, но спустя полгода, мой школьный товарищ Миша, еврей по национальности, стал собираться с родителями на ПМЖ в Израиль. Он был романтик и поэт по призванию, а его родители квалифицированными врачами. Он усмотрел в этих фото: берег Франции, штаб-квартиру в Австрии и старинный особняк в ФРГ,  и клятвенно обещал мне посетить эти места,  и описать мне увиденное с места событий.
В замен он предложил мне  свою коллекцию марок. Я брыкался. Но всё же стал обладателем нескольких альбомов с тематическими подборками, коими и сейчас горжусь. А Мишка с напоминаниями о холокосте убыл на «Землю обетованную». С его отъездом связь между мной и ним прервалась окончательно, и не только со мной, но и между ним,  и его идеологическими соплеменниками. К слову сказать, как только появились устойчивые интернет-контакты через поисковики «ОК» и «ВК», я дипломатично попросил своих бывших одноклассников в Швеции и Германии о небольшой консультации по открывшимся загадкам моего трофея. Не знаю по какой причине, но после восторженности - «Привет! Привет!!!....», мои скромные, повторюсь, консультативные обращения,  сразу ушли как сквозь песок. Без шороха и  с абсолютной тишиной в ответку. Из чего делаю вывод, видимо подобная тема подобного расследования с участием бывших соплеменников, для них там, не местных,  крайне не желательна.   

Ах да, помнится, была ещё и картина маслом. Но её наличие или след был утерян. Бабушка № 2,  о ней вроде как и слышала, но никогда её не видела. Таким образом, по этой художественной реликвии информация тогда оборвалась.

К трофейной карте я полноправно вернулся только в 1980-м году. Так как после окончания 10-ти летней школы, по единогласному решению семейного совета, повзрослевший балбес,   окончательно переехал к бабуле №2 - Татьяне Дмитриевне. Теперь уже в непререкаемом  статусе единственного  внука  и по официальной прописке в паспорте соответственно. Конспирацию  можно было ослабить. И я её ослабил, но своеобразным образом: - опьянев окончательно от свалившейся на меня свободы действий,  по уши влюбился в Любашу Попову с Петроградской стороны, с которой был знаком с октября 1979.  Мало того, закончив школу, отвязавшись от постоянных будничных портфельных забот, уроков, распорядка дня школьника, тотального родственного контроля, я буквально выпорхнул,  как птенец,  в новую более самостоятельную жизнь. С меня свалился груз определённых обязательств. Теперь я мог часами лежать с книжкой на берегу реки Ждановки, или ловить рыбу на Каменном острове. Часами болтаться по комиссионной Апражке, или испить пивка на углу Чкаловского и Разночинной. Пригласить друзей к себе на Петроградский мальчишник, или рвануть к девчонкам в Кузьмолово. Сесть в такси и проехаться с сигареткой на экзаменационные мероприятия  с Петроградки в Купчино, исключая давку в общественном транспорте. Рвануть после экзаменов к Любаше на дачу в Рощино. Я упивался свалившейся на меня свободой повседневности,  вседозволенностью, независимостью.  Таким образом, на фоне бурных гуляний в белые, тёплые  ночи мая-июня карта временно стала не актуальна. Хотя была одна зацепка,  которая позволила вспомнить о сокровищах принадлежащего мне трофея. В своём новом расквартировании, на Петроградской стороне вестимо, я случайно познакомился с одним из нелегалов - «поисковиков», гонимых в те времена сотрудниками КГБ. Тот был в шоке от моей трофейной карты. Просил поменять её  аж на кассетник от «SONY». Но я как то охладел к обмену. Моя «Электроника-302» была проще и не цепляла взгляда на предмет силового изъятия со стороны так называемых гопников, которые были старше меня и шатались маргинальными, и небезобидными  компашками. Да и я самолично поболтавшись на Апражке  зацепился  мыслью о мечте посетить ГДР,  по путёвке «Интуриста»:
- прикольно было бы привязать мой раритет от третьего Рейха к новой стране и местности, ловил я себя на мысли.
В таком бурном темпе небывало тёплый Ленинградский май и июнь 80-го,   пролетели словно один день. И после всех выпускных мероприятий, в не менее жарком июле, с предписанием военкомата, я убыл к своей мечте - военной бурсе,  где из мальчишек делали военных лётчиков..... Это была отдельная тема, я шёл к ней через медкомиссии и прочие армейские приготовления аж с 9 -го класса. Практически не посвящая в это своих одноклассников и знакомых.
Но Балашовский взлёт не получился. Я потерпел «жёсткую посадку» и фиаско. Тяжело было чувствовать себя неудачником. Гораздо тяжелее было понимать и осознавать, что я уже чувствовал эту мечту, видя курсантские погоны, втянувшись в строгий армейских быт абитуриента. Хотя я и был балбесом, но всё мне давалось в учёбе довольно таки легко, я бы сказал играючи. Да и два военно-спортивных лагеря отточили юношеское совершенство война. А тут такой облом, вернуться в родной Петроградский военкомат потупив глаза в пол, с холодной от пота спиной.    
Видимо на фоне таких жизненных передряг,  взрослевший организм срочно затребовал стороннего женского присутствия и ласки, в качестве успокоительного элексира. Да и с Любашей, по возвращению с Балашова,  как-то не заладилось.  Её опекали родители и ух как опекали (случайную встречу с её отцом в мае-июне 1980 помню до сих пор, и помню как струсил. Но ведь я никогда не попадал до этого в семейные передряги. Тем более и не догадывался смысла фразы из диалектического сленга пролетариата - «принести в подоле»). Кроме того,  она была совсем девчонкой и до летнего Балашовского «пике»  1980-го,  я берёг её для себя как зеницу ока. Видя в ней свою единственную подругу тех бурных дней, будущую спутницу  курсанта - лётчика. (Это очень тешило моё самолюбие, ведь у меня была ДЕ-ВУ-ШКА!!!).  Но после балашовского фиаско мой мозг постоянно сжигала мысль о первой и неудачной попытке моего поступления в военное училище. Я не мог простить себе подобное  на глазах у всех и конечно же в глазах Любаши, (будучи представленным её родителями). Расставание было банальное и глупое. Я выстроил «каменную» стену между нашими отношениями, не смотря на её девичьи слёзы. Однако,  даже спустя  тридцать пять лет, я помню все нотки её голоса и волны аккуратно уложенных тёмно-каштановых волос. 

Как было отвлечься от этих мыслей и погасить пожар влюблённости который разожгла во мне Люба? Как пережить неудачу первых вступительных экзаменов во взрослую жизнь?  Выход адреналина и тестостерона был найден неожиданно. Кроме основного время провождения и работы - на базе «Ленплодоовощ», Ждановского района, куда я был устроен по протекции маман, (дабы не бить баклуши до следующего экзаменационного штурма),  я,  (вестимо),  полноценно вступил в  самостоятельную жизнь. Конечно же с личной зарплатой и авансом, не зависимо от родительской кормушки. И вдруг, неожиданно, по стечению обстоятельств,  на одной из вечеринок в Кузьмолово,  я встретился  с девушкой, к которой был в своё неравнодушен, очень неравнодушен, до дрожи в коленях,  но с которой по объективным и субъективным причинам утратил контакты для общения. На этой волне забытых эмоций, вожделения и сбывшихся мечтаний, моя возлюбленная - Ольга Варфоломеева,   буквально ворвалась в мою жизнь новым и взрослым дуновением ветра. Вошла в мой повседневный мир полноправной подругой юноши, почти взрослого и независимого человека.  Сказать откровенно, она очень быстро стала частичкой меня, только без штампа в паспорте, как это бывает впоследствии. Всё было спонтанно, безрассудно и ослепительно: - с вечерними уединениями  в «будуарах»;  - с трепетными свиданиями при луне,  которым я и она придавались практически ежедневно.  Потому  как я эгоистично не мог оторваться от возлюбленной,  потому что дорвался до нежной девичьей плоти по-настоящему, а не платонически. В те дни, недели,месяцы  счастья совместной жизни, меня  более ничего не интересовало. Мы мечтали о будущем, а я  погрузился  в захвативший меня интим целиком. Я обрёл полноценную  «жизнь»,  праздного гуляки,  с есенинской подноготной. Так как по тем временным меркам мой заработок был очень даже не плох, даже для семейного и взрослого человека . Вспоминая те мгновения, до сих пор,  мураши по коже бегают. Тогда, я открыл другой мир, иной – высший  способ человеческого общения и уединения. Влюблённость привнесённая в мой мир Любой, во взаимоотношениях  с Ольгой - затмили все мои мысли и какие-либо  рациональные действия. Какие к чёрту могут быть дела и делишки, когда рядом с собой ты ощущаешь трепет девственной женской груди, сладострастие поцелуя, всепоглощающий раскрывшийся бутон соцветия розы. Когда в ушах стоят звуки нежных всхлипов, которые молниеносно ощутимы каждой клеткой тела. Океан страсти захватывает и тащит в свой водоворот. Всё это ты чувствуешь ни только визуально,  но и тактильно. Всё: -запахи, -флюиды, -формы, -позы. Всё это  будоражит все фибры твоего тела. В той реальной сказке,  про страсть юноши к девушке,  не было одного основополагающего и связуемого звена. Одной, мало мальской,  но дополнительной комнаты, для личного пространства, независимого от вторжения родительского наставничества. Если бы это личное пространство было, то течение жизни получило бы иное русло, увы неведомое. Видимо так рассудила небесная канцелярия. (Когда это пространство, спустя три года,  появилось, мы под действием водоворота событий, учёбы, жизни, увы, но потеряли наш совместный «Гольфстрим»).   
Рано или поздно,  за безрассудство приходится платить,  а некорректное посещение военкомата в ноябре 80-го,  на пике такой безумной влюблённости, развернуло мою жизненную ситуацию в реально непредсказуемое русло…       

На этом месте моих грёз во взрослых отношениях с любимой Ольгой  вдруг грянул «гром». Снежным ноябрьским днём 1980-го я получил повестку Петроградского военкома.  Ещё раз посмеялся, надеясь на канцелярскую ошибку. Но оказалось напрасно. В связи с чем через  десяток дней, в составе воинской команды призывников  убыл на Дальний Восток, отдав тем самым Конституционный долг срочной службой Родине.

P.S
Было ещё одно табу, которое я не мог открыть никому,  из тех,  кого любил и кому симпатизировал.
Это было прочно связано с солдатским - курсантским бытом, в который я окунулся в ноябре 80-го,  и сложными семейными взаимоотношениями, которые существовали вплоть до лейтенантских погон.
Согласно Устава, в период «окольцованности»  курсантскими погонами, я не имел права  носить гражданскую форму одежды,  как в увольнении,  так и прилюдно,  в отпусках. Но если по поводу ношения «гражданки» можно было расслабиться, (кто будет проверять в отпуске - в кителе ли я,  или в джинсах и футболке?).
То банально пойти и просто заработать лишний рубль,  по военному билету,  а не по паспорту, который отсутствовал как документ, была действительно огромная проблема. Всё чем я располагал с 81по 85 годы - это наркомовская стипендия, которая не превышала 17 рублей в месяц. Просить финансовой поддержки  у родственников и семьи – совесть не позволяла. Всё чем я мог блеснуть перед любимой и её семьёй, это пламенным сердцем, честью  и бокалом шампанского,  или токайского, заработанных  вне закона,  на разгрузке вагонов, когда имел честь увольнения  на сутки. Если учесть, что эта самая разгрузка была не по календарю суббот и воскресений, а по графику моих увольнительных записок. 
Кроме того,  эту нелегальную работу по разгрузке, (лично для меня, без паспорта, только по ведомости),  обеспечивала моя бывшая начальница по базе «Ленплодоовощ» - Лариса.
Замечательная женщина! Прирождённая жена и хранительница домашнего очага.
Она была лет на десять старше меня и сумела увидеть  в этих ночных подработках,  своё,  чисто женское,  счастье. Посему, в один осенний  день «бабьего лета»  84-го, Лариса,  в открытую,  сказала  мне: - «либо ты переезжаешь ко мне, до конца своей учёбы; - живи как сыр в масле; - мне больше никто не нужен! Либо …,  не рви моё сердце, этой влюблённостью, переходящей в мою навязчивую идею».
Рвать сердце я не стал, тем более рушить семейные узы. Остался сам по себе. Без карманных финансовых средств. Благо, что после нового года была войсковая практика, проект, поле и государственные  экзамены. Какая может быть личная жизнь? (Только потом, спустя годы,  я мельком услышал оброненную кем-то фразу: «я рискнула выйти за него когда он был курсантом, поэтому  теперь я жена офицера».
Заслуженная, впоследствии,  первая лейтенантская зарплата в 273 рэ, не просто вскружила мою голову, но и уровняла все шансы на будущее. Я стал законодателем своего быта, своих стремлений. И те,  кто,  накрасив глазки,  вдруг вспомнил, что не плохо бы провести время вместе, вдруг  перестали меня интересовать. Впереди был мир, который не терпел фальши, осёдлости и заранее упакованного быта.

