15. Поговорим о смерти

*Мы научились летать в воздухе, как птицы, плавать в воде, как рыбы, теперь нам осталось научиться только жить, как люди*. Антуан де Сент-Экзюпери
 ... Из телевизора раздался выстрел, и я изо всех сил закричала. Крик был долгим, полным боли и горечи. Охрипнув, я упала на пол. Пелена слез заволокла глаза. Я так себя ненавидела, ощущая вину за смерть друзей. О великий космос, молила я про себя, пусть это будет только не Апрелина со Славой. И Асью, Асью тоже оставь жить: ведь она еще такая маленькая. Они ни в чем не виноваты, космос, тебе не будет сладости от этой жертвы.
    Я подняла голову. Игорь свалился со стула и лежал в луже собственной крови. Из его затылка сочилась черная от гноя кровь; я прищурилась, чтобы лучше видеть: парень не дышал. Кира завопила нечеловеческим криком и кинулась к нему, обнимая и целуя. Я сжала руку в кулак: она мне никогда не простит этого. Но хуже всего, что я самой себе ни за что не прощу утрату друга. Я не ощущала боли от потери, но я настолько долго не была близка с ним, что это понятно. Однако я помнила все чудесные минуты, проведенные в их компании, и не собиралась прощать его убийства. Я ничего не прощу и не забуду, я отомщу.
    А пока надо сделать то, что они требуют. Я сыграю роль покорной пленницы, но они очень пожалеют, что связались с такой, как я. Они вспомнят все свои убийства: и Кэтрин, и Асену, и Виолетту, и Игоря. Уверенность окатила меня, как холодная вода из ведра. Я больше не та маленькая девочка Росси, я воительница и защитница слабых и угнетенных. Жестко вытерев слезы, я подобрала телефон и заговорила бесцветным ровным голосом:
     - Не трогайте их. Что надо сделать? - я уже знала что, но не признаваться же в этом?
   Говорящий усмехнулся.
   - Приезжай к нам и не смей никому говорить, где ты. Особенно, своему дружку, Александру.
   - Хорошо. Ваш адрес?
   - Владивосток, улица Калинина, тридцать восемь. Вход со стороны бухты Золотого Рога. Даем десять часов, Россия Добрева, после этого они умрут. Все, до последнего.
   - Я приеду. Не трогайте никого, - твердо сказала я и кинулась собираться.
   Телевизор я выключила, чтобы не мозолить глаза, обула ботинки и замерла, увидев на тумбочке белый конверт. Ночью его здесь не было, видно, положили пока я была в душе. С опаской я подошла и вскрыла его. На руку скользнула советская черно-белая фотография. На ней смеялись, обнимаясь, юноша и девушка. В последней я тут же признала маму. На ней был тот самый голубой сарафан, о котором с такой теплотой отзывался Олег. Я перевернула фото и увидела надпись: Татьяна, год как вместе. На глаза навернулись слезы умиления, и я спрятала ее в сумку. Там же был мой телефон, паспорт, блеск для губ и деревянная щетка для волос. Я нашла в номере несколько листов бумаги и шариковую ручку и опустилась на мягкий ковер, сев по-турецки. Я долго глядела перед собой, не в силах собраться с мыслями. Я просто не знала, что могу напоследок написать Саше. Разве подойдет такое: прости, но так надо, я просто должна спасти тех, кто однажды предательством спас меня. Нет, конечно, да и с учетом вчерашней ночи он поймет все не так, приревнует, а я бы не хотела после себя оставить плохое впечатление. Наконец я сжала колпачок в зубах и застрочила с бешеной скоростью, свойственной только мне: не зря же я за весь класс писала конспекты.
