Игра. Вторя часть

                Часть  вторая

                Кровь и роза


Мой прекрасный вампир,
Грозный мой командор,
Ты так нежен и мил,
На расправу так скор.
А от острых клыков
Боль пронзает мне плоть,
А от губ-лепестков
Загораюсь я, хоть
Лей на сердце водой,
Не зальёшь сей пожар,
А полынью-бедой
Лишь усилишь тот жар.
Страстность в волчьих глазах
Разгоняет мне кровь,
Но в пьянящих речах
Ложь сменяет любовь.
               
1

Под крышей трёхэтажного здания гомонили голуби. Один слетел на жестяной отлив окна. Милочка подкармливала их во время утреннего пятнадцатиминутного перерыва и после рабочего дня. Выключив laptop и собрав в стопку отпечатанные листы смет, она стояла у окна и наблюдала, как к первому голубю подлетел второй и как они начали возню из-за кусочка печенья, склевав предварительно насыпанные её щедрой рукой семечки. Коллеги по отделу уже уходили, а на пороге стояла уборщица с  электрошваброй, давая понять, что ждёт с нетерпением, когда освободят помещение.
Проектно-сметное бюро, в котором она работала, когда-то представляло Головной институт и занимало всё здание. Но прошли годы, и второй этаж  заняла страховая компания, а первый приглянулся хозяевам аптеки и продовольственного магазина.
Приняли её в коллективе настороженно, боясь, что молодой специалист замучает всех вопросами, будет делать ошибки и вовремя не сдавать объект. Но она быстро вошла в курс дела, хотя после окончания университета работала в банке не по своей основной специальности.
Однако это было в другой жизни, которая закончилась с гибелью Саши. Родители – Лариса Павловна и Сергей Васильевич Поспеловы – не могли простить ей смерти единственного сына. Лариса Павловна сослуживцам в банке даже сказала, будто невестка выздоровела только потому, что забрала жизнь сына. Слова свекрови доброжелатели передали Милочке. Она поспешила уволиться, чтобы в офисе не встречаться с укоризненным взглядом безутешной женщины; та, возможно, забыла, кто два года назад спас её сыну жизнь.
Милочка вздохнула и медленно двинулась к лестнице. Зачем спешить – дома никто не ждал.
Начало пятьня* – прекрасная пора расцветающей природы, но в этом году весна выдалась холодной.
Прогрев двигатель автомобиля, она выехала с парковки.  До спального микрорайона двадцать минут пути. Куда девать остальной «вагон времени» перед сном – непонятно. Подруг она растеряла давно. Домашнего питомца  завести не могла – они не выносили её второй звериной сущности, которая после болезни никуда не делась. Можно было завести аквариумных рыбок, но к холодным представителям фауны она любви не питала. Рисовать боялась, памятуя о печальных случаях суицида поклонников её творчества. Оставались одинокие прогулки на природе, стихи, книги и редкое общение в Сети.
Теперь Милочка жила воспоминаниями. Вчера, например, ездила на седьмой километр Восточного шоссе. Гуляла, вспоминая ночные гонки, шеренги машин по обочинам, музыку, смех, лица знакомых. 
На шоссе в вечерний час было тихо. Лишь накрапывал дождь, да, шурша шинами, проносились одиночные авто – гаишники всё же вытеснили и отсюда любителей драйва и экстрима.
Ей припомнились жгучие глаза Теймура, его улыбка, змеящаяся на губах, тонкий запах сигарет, смешанный с резким запахом коньяка и ещё чего-то невыразимо волнующего, кожаный салон спорткара Саши, пропитанный запахом его любимой туалетной воды, и ласковое имя Люля, произносимое им с особой теплотой.
«Что имеем – не храним, а потерявши – плачем.  По наивности не понимала этого, страдала, искала выход из любовного треугольника, мечтала о свободе выбора, о тихом, спокойном счастье впереди… Какой свободы? Какого счастья? Свободы быть одной на белом свете? Счастья встречать глухую тишину квартиры?» – с горечью думала Милочка.
И сейчас около неё появляются мужчины: улыбаются, отпускают комплименты, пытаются флиртовать. Но разве эти мужчины похожи на тех, которых она потеряла из-за собственной глупости? Среди них чувствовала себя королевой, а среди этих – «фригидной ломакой» с непростым прошлым, и с этим смириться не могла. Милочка не понимала, зачем ей сохранена жизнь. Осознав свои ошибки, она выбрала смерть, но получилось, что и смерть для неё – недоступная роскошь.
«Наверное, выздоровление – ещё одно наказание. Как же иначе? Ведь не оставила любимого, узнав, что становлюсь опасным зверем. Сейчас Саша был бы женат на милой, любящей женщине, тетешкал розовощёкого карапуза. Но мне захотелось урвать кусочек счастья для себя. Пусть ненадолго, незаслуженно, авантюрно. А Теймура, фактически своего спасителя, зачем убила? Не предупреди он о трансформации в зверя, убила бы Сашу, а после покончила с собой. Эгоистичная дура! Мне так хотелось быть нормальным человеком, но не дано. Тьма и зверь – вот мой крест», – невесёлые мысли, как заводные карусели, крутились и крутились в голове под шуршание прошлогодней листвы и тихий шелест дождевых капель. Эти размышления вылились в рифмованные строчки:
«Заждался полдень часа своего.
Стеной стоит сиреневый туман.
Холодный дождь, прохожих караван…
Сказать: « Привет!» – но рядом никого.

Весна продрогла, ветер каждый день…
А говорят: отныне – навсегда.
Не может быть! А впрочем, ерунда:
Земля проснулась, и в садах кипень.

Послушай, ветер! Выдуй пустоту,
Что поселилась в комнате моей,
Печаль, как пыль, порывами развей:
Нет сил пространства слышать немоту…

Cама с собой смеяться и грустить,
Да диалоги нужные ваять,
Трудиться память часто заставлять.
Но не вернуть назад, не изменить…

Зачем дышать минувшею бедой?
Её укрыл дум горьких суховей.
Листва мне шепчет: «Панцирь свой разбей,
Открой все окна и дыши весной».
Милочка, потянувшись к панели, включила радио. Салон заполнила тихая музыка. В ней слышалось что-то знакомое из той, прошлой жизни. Приятный, будоражащий воспоминания мотив. Мимо мелькали автомобили, проплывали зеленеющие участки газонов, нарядившиеся в клейкие листочки деревья, пёстрые рекламные шиты и вывески. Но яркая палитра весны не радовала. Даже музыка не отвлекала от депрессии, которая в вечерние часы разъедала мозги хуже кислоты.
«Такие нежные звуки – за душу берут. Хм… А есть ли у меня душа… или она мертва? Ну, если чувствую внутри боль, то не совсем мертва… находится в глубокой коме. Говорят, душевные страдания лечит время. Прошло полгода после гибели Саши, но легче не становится. Нужны годы. Но зачем мне эти годы? Охранять монстра внутри? А смысл? Семья и дети строго противопоказаны…»
Тоска, беспросветная тоска, – вот во что превратилась её жизнь. Когда Теймур и Александр приходили во снах, она просила, чтобы забрали её к себе, но друзья всегда уходили, не сказав «да». На последний шаг она пока не решалась, поэтому продолжала жить, вернее, – существовать. Что-то останавливало, какой-то, глубоко запрятанный внутри, иррациональный страх. Казалось бы – чего ей, убийце, опасаться за гранью бытия? Вся в смертных грехах, как беспризорная собачонка в блохах. И не имеет значения: её жертвы заслужили смерть или невиновны, искуплены или вопиют. Для Милочки важно было другое – она не должна окончательно погубить свою бессмертную душу.
А на этот вечер она наметила уборку в квартире. Зайдя в комнату, служащую спальней, застыла в недоумении. На тумбочке лежала чёрная роза. Цветок сам по себе очень редкий, тёмно бардового цвета с фиолетовым оттенком. Как  попал в  квартиру– загадка. Милочка налила воду в высокую тонкую вазу и, подрезав стебель, поставила розу на журнальный столик. Потом прошлась по всей квартире, заглядывая в шкафы и шкатулки. Всё было на месте.
«Значит, не ограбление. Впрочем, верх сарказма – оставить в обворованной квартире розу на память в виде извинения», – усмехнулась девушка.
Их с мамой двухкомнатная квартира располагалась на третьем этаже. Позже она служила семейным гнездышком для неё и Саши. Форточки были приоткрыты, так как из-за прохладной погоды отопление не отключили, а только существенно снизили градус теплоносителя. Но даже при таком незначительном отоплении в квартире, расположенной на южной стороне, стояла духота.
«Залезли в форточку? Для чего, если всё на месте? Тайный воздыхатель? Вряд ли… Нынешние мужчины на такой подвиг не способны. Кто-то подаёт знак? Кто и о чём?» – терялась Милочка в догадках. Впервые она пожалела о потере ненавистного дара. Раньше бы она всё узнала и о цветке, и о его хозяине, бесцеремонно залезшем в её квартиру. Увы, то было раньше. Не придя ни к какому выводу относительно странного подарка, погоняла пыль со шкафов и столов, помыла полы и легла спать.
Обычно Милочка вставала в семь часов утра, делала зарядку на лоджии, потом следовали: бег на месте, водные процедуры и завтрак. Всё остальное время уходило на подбор одежды под настроение и дорогу на работу. Так проходило каждое утро перед рабочим днём. По такому же распорядку оно должно было пройти и в этот день, но…
Она проснулась от неприятных ощущений и звонкого дребезжания будильника. Потянувшись в постели, глянула на тумбочку, откуда донимал звоном будильник, – и  ахнула. Рядом с будильником лежало мёртвое тельце голубя. Его оторванная голова покоилась тут же, а вся тумбочка была залита кровью изувеченной птицы. Негодование смешалось с небольшой порцией страха от незащищённости собственного жилища, её территории. Выходит, когда она спала, кто-то хозяйничал в квартире. У неё щекотало в носу от запаха крови, а тело вибрировало, как перед трансформацией. Она накинула пеньюар и вышла в зал, чтобы успокоиться. На журнальном столике в вазе стояли две чёрные розы. Это переходило все границы.
«Хотят запугать. Дают понять, что нахожусь в их руках. Ясно как божий день. Только кто? Подельники бандитов, содержащих Сашу в заложниках? Не думаю. Они бы не стали церемониться и взяли ещё тёпленькой пока спала. Спецслужбы? Тоже маловероятно. Те бы очень культурно пригласили на беседу, так культурно, что не посмела бы и рыпнуться в нынешнем беспомощном состоянии. Кто же? Кто он, мой враг, действующий так вероломно, но тайно? Члены ордена «Хранителей ключей»? Однако они чего-то припозднились. Больше двух лет прошло с тех пор, как убила Теймура. Могли бы и раньше нагрянуть».
Милочка завернула бедную птицу в пакет и выбросила в мусоропровод. Она хотела выбросить и розы, но цветы были столь красивы, что рука не поднялась на их уничтожение. То, что розы в вазе стояли две, наводило на мысль: ей угрожают смертью. Милочка усмехнулась:
«Нашли, чем бабу стращать», – дальше мысль не стала развивать, её всегда коробили бранные слова. Форточку в спальне она принципиально не стала закрывать. Окно спальни выходило во двор, и всегда находилось под присмотром старушек-соседок, целый день, сменяя друг друга, сидящих на лавочке под окном. Она лишь закрыла на защёлку фрамугу в остеклении лоджии, расположенной на фасаде здания. Замок к металлической двери муж подобрал с секретом, поэтому за входную дверь Милочка не переживала.
На работе, рассмотрев проблему со всех сторон, успокоилась:
«Чего всполошилась? Неприятно, когда посторонние расхаживают по квартире? Но все вещи на месте? На месте. Решат убить? И флаг им в руки. Смерти не боюсь, и коптить свет попусту обрыдло».
День прошёл ни шатко ни валко. Она ходила к проектировщикам за чертежами, относила готовую смету по коттеджу ГИПу, делала обсчёт нового объекта, а собираясь домой, обнаружила: ключей от квартиры в сумке нет. Спросила у Лебедевой, сидящей за соседним столом:
 – К нам в отдел заходил кто-нибудь посторонний?
 – Вроде бы никого не было… Хотя – постой! Когда ты ходила к ГИПу, заходил мужчина. Сказал – заказчик. Поискал на твоём столе сметы, но я  пояснила, что ты их унесла. Он поблагодарил и ушёл.
 – Почему мне не сказали, Екатерина Ивановна?
 – Думала, он тебя нашёл. А что случилось?
 – Пропали ключи от квартиры.
 – Надо же? Кошмар! А на вид такой представительный. Около сорока лет. Нужно заявить в охранку.
 – Сейчас поеду домой. Посмотрю, а тогда уж заявлю.
 – Как ты в квартиру-то попадёшь?
 – У меня запасные ключи в машине. Однажды забыла ключи на работе. Тогда ещё в банке работала. Случайно выпали… Приехала домой, а попасть не могу. С тех пор и вожу запасные. Как он ключи от машины не догадался взять?
 – Он стоял у твоего стола не более минуты.
 – Ой, Екатерина Ивановна! Для профи и нескольких секунд хватит.
Домой Милочка ехала в подавленном настроении, предчувствуя опустошение квартиры. Но увиденный разгром превзошёл самые мрачные ожидания. Все вещи из шкафов были вывалены на пол, кресла в зале перевёрнуты, некоторая посуда побита. За этим бедламом, она не сразу поняла, что пропало. Милочка позвонила блюстителям порядка.
Оперативники долго искали чужие отпечатки пальцев. Прибывший с ними участковый ходил по квартирам, опрашивая соседей. Милочка с болью в душе наблюдала, как по разбросанным вещам топчутся чужие грязные ноги. Потом она под протокол перечисляла пропавшие вещи. Преступники унесли: золотые украшения, две её картины, некоторые рисунки, хранящиеся дома, а также небольшую сумму денег, которую обнаружили. Свои основные сбережения она хранила в банке, куда перечислялась и зарплата.
Оперативники уехала в девять часов вечера. Блюстители порядка напоследок посоветовали сменить замок.
«По-моему, хуже уже и быть не может, – рассудила она. – Для этих сволочей новый замок не преграда. Так ради чего тратить лишние деньги?»
Милочка до часу ночи прибиралась в квартире. Уставшая и злая легла спать, а новый день  принёс новые неприятности, которые начались прямо с утра.
Утром она обнаружила, что в уцелевшей после погрома вазе стоят уже не две, а четыре чёрные розы. И это вывело из равновесия. Она обессилено плюхнулась в кресло и заплакала. Похоже – её брали измором. Выплакавшись, Милочка схватила вазу и выбросила вместе с цветами на газон, под берёзку, растущую рядом. Старичок, идущий в это время по тротуару, остановился, покачал головой и что-то долго бормотал себе под нос. А Милочка в сердцах сказала:
 – О чём бормочешь, старик? Мне не до твоих нотаций.
Но на этом неприятности не закончились. Когда она пришла на платную стоянку, где на ночь оставляла свою машину, – увидела толпу людей. Неприятно заныло сердце в предчувствии новой беды.
«Неужто разбили и машину?» – мелькнула мысль. Но автомобиль оказался неповреждённым. Зато утром рядом с ним охранник стоянки обнаружил труп. Милочку несколько успокоило, что враги пока не добрались до любимого авто. Однако радовалась она рано. Во второй половине дня в отдел пришёл следователь для составления фоторобота вора. Лебедева и Горчичников, которые видели посетителя, описали одежду и лицо мужчины. Следователь куда-то позвонил, а потом предложил им вместе с Милочкой проехать на Пионерскую, где был офис городского Управления внутреннего правопорядка.
Здесь Лебедева и Горчичников опознали по фотографиям мужчину, заходившего в отдел. Это были снимки трупа, сделанные утром на автостоянке. Свидетелей отпустили, а Поспеловой предложили пройти в другой кабинет. Там её уже встречал приснопамятный Борис Владимирович Сабелев.
 – Людмила Георгиевна, вы в своём репертуаре, – сказал он, предложив  стул. – Смерть ходит регулярно к вам в гости. Чем её завлекаете?
 – Пеку очень вкусные плюшки, – недовольно отозвалась Милочка на его остроту.
 – Неужели так расстроились пропажей украшений, что растерзали бедного мужика?
 – Каждое из этих колечек, браслетов и колье – подарок от дорогих мне людей. Они ценны мне как память. Но что значит – «растерзали»?
 – А то и значит. У него разорвано горло, большая потеря крови.
 – Борис Владимирович, считаете, я ему перегрызла горло?
 – Не знаю, не знаю… Как-то странно всё складывается. Днём он вашу квартиру обворовывает, а ночью ему перегрызают горло.
 – Может, меня видел охранник? Или нашли на нём мои отпечатки, кровавые следы? Доказательства моей причастности есть?
 – Людмила Георгиевна, не лукавьте! Мы же знаем, что вы можете бесконтактным способом убить человека.
 – Вы это видели собственными глазами, что так авторитетно заявляете? – возмутилась Милочка. Бредовая ситуация начинала доставать. – Намекаете на картины? Так вор сам себя приговорил. Кто его заставлял их брать? Только вы, Борис Владимирович, не учитываете один нюанс. Он не сам себе перегрыз горло.
 – Да, не сам, – согласился Сабелев. – А на автомобиль парней разве сосна упала по доброй воле? или от старости?
 – Если это сделал Пахад, то на преступнике висело множество грехов. Но я – бывшая ведьма. Высшими силами не руковожу. Боги и демоны не в моём подчинении, увы. Даже бесы меня не слушают, – закончила она с вызовом.
 – Бывшая ведьма? Это уже интересно, – усмехнулся Сабелев. – А я, грешным делом, хотел привлечь вас к расследованию. Посмотрите на фотографии, дадите пару новых направлений, а? Расскажите, почему он пришёл в квартиру именно к вам? Что там искал?
 – Нет, на эту приманку не клюну. Во-первых, убив его, не бросила бы у своей машины. Во-вторых, не морочьте голову страшилками. Его убили где-то в другом месте, а потом подкинули к моей машине. Поэтому при потере крови нет её следов возле трупа. В-третьих,  рада бы помочь, но из-за болезни утратила дар. Сама теряюсь догадками.
 – Вы тяжело болели, знаю. Рассказывал ваш муж. И врагов, как понимаю, у вас немало. Мы же не знаем, куда и к кому попали ваши «жуткие» картины. Мой совет: смените замок и будьте очень осторожны. А лучше затеряйтесь где-нибудь в миллионном городе и живите тихо.
 – Спасибо за совет. Возможно, так и поступлю, чтоб не усугублять криминальную статистику в городе, – сказала она, горько усмехнувшись. – А в расследовании вам поможет Потапов с сенсами. 
 – Вот-вот, подумайте. Вы молоды и красивы, умны. Жизнь, вижу,  не особо балует. Не хочется увидеть вас на скамье подсудимых или, хуже того, – в морге.
 – Думаю, нужно искать хозяина злобного пса, – посоветовала она напоследок. – Вероятно, вор побывал не только в моей квартире… и неудачно.
 – Логично, – согласился Сабелев. – Только в голову к собаке, по-моему, легче проникнуть, чем копаться в мозгах у человека. Не находите?
 – Поняла намёк. Но это сделала не я, а жаль. – Она постаралась растянуть губы в дежурной улыбке, и вышла из кабинета, кипя гневом.
После разговора с Сабелевым Милочке не хотелось возвращаться на работу, чтобы коллеги косились и шептались за спиной. Она села в машину и покатила, куда глаза глядят. Первый по-настоящему тёплый день, а у неё – неприятность за неприятностью. Проехав пять кварталов, решила припарковаться недалеко от набережной. Неспешное течение воды её всегда успокаивало. Домой возвращаться не хотелось. Теперь эта территория ей не принадлежала, контролировалась врагом или врагами. Кто знает, сколько их? Облокотившись на парапет, девушка любовалась тёмными водами реки. Из сакраментального двойного вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?», для неё очень актуальной была вторая половина. Виновницу нынешних бед Милочка хорошо знала – зеркало пудреницы во всех деталях показывало хмурое лицо, на котором поправила контур губ.
Она разглядывала завихрившиеся в небе перья облаков, гуляющие по набережной пары, и настраивалась на схватку:
«Как бы дело не обернулось, но две вещи они у меня не отнимут: волю и достоинство. Потребуется – умру. Но умолять, унижаться – не стану! Наверное, думают, что способности не растеряла, и зверя боятся, поэтому не нападают открыто. Раз так активно взяли в оборот, есть вероятность их увидеть этой ночью. Врага нужно знать в лицо. Что ж – подождём и посмотрим».
Это решение окончательно успокоило, и девушка поехала домой.
Дома она приняла ванну, приготовила лёгкий ужин и села перед тривизором с бутылкой дорогого вина из старых запасов мужа. Вспоминая студенческие годы и потягивая маленькими глотками кроваво-красную жидкость, не заметила, как заснула, – сказалось напряжение двух последних дней.
Проснулась Милочка как от толчка. Ещё не открывая глаз, почувствовала чужое присутствие. Когда разлепила веки, то натолкнулась на пристальный взгляд зеленоваты глаз. Напротив неё, за стеклянным журнальным столиком, сидел человек. Мужчина удобно устроился в кресле, невозмутимо потягивал вино и сверлил хозяйку колючим взглядом. На вид ему было лет тридцать – тридцать пять. Широкие плечи, короткая стрижка, прямой нос, высокие скулы, бледность и холодность лица – всё, что успела охватить Милочка быстрым взглядом. Его лицо походило на лицо аристократа из средневековья – высокомерного, красивого, жестокого и, как ни странно, знакомого, а проступающие под тканью пиджака бицепсы указывали на силу и тренированность тела. Где-то она мужчину уже видела: во сне ли, в толпе ли – но не было времени ковыряться в памяти. Собрав волю в кулак, она приготовилась к последнему сражению.
* – пятого месяца года.

2

Ты отмщение принёс
Иль забвения начало?
Твой ответ и мой вопрос –
Игры масок карнавала.