Однако это было отступление, а мы вновь возвращаемся в хронологию 1980-го.
Служба,  она и есть служба. Призывной «эшелон»,  которой состоял из самолёта, поезда  и  автоколонны  занёс меня, одетого не по сезону,  в сибирские морозы,   в забытую богом дальневосточную тайгу, больше похожую правда на якутскую лесотундру. Было очень тяжело переносить в одночасье такой форс-мажор.  На меня свалилась разлука со всеми, а прежде всего с Ольгой, ведь мои письма к ней шли почти месяц ... .
В этом месте повествования, обязательно нужно подчеркнуть следующее.
- Мой не логичный поступок: - октябрьский отказ в военкомате от полугодовых курсов ДОСААФ, с последующим весенним призывом по специальности «водитель-оператор комплекса РЛС».
Именно эта упёртость послужила преждевременной разлукой с окружающим меня миром и Варфоломеевой. Потому как всё произошло на пике влюблённости и эмоционального всплеска чувств, и последующий молниеносный разрыв взаимоотношений оставил очень глубокий шрам в моей юношеской душе. Ведь  мои привязанности до армии были далеки от постоянных и тяжёлых армейских будней дня нынешнего, особенно среди снежного и таёжного безмолвия, на грани цивилизации во всех отношениях. Мой,  уже сложившийся курс получил не предсказуемую поправку, как будто я попал на обособленный остров. С которого гипотетически есть дорога на материк, а практически нет даже телефонной связи.

Были ли минуты отчаяния?,  ... помню только одно: - в душе отчётливо «скреблись кошки». Однако, первые письма с большой земли воодушевили меня. Меня ждали, а учитывая своё первое и неудачное поступление в военное училище, в июле 1980-го года, для меня, через данную, скоропалительную отправку на срочную службу,   вдруг вновь открылся внеконкурсный  шанс исполнить задуманное. Вернуться в альма-матер военной науки побеждать.  В итоге, пройдя суровые солдатские будни я  остался верен своей мечте.
 
Забот армейской, а затем и курсантской жизни было столько, что все мои понятия и представления о смысле бытия перевернулись прямо-противоположно. Это был другой мир и другая жизнь, в отличие от полновесного и повседневного гражданского уклада. Это было наркомовское денежное довольствие в сумме 3 рубля 80 копеек в месяц! В замен моей юношеской гражданской З/П в 110 рэ, не считая халтурок по 5-15 рэ ежедневно. Вот в этот, непривычный для меня ранее круговорот событий я и попал. Прямо в самую гущу,  как говорится «из огня да в полымя». Однако  меркантильные вопросы достатка меня уже мало интересовали. Во мне уже жил воин и были определены высшие приоритеты.  Какие уж тут помыслы о разгадке трофейной карты? Если и была она у меня тогда в руках, то только для проверки, на месте ли моё унаследованное сокровище.
Хотя, если уж говорить правду, не лукавя, в качестве уточнения, то только к третьему курсу училища я воистину вошёл в чёткую колею, где всё можно было распланировать: учёбу, зачёты, увольнения, отдых с поцелушками, халтуру на на разгрузке вагонов по старым контактам в Ленплодоовощ,  и конечно же отпуск!!! Буквально расписанный по дням и часам. Посему я всё  планировал заранее. Так же  и в далёком 84-м: - что неделю, (ладно пять дней), точно два дня уделю своей карте. Тем более из предмета «топография» с привязкой к «оперативному искусству» я точно знал, что означали буковки с циферками и стрелочки указанного формата: С1;В12; G4. О коих обмолвился в своих воспоминаниях Дмитрий Николаевич. Да, да,  это маршруты колонн и точки остановок, для «бегунка». Есть такая «легенда» к карте. И вот с этой задачкой, да за трёх литровой баночкой «жигулёвского» пива, непосредственно с завода «Красная Бавария», мне очень хотелось поскорее усесться.  Разложив перед собой в тиши комнаты раритет немецкой картографии.

Поверить трудно, но планам третьего курса не суждено было исполниться. Отпуск был в августе. Но перед ним в июле была войсковая практика в городе Конотоп. А перед этими двумя знатными мероприятиями, в середине мая, мы на полтора месяца убыли в «поле». В гражданском понятии в полевые армейские лагеря под Ленинград. Дабы: стрелять, бегать и ползать по болотам.  Осваивая искусство ориентирования и скрытое ведение действий в лесистой местности.  В общем самая настоящая война с вероятным противником, только в отсутствии подразделений оного.
Вернувшись из «поля» и придя домой в увольнение, перед отъездом на практику в Конотоп, я впал с порога в транс. Выхлебав в таком состоянии  не одну трёхлитровую банку пива с соседями, и соседками. Дело было в том, что наш дом, дореволюционной постройки, ЖЭК решил капитально отремонтировать изнутри! Поменяв все трубы, батареи, настелив линолеум, покрасив все помещения общего пользования. Таким образом, все квартиры превратились в один огромный погром, а перемещение вещей в комнатах привело к общемировому коллапсу и масштабным посиделкам всех обитателей дома в тех  помещениях,  где ремонта не было. Какая тут карта? Я даже джинсы и кроссовки среди этого бедлама найти не смог. Я рычал на бабулю как раненый зверь. Где мои вещи? Где это и это, и это…….?????. Бабуля тоже вошла в транс, причитая «...разложила по коробкам, сундукам, антресолям, шкафы двигали, ремонт закончится, всё можно будет разложить в комнатах и всё найдётся…».

Расстроенный и без должного комплекта гражданской одежды я уехал в Конотоп. Пикантные украинские вечера с горилкой и пышногрудыми фуриями помахали мне ручкой заранее. Ведь в погонах разве развернётся душа? А тут ещё Украина, а там если уж душа запела, то сразу в ЗАГС. А если не согласен, ….. «то мы идём к Вам в политотдел»!

Спустя месяц, с отпускным билетом на руках, я вернулся в Ленинград из Конотопа. Радостным событием для меня было то, что комнаты,  да и весь дом похорошели. В шкафу висела и лежала вся отглаженная, и начищенная одежда и обувь. Не военного образца заметьте! В моём шкафчике лежали знаменитые наборы с марками, кассеты, бабины, пластинки, магнитофон, ну  всё в аккурат. Но чёрной папки с трофейной картой НЕБЫЛО!!!
Два дня я потратил на поиски чёрной папки и поняв, что с наскока мне её не найти, плюнув в сердцах, устроил себе достойный курсанта отпуск, ни дня не надев военный мундир.

Только в январе 1985 года, я всё же нашёл папку с картой. Наткнулся случайно. Как будто наш барабашка её специально спрятал. Но впереди была войсковая стажировка и сей раритет пришлось вновь тщательно переложить в место известное только мне, без посягательств от внешних факторов.
Таким образом,  тема детального рассмотрения карты была отложена на неопределённое время. Впереди были: стажировка, дипломная работа, Гос. Экзамены, «золотой карантин», выпуск, погоны офицера, назначение в ТуркВО. Жизнь завертелась ещё с большей скоростью. Правда уже в другом качественном и должностном формате.

Тут уже было не до тайн Третьего Рейха. Туда,  куда я прибыл по распределению, пролетев 5 часов "Аэрофлотом" до Ташкента, затем отдых, затем ещё час "Аэрофлота и час езды на "шишарике",  или "уазике", был другой,  не ведомый мне мир, и такой же не ведомый до селе климат. Кроме новоявленных климатических и географических особенностей,   «за речкой» пограничной, что протекала практически на окраине города,  грохотала настоящая война. В октябре 1985-го,  эта  война, а точнее интернациональный долг кадрового офицера,  стали  моими новыми полномочиями «по предназначению» .
Хотелось ли мне тогда вновь прикоснуться к забытой истории карты? Да, очень. Но,  в данный момент,  были другие заботы, армейские, земные, семейные, бытовые. Оставалось только мечтать, что по «замене»,  из данной «горячей точки»,  мне, всё же обязательно доведётся попасть в «Группу Советских Войск в Германии». ГСВГ!, Мечта! И вот тогда……..
…………………………………………………………………….
Глава Третья. «Смута»

*Мы, войны,  осуществляющие в жизнь  геополитику,  унаследованную приказами и директивами, пытающиеся оспорить произведения знаменитого Редьярда Киплинга, всё же достойно выполнили свой  "великий" ратный,  международный и интернациональный долг.  Кроме того, не смотря на разваливающиеся на глазах международные отношения и обязательства,  сжавшись в едином порыве  достойно вышли «из-за реки». Мы были преисполнены гордостью за Армию, за Страну.  Но… - нас бросили. Об нас вытерли ноги все: - политики, - реформаторы, - республиканские лидеры. Со словами «перестройка,  новое мышление, и приказом № /мы вас туда не отправляли/». Нас словно прокажённых рассовали по задворкам Империи. Повторно,  наш четырёхсот тысячный  туркестанский  контингент, с семьями и детьми,  бросил - быдло Ельцин. Бросил росчерком пера. Бросил на произвол судьбы в пустынях Туркестана и на заброшенных полустанках Урала. Многие ушли в никуда. Взяв в руки оружие до которого уже никому не было дела. Тогда со многими жизнь распорядилась по своему: - кто к князьям в угодники; - кто в грязь и пьянство; - кто в банду; - а кто остался верен присяге, помня, что есть такая работа Родину защищать. Именно Родину защищать! А не  служить национальным князькам ставшим в одночасье президентами,   или быть бригадным офицером среди криминального сброда   в "карманной армии" зародившегося нувориша.
Хотя, в те времена, если уж говорить откровенно,  страна всё глубже погружалась в хаос и болото  гражданских войн. С жестокой бойней националистам всех мастей возглавляемых  новоявленными президентами,  неугодного в своём  ментальном подходе и грамотного  свободолюбивого русского населения. Именно русскоязычного населения которое волей судеб осталось на территориях бывших Республик. Выход был один - воевать. Воевать за своих братьев и сестёр до конца, вывозя всеми правдами и неправдами, эшелонами и авиацией своих соплеменников. А далее сделать и личный марш-бросок на Родину. Мой демарш,  на штаб ЛенВО, летом 1992 года, закончился успешно. Один из начальников с кем мне устроили аудиенцию, а так же командующий округом были из тех, кто тоже попробовал водицы «за рекой». Таким образом, был подтверждён мой статус в верности Родине, Присяге, Отечеству.

Вот только вернулся я, уже в совсем другую страну, испоганенную и поруганную демократами. В другой город, лихо переименованной ими же в Санк-Петербург. Ёмким словом, которое охарактеризовало  бы,  творившиеся вокруг процессы,  было – геноцид.   Вот как описывал  «демократические и политические преобразования»  того времени,  знакомый моего друга (Александра Кавалерова), фельдшер  скорой помощи, который был на переднем крае разыгравшихся трагических событий, – как раз между   жителями  и новыми «хозяевами» города:
- «Отчётливо вспоминаю  лето (июнь-июль) 1993 года. Тогда мне приходилось фельдшерить на 9-й станции скорой помощи стоявшей на набережной канала Грибоедова дом 54, то есть сразу за углом Сенной площади. Пока Анатолий Александрович Собчак в отвоеванном у коммунистов  Смольном устраивал роскошные фуршеты для мормонов и свидетелей Иеговы, именно этим  летом 93-го года был проведен самый массовый геноцид на ленинградских, а ныне петербургских бомжей и просто наших пожилых, полунищих горожан. В основном это были люди кому уже за 50 лет.  Это были ни только любители зелёного змия. Были среди пострадавших и пенсионеры, потерявшие свои квартиры в погоне за «рыночными преобразованиями»,  и просто одинокие,  или заблудившиеся в рыночных джунглях люди. Карманы и ридикюли трупов как правило были  набиты  «фантиками»,  -  оранжевыми  купюрами  по 200-ти  рублей,  и зелеными по 500-т.   Это были те самые баснословные деньги, что им дали за недвижимость нынешние успешные бизнесмены, ходившие тогда в турецком «аддидасе». Всё дело заключалось в том, что  в июне-июле 1993 года,  в город была завезена чудовищная по объему партия «красной шапочки» - высоко градусной спиртосодержащей жидкости. Флакон которой  напоминал  маленькую расфасовку спирта Royal, широко известного в то время,   и  самого ходового импортного спирта. Закупаемого на крахе антиалкогольной политики от Горбачёва. Сей спирт ввозился в страну как коммерсантами, так и государственными структурами,  через лобби политиков, сенаторов, депутатов. Спирт в  условиях гиперинфляции можно было не только пить, но и совершать прочие бартерные операции.  Но партия данной «красной шапочки», о которой идёт речь, изначально была спланирована, произведена и распространялась исключительно на метиловом спирте. (Все причастные коммерсанты, бригадиры, держатели бизнеса впоследствии сгинули! Представляете себе размах и корни спланированной «операции», по отъёму недвижимости!).   
Последствия «операции Красная Шапочка» были совершенно эпические. Их можно приравнять разве что к преднамеренному уничтожению населения, (путём спец автомобилей используемых фашистами в Польше).
Как сейчас помню утреннюю конференцию на 9-й станции. 
Заведующая проводит опрос каждой бригады по вызовам:
- Машина номер 001?
- Пять смертей до прибытия, метанол...
- Машина номер 002?
- Семь смертей до прибытия, метанол...
- Четыре смерти до прибытия...
- Пять смертей до прибытия...
Ну и так далее.
Каждый день  наша станция собирала по 20-25 трупов.  Это только в центре города!  Даже шуточка в нашей среде появилась, - про  «специализированные констатационные бригады». Статистику по рабочим окраинам я не видел.
Токсикология на Будапештской 3/5 (НИИ Скорой Помощи) задыхалась. Резервов не было. Жители, собственники (по прописке) элитных комнат и квартир,  мёрли как мухи. До сих пор отлично помню день, когда на Сенной площади в разных углах с утра валялось пять трупов. Мы даже машину не брали, ходили от станции с сотрудниками милицией пешком, обыскивали, составляли акт,  и заказывали труповоз.
Не помню точно, но в начале 93-го в Ленинграде было не то 25, не то 27 станций скорой помощи. Даже если предположить, что каждая собирала в день по 15 трупов от метанола, то сколько получалось в день?!

