Евгений Леонов

     В 1975 году мне предоставили первый в жизни официальный отпуск. Я полностью отработал школьный сезон, включая выпускные экзамены. Из-за них-то меня освободили от летнего лагеря, где присматривать за старшеклассниками назначили физкультурника и учительницу пения.

     В конце июня (я еще не успел никуда уехать) мне домой звонит директриса и сообщает, что в лагере ЧП и завтра там нужно быть к восьми утра. Вместо подробностей она предупреждает, чтобы я ни с кем на эту тему разговоров не вел…

     Добирался на электричке. За станцией и поселком увидел вдалеке шатровые палатки, поставленные у опушки леса. Идти мне пришлось через большой пустырь, на котором я заметил несколько групп подростков с весьма подозрительными предметами в руках: у кого – кусок арматуры, у кого – нехилый гвоздодер, у кого – загнутая клюшка для русского хоккея. О бейсбольных битах мы тогда понятия не имели.

     Я спросил ребят, которые медленно направлялись в сторону нашего лагеря: что тут происходит? Ответом мне были лукавые ухмылки и характерное сплевывание.

     Я беспрепятственно добрался до места. При поверхностном осмотре лагерь казался совершенно пустым. Я заглянул в первый шатер. Под брезентом на деревянном полу стояли две металлические кровати. На одной из них лежала на животе упомянутая учительница пения с томиком Северянина.

     – Откуда Северянин? – поинтересовался я, поздоровавшись. Это был немыслимый в ту пору дефицит.

     – Тебя соблазнять, – перешла она к излюбленной немузыкальной теме.

     – Да ладно, – отмахнулся я и полюбопытствовал: – А где Дебил?

     Так запросто называли физрука в его отсутствие и школьники, и учителя. Он был зятем секретаря Ленинского райкома партии, ставил у спортзала два автомобиля (и один-то в частном пользовании был в те годы большой редкостью). Эти машины усердно мыла малышня вместо уроков.

     – Совещается с Леоновым, – ответила она, делая вид, что читает.

     – С каким Леоновым?

     – Пойди и посмотри, они на кухне. Там еще и инвалид какой-то приехал. Прямо – «Капитанская дочка».

     – Ты и «Капитанскую дочку» читала?

     – Нет, смотрела, – огрызнулась она и перевернулась на спину.

     – А что тут вообще за дела? – продолжал я расспрашивать.

     – Вчера кобылицы из девятого «А» пошли на танцы. Деревенские к ним прилипли, наши недоразвитые принялись протестовать, тут Дебил, не разобравшись, кому-то вмазал. В итоге – полная осада.

     – Ты так спокойно об этом говоришь? – удивился я.

     – А что мне в рукопашную с ломом бежать?

     – Этого еще не хватало. А куда подевались люди?

     – По палаткам сидят.

     Я разыскал кухню. Она находилась у самого леса. Птички пели, терпкие, душистые и свежие ароматы солнечного лета разносились по пространству. На титаническом пне, заменявшем высокий стол, была разложена закуска. Инвалид (у него одну руку заменял протез) разливал коньяк: огромному Дебилу – побольше, невеселому незнакомцу в настоящих американских джинсах – поменьше. У него пузо вываливалось из штанов, но он здесь, чувствовалось, командовал.

     – Кто такой? – спросил меня незнакомец строго.

     – Учитель литературы, – отрапортовал я.

     – Налей ему, – приказал он инвалиду.

     – Ну, как там, Миш? – задушевно поинтересовался слегка захмелевший громадный физкультурник.

     – Подтягиваются ребятки, – прокомментировал я, выпивая для храбрости. – Почему же больше никого не вызвали?

     – Кого еще, Миш? – говорил, как на кинокамеру, Дебил. – У нас в школе мужиков – я, да ты, да трудовик, которому восьмой десяток…

     Слова его соответствовали действительности. Кроме того, подумал я, прокручивая ситуацию, посвящать родителей в этот переполох было нежелательно… Незнакомец вдруг хитро улыбнулся, сделал физиономию «нюней», и я его тотчас узнал. Сын Леонова, кстати, учился в девятом классе, но я с ним не был знаком, поскольку он к моим ученикам не имел отношения.

     – А кто нам еще нужен, господа? – поддержал знаменитый актер наш разговор каким-то не знакомым мне интеллигентным и веселым тоном. – Вот и Нестор-летописец явился.

     Эти слова касались меня...
 
     У Евгения Леонова тогда популярность была выше, чем у Шварценеггера. Фильм «Джентльмены удачи» знали наизусть…

     Спустя несколько минут, он вышел за виртуальные ворота нашего бивуака. Приблизился к деревенским и сказал:

     – Ну, что, редиски?

     Подростки перестали сплевывать, лица их повеселели, потом просияли. Как по мановению волшебной палочки, они переродились в славных добрых детей…

     Ехали вечером втроем на старой «Волге». За рулем сидел инвалид. По дороге в Москву в основном молчали. Одну фразу я запомнил. Леонов сказал своему знакомцу:

     – Надоело паясничать…

     Таким серьезным я никогда его не видел.


03.06.2015