Три лика света

 Тому, кто помнит доблесть дедов с детства,
Болезни века не страшны.
Не отсидеться нам в окопах.
Надежда Родины – вклад до востребования мы.

Тень накрывала землю. Рёв самолётных двигателей нёсся по окрестности. Летящая над степью птица теряла высоту. 
Человеческий фактор, объясняя причину, скажут потом спецы. Уходя от встречного атмосферного фронта, на пике противостояния с небом экипаж достиг точки мёртвого вдоха – дефицита кислорода в крови.
Слепой, глухой и немой оказался предан воле нисходящего воздушного потока.
И в этих условиях, без управления, один, «двенадцатый»* продолжал оставаться собой, машиной без страха и упрёка, плодом торжества таланта, вдохновения и точного расчёта советского конструктора. Крылатый, он мог бы лететь, лететь и лететь. Жила бы своей жизнью инерция, да боролись пилоты... На скорости нескольких сотен километров в час горы стали на пути. Время, окаменевшее тысячелетия назад.
В отсутствие возможности манёвра выбор был невелик. Пики, гребни, хребты. Не разминуться.
Удар пришёлся вскользь. Скальная порода вспорола обшивку. Самолёт сошёл с прямой. 
Как по команде исчезли неистовствующие помехи. Смолк эфир. Мёртвая тишина вскричала эхом прерванного полёта.
  Шансов не было. Величественные и грозные, полные собственного превосходства, горы стояли насмерть, отрицая саму возможность сговора с собой.
А между тем жизнь продолжалась своим чередом. Реальность требовала своё. Частью целого, родня Большой земли, самолёт был дороже и чинов, и имён. 
Спустя несколько часов после катастрофы поднятые в воздух вертолёты рассекли винтами небо.
Пришла в движение наземная рать.
Началась поисковая операция.
Чужое солнце, слепя и обжигая, разгоралось навстречу – в отсутствие иных единственным источником света на пути...

Кишлак был пуст. Ни души. Отсутствие дверей, оконных рам и прочих частей из дефицитного дерева свидетельствовало о добровольном уходе людей. Заунывная песня ветра неслась над землёй. Звуки шагов будоражили тишину. Прошлое перекликалось с настоящим. По следу английских солдат, воевавших в здешних краях более сотни лет назад, шли советские мотострелки. Те же воины. Преисполненные решимости войти в историю хозяевами своей судьбы, собирая, а не разбрасывая камни. 
Дикий сад, открываясь за последними постройками, встречал своим великолепием. Щедрым солнцем и талыми горными потоками были упоены свисающие в изобилии с ветвей деревьев плоды. Сладость неземного урожая ощущалась на губах... С трудом отводя глаза в сторону и преодолевая соблазн, солдаты шли мимо. Не до пира.
Минуя последние метры открытого пространства, на границе царства камня, пыли и тени один из уходящих оглянулся.
Полёт воздушной фантазии, яркие краски, аромат. Красота, торжествуя, побеждала. Нетронутому урожаю предстояло пасть на землю, дать всходы и стать маяком – цвета, аромата и вкуса  будущих плодов.
Объятый невольным трепетом, продолжая движение, солдат вернулся в поток.
Война. Ожесточающее сердца противостояние. Каждая минута могла стать последней. Но в союзе с природой, частью райского сада, вне страха, боли и ненависти жизнь не кончалась. Смерть на поле боя была её венцом.
- Ерёма, - подал голос товарищ. - Слышал про поход англичан?
- Слышал, - отозвался солдат. - Говорили между собой командиры.
- Назад не вернулся никто. Пропали без вести все. Целый полк.
- Хуже не бывает. Мало нам своих забот. 
- Предчувствуешь беду?
- Чем выше горы, тем меньше кислорода. И больше призраков.
Смуглое лицо товарища расплылось в широкой улыбке.
- Я не верю в призраков.
- Услышишь их голоса - поверишь. Ты какой язык изучал в школе?
- Русский. Я же советский узбек.
- Научат своей тарабарщине. Станешь учёным. Последним из династии хлопкоробов.
- Э, брат, нет. Я лучше забуду родной язык, чем предам своего отца. Гасановы на мне не переведутся.
- Лейтенант машет... Чует моё сердце опять нас с тобой вперёд пошлют. Гасан, сколько нам ещё быть живым щитом?
- А ты способен на большее?
- Меня учили защищать Родину.
- Ты на своём месте. За тобою рота.
Откликаясь на зов, они сошлись с лейтенантом у точки массового камнепада. Место было не из приятных. Лежащие в беспорядке валуны придавали ему вид одного из начал апокалипсиса. Переглянувшись с гвардией, лейтенант поднял глаза вверх. Гнёт окружающего ландшафта рассеивали белые вершины ледников.
- Тихо тут, - сказал он, светлея лицом. - Недостатка в часовых нет. Великаны на страже.
Круг из трёх армейских панам сомкнулся. Под ярким огнём рубиновых звёзд на головных убора завязался разговор. Общение вне пресловутой дистанции устава, на равных, в условиях предельного раскрепощения душ, когда собеседник в одночасье становится дороже фигуры речи. Братом.
В противоположность двум другим взводным – Сахно и Толмачёву, лейтенант Серёгин был выпускником военной кафедры гражданского Вуза. Без пяти минут готовый офицер запаса. Если бы не железный стержень внутри.  Сопротивление излому достигало должного уровня. Из таких, как он, работая без скидок и льгот, школа командира роты ковала кадры себе под стать.
Сходя на нет, эмоции стихли. Ориентация в пространстве была завершена. Старший принял озабоченный вид. Данные аэрофотосъёмки ждали считывания на местности. Первыми, проекцией духа и плоти, как всегда, шли они. Головной дозор.
Любая высота покоряется восхождением. Не счесть троп в горах. Но в условиях открытой охоты на людей путь становится опасен и непредсказуем — мина может таиться где угодно. Даже там, где до тебя прошли не один раз.
Казалось бы, отрада наших глаз — трава и кусты. Солнце прячет в них свои лучи, а вражьи руки — растяжку. Шаг – и ты в зоне поражения. Осколки гранаты здесь меньшее зло. Вступит в дело безоткатное орудие или миномёт из засады, начнётся обстрел – массовые потери неизбежны.
Чем выше и выше, тем враждебнее среда. Тесно сердцу в груди. Бьётся загнанной птицей. А вокруг тишина. Жар, исходящий от раскалённых камней. Эхо скитающегося в поисках вдоха выдоха...
На пике напряжения, когда одышка рвёт горло на части, а тело начинает утрачивать контроль над собой, среди тьмы слепящего света слух различает долгожданный голос. Команда приходит вовремя. Внимая ей, дозор делает последний шаг, останавливается и валится с ног.
Позади тяжкий труд. Сотни метров подъёма. Жадно глотают открытыми ртами воздух сапёры, Ерёменко, Гасанов, снайпер Готлиб, взводный...
И лишь одному всё было нипочём. Вооружённый пулемётом супертяжеловес демонстрировал полное превосходство над человеческой природой. Абсолютный покой исходил от него. Казалось, он не покорял горы, встречал гостей на привале, живя и царствуя здесь.
- Вайнтриб, - обратился к нему Ерёменко, с трудом переводя дыхание. - Два года тебя знаю... Ты не меняешься. Самое последнее, что мне хотелось бы в этой жизни — это оказаться в числе твоих врагов.
- Это не человек, - заявил Гасанов. - Хужайин тогларни. Хозяин гор по-нашему.
- Да. Большой.
Слово. В иных случаях, лаская слух и усыпляя бдительность, оно способно тронуть устои и самого могучего героя. Вайнтриб бросил взгляд в сторону друзей. Поднял указательный палец. Прицелился. Жестом, имитирующим стрельбу, отсалютовал обоим.
- Ловок ты для своей комплекции, Миша, - подхватывая эстафету, вступил в разговор взводный.
- Спасибо, товарищ старший лейтенант.
- Это нечто сверхъестественное, - продолжал Серёгин. - Такому не научишься. Это врождённое. Кажется, мир вращается вокруг тебя. 
Вайнтриб пожал плечами.
- У меня сердце большое. Ему чужого не надо. Работает на том, что внутри.
- Да, - лицо старшего лейтенанта расплылось в невольной улыбке. - Это видно. Не каждому дано. Береги себя. 