(Авторская справка):
Эпидемия закончилась только к началу сентября 1993 года - когда в Питере РЕЗКО уменьшилось число бомжей и пожилых Ленинградцев с квартирами и комнатами в исторических зданиях»...
Это были  так называемые «замечательные»  90-е,  с расцветом муссируемой и рекламируемой отныне демократией…
- на площадях толпы оболваненных скандировали: «Ельцин наш президент»; «Руки прочь от Ельцина»; «Вернём Ленинграду имя Санк-Петербург»;
- всё народонаселение с трепетом получало «долгожданный» ваучер;
- ментам было не до бомжей и пожилых людей. Проститутка - стала уважаемой и валютной профессией, поэтому купоны (с секс станков) отныне можно было стричь в кабинетах, привозя бросовый товар со всех уголков развалившейся страны;
- криминал и бандиты всех мастей, платя дань оборотням,  отжимали у горожан недвижимость, заводы и пароходы;
- на каждом углу, каждой улице,  появились минимаркеты ларьков и ларёчные ряды, затоваренные контрафактом, палёным спиртным, условно съедобной химией; а притоны и вовсе развешивали красные фонари.
Однако, санитарная зачистка города метанолом была лишь вершина айсберга. Этакая помывка «нитхинолом»  «блистающего демократическими преобразованиями»,  бывшего, но реально существующего  «окна»  в Европу.
Здесь нужно отметить:
- огромное количество пожилых или потерявшихся людей на улицах, остатков Петроградской - Ленинградской интеллигенции, некогда обладающих золотыми квадратными метрами, вносило этакий диссонанс в политику  новой власти. Кроме того, родные, близкие и родственники, выброшенные за ненадобностью из республик Союза, потянулись к своим домашним очагам. А увидеть разорённые,  пропавшие квартиры, с бесследно исчезнувшими родственниками, и новых хозяев с непонятными бумажками о фактах купли-продажи, было для многих нонсенсом. Именно эта, так называемая  зачистка и позволила спрятать, завуалировать  «нарыв». 
Потому как глубины айсберга представляли более жуткое зрелище:
- Данные домовых книг и поимённых списков переписей населения (особенно наиболее педантичная январская 1989-го), через ушлых сотрудников милиции, собесов и ЖЭКов,  за 100-200-500 «зелёных» благодарностей, просочились в криминальную среду и вертикаль нуворишей. В то же время,  отсутствие законов, законности, правопорядка и наличие сотен  заводских и прочих коммунальных печей ..., по сути,  и спровоцировали  невиданный  по жестокости,  и продажности административного ресурса – геноцид.    
Сегодня,  проходя по Петроградской стороне; Васильевскому острову; набережным Ждановки,  Мойки, Фонтанки, Смоленки; Невскому; Лиговке; каналу Грибоедова, Крюкову каналу ; площади Репина, Театральной; улочками Петербурга Достоевского: - осознаёшь, куда исчезли наши знакомые … , и откуда появилось нынешнее «нечто»,  именуемое «жителями». Вы можете оспорить. Вы, кто не видел и не пережил всего того, о чём идёт речь.
Посему, именно сейчас, когда пишешь эти строки о прошлом,  понимаешь далёкую трагедию Варшавского гетто. (Фашизм,  уничтожил в кварталах Варшавы,  почти полмиллиона евреев. Спустя полвека, «ЕБН», «Супчик»  и «новые реформаторы» распылили в прах полмиллиона коренных ленинградцев, только за их лакомые квадратные метры дореволюционной постройки. В которых, отныне,  «процветают» те, кого ранее, на пушечный выстрел к городу не подпустили.  Некогда утопическая модель «золотого миллиона», под действием «мировых ценностей» наконец-то была апробирована и закреплена на практике, а «новые реформаторы» заняли почётные места в ложах и палатах   Белокаменной.
(Прим.автора)
 
Державный  Град не вникал в происходящее!  По трупам своих же соотечественников,  с флагом европейских и мировых «реформ»,  «уверенной» походкой он шагал в «рынок».
А в Смольном Собчак, Старовойтова и Ко, кушали устриц   и говорили с  мормонами и иеговыми кураторами о духовности.......   А последние,   под сладострастные и долгожданные  демократические  преобразования,  скупали/продовали оптом и в розницу  землю,  недвижимость и перспективную промышленность Отечества, (по цене металлолома).

Только теперь стало понятно, что сделала новая,  «реформаторски-демократичная» власть,  с добропорядочным населением.

Нашей, (уже моей), семье повезло. Прежде всего у меня сложился высоко эшелонированный тыл: - во главе которого встала моя жена Ирина. Которой я обязан всем и даже больше чем всем, особенно в тяжелейшие годы испытаний обрушившихся на нас. Ну и конечно же нас совместный цветочек - доченька Юлечка. Коих я оберегал по мере своих возможностей и компетенции от всех коллизий того смутного и беспредельного времени. Но не смотря на пропасть и пожары переездов,  на полное безвластие в Стране и в бывших республиках Союза, мы всё же выжили. Ни канули в болото перестройки и последующей перестрелке её интеллектуального потенциала. Кроме всего прочего, благодаря Иришке, сохранили то, что называется – крышей над головой.
В то же время мои старики пострадали больше всего. Безумство цен на продовольствие и лекарства, геометрическое падения рубля и полное обесценивание вкладов и пенсий. Творящееся вокруг было открытым, ничем не прикрытым геноцидом. Засилье всевозможных фондов, проходимцев и нечестных на руку государственных работников социальных служб, собесов, ментов,  привело к тому, что в моём конкретном случае, (моя бабушка), лишилась всех ценных книжных изданий. Спохватилась она, в произошедшем,  практически перед самым моим приездом, (фактически я вернулся в Ленинград только в декабре 1992).
Таким образом, за полгода, с лета 1992, «разносчиками» просроченных армейских НАТОвских пайков, которые демократическая власть раздавала в качестве гуманитарной помощи; а также представителями фондов, которые разносили продуктовые посылки из Германии; а также волонтёрами, агитаторами,  и прочей государственной швалью «новой» России, были похищены ценные раритетные издания из библиотеки Дмитрия Николаевича,  которые стали собственностью бабушки.
Книги похищались, а вместо них во второй и третий ряд ставилась откровенная макулатура. Это открытие, что бабулю медленно, но откровенно обворовали собесовские работники, привело её на больничную койку,  и сыграло через год роковую роль. Хотя мы и подоспели, в принципе, вовремя.
Что можно было предпринять в этой ситуации? У меня от такой наглости, когда я узнал отношение госструктур  к собственному населению,  «планка» сразу упала ниже плинтуса. Не откладывая проблему в долгий ящик я мигом пошёл в отдел милиции на улице  Скороходова. К стати, в тот самый отдел где снимали самые первые серии «Ментов»,   а я, самолично,  свой первый паспорт, в 78-м получал. Входя в дежурное помещение этого отдела милиции я представился во воинскому обычаю. Доложил дежурному о сотворённом, в отношении моей семьи, безобразии. Попросил, так мол и так, дайте данные,  или окажите содействие в вопросе, - кто по адресам пожилых людей, на вверенной им территории Петроградки, от разного рода «сердобольных» благотворителей и госструктур собеса,  шастал. Дежурный и ухом не повёл. Я вопрос повторил. Полупьяная рожа, от которой можно было прикуривать, подняв глаза спросила: «кто ты такой, чё те надо». Сразу стало ясно, последний горбачёвский набор, сплошная необразованная лимита, так и не сумевшая ассимилироваться  с культурными ценностями и менталитетом местных жителей. Чуть раньше 80-х, этот «горбачёвский» набор великолепно охарактеризовал Аркадий Северный, в своей песне, помните?:
У павильона «Пиво-воды»
Стоял советский постовой.
Он вышел родом из народу,
Как говорится, парень свой.

Ему хотелось очень выпить,
Ему хотелось закусить.
И оба глаза лейтенанту
Одним ударом погасить.

Однажды ночью он сменился,
Принес бутылку коньяку.
И так напился, так напился –
До помутнения в мозгу.

Деревня старая Ольховка
Ему приснилась в эту ночь:
Сметана, яйца и морковка,
И председателева дочь…

Затем он выпил на дежурстве
И лейтенанту саданул.
И снилось пиво, снились воды –
И в этих водах он тонул.

У павильона «Пиво-воды»
Лежал счастливый человек.
Он вышел родом из народу,
Ну, вышел и упал на снег.

Бог миловал, что у меня не было с собой в тот момент табельного оружия, и вовремя подоспел пожилой капитан, оперативник. Инцидент замяли. Ну а за сломанные стулья, в дежурке,  я  добропорядочно рассчитался из своего кармана. Оперативник, Аркадием его звали, отвёл меня в свой кабинет. Закрыл дверь. Достал из сейфа литр «Распутина», закуску из тех же пайков и излил свою душу через свои крокодиловы  слезы, прямо на моих глазах. Молил, при каждом слове, только бы дожить до пенсии. Тогда, в этом разговоре «по душам» он от многого меня предостерёг. Описал, что реально в городе происходит, кто за кем стоит. Что умереть на Кировском проспекте от пуль, выпущенных из «калаша», легко, а где-нибудь во дворике так вообще обыденное дело, и что расстреляют всего то, за пару сотен «зелени». Или за то, что оказался в ненужное время и не там где нужно. Или за чрезмерный интерес к переделу социалистической собственности. Напоследок правда обмолвился, если хочешь мол реально, не вернуть, а хотя бы просто сесть на хвост тем, кто тебя обворовал, обзаводись парой сотен баксов. Сведу тебя с человеком, он ситуацию прокачает конкретно. Если это ему по зубам, доплатишь ещё, и возможно мои пропажи отчасти вернутся. Или вора он мне на собственное усмотрение, упакованным представит. Я попрощался. Тогда я был так ошарашен, что не смог ничего ему на это ответить. К слову сказать,  26 августа 1996 года,  я и  сам оказался почти в эпицентре бойни происходящей в постперестроечном Ленинграде. И не где-нибудь,  в самом спальном районе, на тихой улице Руднева. До сих пор вспоминаю отсечки автоматных очередей и  «тонкие надрывные струны» снайперских винтовок, а кругом «мерины», «мерины», «мерины».  Причём в полном отсутствии и до,  и после боя хоть какого-нибудь забулдыги правохранителя. Но это уже другая история. История нашего многострадального города,  отданного без боя всевозможным бандам.
 
Абсурдно, однако я чувствовал себя как-будто в  другом государстве, в другом параллельном мире и мне приходилось заново осознать происходящее*.

