Машенька

МАШЕНЬКА 
 (– это первоначальная идея.
А потом переросло.  Моя семья, или как?)


  Памяти моих тетушек Марии Николаевны и
                Марии Васильевны
                И  ВНУКАМ

У меня две любимых тётушки были.
Мамина старшая сестра Мария Николаевна
и Папина младшая Мария Васильевна.
Я им очень многим по жизни
обязан. Но так получается,
что старшие уходят,
а долг остаётся
без возврата.

               

    "Не грезьте! Боженька ушки оторвёт." - Псковская бабушка, Ефросинья Дементьевна, в отличие от Бабушки Нюши, деревенской, из Порховских Ситович, которая нас никогда не запугивала, казалась строгой. Мы даже её побаивались. Побаивались не столько бабушку, сколько непонятного Боженьку. Висит себе в углу, ни рук, ни ног, а всё-таки страшен. Но, поскольку дальше слов дело не шло, ни у бабушки, ни у Боженьки, точнее, у образа Спаса Нерукотворного, что мирно висел себе в красном углу над горящей лампадкой, то и бояться мы его стали меньше. «Грезить» не переставали, но, наверное, в меру, может, благодаря словам, вовремя сказанным бабушкой.

     Деда Николая Николаевича, мы не знали.  Воевавший в гражданскую за красных, партийный, он увёл бабушку из зажиточной “кулацкой” семьи. Трое дочек - сестёр: 1924 года рождения - тётя Маруся, 26 – Тамара - моя мама и 28 - тётя Рая родились в годы относительно сытые. “Обострение классовой  борьбы” на селе, точнее бой с НЭПом, раскулачивание и коллективизация, в которых партийный дед принимал активное участие, были ещё впереди.

         Перед войной дед работал на заводе “Металлист” комендантом. Не знаю, что входило в его обязанности, но эвакуацией завода в первый месяц войны он занимался непосредственно. Вывезти тогда, считай, ничего не удалось. Оборудование демонтировали, упаковали, выставили на бульвар Пролетарский, бывший Кохановский - ныне Октябрьский проспект. Но, сорвалось, то ли с автотранспортом, то ли с вагонами.
       За час до отъезда дед забежал домой. Зачем-то принёс четыре противогаза: “Мы уезжаем. Вы остаётесь. Никуда, слышите, никуда не уходите из Пскова. Ждите нас”. - Это были последние слова, которые услышали от него жена и дети.
    
      Оборудование тогда так и осталось стоять на улице, вдоль трамвайных путей. Через пару недель, когда в Пскове уже хозяйничали немцы, на город налетели самолёты. Красные звёзды на крыльях. Жители выбежали на улицы. Посыпались бомбы. Самолёты бомбили бульвар, вдоль которого так и оставалось стоять оставленное заводское хозяйство. В щепы разлетались ящики, в узлы закручивались трамвайные рельсы. Врагу ничего не досталось. Трамвая в городе не стало. Бомбы падали и на дома.

     Жить в городе стало нечем. Но открылась биржа. Можно было встать утром в очередь, если повезёт, будет работа на день. Счастливчикам доставалась и постоянная. Старшая сестра мамы, Машенька, ей уже было семнадцать, устроилась на солдатскую кухню, в нынешнем Доме Советов. Кололи дрова, топили печи, мыли котлы, носили воду, чистили картошку. Особым шиком, смелостью, считалось, пока отвернётся повар, плюнуть в котёл. Дети…

    Однако что-то и натворили. Однажды, уже поздно вечером в прихожей застучали. Не тихо, по-соседски, а громко и властно. Машенька бросилась к окну. Четверо немцев. Вошли. Один остался у дверей, другой сел посреди комнаты - горницы, двое стали осматривать дом. Даже под кровать ширяли винтовками - штыками.