   
Тропа меж двух высоких скал утопала в тени. Визуальный осмотр был затруднён. Безопасности ради дополнительным инструментом, сродни путеводной звезде, была востребована молитва сапёра.
Щуп, работающий с одержимостью автомата, вторящий ему хруст гальки, шёпот. Свет блеснул впереди, открывая утопающий в зелени склон. Естественней и желаннее зрелища не было. Не вся земля горела под ногами огнём. Существовал и брод, где дух был готов побеждать плоть, бросая вызов берцам босым.
Торжеством здравого смысла первым пошёл трал. Нехитрого вида приспособление вспугнуло целину. Верёвка натянулась, заскользила в руках, утяжеленный грузом конец, приходя в движение и рассекая зелёную массу, начал торить свою колею.
Каждое мгновение могло принести неожиданность. Но на удивление работа не встречала сопротивления. Покров был чист и однороден, таинство фотосинтеза – непогрешимо.
Перед открытой плешиной трал остановился. Обстоятельства менялись. Что скрывало отсутствие кулис? Ценя и время, и силы сапёры применили гранату. Взрыв сотряс склон.
Открытый участок вывернуло наизнанку. Комья грунта, камни, песок, взмывая вверх, полетели во все стороны. Тронулся с места, осыпаясь, верхний ярус.
Эхо ушло в пустоту.
Вызов остался без ответа. Здесь не ступала нога человека. Ничто не мешало сделать первый шаг им.
По мере подъёма склон терял свой живописный вид, растения мельчали и редели, пустоши было всё больше. Вершина предстала уже совершенно голой и безжизненной, без прикрас.   
Зубчатые гряды, скалы, уходящие вдаль хребты. Доминируя, высота жила своей жизнью. Солнце, ли ветер – ищите идола бесстрастнее. Безмолвная холодная отповедь всем стихиям и страстям. 
  Преодолевая последние метры, дозор вышел на конечную точку восхождения, за ним первый взвод, второй, третий. Все смешались. Купол неба разверзся над простыми смертными.
Расгерметизация. Между стратосферой и солдатами не было границ. Тайное становилось явным. Одна часть целого, другая, третья. Всё, что представляло посильную забаву для ветра, было рассеяно под ногами вокруг. 
Командир роты машинально уставился в поднятую газету.   
Армейский вестник. «Красная Звезда». Страница книги судеб?
- Товарищ капитан! - отвлёк его солдат.
Смотря в направлении поднятой руки, командир увидел дым. Оранжевый.
Идя на сигнал, они обнаружили следы падения, а затем и сам самолёт. Остов. Одна из худших реинкарнаций крылатой мечты лежала на камнях, разбитая и обездвиженная властью земного притяжения.
На фоне обретшего покой серебристого фюзеляжа кружком на корточках сидели люди. Отсутствие индивидуальных средств защиты, песочного цвета комбинезоны, кроссовки, кепки, затрудняя идентификацию, могли выдать в них кого угодно. Однако скрыть лица профессионалов было невозможно. Здесь и сейчас они были альпинистами, первыми, спустившимися с небес.
Старший направился навстречу мотострелкам. Сближаясь, выделил командира, остановился и представился:
- Лейтенант Егоров.
- Шугай, - ответил командир роты. - Капитан.
- Вы раньше, чем мы ожидали.
- Старались.
- Это хорошо. Работы много. Всего на борту было четырнадцать человек. Экипаж и офицеры штаба. Троих мы нашли. «Двухсотые».
Шугай устремил взгляд на остов самолёта. 
- Он начал разрушаться в нескольких километрах отсюда, - продолжал лейтенант. -  Расстояние приличное. Зона поиска соответствующая.
- Ищем тела? - спросил Шугай.
- Тела. Документы. Боезапас.
- Ясно.
Уточняя детали предстоящих действий, командиры отошли в сторону.
Дистанции между личным составом как ни бывало. Преодолевая расстояние, мотострелки обступили «альпинистов».
- Я извиняюсь, братаны, - начал Ерёменко. - Но оторопь берёт, когда вижу такое.
- Что за беда, служивый? - встретили его обезоруживающие улыбки.
- Полна курилка народу, а согласия в чувствах нет!
- Тебя угостить?
- А что у вас?
- «Охотничьи».
- Тьфу. 
- Чем богаты.
- Ага. По ходу мы с вами одна дичь.
- Гитара есть. Отдушиной была у лётчиков. Видала виды, но струны целы.
- Покажите! - попросил, оживляясь, Вайнтриб.
Гитара тотчас появилась перед ним.
- Умеешь? - с недоверием спросили его.
Игнорируя праздное любопытство, Вайнтриб взял в руки инструмент.
Сосредотачиваясь, вошёл в образ музыканта. И прикоснулся к струнам.
Всё стихло.
В мире чувств, где главным было сердце, гитара звучала убедительнее любого звука.
Отыграв этюд, Вайнтриб остановился. Довольный собой, поднял голову.
- Как рассказать слепому о красках? - спросил он, смотря в горящие глаза.
- Как?
- Музыкой! Играя на внутренних струнах, она разбудит его цветным сном. Просыпаемся, товарищи. Прозреваем. На благо партии, народу и родной стране.
Улей загудел вокруг.
- Кончай болтать. Не томи. Играй.
Нет праздника ярче, чем через силу. Чёрным по белому. Белым по чёрному. Три аккорда веры сотрясали скалы. И, казалось, сердца бились не о камни. Кипящая лава, отвечая, трепетала в такт им.

Противоречивые чувства сопровождали поиски. С одной стороны каждая находка служила желанным вознаграждением. С другой, она же добавляла скорби, окрашивая общую картину происшествия ещё одним чёрным штрихом. Нелёгкий труд выпал им, тем, кто пусть и с благой целью, статистами, был вынужден ставить кресты на судьбах людей. Пожиная урожай смерти, тремя клиньями рота двигалась по горному плато. Труднодоступные места,  включая глубокие впадины и расщелины, куда было не попасть без соответствующего умения и сноровки, исследовали «альпинисты».
Одного дня было мало. После ночи беспокойного сна работа возобновилась.
Уходя в сторону, противоположную солнцу, взвод старшего лейтенанта Сахно достиг края плато. Внизу бежала тропа. На ней, под сенью противоположной скалы сидел, сливаясь с фоном, человек. Безрукавка, шаровары, круглая шапка – паколь. Оснований снять оружие с предохранителя было более чем достаточно. Узрев опасность, исходящую от вооружённых людей, человек вскочил. В смятенных чувствах заметался и бросился прочь, пытаясь скрыться из виду. Случайный встречный или соглядатай? В поисках ответа, предпочитая огню на поражение разговор, взводный послал двух солдат вдогонку.

Пятый, шестой, десятый... Всех найденных павших клали в ряд. Санинструктор, сухой и жилистый ефрейтор по фамилии Кривда, беглым осмотром удостоверяя характер и тяжесть ран, закрывал лица. Смотреть в них, кроме неба, было не под силу никому.
Работа подходила к концу. Всё было как-будто под контролем. Командир роты ждал доклада младших командиров. Никто не мог предположить, что на фоне столь масштабного события возможны и иные злоключения. Вспугнутый неожиданной встречей  незнакомец исчез. А с ним и двое солдат.
Лицо старшего лейтенанта Сахно было красным. Стоящий торчком чуб прилип ко лбу. Губы трепетали.
- Не истери, взводный, - остановил его сбивчивый рассказ Шугай. - Что значит пропали? Они солдаты. По любому должны дать знать о себе. Ждём.   
Время шло своим ходом. Постепенно все, кто находился на борту самолёта, и экипаж, и офицеры, были найдены. Из тёмной бездонной глубины поднят на свет мешок с документами. Обезврежен лётный боезапас. Вызванный по радиостанции транспортный вертолёт завис над плато.
Ушедшие солдаты молчали.
В разгар эвакуации капитан Шугай запросил поддержки двух сопровождающих вертолётов. Машины устремились в полёт. Несколько минут томительного ожидания результата.
- Пусто, как в осеннем саду, - донёсся по радиообмену голос пилота сверху.
Гром среди ясного неба. Картина бытия в отсутствие главных действующих лиц. Сигнал серьёзнее некуда. Капитан подошёл к краю плато. Замер. Ускользая змеёй, тропа исчезала за ближним поворотом. Без личного контакта было не обойтись. Следовало принять вызов, довериться чутью и пойти по следу, благо тот был ещё свеж.
Место тайника находилось на середине пути, у обочины. Сокрытая от посторонних глаз щель в скале.
От вида страшного зрелища сопровождающие – лейтенанты Сахно и Серёгин, невольно застыли на месте.
Капитан опустился на корточки.
Добыча неизвестного хищника была спрятана здесь. Жестокость содеянного леденила кровь. С трудом в лежащих телах угадывались знакомые черты.
Придя в себя, младшие командиры ринулись вперёд, к солдатам.
- Отставить! - остановил их Шугай.
Скользнув строгим взглядом по недоумевающим лицам, поднялся.
- Они заминированы. 
Под тяжестью личной вины лейтенант Сахно опустил голову.
- Наглядный урок, лейтенант? - спросил Шугай, обращаясь к нему. - Чужих жальче своих? Смотри и запоминай, чья жизнь дороже.
Ловушка срабатывала на прикосновение. Любое изменение положения тел  было  чревато угрозой фатального исхода. Минимизируя ущерб, сапёры обезвредили гранату. Неизвлекаемый заряд, предположительно противопехотную мину, предпочли взорвать на расстоянии, страхуясь «кошкой».
Тела загружали в вертолёт на глазах всей роты. Потери сопровождали финальную стадию задания. Среди павших не обошлось без своих.
Лейтенант Егоров стоял рядом с командиром роты. Деля общее настроение, он думал о своём.
- Не хотел бы я вернуться в таком виде домой. Мороз по коже от того, что ждёт матерей.
- Матери встретят их слепыми, - сказал Шугай тихим голосом. - Горю всё равно, что под цинком.
- Кто виноват? - спросил лейтенант.
Капитан заскрипел зубами.
- Спроси у ангелов, лейтенант. Они сейчас смотрят на нас. Им виднее...

Обратный путь развязал языки. Только и было разговоров, что о происшествии. Среди потоков речей общее мнение выразил один из солдат.
- Это обыкновенная месть. Мы добрались до лётчиков первыми. Не успели духи превратить их в товар.
- Да-а! Это правда. Лётчики, и живые, и мёртвые, у них в цене.
- Жаль пацанов. Нелепая смерть. Погибли ни за что, по-глупому.
Горы довлели над пространством. Условия радиосвязи оставляли желать лучшего. В поисках окна для передачи и приёма сигнала капитан и радист отстали от роты.
Одышка. Шум в ушах. Свинцовая тяжесть шага. Типичные признаки жизни среди пекла. Одни ли? Где-то рядом, омывая камни, бежал ручей. В споре между водой и огнём седые ледники вечным истоком противостояли солнцу.
Кипели страсти. Звук нарастал по мере движения. Картина, открывшаяся перед глазами, превосходила все ожидания. Неудержимый поток лавиной нёсся мимо. Всё было в нём. И глубина, и сила, и жребий, готовый стать судьбой.
Кто-то шёл впереди. Примером бескомпромиссного братания со стихией. Ловец удачи. Свой.
- Емец! - воскликнул капитан, опознавая знакомую фигуру.
Спустя несколько минут все трое, мокрые с головы до ног, в изнеможении уселись на камни.
- Старшина, - начал капитан, с трудом переводя дух. - С возвращением на землю. Конец твоей легенде.
Утираясь рукавом, старшина Емец улыбнулся. Сказать в оправдание было нечего. Работающий на марше в паре с потусторонней силой – штатным призраком, сейчас он был далёк от своего привычного образа. Живая вода уравнивала всех. Будь ты хоть трижды избранным, шансов утаить настоящее лицо не было. 
- Будешь третьим, - продолжал капитан. - Нам не до подвигов. Всего делов-то – поймать радиоволну!
Старшина пожал плечами.
- Чем смогу.