Жизнь в любом случае должна продолжаться и армейская служба,  и быт,  вновь взяли меня в круговорот своих событий. Бабулю после первого криза мы выходили. Навели у неё порядок. Строго настрого предупредили и её и соседей, чтобы без нашего ведома незнакомые её не посещали. А заодно и бабуля мне поведала, что оставшиеся магнитофонные кассеты и бабины попросил мой друг Витя, и она ему их отдала (это были его записи). Коллекцию марок и чёрную папку на которую наткнулась, во время оклейки обоев, (запрятанную между стенкой и фанеркой встроенного шкафа), она положила в мою старою «дипломатку» и отдала моей маме, от греха подальше. К слову будет сказано, это было не самое приятное, что я желал услышать, зная характерные особенности моей мамы всё рассовывать по углам. Последующее посещение квартиры мамы, не прибавило мне оптимизма. Старенький дипломат был уже задействован по архив домашних фотографий и прочие открытки,  и письма с бумажками разного рода. Альбомы с коллекциями марок были бережно перевязаны бечёвкой и хранились на бельевой полке шкафа. А на вопрос, «а была ли чёрная папка» и где она?, мама не моргнув ответила: «Нет, по-моему я её не видела» и добавила: «Если на антресоли нет, то точно не видела. Там и марки твои лежали. В шкаф недавно положила, а то они там Иванычу (мой отчим) мешались». Взгромождаясь на табурет я заглянул на антресоль. Там явно не «пахло» папкой. Сеё пространство больше походило на кладовую  инструмента. Иваныч тоже подтвердил, что перекладывал тут всё, недавно, но папки не видел. Аргументов больше не было. Тем более мать начала причитать, что точно не видела никакой папки, и у бабули очередной бзиг,  или старческий маразм.

Ну что, подумал я, переезды, коммуналки, перестановки, смена власти и экспроприация библиотеки, благо, что ещё все живы и здоровы, а также пожара с наводнением не было.
Совсем немного книг, я, попросил у бабушки, для своей библиотеки, которую собрал в Туркестане. К тому же коллекция марок – воспоминание о былом государстве и моей юности всё же сохранилась. Ну а то, чего не стало, утратили, законно. Не уберегли, значит.
Река времени должна течь, а мы выпрыгивая из одного водоворота вновь бывает попадаем в следующий. Хотя, я, всё же ещё раз расспросил бабулю о папке, за воскресным чаепитием. Бабуля подумав, обронила фразу: «а ведь папка какое-то время лежала в книжном шкафу, вместе с марками», (когда она в дипломатку мои вещи собирала). Впоследствии, это откровение, чуть было не стоило мне жизни. Но сегодня было ясно, что моё трофейное наследие от Дмитрия Николаевича, не уберегли.
Вот только наследие это, почему-то вновь преследовало меня. Годика через три, в уважаемом мною антикварном салоне, (который я любил посещать как маленький музей), что в районе Литейного проспекта, я наткнулся на книгу «Словарь русских суеверий, гаданий, предсказаний». Это было дореволюционное, теснённое серебром, издание. Точно такое же я видел в библиотеке бабушки после переезда к ней Дмитрия Николаевича. Я хорошо помнил эту книгу. Кроме того помнил, что революция оставили на внутренней стороне задней обложки отметину, в качестве небольшого сального отпечатка детали револьвера. Я попросил сотрудника салона показать мне эту книгу. Она легла передо мной на специально постеленный бархат. «Это очень дорогая книга», сказал продавец. Я провёл рукой по теснённым обложкам, открыл невзначай заднюю обложку. «Да, это очень дорогая книга, для моего кошелька несопоставима », ответил я продавцу. Поблагодарив его, я вышел на улицу. Да! Да! Да! Это была та самая книга из нашей коллекции, сомнений не было. Мысли рассыпались в голове, как упавшее на пол блюдце с горохом. Все по разным углам. Как-то сразу, вспомнился опер Аркадий. Ну и «баксы» конечно. *Последние уже имелись, так как жизнь в «обновлённой» демократической России того периода, привела к тому, что зарплаты были под миллион, сосиски стояли десять тысяч, а бутылка пива две. Сто, двести и пятисот рублёвые купюры превратились в «фантики», а тысячей, иногда, в отсутствие бумаги оной, бычьё подтирало свою пятую точку. «Фантики» для этого не подходили, были уж очень маленькими и жёсткими. Так что «баксы» позволяли отложить часть зарплаты на погребальные нужды, а также на жизненно необходимые предметы гардероба и быта*.
Взвесив все за и против, я не стал бараном переть на салон, и поспешил к Аркадию. На Скороходова, коллеги Аркадия поведали, что он не так давно уволился. И поинтересовались, а зачем я ему нужен? Рыбалка была лучшей отмазкой и я получил «проходное свидетельство», как, и где его найти. Увидев его, я понял, что Аркадий давно и долго «сидит на стакане». Увидев меня он опять начал плакаться в жилетку, про державу, про собачью жизнь и пенсию. Про то, что всё у него из рук валится и истина осталась только в стакане. И что даже улицу мести он не умеет, а банде из Смольного прислуживать не собирается. Выслушав риторику я вручил ему пару литровок «Абсолюта» и несколько «хвостов» мурманской рыбки. А затем аккуратно спросил его о том человечке, что может «пробить» информацию по похищенным вещам. Только тут он меня вспомнил. Подарок его тоже очень порадовал и он не став темнить, сразу сказал, куда мне прийти и что нужно при этом сказать.
Таким образом, личное расследование вступало в новую, уже в полукриминальную фазу.

Игорь, так звали моего ровесника, был тем человечком к которому и направил меня Аркадий. Жил Игорь в Дачном. Стоя перед бронированной дверью его квартиры, я назвал ключевые слова, про «славянский шкаф». Дверь отворилась и за ней, показался на первый взгляд штангист, с меня ростом, но килограмм под 150, и с кулаками словно пивная кружка. Шею Игоря, которой практически не было, её подобие украшала золотая цепь, граммов этак в сто-двести. А вот лицо и улыбка были очень добрые. Медленно завязался наш разговор. Оказалось, что Игорь, сейчас, так сказать, тоже не при делах. Его бизнес, сейчас,  лежит в плоскости Московского вокзала, (где он когда-то трудился носильщиком), плюс он  «сотрудничает» с производителями пельменей и прочей заморозки. Организовывая контроль уличной торговли и охрану от нежелательных наездов конкурентов, а также ментовских «крыш». Однако, тему, которую я озвучил ему, Игорь пообещал провентилировать. Сто «баксов» задатка, оговоренная во фразе про «славянский шкаф»,  была суммой на возможные накладные расходы и бензин. В ходе этой, первой,  по-настоящему деловой встрече, по моей проблеме,  мы запросто, по-человечески,  разговорились и подружились. Он оказался очень интересным и положительным человеком. Положительным как по жизни, так и по понятиям,  существовавшим тогда в особой среде. Ну а вишнёвая «пятёрка»,  стоявшая у него во дворе,  была техническим эталоном «бандитского» Петербурга. Прощаясь, я спросил его, не хочет ли он съездить на полигон отдохнуть от мира эмоций отрицательного характера, да и мне с транспортом подсобить, ведь автобусы туда не ходят. (Полигон и стрельбище было тем местом, где я просто отдыхал, снимая накопившуюся усталость. Тем паче, что это мероприятие проходило среди единомышленников и братьев по оружию. Точнее сказать, среди контингента, в свое время, откомандированного «за реку»). Игорь очень живо откликнулся. О таких стрельбах как со мной, (признался Игорь в последствии), он и представить себе никогда не мог. Армия прошла мимо него, и поэтому, данное мероприятие тоже было для него отдушиной. Так уж распорядилась жизнь, что мы стали хорошими товарищами  и впоследствии он мне во многом помог.

Где-то через три или четыре месяца Игорь пришёл ко мне с информацией, что я запросил у него,  во-время нашего первого знакомства. Прежде всего, он вернул деньги сказав: - что мои детективные расследования, по методу дедукции, очень опасная  затея. За процессом отъёма ценностей у одиноких людей стоят приближённые помощники от чиновников из Смольного и законодателей с Мариинского дворца. А на их охране, в свою очередь,  стоят  карманные армии,  включая батальон «дяди Юры, -ночного губернатора». (Впоследствии, с Шутовым, я всё же пересёкся, но в других апартаментах, тех, что на Арсенальной набережной). Кроме всего прочего, Игорь поведал мне, что хорошо знаком с интересующей меня  тематикой хищений. Оказывается, в своё время,  он был «бригадным» в одной из криминальных структур. Но отбирать у Ленинградцев их честные коллекции, комнаты,  сбережения, квартиры, для него было неприемлемой подлостью.  А прислуживать в этом лимитным браткам,  свезёнными сюда «рыночными реформаторами», он никогда не собирался. Однако,  в эпоху его «бригадирства» развернулась полноценная разборка, а в ней,  его интеллигентный шеф, на «стрелке»,  получает смертельную дозу свинца... . Так Игорь и стал ронином, в последствии, примкнув к продуктовым «цеховикам»,  и торговцам первой волны, впоследствии выпестованных   до владельцев гипермаркетов. При этом, Игорь, вновь и вновь предостерёг меня от скоропалительных решений. Поведав, в откровении, как захватывалась в частности недвижимость: - комнаты и квартиры Петроградки и Васькиного острова. Как исчезали в печах промышленных предприятий и котельных, а также в третьей смене городского крематория:  пожилые, одинокие и просто неугодные люди. Сколько безымянных могил на Южном и прочих кладбищах. Рассказал, как штампуются свидетельства о смерти. Как люди попадают в психушку, и исчезают в никуда, заколотые лекарствами, переписав при этом все документы на собственность. Или просто: - растворяются как прах. И самое главное, предупредил: - с помощью кого, по «вертикале», переписывается собственность. Кроме сказанных ужасающих откровений Игорь поведал: - о том контингенте,  кто сейчас живёт в этих квартирах,  и кому сейчас принадлежат коллекции, раритеты и квадратные метры  пропавших или безвременно ушедших Ленинградцев. Это было ужасное откровение, но страшнее всего оказалось, что всё это была чистейшая правда.