 – Доброй ночи, – произнёс незваный визитёр голосом, от которого у девушки по спине пробежали мурашки. – Познакомимся? – его губы изогнула насмешливая улыбка, похожая на гримасу плохого актёра. – Вероятно, Вы меня ждали. А я дам не привык разочаровывать.
 – Познакомимся, – в ответ усмехнулась Милочка, глядя ему прямо в глаза. – Кто я, думаю, знаешь. Начнём с тебя. Кто ты?
 – О-о! – произнёс он многозначительно и даже покачал головой. – Вы – сама смелость и спокойствие. Спешу представиться, – он шутовски поклонился, не вставая с кресла. – Меня зовут Гортон, но для людей я – Игорь Валерьевич. По профессии – сыщик, по складу характера – киллер.
 – Что означает  – «для людей»? Ты… не человек?
 – Я – вампир, мадам.
 – Что? – Милочка разразилась издевательским смехом. – Ха-ха-ха! Ой, не могу!
Мужчина сделал ещё пару глотков, потом отставил бокал и, видя, что ему откровенно хамят, спросил, переходя на «ты»:
 – Не веришь? Ничего. Сегодня в этом убедишься.
 – Извини, – сказала она, смущённо прикрыв ладонью улыбающийся рот. – Не над тобой смеюсь. Тут возникала одна тема…
 – Что за тема?
 – К нашему делу не относится, – махнула она рукой, пресекая ненужный интерес. –  Я тебе верю. Верю, что ты – вампир.
 – Да-а? А многие не верят, когда говоришь.
 – Не мой случай. Значит, ты – киллер. Пришёл меня убивать. Правильно поняла?
 – Угу.
 – Но не торопишься мной закусить. Что-то останавливает? Боишься… э-э… кровь будет невкусной? – Она склонила голову к плечу, разглядывая лицо своего будущего убийцы и мысленно подбадривая себя: «Красив, чертяка! Только лицо какое-то совершенно бесстрастное. Видимо, уверен в успехе. Подначивает, но внешне серьёзен. Решает: беспомощна или нет. Хорошо. Применит для удара максимум усилий, и я сразу умру. Или несколько минут поживу, пока будет пить кровь. Это, наверное, как вены себе перерезать. Слабость – и всё».
Вампир тоже наблюдал за девушкой и слушал её мысли. Он видел браваду и чувствовал напряжение, граничащее со страхом. «Маленькую глупышку» можно было разубедить, успокоить, но девушка могла заартачиться, начать сопротивляться – а ему не нужны лишние хлопоты. Пусть лучше боится, этим он сделает услугу брату.
«Тихая, покорная кормилица – что может быть лучше? Она талантлива. Возможно, неплохая любовница. Повезло Вазару… У реки что-то об иной реальности думала, о звере, на бой настраивалась… Хотел бы я на это посмотреть… Ох, как смотрит! Воительница. Нет, отдавать брату сразу не нужно. Подождёт. Чего же сам не забрал? Придумал себе какую-то инспекцию. Мутит что-то Вазар, ой мутит! Галла собрала вещи и уехала… Что же он задумал?» – Он пока не мог принять окончательного решения о дальнейшей судьбе художницы, но время шло, переглядки решению не помогали, и вампир сказал: – Ты так спокойно о своей смерти говоришь. Нет, я не боюсь. Сейчас, – он посмотрел на часы, блеснувшие золотой оправой и снопом разноцветных искр от четырёх алмазов, вправленных в корпус, – всего второй час ночи. У меня в запасе три или четыре часа. Торопиться некуда.
 – Понятно.  А чего же тебя – о, безжалостный киллер! – занесло в наш отдалённый край?
 – Насмехаешься? Зря. Ведь знаешь свои грешки, – туманно намекнул Гортон.
 – Уж не вампира ли убила одна из моих картин?
 – Нет, не вампира. На нас твоё колдовство не действует, – ответил киллер и мысленно себе поаплодировал – кое-что начало приоткрываться.
«Ха! Она – ведьма. Хитришь, братец! Зря надеешься с помощью ведьмы удержать власть. И праздник я тебе испорчу основательно».
 – Тебя нанял богатый бизнесмен? Какой-нить олигарх? У каждого из них всегда рыльце в пушку.
 – Альбийский банкир.
Милочка холодно взглянула на киллера.
 – Надеюсь, тебе не жалко маленьких людишек. Правда? Пищу как-то странно жалеть.
 – А я не знаю, что такое жалость. Вампир не испытывает жалость, нежность, любовь, ревность. Мы не обременены этой ахиллесовой пятой человечества. Выдержанность, гармоничность и интеллект – основные наши качества.
 – Как же, как же… естественно. А ещё чувство голода.
 – Ничего не поделаешь – мы стоим на верхней ступеньке пищевой лестницы.
 – Благодарю, Гортон, – наклонила она голову. – Много интересного от тебя почерпнула. Одно меня смущает… неужто интеллект тебе подсказал подбросить мне убитого голубя и выпитого вора?
Мужчина сузил глаза.
 – Хотел посмотреть, как  отреагируешь. Интересно, видишь ли.
 – О-о! – произнесла Милочка, подняв вверх указательный палец. – Чувства в вас всё же присутствуют.
 – Конечно, – её оппонент был невозмутим, будто высеченная из мрамора скульптура. Подколки кровососа не задевали, или он проявлял выдержку. – Интерес исследователя, например. Ведь мы – люди, только более совершенные.
 – Боги, какой апломб? – её слова сочились сарказмом. – Совершенный вурдалак! Кому скажешь – умрёт от смеха.
 – Понял, – сказал киллер, растягивая губы в подобие улыбки. – Хочешь вывести меня из себя? Зря стараешься, маленькая.
Милочка положила локти на стол, сцепив пальцы в замок, и устроилась на них подбородком.
 – Да? Тогда тебе следует приступать к основной цели приезда в наш заштатный городок.
 – Зачем спешить? – буднично спросил он. – Вчера я сытно отужинал. И нынче еда не убежит. Сейчас мной движет не голод, а интерес мужчины. Тебе рассказать одну любопытную вещь?
 – Давай расскажи.
 – Во время секса с человеческими женщинами мы начинаем чувствовать так же, как и вы, люди.
 – Что?! – на её лице отразилось возмущение. – Изнасилуешь пред тем, как убьёшь?
 – Не – перед, а – во время, – беспристрастно пояснил вампир.
Милочку захлестнула ненависть к вурдалаку. Если бы он просто решил  убить, она бы приняла свою участь без мольбы и слёз, не сопротивляясь, чтобы зря не мучиться. Но он хотел обесчестить, а потом нагло глумиться над умирающей жертвой. Милочка решила бороться до конца: ударить со всей силы коленом в пах, выцарапать глаза, а удастся – огреть бутылкой по голове.
Он допил вино, поставил бокал, намереваясь встать с кресла.
 – Я тоже не сказала одну любопытную вещь, – постаралась непринуждённо улыбнуться она.
 – Да?
 – Во время секса я превращаюсь в животное.
 – Животное? Какое?
 – Не бойся, не в мышку. Искать не придётся. Я становлюсь львицей.
 – Львицей? Ты меня разыгрываешь, маленькая? А как же твой муж?
 – Давай проверим? – Милочка жеманно улыбнулась и потянулась всем телом, как бы приглашая его. Киллер встал с кресла, но дальше не двинулся.
 – Хм… муж. Мужа я любила, а ты мне не нравишься. Тем более он не пытался меня убить. Что замер у кресла, родной? Во мне тоже загорелся интерес исследователя. Посмотрим: чьи зубы острее. Сожру тебя – вот и не будет профессионального сыщика, совершенного человека. А я сытно поужинаю, – она явно насмехалась. Однако её слова киллер воспринял, по-видимому, серьёзно. Он немного помедлил, потом неопределённо заметил:
 – Посмотрим, – и двинулся к ней. Девушка внимательно следила за каждым его шагом. Вампир подошёл к её креслу, обнажил запястье на левой руке, затем прокусил его и гнусаво произнёс:
 – Пей!
 – Ещё чего! – возмутилась Милочка, отстраняясь. Одно его неуловимое движение, и её губы вплотную прижались к его кровоточащей руке.
 – Пей! – прорычал он грозно. Она сделала три глотка густой красной сладковато-солоноватой жидкости, а потом, подчиняясь животному инстинкту, выплывшему из тёмных глубин  подсознания, вцепилась зубами в запястье. Он зло выругался:
 – Бесовка! – и отдёрнул свою руку. Милочка не успела сомкнуть челюсти, а то бы клочок кожи, мышц, сухожилий и сосудов остался у неё во рту. Девушка облизнула губы, усмехаясь:
 – Посмотрел?
Вампир пальцем прижал наполовину откушенную плоть и стал языком облизывать края. Буквально через минуту началась регенерация тканей.
Он поднял голову и сердито пробурчал:
 – Посмотрел. В тебе действительно сидит животная сущность.
 – Думал, обманываю? – подмигнув мужчине и расплывшись в улыбке, спросила она, радуясь своей маленькой победе, сбившей спесь с надутого высокомерием сноба. Ткани на его руке продолжали восстанавливаться.
 – Знал, что ты необычный человек, но не ожидал встретить оборотня.
 – Я не оборотень! – обиженно выкрикнула девушка. Она не могла понять, отчего вдруг в ней началось такое бурление чувств и желаний, с которыми почти не могла справляться. Хотелось плакать и хохотать одновременно. А уж врезать этому здоровяку в челюсть было желанием номер один.
Наконец на месте раны у вампира остался лишь розоватый след от зарубцевавшейся раны. Он натянул на запястье рукав рубашки, затем – пиджака, посмотрел на Милочку и хмыкнул:
 – Хм, как состояние? Кровь вампира совместно с алкоголем – гремучая смесь.
Гортон вновь уселся в кресло и скрестил руки на животе.
 – Чего ждёшь? – спросила она зло. – Вцепись мне в горло – и дело с концом.
 – Не-ет, – протянул киллер, отрицательно качая головой и ехидненько усмехаясь, отчего его лицо стало похожим на оскал хищника, предвкушающего пиршество над трепещущей жертвой. – Лучше подожду. Скоро захочешь спать, и тогда…
Кровосос над ней издевался. Милочка легко соскочила с кресла и кинулась на него с кулаками. Но он был проворней. Миг – и она оказалась у него на коленях, извивающаяся под его правой рукой. Рука мужчины была сильной, словно стальной. Сколько девушка не крутилась, стараясь освободиться, ничего не получалось. А Гортон только подсмеивался:
 – Тише, маленькая! Не крутись так бойко. Разбудишь во мне желание – не обессудь.
 – Сволочь! Гад! – шипела девушка, беспомощно дёргая ногами, стараясь ударить «гада» по лодыжке. Были бы на ней туфли – удар вышел бы чувствительным, но она заснула в кресле, будучи босиком.
Вампир левой рукой отодвинул её длинные локоны, закрывающие шею.
 – Можно? – спросил он, касаясь губами её уха. У Милочки от беспомощности выступили слёзы на глазах.
 – Пей, проклятая пиявка, да не подавись!
Его клыки больно впились в шею. Девушка не закричала, сжав зубы. Она не хотела, чтобы кровосос радовался её мучениям. Но боль быстро прошла, уступив место трепету во всём теле от прикосновения губ киллера и его поцелуев в прокушенное место, от напряжения и страха, ведь её убивали таким необычным способом.
«Вот подонок! Маньяк вонючий!» – возмущённо думала Милочка, собираясь сопротивляться, пока не ушли последние силы. А киллер сделал всего три глотка и языком зализал ранки, потом, подув на укус, будто желая облегчить боль и успокоить, тихо на ухо проговорил:
 – Я, между прочим, не плебей. Принадлежу к знатному роду. Мы не насилуем женщин. Без разрешения стараемся не кормиться. Сейчас выпил твоей крови для того, чтобы не сбежала от меня. Везде тебя найду. А в остальном, красавица, просто провоцировал, а ты – повелась.
 – Ненавижу! – зло процедила сквозь зубы Милочка, уже не вырываясь, осознав всю бесперспективность таких действий. А кровосос продолжал:
 – Тише, тише, моя сладкая. Уясни одно простое правило. Ты выпила моей крови. Значит, я чувствую твоими чувствами. Понимаешь? Ты меня ненавидишь. И я чувствую ответную ненависть. Но я не хочу ненавидеть тебя. Лучше отнесу в постельку. Поспишь, успокоишься. Есть одно хорошее выражение: «Утро вечера мудренее».
Он поднял её на руки и отнёс на кровать. Девушку била дрожь от перенесённого страха и напряжённого ожидания; она уже попрощалась с жизнью, а «маньяк», видимо, решил пока не убивать, а растянуть удовольствие. Она смотрела, как киллер в зале смакует вино мужа, и тоскливые мысли вяло ползли, почти не раня душу, смирившуюся с неизбежным концом:
«Допивает вино, гад! Напьётся и придёт мою закусывать, скотина, мнящая себя сверхчеловеком. Долго ли я так протяну? Скорее бы потерять сознание, а там пусть тешится. Мне уже будет всё равно».
Но минуты тянулись медленно, Гортон не возвращался, и девушка, поминутно вздрагивая, прикрыла глаза, стараясь не заснуть. А сон тихо подкрался на мягких лапах и осторожно унёс её в зыбкую нереальность.
Проснулась Милочка от яркого света, бьющего в глаза. За окном ярилось солнцем позднее утро. Она повернула голову к двери, желая посмотреть, где её враг, и натолкнулась на цепкий взгляд.
 – Почувствовал, что ты проснулась, – сказал киллер, подходя к кровати, и вдруг его лицо, больше похожее на красивую, но застывшую маску, озарилось широкой белозубой улыбкой, правда, не настоящей, а смахивающей на оскал.
«Чего, спрашивается, скалится? – насупилась она. – Доволен вчерашним спектаклем?»
 – Опять хмуришься? – присаживаясь на краешек кровати, спросил он.
 – Мне не ясна твоя роль и своя судьба, – заявила девушка, решив взять «быка за рога».
 – Не всё сразу. Серьёзные разговоры на голодный желудок приводят к язве. Вставай! Умоешься, позавтракаешь… Потом поговорим.
«Ну, что с него взять? Гармоничный сверхчеловек. Тьфу! Чтоб ты провалился, упырь!»
Милочка, перекинув оголённые ножки через киллера, встала, одёрнула халатик и поплелась в ванную, с видом поверженной королевы, чувствуя спиной пристальный взгляд.
На обеденном столе дымилось кофе, на подставке лежало варёное яйцо, а на блюдце – бутерброды с маслом и красной икрой. Высокий бокал, из которого Саша когда-то пил пиво, был наполнен оранжевым соком.
 – Прошу, – по-хозяйски позвал к столу Гортон. Он тоже присел к столу и приложился к бокалу с соком. Девушка с интересом за ним наблюдала.
 – Вы не только пьёте кровь?
 – Не только...
 – Любопытно, – обронила она, принимаясь за яйцо.
 – У людей тоже органы пищеварения больше предназначены для переваривания пищи, содержащей клетчатку, но за многие тысячелетия вы приспособились, стали всеядными. С одной стороны, это дало толчок к развитию, а с другой, – сократило продолжительность жизни. Но сейчас ваши учёные стараются продлить жизнь, пробуя выращивать различные органы из стволовых клеток. Так и наш вид. Наши предки пили кровь и жили более тысячи лет, но были бесчувственны и хищны. Из-за этого им приходилось скрываться, часто вести ночной образ жизни. Но за тысячелетия мы, как и вы, приспособились, и теперь употребляем некоторую пищу в жидком виде, помимо крови людей и животных, что снизило агрессивность, позволило спокойно жить среди вас, развиваться, постигать языки и науки, но уменьшило продолжительность жизни в полтора раза. Чтобы стать совершенными и иметь палитру эмоций, мы стали прикармливать своей кровью людей. Однако наши учёные вскоре поняли, что негативные эмоции вредны, поэтому мы решили брать добровольных кормилиц и кормильцев, через них получать в основном только положительные ощущения.
 – Не рассказывай сказок, – возразила Милочка. – Вчера я прекрасно прочувствовала боль.  Не знала, что боль стала положительной эмоцией.
 – Просто решила, что хочу тебя убить. Поэтому неправильно настроилась, – он опять выдал «фирменную» улыбку. Этот оскал должен был демонстрировать открытость и приятие собеседника по задумке автора, но выглядел устрашающе, так как растянулись только губы, а верхняя часть лица осталась неподвижной, плюс тяжёлый, немигающий взгляд, довершающий образ безжалостного хищника, изучающего свою добычу.
«Нда, нелегко им жить среди людей, – решила она. – Такие гримасы вызывают страх и подозрение».
Настроившись прошлой ночью на смертельную схватку, Милочка сейчас его не воспринимала опасным врагом, своё отбоялась вчера, а вот интерес, как мужская особь и представитель совершенно другого вида разумных существ, он вызывал, поэтому слегка улыбнулась, демонстрируя понимание, и спросила:
 – Объясни мне, недалёкой дурочке, какую выгоду получают те несчастные женщины, которые служат у вас дойными коровами и сексуальными рабынями?
 – Мы их полностью содержим – это раз, – он загнул один палец. – Они живут в полтора раза дольше других людей – два. Они абсолютно здоровы и прекрасно выглядят – три. Они защищены от всех превратностей вашего мира в такое непростое время – четыре. Мы стараемся доставлять им удовольствие. Ваши мужчины нам в подмётки не годятся в плане секса. Эти женщины не рабыни.
 – Они рожают от вас детей?
 – Нет. Они не могут забеременеть от нас. Люди и мы – разные виды. Мы не относимся к классу млекопитающих. Мы – кровососущие с самого рождения. Поэтому у наших женщин грудь плоская.
 – Выходит, их лишаете радостей материнства?
 – Тут уж ничего не поделаешь, приходится чем-то жертвовать. Люди тоже жертвуют многим. Разве нет?
 – У вас есть семьи?
 – Мы официально заключаем брак, когда приходит время иметь потомство. Совместно с жёнами воспитываем детей, но через тридцать лет необходимость в сохранении семьи отпадает.
 – Расходитесь?
 – Официально – нет. Каждый живёт – где хочет, и как хочет.
 – Но женщины болтливы, не так ли? О существовании вампиров уже дано было бы известно. Как говорится: что знают двое – знает и свинья. Выходит, ваши рабыни сидят под замком?
 – Я же сказал – не рабыни. И у нас есть средства защиты.
 – Какие? – спросила девушка. Быструю регенерацию она уже видела, но та – средство выживания, а не защиты информации.
 – Разные, – уклончиво ответил Гортон. – А в последнее время столько фильмов, книг и прочих публикаций, думаешь – почему?
 – Ясно, подготавливаете общественное мнение. Вроде бы вы есть, а с другой стороны, – герои сказок и мифов. Да, при современных технологиях и средствах связи вам уже трудно скрывать своё существование. Собираетесь натурализоваться под видом инопланетян? Про них сейчас тоже море разнообразных сообщений.
 – Над этим работают наши специалисты. Им и решать.
 – Я не слишком назойлива? – вежливо поинтересовалась Милочка, понимая, что затронула очень важный и секретный международно-политический аспект.
 – Спрашивай. Тебе нужно узнать: кто мы? какие? как устроено наше общество?
«Интересно, для чего мне это нужно? Какая у него цель на мой счёт?» – размышляла она, допивая кофе.
 – Почему у кормилиц столь непродолжительная жизнь? Вы ведь их регулярно поите своей кровью.
 – Регулярно, но редко, – пояснил вампир.
 – Почему?
 – От частого употребления нашей крови у людей развиваются злокачественные опухоли. Они быстро умирают. Безопасно выпивать лишь пару глотков в две недели раз…
Он что-то ещё говорил, но Милочка задумалась, пропуская слова мимо ушей.
«А ведь это выход, – решила она. – Быстрая естественная смерть. Наконец-то избавлюсь от монстра внутри. Очевидно, что он не собирается меня убивать. Намерен воспользоваться в своих интересах, иначе бы не стал миндальничать и рассказывать о своём мире».
 – У меня есть предложение, Игорь Валерьевич, – перебила девушка мужчину на полуслове.
 – Весь к вашим услугам, мадам, – его лицо-маска выражала застывшее высокомерие, несмотря на показную обходительность в голосе и словах.
«Впрочем, как и всегда», – глядя на упыря, подумала Ирма, а ему ответила:  – Если не собираетесь в ближайшее время меня убивать – кормите чаще своей кровью. Я заплачу. Сбережений у меня не очень много, но кое-что есть.
Он впился в неё немигающим взглядом:
 – Хотите умереть?
 – Да. Вероятно, знаете, что из-за меня погиб муж, умерла мать. Ещё раньше был друг, которого убила. Не расспрашивайте: почему да отчего, – она остановила его жестом. – Скажу лишь, очень их любила. Каждого по-своему. С таким грузом в душе не могу жить. Боль и пустота медленно убивают. И ещё – зверь, от которого не могу избавиться. Вы бы могли ускорить процесс.  Я не только заплачу деньгами, отплачу телом и кровью.
 – Очень неожиданное предложение… и заманчивое, – пробормотал он с сомнением. – Но, видимо, откажусь.
 – Передумали? – Милочка внимательно вгляделась в его лицо. – Хотите выпить меня сегодня? Буду только «за». Единственное условие, – она нахмурила брови, – никакого секса.
 – А если не хочу? – мужчина приподнял одну бровь, глядя на неё с любопытством. Милочке даже стало интересно – вампир, оказывается, может двигать не только губами, нижней челюстью, веками – у него и брови шевелятся.
 – Боитесь, что буду превращаться в животное и кусать? Не бойтесь! Я могу этим управлять. Договоримся – всё будет хорошо. Останетесь довольны. Правда, есть поначалу одно маленькое препятствие, – ответила она.
 – Препятствие?
 – Не волнуйтесь! Ерунда, не стоящая особого внимания, – горячо убеждала девушка. – Я – девственница для каждого нового мужчины. Но это мои проблемы. Вам не о чем переживать. Постараюсь от боли не впадать в ярость и не трансформироваться в зверя.
 – О как! Всё интереснее и интереснее.
В его голосе Милочке послышалась насмешка, и она добавила ещё аргумент в пользу своего решения:
 – Со мной, больной, не придётся возиться. Отправите домой умирать –  вот и всё. Ну, согласны, Игорь Валерьевич?
 – Ваша настойчивость убедила, мадам, – ответил он, но не преминул поддеть: – Давайте уж на «ты». Когда вам что-то нужно, я – Игорь Валерьевич, а стоит слово против сказать – упырь. Называйте меня Игорем – так будет проще нам обоим, договорились?
Милочка в первый раз по-доброму ему улыбнулась:
 – Хорошо.
Вампир сходил в прихожую и вернулся с фотоаппаратом.
 – Сейчас щёлкну тебя в фас и в профиль.
 – Зачем?
 – По двум причинам. Я забираю тебя в столицу. Здесь начнут искать, и мой заказчик будет удивлён, узнав, что ты ещё жива. Сообразила теперь – «зачем»?
 – Сделаешь мне новые документы?
 – Именно. А ещё, поработав с одной программой, представлю твой окровавленный труп заказчику. Захочет что-то узнать? Для этого города ты – пропавшая без вести. Вещи, документы, машина – всё останется на месте, а ты исчезнешь. Подумают, что убили и где-то закопали… Какое возьмёшь имя?
 – Ирма Генриховна, – ответила девушка не задумываясь. Имя и отчество ей были до боли знакомы, от них веяло теплом; но если бы её спросили, почему именно они – девушка не смогла бы ответить, а просто пожала плечами.
 – Хорошо, будешь Ирмой Генриховной…э-э… Берг.
 – Мне нравится, – улыбнулась она.
Киллер сделал снимки и собрался уходить.
 – Сегодня будут готовы документы, а завтра улетим.
 – Можно, я схожу в банк и закрою счёт? – спросила девушка.
 – Всерьёз подумала, что возьму с тебя оплату? – Немигающее уставились на неё два глаза с овальными зрачками. При свете дня именно зрачки выдавали в нём нечеловека.
 – Ты обо мне невысокого мнения. Ну, да… разве вурдалак обладает честью и достоинством? – проговорил он, а потом как отрезал: – Деньги  снимать не смей! Ты умерла, понятно?
Милочка ждала его прихода до полуночи, а потом легла спать.
Ей приснился Теймур. Он ждал её на берегу моря. Неподалеку росли пальмы, в отдалении виднелись туи и огромные листья папоротника. Она шла к нему виноватая и счастливая. Теймур взял девушку за руку, поцеловал и повёл за собой. Сначала они шли по песку, пересыпанному мелкими осколками от старых раковин, потом – по мелкой ряби залива. Вода нежно омывала ступни.
 – Куда мы идём? – спросила Милочка.
 – Ты опять со мной, маленькая птичка. – Теймур обернулся, ласково улыбаясь. У неё было хорошо на душе – Теймур простил и согласился взять к себе.  Они шли и шли, а волны достигали только колен. Милочка обернулась назад. Берег превратился в размытую зелёную полоску.
«Странно, – подумала она. – Мы идём и идём, а залив всё ещё мелкий».
Но вот послышался шум прибоя, и морская грудь задышала пенными бурунами волн. Милочка отпустила руку парня и остановилась: волны впереди поднимались выше головы, и к ней долетали их брызги, омывая  хлодными каплями лицо. Она вздрогнула – и проснулась.
Рядом с кроватью стоял вампир и ставил на тумбочку небольшую хрустальную вазу с тремя чёрными розами. Видимо, капли воды, сверкающие бусинками на лепестках и листьях цветов, упав на лицо, пробудили её.
 – Доброе утро, спящая красавица! – сказал Игорь, показывая в оскале ровные ряды ослепительно белых зубов.
 – Где берёшь такие шикарные цветы?! – восхищённо глядя на розы, воскликнула девушка.
 – Видишь ли, – замялся он. – Я в вашем городе уже три недели. Пока поговорил с людьми, узнал о тебе кое-что. На всё требовалось время. А тут обнаружил, что не я один за тобой слежу. Пришлось устранить соперника. Мне нужно питаться, вот и познакомился с одной любительницей цветов. У неё в теплице розарий.
 – Ею питаешься каждый день?
 – Да… и кормлю тоже.
 – Тебе её не жаль?
 – В каждом деле есть издержки. Ясно?! Сейчас женщина на вершине блаженства. Такой и останется.
 – Пойдёшь с ней прощаться?
 – Конечно. Бесчеловечно оставлять даму в муках тела и души. Или хочешь, чтобы остался с тобой? – он изгибом пальца легонько провёл по её щеке.
 – Нет, Игорь. Иди прощайся, – внутренне содрогаясь, сказала Милочка, отвернувшись от него.
 – Зря так реагируешь. Женщина уйдёт, ощущая лёгкость, покой и счастье.
 – Обязательно убивать?
 – Могу стереть воспоминания. Желаешь ей медленной смерти с мучительными болями?
Милочка отрицательно покачала головой.
«Ещё одна жертва на моей совести. Когда же это кончится?!» – билась в  голове тоскливая мысль.
 – Хватит о грустном! – бодро молвил вампир. – Беги умываться… и за стол.
Вновь начинался день. Последний день Людмилы Поспеловой. Вечером она станет Ирмой Берг и улетит в шумную огромную столицу, наполненную соблазнами, возможностями и страхами. Она смотрела на соседние дома, карагачи и тополя во дворе, прощаясь с родным городом и прошлой жизнью.