  Течение бежало вниз. Люди поднимались вверх. В противостоянии с безмолвием позывной работал тремя голосами, без устали, как одержимый.
Столб песка и пыли, затмевая дневной свет, поднялся на пути.
Мираж исчез.
Приходя в себя, лежащий на камнях капитан открыл глаза. Взглядом стороннего наблюдателя увидел мир заново. Разбитая радиостанция. Изуродованный до пояса радист. Исчезнувший Емец.
  Противопехотная мина. Калеча и убивая одного, она обрекала на неминуемое заклание другого.
Эхом взрыва, оживая и выходя изо всех щелей, духи гор заполоняли пространство.
Охотники и палачи средневековья – пещерная орда во плоти.
Ничто не могло остановить их.
Превосходство было абсолютным.
В условиях отсутствия выбора, перед лицом надвигающейся опасности, когда сама судьба была против тебя, единственным спасением казался самострел.
Прощаясь с матерью, женой, детьми, капитан потянулся к личному оружию...
 
Меж натянутых до предела нервов волной пробежал трепет. Звук вспугнул тишину. На пике общего напряжения,  воплощая голос первобытного инстинкта, дрогнула сама собой гитарная струна.
Музыкальный инструмент грифом вниз прикрывал спину. Взгляд крадущегося фантомом солдата был устремлён вперёд. В руках – готовый ко встрече с неизвестностью пулемёт.
Крутой подъём, спуск, очередной изолированный скалами отсек. Среди множества путей верным был только один. 
Выходя на открытый участок, солдат замедлил шаг и остановился.
Искомое место.
Ручей.
Один силуэт появился рядом. Другой. Третий. Следуя общим маршрутом, на шум сходились свои. Мокрые от пота, тёмные лицами, у каждого палец на спусковом крючке, оружие на боевом взводе – патрон дослан в патронник. 
Отбивать было некого. Кругом – пустота. В открытом противостоянии застыли камни, гильзы, осколки мины и кровь.
Отводя ствол пулемёта в сторону, Вайнтриб встретился взглядом со взводным. Редкого единодушия был момент. Из тех, что не требуют лишних слов.
Несмотря на всю свою твердь, опора под ногами казалась обманчивой. Уходя влево, она вела прямиком в пропасть. Предосторожности ради, страхуясь от неожиданностей, Ерёменко подобрался к краю. Тело лежало внизу. Опознать приметы товарища особых трудов не стоило. Радист.
Деяние чужих рук было налицо. На парне не было живого места. В своей дикой звериной жестокости, стараясь причинить как можно больше вреда, враги не ограничились одной лишь смертью.
Отворачиваясь от страшного зрелища, Ерёменко повернулся к поисковой группе.    Следовало продолжать поиски. Останавливаться было нельзя. Командир был где-то рядом. Живой или мёртвый — неразлучный со своей тенью.
Развязка близилась. Конец был неизбежен. Следы жестокого побоища открылись по ту сторону ручья. И, стоя посреди них, они услышали знакомые голоса. Двое, переступая через лежащие в беспорядке тела, вышли из укрытия навстречу.
- Подрыв, - делясь подробностями, говорил капитан обступившим его радующимся бойцам. - Хотели взять живьём. Cпасибо Емецу — выручил.
Старшина, чьей несомненной заслугой было спасение обоих, глух и нем стоял в стороне. Фанфары звучали преждевременно. Израсходовавший почти весь боезапас ратник, поедая глазами амуницию солдат, грезил продолжением сражения — патронами.
- Бежали, отстреливаясь на ходу, - продолжал капитан. - Духи преследовали лавиной. Еле отбились.
- Мы слышали и взрыв, и стрельбу, - сказал Серёгин. - Поняли, что атаковали вас. И сразу повернули назад.
- Успели к шапочному разбору, - с сожалением произнёс Ерёменко. 
- Не переживай, - оживляясь, сказал старшина. - Не ты первый, не ты последний. Ещё навоюешься.
- Ага. А куда делись убитые у ручья?
- Нет никого?
- Нету.
- Они на пути в рай, - уверенно заявил старшина. - Согласно местному поверью, чтобы попасть туда, надо успеть засветло. 
Ерёменко поёжился.
- Шайтаны? - спросил он.
- Да, - ответил старшина, бросая на него умудрённый житейским опытом взгляд. - Обольщаться не стоит. Мы ёщё встретимся. Где и когда — вопрос времени...

Падать ниже было некуда. Земное притяжение здесь кончалось. Стоящими над распростёртым телом радиста солдатами владело одинаковое чувство. Обходным путём, но они снова были вместе. Павший и живые.
Дыхание пропасти леденило кровь. Стука сердец было почти не слышно.   Останься всё на своих местах и торжеству забвения не было бы предела. Но не сейчас. Без малого целым взводом воинское братство вступалось за одного – вынося его с поля боя.
День разгорался. Зной достигал своего апогея. Сопротивление движению, крепчая с каждым шагом, утяжеляло ношу.
  Выдержка – качество настоящего солдата, одно из важных достоинств в противостоянии с врагом. В иных случаях, когда война отступает на задний план, востребованными становятся простые человеческие эмоции.
Эффект был неожиданным.
Покоя как ни бывало.    
Ярким выходом из строя, раскрепощаясь, солдат вступил в бой с тенью. Маневрируя, атакуя и защищаясь, он готовил неотразимый сокрушительный удар... Раскалённый воздух, опережая, нанёс свой.
Ошеломлённый буян еле удержался на ногах. Силы временно покинули его. Угасая, он опустился на корточки.
Проходящий мимо Вайнтриб с участием остановился подле.
- Темно в глазах?
- Темно, - признался Ерёменко через силу.
- Это ничего, - подбодрил Вайнтриб. - Смотри сколько солнца вокруг. Оно всё твоё. 
Ерёменко замотал головой.
- Здесь моё солнце, - выдавил он, ударяя себя в грудь. - Здесь.
Вайнтриб замер.
- Вера, надежда, любовь, - крепчая, в полную силу зазвучал голос. - Три лика света среди тьмы.
Вайнтриб отступил на шаг назад.
- Товарищ старший лейтенант! - обратился он к командиру.
- Слушаю, - откликнулся тот.
- Ерёменко в беде.
- Что такое?
- Поминает белогвардейский романс. Дословно.
- А-а... Пусть поминает. Всё равно, кроме нас, никто не услышит.
Уже полностью владея собой, Ерёменко поднялся. Разница в весовых категориях с другом была  очевидна – мальчишка против Геркулеса, однако для торжества последнего слова не было никаких ограничений.
- Что русскому хорошо, то немцу – смерть...

День угасал. Тени становились длиннее. В лучах заходящего солнца мир оставался один на один с подкрадывающейся со всех сторон тьмой...
Юный солдат, стоя у подножия гор, встречал возвращающихся из похода товарищей. Быть ему среди избранных, считать себя воином, если бы не вчерашнее школьное прошлое, выдающее его с головой. Бритый наголо, увешанный боекомплектом, с автоматом в руке — хотя бы малой толики самоутверждения... Взгляды идущих были холодны и пусты. Сгорели на марше. Не до прозрения.
Среди живого потока показалась плащ-палатка, удерживаемая на весу усилиями четырёх пар рук. Тело лежащего в ней было покрыто множеством ран. Голова замотана тельняшкой, как у неживого. Сердце солдата встрепенулось. Прикованный к страшному зрелищу, он замер. Война, оставляя след, метила чистую ребячью душу первым рубцом.
- Эй, бача!
C трудом отрываясь от скорбного шествия, солдат повернулся на оклик.
- Что за огни там впереди?
Вдыхая свежего воздуха, солдат набрался сил для ответа.
- БМП разулась... Правая гусеница...
- Чинят?
- Да.
- Остальная броня цела?
- Да.
- Когда в путь?
- Утром. Ночевать приказано здесь.
Как и до ухода в горы вся штатная техника роты — колёсная и гусеничная броня — была на своём месте, за пределами кишлака.
Посредством радиостанции, находящейся в головной командирской машине, Шугай связался со штабом, сообщил свои координаты, уточнил состав и время выхода колонны. После чего, обратившись уже к командирам взводов, распорядился осмотреть территорию, выставить посты и готовиться к ночлегу.
Неизвестно сколько лет было кишлаку. Пятьдесят, сто, двести... Стены жилищ и метровой толщины дувалы представляли собой средоточие глины, первобытный материал, который превращался в камень посредством давления и огня самых совершенных пресса и печи — времени и солнца. Родом из глубокой древности кишлак был сваян на века. Вкупе с масштабом построек, лабиринтами улиц, глухими переулками это рождало иллюзию безопасности, ощущение присутствия в ложной крепости, там, где в любой момент всё могло измениться и обратиться против тебя — гостя, которого здесь не ждали.
Проёмы дверей и окон были черны. На дне колодцев-кяризов не было ни капли воды. В полу отдельных жилищ зияли дыры, напоминающие входы в подземные норы. Искать приюта здесь? Обходя тайные и явные вызовы стороной, солдаты ставили сигнальные средства и растяжки. Одной надежды на ночь, стирающую различия между добром и злом, было недостаточно...
Незаметно скоротали время до ужина. Умываться и приводить себя в порядок потянулись к арыку. Воды, питающей плодоносящий сад, было по колено. Несколько человек, преследуемые грозными окриками сержантов, кинулись за яблоками. Большинство, раздеваясь до пояса и занимая места вдоль русла потока, предалось обряду очищения.
Водные процедуры, гонки с препятствиями, шум длились до глубоких сумерек, пока зов кашеваров не прервал их. Массовый исход опустошил оазис. Всё вернулось на круги своя. За исключением дальнего уголка сада, где непочатый край работы ждал своих полуночных героев.
- Твоя задача нас не замечать, - инструктировал Ерёменко часового, того самого паренька, который несколько часов тому назад встречал роту. - Ходи вдоль арыка, бди в оба. Как затаримся, дадим знак. Отбой.
- Это воровство? - ёжась, осмелился спросить паренёк.
- Чудак! - улыбнулся Ерёменко. - Добро пропадает. Яблоки должны не землю удобрять, а радовать воинов вроде нас. Сделаем брагу, получишь кружку. Узнаешь каков вкус настоящей жизни.
- Кружку? - переспросил паренёк.
- Две! - заявил Вайнтриб из под сени дерева.
Глянув в его сторону, Ерёменко кивнул.
- Две.
- Ладно, - пожимая плечами, сказал паренёк.