   *Я никогда не любила слез и телячьих нежностей, но пишу это, потому что уверена в своей скорой смерти. Я знаю, хоть ты и пытаешься это скрыть, но сегодня ночью я тебе сделала больно. Прости, я просто при всем желании не могу представить тебя кем-то другим, не другом. Ты очень дорог мне, но я не могу оставаться здесь и жить дальше, бороться как ни в чем не бывало. Моих друзей и родных убивают, а если нет в жизни близких людей, то нет в ней и смысла. Так мне сказала однажды Апрелина, а ее мнение, как ты знаешь, я очень ценю. Так надо, все равно какое-то решение рано или поздно становится последним в нашей жизни. На моих руках и так кровь троих девушек и моего друга, так что я выбираю мораль. Спасибо за то, что тогда нашел меня на остановке. Ты подарил мне кучу волшебных моментов, ты исполнил все мои мечты. Я была на языческом славянском празднике, на Байкале, в горах истинного русского Урала. Ты терпел весь мой свинский характер, был со мной в самые тяжелые моменты. Когда даже друзья отвернулись. Ты единственный человек, который за столь долгое время после депрессии смог впихнуть меня в платье. Спасибо за то, что ты просто есть. Я люблю тебя, но люблю как лучшего друга, как старшего заботливого брата, коего у меня никогда не было. Ты подарил мне вторую жизнь, но я называю это вторым шансом. Возможностью все исправить, и вот он настал. А свою жизнь я уже не знаю, где потеряла: в одном из суицидов, в Туле или по пути к тебе. Прощай навсегда, Александр четвертый, некоронованный король из династии Романовых. Навечно твоя, Россия Добрева*.
    Я переписала письмо, потому что на нем было много помарок от волнения, и сложила исписанный вдоль и поперек лист вдвое и написала крупными буквами: Саше. Надеюсь, он увидит. Кажется, все вкратце и по делу. Также прощальные письма я написала маме и Аське. Первой говорила о том, что нашла Олега, и он овдовел. Уверяла, что ей надо найти счастья в нем, потому как, видно, что он ей дорог до сих пор. Асе, моей маленькой бунтовщице, я писала, чтобы она взялась за ум и усердно принялась учиться. Пусть, дескать, книги читает, они плохому не научат. Читающий проживает тысячу жизней, полных краски и цвета, наставляла я, а не читающий всего одну, свою, скучную и безликую. Подумав, я еще написала Апрелине и Слава. Им я объяснила всю ситуацию, мол, почему и из-за кого их схватили, и напоследок у Апрелины попросила прощенья за два слова, брошенные давным-давно с горяча, а Славе клялась в любви. И еще я передала сердечные приветы ребятам, учителям и одноклассникам. Скоро я отправлюсь к Игорю, писала я, уже рыдая во весь голос, так что не судите мои земные ошибки слишком строго.
    Я сложила все письма стопкой и положила на самое видное место. Накинув куртку, я в последний раз оглядела номер, в котором провела самую роковую ночь в своей жизни: кремовые однотонные обои, двухспальная кровать под легким, почти воздушным балдахином, изящная мебель из благородного дуба, пустая кружка на прикроватной тумбочке, чистый, но колючий ковер, вид из окна на реку Ангару. Это было чудесное пристанище перед смертью, но ведь все где-то проводят свои последние ночи. Я сглотнула и решительно вышла из комнаты, словно боясь отступить, стать трусихой. Ребята то ли в шутку, то ли еще как называли меня королевой. Ко власти я не рвалась никогда, но настолько привыкла к этому, что ощущала ответственность за этих бедолаг и не могла оставить в беде. Вот только кой черт их понес за мной к себе на кулички?!
    Я сбежала по лестнице, надеясь не увидеть Сашу. К счастью, удача вновь сегодня была на моей стороне. Вот только в прошлый раз она спасла мне жизнь, а в этот - губит. Однако в конце концов все умрут. Жизнь ни что иное, как дорога к смерти. Она может привести лишь к гробу и праху, к слезам и горю, к поминками и венкам, к крестам и черным лентам. Маму в письме я просила сжечь мое тело: не хочу, чтобы кто-то приходил к моим костям и рыдал над ними или проклинал, а ночью всякие отморозки кололи наркотики, сидя на мне, и пили водку. Уж лучше мой пепел развеют по Калуге и Первоуральску, там, где я впервые увидела Сашу. Пару пылинок можно и на Байкале: все-таки чудесное место.
    Я вышла на улицу, и холодный ветер обдал меня. Пошел снег. Тепла я уже никогда не почувствую, но снег увижу в последний раз. Умирать мне совсем не хотелось, и поэтому на глаза навернулись слезы. У меня было еще столько планов и идей, я познакомилась с прекрасными ребятами, я работаю и учусь, я создала уют в своей квартире. Но главное, меня переполняла гордость за себя: всех убивали сразу, даже спящих, а за мной гонялись целых четыре месяца и смогли найти лишь путем шантажа. Обидно только то, что выложив мое фото на тот сайт, меня назовут изменницей. Ведь я ничего не делала во вред стране, а мои проценты даже принесли бы пользу. Но так всегда: делаешь что-то хорошее, и тебе отвечают плохим. Посылаешь весь мир, и тобой восхищаются.