3

Ты подумал: «Красивая кошка.
И гуляет одна по весне».
Дорогой, ты ошибся немножко:
Я – тигрица на лунной тропе.
По ночам в этот парк убегаю –
Не зови к себе, милый глупец,
Ведь из рук молоко не лакаю –
Выпиваю огонь из сердец.

Самолёт приземлился в аэропорту. Странно, что он летел полупустым, а в vip-салоне пассажирами были только двое:  она и Гортон. Девушка пожалела владельцев авиакомпании, несущих убытки при полетах в отдалённый регион страны, но расписание – закон, как бы расточительно это не выглядело. Прямо у трапа их поджидали джип  и массивный чёрный седан с затемнёнными стёклами, неразговорчивым водителем. По беспристрастным бледноватым чистым лицам (родинки и какие-либо пигментные пятна отсутствовали, как и намёк на загар), классическим, пропорциональным чертам лица, завораживающему, словно немигающему взгляду Ирма немного научилась отличать вампиров от обычных людей. Водитель явно был вампиром. Она уселась в седан, положив небольшую сумку с вещами на колени. Машины, мигая синими маячками, то и дело взвизгивая сиреной, двинулись к городу.
Гортон  предупредил, чтоб из вещей брала только самое необходимое, остальное ей купят на месте. Она взяла летние брюки, шорты, пару блузок и футболок, босоножки, лёгкие матерчатые туфли и нижнее бельё на смену.
В самолёте он вновь напомнил, что на людях его следует называть Игорем. Гортон – тайное имя. Посторонние его знать не должны.
 – Даже дома, – пояснил он, – прислуга и кормилицы называют меня Игорем Валерьевичем.
Тогда она, искоса глянув на высокомерного кровососа, хмыкнула:
«Куда там тайное. Было бы тайное, не ляпнул бы его при первых минутах знакомства. Вдруг я болтлива, не успев умереть, сбегу и растрезвоню на весь свет? Придурок!»
Ирма откинулась на сидение и закрыла глаза. Не имело значение, куда её везут, где поселят, надолго ли, – она определилась с выбором. Приблизительно через полчаса они остановились, машина сопровождения просигналила.
«Приехали», – поняла девушка и открыла глаза. 
Они проехали через железные раздвигающиеся ворота. Впереди возвышался трёхэтажный особняк сложной конструкции: башенки, пилоны, колонны главного входа, полукруглые окна, ломаная линия фасада. По обе стороны от подъездной дорожки располагались подстриженные газоны изумрудно-зелёной травы. Клумбы ещё стояли пустыми, а в углу двора, как девицы в пышных сарафанах, зеленели лиственницы.
Автомобиль остановился у высокой террасы главного входа.
 – Сиди! – тихо предупредил Игорь, когда она попыталась выйти из машины. Из джипа вышел охранник и открыл дверцу Игорю, а потом, обойдя машину и открыв дверцу, подал руку ей. Он взял у Ирмы сумку и зашагал к террасе.
 – Наши апартаменты, – сказал Игорь, беря её под руку. Охранник открыл входную дверь, пропуская их вперёд. Навстречу вышла молодая женщина в белом передничке, молча поклонилась.
 – Карина, проводите госпожу Ирму в её комнату, – приказал хозяин.
 – Отдохни с дороги, а через час спускайся в столовую. Карина тебе объяснит, – обрисовал Игорь распорядок на предстоящий час и подтолкнул Ирму к лестнице.
Процессия из Карины, Ирмы и охранника двинулась вверх по лестнице.
На втором этаже горничная повела их в левое крыло, на ходу объясняя предназначение комнат, расположенных за одинаковыми дверями:
 – Спальня Игоря Валерьевича… Его кабинет… Библиотека…  Ваша комната.
«Моя комната рядом с библиотекой. Классно! – отметила Ирма. – Интересно, а где живут его кормилицы?».
В самолёте она спросила о кормилицах. Гортон ответил, мол, их у него несколько. Количество уточнять не стал.
«Мне какое дело? Не хочет говорить, и бес с ним», – решила девушка.
 – Общительные весёлые девушки, почти твои ровесницы. Прекрасно знают все модные магазины, спа-салоны и салоны красоты. Думаю, тебе не будет скучно, – добавил Игорь, глядя на её сосредоточенное лицо, прильнувшее к иллюминатору. 
«Не уверена, – тогда подумала Ирма. – Я не отношусь к любительницам сплетен и шопинга».
Когда обслуга ушла, девушка огляделась.
«О, Дева! Он меня поселил в розовую комнату, – усмехнулась она. – Розовый рай для умирающей ведьмы. Да-а, умеют нынешние упыри обернуть горькую пилюлю в красивый фантик».
В середине большой комнаты стояла круглая кровать, задрапированная розовым шёлковым покрывалом.
«Сексодром, – покачала головой Ирма. – Придётся терпеть поползновения упыря. Он потребует оплату за скорейшую отправку на тот свет».
Её взгляд пробежался по розовым шторам из набивного атласа, розовым обоям с золочеными цветами, белой резной мебели спальни и удобному розовому креслу в золотую полоску.
 – Спальня для принцессы, – сказала она вслух и засмеялась. Справа две белые двери вели в туалет и ванную. В ванной имелись: умывальник, душевая кабина и небольшой бассейн-джакузи. Ирма открыла краны и посмотрела в шкафчик под умывальником. Там стояло множество разноцветных бутылочек. Она нашла шампунь для ванн и налила в воду густую жидкость, пахнущую розовым маслом. Вскоре над бассейном возвышалось белое пенное облако, в которое погрузилась девушка. Тело нежилось в тёплой пахучей воде, но стрелка барометра настроения замерла на надписи «пасмурно».
 – Скоро стошнит от обилия розового, – недовольно бормотала Ирма себе под нос. – Я вообще-то блондинка, но и смерть – блондинистая особа. Или решил, что, нацепив розовый бантик, сможет превратить в ласковую послушную киску? Зря.
Однако после купания взбудораженные нервы немного успокоились, настроение заметно улучшилось. Она, завернувшись в белый махровый халат, блаженно плюхнулась на «сексодром» и уставилась в натяжной белый потолок с большой лепной розеткой посредине.
Минут через двадцать в дверь легонько постучали.
– Войдите! – крикнула Ирма. В проём двери просунулась белокурая головка. За ней в комнате появилась и сама блондинка, длинноногая, с пышным бюстом, в шёлковом брючном костюме стального цвета.
 – Добрый день! – почти пропела блондинка, разглядывая новенькую. – Не дожидаясь обеда, решила посмотреть на вас.
 – На тебя, – поправила  Ирма. – Чего ты выкаешь?
 – Извини, – улыбнулась девушка. – Очень хотелось посмотреть, для кого две недели готовили эту комнату.
«Вот как? – удивлённо подумала Ирма, пока незнакомка её разглядывала. – Странно, странно… Для чего же Гортон приезжал к нам в город? Не похоже, что собирался меня убивать. Что-то тут не то».
 – Как осмотр? – спросила она у блондинки. – Ничего особенного, правда? Прибавь сюда тринадцать или четырнадцать – тьфу, сбилась со счёта! – трупов за моей спиной. И меня? В приторно розовую комнату? Может, махнём не глядя? У тебя, надеюсь, не розовая?
Девушка ошарашено хлопала глазами.
 – Сиреневая…
 – Сиреневая? Повезло.
 – Ты их убила? – испуганно пролепетала незнакомка.
 – Одному даже голову откусила. Жаль, что он не был вампиром, но тоже… сволочь ещё та, – громко и весело поведала Ирма.
 – Тише, Игорь Валерьевич услышит, – прошептала блондинка, приложив палец к губам.
 – Успокойся! Он о моих художествах знает. Хах! Пусть скажет спасибо, что ему руку не отгрызла, – громко ответила Ирма, давясь от смеха.
 – Ужас! – выдохнула блондинка, закатив глаза.
 – Ужас? Да ладно тебе! Не с пушистым зайчиком живёшь. С жестоким упырём.
 – Нет, – блондинка покачала головой. – Игорь Валерьевич добрый мужчина и страстный любовник.
 – Тебе повезло, – заявила Ирма.
«Может, их психологически обрабатывают? Кто знает, какие технологии у вампиров. Пусть только попробует со мной такое провернуть, гад!» – зло подумала она, но, не желая спорить с блондинкой, добавила, поясняя высказанное ранее: – А мне особи встречались злобные и чёрствые. С ними по-другому нельзя. Кстати, нам нужно познакомиться. Ирма.
 – Светлана.
 – А где твоя комната?
 – Я живу на третьем этаже, в левом крыле.
 – Как-нибудь зайду в гости, – улыбнулась Ирма.
 – Тебя Игорь Валерьевич привёз из Восточной губернии? – полюбопытствовала Светлана.
 – Угу.
 – А ты здешняя? – в свою очередь поинтересовалась Ирма.
 – Нет, но теперь мы все мазговички.*
 – И как у него живётся? Не скучали без своего падишаха? – спросила Ирма с усмешкой. Ей не верилось, что девчонки счастливы в вампирском гареме.
 – Игорь Валерьевич много работает. У него бизнес и политика, – уклончиво ответила Светлана.
 – Да-а? А я думала, он – сыщик.
 – Ну… – замялась Светлана, – у него разные интересы. Иногда он кое-что выполняет по просьбе принца Крови.
 – Принц Крови – это кто? – недоуменно уставилась Ирма на девушку.
 – Старший сын королевы алий.
 – Ин-те-рес-но, – протянула Ирма. Видя, что блондинка не слишком расположена к откровенным разговорам о хозяине, она, как бы между прочим, намекнула: – Игорь мне хвастался, что вроде бы из знатного рода.
 – Да, он из рода Вентру.
 – А у королевы есть ещё дети?
 – Младший сын – герцог…
 – О, Дева! – вырвалось у Ирмы. – Кто бы мог подумать? За занавесом политической карты мира есть ещё государства.
 – У алий, или как ты говоришь… упырей, одно государство. Правит им королева Акаши совместно со своим старшим сыном, – пояснила Светлана.
 – Ну, спасибо, Светочка. Просветила – кто есть кто. Алий Гортон… интересно. Так они себя называют?
 – Да. Только не алий, а алиус.
 – Алиус, – за Светланой повторила Ирма. – Мда, в этом что-то есть.
 – Ты на обед не собираешься? – спросила девушка, показывая рукой на халат Ирмы.
 – Уже пора? Сейчас переоденусь, подожди…
«Прикид соответствует содержанию. Ха! А жизнь-то приобретает смысл», – усмехаясь своим мыслям, Ирма натянула брюки и чёрную футболку с пумой на груди. В ней зарождалось дерзкое веселье. То ли допекла розовая комната, то ли жестокие герцоги, принцы и прочая знать, которые гордились своей родословной и цивилизованностью, хотя людей считали животными и отбирали из них себе рабов и рабынь.
«А я-то, глупая, хотела безропотно умирать. Вот уж дудки! Умирать – так с музыкой. Мы ещё потрепыхаемся, побьём лапками и покусаем зубками», – размышляла она, идя за Светланой в столовую.
Дверь в кабинет Гортона была открыта.
 – Ирма, зайди! – услышала девушка властный окрик. Лучше бы он не разговаривал таким тоном. Она зашла в кабинет, специально хлопнув дверью, и с порога дала волю раздражению:
 – Какого беса поселил меня в розовой комнате? Я тебе – кто, киска с бантиком на шее? Лучше, упырь, так со мной не разговаривай! Я приехала, чтобы добровольно умереть. И на лапках перед тобой скакать не буду!
 – Чего орёшь?! – загремел его гневный голос. – С цепи сорвалась?!
 – А ты меня на неё сажал? – Ирму неожиданно затрясло, началась трансформация.
 – Не сажал – так посажу!
Она хотела ему крикнуть: «Попробуй!» – но челюсти уже вытянулись, превращаясь в пасть зверя, и из глотки лишь исторгся свирепый рык.
 – Ну, ведьма! – процедил сквозь зубы Игорь и принял боевую стойку. Ещё несколько мгновений и монстр кинулся на него. 
Алиус увернулся.
Клыки звериной пасти щёлкнули рядом с его правым плечом.   
Он перескочил через стол на кожаный диван.
Девичье тело с головой львицы развернулось, готовое сделать аналогичный прыжок. И тут в дверь постучали.
 – Игорь Валерьевич, можно? – раздался из-за двери встревоженный голосок Светланы. Он растеряно глянул на монстра, потом на дверь и крикнул:
 – Можно!
Пока Светлана осторожно открывала дверь, монстр кинулся за штору и там притаился – Ирма не хотела пугать несчастную девушку. Светлана вошла и удивлённо огляделась: хозяин стоял на диване, хмуро поглядывая то на неё, то на окно; на полу валялись бумаги и папки; Ирмы в комнате не было видно, но одна штора мелко дрожала.
 – Ой, простите, если помешала. Вы играете в прятки?
Из-за шторы вышла улыбающаяся Ирма в разорванной футболке и, поправляя растрёпанные волосы, пояснила:
 – Нет, в догонялки. Но мы уже закончили. Правда, Игорёк?
 – Правда, – выдавил из себя недовольный хозяин, сойдя с дивана.
 – Пойдём, Светочка, обедать, – ангельским голоском проворковала Ирма. – Что-то у меня аппетит разыгрался.
При этих словах она выразительно глянула на Игоря и погладила живот. Когда она, гордая и независимая, проходила мимо, алиус поймал её за запястье и тихо, чтобы слышала только она, произнёс сквозь зубы:
 – Подожди! Мы ещё не договорили.
Она хотела высвободить руку, но он не отпускал.
 – Иди, Светочка, – приказал хозяин, размазав по лицу улыбку. – Мы с Ирмой сейчас придём.
Лишь за Светланой закрылась дверь, Игорь навис над девушкой мрачной гранитной скалой.
 – Ты чего творишь, а? Думал, розовая комната поднимет тебе настроение и поможет избавиться от ипохондрии.
 – Попытка явно удалась. – Она нацепила на лицо свою кривоватую улыбочку. Алиус немигающее уставился на девушку и покачал головой:
 – А ты – трудный случай. Настоящая ведьма, злобная фурия. По-моему, я ошибся в тебе. 
 – Не переживай, родной! – она похлопала алиуса по груди. – Мы – одного поля ягода. Между прочим, я хочу есть. Трансформация забирает уйму энергии.
 – Ирма, – Игорь отпустил её руку. – Давай поговорим спокойно. Я тебя пригласил покормить – это, во-первых. Во-вторых, не ори на меня в присутствии других. Ты подрываешь авторитет хозяина дома.
 – Если бы пригласил – ты мне приказал! А со мной так не получится. Либо попроси, либо убей, Гортон!
Его немигающий взгляд (то ли волчий, то ли змеиный – она пока не решила к зверю или к гаду его отнести) дополнил недобрый оскал.
 – Вынырнув из депрессии, ты окунулась в агрессию. Прогресс! Нда-а…  Как же поступить? Убить или комнату переделать? – Игорь приподнял одну бровь, меряя девушку взглядом с ног до головы.
 – Лучше убей. Дешевле обойдётся, – спокойно ответила она и повернулась к нему спиной с намерением уйти. Мгновенно он оказался перед ней.
 – Стой! О кормлении забыла, маленькая? 
Алиус закатал рукав чёрной водолазки, прокусил руку в запястье вылезшими наружу острыми клыками и, ухватив её за шею, притянул в себе.
Ирму давно коробило, как наглый монстр её называл, и хотелось послать его подальше, но договор есть договор. Игорь так поставил руку, что ей пришлось встать на цыпочки, тянуться вверх, чтобы достать ртом до кровоточащих ранок. Другой рукой алиус быстро отодвинул прядь волос с её шеи и прокусил тонкую кожу. В этот раз боль была несильной и быстро перешла в озноб, а потом в наслаждение от тёплых и нежных прикосновений губ, кажется, поцелуев. Она задрожала, спиной почувствовала его возбуждение. Сделав один большой глоток, хотела отстраниться, но Игорь прижал её голову к своему плечу, а другой рукой ещё и за талию обвил. Ирме пришлось сделать ещё глоток, потом ещё, ещё и ещё. У девушки закружилась голова. Алиус очень старательно зализал ранки на её шее. Напоследок поцеловав в прокушенное место, он занялся своей рукой, крепко держа Ирму за талию. Тело у неё постепенно становилось каким-то расслабленным, будто выпила целый стакан водки. Над ухом она услышала негромкий насмешливый голос:
 – Как, львица, состояние? Ножки не слушаются? Станешь вести себя подобным образом? Заставлю выпить ещё. Будешь сутки как в пьяном бреду и в полной моей власти. Пока отнесу в постельку. Поспи. Приди в себя. Подумай. Там есть на тумбочке кнопочка. Проснёшься – нажми. Тебе принесут поесть.
Игорь подхватил девушку на руки и понёс, но не в её, а в свою комнату. Она готова была завыть от злости: алиус вновь обвёл вокруг пальца.
«Начнёт насиловать? – угрюмо думала Ирма. – Вцеплюсь в шею и не отпущу, пока голову не оторвёт. Лучше такая смерть, чем позор и унижение. Гад! Подлый упырь!»
Игорь стянул покрывало, тёмно-синюю простыню и положил Ирму на кровать. Потом деловито снял с неё матерчатые туфли, брюки и футболку, наклонился и, глядя в глаза, произнёс:
 – Знаешь, есть позы, при которых не сможешь вцепиться в горло. И ты забыла, о чём ранее говорил. Я не насилую женщин. Можешь не тешить себя надеждами.
 – Сво-олочь! – только и могла произнести она заплетающимся языком. А в голове, будто тяжёлые камни, ворочались мысли:
«Он же, гад, слышит мои мысли. Сколько ещё козырей у него в рукаве?»
Он усмехнулся:
 – Много. Спи!
Прикрыв её простынёй, Игорь вышел.
Ирма проснулась, когда за окном уже смеркалось. Желудок активно возмущался, отсутствием какой-либо работы.
«Умру от голода, но ничего просить не стану, – решила она. – Тяжело только первые два дня, а потом уже есть не хочется».
Она прислушалась – в доме царила тишина. Девушка встала, оделась и подошла к двери – та оказалась запертой.
«Закрыл, кровосос! Боится, что сбегу или убью парочку его охранников-пиявок. Обращается со мной, как с домашней собачонкой. Так почему я должна соблюдать договорённость?»
Ирма подошла к окну и попробовала открыть створку. Окно легко открылось.
«Прекрасно. Как стемнеет – сбегу. Хорошо бы хоть одного упыря уничтожить.  Жаль, нельзя ими утолить голод».
От представленной сцены кровавого ужина желудок стал подкатываться к горлу.
«Спокойно, девочка! Это сейчас тебя тошнит. Станешь зверем, всё будет восприниматься естественно. Кстати, с мыслями нужно быть осторожнее. Вдруг прохвост где-то притаился и подслушивает, или каждый из них слышит мысли людей. С них, поганцев, станется».
Рядом с креслом стояла её сумка. Верхняя одежда в ней отсутствовала.
«Спрятал, упырь!»
Но осмотрев встроенные шкафы, девушка увидела, что одна часть их вместительных объёмов отведена под её вещи. Рядом с её джинсами, шортами и несколькими кофточками висели чьи-то платья, блузки, брючки, халатики и пеньюары.
«Да-а… Здесь он измывался не над одной девушкой. Пусть не тешит свою чёрную душонку, что и со мной прокатит. Ещё не раз пожалеет, о решении залезть в мою квартиру», – мстительно думала Ирма. В полиэтиленовый пакет она положила джинсы, босоножки, пару кофточек, смену нижнего белья, кроссовки и кошелёк. У неё денег было не много, но хватило бы уехать из столицы в глубинку, и там пожить с месяц.  Надежда теплилась в её сердце:
«Может, найдется какая-никакая работа?» – а мозг уже разрабатывал план побега: «Остановлю попутку. Поеду в восточном направлении. Нужно затеряться в маленьком городке или деревне. Найдёт? Живой не сдамся. Буду биться до конца».
Когда на улице совсем стемнело, Ирма начала трансформироваться. Вскоре по комнате, порыкивая, блуждала львица. Зверь схватил пастью пакет с вещами и выпрыгнул из открытого окна второго этажа. Но Ирма выбрала неудачное время. Зверь приземлился на газон, и в этот момент из-за угла вышел охранник, ведя на поводке овчарку. Пёс залаял. Охранник выхватил из кобуры пистолет, наводя на львицу. Зверь прыгнул на неприятеля, но клыки запутались в лямках пакета, и он только немного задел руку алиуса по касательной. Падая, алиус выстрелил и попал львице в плечо. Зверь взревел и бросился в темноту под сенью лиственниц. Поднявшись и обследовав свою рану, охранник спустил пса с поводка. Послышалось рычание собаки и женский вскрик. Пёс бегал возле лиственниц и лаял. Охранник, выставив вперёд оружие, осторожно подошёл к забору. Под деревом лежала обнажённая девушка и зажимала раненое плечо. В крови у неё была и разодранная нога.
 – Ничего себе? Вот номер! – удивился алиус. Он сообщил по рации о происшествии и приблизился к Ирме, хищно облизывая губы. Он навалился на неё, сдавил плечи, причиняя неимоверную боль, и выпустил клыки.
«Вот и конец», – пронеслось в голове, и раненая девушка потеряла сознание.
Очнулась Ирма от мучительной жажды и жжения в плече. Язык, казалось, распух и с трудом помещался во рту. Её лихорадило. В комнате стоял полумрак. Она хотела привстать, поискать воду и промочить горло, но почувствовала острую боль в плече. Невольно вырвался стон. Над ней склонилась чья-то голова, и вспыхнул неяркий свет настольной лампы. Ирма зажмурилась и услышала:
 – Что-нибудь нужно, маленькая?
Девушка вновь застонала, но не от боли, а от безысходности – её враг находился рядом.
 – Больно? Терпи, лапочка! Врач запретил тебя пока кормить. Ты потеряла много крови.
Как же она ненавидела этот вкрадчивый голос.
«Не потеряла, а охранник выпил», – безразлично констатировала Ирма, сдерживая волну ненависти, захлёстывающую с головой.
 – Правда?
«Какая разница?» – мысленно возмутилась она его лицемерием и, закрыв глаза, продолжила мысль: «Зачем со мной возишься? Оставил бы умирать».
 – Посмотри на меня… пожалуйста, – голос его дрогнул. Ирма нехотя разлепила веки – перед глазами тускло поблескивал маленький серебряный чайничек. Игорь наклонил носик чайника к её губам:
 – Пей!
В рот потекла тёплая густая солоноватая жидкость.
 – Пей, пей! Тебе сейчас это необходимо. После… дам воды, – уговаривал он, и в полумраке комнаты зелёными огоньками поблескивали его глаза.
«Волчьи, – думала Ирма, с отвращением глотая питьё. – Что за гадость? Густая, солёная. Ядом поит, что ли?»
 – Человеческой кровью.
Ирма, поперхнувшись, закашлялась, рана на плече дико заныла, и девушка не смогла больше сдерживаться – её  стали душить рыдания:
 – Почему… надо мной… издеваешься? Почему… не дашь…  спокойно умереть?
На скулах алиуса заходили желваки.  Он, похоже, зарычал:
 – Кто сказал, что хочу твоей смерти?
 – Ты говорил… У нас… договор, – ныла девушка, глотая слёзы.
 – Я от тебя с ума сойду! Какой договор, Ирма?! Ты себе чего-то напридумывала. Я лишь хотел, чтобы поехала со мной. Сегодня меня чуть удар не хватил, когда почувствовал, что потеряла сознание. Не будь ты ранена, положил бы попкой вверх, взял  ремень потолще и выбил всю дурь. Но это ещё не поздно сделать. Подожду, пока поправишься.
 – А я ночью приду и перегрызу тебе горло, – зло предупредила она, перестав плакать. – Понял?!
 – Что я тебе сделал плохого? – спросил Игорь, приблизив к ней лицо. – Почему ненавидишь?
 – Ты меня постоянно унижаешь, издеваешься.
Он опять сунул ей чайничек под нос:
 – Пей! Хватит держать вторую сущность в чёрном теле! Сейчас только она поможет восстановить силы. А Сторк ответит за скотское поведение. –  Глаза Игоря гневно блеснули. От его взгляда у девушки поползли мурашки по телу.
 – Она противная на вкус, – отстраняясь от чайничка, пожаловалась Ирма.
 – Это с непривычки. Когда превращаешься в зверя, ведь нравится, правда? Теперь ты у меня станешь вурдалачкой в квадрате, –  то ли пошутил, то ли съехидничал алиус.
 – Не-на-ви-жу! – прошептала она и отвернулась. Она не хотела смотреть в его наглые глаза. Глаза монстра, решившего сделать её своей игрушкой, послушной куклой.
 – Можешь ненавидеть, сколько влезет, но всё выпьешь, – отчеканил мужчина безапелляционным тоном. – Я настойчивый, ты знаешь.
Он ухватил девушку за подбородок и повернул к себе, сунув носик чайника в рот. Ирма медленно пила, злобно уставившись в волчьи глаза с зелёными искорками.
«Чтоб ты издох! – яростно думала она. – Мысли читаешь? Так знай, упырь, как к тебе отношусь и чего желаю».
Мужчина мрачно протянул:
 – Ну-ну, – и разразился претензиями: – Когда-нибудь это произойдет. Думаю, твоими стараниями – скоро. Ты как маленький ребёнок. Одну нельзя оставить на пару часов. Зачем  хотела сбежать? Глупо. Вскоре бы нашёл.
Ирма оттолкнула от себя пустой чайничек, прищурилась и дерзко произнесла:
 – Чтобы не сделал из меня тряпку, о которую начнёшь вытирать ноги. Не хочу быть похожей на Светочку. Со мной твои игры не пройдут! Пусть она думает, что ты – добрый и нежный. Она же не догадывается, что ты – монстр и мерзавец. Питаешься не только её кровью, но и чувствами. Её уничтожишь в тот же миг, как перестанет быть полезной или постареет.
На её обвинения он никак не отреагировал.
«Выдержанный? Даже не зарычишь? Посмотрим, вурдалак, посмотрим».
Игорь, видимо, решил не отвечать на её дерзости, а, помолчав, продолжил разговор назидательным тоном, каким поучают неразумного ребёнка:
 – Это не игры, Ирма, а процесс выживания и эволюции. Об этом тебе уже рассказывал. Или ты решила, что, оставаясь ночными убийцами, мы были бы истреблены людьми? Зря. Мы живучее и сильнее, а законы эволюции и прогресса одинаковы для всех.
 – И что? Человечеству отдаться на милость хищникам, высасывающим жизнь вместе с кровью?
 – Сколько же в тебе предубеждения! Запомни, в природе ничто не бывает напрасно. Мы нужны людям так же, как и они нам. Мы – панацея от болезней, мы – продление жизни вдвое, понимаешь?
 – Опять лжёшь, Гортон. То лгал, что люди умирают от частого употребления вашей крови, теперь – чтобы возлюбила вас, бездушных монстров.
 – Насчёт людей не лгал, но ты – человек лишь наполовину. Тебе частое употребление нашей крови не повредит, а человеческая будет только на пользу.
 – Думаешь, буду скакать от счастья?
Он оскалился в «фирменной» улыбке:
 – Теперь понял корни твоей ипохондрии. Ненавидишь себя? А я думал, хочешь умереть от тоски по ушедшим близким.
 – Именно.
 – Нет-нет. В тебе не прекращается борьба между гордыней и предубеждениями. Прими себя спокойно.
 – Как я могу? Эта двойственность разбила мою жизнь, уничтожила всех, кого любила.
 – Но она привела к нам. Думаю, тебе здесь будет лучше.
 – Смеёшься? Для вас высасывание людей – норма. Средство существования. А для меня – худшее из извращений. Сродни людоедству. Только представь, что ты, – она ткнула пальцем в его сторону, –  убиваешь и съедаешь себе подобного, ещё тёплого, страдающего, умоляющего помиловать.
Она смотрела ему в глаза и вдруг поняла, что алии не считают каннибализм психическим заболеванием или отклонением от нормы.
«Какой ужас! А распинался про цивилизованность», – её пробрал озноб.
 – С недавних пор это запрещено законом, – сообщил Игорь, «услышав» её мысли. – И мне кажется, ты до конца не осознаёшь, то преимущество, которое имеешь, запутавшись в ханжеской морали современного общества. Давай так. Начнём сначала, будто и не было дней нашего знакомства. Моя вина, что всё пошло вкривь и вкось, чуть не погубило тебя. Заигрался немного. Выпей-ка воды. – Алиус осторожно приподнял девушке голову и поднёс кружку с водой. Ирма жадно припала к кружке. Холодная вода смывала неприятное послевкусие от крови.
 – А теперь спи, маленькая, но помни, два дня у тебя постельный режим.
Ирма закрыла глаза. Ныла рука, но душевная усталость была сильнее боли физической – девушку неотвратимо влекло в сон. И уже на границе между сном и явью она почувствовала, как его рука убрала прядь волос, упавших ей на лицо, а тёплые губы коснулись лба и руки, лежащей поверх одеяла. На это действие, уже засыпая, она недовольно отреагировала:
«Гад! Даже сейчас играет в доброго дядечку. Что ему нужно? Лицемер вонючий…»
Если бы она увидела красный отсвет ярости, полыхнувший в глаза алиуса, вылезшие клыки безраздельного владыки восточных и северных земель, после её мысленных «откровений» – о, да! – это бы точно придало ей жизненных сил. Но она не увидела, а он не повёлся на оскорбления, втянув клыки и выйдя из комнаты. У алиуса был план, серьезный и продуманный, и такими незатейливыми методами наивная девчонка его не могла разрушить.
* – жительницы Мазговы, столицы Русинии.
4