    Машеньку не нашли. Семью отвезли в лагерь, в Кресты. Бараков не было, ночевали вместе с пленными красноармейцами, на улице, благо не зима ещё. На четвёртый день пришла сдаваться и Машенька. Вина её, видно, была небольшая. Да и времена жестокие ещё не наступили. Через пару дней всех выпустили. Дали работу. Неподалёку, здесь же, в Крестах, на аэродромной кухне. Машенька долго не задержалась. Как-то вечером за ней пришли из леса. Ушла в партизаны. Хотели и девчонки. Но не взяли. Малы.

     Так и жили. Точнее ждали, выживали. Работали у немцев, выменивали - добывали еду по окрестным деревням, где жили родственники и знакомые.  На селе пока было прокормиться легче.

      В сорок четвертом к лету стало слышно, что немцам приходится совсем несладко. Откатываются. В Пскове скопился большой гарнизон. Линия “Пантера”. Ожидались большие бои за город. От худого ушли к родственникам в деревню Кислово. Семь километров от города. Но, не пересидели. Отступающие из Пскова немцы забирали, гнали с собой всё гражданское население. Мимо проезжала авиационная часть из Крестов. Узнали бывших кухонных работников, забрали с собой.

      Сначала отступали с частью. Эстония, Литва, Восточная Пруссия, Польша, и так до Германии. От аэродрома до аэродрома. Дрова, картошка, очистки, котлы. Потом часть расформировали. Русских рабочих отправили в трудовой лагерь. Лагеря у немцев тоже разные были.

   Перед освобождением охрана лагеря снялась с места и в организованном порядке выступила на запад, сдаваться американцам. Уж очень немцы русских боялись. Мальчишкам остарбайтерам уходящие посоветовали одеться в немецкую форму, разобрать оружие и взять лагерь под охрану. Мало ли как будут настроены отступающие с фронта части. Так и дождались своих.
   Всё бы хорошо, но мальчишки охранники не нашли общего языка с освободителями. Запостившимся солдатикам хотелось любви. Освобожденные девчонки не спешили благодарить. Да и со своими мальчишками за время неволи сдружились. У многих серьёзно. Отношения обострились. Если пацанов сначала просто до выяснения поселили в отдельном бараке, то дня через три к ним прилепилось устойчивое - предатели. Через неделю мальчишек из охраны тихо расстреляли. Свои своих.

    Назад шли пешком в колонне, часть пути ехали в товарных вагонах. Медленно, с большими остановками. Не охраняли, но и не кормили. На станциях отпускали на добычу. Кто не вернётся к отходу поезда или во временный лагерь – враг народа.

    В Пскове всех поначалу поселили в бараках бывшего концлагеря на берегу Великой. Да и то, жить то в разрушенном городе было и негде. Работали, разбирали развалины. Скудно, но кормили. Постепенно всё, пусть голодно и холодно, но как-то начало улаживаться. Победители всё-таки.

   Нет худа без добра. На бывших в оккупации и в Германии завели фильтрационные дела, всех проверили, потом отпустили. На Милицейском островке на берегу Псковы сохранилось несколько домов. Крыша над головой. Бабушка устроилась уборщицей, где-то в коридорах близких к власти.  При случае удалось замолвить слово и за среднюю, Тамарку. Взяли девчонку с хорошим почерком секретарем, сначала на железную дорогу, потом забрали в “органы”, подучили и направили в Новый Изборск.
   Пленных немцев сначала постепенно, потом, считай, сплошь начали заменять своими заключёнными. В системе НКВД нехватка кадров. “Родина вам верит, но про тёмные факты биографии лучше не вспоминать”, - и стала Тамарка в восемнадцать лет начальником УРЧ (учётно-распределительная часть) в концлагере на гипсовом заводе, что в Новом Изборске. Пост по-современному серьёзный.

    Объявилась и Машенька. Из Чехии пришло письмо, вслед за ней посылка, за ней другая.  Томка ходила в старых разлезавшихся солдатских ботинках, и бабушка всерьёз опасалась, как бы её дочка, которой враз одеть приличного ничего не было, от этого и на танцы не ходила, чего-нибудь с собой неладного не сделала. Теперь у Томки появилось платьице, и, самое главное, пара туфелек с пряжками и белыми носочками. В отличие от тёмненькой красавицы Райки Томка была светленькая, большеглазая и, несмотря на несытую жизнь, не выглядела худышкой.