   Часы показывали десять утра, оставалось восемь часов. Чуть ли не плача, я огляделась и увидела блондинку в мехах, которая садилась за руль красного порше. Я даже не думала: меня не посадят в тюрьму за это, потому что еще раньше убьют за то, что якобы сделала. Я подскочила к блондинке и дернула ее с места водителя.
   - А ну, вали-ка отсюда, пока по роже не дала!
   Та, валяясь на половину голой задницей в снегу, подняла крик, визжа красочные эпитеты и метафоры и поминая всех моих родственников. Матерщина была многоэтажной и выразительной. Но меня так легко не пронять. Я отмахнулась от нее, как от чепухи, и села за руль. На соседнем сиденье лежал красная кожаная сумочка. Я хотела отдать ее хозяйке, все-таки зла я ей не желала, хоть меня и жутко бесили такие пустые красотки, но подумала, что там наверняка есть деньги, которые в скором времени мне понадобится, и оставила все как есть.
   - Полиция, полиция! - орала блондинка, а я, словно ничего и не слыша, завела машину и плавно нажала на газ. Порше медленно поехал вперед. Я не умела водить машину и даже никогда не пыталась, но мой мозг сам брал алгоритм из книг и журналов, которые когда-либо я читала, и посылал нервные импульсы к органам и тканям. Мне оставалось лишь слушаться и не паниковать. Я испытала невероятную эйфорию от того, что смогла сама, без учителей и помощи друзей, поехать и от души посмеялась, увидев в боковом зеркале, как блондинка показывает мне фак. Я ответила бы ей тем же, да времени было в обрез.
   С горем пополам я нашла этот аэропорт. В сумочке блондинки, как я и ожидала, был кошелек, пропуск на работу в офис и интересное зеркальце в красивой оправе. Последнее мне понравилось, и я, не чувствуя и капельки стыда, взяла его себе. В конце концов живем однажды, и моя жизнь, увы, скоро подойдет к концу. Слез больше не было, но хотелось достойно отправиться на тот свет. На улицах, как я и ожидала, первого января никого не было, а вот само здание аэропорта кишило людьми и чемоданами. И я даже не знаю, чего было больше. На огромных экранах светилось расписание рейсов. Сейчас отлетал самолет на Санкт-Петербург, и судя по толпе, спешащей к нему, он был самым заполненным. Я подошла к кассе и купила билет до Владивостока. Самолет отлетал лишь через час, и я, купив на остатки денег блондинки хот-дог, нервно мерила пассажирский зал огромными шагами. Оставалось семь часов, сердце билось все чаще и чаще. Ну, хоть перед смертью, как истинный русский, поем, утешала я себя.
     А чтобы я сделала, если у меня осталась бы возможность жить? Да целый список! Я бы круглыми днями ела мороженое, купалась бы и на море, и на озере, и в реке, смеялась бы так, чтобы скулы сводило. Смотрела бы фильмы, читала бы книги, шила бы новые платья. Лазила бы с Мариной и ребятами по новым заброшкам, ходила бы с Сашей в походы, зажигала бы костры и грела руки возле их пламени. Объездила бы всю Россию, научилась бы профессионально снимать на фотоаппарат. Училась бы, зарывшись в учебники с меня ростом, поглощала бы новые знания, как воздух. Для меня это не преграда: я могла запоминать целые десятки страниц научных текстов, а уж художественных - еще больше. Я болтала бы без умолку, не боясь осуждения окружающих, я дарила бы всем на улице воздушные шары, я кормила бы всех бездомных животных, я гуляла бы и играла с Перуном каждый день. Я научилась бы рисовать и проводила бы за мольбертом сутки, я стала бы поэтом жизни, слыша мелодию в ветре и песню в дожде. Я дружила бы, отдавшись партнеру всей душой, я любила бы так, словно в последний раз, я смотрела бы на все вещи и весь мир так, будто бы видела впервые. Я была бы человеком. Но что толку говорить? Всего этого я лишилась. Имея, не ценим, а теряя, плачем. Надо просто во всем видеть какой-то смысл, и желательно хороший. Пожалуй, это я и завещаю человечеству. Это сделаю своим наследием, над которым так долго думала. Пора и мне прощаться с этим миром.