Его ласки, как жидкий огонь,
Поцелуй ядовитей гадюки.
Я прошу: «Только душу не тронь,
Когда тело трепещет от муки».

Проснувшись, Ирма решила проигнорировать приказ алиуса о постельном режиме – не хотелось видеть «мерзкого упыря» или его подручных и тем самым портить себе настроение в начале дня. Но из-за большой потери крови смогла пройти только половину пути до туалета. Ноги дрожали, сердце колотилось, в глазах потемнело, и она стала медленно оседать на пол. Стоя на четвереньках, девушка ртом хватала воздух, стараясь отдышаться. В таком положении её застал хозяин, войдя в комнату. Он постоял, засунув руки в карманы, посмотрел на позу девушки, на опущенную голову и тяжёлое дыхание, а потом поднял её на руки.
 – Так и знал, что начнёшь прямо с утра вредничать. У тебя палец отсох бы нажать на кнопочку? – услышала она недовольство в его голосе. Девушка старалась не смотреть в лицо нелюдю, стыдясь и негодуя за свою беспомощность.
 – Не хочу никого в твоём доме просить, Гортон. 
 – Почему? – задал вопрос алиус.
 – Вдруг кто-то решит воспользоваться моей слабостью.
 – Намекаешь на вчерашнее происшествие? Успокойся. После Сторка никто не рискнёт в чём-то тебе навредить. Все поняли, чем это может кончиться, – неподдельная угроза в его словах наводила на мысль, что Игорь обладает не только силой, но и крутым нравом. Ирма поёжилась. А мужчина, дождавшись, когда её рука сначала робко ляжет ему на грудь, а потом неуверенно переместиться на плечо, обняв за шею, понёс девушку к кровати.
«Зачем он несёт меня к постели?» – лишь успела испуганно подумать Ирма, как мужчина развернулся и пошёл в нужном направлении, сказав:
 – Извини! Увидел тебя на полу и совсем забыл об утренних нуждах.
 – Придерживать на унитазе не требуется. Не упаду. И в ванну переберусь самостоятельно, – предупредила Ирма, зная, что ему нравится её смущать и всячески подчёркивать зависимое положение. – Не желаю разнообразить палитру твоих ощущений, Гортон.
Он расхохотался. Ирма, не ожидая подобной эмоции от невозмутимого, холодного монстра, удивлённо глянула на него. Смех алиуса был немного странный. Смеялся рот, даже появились морщинки возле глаз, но это не изменило взгляда – жёсткого, холодного.
«Волчьи глаза и волчий нрав под мишурой условностей», - подумала Ирма.
 – От расстояния это не зависит, – вымолвил Игорь, резко оборвав хохот.
 – Маньяк-извращенец! – буркнула девушка и отвернулась – искусственность его веселья была неприятной.
Когда она уже сидела на краю ванны, пришла Карина.
 – Давайте помогу помыться, – сказала она, придерживая за руку, перелезающую через борт ванны девушку и отбирая у неё бело-розовую мягкую губку. – Игорь Валерьевич приставил меня к вам.
 – Нянькой, что ли?
 – Помощницей, – ответила женщина, обтирая Ирме спину.
 – Надо же… какое уважение к кормилицам? – удивилась Ирма, когда Карина начала ей мыть голову. – У каждой прислуга.
 – У кормилиц нет прислуги, – пояснила Карина.
 – А-а? Игорь раненую пожалел.
 – Нет, госпожа Ирма. Герцог сказал, что буду вам помощницей, как только приехали.
«Вот как! Герцог, значит. Сколько ещё этот прохвост мне будет голову морочить? О, Сетх! Забыла же, не следует так явно мыслить».
 – Карина, не называйте меня госпожой.
 – Мне так приказано, госпожа, – спокойно заметила горничная, обливая тело девушки тёплой водой
 – А что ещё вам приказано?
 – Отвечать на вопросы.
 – Вам не страшно жить в доме герцога-кровососа?
 – Когда только пришла сюда, было страшно. Потом поняла, что приказания нужно выполнять в точности. И всё будет хорошо.
 – Вы никого не кормите?
 – Никого.
Она помогла выбраться Ирме из ванны и подала махровую простыню. Когда Ирма завернулась в простыню – вошёл Игорь и, подхватив девушку, отнёс на кровать. Она не выдержала и поддела алиуса, подумав выразительно:
«Не царское это дело».
Он наклонился и прошептал ей на ухо:
 – Раз решила: я – маньяк, мерзавец и прохвост, то должна понимать, что держать беспомощную девушку в руках – истинное удовольствие. 
 – Карина! Принесите госпоже Ирме завтрак, – уже громко герцог отдал распоряжение прислуге.
Женщина, слегка наклонив голову, вышла, а Ирма спросила у алиуса:
 – Зачем приказал называть меня госпожой?
 – Слуги должны знать своё место. Настоятельно прошу не смущать их своими рассуждениями и не ломать установленный порядок. Допустят какую-нибудь оплошность – будут наказаны, – ответил надменный аристократ с ликом бога и глазами убийцы.
 – Из-за меня? – поразилась она.
 – Да, из-за тебя.
 – Накажи меня, – смело глянула девушка в глаза лицемерному «божеству».
 – Как? Ирма, из твоей головки выветрилось всё, что ранее объяснял, – мужчина легонько постучал пальцем по её лбу. – Когда вчера испытывала боль и потеряла сознание, я чувствовал то же самое. Только воля и выдержка помогли здраво мыслить и принять нужные меры для твоего спасения.
Девушка, выслушав его, хмыкнула:
«Хм. Врёт и не краснеет».
Вероятно, алиус не уловил это мысленное уточнение или сделал вид, что не услышал, так как растянул губы в улыбке и выдал инструктаж:
 – Маньяк покормил бы тебя с ложечки, но у него на сегодня намечены дела. Надеюсь по возвращении застать всех живыми и здоровыми, так что – будь умницей, не шали. Не забывай о кнопочке. Сегодня тебе ещё нельзя самостоятельно ходить. Я приказал Роталлу, начальнику охраны, помочь тебе в передвижении по комнате. Его зовут Олег Иннокентьевич. И последнее... Лапочка, не воздействуй на него своими чарами. Не хочу лишиться ещё и его. Он хороший, исполнительный работник. Служит у меня уже пятьдесят лет.
Ирма, слушая его наставления, с некоторой жалостью думала:
«Бедолага, наверное, губы скоро треснут от необходимости улыбаться».
А герцог, легонько погладив девушку по щеке, вышел, но в дверях так  резко обернулся, что почти затмил славу кота из детской сказки. Хотя кот после себя оставлял милую улыбку, а от хищной усмешки кровососа у девушки чесались кулаки и зубы.
«Фу-ух. Еще несколько таких прыжков и ужимок и я не выдержу. Кстати… он серьёзно сказал или пошутил? – недоумевала Ирма. – Который мужчина намекает на мои чары. Будто специально ими воздействую».
Потом её мысли потекли в другом направлении:
«О чём болтал этот ненормальный герцог? Я что, нажму на кнопочку и попрошу отнести в туалет?»
Но всё вышло намного проще. День выдался дождливым, прохладным, и Карина испросила разрешения разжечь камин.
 – Конечно! – обрадовалась Ирма. – С удовольствием перебралась бы поближе к нему. Устала лежать на кровати.
Карина помогла одеться, набросала на толстый, мохнатый ковёр разноцветных подушек и позвала Роталла. Тот отнёс Ирму на ковёр. Потом пришёл пожилой мужчина, истопник, и разжёг камин. Глядя на пляшущие языки пламени, вспоминая Новогодние ночи с мужем у камина, ощущая печаль в сердце, она постепенно задремала.
Проснулась девушка от прикосновения чьих-то рук. Оказалось, это вернулся Игорь и собрался поднять её с ковра.
 – Хочешь ещё поспать, или будем обедать? – поинтересовался он, подхватив девушку на руки.
 – А который час? – спросила она, зевая и сладко потягиваясь. Она ещё не совсем проснулась, находясь в приятной расслабленности полудрёмы. Ей не хотелось злиться и внутренне сжиматься пружиной при одном прикосновении сильных рук кровососа, но вероятнее всего, начала привыкать, что алиус постоянно носит на руках. От своих-то мужчин редко такого дождешься: и хлипки, и эгоистичны, и чересчур буквально понимают равенство полов.
 – Начало четвёртого, – ответил он, в хищном оскале обнажая ряд крепких белых зубов с чуть удлинёнными клыками. Потом наклонился и зашептал ей на ухо:
 – Я испытываю блаженство, когда ты такая: сонная, тёплая, податливая.
– То-то и думаю, зачем ты, Ваша Светлость, постоянно отправляешь меня спать? – не преминула подколоть герцога Ирма. – Тебе, властолюбивый упырь,  не нравится, если перечат и в лицо режут правду-матку?
 – После испытанного блаженства ты, маленькая язва, не испортишь мне настроение. А я, в соответствии с твоим мнением, стану мстительным. И прямо сейчас подпорчу имидж гордой, независимой львицы, – пригрозил герцог и вышел с ней в коридор. Услышав это, она напряглась, ожидая какаю-нибудь подлость от кровососа. Пройдя несколько шагов, алиус сделал вид, что может её уронить. Ирма инстинктивно ухватилась за его шею, а он, скалясь, спустился по лестнице и занёс её в столовую. Длинный стол был сервирован на две персоны. Усадив Ирму за стол, Игорь сел напротив и тихо сказал:
 – Вчера пыталась бежать. Потом тебя, абсолютно голенькую, принёс в свою спальню. Сегодня охрана должна видеть: ты полностью покорилась и от счастья повисла у меня на шее. Вот так, моя сладкая!
 – Подлый упырь! – процедила Ирма сквозь зубы. – Ничего не делаешь просто так. Любую ситуацию используешь для укрепления своей власти.
Он приложил палец к губам:
 – Тише, маленькая, к нам идёт обслуга.
Ирма уткнулась в свою тарелку и за время обеда не произнесла ни слова, стараясь не смотреть в его сторону.
«Да, – думала она. – Охрана, наверное, прилипла к мониторам, наблюдая укрощение строптивой».
После обеда, спросив, не желает ли она ещё поспать и, получив отрицательный ответ, герцог приказал принести тривизор с огромным  экраном и очками для объёмного изображения.
 – Не скучай, – сказал он напоследок, чмокнул в щёчку и отбыл по своим делам. Ирма презрительно поджала губы, но промолчала, не желая затевать перепалку. Она понимала, что герцог действовал нарочито на глазах обслуги, но не противилась – он был прав по-своему. Она добровольно вошла в его мир, в его дом и должна хотя бы соблюдать видимость подчинения его правилам, а не «лезть в монастырь со своим уставом».
Переключая каналы, Ирма наблюдала за показом мод, перипетиями в судьбе героев сериала, новостями о банкротстве крупной инвестиционной компании. В данный момент её не трогали причудливые изменения в мире моды, как не доставлял огорчения очередной назревающий экономический кризис в мире людей. Она находилась во власти нелюдей, которые, полагала, стояли в тени этих пертурбаций человечества, и душещипательные переживания героев сериала теперь казались смешными и нелепыми. От скуки девушку начало клонить в сон.
Очнувшись, Ирма услышала позвякивание посуды и звук осторожных шагов. По стенам метались тени от горящих свечей и пламени в камине. Стол накрывала горничная Карина в белом передничке и наколке. Игорь, одетый во всё чёрное, сидел в кресле, наблюдая за пробуждением девушки. А она лежала на ковре в окружении множества разноцветных подушек, прикрытая пледом, с изображённым на нём большим полосатым тигром.
«Надо полагать... романтический ужин. Смахивает на сюжет старой азиатской сказки. Султан и наложница у его ног, – с горечью разглядывала Ирма декорации для намеченного алиусом спектакля. – Хочет сделать кормилицей? Напрасно. Не для этого сюда приехала. Пусть розовую лапшу вешает на уши другим».
Когда Карина вышла, алиус переместился на ковёр.
 – Теперь, надеюсь, у тебя возникнут другие ассоциации, – проговорил Гортон, задумчиво глядя на неё, будто решая судьбу. – Хочешь перед ужином выпить бокал красного вина?
 – Пожалуй, – согласилась девушка, насторожившись и ожидая очередной гадости от спесивого кровососа.
Он встал и взял со стола золотой поднос, инкрустированный по бортику самоцветами. На подносе стояла бутылка вина и два кубка в виде хрустальных чашечек, поддерживаемых золотыми стеблями-ножками. Золотые основания кубков были украшены тёмными гранатами.
 – Решили поразить моё воображение, распотрошив сокровищницу, Ваша Светлость?
Она понимала: не стоит тигра лишний раз дёргать за усы, но покорно дожидаться своей участи не хотелось. Интуиция подсказывала, что сейчас должно кое-что произойти.
 – Смотри, как красиво! Словно не вино в хрустале, а огромные рубины, – сказал герцог, пропустив мимо ушей подколку. Ирма почувствовала, что нужно идти в наступление; он пока ни на что не решился – чего-то выжидает и раздумывает.
«Для чего всё это, Гортон? Готов терпеть подколки и ссоры, лишь бы разнообразить пресные будни? Неужто заскучал по отрицательным эмоциям? Несварение от нежности и ласки?» – чётко сформулировала язвительные мысли девушка. Он пригубил вино, а потом сказал:
 – Почему ты упорно называешь меня Гортоном? Я тебя просил не упоминать это имя.
 – Мне оно больше нравится, – с беспечной улыбкой ответила девушка. – Ты – нелюдь, а косишь под человека. Герцог кровожадных вампиров должен называться Гортоном, а не каким-то там мягкотелым интеллигентом Игорем Валерьевичем.
Она нарывалась, специально его злила. Ей не нравилось, что жестокий кровосос, разыгрывает роль добропорядочного джентльмена. Он вздохнул и недовольно покачал головой.
 – Но ты не ответил на мой вопрос. Я жду, – вновь пошла в атаку девушка.
 – А давай поговорим о тебе. Чего хочешь? О чём мечтаешь?
Алиус полулежал на боку с кубком вина в одной руке, пристально глядя на неё. Его глаза меняли цвет от чёрного, когда языки пламени в камине поднимались вверх, освещая комнату, до светящегося зелёного, когда пламя опадало, и комната погружалась в полумрак. Ирма пила вино мелкими глотками и не торопилась отвечать вслух, а высказывалась мысленно:
«Зачем спрашиваешь, а? Не желаешь отвечать на вопросы? Впрочем, какая разница. Хочешь вести беседы ни о чём? Да ради бога!»
Герцог молчал, и тогда заговорила она:
 – Ну, я... простая девушка из глубинки. Особо честолюбивыми запросами себя не тешила. Мечтала о том, чего желает каждая нормальная женщина. Хотела встретить любящего и заботливого мужа. С ним завести здоровых и талантливых детей. Чтобы дом полной чашей. Но всё в прошлом. Мне оказались недоступны простые человеческие радости.
 – Отчего же? – его губы раздвинулись в улыбке, а глаза полыхнули зелёными огоньками. – Я могу всё это дать.
 – Ты?! – Ирма была поражена. Такого ответа, положа руку на сердце, она  никак не ожидала.
 – Разве неподходящая кандидатура? – поинтересовался алиус, отхлебнув вина.
 – Увы, Гортон, увы. На людях вы не женитесь. То же самое, если бы человек решил жениться на горилле, – убеждённо ответила девушка.
 – Неуместное сравнение, – покачал он головой.
 – Разве? Мы для вас – пища. Рожать детей от вас не можем. Мы разные виды. Сам говорил. Живём мало, менее образованы и умны, недостаточно сдержаны. У нас разное воспитание, несхожие этические и социальные нормы.
 – Многое из сказанного преодолимо применительно к тебе.
 – Теоретически могла бы согласиться, будь ты обычным алиусом. Плебеем, как когда-то выразился. Но ты – герцог, сын королевы Акаши. Я не ошиблась? – вопросительно уставилась она на него и, не дождавшись ответа, продолжала:
 – Ваше высшее общество будет над тобой потешаться. Вдобавок у вас нет статуса семьи – ячейки общества, присущей людям. Для вас этот союз – временная необходимость, как у животных… Прости за такое сравнение.
 – Не хотел пока обсуждать наш брак, зная твоё отношение к нам. Но раз уж ты нетерпелива и любопытна, то...
 – Причём тут любопытство? – возмутилась девушка, прерывая его рассуждения. – Хочу узнать твою цель относительно меня, моей дальнейшей судьбы. Согласись, я имею на это право.
 – Теперь знаешь мою цель, – ответил Гортон, допив вино.
 – Немного узнав тебя, думаю... это предложение – лишь видимая часть айсберга. Ты, уважаемый герцог, не принял во внимание одно. Я не миленькая девочка, а женщина с прошлым. Кое-что в жизни поняла. На первых парах многое из противоречий можно преодолеть любовью… хотя о любви громко сказано… влюблённостью. Но только на первых парах. Дальше каждое из них может стать непреодолимой преградой. А у нас с тобой нет даже этой волшебной палочки, выручающей многих вначале.
 – Ошибаешься, – мягко возразил он. – У нас есть моя любовь и желание поделиться ею.
При этих словах она хмыкнула, вспомнив его слова, что «вампиры любовь понимают умозрительно или как инстинкт продолжения рода, появляющийся в брачный период». Ещё припомнилась сценка встречи двух особей из вампирского рода в виде случки собак два раза в год, которой она себя развлекала в самолёте, не предполагая о чтении мыслей Гортоном.
А он продолжал:
 – Детей сможем иметь, лишь перестанешь игнорировать вторую сущность. Жить будешь столько же, сколько и я. Многие аристократы мне будут завидовать, поверь…
 – Подожди-подожди! – остановила Ирма герцога. – Как я и ты сможем завести общего ребёнка, что-то не пойму?
 – Дорогая, не хочу тебя расстраивать, но ты не homo sapiens и даже не из класса млекопитающих.
 – Нет, ты ошибаешься, Гортон, – убеждённо ответила Ирма. – Достаточно посмотреть вот сюда, – ткнула она пальцем в свою грудь, – и сразу видно, что я – существо, питающее молоком ребёнка. Правда, сама не знаю, какое существо. Раньше считала себя человеком, сейчас – каким-то оборотнем. И не человек, и не животное, так… ошибка природы, – грустно закончила девушка.
 – Нет, маленькая, не ошибка, – мужчина нежно погладил её по голове. – Ты – представитель древней тупиковой ветви, одного из подвидов alia sapiens priscis. При беременности в твоей груди будут развиваться не молочные железы, а сосудики с кровью. В отличие от нас, alia perfectus, ваши младенцы рождались беззубыми.
 – Откуда знаешь? – изумилась Ирма. 
 – Есть описание разных видов, составленное жрицами на папирусах. Ваш вид, я так думаю, это эксперимент по скрещиванию алиуса и человека. Ты сочетаешь в себе человеческие и алийские качества.
 – Кто его проводил? – спросила девушка, рассматривая тяжёлый пустой кубок в своих руках.
 – Во всяком случае, не мы. Более древний народ.
 – Пришельцы?
 – Кто ж его знает, возможно, пришельцы.
 – Почему вы выжили, а подобные мне исчезли? Или не исчезли?
 – Не знаю. Может, где-то такие ещё есть, но я о них не слышал. Думаю, вы оказались менее жизнеспособными, или эксперимент посчитали неудачным по каким-либо параметрам. Но ты не переживай. Мы твоя близкая родня. Мы, а не люди. Доверься мне, Ирма!
 – Теперь понимаю, что твоё решение – обдуманное и взвешенное. Но смею огорчить. Когда-то я доверилась и полюбила одного парня, кое в чём очень похожего на тебя.
 – Которого убила? – спросил алиус, забирая у неё пустой кубок.
 – Да. Убила его и себя. Та, что видишь перед собой, – лишь тень озорной, жизнерадостной, счастливой девочки. Эта тень состоит только из гордыни и предубеждений. В этом ты прав.
 – Маленькая, на рельсы пессимизма мы съезжать не станем.
Он налил в оба кубка что-то красное из термоса.
 – Зажмурь глазки и пей, – сказал алиус, протягивая кубок. – Твоё здоровье!
 – Не хочу! – отстранилась Ирма, сообразив, что в кубке кровь. – Ты меня превращаешь во что-то мерзкое.
 – Мерзкое? – его глаза опасно сверкнули. – Полагаешь, я очень мерзок?
Вчера она бы с убеждённостью кинула: «Да!» – и добавила бы некоторые некорректные эпитеты к «Его Светлости», но сейчас только умоляюще посмотрела Гортону в глаза, решив, что взбрыкнуть всегда успеет, а чтобы понять его намерения до конца, не следует строить из себя хамоватую хабалку при радушном хозяине.
 – Иди-ка сюда. – Он поднялся с ковра и сел вместе с ней в кресло. Зажатая между мощной грудью и стальной рукой, с головой где-то у него под мышкой, девушка, морщась и тяжело вздыхая, выпила содержимое кубка. Гортон одним залпом осушил свой кубок и сказал, серьёзно глядя на неё:
 – Сегодня ты печально вспоминала Новогодние ночи, проведённые с любимым у камина. Мне триста лет, малыш. Поверь, знаю, что такое одиночество. Тебе жутко одиноко ещё и потому, что полгода живёшь без мужской ласки. Хочу наполнить тебя обожанием, страстью и нежностью. Не отвергай с порога! Не вредничай! Подожди! Посмотрим, что из этого получится. Потом вновь вернёмся к нашему разговору.
Что она могла ему возразить? В чём-то герцог был прав, хотя насчёт любви лгал, не моргнув глазом.
«Если мне нужен тот, кто избавит от холода тоски и одиночества, то Гортон не самая худшая кандидатура. С ним будет весело и в драках, и… в остальном». – Сразу же припомнилась первая ночь знакомства, его поцелуи, трепет своего тела. Подбадривая себя едкими размышлениями:
«Пусть потрудится, покажет класс. Мне, простолюдинке, испытать ласки королевского отпрыска – это не хухры-мухры. Где ещё так сподоблюсь?» – она решила смириться с неизбежностью и уступить герцогу. У неё не было другого выхода: сама предложила тело в обмен на его кровь, да ещё и уговаривала принять, а он кочевряжился; в обществе людей ей делать нечего и возвращаться некуда.
«Ну и развесёлая жизнь нас ожидает», – вспомнила она их стычку в кабинете. 
Герцог молчал, поглядывая то на неё, то на огонь в камине. Он ждал. Эмпат по природе, он чувствовал её настроение, ухватывал отдельные мысли и понимал, что девушка сдастся. Она ещё не осознаёт, но это придёт со временем: они оба выиграют, вступив в брачный союз. Гортон был в этом уверен. Почувствовав, что девушка расслабилась, значит, приняла решение, он вместе с ней вновь опустился на ковёр, и стал очень нежно целовать лицо, прошептав:
 – Закрой глазки и отдайся ощущениям. Сегодня не зайду слишком далеко. Боли не будет. Я помню, ты – девственница.
Постепенно раздевая её, он медленно двинулся вниз, целуя тёплыми губами и возбуждая чувственным, настойчивым языком. Гортон не обходил своим вниманием ни одной ложбинки или выпуклости её молодого гибкого тела. В его умелых действиях чувствовалась и нежность, и обожание, и страсть. Когда он дошёл до пальчиков ног, то также медленно и ласково стал подниматься вверх уже со стороны спины. Ирма, вначале зажатая и скованная от стеснительности и необходимости отдаться недругу, почти незнакомому нелюдю, постепенно оттаивала и возбуждалась. Опыт насилия над собственными убеждениями у неё уже имелся, тем более она была не юной девушкой, а опытной женщиной, поэтому обошлось без слёз и истерик. Вся зацелованная, будто закутанная в тёплую ласковую вату, она готова была растечься сладкой лужицей мороженого под палящими лучами солнца. И тут девушка услышала тихий шёпот у самого ушка:
 – Наконец-то опять трепещешь в моих руках, маленькая птичка Лилишт. Я так долго ждал этого момента. Куда бы ни пошла и кем бы ни стала, всегда буду рядом. Доверься мне. Моя любовь без границ. Сколько можно ускользать солнечным зайчиком из протянутых ладоней? Но я стараюсь, надеюсь, придумывая всё более запутанные и сложные сценарии...
 – Чего? – спросила Ирма, открыв глаза. – Какие ещё сценарии?
 – Ты о чём? – в голосе Гортона послышалось удивление.
 – О каких сценариях ты шептал?
 – Малыш, я ничего не шептал. Ты расслабилась от поцелуев. Раскрылась телом и душой. От наплыва чувств, кажется, ушла в забытьё, – ласковым голосом ответил алиус, изображая улыбку, но за изменчивыми волчьими глазами скрывалась тайна, – это Ирма успела заметить в первый миг, как только открыла глаза.  – Прости, – продолжал он. – Я не должен был подвергать твой, не совсем здоровый, хрупкий организм чувственному шоку. Хочешь кушать?
 – Нет, – ответила она, ещё трепещущая от его ласк.
 – Хорошо. Отнесу тебя на кровать. Отдыхай. А я прилягу рядом, поверх покрывала. Позволишь? – спросил он и легонько провёл кончиками пальцев вдоль её обнажённого тела.
 – Ложись, – ответила девушка, смущённая странностями в поведении герцога, а сама подумала: «Какой же он талантливый актёр?! Как искусно играет заботу и нежность?! А что там внутри? Холодная рациональность, или всё-таки присутствуют чувства? А чувства откуда? С кормилицей забавлялся перед тем, как придти ко мне? Фу, лучше не думать о таком, иначе или ударюсь в истерику, или кинусь в драку. Но ласкать, гад, умеет. Ох, как умеет!»
 – Сегодня увидишь только добрые сказочные сны, – поведал Гортон, положив её голову себе на грудь, и легонько поглаживая волосы.
В объятиях герцога Ирма быстро заснула, а он, посторожив её сон около получаса, отправился на третий этаж. Там алиус зашёл в одну из комнат кормилиц, схватил сонную девушку в охапку, и, приказав молчать, понёс вниз. На территории усадьбы за аллеей из елей и лиственниц находился небольшой коттедж. Он занёс её в одну из комнат, кинул на кровать и, минуя любовную игру, стал жёстко насиловать, кусая в разных местах и насыщаясь горячей кровью. На мольбы, слёзы и вскрики боли алиус не обращал внимания. Удовлетворив похоть и голод, он стёр воспоминания. А через час приехал вызванный им врач и увёз несчастную из поместья.