Ночь опускалась на кишлак. Перекличка боевого охранения, сторожащего сон солдат, изредка нарушала тишину. Работая в поте лица своего, впотьмах, тайком, трое солдат сновали меж садом и двумя БТР-ами. Механики-водители, бывшие в доле, принимали груз, засыпая яблоки внутрь десантных отсеков. Ничто не предвещало угрозы общему делу, пока из темноты не послышался шум.
Тень затмила свет габаритных огней.
От неожиданности все застыли.
- Кха! - подал голос призрак.
- Товарищ старшина? - спросил Ерёменко, опознавая знакомые интонации.
- Я.
Облегчённо вздыхая, Ерёменко утёр выступивший пот.
- Вы бы становились человеком, товарищ старшина, ходя тут. Вражий тыл. Обострены чувства у многих.
Принюхиваясь, Емец оставил жалобу без внимания.
- Яблоками пахнет, - заметил он.
Походкой хозяина двинулся на запах. Прошёлся вдоль БТР-ов, заглянул внутрь, увидел воочию подтверждение своей догадки, постоял в раздумье и уставился на солдат.
- Жаждой мучаетесь, товарищ старшина?
- Угадали. Открываюсь вам навстречу всей душой. Грузите до отказа. Места много. Я потом ещё ремонтный тягач пригоню.
Вайнтриб и Ерёменко озабоченно переглянулись.
- Что не так? - спросил старшина.
- Эти яблоки..., - начал было Вайнтриб.
- Знаю, - перебил его старшина. - Не оправдывайся. Мне сойдёт и ночная падалица. Чего уж там.  Я не привередливый.
- Полномочиями своими злоупотребляете! - вскипев, возмутился Ерёменко. 
- Где ты тут увидел злоупотребление? - пожимая плечами, сделал недоуменный вид старшина. - Жажда. Она виной всему.
Возвращение в сад было сродни казни. О будущем празднике не могло идти и речи. Судьба урожая была предрешена.
- Зараза Емец! - сокрушался Ерёменко. - Мало того, что в сговоре с нечистой силой. Так ещё и в нахлебники записался.
- Раньше я такого за ним не замечал, - сказал Вайнтриб.
- А где ты раньше видел столько яблок? Человек и проявляется в такие моменты, когда халява горой прёт. Устоит не каждый.
- А мы причём?
- А ни причём. Сейчас зайдём в первый дом и пересидим в нём до рассвета. Пусть  Емец сам каштаны из огня тягает.
C этими словами Ерёменко направился к остову ближайшего жилища. Вайнтриб и Гасанов без колебаний последовали за ним.
Спёртый воздух встретил их. Поднятая столбом пыль полезла в нос, глаза и уши. Отмахиваясь от неё, кашляя и чихая, они уселись кружком на полу. Закурили.
- Бог вступится за нас, - заявил Гасанов. - Он всё видит. И каждому воздаёт по заслугам. Так говорил мулла в нашем городе. Очень уважаемый человек.
- А ещё что говорил мулла? - спросил Ерёменко. - Он не предъявлял доказательств существования самого Бога? Мулла сам видел его?
- В этом не было необходимости. Бог всегда рядом. Он общается с нами голосом нашей совести. Глухих воспитывает страданиями. Всё под контролем. Я не завидую нашему старшине.
- Интересная теория, - произнёс Вайнтриб. - А если мы ведём себя прилично, Бог молчит?
- Типа того, - ответил Гасанов.
- Это хорошо. Только, боюсь, нам это не поможет. Бог любит детей и пьяниц. Договорятся они между собой.
- Э, брось болтать чепуху. Не знаешь ты как будет.
- Не знаю и знать не хочу. Я живу здесь и сейчас. Простыми земными утехами. Ерёма, догадываешься, о чём я говорю?
- Еда, сон, Родина? - предположил Ерёменко.
- Да. 
- Баб забыл, - буркнул Гасанов. - Про них вспомни.
- Почему нет? - отозвался Вайнтриб. - Встреча неизбежна. Домой вернёшься, как узнает тебя Гюльчатай? По обгоревшей дикой роже?
Гасанов вскочил на ноги. Не в силах снести спокойно последние слова, выхватил изо рта окурок, размахнулся и бросил его в Вайнтриба.
Тот качнулся в сторону.
- У меня не одна жена будет, - вскричал в сердцах Гасанов. - И детей полно. Я их всех любить буду. Всех! Тебе назло.
Вайнтриб вернулся в исходное положение.
- Назло не надо, - сказал он. - Кому какая радость от того?
Гасанов заскрипел зубами.
- Палишься ты, Гасан, - продолжил Вайнтриб, улыбаясь. - Вскрывают тебя и моя гитара, и слово. Неспроста это.
Гасанов повернулся к Ерёменко.
- Давай отметелим его, - предложил он. - Вправим мозги. Прямо сейчас. Вдвоём мы справимся.
- Не, Гасан, - отмахнулся Ерёменко. - Это перебор. Правда всегда обезоруживает. Не до насилия. Терпи.
У войны свои законы. Баталии, разобщающие простых людей, здесь не в чести. Живя и днём, и ночью одним роем, ближнего воспринимаешь не просто другом — отражением себя самого.
Минуло совсем немного времени, как последствия словесной перепалки были преодолены. Страсти угасли. От личных обид не осталось и следа. Земляной пол чужого жилища стал общим ложем. Звёздное небо в прорехах — крышей. Таинство глубокой ночи снизошло на компанию, открывая врата в иное измерение, где верх брали мир и покой. 
Дом. Простые  житейские радости. Мечты. Где ещё, как не во снах, было встретиться с ними?
Шумное дыхание рвалось наружу из груди Гасанова. 
Тихо сопел Вайнтриб. 
Упоённый властью волшебных чар, Ерёменко плыл навстречу русалке. Она ждала его на середине озера. Водяная дева мира фантазий и грёз. Приближаясь, он увидел её. Лицо, плечи, грудь. У этих прекрасных черт не могло быть изъяна. Желая встречи с преображением, достигшим совершенства, он приподнялся над водой, вдохнул воздуха и нырнул...
- Чего забыл там? - разбудил его окрик.
Просыпаясь, Ерёменко увидел дверной проём, Вайнтриба, себя, стоящего на четвереньках перед ним. Мрак, подступающий со всех сторон. Прогоняя прочь остатки наваждения, зажмурился, помотал головой и уткнулся в пол.
- Оружие ищу, - деревянным голосом произнёс он. - Где оно?
- В саду.
- А что мы делаем здесь, без него?
  - А я почём знаю?
В растерянности Ерёменко сел. Обхватил голову руками.
- Буди Гасанова. Это же чёрт знает что...
 
Предрассветная мгла царила на улицах кишлака. В поисках верного пути они минули несколько строений,  свернули в переулок и вышли на площадь, где столкнулись со спешащим по своим делам старшиной. В отличие от них тот был подтянут и бодр. За его спиной маячили двое солдат-первогодков, вероятно, призванных быть заменой им.
- Ба! - всплеснув руками, радостно воскликнул старшина. - Знакомые всё лица! Напомните-ка мне ребята, может, я путаю чего, не с вами ли мы делили яблоко раздора?
- Ну и память у вас, товарищ старшина! - улыбнулся в ответ Вайнтриб. - Даже зависть берёт.
- Что же вы исчезли, оставили меня на произвол судьбы одного?
- Укатило в ночь яблоко, - ответил Ерёменко. - Шли по следу.
- Нашли? - ещё шире улыбнулся старшина.
Солдаты замялись.
- На, - протянул старшина Вайнтрибу яблоко. - Круглое оно. Всегда возвращается к своей яблоне.
Беря яблоко, Вайнтриб собрался было ответить, но старшина отвлёкся от него. Внимание его переключилось на группу солдат, тащивших по земле безжизненное тело.
- Это что такое? - спросил старшина, идя навстречу. - Обкурился кто на посту?
- Если кто и обкурился, то вряд ли на посту, - ответили ему. - Часового едва не зарезал.
- И?
- Спугнули мы его. Гнали до самой норы, откуда он вылез. Там и завалили.
- Что возитесь с ним? - нахмурился старшина. - Бросьте. Нору проверили?
Остановившись перед норой, старшина сел на корточки. Минуту пристально вглядывался внутрь. Припал ухом к земле. Затем поднялся и снял с плеча автомат. Передёрнув затвор, загнал патрон в патронник.
- За что я люблю войну? Лучшего знаменателя тоске, хворям и прочей канители не придумаешь.
И с этими словами, скользнув ужом вниз, исчез под землёй.
- Крови жаждет старшина, - сказал солдат вслед ему.
- Ему можно, - отозвался другой. - Своей пролил немало.
- Перекрестите его, - молвил Ерёменко, смотря в чёрную бездну. - Молитву прочитайте, кто в этом спец. Больше его мы не увидим.

В саду было оживлённо. Казалось, здесь собралась добрая треть роты. Лица солдат и взводного, объятые тревогой, были обращены в сторону гор. Тайком отыскав и подняв оружие, лежащее в траве, троица присоединилась к большинству.
- Наши в кишлаке духа обезвредили, - сказал Еремёнко взводному. - Часового убить хотел.
- Знаем, - отозвался Серёгин, продолжая наблюдение. - Это только начало. Местный  контингент активизируется. Впереди массовый исход с гор.
- Долго они терпели, - заметил Вайнтриб.
- Полтора часа до выхода, - продолжил взводный. - Досадно будет, если спокойно уйти не дадут.
- Может, пошуметь, дать знать, что не спим? - предложил Ерёменко.
- Не надо, - ответил Серёгин. - Сапёры подходы заминировали. Выждем.