    Когда я наконец заняла свое место в салоне, сна не было ни в одной глазу. Да и нет никакого дела до сна, когда делаешь последние глотки воздуха. И тем более - когда знаешь об этом. Когда я приземлилась, оставалась меньше тридцати минут, и я, купив на скорую руку карту города, кинулась бегом к этой злосчастной бухте. Надо признать, что этот российский морской порт один из самых лучших и красивых. С ним может сравниться разве что только Сочи, и то, после Олимпийских Игр. Грандиозные мосты со шпилями, как у замков, сверкающие под январским солнцем высотки, похожие на айсберги, поля пляжной гайки, спрятанные под толщей снега, морской бриз, полотно сурового русского моря. Я всего этого не замечала, но мои глаза видели, а мозг запоминал. И вот наконец я, задыхаясь от долгого бега, увидела побережье Золотого Рога. Нет ничего краше, думала я тогда, нашей России. Такие же волны и валы, бьющиеся о скалистый берег, есть и Средиземном море, и в Карибском, но у нас лучше.
     В боку кололо, глаза лезли на лоб, я не чувствовала задних ног, но все-таки найти нужный дом сил хватило. Я долго глядела на трехэтажное статное здание из белого камня с красивыми наличниками на оконных рамах. Сразу было видно, что сделали на манер Великого Новгорода. Впечатление портило то, что за ним уходил длинный современный ржавый туннель, и вел он ни к чему иному, как к тюрьме, к мрачному серому зданию с решетками на окнах, что уже говорило само за себя. Стены были обшарпаны, видеокамеры стояли на каждом углу, а колючая проволока на высоком заборе, я бы даже сказала: крепости, время от времени искрилась тысячью вольт. Я поежилась и рванула дверь на себя. Стараясь ни о чем не думать, я пронеслась на третий этаж, пробежала цепочку темных коридоров и очутилась в зале, где и пол, и потолок, и стены были из металла. Никакой мебели, кроме двух скромных стульев, тут не было. Именно здесь по телевизору показали ребят, маму и Аську. Сердце неприятно ойкнуло.
      - Где они? - закричала я так, что стены должны были рухнуть, и сам Зевс с испугу извергнуть свои молнии. - Где они?!
     Что-то щелкнуло, и сразу к трем вискам приставили дуло последней модели отечественного пистолета. Как говорится, я тебя породил, я тебя и убью. Если уж умирать, так от своей страны. И умирать, так быстро и мнгновенно, а не гнить пожизненно в тюрьме. Но убивать меня не спешили. В зал зашел мужчина в деловом костюме с галстуком в горошек. Его седые волосы никак не вязались с молодой кожей и бодрыми серыми глазами. Лишь по морщинкам в уголках глаз можно было догадаться, что это пластическая операция. Муфляж, иллюзия, маска. Только биологическая.
    - Ты опоздала на минуту, - промурлыкал он, захлопывая винтажный секундомер, и улыбнулся так, будто бы у нас здесь была велико светская беседа. Я ничего не ответила, хотя могла бы съязвить, мол, извините уж, российские дороги в пути задержали. Но промолчала: в горле першило. - Чай, кофе, глитвейн?
      - Воды, пожалуйста, - попросила я. Мне его вежливость совсем не понравилась, но пришлось принять игру. Пара минут жизни не могут быть лишними. Все могут строить из себя храбрецов, но в итоге хватаются за соломинки, чтобы выжить. И я далеко не исключение.
     - Марк, - щелкнул пальцами недостарик, - принеси-ка уважаемой России Вячеславовне стакан воды, - уважаемой? Может тогда отпустите по добру по здорову? Но пистолеты и впрямь убрали от моей головы только по одному его слову. Я облегченно выдохнула, приобретая возможность вновь ясно мыслить.
      - Где они? - я яростно сверкнула глазами.
     - Сейчас ими занимаются опытные специалисты: психологи, врачи, косметологи... - интересно, если я ему сейчас вырву глаза, то кто понадобится больше: хирург или психолог?
     Я зашипела недовольной и весьма уязвленной гадюкой.
     - ГДЕ?