Проснувшись рано утром, Ирма почувствовала удушливый цветочный запах. Вернее, именно удушье её разбудило. Оказалось, что возле кровати стояла высокая керамическая ваза с огромным букетом королевских лилий, а на покрывале лежало семь алых роз. Розы почти не пахли. Но сладкий запах лилий вызывал головокружение.
«Раньше так остро на запахи цветов не реагировала, – подумала Ирма. – Неужели кровь так на меня действует? Ну да, укрепляется звериная сущность. Боги, не дайте стать монстром, похожим на них!»
В дверях появился Гортон. Он был одет в смокинг, значит, предстояло официальное торжество прямо с утра. Подойдя к кровати, он присел на край, взял руку Ирмы и поцеловал.
 – Доброе утро, красавица! Чувствую, тебе неприятен запах цветов. Сейчас их унесут. – Он нажал на кнопку вызова и приказал унести вазу с цветами из спальни.
 – Сегодня могу передвигаться без твоей помощи, – заверила его Ирма. – Иди по своим делам.
 – Стремишься от меня отделаться? Вчера что-то сделал не так?
 – Всё так. Ты сейчас похож на настоящего герцога, а королевскому отпрыску не пристало носить простолюдинок на руках. Да ещё во всякие сомнительные места.
 – Лапочка, знаю твоё стремление ёрничать по любому поводу. Но сейчас за этим что-то скрывается.
 – Ну, Слава Господу и Деве! Вместе с возрождением монстра, моя голова становится не проницаемой для тебя. Хоть какая-то польза.
 – Вот видишь! А ты страшилась. Противоречия начинают потихоньку размываться. Да? – он вновь поднёс её руку к губам и стал целовать пальчики, потом, взглянув на девушку, сказал: – Но хочу улететь без смутного подозрения и недосказанности.
 – Ты надолго?
 – На два дня. Принц Крови устраивает приём.
 – А-а? – Она выдернула свою ладонь из его рук, встала с кровати и пошла в ванную, на ходу одевая пеньюар. – «Теперь понятна цель вчерашнего представления. Эти цветы. Он хотел меня приручить перед вынужденной поездкой».
 – Хочу попросить разрешения на прогулку по территории, – сказала она, взявшись за ручку двери. – «Главное – не переиграть, чтобы не заподозрил подвоха».
 – Если чувствуешь, что в силах.
 – А вдруг мне чего-то необычного захочется? Как с тобой связаться? – На лице девушки сияла милая улыбка, скрывая тайные мысли: «Пусть думает, что полностью обезоружена и приняла за чистую монету вчерашние ухаживания».
 – Например? – поинтересовался алиус.
 – Ну, не знаю... Например, захочется самое модное платье, которое увижу на канале мод, или чайную церемонию с гейшей... или прокатиться на тройке по территории. Мало ли какие фантазии могут возникнуть у девушки от скуки. Надеюсь, не думаешь меня держать в чёрном теле, словно какую-то кормилицу? – при этих словах Ирма надменно приподняла бровь и поджала губки.
Он оскалился в улыбке:
 – Для этого приготовил тебе подарок.
Гортон достал из кармана визифон.
 – Эксклюзивный экземплярчик, специально для тебя, украшен кристаллами. Гляди сюда! – Он вывел на экран иконку со своим фото, нажал на неё, и в его кармане заиграла музыка вызова.
Ирма состроила восхищённые глазки и подставила губки для поцелуя.
 – Буду часто звонить, – шепнул мужчина, тесно прижав её к себе. – Сегодня Карина принесёт твой чайничек. Будь умницей, выпей всё.
Он ещё раз крепко поцеловал её в губы и вышел.
Девушка была готова прыгать до потолка, выкрикивая: «Ура! Свобода!» – но дом был наводнён вражескими глазами и ушами, потому она лишь улыбнулась и вошла в ванную.

5
               
Не вяжи на меня бантик розовый
И к себе не приручай.
Всё равно убегу в лес берёзовый,
На свободу, так и знай!
Не удержит дворец золочёный
И охраны строгий ряд.
Мне милее шалаш прокопченный
И гитары струнный лад.