* В этом месте повествования ради исторической справедливости я делаю вставку. И далее поведаю вам о той страшной правдивой ситуации, с которой мне самому пришлось столкнуться.
Как я уже говорил ранее, дом мой, моё родовое гнездо, был дореволюционной постройки. Кроме коммуналок, в нём были и отдельные квартиры. А представляете себе, что такое капитальное строительство при царе батюшке? Это монолит, с потолками высотой более 4-х метров, с каминно-печными блоками в комнатах. Причём блоки идеально вписывались в помещения. А кубатура таких потолков, лепнина? Кроме того за счёт таких высот можно было соорудить детскую или уютную библиотеку балконного типа во втором ярусе. Тем более без особых хлопот и перепланировок капитальных стен. Напротив нашей коммуналки, в двухкомнатных отдельных апартаментах жил Александр-«главбух». Саша был старше меня лет на 15-20. Убеждённый холостяк. Без наследников. Правда, женщин в гости к себе приглашал. Любил он повеселиться, не забыв при этом пропустить стаканчик и не один. Сашка был настоящим бухгалтером, так сказать от бога. Особенно  безукоризненно  он подбивал бухгалтерский баланс, даже самый безнадёжный. Ну вы сами понимаете почему? В связи с этим, деньги у него водились всегда. И даже если он пропивал всё до копейки, уходя в загул после очередного баланса, то с лихвой всё возвращал  впоследствии. Причём руководители предприятий не только обеспечивали его деньгами, но и продуктами и бытовыми приборами. Последние, он очень любил по дешёвке продавать своим соседям. Квартира у Александра тоже была знатная. Все окна выходили в зелёный тихий дворик, далее была река Ждановка - рукав Невы, горбатый мостик и зелёная парковая зона. Тишина, умиротворение и парковая зона,  одним словом. А если откровенно то божья благодать во все времена года. Однако, экономические обновления в стране, электронные программы, компьютеры,   привели к тому, что бухгалтерские проводки  становились другими.  Предприятий реального госсектора становилось меньше и меньше. Откровенное воровство прикрывалось «фирмочками» однодневками или прачечными конторками. А НДС и вовсе вывел реальный оборот продаж в тень.  Сашку стали забывать. А он,  перебиваясь случайными заработками окончательно подсел на стакан. Алкашом он стал тихим, спокойным и интеллигентным. Я же после смерти бабули иногда наведывался в своё родовое гнездо. Любил пропустить стопочку другую и пофлиртовать с соседками в не официальной обстановке. Как-то раз, мне авиа бортом из Узбекистана привезли знаменитые андижанские дыни, виноград и ящик самаркандского коньяка «КВ». Сам бог велел после таких даров востока узнать, как там поживает родная Петроградка?. Взяв парочку бутылок «КВ» и дыньку побольше,  я вошёл в знакомый мне с детства дворик. Смотрю и Сашка идёт, неся в авоське пару бутылок аперитива и какие-то консервы. Мы поздоровались. Сашка вошёл в свою квартиру, а я в свою. Когда моё застолье с соседками было в разгаре, мы все вдруг услышали на лестнице громкий шум и возню. Во благо сработало смотровое окно на лестницу, хоть и закрашенное,   и плюсом  укреплённое фанерой. Открыв входную дверь, я вдруг увидел абсолютно неожиданную сцену. Александра,  в смирительной рубахе, вниз по лестнице, пытались тащить два человека в одеждах  санитаров,  в белых халатах соответственно. Квартирный замок его двери был сломан. Сашка с разбитым лицом пытался кричать: «помогите», издавая только безнадёжный хрип. Зная его и соображая, что буквально час назад он был в абсолютно  приемлемом виде, я схватил одного из санитаров.  Викуля-лапочка  (соседка) вцепилась в это время в Сашку,  перекрыв тем самым движение этой непонятной процессии.
 * (Соседка,  была просто феей  во всех отношениях.  Её классическая завлекательная стойка – с широко поставленными ногами и нежным, бархатистым спелым персиком, даже спустя годы, только в воспоминаниях, способна вскипятить  любую замёрзшую плоть. Хотя, в юности, я всегда  говорил этой маленькой бестии – «сейчас возьму ремень и надеру тебе задницу».  Выходит, спустя годы, как сквозь воду смотрел).*
Но вернёмся к санитарам и горемыке – Александру.  Все мы, выскочив из квартиры,   дружно заорали: «в чём дело». Санитары опешили, но самый шустрый из них стал объяснять про какой-то вызов неотложной психиатрической помощи к данному пациенту. Разговор с санитарами зашёл в тупик. Тогда, смекнув, что дело явно не чистое,  я достал из кармана свою трубку сотовой связи. «Дельта Телеком», первые мобилы «Бенефон». Данная техника в те времена  была на грани фантастики. Владельцев такой связи в городе можно было по пальцам пересчитать. Так ка это были либо реальные бандосы, либо чиновники высокого ранга, либо бизнес, ну и конечно же часть силовиков.   В глазах медработников появился реальный страх. А я продолжив концерт, набрал своего приятеля с управы ГАИ, что на "профессора Попова". Пытаясь, тем самым,  объяснить ему происходящий беспредел, прося срочно подъехать. Ссылаясь на то,  что санитарка подмяла мою машину.  Санитары отодвинув  Сашку к стене, сказав, что сейчас свяжутся по рации с клиникой и покажут нам, «что значит препятствовать их службе в оказании неотложной психиатрической помощи», стали быстро спускаться вниз по лестнице.  Немного замешкавшись и я спустился по лестнице вслед за санитарами. Вышел  к парадной. И уже спускаясь, услышал  только взревевший мотор и визг шин. От машины санитаров остались только отпечатки протекторов на асфальте  и поднятая в воздух придорожная пыль. Сразу осенило неприятное открытие,  Сашку «выпасли». Кому-то очень приглянулась его квартира. Пробив его одинокое сосуществование и приверженность к зелёному змею, нелюди от «демократии»,  и их сателлиты - продажные менты, жэковские работнички,  а так-же чёрные риелторы с их связями в нотариатах и банках , судя по всему решили нашего соседа Сашу «списать». Используя при этом давно опробованную санитарно-психиатрическую схему.  Ну а мы,  им в этом помешали, оказавшись в дружной компании по соседству.   Мой приятель Дмитрий - "гаишник",  тоже примчался. С мигалками и крякалками.  Но я только развёл руками, показывая на Ждановскую улицу,  описывая при этом санитарный автомобиль,  и стараясь по подробнее вспомнить наглые физиономии улизнувших медработников.  Сашку мы развязали и успокоили. Дверь починили. Внушив ему при этом: - чтобы срочно ставил металлическую дверь и задумался о произошедшем. А также пошевелил мозгами с кем пил, кого приводил, о своём повседневном быте подумал. Хмель у всех как рукой сняло. Вечер закончился скромно. В обсуждениях данного инцидента и  полнейшего беспредела творящегося в городе, и во власти.
Однако даже металлическая дверь и последующие заботы соседей не уберегли Александра от упырей «новой» России. Спустя год я узнал, Сашка сгорел в своей квартире. Причем пожар был странный, обгорел только диван, а он получил  отравление угарным газом. Хотя все мы знали, что он курил исключительно на кухне. Брандмейстеры и медики с этим не согласились и  выдали заключение, что диван загорелся из-за окурка, а Сашка задохнулся продуктами горения. И они «красавцы»,  вовремя подоспели, спасая дом и квартиру, через окно. (Тайной осталось  то, что как это они интересно увидели? Что диван загорелся? На дереве в парке с биноклем сидели?)  Через полгода в его квартире появился новый «хозяин». Истинный упырь, с бычьим выражением лица. С пальцами сосисками,  унизанными «желтыми» гайками. А также  машиной из конюшни «Гелендваген» и с  номерами в обрамлении российского триколора. И естественно с личным водителем, правда вот вид последнего был явно  бандитский *

Но вернёмся к информации от Игоря, по поводу похищенной из нашей семейной библиотеке книги. Тогда, своё повествование он закончил словами - «не лезь, это тебе не по зубам, здесь разборки только через «войну» вести можно».
Но я ослушался.
Воспользовавшись одной зацепкой, которую он проронил в разговоре, я, всё же вышел на некую высокопоставленную мадам, соцработника, которая явно была в  теме «обеспечения» пожилых людей, причём исключительно на Петроградке и Васькином острове . И вот эта зацепка, как я упоминал выше, когда вспоминал бабулю, чуть ни стоила мне жизни. Свои секреты мне тоже не хочется приоткрывать, но всё же, личный разговор с бывшим работником собеса у меня всё же состоялся. Причём на её территории. Квартира, в которой она проживала, была  в историческом центре города и поражала не только высотой потолков и лепниной, эркерами, но и изразцовыми  каминами (причём старинными не новодел),  в ей комнатах.  А также антикварным убранством интерьеров. Однако первое, что бросилось мне в глаза, внутренняя не ухоженность жилья и самой хозяйки. Было видно, что «зелёный змий» здесь бывает очень часто, причем, возможно не только он один. Стоило мне в разговоре с хозяйкой коснуться соцобеспечения немецкими посылками одиноких блокадников, как тема эта тут же переросла в жёсткую конфронтацию. Пришлось банально уходить из её дома не солона хлебавши,  «дабы глаза её меня больше не видели». Покинув квартиру, я, понимая,  что за мной могут присматривать, предварительно поднялся наверх к чердачной двери и смотровому окошечку. Чтобы не тупо выходить из парадного подъезда в ухоженный и ограждённый дворик. А воспользоваться на случай - «бережённого бог бережёт» дополнительным вариантом. Обеспечив себе тем самым выход через крышу или чердак. А далее,  импровизируя,   через чёрный ход или другой подъезд  с  выходом в конечном варианте  на оживлённую улицу. Там, где меня точно не будут ждать. Это, я так думаю и спасло мне жизнь. Поднявшись в чердачное помещение я запер за собой дверь. Благо там был обалденный крючкообразный засов. Затем выбрался на крышу.  В этот момент я отчётливо услышал визг тормозов. Звук исходил  из "прекрасного", с кованными оградками,  дворика. Тихонько выглянув сквозь ниши печных труб я увидел тонированную «девятку» и людей спешивших к парадному подъезду. Медлить было нельзя. Пулей я метнулся в чердачное окно и далее по перекрытиям в противоположный угол дома. Ориентируясь по бельевым верёвкам, которые говорили, что точно есть выход на лестницу, я шмыгнул на заветные ступеньки лестницы и далее спустившись по ней вышел через чёрный ход с торца дома. Завернул за угол и  сразу оказался на оживлённой улице. Через десять метров нырнул в проходной двор, который также выходил на оживлённую улицу. Но уже с другой стороны и в квартале от злополучной парадной работника собеса. Солнце даже ярче засветило и я моментально сел в подошедший,  плотно набитый пассажирами автобус. Который стремительно помчал меня в другой конец города через водную переправу великой реки. Переводя дух ко мне вновь вернулись рациональные мысли. Которые чётко дали понять: «Всё батенька, личное расследование, да и вся тема, которую ты замутил, сейчас для тебя закрыты. Один ты в поле не воин, а вОйска, в поддержку твоей справедливости, по понятиям, (так как законы не работают),  у тебя просто нет!».
…………………………………………………………………
Глава Четвёртая. «Плоды демократии»

Продолжение жизни, точнее, развитие жизни, некоторые ученые сравнивают с некой спиралью. Из чего следует, что когда-нибудь, определённые пространственно-временные точки проходят в одной плоскости, но на новом, верхнем или предельно близком, уровне. Видимо наши пропажи, потерянные клады тоже кто-то найдёт в нужной точке и в нужное время.
*В 2000-м году у меня вновь появилась возможность отвоевать у нынешних властей города право регистрации по месту моего рождения, то есть на родной мне Петроградке. Почему вновь? На пять лет ранее меня лишили этой возможности вновь зарегистрироваться там, где я родился, откуда и убыл Родину защищать. Отказ был мотивированной  ссылкой  на постановление Собчака. В котором в частности говорилось, что если дом старый и подлежит капремонту или расселению и/или одна из комнат (принадлежащих квартиросъёмщикам) имеет ширину два и менее метров то в такие квартиры никого более не пущать,  и не прописывать. А то что её длинна превышала 5 метров, а в общей сложности моё жильё составляло 35-ть квадратов,  никого не интересовало. Точнее определить,   интересовало городских чиновников, исключительно для скорейшего изжития жильцов с лакомых кусочков старого Питера . К слову будет сказано, эта моя комната-спальня была когда-то частью нашей большой комнаты. Но то ли послереволюционное уплотнение, то ли библиотека нэпмановских жителей сделали её самостоятельной единицей. Более того, при бомбовом пожаре (во время блокады)  не сохранилась архивная экспликация оригинала паспорта квартиры,  и соответствующие разрешительные документы. Таким образом, уже демократическая власть «обновлённой» России вновь поимела коренных Ленинградцев. Поменяв их на иностранных мигрантов, которые вселялись и вселяются в расселённые дома никого не спрашивая, а только платя деньги в муниципальные и федеральные органы власти через выдвиженцев. А точнее будет сказано «смотрящих» от иноземных диаспор.
Причём, в 1995-м году  даже судиться было бесполезно. В приёмной администрации, что была на Кировском проспекте в старинном особняке, мне просто показали на дверь, сказав, что я военнослужащий.  К тому же напомнили - уже зарегистрированный при части. И что пришёл я к ним не по адресу. И что «за речку»  меня лично  они не посылали. И что вообще,  мне нужно ждать своего служебного жилья, «много вас тут таких военных понаехало», «в Ленобласти для вас уже городки строят, там и будите жить».
А тут, вдруг, в 2000-м появился шанс. Повоевать как говориться за родное.
Ну значится,  я заранее и решил под суетиться. Навести порядок в своих комнатах (моя мама,  де-юре,  там оставалась зарегистрирована). Взял я для этого бригаду бойцов, чтобы всё отдраить до блеска. Дабы при очередном посещении чиновников, было ясно, что о капитальном ремонте и сносе говорить рано, а наличие заштукатуренной двери между комнатами реально. Так что давайте ребята чинуши решать проблему по-хорошему, или через суд*.
Войдя в комнаты стало понятно, книги советского периода явно перекочевали к маме. Практически освободив своим присутствием два книжных шкафа. Пока бойцы драили окна, полы и двери я решил  остаток книг аккуратно разместить в импровизированном книжном шкафу. Соорудив его предварительно из чешских полок, что хранились в кладовке. Получилось классно. Два пустых книжных мастодонта, довоенного стиля, окончательно лишившись печатных изданий и сиротливо остались стоять,  демонстрируя свои пустые полки сквозь пыльные стекла дверей. Вот теперь они уже явно отжили свой век, подумал я. И если один из них имел некий шарм старины, то второй шкаф время явно не пощадило. Уборочная бригада бойцов лихо разобрала никчёмного мастодонта на составные части и он, разобранный и поверженный, убыл на улицу, в свой последний путь, на светлой площадке строительных отходов. Ребята-армейцы убрались очень хорошо. В комнатах стало светло, чисто и просторно. О ветхости жилых помещений, теперь, не было и речи. Это был ни дом, а вековой монолит. Удручал только неприкаянный, пустой книжный шкаф, сиротливо стоящий в большой комнате. Ну а так как место в кладовке после изъятия от туда  полок освободилось,  я решил аккуратно разобрать его и сложить составляющие туда. Быть может на даче и сгодятся. Для начала снял остеклённые двери и убрал их в кладовку. Разъединил корпусные панели, отправив их туда же. Начал снимать полки. Они были клееные, составные и тяжелые. Всего их было четыре. Взяв сразу две, потащил их в кладовку. Но там, к сожалению, оставлять их было совсем не комильфо. Тогда решил аккуратно поставить полки в нишу импровизированного шкафчика в своей комнате-спальне. Понёс их туда, но при этом одна полка съехала и чётко грохнулась о порожек двери кладовки. Боковой шпон полки отлетел, а клееный брусочек между поверхностями полок съехал в бок. Я вытащил его, чтобы аккуратно вправить на место и тут…….. Поверить трудно, в щели я увидел две очень плотно сложенных светло-коричневых картонки. Я потряс полку, картонки не шелохнулись. Я грохнул полку ещё раз, о порожек, содержимое съехало к щели. Вытянув весь этот запрятанный картонный планшет, я потерял дар речи. Между картонками лежала картина и странная часть листа из шикарного мелованного  ватмана, или что-то вроде этого, который был вырезан в виде крепостного окошка и обрамлён на срезе  краской в цвет позолоты. Сам холст был   портрет девочки с венком из полевых цветов. Тот самый портрет из воспоминаний Дмитрия Николаевича! А вот мелованную накладку время не пощадило,  и я в спешке, а также эйфории от находки  не стал сохранять это приложение к холсту. (Сейчас жалею об этом! Возможно именно на этой декоративной накладке было то (подпись/текст), что я сразу не усмотрел впопыхах. Возможно часть накладки осталась в тайнике и я просо её не увидел, а именно эта часть хранила информацию об авторе, или какой либо текст об этом эпизоде истории. Но, что сделано, то сделано).   