Светало. Сизая дымка поднималась над землёй. Принимая былой вид, местность выходила из сумрака.
Магия преображения настигала всё вокруг. Двое встречали её на посту. Один —  контролируя открытое пространство через перекрестье оптического прицела. Другой — убивая время. 
Предпринимая очередную попытку ускорить ход часов, Ерёменко поднял глаза вверх. Утреннее небо открылось ему. Вид, дарящий надежду. 
- Готлиб! - окликнул он снайпера. - Готлиб!
- Чего? - неохотно отозвался тот.
- Хочешь предскажу твою судьбу? 
- Ну?
- Гореть тебе в верхних слоях атмосферы.
Готлиб вздохнул.
- Грешник ты, - продолжил Ерёменко. - Таким, как ты, путь в райские кущи заказан.
- Не особо они мне нужны. Обойдусь. А сам как думаешь попасть туда — с чёрного хода?
- Думай сам, - сказал Ерёменко. - Мы разные. Я не охочусь на людей. Берегу чужую жизнь, стреляю в редких исключительных случаях — ради сохранения собственной.
Готлиб прыснул. Не в силах удержаться, зашёлся беззвучным смехом. Придя в себя, повернул голову в сторону Ерёменко.
- Я убиваю одним выстрелом, а ты очередями. И это вся разница между нами. Иди парь мозги молодняку. Ему про твои подвиги ничего не известно. Может, поверит.
- Ага, - кивнул Ерёменко, реагируя на всполохи огня позади. - Как скажешь.
Уходя от позиции среди гранитных валунов, он увидел самодельный очаг. Гасанов, склонившись над ним, готовил пищу.
- Завтрак? - спросил Ерёменко, подходя и усаживаясь на землю.
Гасанов уставился на банку разогретых консервов. Почесал в затылке.
- Вряд ли. Скорее божья роса.
- Умыться бы...
- Самое время, - сказал Гасанов, ковыряя ножом мясо. - Вчерашний день въелся намертво. Я его чую даже под кожей.
- Капитан собирался вроде к нам. Учует то же самое, отдраит.
Не успела банка еды, разделённая на двоих, опустеть, как помянутый командир вышел из-за дувала и направился к ним.
Спешно глотая последний кусок, оба постарались привести себя в порядок. Встречая командира, приняли нарочито бодрый вид.
Но командиру было не до смотра. Его мысли были далеко.
- Как обстановка? - спросил он.
- Тихо, - ответил Ерёменко. - Духи в своём заповеднике. Под прицелом.
- Снайпер начеку?
- Так точно.
Капитан озабоченно потёр ладонью шею.
- Нам надо время, чтобы собраться и уйти. Не доверяю я пустым кишлакам. Гиблое это место...
- Не волнуйтесь, товарищ капитан, - сказал Гасанов. - Мы не подведём.
- Надеюсь. Я вам коробочку пришлю для поддержки. Если что — открывайте огонь первыми. Постарайтесь обойтись без лишних жертв. Помните, война — это командный вид спорта. Героями мы будем на гражданке, во снах.
Уходя, капитан остановился.
- Старшину не видели?
- Емеца?
- Да.
Солдаты переглянулись.
- Нет, - в один голос заявили оба.
- Куда он делся? - уставился в пустоту командир. - Поход кончился. Нужды играть в прятки больше нет. - Он посмотрел на солдат. - Объявится, пусть присоединяется к вам. Здесь ему самое место.
Дождавшись, пока командир скроется из виду, друзья расслабились и вернулись к прерванной трапезе.
- Дембель неизбежен как крах империализма, - сказал Ерёменко. - Но пока существует империализм — дембель в опасности.
- Не видать нам покоя, как своих ушей, - вторя ему, заявил Гасанов.
- На войне как на войне, - подытожил Ерёменко, утирая губы. - Жаль, Емеца нет с нами. Хороший был старшина.
- Был?
- Скорее всего — да. Оттуда, куда он полез, не возвращаются.
- А что не так в той норе?
- Мрак. А среди него чужие оскаленные зубы, удавка или углекислый газ — на выбор.
- А если...
- Тогда остаётся последнее средство — обвал. За ним — потоп.
- Это стихия Емеца, - хлопнул себя по ноге Гасанов. - Ты сам говорил, что он знается с нечистой силой. А это она и есть во всей красе.
- Вход есть, - подтвердил Ерёменко. - Выхода нет. Как и полагается последнему убежищу.
Старшина как живой стоял перед глазами. Не верилось, что его уже нет. Поминая его добрым словом, друзья поговорили ещё немного и, откликаясь на шум моторов, поднялись. Со стороны кишлака к посту подъезжал обещанный капитаном БТР.
Мелькнуло знакомое лицо. С брони спрыгнул юный часовой. Широко улыбаясь, с видом старого знакомого он пошёл навстречу Ерёменко.
В глаза бросились тонкая шея, узкие плечи, болтающийся на уровне живота боекомплект. Напускная бравада была не в счёт. Пацан играл в войну. Ерёменко вдруг стало не по себе.
- Тебя кто послал сюда? - спросил он.
- Никто, - ответил паренёк, продолжая улыбаться. - Я сам.
- Жить надоело?
Улыбка сошла с лица паренька.
- Почему? Я же с вами.
- А мы что — бессмертные? Вали отсюда!
- Я...
- Вали!
Краснея и теряясь, паренёк отступил.
- Кому я сказал! - гаркнул Ерёменко, делая страшное лицо.
Смотря вслед уходящему с понурой головой солдату, он утёр рукавом лицо, сдвинул панаму на затылок и вздохнул.
- Салага.

Люки БТР были открыты. Из нижнего торчала голова механика-водителя. Пройти мимо было невозможно.
- Выпить нет? - обратился к нему Ерёменко.
- Не-а.
- А чем порадуешь?
- Домой скоро. Первые машины уже уходят. Недолго нам осталось корпеть здесь.
- Это хорошо. Потерпим. Только голодно чего-то. Есть что-нибудь в закромах?
- Каша.
- Пусть будет каша. Давай. Только нас двое.
- Ты про Гасана что-ли? Он уже своё получил. Как раз за двоих.
Обходя БТР, Ерёменко наткнулся на друга. Тот сидел, опершись спиной на заднее колесо, с полным котелком еды в руках.
- О, Ерёма! Куда пропал? Садись, я угощаю.
Над кашей колдовал настоящий повар. Это чувствовалось по первому взгляду на неё. Вкус же её был божественным. Идти искать вторую ложку было лишней тратой времени — принялись за дело одной.
Каша таяла. Атмосфера разряжалась. Вслед за насыщением по телу разливался долгожданный покой. Голова Гасанова ткнулась в плечо Ерёменко. Тот поник на него. Глаза друзей закрылись. Жизнь, не жалея себя, сражалась наяву. Сном она лечила раны....
Привычные звуки отсутствовали. Шум ниспадающего с огромной высоты водопада стоял в ушах. Он безраздельно владел им с того самого момента, как, поднимая вверх камни, пыль и песок, адской силы взрыв смешал небо и землю.
Все чувства были обострены до предела. Из своего убежища он видел всё. Как обезоруживали, брали в плен и волокли по камням командира, как погибал второй раз радист, как угрожали неизбежной скорой расправой ему самому...
Подрыв был дистанционным. Их вели, наблюдая из укрытия за ходом и направлением движения. Он шёл вторым. Бросая изрешечённый осколками бронежилет, на виду у преследователей метнулся через ручей на ту сторону, в тень, туда, где можно было попытать счастья уцелеть в норах меж огромных гранитных валунов.
- Ерёма! - вдруг услышал он нежный голос водяной девы. - Ерёма!
Яркая вспышка света ослепила его. Полуобнажённая, босая, с распущенными до пояса волосами она стояла на камнях перед ним. Солнцем, выходящим из мрака, была её красота.   
- Разве я мог бы увидеть тебя, если бы не война? - прошептал он.
И, прозревая, поднялся навстречу.
Смеясь и отступая, она сделала несколько шагов назад. Лукавое выражение появилось на её лице. Властью, данной небесами, женщина брала верх над мужчиной...
Трепет сердца, готового разорваться на тысячу частей, разбудил его. Успокоения ради он пошарил рукой вокруг, нашёл фляжку, поднёс её к пересохшим губам. Жажда была неутолима. Тело требовало своего. Разгорячённый, Ерёменко освободился от объятий спящего товарища, поднялся и пошёл прочь.
Блуждая среди роя мыслей, фантазий и чувств, не заметил как покинул открытую зону, минул дувал и вошёл на территорию кишлака. Худшего приюта мятущейся душе было не найти. Искать участия здесь было бесполезно. Каменное равнодушие царило вокруг. Он хотел было прервать путь, опуститься на землю и, обхватив голову руками, уткнуться в первую попавшуюся глухую стену, как вдруг неясный шум отвлёк его. Жизнь таилась рядом. Голос подавал соседний проулок. 
Посредством нескольких десятков шагов тайна открылась. Пыль, завывая, витала над землёй столбом. Неприкаянная, как и он.
Некоторое время он стоял заворожённый, не в силах оторваться от редкого зрелища.
- Необычное явление, да? - привёл его в чувство голос из-за спины.
Не веря своим ушам, Ерёменко обернулся.
Старшина, бесстрастный, как статуя, стоял перед ним.
- Сквозняк, - добавил он. - Тут он гуляет сам собой, как в аэродинамической трубе. Смастерить бы упряжь, да укротить его. Знатный коняка был бы.
Справившись с собой, Ерёменко обрёл дар речи.
- Воскресли, товарищ старшина?
- Воскрес? - переспросил старшина. - Что за ерунда? А разве я умирал когда-то?
- Уф, - отдуваясь, замотал головой Ерёменко.
- Тесен подземный мир, - продолжая разговор, сказал старшина. - Пару раз вывернуло наизнанку — без воздуха там тяжело. Вроде даже лежал без сознания, не помню. Но главное, не встретил никого.
- Ага. Вижу.
Емец бросил пытливый взгляд на Ерёменко.
- Думали не вернусь?
- Да мало ли чего мы думали!
Старшина пожал плечами.
- И то правда. Какие планы на будущее? 
- Шугай велел вам караулить горных духов, - ответил Ерёменко. - Вместе с нами. Чтобы не сошли на землю.
Старшина покачал головой.
- Опасаться надо не их, - заявил он. - Здесь катакомбы под каждой улицей. Неизвестно куда они ведут.
- На этот случай мы всей ротой растяжки ставили.
- Ну-ну.
Бояться дальше было выше всяких сил. Лимит страха был временно исчерпан. Оставляя старшину наедине с его излюбленным оружием, Ерёменко махнул рукой и отправился в обратный путь.
Ростом Ерёменко был выше среднего. Чувством собственного достоинства не обделён. Придти в норму ему особого труда не стоило, был бы обеспечен необходимый и достаточный покой.
На выходе из проулка желаемое вошло в противоречие с действительным. Угроза, помянутая не к месту и ко времени, ожила. Чужие преградили путь. Сидящий верхом на дувале душман передавал оружие товарищу, стоящему внизу.
Обман зрения чудился мгновения. Казалось, без Емеца здесь не обошлось. Един в двух лицах он жаждал самоутверждения любой ценой...
Всё вернулось на круги своя. Здравый смысл, возобладав, остался непогрешим. Голос старшины, донесшийся из-за спины, был как никогда близок к истине.
- В сторону, Ерёменко! 
Охотник, проходя мимо, вышел вперёд. Страшный в своём обличье до неузнаваемости.
Застигнутые врасплох душманы молча смотрели на него. Жестом Емец велел нижнему бросить винтовку. Верхнего поманил вниз. Стволом автомата указал обоим место у стены. И, начиная допрос с пристрастием, вызвал к жизни третьего душмана, бросившегося на него сзади из тени.
Сцепившиеся клубком тела покатились по земле.
Молниеносность происходящих событий, опережая скорость человеческой реакции, притупляла восприятие. Чужая схватка была центром внимания. Оцепенев, трое смотрели на неё, пока, наконец, необходимость разобраться между собой не вывела их из ступора. Реализуя своё численное преимущество, двое бросились на одного. 
Винтовка и кинжал противостояли Ерёменко. У него была граната. В ножнах таился клинок дамасской стали, купленный по случаю в дукане. Бреющий, вскрывающий консервы, режущий плоды и овощи инструмент...
Очнулся на бегу. Уйти в отрыв, на ту длину броска гранаты, что гарантировала бы безопасный разлёт осколков, не удавалось. Преследователи, дыша в затылок, настигали. Они были готовы умереть вместе с ним, лишь бы вызов старшины, страх и унижение не остались безнаказанными.
Массивный грот привлёк его внимание. Сворачивая, он бросился под его своды. Метнулся среди темноты на свет, ткнулся в проём, вылез наружу и, дождавшись топота вбежавших внутрь, бросил гранату.
Глухой взрыв сотряс грот. Стены дрогнули. Пыль белым густым облаком поднялась вверх.
Отдышавшись и придя в себя, Ерёменко обошёл строение. Остановился перед входом. Услышал шорох. Наружу полз один из душманов. Голова его тряслась. Глаза были полны безумия.
Рванув ворот гимнастёрки, Ерёменко коснулся рукоятки клинка. Приходил черёд дамасской стали исполнить своё предназначение...
Помогать старшине не пришлось. К тому времени, когда Ерёменко бегом вернулся обратно, тому удалось одержать верх в поединке. Соперник лежал лицом вниз на земле. Морским узлом старшина вязал ему руки за спиной.
Не в силах устоять больше на ногах, Ерёменко сел.
Старшина повернулся к нему. Лицо его сияло счастьем.
- Ерёменко! Ты?
- Я...
- А я соскучился по тебе. Думаю, куда пропал? Не поверишь, аж даже хотел дать очередь в воздух.
- Вы почему раньше не стреляли, товарищ старшина?
- А разве была необходимость?
Ерёменко обхватил голову руками.
- Ваши личные счёты меня чуть жизни не лишили, - выдавил он. - Попался как кур в ощип. Еле спасся. Смотрите, как трясёт.
Он вытянул руки перед собой.
- Отходняк! - смотря на подрагивающие пальцы, сказал Емец. - Дембель, не прикидывайся. В первый раз что-ли? Ты чем отбился от них?
- Гранатой, - ответил Ерёменко. - И ещё нож запятнал... Как теперь... есть с него... Это же коллекционная вещь.
Старшина засмеялся.
- Смотри, какого я языка поймал, - хвастаясь, он поднял голову пленного от земли. - Бился как я сам в молодости. Кусался даже. Будем узнавать, что у него на уме. Какие планы вынашивают против нас бандиты.
Ерёменко встретился взглядом с пленным.
- Зря старались, - сказал он. - Это фанатик. Он вам ничего не скажет. Скорее откусит свой язык. 
- Другого найдём, - пожал плечами старшина. - Надеюсь, он не последний.
- Другого? Вы обживаться здесь собираетесь, товарищ старшина?
- Как доведётся. Пока команды уходить не было. Айда к нашим.