Ванна уже была подготовлена. Опустившись в неё и нежась в тёплой пахучей воде, она намечала козни хозяину особняка.
«Ах ты, подлый упырь! Думал проглотить меня, словно конфетку? Обсасывал и облизывал, будто я – леденец на палочке... Ну, погоди же! Не сбегу – устрою тебе карнавал. Допеку звонками, капризами и упрёками. Твоей челяди житья не дам. Посмотрим, где будет твоя хвалёная выдержанность. Это тебе не кормилиц соблазнять. Он по приёмам и балам будет разъезжать, а я вампирят вынашивать? Как бы ни так! Ишь нашёлся бык-производитель. Захотелось жену человеческую? Будет тебе жена! Ещё не раз пожалеешь об этом. Брак по расчёту – не фунт изюма, трёхсотлетний старикашка. Обмусолил всю... Теперь лежи, отмокай... Вдруг поцелуйчики ядовитые?» – так, распаляя себя, она готовила герцогу тест на пригодность стать мужем ведьмы. За едкими рассуждениями её застала горничная.
 – Вы сегодня в хорошем настроении, госпожа Ирма, – сказала Карина, подавая полотенце. – Улыбаетесь.
 – Да, дорогая, я в прекрасном расположении духа. Посмотрим, в каком будет твой хозяин, когда вернётся. – Она, задорно улыбаясь, пошла одеваться.
 – Карина, найди-ка мне приличное нижнее бельё, – приказала Ирма. – Это – раз. Массажиста, да не завалящего, а молодого, квалифицированного, с сильными, но мягкими руками. Это – два. Ещё модного топ-стилиста – три. Профессионала для маникюра, педикюра – четыре. Ну, и, наверное, визажиста. – Ирма загнула все пальцы на левой руке и, мило улыбнувшись, сказала:
 – И всех найти в течение получаса, пока я буду завтракать.
Карина вытаращила на неё глаза:
 – Госпожа, у нас здесь их нет.
 – Дорогуша, – Ирма снисходительно потрепала горничную по щеке, – я знаю. Передай, кому положено, чтоб были.
 – Пожалуйста, – подала горничная Ирме бельё. Та взглянула на этикетку.
 – Что? Азия?! – капризно воскликнула Ирма. – Он меня за паршивую кормилицу держит?
 – Да нет же, госпожа Ирма, – возразила Кирина. – Бельё европейское.
 – Ты надо мной смеешься? – сердито выгнула бровь будущая герцогиня. – Какое европейское? Я не глупая курица, чтобы мне замазывать глаза! Короче, я это, – она презрительно ткнула пальчиком в кружевные и шёлковые тряпочки в руках горничной, – одевать не стану. У меня должно быть бельё из Претори.
Служанка захлопала ресницами, не зная, что сказать.
 – Поварам скажи, что буду только морепродукты и фруктовый салат, – приказала напоследок Ирма, выставляя горничную за дверь и внутренне готовясь к представлению, которым решила развлечь себя и потрепать нервы прислужникам «трёхсотлетнего старикашки». – «Нужно проверить, не исчезла ли у меня «сила» окончательно».
В ней кипели лихая дерзость и злость. Она настроилась, выставила вперёд руки, и «сила» мощным потоком потекла сквозь ладони в сторону кресла. Кресло рывками двинулось к стене, периодически застревая в ворсе ковра.
«Прекрасно, – решила она. – Вторая сущность меня напитывает природной энергией в полном объёме. Вынуждена признать – кровь эффективно влияет на восстановление всего организма».
Теперь можно было приступать к задуманному. Обнажённое тело она прикрыла полупрозрачным длинным шёлковым халатом и в таком виде пошла на завтрак гордой, недоступной, опасной ведьмой. Открыв раздвижные двери столовой, она вошла лёгкой, грациозной походкой львицы на отдыхе.
За длинным столом сидело семеро. Четыре молодые девушки-кормилицы были по одну сторону стола (в их числе и Светлана), по другую – три алиуса. Одного из них Ирма знала. Это был начальник охраны Роталл. Второй алиус казался смутно знакомым, но где его видела, она не помнила. Третьего кровососа она никогда не видела, но судя по тому, что он сидел рядом с местом хозяина, вероятно, был ближайшим помощником герцога, не вхожим в высшие аристократические круги. Ирме приблизительное положение сидящих за столом было понятно, кроме одного момента: почему Роталл не при герцоге. Она надеялась вскоре разобраться в хитросплетениях алийской жизни, а пока, оглядывая столовую, обратила внимание, как вышколена обслуга, замершая в шеренге за спинами алиусов. Слуги стояли, вытянувшись в струнку, почти не дыша, будто караул у мавзолея.
Ирма прошла к своему месту в торце стола, напротив пустующего стула герцога.
 – Доброе утро, господа! – натянула она на лицо фирменную улыбочку. Присутствующих её наряд, не скрывающий, а сильнее подчёркивающий все изгибы, детали и формы тела, привёл почти в шоковое состояние. Все молчали, уставившись на новенькую.
 – Та-ак, – произнесла Ирма, надменно оглядывая каждого алиуса и лишь мимолётно взглянув на кормилиц. – Воспитанию в этом доме далеко до совершенства. При появлении дамы никто из мужчин не встал, не говоря уж об ответных приветствиях. Чтобы больше не возникало недоразумений, прошу называть меня госпожой Ирмой.
 – Да, госпожа Ирма, – ответил Роталл, высокий подтянутый мужчина с ёжиком тёмных волос, небольшим косым шрамом на лбу и грубоватыми чертами воина; на вид он был чуть старше хозяина. При этих словах она мило улыбнулась, потом приподняла одну бровь и холодно спросила:
 – А кто отодвинет мне стул?
К ней кинулась Карина, отодвигая стул и скороговоркой произнося:
 – Пожалуйста, садитесь, госпожа Ирма!
 – Благодарю тебя, душечка, – царственно вымолвила Ирма. – Но в нашем обществе это делают мужчины... Я к этому привыкла, следовательно, так и будет в дальнейшем.
Последние слова она произнесла грозно, внимательно глянув на каждого алиуса, как бы давая понять, что слова относится к каждому из них, и шутить она не намерена.
 – А теперь прошу представиться тех, кого я ещё не знаю. Девочки? – она протянула руку в сторону кормилиц. Девчонки, удивлённо таращась на грозную незнакомку, представились:
 – Ольга.
 – Марина.
 – Оксана.
Ирма благосклонно им кивнула.
 – Теперь вы, господа! С Олегом Иннокентьевичем я уже познакомилась, – констатировала она. Из-за стола поднялся русоволосый мужчина с тонкими правильными чертами аристократа и слегка пухлыми яркими губами, именно эта деталь указывала на его относительную молодость.
«Щёголь, – подумала Ирма. – И волосы явно крашеные».
Он представился:
 – Роман Витальевич, врач, – и склонил голову в знак приветствия.
– То-то мне показалось, что вас смутно помню. Это вы вынимали пулю из моего плеча?
 – Да, я. Как себя чувствуете? – спросил он любезно, не отрывая взгляд от её груди.
 – Прекрасно, – улыбнулась Ирма, поведя плечами. Её полные груди шевельнулись, как два круглых шара на верёвочке, под тонкой материей халата. В глазах кровососа загорелись зелёные огоньки.
 – Садитесь, друг мой, – разрешила Ирма, будто не замечая проснувшегося аппетита в глазах мужчины.
 – Станислав Андреевич, майордом, – привстал красавец лет тридцати;  чёрные прилизанные волосы, глаза навыкате за тёмно-карими линзами и аккуратные бакенбарды делали его похожим на актёра, играющего любовников в немом кино.
 – Станислав Андреевич, что же вы так оплошали? Не додумались сами и не пригласили стилистов, которые подсказали бы купить приличное нижнее бельё для меня. Теперь вынуждена ходить в полуобнажённом виде, – с укором выговаривала она побледневшему и, казалось, окаменевшему алиусу.
 – Но, госпожа Ирма... Я не мог подумать... что вы так... выйдете к столу, – мямлил майордом.
 – И я не могла подумать, – голос Ирмы яростно зазвенел в тишине столовой, – что попаду в столь непрезентабельный дом! Я была о герцоге и его слугах лучшего мнения. Иначе бы не приехала.
Она резко вскинула руку, и вся посуда со стола полетела на пол, разбиваясь на крупные и мелкие осколки. Ирма невозмутимо поднялась из-за стола:
 – Извините, господа! Что-то нервишки расшатались.
Она повернулась и, гордо подняв голову, пошла к дверям, а оттуда приказала:
 – Карина, принесите мне завтрак в спальню.
Через некоторое время в дверь спальни постучали – служанка принесла завтрак. Ирма с аппетитом принялась за еду, а служанка осталась стоять перед ней навытяжку.
 – Не стойте статуей, Карина, присаживайтесь, – предложила госпожа. – Расскажите, как дела обстояли после моего ухода.
Та всплеснула руками и прижала их к лицу:
 – Ужас, госпожа Ирма! Семь лет работаю у герцога, а подобного не видела.
Ирма снисходительно усмехнулась:
 – Естественно, милая. Ваш герцог до этого не собирался жениться. Правильно?
 – Ой, он предложил вам выйти замуж?
 – Предложил.
 – А я дивилась, чего Станислав Андреевич кричал: «Она во стократ хуже наших женщин! О чём он только думает? При дворе и так ходят о нас всякие небылицы. Теперь она!» Это он, значит, о вас. А потом выхватил мобильник и вышел.
Ирму слова служанки развеселили.
 – Побежал жаловаться хозяину на злую тётеньку? Хорош майордом! А что там ещё происходило?
 – Доктор хохотал и говорил, что вы ещё всем покажите, где раки зимуют. А его, дескать, не затрагивает. Он лечит кормилиц, а с ведьмой пусть герцог сам разбирается. Олег Иннокентьевич только разводил руками на претензии Станислава Андреевича, говорил: «А что я могу? Босс предупредил, чтобы к ней не приближались и помалкивали. Он, вероятно, чувствовал, какой кавардак она устроит. Видел, как вся посуда слетела?»
 – Чувствовал, значит? Посмотрим, насколько он прозорлив. А как вампирское имя майордома?
Карина пугливо посмотрела по сторонам, прислушалась и шепнула:
 – Караген.
В этот момент на столе зазвонил визифон. Ирма усмехнулась:
 – Ха! Лёгок на помине. Выйдите, Карина! Мне нужно поговорить с любимым женишком.
 – Внимательно слушаю тебя, зайчик, – пропела она, включив соединение и улыбаясь в экран визифона.
 – Ирма, что ты там вытворяешь? Майордом почти в истерике. Говорит, ты всю посуду побила, ходишь по дому обнажённой.
 – Ах, зайчик! – начала нудить Ирма. – Мне так скучно сидеть одной. Ни массажиста, ни стилиста. Маникюр весь обломан, бельё куплено в-супер-ма-ар-кете-е. Твои-лю-юди-ха-амы-и-тупы-ые-идио-оты-ы... – она захныкала.
 – Малыш, сейчас им прикажу. Всё будет в лучшем виде.
 – В лучшем виде, говоришь?! – она почти перешла на визг. – В каком лучшем виде! Ты там с алийками развлекаешься, а я здесь вынуждена терпеть хамство и пренебрежение!
 – Лапочка! Не кричи так! У меня ухо от визга заложи...
Она не дала ему договорить:
 – Ах, ты ещё и недоволен?! Думаешь, взял из провинции, то на мне можно экономить? Разъезжать по приёмам и балам, а меня держать на затрапезной дачке?!
 – Какая муха тебя укусила?
 – Не муха, а трёхсотлетний старикашка-кровосос! Больше не звони! И приготовься, зайчик, увидеть свою поганую дачку в развалинах. Наглых слуг – трупами, пусть только ко мне приблизятся. Целую тебя, мой птенчик, в горлышко. Знай, старикашка, я тебе это припомню!
 – Ирма! Ирма!
Она отключила визифон и, мстительно глядя на потухший экран, произнесла:
 – Счастливо повеселиться, козлик, – а потом крикнула: – Карина, зайдите!
Открылась дверь и испуганная горничная влетела в спальню. Ирма  молча указала пальчиком на стол, а когда Карина с подносом грязной посуды собралась уходить, приказала передать, если через полчаса не будет массажиста, она спуститься вниз и головы всем, кого встретит на своём пути, откусит.
Через тридцать пять минут в спальню вошли трое: массажист, Роталл и Карина. Массажистом оказался светловолосый широкоплечий алиус с голубыми глазами. Но Ирму его цвет глаз не мог обмануть. Она знала, что очень многие алиусы носят цветные линзы, поэтому их трудно отличить от обычных людей.
Служанка застелила диван простынёй. Массажист положил на стол баночки с кремами и ароматическими маслами.
 – Я вам сделаю полный успокаивающий массаж, госпожа, – проговорил он мягким баритоном.
 – Хорошо, голубчик, – ответила Ирма, сняла халат и, ослепляя мужчин совершенством округлых форм, легла на диван. – Но замечу малейшие поползновения с твоей стороны - загрызу!
Массажист вопросительно посмотрел на Роталла. Тот подтвердил слова женщины кивком головы и добавил:
 – Так точно.
Массажист умащивал её тело около часа, а Ирма в это время обдумывала свою теорию насчёт лиц кровососов:
«Уж не из-за того ли, что у них при растягивании губ видны клыки, чуть более длинные, чем у людей, они совсем не улыбаются? Возможно, их с детства к этому приучают. А когда приходится демонстрировать своё расположение и доброжелательность, получается карикатура на человеческую улыбку. В сущности, они не так уж и отличаются от людей, чтобы это бросалось в глаза с первого взгляда. Просто бесстрастные лица-маски. В этом они чем-то сродни с монголоидной расой. У тех тоже лица-маски, только не продолговатые, а круглые… Плюс линзы, маскирующие зрачки. А удивляться они, наверное, перестают после первой сотни прожитых лет. Вот и становятся похожими на манекены – ни радости жизни, ни удивления ею».
За раздумьями она расслабилась и даже задремала, а пробудилась от позвякивания баночек, собираемых массажистом. Полчаса её не тревожили, и она блаженно отдыхала, расправляя каждый мускул после «замеса», а потом пришёл парикмахер «колдовать» над её рыжеватой гривой. Ещё час ушёл на педикюр и маникюр. Потом над её лицом трудилась визажист. Далее она отбирала понравившиеся образцы эксклюзивного белья и одежды из коллекций, привезённых четырьмя коммивояжёрами, присланными из столичных бутиков. Освободилась Ирма только к трём часам пополудни.
Когда она спустилась в столовую, там уже ожидали майордом, официантка и китаец во всём белом. По колпаку на голове она определила:
«Повар».
 – Знаю, что вы, Ирма Генриховна, привыкли к определённому питанию. Вот прекрасный повар Ли Сян-цзян. Надеюсь, он порадует вас не только изысканной азиатской и европейской кухней, но и диетическими блюдами, если пожелаете… Или свежайшими вырезками из молодого барашка, телятинкой с кровью. Ну, либо…кха… – произнёс Караген, учтиво наклонив голову, но вдруг поперхнулся и замолчал.
«Угу, – подумала Ирма. – Значит, накрутил вам герцог хвосты. Засуетились, забегали. Даже отдельного повара мне нашли. А  что он хотел мне проблеять? Про свежайшую человечинку? Сволочь!»
Она подозрительно уставилась на майордома, но тот молчал, разглядывая носки своих туфель. Ирма, пыхтя от негодования, поднялась  к себе в комнату.
На обед она пошла в светлых брючках и кремовой блузке. Двери в столовую даже не пришлось самой открывать, их распахнул майордом, лишь заслышал стук её каблучков по ступенькам. Стул любезно отодвинул врач, и при её появлении мужчины и кормилицы дружно встали, приветствуя будущую хозяйку. Однако, несмотря на любезность и старательные улыбки присутствующих, молчание во время обеда было напряжённым, даже тягостным.
«С этим надо что-то делать», – размышляла Ирма, поглощая черепаховый суп.
После обеда она посмотрела программу новостей и велела Карине привести Светлану.
 – Пойдём, Светочка, прогуляемся, а то мне одной скучно. Покажешь территорию, и что на ней расположено. – Ирма взяла Светлану под руку, и они вышли во двор. День стоял солнечный, тёплый.
 – Вы меня сегодня напугали, госпожа, – сказала Светлана, когда они прогулочным шагом шли по дорожке мощёной плитами.
 – Правда? Не для вас, девочки, этот спектакль разыграла. Для обнаглевших вурдалаков, которые, по-моему, забыли, как нужно вести себя при дамах.
 – Теперь верю, что уничтожали плохих парней. Это необыкновенно! Взмах рукой – и вся посуда на полу. Мне бы так уметь.
 – Не дай тебе бог, Светочка, такое умение. Оно убивало не только плохих парней, но и хороших людей губило. Пока поняла, что можно, а чего нельзя – ох, и наворотила же бед! Теперь этот груз будет вечно висеть на моей душе камнем.
 – А скажите, госпожа Ирма. Почему Вы пришли... ну, такая... полуобнажённая, что ли? – Светочка явно терялась, подбирая слова.
 – Света. Мы же договорились, что не будешь выкать.
 – Я не должна с Вами говорить как равная. Раньше думала, что Игорь Валерьевич привёз вас в качестве кормилицы.
 – Вообще-то, Света, я добровольно сюда приехала умирать. Но, посмотрев на творящиеся безобразия, передумала. А пришла так потому, дорогая, что презираю упырей. У них даже собственных чувств почти нет, а гонора – воз и маленькая тележка. Пойми, Светочка! Чувства – это энергетика тела. Они их не имеют, следовательно, собственной энергией почти не располагают. Ток крови по сосудам тоже создаёт свои энергетические поля, а упыри стараются пить нашу кровь прямо из сосудов. Всё у них заимствованное. Они обыкновенные паразиты. Ты перед собакой или гориллой не постеснялась бы раздеться?
Света отрицательно покачала головой.
 – И я не стесняюсь, – продолжила Ирма. – Животные раздетого человека воспринимают органично, ведь сами не напяливают на себя тряпок. А эти двуногие хищники могут с гордостью тебе рассказывать, какие они цивилизованные и сердобольные интеллектуалы, спасители человечества, но тотчас с грустью заметят, что за свою милость заплатили сокращением жизни. Вся их культура –  не путь духовного развития, а приём мимикрии – не более. Вот и представь, Светочка, какой бы была наша цивилизация, если бы ею не управляли вурдалаки.
Она замолчала, вылив накопленное раздражение на внимательную слушательницу, потом, тяжело вздохнув, призналась:
 – Эх, Светочка! Я сама наполовину такая, как они. В себе это ненавижу, вот ненависть перенесла и на них. Живи как раньше и не слушай меня. Но если он тебя обидит – только скажи. Паразит узнает силу моего гнева, обещаю.
Светлана испуганно и недоверчиво внимала рассуждениям Ирмы.
 – Как же собираетесь здесь жить? С ними? У герцога, кажется, есть относительно вас планы.
 – Матримониальные? Не знаю, дорогая. Умирать было всё равно от чьей руки, а жить... Наверное, позволю любить своё тело... А душу? О душе пусть заботится Господь.
Они попали на аллею из елей и лиственниц. Ирма увидела у самого забора коттедж, перед которым была забетонированная площадка. Фасад выходил на площадку двумя высокими гаражными воротами.
 – Это гараж? – спросила Ирма.
 – Да. На первом этаже гараж, бытовые помещения, а на втором ночуют шофера и охрана.
 – Ночуют? А где живут?
 – В городе. У герцога два огромных особняка рядом с Кремлём.
 – Да? А здесь загородный дом? Вроде дачи, что ли? Вы сюда выезжаете на лето?
 – Иногда, но сейчас, так понимаю, мы здесь из-за вас.
Ирма расхохоталась:
 – Ха-ха-ха! Ну, да, я же необузданная провинциальная львица. Меня страшно показывать знакомым аристократам. Вдруг перегрызу кому-нибудь  горло. Именно так житье-бытье здесь и поняла. Пойдём, Светочка, посмотрим на машины господ-вурдалаков.
Они зашли в ворота, и Ирма сразу остановила свой взор на чёрном мотоцикле. Такой же, правда, немного мощнее, хотел приобрести Саша после очередной выставки-распродажи своих работ. Поэтому байк она так запомнила. Хромированные части и полированная чёрная поверхность мотоцикла не отпускали, поблескивая и маня.
 – Какой красавец! – восхищённо воскликнула Ирма.
 – Любите мотоциклы, госпожа? – спросил, подошедший алиус, оказавшийся шофером, подвозившим их из аэропорта. На вид ему было лет сорок или чуть больше, небольшого роста, тёмные волосы топорщатся ёжиком, карие глаза глубоко посажены, подтянутая, даже щуплая фигура не потеряла гибкости.
 – Мой муж мечтал о таком, – ответила Ирма. – Он гонял на спорткаре, но хотел приобрести вот такой байк. Я называла мотоциклистов смертниками, а мужу нравилась опасность.
 – Он был профессиональным гонщиком? – поинтересовался шофёр.
 – Нет. Архитектором, художником и стритрейсером в свободное время.
 – У вас был муж? – округлила глаза Светлана.
 – Да, Светочка. Но осенью прошлого года он разбился.
 – Из-за гонок?
Ирма горестно вздохнула:
 – Из-за меня, милая. Поехал за лекарством в другой город по пурге и слетел в овраг.
 – У вас не хватало лекарств?
 – Мне лекарства привёз дипломат из-за границы. Я сильно болела и чуть не умерла.
 – С Игорем Валерьевичем вам не придётся страдать от болезней.
 – Ну, хоть какая-то польза от этих... хм… – она покосилась в сторону шофёра. – Но иногда, Света, душевная боль бывает намного сильнее физической, и она нас делает мудрее и старше. Мне часто кажется, что я древняя старуха.
 – Пфф, скажете тоже, – фыркнула Светлана.
 – Человек – это не то, как он выглядит снаружи, милая. Особенно женщина.
Ирма повернулась к стоящему рядом водителю:
 – Стальной конь заправлен?
 – Заправлен, – ответил он. – Он всегда в готовности. Хозяин иногда любит погонять на нём по шоссе.
 – О-о? Но, сдаётся мне, он для хозяина немного мелковат. Объём двигателя всего один и три десятых литра. Скорость выше ста пятидесяти километров выжимает с трудом. Каждую выемку задом чувствуешь. Хотя... думала, что у герцога любимое занятие... превращение в летучую мышь и подглядывание в чужие окна.
 – Такие познания, откуда? – спросил алиус, делая вид, что не услышал её издевательского намёка, акцентируемого в фильмах про вампиров.
 – Как вас, голубчик, зовут?
 – Владимиром.
 – Так вот, Владимир. В человеческих семьях, если жена не полная блондинка, а немного с рыжинкой, вот как у меня, – она ухватила одну свою прядь, демонстрируя ему, – то досконально знает о предмете страсти мужа. Рада бы иногда не знать, но он все уши прожужжит. А я многие увлечения мужа разделяла. Любила его, хотя вам понять такое недоступно.
Ирма хмыкнула, увидев заинтересованный, пристальный взгляд шофёра:
 – Хм. Несите быстренько шлем. Я почти год не садилась на байк.
 – Вы поедите? – Света всплеснула руками.
Затарахтел двигатель.
 – Тебя, Светочка, не возьму прокатиться. Боюсь, с непривычки сама могу не туда заехать и грохнуться, – громко ответила Ирма, одевая шлем.
Сначала она тихонько объезжала дорожки на территории усадьбы, а потом, подъехав к автоматическим воротам, посигналила. На террасу вышел охранник и что-то сказал. Из-за треска мотоцикла и шлема на голове она ничего не расслышала. Ирма поманила его к себе рукой. Охранник неохотно подошёл.
 – Что бубнишь?! – спросила она.
 – Не поступило распоряжение вас выпускать! – прокричал он.
Ирма заглушила двигатель, сняла шлем и, сузив глаза, медленно спросила:
 – Чего ты сказал, болван?! Кем не велено? Зови начальника! Одна нога здесь – другая там! Через две минуты его не будет? Дух из тебя вышибу!
Её начало понемногу потряхивать – вскоре могла начаться трансформация, которую требовалось сдерживать. Алиус в мгновение ока оказался на террасе около входной двери. Но не успел он её открыть – в дверях появился Роталл. Видя выражение крайнего гнева на лице девушки, начальник охраны поспешил разрядить напряжённость:
 – Успокойтесь, госпожа! Вам не о чем переживать! Моя вина, что не предупредил работников открывать ворота по первому вашему требованию.
Через минуту ворота открылись, и байкерша выехала на длинную улицу, тянущуюся через весь посёлок с огромными особняками, похожими на небольшие дворцы. Проплутав по посёлку минут пятнадцать, она остановилась у сосновой рощи, сняла шлем и долго вдыхала весенний тёплый воздух, наполненный хвойным духом; потом, оставив байк, подошла к ближайшей толстой сосне, погладила шершавый ствол, прижалась спиной, закрыла глаза.
«Здравствуй, хозяин! – мысленно поприветствовала Ирма духа хвойной рощи. – Дай мне силы и мудрость принять свою судьбу. Мы с тобой одной крови».
Она выдернула несколько волосков и обмотала их вокруг ствола сосны. Вскоре почувствовала усиление терпкого, хвойного запаха, необыкновенную лёгкость и радость в душе. Постояв так немного, поклонилась до земли со словами:
 – Спасибо тебе, мой друг! Здесь мне всё чужое. Повсюду враги. Лишь ты – мой помощник!
Ирма подобрала маленькую хвойную веточку с земли и прикрепила себе в петельку нагрудного кармашка лёгкой голубой куртки, потом завела мотоцикл и поехала к загородному особняку Гортона. Сегодня она провела лишь небольшую разведку. Побег наметила на следующий день.
После ужина позвонил Гортон. Сначала она не хотела брать визифон – Гортон видел и слышал представление, которое она ему устроила, но мерзкий аппарат не унимался. Вздохнув, Ирма ответила:
 – Да, зайчик. Соскучился среди алиек, холодных, словно полярные ледники?
 – Очень соскучился, маленькая. Без твоего взрывного темперамента я, как рыба, выброшенная на берег. Снулая, холодная и печальная.
Маленькое изображение герцога-лицемера на экране старательно выражало печаль. Как же ей хотелось взять и щёлкнуть его по лбу или носу! Своё желание она решила осуществить в конце разговора – пусть побесится лживый притворщик.
 – Ты мои возможности переоцениваешь. Я не атомная электростанция, не смогу десятки лет поддерживать твой жизненный тонус.
 – А мы будем друг друга заряжать.
Она усмехнулась:
 – Смотри, как бы цепная реакция не началась.
 – Постараюсь не допускать. Немного успокоилась, маленькая? Теперь всё – по-твоему?
 – Угу. У вас там музычка, слышу.  Развлекаетесь? Ну-ну, развлекайтесь, Ваша Светлость!
 – Первый и последний раз, когда посещаю подобные мероприятия без тебя. Девочка, твоя ревность беспочвенна, – убеждал герцог. 
 – У ментов есть такое выражение: был бы столб, а придраться найдём к чему. Это, чтобы не тешил себя сладостными иллюзиями предстоящего брака. Одумайся, Игорь, пока не поздно! Тебе и подчинённые советуют.
 – Лапочка, что тебе там наговорили? – в голосе Гортона ей послышались нотки тревоги.
 – Какая разница?! – воскликнула Ирма, сдерживая смех, и щёлкнула по экрану визифона, как раз по лбу гадкого алиуса. Экран погас.
 – Спокойной ночи, козлик, – произнесла она, положив визифон на стол.
Спускаясь на вечерний моцион перед сном, в тупичке коридора первого этажа она услышала разговор охранника и шофёра.
 – Долго мы здесь будем торчать? – ворчал шофёр. – Хозяин всегда любил девочек, что морщили ему член, а не мозги.
 – Не знаю, – угрюмо ответил охранник. – Лучше держи своё мнение глубже. Не ровен час хозяин пронюхает. Из-за этой ведьмы Сторк погиб. Может, она делает классно и то и другое?
 – Хотел бы я испытать.
 – Угу, испытай. Адреналинчику захотелось? То-то он стечёт тебе в башмаки. Не видел её зверем? А Сторк рассказывал...
 – Кто тут моего тела захотел? – спросила девушка, выходя из-за угла. Она сейчас была как никогда сильна, получив поддержку духа сосновой рощи. В коридоре стоял полумрак. В темноте сверкнули зеленоватые глаза обоих алиусов. Ирма ударила «силой» и разбросала их в разные стороны.
 – Ну, кто ещё хочет меня попробовать? – спросила она зло. – Это вам не бедных девочек насиловать и высасывать втихаря.
Ирма повернулась и пошла к себе в спальню. Там взяла деньги, немного вещей и разыскала Роталла.
 – Передайте герцогу. Пока не научит свою челядь уважать меня, пусть не приближается. Буду биться насмерть. А сейчас открывайте ворота. Я уезжаю. И не вздумайте останавливать!
На улице начало смеркаться. Она подъехала к воротам на рычащем мотоцикле – те стояли открытыми. Выехав из посёлка, девушка направилась по шоссе в сторону, куда двигалось большее количество транспорта.
 
6

Бьёшься бабочкой в огне,
Крылья страсти обжигая.
На ладошку сядь ко мне.
Я, в восторге замирая,
Заслоню от разных бед.
Мой цветочек, ты – прекрасна!
Залечу ожога след –
Брось ребячиться напрасно!