     - Не волнуйся так, Россия, в безопасном месте. Нервные клетки не подлежат регенерации, - совершенно спокойно сказал тот, надкусив поданное ему яблоко, - Я, кстати, Антон Павлович, но не Чехов, к сожалению. Хотя его таланты весьма могли бы пригодиться нашему обществу.
      Вот наглец, он еще смеет еще что-то говорить про нервы, прежде чем убить меня!
     - Но я знаю другой выход, - он прожевал и еще раз надкусил, - Он даже гуманней и красивее.
     - И что же? - я изогнула бровь. Мне нисколько не было это интересно, но я тянула время.
     - Ты, Россия, ты, - вздохнул Антон и протянул мне стакан, полный воды. Глотнув, я поперхнулась.
      - Я-а?
      - Ты очень ценный экспонат, Россия. Эрудиция и любознательность, к сожалению, так редки в наши дни. Да, к тому же это намного эффективнее. Твои проценты способны сотворить нечто необъяснимое. Если бы ты только сменила имя и стала бы работать на пользу государства...
      - Мои друзья и родные останутся живы? - не медля и теня кота за хвост, рявкнула я. Все остальное потом.
      - Да, и ты тоже. Даже больше: вы ни в чем не будете нуждаться. Проект *Разум* уже давно позаботился о всех мелочах.
       - Расскажите об этом проекте, - теперь мне и впрямь стало любопытно. Я понемногу успокоилась и, разом осушив половину стакана, уселась поудобнее.
      - Это довольно древняя организация, занимающаяся развитием человеческого мозга. Они проводят опыты, изготавливают субстанции, создают компьютерные программы и психологические тесты. Их главная задача: прорыв человечества, изучение и осваивание космоса за пределами нашей системы. По их расчетам скоро солнце погаснет, и поэтому мы должны найти другие планеты, пригодные для жизни. Однако им мешали три обстоятельства. Главные пороки людей, которые мешают им идти вперед, упертость, ограниченность и злобность. Если хочешь знать мое мнение, я тоже ученой, то я скажу: в солнце еще столько энергии, что сменятся миллион поколений нашей расы, прежде чем оно решит погаснуть. Но я согласен с ними, что надо изучать космос, а для этого нужен человек, чувствующий галактику, звезды, млечный путь, спутники, орбиты, гравитацию. Ты понимаешь о чем я, Россия?
      - Вам нужна я, - прошептала я, вспомнив свои первые ощущения. Сила тяжести. Поток комет. Тишина небесного моря.
       - Ты или такие же, как ты. Но ты подходишь к нам больше, потому что в чрезвычайных ситуациях нас спасут сто процентов твоего мозга в этой великолепной головке.
      Тьфу, я не ведусь на лесть.
     - Сто? Откуда вы возьмете еще сорок?
     - У таких же, как ты, - он с ласковой отеческой улыбкой посмотрел на меня, будто надеясь, что я клюну на это. Я не мигая смотрела на него.
      - Вам что-то известно про мой магнитизм? - осенило меня.
      - Все, - голова от осознания заболела так, словно ее резали ножом. Я сжала зубы, терпя ее.
      - И вы хотите их..?
      - Убить. Да, мне тоже их жаль, - вздохнул мужчина, невинно опуская глаза.
      - Они же дети!!! - от возмущения я вскочила, охрана цыкнула на меня, но я оскалилась на них, как волк.
      - Ты тоже, Россия. Однако таковой себя не чувствуешь, - этот гад даже глазом не повел.
     - Я не стану их убивать!
     - И не надо. Это сделают мастера этого дела.
     - Я не буду работать, зная что для этого отдали жизни шесть невинных молодых людей!
     - Для любого прогресса нужна своя жертва. Ты только подумай, Россия, - Антон встал и шагнул ко мне, его серые глаза светились энтузиазмом. Безумный ученый, потерявший человечность, - С тобой мы изменим этот спящий мир! Все люди этого поколения будут носить нас на руках! Мы на веках останемся в истории на ряду с такими, как Гагарин, Сперанский, Аристотель, Ломоносов! Я уж не говорю о жизни, которая ожидает нас после славы. Ты просто утонешь в деньгах.
      - Предпочитаю умереть по-другому, - холодно возразила я, специально глядя на него свысока, - Или, по крайней мере, в вине. В красном. Это, знаете ли, более поэтично.