Однако вернёмся к картине. Это было просто какое-то наваждение. Серый фон. Девочка в рубашке-безрукавке с белыми вязанными рюшечками на плечах . Необычный венок, скорее шапочка. Тонкий ободок из стеблей. Полевые ромашки, колокольчики, васильки, гвоздики. Необычно, просто невероятно прорисованные цветы. А далее глаза и взгляд девочки, то ли ухмылка, то ли какой-то вопрос. Полутени на открытых руках и лице. А может быть отблеск пожара, заката солнца, следы побоев,  или заточение в подземелье, или в крепостном каземате?
Блин, аж не по себе стало. Это был тот самый портрет, явно тот самый. Но почему в таком потайном месте? Почему? Как? К сожалению ответить на это вопрос уже никто не мог.
Осмотрев ещё раз все части шкафа, я успокоился, больше сюрпризов и тайников явно не было. Приложил портрет к стене. Отошёл к окну, отошёл к двери, отошёл в край комнаты. Девочка с портрета со всех точек смотрела чётко на меня. Стиль, сюжет, особенность восприятия рисунка меня удивляли. Передо мной реально возник образ и сюжет, к которым я был явно не готов. Тайна военного свёртка вновь приоткрылась.
………………………………………………………………………….
Заполучив, таким образом, картину, о которой все и думать забыли, я призадумался. Искусствовед из меня никакой, подписи на картине нет, за исключением пометки красным карандашом и ещё одной, по-моему, химическим.Что то вроде «тем пом»; «тем пера»; или аналогичные по написанию буквы в другой трактовке.Таким образом,  надпись может означать музейную пометку: «Темница помещика» или «Темпера», особенности красок, которыми написана картина. Кстати,  одной из древнейших технологий работы, так как ими расписывались саркофаги Древнего Египта.
*Темперные краски использовались еще до появления масляных красок и имели широкое распространение. Например, они были совершенно незаменимы в иконописи. Их история насчитывает более 3500 лет.
Связующая эмульсия темперных красок состоит из трех элементов: воды, различных видов клея, который варьируется от вида темперы, и масла. К эмульгирующим веществам относят казеин, белок и желток яйца, гуммиарабик, декстрин и мыло. Клеевой раствор при соединении с частицами масла создает эмульсию. В таком состоянии масло делает краски эластичными и не дает им растрескиваться.
По своим свойствам темпера – нечто промежуточное между клеевыми и масляными красками. Ее также можно разводить водой, как и маслом.
К основным преимуществам темперы можно отнести скорость ее высыхания, которая значительно ускоряет процесс создания картины, и ее удивительную стойкость – работы, выполненные темперой, сохраняют свою яркость на протяжении многих веков.*
Холст тоже явно старый, даже очень, без грунта, без следов реставрации. Картину то ли вырезали из подрамника, то ли она была нарисована на одном дыхании, как фото.  Сиюминутное вдохновение и озарение происходящим двигало живописцем. Мне, в этот момент,  нужен был совет профи, да ещё желательно хорошего и знакомого со мной. Кто его знает, что тянется за этой картиной. Или по влиятельной протекции. Вдруг эта картина с «историей», со своим «скелетом в шкафу», ведь не даром я вспомнил подрамник.
Приехав домой, создав должное освещение для картины я аккуратно приложил её к картону. Начал с того, что вертел её так и сяк. Может быть, умная мысль в голову придёт. Ну краски, да задний фон своеобразен, сплошной, как бы затенён. Стен и прочего не просматривается. Похоже, что девочка сидит у окна, но деталей окна нет. Есть только тёмные блики на руках. Красивая, юная, но возраст не определить. Ухоженные длинные русые волосы, не пшеничные. Рубашка, светло-голубая, простая без рукавов, но в то же время светло-голубой материал похоже шёлк или что-то воздушное, а плечевые рюши на рукавах белые как паутинка и связаны крючком. Необычен венок из полевых цветов, скорее это некая шапочка. Цветы, один из основных элементов экспозиции. Второй элемент – взгляд, тени на лице и глаза. Прямо как у «Джоконды». Только  девочка с моей картины будто сказать что-то хочет. Просто «код да винчи» какой-то. И краски, основной фон не броский. Как будто она деревенская или провинциальная девочка? Но ухоженные волосы, и манерная кофточка или ночная рубашка явно выдают высокое сословие. Тут меня осенило. А открытка, с видом деревни? Ну, та самая, которую я благополучно впихнул в один из семейных альбомов и забыл про неё. Пришлось вновь поднимать все семейные архивы родственников. Ведь альбомы кочевали от дома к дому.
Мои опасения были напрасны. Открытка благополучно нашлась. Даже подросшие дети непочирикали её своими очумелыми ручками. Вот эта открытка, теперь она у меня в руках. На лицевой стороне репродукция картины. На обороте начертано: открытое письмо; Любаньское общество попечительства о бедных; М.А. Балунин, «В деревне»; с боку печатное клише «Петроград (ПТГ) дозволено военной цензурой 8 марта 1916 года». На картине деревенский пейзаж. Российская деревня в глубинке. Краски не броские. Да уж, открытка то есть, но ничего не приоткрывает. По картине всё равно нужен совет профи. Нужно что-то придумать.
Эх, была у меня Любаша Попова с улицы Ропшинской, художница, умница, восточной красы королевна. Да и живопись для неё была чем-то особенным, подчёркнутостью  на генетическом уровне.  Но где она сейчас? По моему в Австрии,  очень уж за рубеж стремилась, после распада Союза …
Ладно, подумал я. Сам разберусь, чай высшее образование имею. И с этой мыслью, в свободное время,  полностью посвятил себя музеям Ленинграда. Крамской, Кузнецов, Репин, Фешин.... Все композиции этих художников чём-то были схожи с моим полотном. Хотя больше всего схожести было у Серова в его портрете «С.М. Драгомирова». Уж очень цветы похоже прорисованы и цепляют глаз. Хотя и рисовальная школа Петроградского общества художников тоже по стилю близка. Есть однако, что-то и от Ленинградской Школы Живописи 30-х, да-да, тоже есть. Но больше всего меня поразило сходство портретной живописи с картинами Николая Ивановича Фешина (1881-1955), который являлся представителем русского импрессионизма и модернизма. Особенно его Казанский и Петроградский периоды начала ХХ века (1900-1916)... Ну вот,  какой из меня искусствовед спрашивается?
И тут я вспомнил об одном чиновнике, который был близок к теме искусства. Николай?..., Николай Буров! Знакомство сработало. Николай дал мне протекцию прибыть с картиной в назначенное время, в экспертный отдел музея «Эрмитаж». Причём всё решилось так оперативно, что мне пришлось в армейской форме прыгнуть в свою «семёрку» и помчаться в музей, причём не раздумывая. Здесь провидение вновь было ко мне благосклонно. Пропуск мне был оставлен и я прошёл в экспертный отдел, зарегистрировавшись по удостоверению личности офицера.
В кабинете за дубовым столом накрытым зелёным сукном восседала худощавая женщина, искусствовед,  лет 55-ти. «Нусс, молодой человек, что у вас?» – спросила она. Я достал из чертёжного тубуса свою «Незнакомку». «Да-а-а-а, холст старый» – резюмировала хозяйка кабинета. «Подписи нет, красненьким карандашиком что-то помечено. Довоенная работа, возможно ленинградская школа живописи, но может быть и раньше…, да, судя по холсту гораздо раньше...» – как бы сама себе под нос тихо говорила она. Решив блеснуть собственными изысканиями,  я показал ей открытку и поведал свои познания о рисовальной школе ОПХ. Она подняла на меня глаза и позвонила по телефону. В кабинет зашёл чудаковатый мужичок лет 50-ти  и ещё один искусствовед,  женщина, очень похожая на директрису, в массивных роговых очках. Они вертели полотно и тихо переговаривались между собой. Их термины были мне непонятны, а так как они стояли у окна, а я сидел возле двери, слышимости не было никакой. Похоже, у них возник какой-то спорный вопрос, женщина в роговых очках в чём то очень сильно хотела убедить своих коллег. При этом постоянно поглядывая в мою сторону, ни то чтобы изучающе, а пронизывающе я бы сказал.   Затем двое вновь пришедших удалились, оставив нас вновь наедине .
Многозначительно помолчав какое-то время, владелица кабинета произнесла: «Вообще музей очень ограничен в средствах на покупку полотен. Похоже, что это Ленинградская Школа Живописи 30-х годов, хотя, есть техника кисти от Императорской Академии художеств. Нужно это полотно показать экспертам Русского Музея. Ведь русские живописцы это непосредственно их тематика, их экспертная оценка не помешает. Но она займет какое-то время, ведь нет подписи, а вы представляете собой частное лицо. Оставите работу? Расписочку мы вам оформим». Но какая-то фальшь в её голосе, или что-то подсознательное покоробило меня. (Неужели это действительно неизвестное до этого дня полотно Н.И. Фешина, промелькнуло молнией у меня в голове). Сказав, что подумаю над предложением, я быстро встал и погрузил полотно в чрево тубуса. «Молодой человек, я бы посоветовала вам принять моё предложение» - ещё раз произнесла она многозначительно. Ещё раз сказав, что  обдумаю это предложение  и поблагодарив владелицу кабинета за потраченное на меня время, я быстро покинул помещение экспертного отдела. Что-то не так, кажется, или действительно,  что-то не так? Вертелось у меня в мыслях. Очень уж не хочется под «расписочку» отдавать «Незнакомку», тем более на неведомое время. Под «расписочку», так-так. Думая об этом я спустился по лестнице и вышел на Дворцовую набережную. Не знаю, но почему-то, мой взгляд зацепился за только что подъехавшую «бэху», с хищным оскалом бампера. И фары какие то не добрые, и тонировка крутая. На этой мысли, сев в «семёрку», я двинулся по набережной в сторону Кировского моста, ныне Троицкого. В салоне у меня стояло спортивное зеркало заднего вида, с улучшенным обзором, и я четко засёк, что «бэха» тронулась следом за мной.  На хрена они тогда парковались, коль опять поехали, мелькнуло в голове. Как-то всё не комильфо.
Я свернул у моста направо, к Марсову Полю. Ещё раз свернул влево, к Лебяжьей канавке. «Бэха» через несколько машин висела на хвосте. Да уж, хрень какая-то, подумал я и вспомнил Игоря.
Подъехав к Инженерному замку, я включил левый поворот. Показывая намерение повернуть  в сторону Фонтанки. «Бэха» продублировала мои действия. Так, спокойно, нужно уйти в плотный поток, подумал я.  Нужно стартовать  прямо по Садовой,  а далее на право, на Невский, решал за меня мой внутренний голос. Если по мою душу то будут пасти. А варианты?  Ведь машина моя по гендоверенности.  Хозяин в Прибалтике, а может уже и в Германии, пробить проблематично, паспортных данных в музеи не осталось. К Бурову сунутся? Он вряд ли знает как меня найти. Мысли промелькнули в голове как выстрел. Медлить было нельзя. Тем более вездесущего инспектора ГАИ на перекрёстке у Инженерного замка не было. И как только позволила дорожная обстановка я рванул прямо, на Садовую, вопреки установленным правилам движения. «Бэха замешкалась и это дало мне фору. Не нарушая больше правил движения, свернув на Невский, я устремился на Петроградку, усыпляя бдительность сидевших в «бэхе». Мне нужна была только фора, только фора, метров в 200-ти. Тогда я затеряюсь в переулках, в районе Пионерской улицы, или Большой Зелениной. Моя «вишнёвая ласточка», явно меня не подведет. Первая, вторая, третья... .Троечный двигатель конструкции дотошных итальянцев, взорвал скаты колёс, сжигая не граммы, кружки бензина. Я был в эйфории отрыва.   Все эти укромные места и местечки я хорошо знал. Когда то в молодости гулял и обнимался здесь с девушками. Расчёт оправдался, я затерялся на трилистнике в развязке улицы  Барочной. Опешившая «бэха», «уверенная» , что я рвусь на Крестовский, пролетев мимо меня в последствии развернулась и помчалась к Разночинной. Так и не заметив моё исчезновение в укромной арке длинного проходного двора. Полностью контролируя с этого момента дорожную ситуацию, я благополучно впихнул машину, в другой дворик, к товарищам гаишникам, что арендовали не броские площадки вдоль  улицы профессора Попова. А далее, в хорошем расположении духа, пешочком пошёл к метро «Петроградская».
Стало ясно одно, картина мне ничего не поведает, а больше рисковать и соваться куда попало, не смотря на музейные вывески, мне более не хотелось. Да и следы мои в Питере буквально через месяц затерялись. Квартиру, точнее комнату, где мы жили с семьей и плюс ещё две соседские семьи, благополучно расселил бизнесмен. Мы переехали в другой конец города, но без моей регистрации. Так нужно было, для скорейшей приватизации.
*Спустя полгода началась очередная война криминала. Яковлев не смог удержать город сваливающийся в пропасть. И очередной отстрел тех, кто привёл столичный бизнес к власти в Питере, покатился с новой силой. «Валили» без разбора, за любую «причастность» к прежним «заслугам». Московские воевали с питерскими. Питерские с дагестанскими. Сюда же вкрячилась и азербайджанская диаспора с афганским кокаином. Бились не на жизнь, а на смерть. Но уже за заводы, банки, порты, пароходы, торговые площади.  Добивали, так сказать, с животной ненавистью, все  передовые производства, верфи, оборонку, науку, культуру, градостроительство. Валили министров, директоров крупных предприятий. Которые на отдыхе вдруг начинали страдать лунатизмом и выпадали из окон пансионатов. Свалили Мишу, который ведал КУГИ и который проводил в жизнь концепцию, что Государство не может быть эффективным собственником. Последствия этого вы лицезреете во всём, так как город утратил все ключевые государственные объекты. Отстранили от дел и дядю Юру. Который расчистил столичным упырям-либералам дорогу к разграблению городского имущества. Когда он понял что запахло жаренным решил опубликовать свои мемуары. Получив удар молотком, несколько месяцев пролежал в клинике. Депутатский мандат должен был оградить его от всех бед. Но слишком далеко видимо дядя Юра зашёл. Он стал лишней фигурой для тех кому он расчистил пространство. И его,  без пяти минут, спикера ЗАКса,  упекли в Кресты. Вопреки всем законам и логике. А пожизненное заключение этого «узника замка ИФ» поставило окончательную точку в неприкосновенности небожителей, которым он расчистил плацдарм для бизнеса.  Ушёл в последствии в  мир иной и «великий» демократ Анатолий, который так-же причастен к геноциду Ленинградцев, (видимо древо он уж такое имел: получех, полуполяк, полуукраинец, с узбекской молодостью). Даже французская эвакуация не спасла.  Отсюда и у нас тогда в Питере все преобразования были только на половинки или четвертинки. Лебедь, Рак и Щука, да ещё мартышка с зеркалом, слон в посудной лавке и засилье западного капитала. Ещё видимо, в судьбе Анатолия,  сыграли свою роль 33-и серебряника. Вместо того, чтобы поддержать чаяния народа при ГКЧП, не истерить демократическими речами, а разобраться в ситуации и дать отпор столичному дерьму рвавшемуся во власть, ( и развалившему по сути страну),  он, однако,  поддержал Ельцина и столичный, голодный до западного образа жизни бомонд. «Бомонд» который часами стоял на Пушкинской площади в забегаловку «макдоналдс».  Как будто стояли в мавзолей. Или реально картошки с котлетой никогда не ели. Есть такое поверье, что предав единожды, предательство к предателю бумерангом возвращается. В любом случае, мир прахом ему, а земля пухом. Когда «войны» всю «надстройку» до основания практически разрушили, был построен «новый мир», уже со столичным уклоном. Заведовать, точнее смотреть за этим поставили тётю Валю*.
О чём это я? А, прошу простить за некое отступление от мысли. Сеё отступление необходимо для того, чтобы вам было понятно, куда подевались те, кто расчистил дорогу, перераспределил ценности, построил другой миропорядок. Исказив при этом и практически растоптав Ленинградский менталитет, культуру и историю.
Далее, в жизни, в мечтах, на практике, у меня был просто быт. Нужно было растить детей, помогать близким. И как я уже сказал выше, лезть в очередной раз на рожон с признанием эксклюзивности полотна,  и его непростой истории, мне, честно не хотелось. Мне хотелось, как можно скорее, разместить портрет «Незнакомки» в красивой оправе, у себя дома. И я добился своего. Багетных дел мастер, которого мне посоветовали, сделал своё дело безукоризненно. И сейчас взгляд «Незнакомки» ежедневно радует всех моих окружающих. Такое получилось завершение таинства данного полотна. Хотя и трофейной, но русской картины кисти неизвестного  (а может быть и очень знаменитого)  живописца.
…………………………………………………………………….
Глава Пятая. «Наши дни»