Она, не торопясь, катила на байке, ожидая погони, пиликанья сирены  или гаишника с жезлом, выскакивающего из кустов. Но относительная тишина и спокойное движение транспорта располагали к размышлениям.
«Почему решилась сорваться в никуда, на ночь глядя? Почему сегодня  выпустили без разговоров, а позавчера закрывали на ключ? Для какой цели он меня разыскивал? Почему вначале запугивал, а потом решил жениться?»
Все эти вопросы требовали ответа.
Разворошив алийское гнездо, и как-то отплатив за доставленные  неприятности, Ирма хотела дождаться ответной реакции. А чтобы найти хоть какое-то разумное объяснение в череде поступков и фактов прошедшей недели, следовало в спокойной обстановке и на нейтральной территории обдумать, сопоставить, проанализировать. Это ответ на первый вопрос.
Третий вопрос пока не имел явного и однозначного ответа, а второй и четвёртый были взаимосвязаны.
«Как он меня нашёл? Через картины? Но он не подтвердил и не опроверг это. Предоставил довольствоваться собственной догадкой. Вдруг ему обо мне доложили менты? Вполне правдоподобный вариант. Не зря Сабелев предлагал затеряться в миллионном городе. Намекал? Гортон постоянно лгал, значит, с самого начала жениться не собирался. Семейные отношения, строящиеся на лжи и изворотливости,  разваливаются даже у людей, где счёт идёт на годы. Мне он предложил не одно столетие. Опять лгал? Говорил, что выспрашивал обо мне у знакомых. Значит, должен был понять, я не из робкого десятка. Не сразу, так потом смогу отплатить за причинённые притеснения и унижения. И весь его стройный план пойдёт на слом, натолкнувшись на моё упрямство. Глупо полагать, что меня можно использовать втёмную. А герцог явно не глупец. Так что же? Не хватило времени и желания завоёвывать сердце провинциалочки? Поэтому дал указание открыть ворота? Слишком хлопотным оказалось дело? Не-ет. Такие властные люди… и нелюди тоже, не привыкли отступать от задуманного. Не мытьём так катанием они добиваются своего. Вначале, наверное, хотел взять кормилицей. Он же ничего не знал о моей звериной сущности. Когда узнал и убедился воочию, то изменил решение – на женитьбу. Что ж, логично, кроме одного: для какой надобности рассказывал, что алиусы чувствуют чувствами кормилиц? Женщина постоянно будет держать в уме, что его ласки предназначены не ей, а для удовлетворения себя, любимого. О таких вещах полезнее молчать и вешать даме лапшу на уши о своих чувствах к ней. А у него хватило наглости спрашивать, что он сделал не так. Как бы он теперь не уверял, что бы ни рассказывал – у меня всегда будут сидеть занозой слова об отсутствии чувств и любви у алий. Кстати... почему назвался именно вампиром? Ну, назвался бы алиусом – я бы сразу и не поняла, ударилась в расспросы… а так сразу ясно – жуткий монстр. Думал, истерить начну, умолять, сволочь лживая!.. И всё-таки не остановили, а выпустили – почему? С шестью алиусами я бы не справилась. Это распорядился Гортон, но по какой причине? Хотя… удерживая женщину под стражей, трудно рассчитывать на её благосклонность. И шантажировать меня нечем…»
За размышлениями она незаметно добралась до Мазговской кольцевой. Двигаясь по ней, гадала, в каком направлении ехать дальше. Выбор пал на ответвление, уходящее на северо-запад.
«Буду наматывать километры, пока хватит бензина», –  решила она.
Когда окрестности уже охватила ночная тьма, впереди замаячили городские постройки.
На улице, в которую плавно перешло шоссе, Ирма увидела девушку, стоящую на автобусной остановке. Девчонка была небольшого росточка, темноволосая, в светлой курточке, узких тёмных брючках и на высоченных шпильках. Подкатив к ней и сняв шлем, Ирма спросила:
 – Не подскажите, где можно снять комнату или номер в гостинице?
 – А Вам надолго?
 – Вскоре нашлась бы работа, думаю, надолго.
 – Вы откуда?
 – Сейчас – из столицы, а вообще – из далёкой восточной глубинки.
 – Далековато забрались… в поисках счастья?
Ирма хмыкнула:
 – Хм… Думала в поисках удачи, а оказалось – беды.
 – Что так?
 – Фирма одна у нас нарисовалась, – придумывала Ирма на ходу. – Нанимала девушек для работы горничными в дома к богатым столичным бизнесменам. Обещали платить хорошие деньги в валюте.
 – И как?
 – Нас набирали для работы в подпольном борделе.
 – А ты сбежала?
 – Один из охраны решил со мной поразвлечься. Саданула его бутылкой по голове, выбежала во двор. Смотрю, стоит мотоцикл со шлемом на руле. А у меня дома парень был, гонял на мотике и меня научил. Боялась, что менты задержат, но ничего… пронесло.
 – Тебе бы спрятать нужно мотоцикл, – сказала девушка, разглядывая его с интересом. – Дорогая штука, по нему сразу след отыщут.
 – Его пока бы на платную стоянку поставить. Потом скину по дешёвке. Но сначала ночлег нужно найти.
 – Если немного есть денег – с жильём помогу. Живу у хозяйки, в двухкомнатной квартире. С подругой. У нас большая комната. В маленькой девчонка жила. Неделю назад замуж вышла и перебралась к мужу.
 – А ты сейчас куда?
 – Домой. Вон в магазине работаю, – девушка показала на светящуюся рекламу продовольственного магазина.
 – Дом далеко?
 – Нет, две остановки на автобусе.
 – Тогда садись. Только шлема лишнего нет. На гаишников бы не нарваться.
 – Ничего. Поехали! Три квартала вперёд, а там через дворы.
Девушка уселась сзади, обхватила Ирму за талию, и они покатили по указанному маршруту. Пассажирка кричала Ирме на ухо куда сворачивать, сквозь какие дворы и проулки проезжать. Вскоре девушки остановились возле кирпичной пятиэтажки.
 – Давай знакомиться, – сказала темноволосая девчонка. – Маша.
 – Ирма.
 – Я сейчас позвоню знакомому. Он живёт за три дома отсюда, – сказала Маша, набрала номер на мобильнике и затараторила:
 – Привет, баламут! Чмоки-чмоки… Два раза мало? Перебьёшься! Сегодня ко мне не собираешься?.. Хорошо. Приезжай сейчас на отцовском микрогрузовичке… Проблемка. У девушки, что с нами будет жить, – байк. Его нужно пристроить на вашей автостоянке. Да… Жду.
 – Сейчас приедет, – повернулась она к Ирме.
Вскоре подъехал микрогрузовик. Из него вышел парень крупного телосложения.
 – Что за байк? – спросил он.
Ирма слезла с мотоцикла и отошла в сторону.
 – Вещь! – парень одобрительно покачал головой. Он загрузил мотоцикл в кузов. Потом они втроём зашли в подъезд.
Квартира оказалась на первом этаже. Вскоре пришла хозяйка, вызванная Машей. Сговорившись о цене, Ирма заплатила за месяц проживания. Через полчаса появилась Катя – ещё одна квартирантка. Застеклённая дверь в  комнате Ирмы выходила на лоджию. Обстановка комнаты была скудной: кровать, шифоньер и стул. Наволочку и две простыни Ирме дали соседки по квартире.
Машин друг, которого звали Валерой, Ирме намекнул:
 – В квартире прописаться следует.
 – Хорошо, – усмехнулась Ирма, снабжая парня деньгами. – Но за продуктами и напитками съездишь сам.
Когда Ирма застелила кровать и начала раскладывать пожитки, зашла Маша. Оглядев соседку, её вещи, она сузила глаза и, усмехнувшись, сказала:
 – Скажи, сколько стоит твой прикид?
 – А что?
 – На тебе вещи от кутюр. Не похоже, что такие шмотки выдают в борделе.
 – Ты глазастая, Машка, – улыбнулась Ирма. – Откуда знаешь?
 – Маринка, что с нами жила, работает в престижном столичном бутике. Там видела похожие тряпки. Сбежала от богатого папика?
 – Сбежала от жениха, пока его охрана ловила мух. Наверное, разыщет и через день-два явится.
 – Поедешь с ним?
 – Ни в коем случае! Пусть сначала прочувствует свою вину. Там посмотрим.
 – А если силой  заберёт?
 – Пусть попробует. – Ирме было весело. Она представила ту свалку, которая будет в квартире. Нет, в квартиру пускать его с бандой кровососов нечего. Ни к чему девчонок пугать.
 – Борьбой занималась? – удивилась Маша, оглядывая соседку с ног до головы.
 – И борьбой тоже, – коротко ответила Ирма.
Когда вернулся Валерий с продуктами и выпивкой, они устроили  посиделки вчетвером. Потом Маша с другом куда-то ушли, а Ирма легла спать.
На следующий день она погуляла по городу, купила продукты и кое-какие товары для хозяйственных нужд. Вечером в их квартире появился Валерий. Потягивая пиво и закусывая копчёным лещом, принесённым Машей с работы, он заявил, глядя на Ирму:
 – Тебя, красавица, разыскивают очень крутые люди.
 – Не сомневаюсь. Дал бы им адресок, разумеется, за деньги.  Им меньше хлопот, и тебе – барыш.
 – Хочешь, чтобы тебя нашли?
 – Не хочу, но найдут.
 – Зачем сбежала? Мотоцикл чужой прихватила?
 – Они мотоцикл разыскивают или меня? Если меня – не вздумай его кому-нибудь загнать. Эти люди круты и опасны настолько – ты даже не представляешь. За меня не переживай. Не тронут. Наверное, будут пасти, чтобы опять не подалась в бега, не более.
 – Тоже крутая?
 – А ты думал! Предложила бы одно дельце, но у тебя кишка тонка.
 – Ты  меня не знаешь. Вдруг решусь.
 – Посмотрим, что день грядущий принесёт. Потом поговорим.
На следующий день, ближе к обеду, Маша, готовившая на кухне гуляш, увидела в окно три зарулившие во двор машины и  крикнула новой  соседке по квартире:
 – Ирма! Иди сюда! Не к тебе ли гости пожаловали?
Она в лёгком коротком халатике и шлёпанцах подошла к окну.
 – Они.
Ирма не хотела впускать Гортона с охраной в квартиру, поэтому сама вышла во двор. Возле жемчужного лимузина стояли Гортон и Роталл, а рядом с двумя джипами – по охраннику.
 – Что ж всю свору не притащил, ловить бедную девушку?
Она стояла напряжённая и прямая с гордо поднятой головой. Сзади что-то скрипнуло. Ирма быстро обернулась и расплылась в улыбке – Машка приоткрыла форточку.
«Ох, любопытная варвара!» – покачала Ирма головой.
 – Ирма, могу подойти и поздороваться? – спросил Гортон.
 – Можешь, но – один.
Он подошел, обнял и поцеловал девушку в макушку, видимо, понял по её сверлящему взгляду, что поцеловать в губы не даст, а светловолосая макушка была как раз чуть ниже его подбородка.
 – Добрый день! Поехали домой, маленькая. Я соскучился. Сердце изранено. Хватит вредничать, – вполголоса произнёс герцог над её ухом.
 – А у тебя сердце есть? В книжках пишут, что оно холодное и мёртвое. К тому же раны у вас быстро заживают. Сама видела, – ответила Ирма также вполголоса.
 – Ну, что за ребячество, Ирма?! Будем во дворе выяснять отношения?
 – Ты, так понимаю, напрашиваешься в гости?
 – Да. Нам нужно спокойно поговорить.
 – Помню, Игорь, чем закончилось «спокойно поговорить» в прошлый раз. На своих ошибках умею учиться.
 – Ты меня ставишь в глупое положение.
 – Ах, герцог! Верноподданные бульдоги увидят, что не всё в мире Вам подчинено? Убей меня и восстановишь имидж кровожадного, властного правителя.
 – Ирма, хватит глупости молоть! Пойдём в машину или в квартиру. Всё обсудим.
 – Игорь, ты забыл. Я – женщина, значит, не способна шевелить мозгами. Во мне одни эмоции и гормоны. С такой разговор короткий. Запугать, опоить, через плечо перекинуть и увезти.
 – Ещё злишься?
 – Прежде, чем лезть в мою квартиру, узнал бы: кто я, что я, с чем меня едят.
 – Прости, но тебя требовалось срочно увезти. При твоём характере не получилось бы. Пришлось идти на крайние меры.
 – Причина, – коротко поинтересовалась Ирма.
Они говорили тихо, и любопытная Машка прилипла к форточке. Ирма недовольно глянула в её сторону. Герцог, проследив за взглядом, взял Ирму за руку и повёл к машине, говоря на ходу:
 – Не бойся! Увозить насильно не стану. Девчонка ничего не должна слышать. Выбирай, что лучше: стареть ей память или забрать с собой?
 – Прекрати распоряжаться людьми, будто бессловесными рабами! – резко ответила она.
Опустив стекло между кабиной шофера и пассажирским салоном, герцог предложил девушке вино – она отказалась. Тогда он достал термос и протянул ей. Ирма поняла, что там кровь, и отрицательно покачала головой. Гортон вздохнул, сделал глоток, вопросительно поглядывая на Ирму, но та отвернулась к окну. Алиус убрал термос в бар и начал своё повествование:
 – О тебе первым узнал старший брат. Его секретарь в Сети увидел твой портрет, предлагаемый для продажи с аукциона. Сообщил Вазару. Тот приказал приобрести картину, а тебя разыскать. Когда нашли – ты находилась в больнице. Еле успели спасти, напоив нашей кровью. Брат попросил проследить за тобой. Тогда я и узнал о твоём существовании. Нанял лучшего профессора в области гематологии. Тебя начали лечить по новейшей технологии лекарством, изготовленным из моей крови. Помнишь, после выписки из больницы тебя раз в месяц вызывали на тесты, делали уколы, вливали кровь?
 – Да, помню.
 – Вначале всё было хорошо, а потом пошло на спад. Во-первых, я не знал, что ты – алия, и тебя лечили как обычного человека. Да, анализы показывали отклонение от нормы, но врачи думали, что это новый, неизвестный вирус. Во-вторых, ты страдала от потери близких, хотела умереть, вторая сущность нуждалась в питании кровью. Но оказалось, за тобой следил ещё кто-то. Проникнуть в его разум мы не смогли, а если не знаешь чужих намерений… Я посчитал это прямой угрозой тебе и короне.
 – Наверное, кто-то из ордена «Хранители ключей». Теймур – один из них. Они хотели ставить на мне опыты, –  уточнила Ирма.
 – Вот видишь! Даже террористы проявили к тебе интерес. Значит, я правильно поступил.
 – Зачем я принцу Крови понадобилась?
 – За тем же, зачем и мне. Правда, он женат, имеет сына-подростка, а я такую необычную женщину ждал триста лет. Я обманул, утверждая, что три недели следил за тобой. В городе работал мой человек. Докладывал и получал инструкции. Я прилетел в день нашей встречи. Ты меня очаровала, сразила.  Решил, ни за что не отдам брату.
 – Гортон, знаю, ты – умный вампир, изучал психологию, умеешь говорить, что хочет слышать женщина. Пожалуйста! Не говори о любви, – попросила  девушка, глядя в глаза мужчине.
 – Маленькая, перестань называть меня вампиром. Мы называем себя алиями, что в переводе на русинский означает – иные. И прошу, забудь всё, что говорил ранее. Тогда я пытался тебя запугать, чтобы не сопротивлялась. Ирма, я не бесчувственный истукан, поверь! Не столь эмоционален, как ты, но я – мужчина. Думаю, многое зависит и от среды. Ты, например, тоже иная, но воспитываясь среди людей, испытала любовь и глубокую привязанность. От страданий и тоски до сих пор сжимается твоё сердечко, а пылкости и дерзкой бесшабашности в тебе хоть отбавляй. Этим ты мне мила и дорога. Рядом с тобой я становлюсь более раскованным. Забываю о положении и прожитых годах. Моё чувство, детка, может быть не такое, какое привыкли люди называть любовью. Но оно есть, и оно – любовь к тебе. Поверь, со мной тебе будет хорошо, я постараюсь, – убеждал алиус.
 – Оно – тёмное, жестокое. Оно меня подавляет, – пожаловалась Ирма, внимательно следя за лицом герцога во время разговора. Он, кажется, не лгал, но чего-то вновь не договаривал.
 – Это наша сущность, не до конца изжитая, – глядя ей в глаза, проникновенным голосом пояснил Гортон. – Давай так. Ты будешь жить в загородном доме. Я уеду в город. С тобой останется обслуга, часть охраны. Забирай Светлану. С ней не будет скучно и одиноко. Там твоя территория. Чтобы не говорила, будто над тобой властвую. Но к свадьбе начнём готовиться с сегодняшнего дня.
 – Отчего такая спешка? – встревожилась девушка.
 – Два месяца на подготовку – спешка? За это время  лучше узнаешь меня. Девочка моя, ты согласна стать моей женой? – его голос был так нежен, и в вопросе слышалось столько надежды, что Ирма задумалась.
Гортона она не любила, если сравнивать с тем чувством, которое испытывала к Саше или к Теймуру. Он – нелюдь, и она его почти не знает, но, как ни странно, отвращения не испытывает, как раз – наоборот. Герцог красив, силён, прекрасно сложен, заботлив, умеет дарить умопомрачительные ласки и, в принципе, может стать неплохим мужем.
«Да, у него властный, жёсткий характер, но и я давно не подарок, – задумалась Ирма над предложением Гортона. – Моя звериная сущность для вампира – тьфу ты! – для иного. Но какой, к бесу, иной? Кровосос он и есть кровосос, как не переиначивай… Пресвятая Дева, о чём это я? Что же делать? Согласиться и не тянуть кота за хвост? Тысячи женщин живут без любви и, кстати, неплохо живут. К его «ужимкам и прыжкам» стала привыкать. Рассказывал, что у алий семья существует всего тридцать лет. Врал или не врал? Да без разницы! К тому времени ему надоем, или мы друг друга поубиваем. Так что лучше нам своевременно разойтись. Становиться наложницей женатого Вазара? Ну, нет, такого счастья мне не надо. Лучше подарить доброту и нежность грозному герцогу-монстру, ведь сама не лучше – тоже монстр. Смягчу его нрав, спасу чью-то жизнь, рожу ребёнка. А что? Вдруг такое возможно, и у меня появится настоящая семья, холод одиночества отступит на время. А будет рыкать да командовать – пошлю к такой-то бабушке и вернусь домой».
 – Я согласна, – ответила девушка. Герцог растянул губы в улыбке и поцеловал ей руку. Потом достал из кармана коробочку отделанную красным сафьяном, вытащил серебристое кольцо с красным камнем и надел на палец невесте. Металл плотно, но очень мягко обжал безымянный палец. Она почувствовала, как от камня под кожу и далее в сосуды и капилляры поползли невидимые нити, словно гадкие черви. Ощущение не из приятных. Она со страхом взирала то на Гортона, то на руку, но шевеление в ладони так же быстро закончилось, как и началось. А камень кольца ожил. В нём появилось пурпурное сияние. Гортон обнял Ирму и нежно поцеловал в губы.
 – Поздравляю, моя сладкая! Ты стала моей женой. А свадьба – лишь дань моде.
 – Ты меня обманул! – возмущённо воскликнула девушка, пытаясь стянуть кольцо. Все усилия оказались напрасными, кольцо словно вросло в палец.
 – Разве? – спросил герцог и стал, убирая локоны, осторожно покрывать поцелуями её шею, не обращая внимания на усилия девушки по снятию кольца. – Я  спросил… согласна ли… стать моей женой. Дал время… на раздумья… не торопил. Могла дать ответ… завтра или через неделю… Ты обдумала… и согласилась.
Ирма, прекратив мучить руку, недовольно отстранилась:
 – Мог бы и сказать, что кольцо врастает. Оно одевается на всю жизнь?
 – Да. Но разве сей факт важен? – невозмутимо поинтересовался новоиспечённый муж и одной рукой обвил девушку за талию, а другой стал поглаживать плечико, стараясь освободить от лёгкой материи халатика. – Или думала, что у нас, как у людей? Сегодня – расписались, назавтра – развелись. Алиус своё намерение серьёзно обдумывает. Это не собачки на случке.
Он оголил плечо жены и потёрся щекой о нежную кожу.
 – Запомнил? – спросила она, понимая, что теми издевательскими мыслями обижала его.
 – Вот видишь! Алиус способен обижаться. Не совсем уж мы бесчувственны.
Гортон потянулся губами к её плечу:
 – Поедем домой, жёнушка?
Ирма вновь отстранилась:
 – Нет, дорогой упырь. Сегодня вечером сама приеду. Главное, не забывай об обещаниях. Кольцо кольцом, но я не вампи… э-э-э… иная, воспитана на других понятиях и законах. Помни об этом!
 – Буду ждать, любимая! – Гортон поднёс руку жены к своей щеке, сжав ладонь. – Охрану оставлю. Теперь ты – герцогиня, очень важный член нашего общества. Хочешь, открою секрет?
 – Какой? – тревожно спросила Ирма, ожидая любого подвоха от новоявленного мужа на свою шпильку. Она могла бы сдержаться и не называть его упырём, но елейный голосок жестокого кровососа при слове «жёнушка» – взбесил:
«Сволочь и обманщик! Какая я ему жёнушка?»
 – Была бы человеком, кольцо тебя бы убило. А оно вросло и стало с тобой единым целым, – абсолютно спокойно, будто о незначительном пустячке, вроде расстегнувшейся пуговки или растрепавшейся причёски, поведал Гортон и потёрся щекой о тыльную сторону её ладони, пристально глядя в глаза.
 – Ты мою жизнь подвергал опасности? Где твоя любовь и забота? – потребовала объяснений герцогиня.
 – Разве? Вернее освободил бы от себя и зверя, дав новую жизнь. Ты так  хотела свободы… Это ли не любовь и забота о счастье любимой? – ответил он с затаённым ехидством. Ей стало понятно, что с муженьком не будет скучно, он умеет держать удар, ничего не упускает и не оставляет без внимания.  С ним нужно держать ухо востро.
А дальше последовало что-то очень странное. Глаза кровососа почернели. Ирма в них заглянула и ужаснулась:
 – Ты случаем не демон, Игорь?
Тьма в его глазах сильнее сгустилась, зрачки запылали, как горящие угольки. Герцог улыбнулся. Удивительно, но на его лице, обычно холодном, выражающем лишь властность и превосходство, будто предназначенном для чеканки на монетах, в этот раз был задействован каждый мускул, и улыбка получилась человеческой, тёплой и немного таинственной. Нечеловеческим было свечение лица. Едва уловимое, мягкое.
 – Чтобы любить такую, приходится познакомиться с Тьмой.
 – Что-что? Что ты сказал?! – удивлённо воскликнула девушка, широко распахнув глаза.
 – В тебе сидит животная сущность, и она не солнечный зайчик.
Он наклонился и припал к её губам в страстном поцелуе.
«Гортон определённо что-то скрывает. Теймур однажды произнёс эту фразу слово в слово, и у него также почернели глаза, озарилось лицо, а крылья…» – озабоченно думала девушка, пока длился поцелуй. Но вот он поднял голову – лицо вновь стало непроницаемым, надменным, будто минутой раннее перед ней сидел совершенно другой мужчина. Ирму пробрал озноб.
«Вдруг алии, Хранители и я сама – выходцы не из этого мира? – от такой мысли её бросило в жар. – Нет-нет, в игру «Маска, я тебя знаю» играть не собираюсь. Может, под личиной этих… как их там… алиусов скрываются какие-нить жуткие демоны? Хранители – рептилии, я – зверь. Нда… прям какой-то зоопарк. Нет, от таких открытий пропадает сон, аппетит и портится цвет лица. С меня достаточно львицы. Намекать Гортону, что видела у него чёрные крылья за спиной – упаси господи! Лучше прикинуться слепой, глухой и вообще – дурочкой, оно безопаснее и спокойнее будет».
Но любопытство взяло своё, она не выдержала и осторожно спросила герцога:
 – Что-то ещё хочешь мне рассказать?
Он пожал плечами и ответил:
 – А что бы ты хотела узнать?
 – Ну-у… – Ирма замялась. – Какую-то семейную тайну или о происхождении. Как ты там говорил… алиус перфектус, что ли?
 – Именно так, иной совершенный. Видишь ли, милая, наше происхождение так же скрыто в глубине веков, как и происхождение людей. Остались только легенды, и они не тайна. У моей семьи тоже особых тайн нет. Мать – королева Акаши. Брата ты видела в больнице. Отец погиб почти двести лет назад.
Ирма поняла, что говорить о своих странностях он не собирается, и настаивать не стала.
«Значит, сидящий в нём демон – это не устрашение. Скорее – я не должна была его увидеть. Что же… он мне ничего не показывал – я ничего не видела. На том пока и остановимся».
 – Дорогая, возьми свой визифон и больше нигде не оставляй, чтобы я не переживал и знал, что ты всегда на связи.
 – Хорошо, – ответила девушка, засовывая мобильник в карман халатика.

Алии уехали, а Ирма вернулась в квартиру. Любопытная соседка спросила:
 – Слышала, ты его назвала герцогом. Он, правда, герцог?
 – Правда, Маша. А подслушивать нехорошо. Лучше о них забудь и никому не рассказывай. Могут похитить и убить только за то, что их видела.
 – Ху-у, – выдохнула Маша. – Жуть! Мафиози? Как угораздило с такими связаться?
 – Длинная история. Тебе её лучше не знать. Мне придётся выйти за него замуж. А герцог тайны семьи тщательно охраняет. Ладно, Маша, буду собираться.  Позвони Валерию. Скажи, что заберу сегодня  мотоцикл.
 – Уже уезжаешь?
 – Уезжаю. С Игорем поговорила. Некоторые проблемы, думаю, разрешили. Он  будет жить в столице, я – в загородном доме.
 – Думала, у вас ссора из-за женщины.
 – Я его не люблю, поэтому не ревную. Ссора у нас из-за его желания контролировать меня, навязывать своё мнение, свои порядки.
 – Мужики – собственники и деспоты, – констатировала Маша и ушла в кухню.
В шестом часу вечера Ирма пошла к автостоянке, чтобы забрать мотоцикл. Джип с охраной медленно ехал за ней – это жутко раздражало:
«Они не охраняют, а больше привлекают внимание».
Может, мысль возникла, как предупреждение перед надвигающейся бедой? Кто знает? Через несколько минут, когда она переходила перекрёсток на зелёный сигнал светофора, из встречного потока машин вылетело жёлтое такси и перегородило дорогу джипу с охраной.
Заскрипели тормоза.
Заскрежетало сминаемое железо. 
Пока Ирма поворачивала голову назад, чтобы посмотреть на аварию, из стоящего рядом старомодного авто, выскочили двое парней.
Один из них схватил её за руки.
Другой парень, высокий и чернявый, быстро уколол чем-то в шею.
Девушку поволокли к машине.
От неожиданности Ирма не успела как-то отреагировать.
Её затолкали в салон.
Она почувствовала, что тело становится ватным, закричала:
 – Пустите!
В этот момент загорелся зелёный свет.
Старичок-автомобиль, взвизгнув шинами и проявив небывалую резвость, понёсся по улице в сторону выезда из города. Она дёрнулась несколько раз, стараясь высвободиться из крепких мужских рук, и стала проваливаться в тёмный колодец беспамятства.

7

Пусть он ходит по жизни брутальный –
В суете дни как птицы летят, –
Но не знает причудливой тайны:
Ждут его много дней уж подряд…
Сердце жгут, призывая ночами,
Представляют ту встречу в мечтах
И ласкают глазами, речами
Зыбкий образ у сна на плечах.
И его сей призыв потревожит,
Вдруг заставив проснуться в тоске,
Иль услышать: «Я жду», или, может,
Ощутить поцелуй на щеке…
Очень нежный, как смех ангелочка,
Дуновение от взмаха крыла…
И мурашки по телу, и точка,
Будто в теле застряла игла.