     - Подумай хорошо, Россия.
     - Нет, - я даже не задумывалась. Конечно же, нет, я не позволю убить невинных из-за себя, из-за своей личной корысти.
     - Я спрашиваю в последний раз: ты будешь со мной работать? - его голос стал похож на железо.
      - НЕТ! - закричала я и со всей силы кинула стакан на пол. Тот со звоном разбился на сотни осколков, а я гордо подняла голову. Пусть у меня и шестьдесят процентов, но я остаюсь по-прежнему человеком. Меня называли по-разному, в зависимости от ситуации: и подлой, и двуличной, и коварной, и эгоистичной. Но убийцей - никогда! Да, четыре человека погибли из-за меня, но косвенно. А сама я никогда не буду сидеть смирно, зная что кого-то сейчас убивают. Я встану и - помешаю!
     Огоньки в глазах Антона мгновенно погасли. Прямо за секунду он постарел лет на сто, образно говоря, и никакая пластика тут не помогала. Мужчина уронил руки и отрешенно проговорил:
      - Ну, нет так нет.
    Одного его взгляда хватило, чтобы остальные поняли, что делать со мной. Он, спокойный, как камень, развернулся и ушел, лишь в дверях небрежно бросив:
     - Было приятно познакомиться, Россия Добрева.
      Чего не могу сказать о взаимности, Д'Артаньян, мысленно обругала я его. И пусть я не Констанция, которая по-видимому в вашем вкусе, но и простые миледи мстить умеют с изяществом и креативом. Даже с того света. Гад аморальный, шовинист мерзкий.
       Я честно готова была встретить смерть и отчитаться в своих грехам всем богам, даже лживым. Все равно я в них не верю. Мой бог - космос; он меня еще ни разу не подводил. Там родные звезды, ясные и теплые. И сама Вселенная тоже теплая и ласковая. Кто сказал, что это ледяная бесконечная бездна? Смешные люди, глупые и непонятливые. Космос это стихия, сила, жизнь, бесконечность, чудо, вечный полет. Что может быть приятнее? Никогда я еще не была так смела и отважна, как в эти секунды. Моя аура была бескрайней и очень светлой. Во мне взорвалась целая тонна гормонов, и я просто светилась адреналином. Мне хотелось совершать подвиги, наказывать злодеев, помогать обездоленным, но для начала я готова была отдать жизнь за тех, кто мне дорог. Говорят, что души переселяются, так быть может я еще сведу счеты с этим подонком?! Эх, главное: помнить прошлую, то есть эту, жизнь...
      Я-то была готова, но это я. Я всегда и ко всему готова, как в армии. Знакомые советовали с моей уравновешенностью идти в хирурги. Не верите? Серьезно! Моя врожденная вспыльчивость не помеха этому. Я могу такие выстраивать военные стратегии - с ума сойдете, честное слово! Однако космос и человечество не хотели со мной расставаться. Горло сдавило огненным жгутом, дышать стало трудно, перед глазами зарябили черные точки. Меня закрутило, затошнило, в голову нагло полезли чужие воспоминания. Минутку! Знакомая реакция...
     Мой мозг взорвался, я была на грани срыва. Словно мой череп пилили без наркоза. Информация все поступала и поступала, я начала задыхаться. В голове словно гудело стадо слонов. Я вцепилась в подлокотники стула, дрожа, как осенний лист на ветру. Наконец все прекратилось, и перед глазами застыло победоносное: "75%". Если бы я не была смертельно испугана, то точно бы завизжала во все горло, взяв все мажоры и бемоли. По горлу будто прокатился огненный шар. Нет, пожалуйста, нет! Они не могли убить еще кого-то! Только бы не Джию: мы так с ней сблизились вчера. Да и Павлоса жалко, ведь крутой парень, и стихи, наверняка, классные пишет.
      Над ухом щелкнули пистолеты в руках опытных наемных убийц, проще говоря: киллеров. Я вздрогнула. Но умирать, пусть и достойно и с почетом больше не хотелось. Хотелось жить, хотелось мстить, хотелось любить. Скажите, что шансов у меня перед ними ноль целых ноль десятых?