Солнце поднималось над горизонтом. Экипаж машины отлаживал боевое взаимодействие. В тени БТР сидели Вайнтриб и юный часовой. Подходя к ним, старшина и Ерёменко услышали разговор старшего со младшим. Держа в руках гитару, Вайнтриб делился сокровенным опытом.
- Чтобы добиться взаимности, надо тронуть хотя бы одну из струн. Тело управляется душой. Так устроена женщина.
- Вайнтриб! - вмешался в общение Ерёменко. - Ему взрослеть надо под присмотром мамы или на лекции замполита. Чему ты его учишь?
- Мы с ним говорим на одном языке, - ответил Вайнтриб. - Он меня понимает. Не мешай. А что за зверь рядом с тобой?
- Спроси у старшины.
Толкая пленного вперёд, старшина вывел его на общее обозрение и с силой усадил напротив солдат. При виде дико озирающегося врага новобранец втянул голову в плечи. Вайнтриб убрал гитару подальше. Уставившись на пленного, несколько секунд внимательно рассматривал его.
- Он знает, что находится в плену? - спросил он у старшины.
- А что?
- Глаз у него недобрый.
- Боишься, что сглазит?
- Жил такой капиталист Морган, - начал Вайнтриб. - Владелец фабрик, пароходов и газет. Говорили, взглянуть ему в глаза означало увидеть огни курьерского поезда, спешащего навстречу. Тут аналогичный случай. Зря вы тащили его сюда, товарищ старшина. Хлопот с ним не оберёшься.
- Чепуха. Не знаю, где ты там огни увидел. У страха глаза велики.
Ерёменко сел рядом с новобранцем. Тот, чувствуя свою вину перед ним, потупил глаза.
- Я смотрю, ты малый не промах, - сказал Ерёменко. - Ищешь приключений.
- Я...
- Ладно, проехали. Подсоби мне. Я автомат оставил по ту сторону бэтээра. Сходи, принеси.
- Ага, - с готовностью вскочил паренёк на ноги. - Сейчас.
Не прошло и минуты, как паренёк вернулся с автоматом. За ним шёл заспанный Гасанов. Потягиваясь, он увидел пленного и с удивлением уставился на него.
- Поздоровайся с земляком, Гасанов, - оживился старшина. - Поинтересуйся, как ему среди нас.
Прозвучало короткое приветствие. Услышав родную речь, пленный навострил уши. Гасанов хотел было вступить с ним в общение, но тот прервал его гневной отповедью.
Гасанов растерянно посмотрел на старшину.
- Говорит, нам всем конец. Жить осталось всего ничего.
Старшина усмехнулся.
- Спроси его, откуда он вылез. Где их лежбище.
Гасанов помотал головой.
- Не могу. Про маму мою плохо говорит.
-Тьфу, - сплюнул в сердцах старшина. - Один поезд увидел, другой сына включает... Песня соловья-разбойника в летнюю ночь. Может, отпустим духа на волю, раз вы такие теплокровные, а?
- Вы, сами виноваты, товарищ старшина, - сказал Вайнтриб. - Пытаетесь скрестить ужа с ежом. Колоть пленного должны спецы. Мы — солдаты.
- Вижу, - махнул рукой старшина. - Всё надо делать самому. Подымайся, - толкнул он пленного. - Пойдём в исповедальню. Этому обществу твои секреты до фонаря.
Вайнтриб улыбнулся.
- Вы палочку ему дайте, - посоветовал он. - Землицы в качестве листа бумаги. Пусть рисует, что знает. Лучшего способа общения не придумаешь.
- Разберёмся, - бросил старшина, уводя пленного. - Береги себя. Не примерзни пятой точкой к земле. Тебе ещё ходить по большому.
Уклоняясь от словесной перепалки с сомнительным исходом, Вайнтриб счёл за лучшее промолчать. 
- Дело пахнет мордобоем, - глядя вслед удаляющейся паре, заметил Ерёменко.
- Я не против, - откликнулся Гасанов. - Наглый дух попался. Пусть ответит за всё.
Оживая, Вайнтриб разомкнул уста.
- Видишь, Яша, - сказал он, обращаясь к новобранцу. - Кипят страсти. Витает в воздухе междоусобная вражда, а всё почему? Дичают мужики без женщин.
Смущаясь и краснея, Яша улыбнулся.
- Я русалку сегодня видел во сне, - признался Ерёменко.
- Голую? - поинтересовался Гасанов.
- Ну, почти.
- Известная особа, - протянул Гасанов. - Знаем, что у неё на уме. В пучину манит. Хочет сделать тебя своим рабом.
- Нет, - замотал головой Ерёменко. - Это до Афгана было. Сейчас она уже как все — ногами по земле ходит.
- Пропал ты, Ерёма, - сказал Вайнтриб. - Гасан, на Востоке женские ноги в цене?
Гасанов пожал плечами.
- А как без них? Мужчина — главный в доме. Жена должна постоянно крутиться вокруг него.
- Это ясно. Судьба жены такая. А соблазняет чем она его?
Гасанов задумался.
  - Лицом. Руками. Живот ещё есть. Про танец живота слышал? Мёртвого поднимет.
Вайнтриб зажмурился.
- Капкан кругом. Какую её часть ни возьми...
- Эй, орлы! - раздался голос сверху.
Все подняли головы вверх.
Из люка башни высунулся наводчик. Чумазое лицо его сияло белоснежной улыбкой.
- Трепаться не надоело?
- А какие будут предложения?
- Зовёт путь-дорога.
- Команда пришла?
- Да. Взводный по связи передал. Кличьте снайпера. Собирайте манатки. Уезжаем.
Потратив несколько минут на сборы, солдаты уселись на броню. Вскоре, откликаясь на сигнал ракеты, появился старшина. Наблюдая за ним, героем, идущим по чужой земле, как по своей, Ерёменко прищурился.
- Увеселительная прогулка получилась для нашего старшины, - заметил он. - Яблоками чужими разжился. Языка ведёт. Не успеет брага поспеть, как он медаль получит. Будет что обмыть со своими корешами — прапорами.
- Завидуешь? - спросил Гасанов.
- Чему? Он человек войны. Я дембелем живу. Пропасть между нами временная...
Гасанов посмотрел на друга. Тот был серьёзен. Казалось, ему и вправду было не до славы. Работал внутренний механизм самосохранения. Убежать от войны однажды можно было лишь одним способом — предав забвению всё то, что с тобою было...

