День мертвецов

Грамматику не исправлял, исправлю, когда скачаю нормальный взломанный 2013 word. Буду рад критике в любом виде=)

Дождь только начинался, но серые тучи с самого утра обещали, что он не утихнет до обеда, а то и до вечера. Серый зонтик в унисон подходил к погоде, а цель моего путешествия могла бы быть венцом к ней. День, который бывает раз в год. День мертвецов…
Автомобиль хрипнул пару раз, перед тем как заурчать, словно огромный кот. Дождевики едва успевали смахивать потоки воды, что огромными каплями падали с небес на землю. На заднем сидении стояла корзинка с конфетами и пряниками, а в отдельной коробочке лежали пасхальные, красиво расписанные, яйца. Я направлялся на кладбище и сотни людей из моего небольшого городка делали то же самое.
Кладбище, за все время, что я его помню, кардинально изменялось лишь несколько раз. Сначала большой и кованный металлический забор, когда его съела ржавчина, заменили на деревянный, из досок, затем на металлический из прутов, но меньше, чем его предок. Теперь забор убрали полностью. Везде росла зеленая трава, без сорняков и мусора, а когда-то заросшие кустами участки были расчищены и готовы принять новых жильцов.
Машину я поставил далеко-далеко от главного входа, поскольку людей было так много, что негде было яблоку упасть. Большинство людей шли на новое кладбище. Именно там были похоронены все, кто умер после 2040 года. На старое кладбище от толпы отделялись лишь единицы, да и те представляли собой дряхлых стариков. Я один шагал между могилами все так же уверенно, как и двадцать-тридцать-сорок лет назад. День мертвецов, о которых вспоминают раз в год, а некоторые – не вспоминают вообще…
На старом кладбище была тишина и покой. Несколько человек уже сидели за столиками, заботливо вкопанными возле могил их родственников, а высокие тополя и каштаны давали им прохладную тень. Ностальгия за детством надвигается со всех сторон и ты понимаешь, что от нее никуда не деться. Твой брат умирает из-за тромба сердца, а потом, совсем скоро, через семь лет, разрабатывают искусственное сердце, которое не сокращается. Твоя мать болеет раком, и через несколько лет после ее смерти, ученные получают лекарство, процент излечиваемых после которого приближается к 89 процентам. То есть почти все. И так у каждого, в каждой семье.
Мой сосед, Дервин Томпсон, уже здесь. Он русский, хотя переехал сюда почти после своего рождения с семьей. Впрочем, воспитание и жизнь в чужой стране не мешают ему чувствовать себя действительно русским. Он приехал сюда на такси, потому, что пьяному садиться за руль нельзя – могут забрать водительское удостоверение на пять лет. А выпить у него есть что – на столике стоит бутылка водки, черный хлеб, несколько расписанных яиц, пасха и жаренное мясо.
Я смотрю на гранитный, холодный камень, а у меня в голове, словно кто-то переключает картинки-диафильмы. Отрывки из воспоминаний детства, чаще всего в черно-белых тонах. Вот я в первом классе сижу на скамейке, возле школы. Вот я, возвращаясь из нее, каждый день собираю букет по дороге, чтобы занести отцу на работу. А здесь мы все собираемся к бабушке в деревню на день рождения.
Ты понимаешь, что твоя жизнь – всего лишь маленький, почти незаметны мазок в огромном полотне мироздания, и глядя в этот черный гранит, ты боишься, того, что за ним. За той чертой, что отделяет мир живых от мира мертвых.
Да, у тебя искусственные легкие, печень, почки и система кровообращения. Вместо крови, по твоему организму циркулирует кальцихромовый раствор, который переносит кислород куда лучше настоящей крови. У тебя стоят биопротезы, и я например, в свои восемьдесят девять, легко могу перетереть в порошок большой кусок камня одной рукой. Но это все не то. Рано или поздно мы все умрем, и поэтому, даже в той, маленькой спешке, за которой мы можем выделить один день в год, чтобы полностью уделить его мертвецам. Он ничего не дает, кроме памяти усопшим и немного времени, чтобы подумать и подготовиться к тому, что нас самих скоро ждет.
Постоянно торопясь, человек даже не успевает подумать как следует о том, как он умрет. А потом, когда он уже лежит на больничной койке, он вдруг с ужасом понимает, что и плиту ему не сделают не такую, как он хочет, и портрет разместят не тот.
Мы все уходим, и я, опрокинув рюмку-другую со своим соседом, тоже направляюсь к выходу. Другие смотрят на меня, как на некий артефакт, поскольку я один из немногих, которым замену органов делали постепенно. У новых людей из человеческого – только мозг.
Неправы были те, кто фантазировал о новом будущем – остались все те же человеческие проблемы – жадность, зависть, гнев. Войны, голод, нехватка денег, воды и топлива. И смерть. Смерть осталась тем, чего никогда нельзя будет исправить человеку. И я, смотря в зеркало заднего вида, почувствовал, что опять стал на год старше…