      Ха! А вам никто не говорил, что истинная мудрость это народная? Нет, я так и думала. А дело бывало — и коза волка съедала. Так что и я могу этих волков скрутить и кастрировать. Хотя фантазии у меня хватит и на большее. Кровожадная, отвратительная? Вовсе нет! Вы просто не были на грани смерти. А вот еще одно славянское изречение: Баба и чёрта перехитрит. Да что там черта: самого дьявола! И при этом ногти еще будет красить.
     Кожа на виске ощутила холодный металл дула, но я развернулась, перехватила руку и так ее надломила, насколько сил хватило. Раздался хруст, и мужчина завопил, уронив пистолет. Я оскалилась. Ко мне подбежали еще два и скрутили руки за спиной. Недолго думая я дала им ногой по драгоценным местам, оставляя без потомства, и откатилась. Полный контроль своего тела. Эмоциям здесь нет места. Мозг изучает обстановку и посылает мне сигналы. Мы - сила.
      - Россия Добрева! - раздалось сзади, у дверей, и я обернулась, готовая пересчитать любому наглецу все его косточки. Это был какой-то юноша, незнакомый мне, и его глаза светились ненавистью. - Сгори в аду! - прошипел он, брызнув от бешенства слюной, и выстрелил в меня.
       НЕ-Е-Е-Т!!!
                ***
   Саша не мог простить холодных к нему чувств той, что была дороже ему всех на свете, но причинить вреда Рос не мог. Почему? Он видел в ней отражение себя, такая же упертая, амбициозная, задорная, искренняя. Сильная. Да и не мог он убить свою любовь. Пусть говорят, что от любви до ненависти один шаг, что это две стороны медали, мужчина этому не верил. Рос он будет любить до конца жизни, какой бы долгой она не была. На что ему другие женщины, когда рядом осязаемая мечта? Воительница, лидер, патриотка. Красавица, хоть сама себе в этом не признается, умная благодаря высоким баллам коффициента разума. Добрая, другая бы не стала оплакивать чужих людей, лишь потому что они были невинны. Другая бы не стала винить себя в смерти девушек, лишь потому что их проценты по воли судьбы перешли к ней. Веселая, никогда не станет перевешивать свои проблемы на других, но главное: живая. Да, именно живая, потому что таких мало осталось. Она ценит саму жизнь, а остальные лишь ее прелести.
    Но и слабости своей он не мог показать, его этому научила долгая жизнь в детском доме. Покажешь кулак, будут бояться и уважать. Покажешь слезы или улыбку, будут ненавидеть и унижать. Выбор одинокого маленького мальчика был очевиден. Но Рос он не мог показать кулак, а иначе с ней и нельзя было, поэтому на ночь он отвекся с какой-то рыжей Тамарой. Но так, чтобы это увидела Рос и страдала всю ночь. Нет, он не был злопамятным, но не хотел быть слабым. Просто Сашу взбесило, как она мучилась из-за этого Станислава Князева, по кличке Шут. Было бы из-за кого! В принципе и сама Тамара, и то, что у нее под одеждой, ему понравились, вот только имя дурацкое. Но хорошо что он все-таки взял ее телефон.
      У него на компьютере была установлена программа, способная показывать все десять прошлых действий. Не доверял он никому, кроме самого себя, потому и обложился вот такими хакерскими штучками. Саша хотел было проверить компьютер, да спать очень хотелось, поэтому мужчина принял душ и лег спать. Он надеялся, что его разбудит Рос, а заодно увидит пару засосов на его шее, оставленные горячей Тамарой, но проснулся он в два часа дня, а Рос к нему по-прежнему не заходила. Обида? Как бы не так! Он достаточно знал, чтобы понять: что-то не так. Все сильнее тревожась, он кинулся к ней в номер и увидел лишь открытое окно. Из-за сквозняка бумаги, лежащие на тумбочке, разлетелись. Закрыв дверь, мужчина подобрал их и с недоумением открыл тот, где было его имя. Сосредоточенные зеленые глаза правнука царевны Анастасии забегали по строчкам, вникая в слова.
     Девочка, подумал он, моя девочка. Что же она натворила? Саша увидел рядом лежащий кулон, который он ей подарил после рассказа своей истории, и медленно осел на пол. Впервые он увидел ее на фото и ничего такого не почувствовал, но там на остановке, встретив беззащитную русоволосую носительницу особого таланта, он понял, что хочет защищать и оберегать ее. Не уберег. Не защитил. Дурак.