Что ещё поведать вам, уважаемый любитель приключений? Кажется поведал всё, что прошёл, узнал, пощупал. Да вот только тайна фронтового  схрона так и  не отпустила меня из своих «цепких лапок», и  на этот раз. И постучалась в мою дверь три года тому назад.
На семейном совете, во время капитального ремонта квартиры Иваныча и мамы, было принято решение разобрать/сломать «потолочного слонопотама» по кличке «антресоль». Так как с современными угловыми встроенными шкафами антресоль уже больше не могла тягаться и висела как пережиток старины, некий ненужный в хозяйстве пузырь над головой. Сию миссию я взял на себя, иначе, как сказала дочь, все железяки и еже с ними могут напрямую угодить в утиль. Вооружившись гвоздодёрами, пилами и топорами я приступил, к сей неблагодарной и дармовой работе. Но прежде чем обрушить поверженного «слонопотама» на пол, я принялся выкладывать госхран антресоли Иваныча на кухню. Так сказать, для проведения детальной ревизии, какой инструмент сгодиться для авто, а какой займёт своё место в сарае на даче. Скажу честно, чего там только не было. А точнее, было всё, плюс вагон пыли. Чихая и кашляя я смотрел на груду «всего понемножку», занявшую половину свободного пространства кухни. Нет, подумал я, без литрушки светленького пивка для дезактивации лёгких здесь не обойтись. Вернувшись с пивом и наполнив добрый бокал, я чинно стал разбирать, и дефектовать каждую коробочку, каждый пенал. Очередь дошла до тёмно-коричневого дерматинового пенала, которые, как правило, предназначались для больших комплектов торцевых ключей. Развязав тесёмки и откинув полы пенала, я тут же поперхнулся глотком пива. Среди девственного набора всевозможных головок и головочек торцевых ключей лежала чёрная, потертая, кожаная папка. К ней даже упаковочный листок от этого комплекта ключей приклеился. Представляете, сколько лет она там пролежала без единого движения?! Сомнений не было, это она – трофейная карта! Да, действительно это была карта. Карта дорожных коммуникаций Третьего Рейха! Самой закрытой общественной организации Германии – DDAC.  *(Не путайте только с ADAC или дамским клубом. Немцы хорошо знали как шифроваться, а вот «Net» выдаёт «желаемое за действительное»)*.
Сколь долгим было её тайное несуразное путешествие и вот. Трофейная карта вернулась обещанному владельцу. Сколько впоследствии  вечеров провёл я над картой, разглядывая эти хитросплетение дорог. Сверяя географические названия местности и названия городов,  и населённых пунктов. Определённо понятно было одно, в руках у меня составляющее ключа. Теперь оставалось  «найти»  дверь. А вот вход в эту дверь, скорее всего, находиться,  через жерло одной  из архивных коморок России, Германии, Украины, а может быть и ещё какой-нибудь европейской державы. Пока что, это тайна, которую, кому-нибудь, возможно, удастся раскрыть.
Слишком поздно сложился пазл  военного схрона. Для того чтобы решить этот ребус, необходимо поднять и перелопатить целый архивный пласт. Но средств,  для этого,  к сожалению нет.
Для решения этой фронтовой загадки, по моему, нужна команда и ещё серьёзная инвестиция. И вот тогда, за этой дверью, откроются до сих пор не распакованные,  хранящиеся в тайниках и штольнях ящики. Или предстанут, на суд людской,  баснословные и необъяснимые по происхождению частные коллекции, какого-нибудь из нынешних Дитрихов. К  которым,  был причастен оперативный штаб А.Розенберга «по вывозу культурных ценностей из СССР» в годы второй мировой войны.
Но это,  возможно только будет. А сегодня,  карта, в качестве  единственного экспоната от Третьего Рейха,  находиться  в моей коллекции. Коллекции великого государства – «Германия 1941».  Государству,  которому благодаря Красной Армии, не суждено было существовать. Но эти расследования,  ещё только  ждут своего часа.

ЭПИЛОГ.
Прежде всего, детальное окончание эпопеи фронтового трофея.