Они уходили из кишлака последними. Проводами можно было бы пренебречь, если бы в провожатых была одна пустота. Шлейф пыли, поднятый колёсами БТР-а, стелился позади. Среди него чудились близкие родные девичьи черты. Внимая им, Ерёменко чудом держался на броне. Одна-единственная, искушая его, шла следом...
Страшной силы толчок лишил его опоры. Теряя равновесие, кубарем он полетел вниз. Не успел, превозмогая боль от падения, придти в себя и собраться с силами, как взрыв сотряс барабанные перепонки. Земля содрогнулась. Вокруг полетели осколки. Оседая, белая пыль открыла мир, рушащийся на множество частей. БТР горел. Свои лежали на земле. Павшие и живые.
Пальцы нащупали ремень автомата. Он подтянул его и, беря в руки, сел. Уходя с открытого пространства, поднялся и бросился прочь. Под защиту ближайшего строения. Выстрелы раздались вдогонку. Оглянувшись, он увидел, как, отстреливаясь на ходу, за ним бегут Гасанов и Вайнтриб.
- Кто подбил бэтр? - встретил он их вопросом внутри  дома.
- Невидимки, - ответил Вайнтриб, держа в руках дымящийся пулемёт. - Выскочили как из-под земли. Старшина учуял их первым.
- Где он сам?
- Не знаю...
- Это он столкнул меня с брони.
- И нас тоже.
- Готлиб жив?
Вайнтриб помотал головой.
- А экипаж, Яшка?
- Кончай болтовню, Ерёма, - нахмурился Вайнтриб. - Считать потери будем, когда вырвемся отсюда.
- Я на крышу полезу, - заявил Гасанов. - Надо осмотреться.
- Нет, Гасан, - остановил его Ерёменко. - Пусть Миша лезет. Пулемёт там будет к месту. Мало ли духи полезут на нас.
Вайнтриб посмотрел на друзей. Соглашаясь, кивнул.
- Подсобите мне.
Несколько минут, обосновываясь наверху, он молчал. Наконец, прерывая тягостное ожидание, дал знать о себе.
- Духи в засаде. Секут нас.
- Наши где?
- Не вижу. Моторы гудят. Похоже идут к нам.
Предположение оказалось верным. Броня, оглашая пространство характерным звуком своего приближения, спешила на помощь. Можно было бы воспрянуть духом, радуясь возросшим шансам на спасение, если бы не коварство и непредсказуемость врага. Верный себе, он и не собирался отступать. Вскоре взрывы и ожесточённая стрельба подтвердили худшие опасения. Между невидимками и вступающей в кишлак ротой завязался бой.
- Эй, пацаны! - крикнул Вайнтриб. - Прорываемся к нашим. Дуйте первыми. Я вас прикрою.
Ерёменко и Гасанов переглянулись.
- Он дело говорит, - сказал Ерёменко. - Давай, Гасан. Другого выхода у нас нет.
Запах жжёной резины встретил их снаружи. Чад горящего БТР-а заполонял всё вокруг. Под пулемётные очереди Вайнтриба, разящие свинцовым дождём пугающую пустоту, они устремились вперёд.
БТР был поражён прямым попаданием из гранатомёта. У экипажа не было шансов. Один сгорел внутри. Двое лежали рядом с Готлибом на земле. Минуя их, солдаты побежали дальше.
Первое укрытие попалось на пути. Остановившись, они спрятались за ним.
- Миша! - позвал Ерёменко.
Будучи увальнем, массой тела много выше среднего, в критических моментах Вайнтриб проявлял удивительные ловкость и проворство. Не успели друзья перевести дух, как, доказывая это в очередной раз, он был уже рядом с ними. И вновь — без каких-либо особых последствий для своего физического состояния, свеж и неутомим.
- Ну ты и ас, чертяка! - не удержался от похвалы Ерёменко, восхищаясь редким даром богатыря.
Улица была извилистой и загромождённой строениями. Крадучись, перебежками они продолжили прерванный путь.
Игра с неизвестностью длилась несколько десятков шагов. Внезапно ближайший закоулок уставился на них двумя парами настороженных глаз. Солдаты остановились как вкопанные. Люди сидели на корточках в тени. Новобранец Яша и старшина. В руке последнего был пистолет «ТТ».
Немая сцена продолжалась несколько секунд.
- Вы с кем воюете? - спросил старшина, опуская пистолет.
- C духами, - в один голос ответили солдаты.
Старшина облизнул пересохшие губы.
- Там..., - начал было Гасанов и осёкся.
- Там двое отщепенцев, - продолжил за него старшина. - Орудовали на пару шайтан-трубой. Оба убиты мною. Больше никого нет.
Солдаты поёжились.
- Какие планы? - спросил старшина, внимательно оглядывая каждого.
- Идём навстречу нашим.
- Добро, - кивнул старшина. - Только вряд ли стоит переть на рожон. Пойдём низом под землёй. Хватит с нас потерь.
С этими словами старшина поднялся. Гримаса боли исказила его лицо. В глаза бросился жгут, затянутый выше колена, тёмная от крови штанина... Пошатнувшись, старшина опёрся на подскочившего Яшу.
- Вы ранены, товарищ старшина?
- Пустяк. Всё под контролем. Не пугайте малого.
Устояв на ногах, старшина сделал шаг вперёд и, подволакивая ногу, повёл солдат за собой.
После всего пережитого спуск в колодец казался обыкновенной прогулкой. Смерть лютовала вокруг. Внизу, с сужением кругозора, она теряла людей из виду.
Дышать было практически нечем. Ноги вязли в жиже. Почти в полной темноте, на ощупь, местами сгибаясь в три погибели, подземным ходом они двигались на звуки боя. Вскоре свет блеснул впереди. Обрушенный свод преградил путь.
- Выгляньте наружу, - велел старшина. - Проверьте, где мы.
Где-то совсем рядом били спаренные пулемёты БТР-а, хлестали автоматные очереди, бухали длинноствольные «буры». Поднявшись на плечи Вайнтриба, Ерёменко увидел всё воочию.
Следуя новой команде старшины, с вылазкой решено было повременить. Для большей безопасности следовало поискать менее оживлённое место.
В поисках выхода, удалившись на значительное расстояние от боевых действий, они вошли в один из коридоров подземной галереи, ощутили приток свежего воздуха, а затем увидели вертикальный ход со ступенями, ведущими наверх.
Поверхность представляла собой глухой участок земли, поросший редким ковылём. Здесь не свистели пули, не лилась кровь, не сводились счёты между жизнью и смертью. Обезоруживающее начало природы брало верх над войной.
Доверяя временной идиллии, старшина пошёл впереди. Внезапно, замедляя шаг, он остановился. Опознавая помеху на пути, присел. Несколькими движениями разминировал растяжку. Подкинул обезвреженную гранату в руке.
- Кто такие мотострелки? - задался он вопросом. Оглянулся и продолжил. - Массовка на театре боевых действий. Берём не умением, а числом. И потому везде мы — первые.
Звуки боя смещались вглубь кишлака. Судя по всему, враг отступал. Шквалом огня, рассеивая и подавляя сопротивление, рота гнала его обратно в норы.
До своих было подать рукой. Какие-то несколько сотен метров. Для безрассудной юности практически ничто. Бегом, оставляя ковыляющего старшину позади и увлекая за собой новобранца Яшу, солдаты устремились в направлении ближайших построек. Преодолевая преграды бывшего скотного двора, минули их и выбежали на окраину небольшой улицы. Ступили на единственную дорогу. И в неистовом нетерпении, оглашая пространство шумом последнего рывка, подняли со своих мест таящихся в засаде душманов...
Ближний бой. Страшный и беспощадный, где всё решается мгновением, а случай
подчас берёт верх над судьбой.
Огонь открыли одновременно обе стороны.
Промахнуться было невозможно.
Уйти от поражения тем более...
Старшина подоспел к месту перестрелки, когда всё было кончено. Мёртвая
тишина стояла вокруг. Дым пороховых газов поднимался над лежащими телами. Тяжело
раненый, извиваясь от боли, навстречу полз чужой. Не глядя, несколькими выстрелами
старшина добил его и начал искать своих.
Обойдя всё, он наткнулся на кровавый след. Двигаясь по нему, обнаружил душманскую лёжку. Прекрасно замаскированная позиция таила большую чёрную дыру в земле. Увидев её, старшина застыл на месте, сел и опустил голову вниз.
Время остановилось. Секунды, минуты и часы тонули в море отчаяния. Связь с чем-то необычайно дорогим и близким обрывалась. Откуда-то издалека, из
параллельной реальности донёсся лязг гусениц БМП. Эстафету принял топот ног. За ним —
оживлённый гомон. Голос капитана вывел из забытья.
- Емец!
- Я, - поднимая голову, откликнулся старшина.
- Ранен?
- Нет...
- Встречный бой был?
- Да.
- Наши где?
Старшина помедлил мгновение.
- Под землёй.
- Уверен?
- Да. Духи тащат их в горы. - Cтаршина встретился взглядом с командиром. - Лёгкого конца не будет. Пацаны завалили пятерых...