     Через несколько месяцев вернулся дядя Сеня. Ему посчастливилось пройти до конца войны. Дядя Сеня привёз бабушке похоронку на брата. Дедушка погиб при первой, неудачной попытке прорыва блокады Ленинграда, похоронен в братской могиле, Рабочий посёлок № 5. Торфоразработки в болотах на южном берегу Ладоги.

   Дед и ещё около трёхсот заводчан, большинство, оставив семьи в Пскове, уехали тогда последним поездом. Добрались до Свердловска, строили там завод. А потом дед, вместе с братом, дядей Сеней, председателем колхоза, который ухитрился пригнать колхозное стадо аж на Урал, попали на фронт, в один  истребительный батальон под Ленинград. Дед пропал. Похоронка не пришла. Да и некуда ей, через линию фронта, было приходить. Отца потеряли.  Но теперь он уже не без вести пропавший. Бабушке назначили пенсию.

      Приехала демобилизовавшаяся Машенька. Старая, застиранная, но ладная гимнастёрка, медали и даже орден, юбка, сапожки. Машенька дошла почти до Берлина. А потом, когда война, казалось, уже кончилась, на броне танка доехала и до Праги.   Чехи встречали с цветами.
 
     Все заботы о семье как-то сразу легли на старшую. И крыша над головой, и мамина пенсия. И самой надо было устраиваться. На фронте, пусть и страшно было, было по-разному. Но всё определённо. Ждали и терпели ради Победы. Казалось, вот тогда-то жизнь настоящая и начнётся. Она началась, настоящая, но совсем не такая, какую ждали.
     Места в тылу «на гражданке» оказались непонятным образом все заняты. И людьми, более приспособленными к гражданской жизни, чем вчерашние фронтовики. Не раз она слышала в спину: “Куда лезет. Надо ещё разобраться, чем она там занималась. ППЖ!” - Считай, через полвека, во время пресловутой перестройки, я слышал нечто подобное в адрес вернувшихся из Афгана: “Льготы вам? Квартиры? Надо ещё посмотреть, за что?”

     С работой выбирать не приходилось. Красивая, самая молодая Райка к тому времени устроилась в магазин, продавщицей. Пошла Машенька к Райке в напарницы. Кушать-то надо. Да и молоденькой, жадноватой, без удержа стремящейся к хорошей жизни, Райке присмотр, укорот. Так всю жизнь вместе и проработали. Из магазина в магазин если и переходили, то вдвоём. Зато ни недостач, ни других неприятностей, которые не миновали, считай, ни одного продавца, у них, по-крупному, не было.
 
     Райка, самая младшая из сестёр, замуж вышла первая. И продолжение роду первая сделала. Николай Николаевич Петров имя унаследовал в честь пропавшего деда. Вот только отцу не удалось долго растить сына. Сначала неладущки со свекровью. Каждой матери, особенно если она дитёнка одна подняла, кажется, что её сынок достоин большего, и невесты лучшей. Сбежала Райка к маме вместе с маленьким. Потом у мужа что-то с сердцем. Стала Райка, Раиса Николаевна в двадцать лет вдовой.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2015/06/03/1708


Рецензии
“Родина вам верит, но про тёмные факты биографии лучше не вспоминать”
***
Тяжёлые были времена, что там говорить.

Ольга Смирнова 8   24.04.2024 16:49     Заявить о нарушении
Ольга! Тяжёлые времена
пережили наши родители.
У нас было в общем-то
счастливое детство.

Василий Овчинников   24.04.2024 17:14   Заявить о нарушении
Так я и говорю про те времена.

Ольга Смирнова 8   24.04.2024 17:35   Заявить о нарушении
На это произведение написано 20 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.