Фотографии из холщовой сумки убыли на «землю обетованную», их судьба сегодня неизвестна. Хотя одну из них, я хорошо запомнил и посему проводя расследование с картой, листая материалы о штаб квартире А. Розенберга я вспомнил, где видел ранее этот особняк. Это тот самый особняк, что был изображён на одной из моих фотографий. Но того фото, в моём наследии уже нет. Зато есть коллекции марок, которые ждут своего часа для подрастающего внука. Кроме того, к маркам приложена  коллекция состоящая из моделей всех серийных легковых автомобилей советского периода, начиная с серийных: НАМИ, НАТИ и ГАЗ-А. Считаю, что такой подход к воспитанию,   намного лучше, чем безумство гаджетов с заложенной  в их чипы виртуальной жизнью. Мои коллекции осязаемы, причём  всеми клетками человеческой сущности, в отличие от «новомодного» электронного барахла. Возможно, когда внук вырастет, то со своими сверстниками, на основании этих коллекций, будет создано совсем другое авто, отечественное до винтика. Авто, которое будет поражать весь мир мягким шорохом своих шин, грацией и одушевлённостью от русской души, преимуществом и недосягаемой  инженерной мыслью от русского человека.
Открытка это тоже часть коллекции. Чтобы спустя десятилетия все мы смогли увидеть русскую деревню – стержень русского менталитета. Так же  как видели  этот стержень издатели и художники тех лет. А не так, как навязывают сей стержень сегодняшние телевизионные недоумки.
* Отвлекаясь от тайны трофея, отмечу, вся представленная повесть – документальна. Сохранены все реальности и имена. Была бы возможность, то снял бы фильм. Без бойни и выстрелов. Без недоумков ментов. Без пухнущей, от западного стремления к обогащению, рожи властного чиновника. Ведь даже животных у власти можно снять с человеческим лицом, но с должной толикой аллегории. И ещё, фильм этот,  должен быть без  выпускничков Кембриджа, пустивших страну оптом и в розницу по миру. Ведь кто кроме нас знает, как всё это было на самом деле. Включая и мои комментарии о происходящих вокруг нас исторических событиях. Как бы не хотели столичники, но вычеркнуть эти события из нашей памяти и жизни невозможно. Так как,  только мы знаем - кто и зачем отправил в мир иной господина Маневича, продавшего не только кварталы исторического центра Ленинграда, но и землю под зданиями. Кто и зачем избавился от «демократа» Старовойтовой, устроившей междусобойные аукционы по реализации элитных квартир в исторических зданиях. *(В любом случае мир им прахом. Да и будущим поколениям  в качестве напоминания, - что жизнь на деньги не меняют)*. 
Как Правительство Петербурга похитило у населения два миллиона ваучеров, выдав фиговый листочек обязательств от фонда «Петровский». И как, пухнувший от нефтедолларов «Газпром», с тех времён и посей день, ни копейки не заплатил владельцам своих акций, выданных в замен, тех же ваучеров. А старики и старушки бережно хранят эти акции, веря, что когда-нибудь «Аврора» снова выстрелит. И они смогут передать их для благосостояния своих внуков. Потому что очень хочется старикам, чтоб  хотя бы у внуков была достойная старость.
Как сорвавшиеся с катушек столичные своры рыночных лжереформаторов, стали рубит окно из Европы, прямо противоположно Петровскому.  Захватив каждый кусочек морского порта и прочих логистических ленинградских терминалов. И как через эту брешь,  в Россию,  хлынули миллионы тонн неучтённого, низкосортного,  но обработанного вкусовыми добавками табака. И миллионы декалитров не обложенного акцизом спиртного. Как Ленинградский порт был завален миллионами тонн синтетического продовольствия и мясными запасами западного стратегического резерва, которые подлежали утилизации/переработке,  в наших "оголодавших" - по ГОСТУ,  за советские годы, желудках.  С датой закладки оных НАТОвских "резервов"  с 73-го* по 83-год*. Далее, всё это «добро»  рассредоточивалось по стране, а сам Ленинград превратился в огромный помоечно-утилизационный хаб.
 Да господа, всё это мы дружно утилизировали за счёт собственных сбережений и желудков. И запивали спиртом «ROYAL».
Это был демарш «хлеба» и «торжество зрелищ от демократии».
Труба??? Какая труба? О чём вы говорите? Вот с чего начался «рынок» а точнее «базар» устроенный «почётными» владельцами с московской пропиской. Труба и энергосети это уже ваучеры, «подарки» от осмелевших «реформаторов». А нам похмелье, так сказать. После «демократического» банкета. 
В сущности, правильно всегда говорилось, Москва?, а,  это которая большая деревня с купи - продай?. Так она и осталась сегодня, большой единой  площадью «Трёх Вокзалов», и по контингенту,  и по менталитету. И никакими дешёвыми плитками, уложенными кривой лапой наёмного малограмотного гастера,  напыщенным лоском, «документальными»  телешоу,  и гипсовым новоделом соборов,  эту позорную страницу нашей истории не закроешь.
Всё это можно было бы объяснить. Историко-художественно, без фальши и грязи. Чтобы все помнили имя своё.  Но информационное пространство выжжено столицей и одного режиссёрского таланта здесь мало.
Предложенный сценарий,  скорее всего подойдёт  для темы  следующей революционной ситуации. Так как мир,  за последние два десятилетия,  очень сильно изменился  и отнюдь не в лучшую сторону. Мы не просто ежечасно теряем свой многовековой стержень. Современные технологии и  агрессивные масс-медиа делают из нас клонов. Нам ежесекундно прививают  чуждую культуру, но мы,  увы,  не всегда можем дать достойный ответ. Единство нации разбили. Очень ярко охарактеризовал современный процесс мой коллега по Туркестанскому вояжу Осмолов:
На окнах решётки, железные двери,
Сидим по квартирам, как дикие звери.
В руках телефоны, везде домофоны.
И правят — то, нами — чужие законы!
Ещё не истёрлось из памяти время,
Когда населяло страну Наше племя:
Где не было столько высоких заборов
И хитрых, с сиреной, надёжных запоров.
Где жили все просто и... всем доверяли,
Лишь временем дружбу свою проверяли.
Совсем, как родные, с соседями были,
По праздникам весело пели и пили.
Делили и радость, и боль пополам,
И всё по плечу в те года было нам!
Учились, работали, строили, жили,
Где старшие люди примером служили.
Доллар да и рупь там не правил законом,
Народ не прельщался серебряным звоном,
Монет и шуршащих в карманах бумаг.
Там все помогали стране «просто так»!
Великие стройки, мосты и заводы.
И космос, и флот — всё подвластно народу!
Мир, равенство, братство — не просто слова,
Там о завтрашнем дне — не болит голова.
Никто не боялся ходить по ночам.
И там доверяли здоровье врачам,
Там слово «учитель» — само уваженье,
К милиции там относились с почтеньем,
Где в Армии служба — считалась за честь!
Ну, кто теперь скажет: где всё это есть?
Где чистая пища, где воздух, вода,
Которой гордился народ наш всегда?
Мы сами от нынешней жизни устали:
Так всё изменилось — другими мы стали!
И лишь, ностальгия по тем временам –
И грустно, и страшно становится нам! *

Это конечно лирика, а  у нас эпилог.
Итак, картина.
Портрет «Незнакомки» занял своё ключевое место в семейной коллекции из четырёх полотен. Ещё одно полотно, которое и создаёт понятие коллекции,  это ранний Юрочкин и его натюрморт «Букет роз». И всё же, с «Незнакомкой», не всё так просто. Прежде всего, покопавшись в архивах на Арсенальной набережной, я выяснил следующее. Во время «красного террора», (первые расстрельные списки государевых и церковных сановников), сотрудники ВЧК-ГПУ делали пометки на: бланках, описях, ценностях -  красным или химических карандашом. А если учесть, стиль написания портрета, затенённый задний фон картины, то возникает предположение, что после подрамника была так называемая художественная накладка в качестве овала или полуовального окна. А затем уже шла рама картины. Возможно,  в связи с этим она и осталась в тени среди выставочных полотен знаменитых художников. 
Да и сама картина «Незнакомка», скажу вам по секрету,  очень странная по энергетике, (видимо это загадка художника). Она реально имеет свой фантом, который проявляется 27- 30 числа определённого лунного цикла, в образе присутствия  молодой и очень сексуальной женщины с фантазиями.  Это реально некий портал, другой мир,  который проявляет себя в реальности вопреки законам окружающего нас мира. Причём, проявляет так,  что порою не по себе становится. Но это не негативная энергия, это энергетика живого существа! Реальная энергетика  присутствия молодой женщины умеющей страстно обласкать мужчину своими объятиями! Возможно, Дмитрий Николаевич тоже столкнулся с этим. Поэтому и хранил эту картину столь секретным кодом. Возможно, по этой же, или иной причине, к ней была приложена открытка-репродукция 1916 года, как некий пин-код,  говоря современным языком исследователя тайн.   Хотя, это уже философия совсем другого рассказа. Философия  близкая к мистике.
Возможно, что просто ещё не настало время, чтобы «Незнакомка» поведала эту свою тайну. Кроме того, сегодня,  моё личное мнение склоняется к тому, что эта картина,  должна быть более широко доступна любителям живописи. Хотел бы я решить этот вопрос с финансовой подоплёкой? Возможно. Так как у многих приходящих в наш дом гостей, она вызывает разные ассоциации восхищения. Но для более широкого показа её,  необходим порядочный аукционист. Такой,  который сможет предложить приемлемый алгоритм широкого круга пожеланий. Но такого, сегодня,  в моём окружении  к сожалению не просматривается. Ведь не скрою, текущая стоимость картин от Н.И. Фешина, на аукционах, давно перевалила за триста тысяч в инвалюте.

Не менее загадочное в эпилоге конечно же судьба карты. Точнее будет сказано, самая фантастическая и длительная эпопея её унаследования.
Заполучив карту в 2012 году, пришлось проделать многое, чтобы понять, цель её предназначения. О чём и поделюсь с вами:
Прежде всего сама карта. Это некое составляющее звено одного целого механизма  относящегося к штабу ERR, который отвечал за вывоз культурных ценностей из СССР.
- *Оперативный штаб рейхсляйтера Розенберга (нем. Einsatzstab Reichsleiter Rosenberg) — нацистская организация, занимавшаяся конфискацией и вывозом культурных ценностей из оккупированных стран Европы.
В основном, занималась конфискацией печатных материалов (книг и архивных документов), а также сбором разнообразной информации про оккупированные территории, в первую очередь материалов большевистской идеологии и пропаганды с целью дальнейшего научного изучения и использования. Кроме информации идеологического характера сотрудники Штаба собирали сведения о ресурсной базе оккупированных территорий, состоянии экономики, культуры, науки, образования и тд., а также материалы о немецкой колонизации, особенно на территории республик Советского Союза.
Местные отделения этой организации (главные рабочие группы и входящие в их состав рабочие группы) располагались в Амстердаме, Брюсселе, Париже, Белграде, Риге, Таллине, Дерпте, Минске, Смоленске, Киеве, Харькове, Днепропетровске и Симферополе. При Штабе существовали также зондерштабы («Sonderst;be» — «особые штабы») деятельность которых имела тематическую направленность (наука, древняя история, фольклористика, генеалогия, изобразительное искусство музыка, мировоззренческая информация и др.), и которые представляли профильные ведомства структуры Розенберга («das Amt Rosenberg») при НСДАП; и мобильные команды.
После поражения Германии в войне документы штаба Розенберга были захвачены союзниками и по частям находятся в архивах России, Украины и США.
В Российском государственном военном архиве есть фонды 1402 («Архивный фонд Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга — ЭРР» и 1401 («Картотека Архивного фонда Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга»). Сотрудниками РГВА обработан и издан в виде краткого аннотированного путеводителя фонд 1401. Часть документов Штаба, хранящаяся на Украине, в Киеве в Государственном архиве высших органов власти и управления (ф. 3676, ф. 3674), представлена в издании «Деятельность Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга в оккупированной Европе в период Второй мировой войны: справочник-указатель архивных документов из киевских собраний».
- Часть документов штаба, точнее,  его картотека «Z» (Россия, Украина, Белоруссия), была захвачена Красной Армией и сейчас хранится на Украине, в Киеве, в «Государственном архиве высших органов Власти и управления». О чём свидетельствует релиз, согласно рассекреченных документов в 2007 года, составленный Зинич М.С и опубликованный под литером УДК 341.385/341.384 (47+430). Согласно данных,  из документов, ведомство А.Розенберга, имело все оперативные полномочия и необходимые без досмотровые пропуска для передвижения по всем дорогам Рейха. А в военное время, это верх любых  полномочий!. Кроме того, воспоминания и подтверждения о криптографических записях типа: В23; С6 ;А;, свидетельствуют о маршрутах движения транспортов, их остановках и конечных пунктах (согласно легенд топографии).
Но пожалуй самое примечательное и ключевое:
- карта отпечатана типографией DDAC, самой закрытой общественной организацией Германии 1934-1945 гг. Председателями и сопредседателями этого клуба по интересам являлись: Г.Геринг (второе лицо Рейха) и всё тот же А.Розенберг. С началом второй мировой войны структура DDAC превратилась в полноценную военизированную структуру с собственной униформой! О чем свидетельствуют знаки и нашивки. Даже на пуговицах этой структуры был изображён «орёл держащий в когтях свастику». В последствии,  с 1941 года эта военизированная организация входила в состав соединения «Die Grose Deutschland» (Великая Германия), в качестве структурного подразделения в составе:  «V Generalstabsoffizier». В Прибалтийской Операции 1944-го года, какая-то часть этих подразделений или отдельных механизированных групп вошли в состав моторизованной дивизии «Курмарк» (Panzergrenadier-Division «Kurmark») – январь 1945-го. Последние месяцы войны дивизия провела в ожесточенных боях в Восточной Пруссии, но некоторые ее подразделения были успешно эвакуированы морем в Шлезвиг-Гольштейн и избежали советского плена. Только охранный полк был полностью уничтожен в последних боях за Берлин.
Ни эту ли эвакуацию в Восточную Пруссию готовили для транспорта,  который должен был встретить  гауптманн Клаус, с сотоварищами по оружию, на хуторе близ Таллинна? Ведь в таком случае  можно объяснить присутствие в группе  офицеров «люфтваффе» из ведомства Геринга? А быть может след ведёт в секретные тоннели помеченные на территории Польши?    

Такая получилась головоломка на сегодняшний день. 
Дабы приблизиться к разгадке трофейной головоломки необходимо «большее» чем одно только желание и энтузиазм. 
Для разгадки головоломки необходимы: желание, призвание, уйма свободного времени, допуск в различные архивы, визы от иностранных государств, и достаточная финансовая подпитка, или прямое финансирование. Это обязательный  комплект для конкретной задачи. Словом,  как финансирование покупки совершенного глубоководного оборудования  для исследований, а только потом поднятия золотых слитков  с исчезнувшего в глубинах океана судна.
У меня есть только первое - первоисточник исследования и наработки. Финансирование и «оборудование» к сожалению отсутствуют.  Исходя из сказанного,  сегодня, я  рассматриваю трофейную   карту как чисто исторический раритет, лично мне принадлежащий.
Хотя возможно, что этот раритет послужит материалом для написания ещё одной приключенческой повести или романа. Но это уже будет  «день завтрашний».
Если у кого-то есть то «большее» - финансирование, «оборудование», связи, то  милости просим, быть может договоримся на полноценную «экспедицию» по разгадке нацистского ребуса Альфреда Розенберга оставленного группой «Эстония».

В заключении.
В отличие от стандартных форм романа или повести,  для того чтобы Вы, уважаемые читатели, были в курсе рабочего процесса по моему личному исследованию загадок карты,  и вывозе нацистами культурных ценностей нашего Отеческого наследия, я открываю отдельное,  пополняемое историко-документальное  произведение « Наследники империи Альфреда Розенберга».
http://www.proza.ru/2016/10/12/1100

С уважением к читателям, Валерий Смирнов.

http://nick-name.ru/nickname/id1041819/
Санкт-Петербург 2014-2015


Рецензии
Хорошо написано...

Олег Михайлишин   17.08.2020 23:27     Заявить о нарушении
На это произведение написано 7 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.