   Вечность тому назад в его руках был пулемёт. Орудуя им, как дубиной, он отбивался от наседающих врагов. Ерёма и Гасан стрелялись с ними в упор. Сопротивляясь, втроём они бились за себя и Яшу. Момента обезоруживания, пленения и схода вниз под землю он не помнил...
Подземный лабиринт казался коридором в небытие. Бронежилет, пробитый в нескольких местах, отягощая лишним бременем, скрывал кровопотерю. Тело едва слушалось его. Cилы таяли.
Пощады ждать было бесполезно. Один на один со мраком, он был живым щитом. Большая комплекция в последний раз служила свою службу. Жизнь билась в нём, пока он шёл первым.
Изредка вспышки фонаря за спиной освещали путь. Большей частью приходилось идти вслепую, на ощупь, доверяясь ведущей в неизвестность чёрной пустоте.
Несколько раз среди естественного шума он слышал громкое шипение. Тьма оживала. Удары сотрясали колени, бёдра, бронежилет. Плодом воображения или наяву его атаковали змеи. Возможно, укусы их были смертельны. Но стоило ли обращать на это внимание, если исход был всё равно уже предрешён.
Уже на стадии полного изнеможения он ощутил, как дорога под ногами уходит вверх.  Начинался подъём. Тело отказывалось повиноваться далее. Он был готов остановиться и закончить борьбу, но жажда жизни в который раз оказалась сильнее.
Выход представлял собой наклонный тоннель в несколько сотен метров длиной. Одолевая его, Вайнтриб выполз наружу. Яркий свет ослепил его. Свежий воздух ударил в голову. Недалеко было и до потери чувств. Но в планах идущих вслед за ним чужих подобной роскоши было не предусмотрено. Их волей, поднимаясь, он принял должный вид.
Один за другим, присоединяясь, рядом вставали друзья. 
Враг превосходил их числом втрое. Он был вооружён, силён и полон ярости. Недостатка в искушённых палачах не было. Глухая местность, сокрытая от посторонних глаз, была идеальной для сведения счётов.
Не в силах выдержать взгляда дикой, наливающейся безумием орды, новобранец Яша дрогнул, отступил назад и бросился бежать. Скалистые пороги, ведущие вниз, были не лучшей дорогой для спасения. На первых же метрах опора выскользнула из-под ног. Падая, беглец получил серьёзную травму. Обездвиженный, остался лежать на камнях.
Приковывая общее внимание к себе, главарь банды, на голове которого был круглый убор — паколь, призвал не тянуть время. Голос его был жесток. Глаза метали молнии. Оживление подручных было ему ответом.
Солдатам велели раздеваться.
Все трое, не сговариваясь, начали с обуви. Затем пришёл черёд защитной амуниции, гимнастёрок, штанов...
Обыскивая бронежилет Ерёменко, лютого вида душман наткнулся на раритет в ножнах. Вытащив клинок и вдоволь налюбовавшись им, он глянул в сторону лежащего Яши.   Сдавленный крик и хрип встретили острую безжалостную сталь. Разделавшись с жертвой, душман вернулся. Руки его были обагрены кровью...
Внезапные судороги, сотрясая тело, бросили Вайнтриба на колени. Глаза его налились кровью. Изо рта выступила пена.
Озадаченный главарь дал знак убрать его с глаз долой.
Четверо, подскочив к объятому падучей солдату, ухватили его за руки и потащили к лазу.
Ерёменко и Гасанов остались одни.
Обступив их с разных сторон, душманы начали совещаться о чём-то между собой.
Ждать развязки было невыносимо.
- О чём говорят, Гасан? - спросил шёпотом Ерёменко.
- Худо, Ерёма, худо, - ответил Гасанов. - Решают, как лучше разделать нас.
- Бежим, Гасан, - предложил Ерёменко. - Опомниться не успеют, как мы будем уже на той скале. Оттуда прыгнем вниз.
- Нет, Ерёма. Сам знаешь, что ничего не выйдет. Поймают. Мы — их неспетая песня. Тюльпаны.
Ерёменко закрыл глаза. Тюльпаны... Пропасть между цветами и людьми преодолевалась одной из самых страшных казней. Кожу подрезали внизу и изнанкой поднимали вверх, пока человек не оказывался внутри неё, как в бутоне.
Несколько раз духи подкидывали подобные «подарки» на пути роты. Мучаясь в нечеловеческих страданиях, люди были ещё живы. Спасти их было невозможно, смотреть  тоже, милосерднее было добить...
  Толчок в грудь заставил его открыть глаза. Гасан стоял на коленях, опустив голову. Рыжебородый душман, тыча пальцем вниз, велел последовать его примеру. Оседая, Ерёменко исполнил команду. Чувства покидали его. Тело становилось чужим. Беря верх над страхом и болью, адреналин затмевал всё вокруг...
Тем временем со стороны лаза донёсся шум. Перед самым уходом во тьму, Вайнтриба подменили. Яд подземных гадов, бушуя в крови, добрался до незримых тайников. Нечеловеческая сила вырвалась наружу. Вновь обретая опору под ногами и расшвыривая противников в стороны, он схватил пулемёт. Развернулся, передёрнул затвор и дал очередь по чужим и своим.
Трое из пятерых душманов упали.
Уцелевшие главарь и рыжебородый застыли на месте.
Босыми, в тельняшках и трусах-семейках, оживая и опережая дальнейшее развитие событий, Ерёменко и Гасанов бросились на них.
Мотострелков не учат рукопашной, но вряд ли стоит сожалеть об этом в тех случаях, когда зверь просыпается и восстаёт внутри.
Гасанов вцепился мёртвой хваткой в главаря. Ерёменко, бодаясь, сшиб рыжебородого с ног.
Пулемёт заработал вновь.
Опустошая до конца коробку с лентой, Вайнтриб начал расстреливать душманов, ползающих вокруг него.
Партер, борьба лёжа, силовой захват. После очередной безуспешной попытки совладать с обрушившейся напастью, рыжебородый уткнулся затылком в камни и обмяк. Выражение полного недоумения застыло на его лице. Обманутый в своих лучших ожиданиях, он выпал из реального времени.
Главарь сопротивлялся с ожесточением обречённого. Схватка длилась до тех пор, пока не подоспел Вайнтриб. Удар прикладом пулемёта остановил борьбу. Мешком последний из душманов повалился вниз.
Всё стихло. Стоя над поверженными врагами, некоторое время друзья приходили в себя. Затем, расходясь, пошли на поиски рассеянных одежды и обуви.
Вайнтриб наткнулся на свои вещи первым. Сев, начал обуваться.
Следя за ним, Гасанов нарушил тишину.
- Вайнтриб, ты где свой страх потерял? - спросил он.
- Внизу, - рассеянно ответил тот. - В катакомбах.
- Пока шли сюда?
- Да.
Гасанов повернул голову в сторону Ерёменко. 
- Ерёма, слышал? 
Ерёменко пожал плечами.
- Он — музыкант. Порвали струны в душе, он и взорвался. Да, Миша?
Вайнтриб не ответил. Теряя равновесие, он нырнул головой вниз. Внезапный приступ рвоты сотряс его.
Гасанов поморщился.
- Э, брось, не трави душу. Я и сам не железный.
- Он ранен, - вступился за Вайнтриба Ерёменко. - Ему помочь надо.   
Вайнтриб и вправду нуждался в помощи. При первом беглом осмотре оказалось, что бок и плечо были пробиты пулями. Грудь посечена. Хлопоча возле своего спасителя и наскоро перевязывая подручными материалами кровоточащие раны, друзья наткнулись на характерные множественные следы укусов на ногах. Переглянувшись, озадаченно уставились на него.
Зрение Вайнтриба мутилось, сердце работало с перебоями, слабость одолевала его, но он нашёл в себе силы улыбнуться.
- Жала нет. А яда полно. Налетай, братаны, поделюсь...

У победы был горький вкус. Новобранец Яша лежал бездыханным. Тело его было располосовано вдоль и поперёк. Внутренности торчали наружу...
Вспоминая, чьих рук это дело, Ерёменко подался было назад, к лежащим душманам, но Гасанов остановил его.
- Вайнтриб убил его первым. У него горлом кровь шла. Я видел.
Внимая словам друга, Ерёменко вернулся к обезображенному телу. Следовало запеленать его в непроницаемые покровы. Как мать дитя. В отсутствие её рук своими собственными.
- Помоги мне, Гасан, - попросил он.
Общими усилиями, при помощи душманской одежды, был сотворён плотный кокон. Яша был укутан в него. На виду открытой осталась только голова.
Вражьи шаровары и жилеты пошли на самодельные носилки. Кликнув пленных — главаря и рыжебородого, успевших уже придти в себя, поставили их впереди, ухватились за концы и подняли тело.
Пылающее в полную силу солнце застало их в пути. От встречных препятствий не было отбоя, но дорога, идя под уклон, облегчала движение. Тяжесть ноши, разделённая поровну на четверых, на время примиряла смертельных врагов. Единство нарушал Вайнтриб. Шатаясь, с пулемётом на плечах, он в одиночестве брёл следом.
Казалось, всё было кончено. Горы отпускали их. Принесённой жертвы было достаточно. Первым впереди они увидели сад. Далее дувалы. За ними — кишлак.
Блеснул отражённый свет. Солнечный зайчик, заигрывая, побежал по лицам. Попадая в глаза, начал слепить их.
Не успели они понять, в чём дело, как с дувала слез человек, потряс винтовкой над головою и направился к ним.
Не узнать его было нельзя.
Старшина.
Рана затрудняла его движение. Прихрамывая, весь в неистовом возбуждении, срываясь с шага на бег, он стремился как можно быстрее преодолеть расстояние, разделяющее их.
Как могли они заторопились ему навстречу.
Сближаясь, обнялись.
Отдавая должное всем троим, старшина наткнулся на лежащего Яшу. Подняв глаза, увидел жмущихся друг к другу душманов.
- Наши все в горах, - сказал он, меняясь в лице. - Ушли цепью искать вас. Никто не верил, что останетесь живы.
- А вы, товарищ старшина, верили? - спросил Ерёменко.
Оживляясь, старшина обратил всё внимание на солдата.
- Верил, Ерёменко. Верил. Последнее, что мне оставалось. И я не обманулся в своих ожиданиях. Ушли вы чёрным ходом, а вернулись парадным. Сходя святой троицей с небес.
- Тому была веская причина. Жить хотелось.
Слёзы выступили на глазах старшины. Выдержка изменила ему. Не таясь, преисполненный радостью встречи, он дал волю чувствам.
- Живите. Какие ваши годы, пацаны...


http://www.litres.ru/igor-stenin/tri-lika-sveta/