Лампа накаливания

Кабинет директора школы на втором этаже, поздняя весна, почти лето; вечер; какая-то тихая музыка звучала, пока он проверял тетрадки, шёпот листвы из открытого окна, и, громче него, о, гораздо громче, звуки потасовки прямо под окнами, где двуногая стая вознамерилась поставить на четвереньки одного беззащитно прямоходящего, шипение дошедшей до центра пластинки иглы, лучи заходящего солнца - а в голове у директора огромный мотылёк кружит вокруг тусклой лампочки, иногда закрывая её чуть ли не всю её целиком своими мягкими, огибаясь, - в голове мотылька уходящее солнце и невидимая стена. Вечны и нерушимы закат, шипение иглы, стук нежных крыльев по стеклу; мотылёк-медведь, проверяющий тетрадки под шум возни за окном, - когда он слез по водосточной трубе вниз, когда, не произнося ни слова, тихо приблизился к ним, они отпрянули сначала, потом принялись что-то кричать ему, их искажённые злобой, как тонким стеклом лампочки, лица, он неожиданно узнал их - он знал их по именам и знал их родителей, но также он узнал их и из своего далёкого прошлого, школьных лет, когда он был на месте Златовласки, угрозы еле долетали из-за стекла, побелевшие от злобы лица из его Навсегда Прошедшего времени, Past Forever Tense, он лишь коснулся нескольких, и они скорчились от боли, отскочили, тявкая и повизгивая, крутясь на месте, в него полетели камни, удар был как движение воздуха, как последний предзакатный ветерок - прошелестевший по листьям, умчавшийся вслед за солнцем. Они улетели, эти призраки, умчались к новым победам, радуясь и страшась разноса, который их родители устроят им, когда о нападении на директора станет известно. Лица из его прошлого - кроме саднящей боли на макушке справа, он чувствовал и другую боль: он почти пробился к своему детству, почти что оказался там (когда сторож прибежал на звон разбитого стекла спросить, что случилось, он перечислил ему нападавших), за стеклянной стеной, когда свет за нею погас, и молчаливый разбойник-великан, сверкнув холодными звёздами из-под век, снова взвалил на плечи свой мешок, называемый Землёй, и потащил его сквозь ночь. Златовласка стоял, прислонившись к одной из берёз, долгая холодная ночь впереди, бабушка у телевизора, уроки на столе. Директор поднялся к себе в кабинет (обычным способом, вместе со сторожем, запершим за ним дверь на щеколду, будете уходить - крикните) по лестнице, включил свет, закрыл окно; подумав секунду открыл его снова, хрупкая фигура Златовласки была неразличима за шелестящей тёмной листвой, и всё же директор заговорил:

- Я знаю, о чём ты думаешь, ты думаешь о завтрашнем дне, о том, как много ещё унижений тебе придётся вынести до конца учебного года; думаешь, что я, такой взрослый и сильный, мог бы защитить тебя, что я, как директор школы, мог бы устроить так, что тебе не пришлось сдавать экзамены в этом году. Я действительно могу всё это устроить, честно. Всё, что тебе необходимо сделать, чтобы это произошло - прямо сейчас, немедленно, сломя голову, бежать домой - и ни в коем случае не слушать, то, что я буду говорить дальше. Я подожду минуту, - сказал директор, однако соврал: он прождал целых пять - отчётливый силуэт на фоне окна.