Охранники сразу доложили Гортону о похищении девушки. Назвали госномер и марку машины. Он корил себя, что пошёл у Ирмы на поводу. Нужно было действовать решительно, не давать слабину, подчиняясь её капризам. Камень на его кольце горел пурпурным, но слишком бледным сиянием, значит, пока она жива, но находится в бессознательном состоянии.
«Бедная девочка, – думал герцог. – Вероятно, что-то вкололи или придушили, чтобы потеряла сознание и не сопротивлялась. Понятное дело! Её трансформация могла им стоить жизни. Только неожиданность нападения спасла их поганые шкуры. Кто мог пойти на такое дерзкое похищение? Вероятнее всего… Вазар или Хранители ключей».
Вначале он позвонил своему секретарю князю Арош де Тюредору, а по паспорту Михаилу Владимировичу Голикову, приказал связаться с дорожной инспекцией столицы и Мазговской губернии. Требовалось срочно ввести план перехват, чтобы Ирму не увезли слишком далеко. Также дал указания выйти на соответствующие структуры, чтобы по сигналу с визифона определили нахождение владелицы. Ещё следовало узнать из надёжных источников в управленческом аппарате принца Крови: не отправлял ли тот кого-то по делам в Мазгову или ближние регионы страны? не собирается ли сам в вояж?
Сам Гортон Вентру Остнорский вызвал вертолёт и тяжёлой поступью Командора прохаживался, ожидая на площадке за особняком.
«Больше никогда так не поступлю, – рассерженно рассуждал он, меряя широкими шагами площадку. – Её безопасность важнее надутых губок и сердитых глазок. Позлится, побеснуется, выпустив пар, и успокоится. Пусть лучше буду властным деспотом, чем вислоухим лохом, у которого из-под носа выкрали жену. И где? На своей же территории! Что бы Вазар не предпринял, он на публичный скандал не пойдёт. Вековые традиции нарушать себе дороже. Сразу поднимут голову Тремеры и Бруджи, начнут роптать и затевать интриги финансово-олигархические кланы людей. Да и королева-мать сквозь пальцы на такое не посмотрит. Но брат – хитрая бестия. Он может всё обставить таким образом, что герцогиню похитили  террористы из секты Саббат или кто-то из Носферату. В конце концов я у себя дома. Таможня шерстит машины на границе, аэропорты и железнодорожные вокзалы взяты под усиленный контроль. Потребуется – закрою границы, но жену не дам вывезти. Хуже, если её похитили Хранители. Эти сволочи на всё способны. Не боятся ни смерти, ни пыток, поэтому могут быть жестокими с другими. С моей девочкой!»
От ярости и бессилия алиус до хруста сжал ладони и заскрипел зубами.
Ирма нужна была герцогу как воздух или кровь. Во-первых, она могла пройти в параллельные миры. Об этом он узнал, когда наблюдал за ней на берегу реки, попутно сканируя мысли. Тогда вторая сущность девушки ослабла и не могла защитить от проникновения. Проводниками, открывающими порталы, не одно столетие были люди из ордена «Хранителей ключей», или Security, как их называли в алийском обществе. Они свои секреты держали в строжайшей тайне. Именно они, а не отдельные группки отщепенцев-алией из разных родов, игнорирующие «Уложение о правах и наказаниях», являлись врагами номер один для рода Вентру. Хранители не только держали в тайне секреты открытия порталов, но и собственное членство в ордене. За всю историю, что помнил Гортон, удалось отловить лишь пятерых, но добиться от них ничего не смогли. Те не боялись смерти, спокойно покидая истязаемые тела, или уходили, открывая портал, по недосмотру охранников. Из параллельных миров Хранители приносили новейшие технологии и за баснословные деньги продавали заинтересованным организациям через третьи руки и фирмочки-однодневки. Люди технологии использовали в вооружении, что делало их сильнее и опаснее.
Во-вторых, Гортон мечтал о наследнике. Сын должен стать великим правителем и магом, которому Альмент, сын Вазара, в подмётки бы не годился. Следовательно, через двести лет у алийского общества появится выбор – его сын или Альмент. Это согласно букве «Уложения», но Альмент мог неожиданно погибнуть по разным причинам. Алии, которых люди называли вампирами, не бессмертны, как пишут в книгах и снимают в фильмах. Ради сохранения своего существования в тайне они старались предстать перед человечеством бессмертными, хоронящимися в гробах, мёртвыми чудовищами. Человечеству не следовало догадываться, что бок о бок с ним живёт другой вид, и homo sapiens не венец матушки-природы. Лишь немногие в правящих верхушках государств знали об их существовании, более того, были ставленниками алий, их агентами влияния. Для этого Гортон, Вазар и Акаши имели собственный аппарат управления и свои спецслужбы.
В-третьих, за триста-четыреста предстоящих лет, которые он намеревался с ней прожить, Ирма могла родить не только сына, но и нескольких дочерей. Чтобы иметь такую жену, которая унаследует от матери очень многое на генетическом уровне, высшие столпы алийского общества становились бы в очередь. А герцог решал бы, кому своих дочерей отдать в жёны, а кому решительно отказать.
Он основательно оценил все положительные и отрицательные стороны брака, распланировал будущее и вдруг…
«Нет! – решил герцог, – Не позволю ни кому испортить мой план! Такой шанс выпадает раз в жизни. И я его не упущу».
В наушнике запищало – Арош просил принять сообщение. Секретарь передавал последние новости. Принц Крови, оказывается, покинул свою резиденцию за несколько часов до того, как разъехались приглашённые, то есть ещё позавчера ночью. Уехал тайно, возможно, предупредив самых близких и надёжных подданных, поэтому об его отъезде стало известно только сегодня. Визифон герцогини посылает сигналы от окраины посёлка городского типа, а автомобиль похитителей один гаишник видел в районе Сокола. Машина неслась на большой скорости, поэтому он обратил внимание и запомнил, но разбирался с другими нарушителями, а сообщение о перехвате пришло несколько позже.
 – О, Сетх! – выругался Гортон, – Везде расхлябанность и бардак.
Уже в вертолёте дал указание стянуть блюстителей порядка и собственные силы безопасности к Соколу. Всех проверять, следить за подозрительным поведением людей и арестовывать без лишних разговоров. Особое внимание обратить на особняки, офисы, кафе, корпуса учебных заведений и так далее. Ирму, вероятнее всего, в жилом многоквартирном доме удерживать не станут – слишком рискованно. А сам с Роталлом и несколькими охранниками решил проследить за сигналом с визифона девушки и узнать, кто им на данный момент владеет.         
Среди улиц предпочли не садиться – это могло вызвать ненужный интерес. Поэтому вслед за вертолётом к посёлку поехали два микроавтобуса. Гортон вызвал и небольшой фургон из центрального гаража столицы.
Сигнал привёл к платной автостоянке. Двух парней, сидящих в сторожке автостоянки, привели в фургон. В кармане у одного оказался визифон Ирмы. На стоянке нашёлся и мотоцикл Гортона. Герцог у парня с визифоном спросил:
 – Как звать?
 – Валера, – ответил насупившийся парень мощной комплекции.
 – Значит так, Валера. Задаю вопросы. Отвечаешь чётко и быстро. Не отвечаешь, врёшь или тянешь резину, – алиус открыл чемоданчик и достал скальпель, – отрезаю этим ножичком по кусочку кожи размером с твою ладонь. И так буду резать, сдирая кожу, до тех пор, пока не начнёшь чётко отвечать. Понял?
Парень, надеясь на свою силу, хотел оттолкнуть Гортона и бежать. Молниеносным движением руки Роталл схватил его за правую руку. Рывок – и рука парня повисла плетью. Он дико закричал от боли.
 – Послушай, щенок! – в глазах у герцога плавала ярость. – Это тебе не перед девками мускулами играть. Первый вопрос. Откуда у тебя визифон?
 – Нашёл, – ответил парень, морщась и ощупывая руку. Гортон покрутил скальпель в руке, кивнул своим людям, чтобы крепче держали. Но тут заговорил второй парень, сидящий в наручниках, смекнувший, что после Валерки костоломы примутся за него.
 – Ему дала девушка, чей байк он привёз на стоянку.
 – Знаешь её? – повернулся Гортон к нему.
 – Видеть не видел. Валерка рассказывал, что она позавчера поселилась рядом с его подружкой. Говорил, будто сбежала из борделя, прихватив мотоцикл.
При этих словах Роталл усмехнулся, покачав головой, но наткнувшись на свирепый взгляд Гортона, посерьёзнел. Герцог обернулся к Валерке:
 – Сама отдала визифон? Или как?
 – Отдала сама, – буркнул Валерка.
 – Когда?
 – Сегодня.
 – Где?
 – Тут на стоянке.
 – По-моему, ты меня не понял, – Гортон расстегнул его куртку, разорвал рубашку и провёл скальпелем по груди, глубоко проникая режущей кромкой в трепещущую плоть. Валерка пытался высвободиться, но его крепко держали Роталл и другой алиус. Он стонал, скрепя зубами от боли. То была не самая страшная боль. Дикую боль он почувствовал, лишь герцог немного подрезав ножом край кожи, стал медленно отдирать лоскут от мышц груди. Из большущей раны закапала кровь. Глаза у алиусов загорелись хищным огнём. Вообще-то Гортон мог получить нужную информацию, не издеваясь над парнем. Однако ярость герцога была столь велика, что требовала чьих-то мук и жертв.
 – Заклей ему рот скотчем, – равнодушно сказал герцог начальнику охраны, – а то орёт как резаный поросёнок. Только прохожих смущает. Пока всего освежую, может толпа собраться.
 – Я скажу! Всё скажу! – умоляющим тоном заголосил Валерка со слезами на глазах.
 – Говори, – пристально посмотрел ему в глаза Гортон. – Знаешь тех людей, что похитили Ирму?
 – Я их не знаю. Они пришли вчера на стоянку. Заплатили прилично и сказали, что заплатят столько же, если увезу визифон куда-нибудь подальше и спрячу. А через день могу себе забрать. Сказали, что позвонят и укажут место. Там будут деньги.
 – С этими всё, – сказал герцог Роталлу вполголоса и вышел из фургона, оставив парней на расправу охранникам. Через пару минут к нему присоединился Роталл.
 – Я мотоцикл забрать я распорядился. Щенков захоронят где-нибудь подальше, – сказал он боссу – и опешил. Глаза герцога будто остекленели. Он зарычал во весь голос и так хватил кулаком по левому переднему крылу фургона, что округлый металлический бок прогнулся. Вылетела фара и вдребезги разбилась об асфальт.
 – Проклятье! – заорал Гортон.
 – Что случилось, босс?
 – Она кричит. Зовёт на помощь. Быстро мне карту губернии! Быстро!
Роталл кинулся к одному из джипов и через несколько секунд стоял возле Гортона с раскрытой картой. По тому, как босс шумно выдохнул и сосредоточенно затаил дыхание, Роталл понял – Ирма вновь позвала на помощь.

***   

Она очнулась на жёсткой кушетке от острой боли в левой руке, когда открыла глаза – ужаснулась.
На её лице был огромный намордник, сваренный из стальной проволоки диаметром не менее пяти миллиметров. Держался он на ошейнике из металлической полосы, холодящей ей шею. Чуть повернув голову, Ирма больно оцарапалась о необработанную поверхность сварки. Руки и ноги оказались пристёгнутыми к металлическим наручникам, приваренным к каркасу кушетки. Около левой руки копошился мужчина в очках и белом халате, стараясь толстой иглой попасть в вену. Ирма дёрнула рукой и охнула – игла опять  вонзилась куда-то в мышцу. Мужчина вытер пот со лба и зло сказал:
 – Чего дёргаешься? И так не могу попасть.
Шприц был пуст, а мучитель, видимо, хотел набрать в него кровь и больно тыкал в локтевой изгиб мимо вены.
Ирма собрала в себе силы и мысленно крикнула:
«Гортон, помоги мне!». 
И вновь через минуту:
«Гортон, прошу, помоги мне!»
Она не знала, давно ли находится в руках похитителей, но надеялась, что её крик, как импульс, на который  истратила большую часть своей «силы», дойдёт до герцога. В следующий миг она собрала остатки «силы» и закричала, глядя на мучителя со шприцем. Мужчина отлетел к противоположной стене, ударился о кафель головой и сполз на пол безвольной тряпичной куклой.
Пальцы на левой руке, перетянутой жгутом, почти онемели. Ирма решила воспользоваться передышкой. Расслабилась, закрыв глаза. Следовало сконцентрироваться, собрав силы, для последнего сражения. Через несколько минут послышались шаги, и дверь открылась. Она приоткрыла глаза и увидела плотного мужчину с сединой на висках и недовольным выражением на лице.
 – Ай-я-яй! Людмила Георгиевна! Из-за обычной процедуры  устроили целое сражение. Александр – единственный медик среди нас. А вы его головой об стенку. Не хорошо, – сказал он, щупая пульс на шее очкарика. Толстяк покопался в коробках на стеклянном столе. Найдя ампулу с аммиаком и разломив, сунул под нос очкарику. Тот дёрнул головой, приходя в себя.
 – Не знаю, кто вы, но заковать женщину в железо – слишком! Чего же ожидали от меня с таким обращением? – наблюдая за приведением в чувство мучителя, высказала своё возмущение девушка.
 – Дорогуша! Это меры предосторожности. Вы закованная что творите, а отпусти вас… Через минуту станете львицей, кинетесь и разорвёте нас на куски. Я видел того бедного человека, которому вы откусили голову, – спокойно пояснил толстяк.
 – Так это ваши люди измывались над мужем?
 – Нет, не наши. Но за деньги, выполняющие любую работу.
 – Собакам – собачья смерть, – подвела Ирма черту под дискуссией о своей опасности. А толстяк постарался призвать к смирению, давая понять, что в таком закованном положении ей придётся находиться не один день:
 – Людмила Георгиевна, будем взаимно вежливы! Александр возьмёт у вас кровь на анализ. Только и всего. Вам с нами придётся жить долго. Надеюсь, сотрудничать будем плодотворно. Прошу, давайте обходиться без эксцессов!
 – Издеваться изволите? – гневно воскликнула девушка. – О какой вежливости и сотрудничестве может идти речь? Я прикована и в наморднике, словно дикий зверь. Вы мне напоминаете палача.
Помолчав, она раздражённо спросила, видя, что толстяк собрался уходить вместе с очкариком:
 – Милейший, а жгут кто снимать будет? Или хотите оставить меня без руки?
Очкарик крадучись подошёл к кушетке и снял жгут. Ирма постаралась пошевелить онемевшей рукой.
 – План похищения долго разрабатывали? – усмехнулась она, глядя на толстяка.
 – Вначале мы о вас ничего не знали, – ответил он, держась за ручку двери. – Теймур Стрельцов держал всё в секрете. Он сообщал, что нашёл необычную девушку, пытался выяснить, какими способностями она обладает. Короче, несколько сообщений, но все вокруг да около. Вдруг он погибает. Я, так понимаю, это вы его отправили к праотцам?
 – Правильно понимаете. Потому и отправила, что грозился привезти сюда.
 – Но почему не хотели сотрудничать? Обследовать неведомые миры увлекательно.
 – Он не рассказывал о методах обращения и прохода в другие миры?
 – Нет. Он открывал для вас портал?
 – Вот и прекрасно, – констатировала она, не желая отвечать на вопрос жестокого похитителя, и в свою очередь спросила:
 – Когда поняли, что его убила я?
 – Когда расследовали освобождение курьера Поспелова. Шила, как известно, в мешке не утаить. Брать тогда вас поостереглись – сильная ведьма и у охранки в разработке. Приобрели одну акварель через родственников. Поняли, что обнаружили необычный экземпляр.
«Нда, – подумала Ирма. – Говорит обо мне, словно о вещи или животном. Выходит, была права, что держала свои способности в секрете. Иначе давно бы заковали и посадили в клетку».
 – Потом вами заинтересовались алии: лечили, охраняли, – продолжал толстяк. – А это уже серьёзный поворот. Они давно рвутся в параллельные миры. Для чего вы нужны Гортону, как думаете?
 – Для чего? Просветите, – попросила Ирма, ожидая раскрытия тайны своего приезда в столицу.
 – Гортон борется со старшим братом за власть. В их борьбе вы – один из главных козырей. По этой причине мы вас и похитили. Наша позиция – не дать преимуществ младшему брату из семейки Акаши. Он более жесток и опасен. Пока они перетягивают одеяло власти то в одну, то в другую сторону, соблюдается паритет сил между алиями и людьми.
 – Да что во мне такого козырного? – изумилась девушка.
 – Не столько в вас, сколько в ваших будущих детях.
Услышанное Ирму поразило. Она, простая девчонка из глубинки, никогда не думала, что попадёт в эпицентр борьбы тайных закулисных мировых лидеров. Однако Хранители ключей были ничуть не лучше кровососов. Те хотя бы не заковывали в железо, как зверя, пока не собирались ставить над ней опыты, и в этой опасной ситуации могли помочь только они.
 – Отдохните, Людмила Георгиевна. Обдумайте сказанное, и тогда, надеюсь, поймёте, что мы поступили правильно. Через полчаса придёт Александр взять у вас кровь. Это необходимо для наших исследований. Полагаюсь на ваш разум и понимание ситуации, – такими словами закруглил беседу толстяк.
Мужчины вышли, а девушка закрыла глаза. Сдаваться она не собиралась.

***    

Вазар Вентру Вестмирский, давая приём в замке Уодвик в ста пятидесяти милях от Чендина,* вечером того же дня от своего осведомителя из окружения Гортона узнал, что брат пытается его надуть, рассказывая о том, что девушке нужно пока остаться на родине, чтобы привыкнуть к алийскому образу жизни. На самом деле младший брат собрался на ней жениться, и в данный момент идёт притирка их сложных характеров, искря, как короткое замыкание в высоковольтных проводах. Принц Крови не раз себя ругал, что понадеялся на брата, переложив на того заботу о Милочке. Но была причина – он боялся её упрямства и своей несдержанности, боялся, что его поступок был напрасным, что она его отвергнет или вспомнит и поймёт, и тогда смерть одного из них неизбежна.
Принц вспомнил образ девушки, каким его увидел в первый раз, но не на портрете, висящем восемь месяцев в его кабинете, а в больнице. Его люди, разыскавшие художницу, доложили, что той день ото дня становится хуже. На личном самолёте с немногочисленной свитой Вазар пересёк полмира. Его тяжёлый самолёт могла выдержать только взлётно-посадочная полоса на аэродроме Дальнеграда, поэтому приземлились за семьсот километров до места, где проживала Людмила Поспелова. Оттуда на автомобилях шесть часов по не самой хорошей трассе. Вазар ворчал, что Гортон, занимаясь политическими интригами, не способствует развитию востока страны.
В больницу принц Крови явился глухой ночью. Пока помощники работали в приёмном покое с охранником и медперсоналом, он поднялся на этаж, где размещалось отделение гематологии. Вдруг в коридоре, пошатываясь и держась за дверь, появилась женская фигура в длинной ночной рубашке. Вазар с трудом в ней узнал красавицу с портрета. Девушка была худа и бледна, тонкая кожа просвечивала, черты лица заострились. Она отпустила дверь, за которую держалась, сделала шаг в его сторону, покачнулась и стала падать. Принц успел её подхватить, занёс в палату. Девушка была без сознания. Она будто ждала алиуса – свою последнюю надежду на спасение. Вазар уложил больную на кровать, сам опустился подле кровати на колени, прокусил запястье и стал своей кровью капать на её бледные губы. Одна, две, три капельки… Казалось, она уже не дышит, и его действия бесполезны. Но вот посиневшие губы чуть приоткрылись, и он вздохнул облегчённо – девушка, перед которой грозный властитель западных и южных земель стоял на коленях, как перед иконой, оживала. Её возвращение к жизни давалось алиусу с трудом и болью. Припала бы она к его руке, высасывая кровь, было бы проще. Но у неё на это не хватало сил. Принцу приходилось через каждые две-три минуты прокусывать своё запястье, быстро зарастающее вновь. Через несколько минут собственного истязания, Вазар увидел, что больная задышала более ровно, а пульс на её тоненькой шейке стал наполненным. И тут девушка открыла глаза, казавшиеся огромными озёрами на худеньком лице, посмотрела на Вазара, на его окровавленную руку и, испугавшись, панически зашептала:
 – Нет! Нет!
Не имея сил бороться с удерживающей рукой алиуса и отстраниться от капающей крови, больная умоляюще глядела на него и плакала. Он губами осушал её мокрые щёки и тихонько шептал с небольшим акцентом:
 – Тихо! Ни плащь! Тихо!
Сердечко девушки колотилось, как у испуганной птички. Алиус легонько коснулся её мятущегося разума и приказал успокоиться, всё забыть и уснуть. Вскоре дыхание больной выровнялось, губки порозовели. Принц себе позволил всего лишь одну вольность – прикоснулся губами к ключице красавицы, над которой пульсировала жилка, и так несколько минут ощущал биение жизни под тонкой кожей.
Он успел отвести умирающую от последней черты. Но алиус понимал: недостаточно отодвинуть миг кончины – девушке требовалось лечение. Он ещё не знал, что она – иная, что частое кормление алийской кровью ей не повредит, что муж девушки погиб. Вазар, не пугая медперсонал и не наводя тень на репутацию художницы, сделал так, чтобы на больную обратили внимание, а не ждали её ухода. Он отнёс заснувшую девушку в коридор, по пути погремев диванчиком, стоящим в коридоре. Потом из-за угла смотрел, как прибежали медсестра и санитарка, а вскоре пришёл врач, и больной поставили капельницу.
Следующей ночью Вазар пришёл убедиться, что Поспеловой не стало хуже. Он уже знал о гибели её мужа, – это вселяло надежду, что художницу можно забрать с собой. Принц сел на табурет и уставился на девушку поблескивающими волчьими глазами. Вдруг в тёмном углу палаты появилось белесое пятно. Пятно росло, набирало объёмность. Алиус в своё время учился у известного шамана, поэтому сразу понял – призрак. Серебристая дымка весьма условно походила на человеческую фигуру. В своей голове он услышал слова:
«Спасибо, за спасение жены. Знаю, вы давно ищите способ открытия порталов. На сотом километре трассы, по которой сюда приехали, есть съезд. Ключ лежит под самым большим валуном. Береги мою девочку! Она импульсивная и упрямая, но очень ранимая».
Призрак подплыл к кровати, постоял немного, нагнулся к изголовью и белесой дымной лентой втянулся в угол, из которого появился. Девушка крепко спала, свернувшись калачиком. Вазар послушал её ровное дыхание, поправил разметавшиеся волосы, поцеловал в щёку и вышел.
Утром алиусы обследовали указанный участок. Снега пока выпало немного, поэтому золотой перстень со вставкой из металла с красноватым отливом они быстро нашли. Только Вазар надел перстень на средний палец правой руки, как сразу стали происходить странные вещи. Перед глазами принца закружился хоровод образов, различных сценок. В голове стали появляться чужие мысли, обрывки фраз и диалогов. Впервые в жизни ему стало плохо. Появилась смутность сознания, подкатила тошнота, тяжело дышалось. Он приказал отвезти себя в гостиницу. К вечеру состояние принца несколько улучшилось, но он изменился.
Хранители ключей обладали одним секретом: они проходили обряд, по которому энергетика перстня  и  личность хозяина сливались воедино. Когда хозяин погибал, его личность хранилась в перстне, переходя и подавляя личность следующего носителя, владельца «ключа». Так происходило с людьми, а личность принца Крови оказалась сильной, поэтому подавить её не удалось. Но и принц Крови полностью не мог одолеть Хранителя. Это был уже не человек, но и не тот высший алиус, каким являлся прежде. У него появилось множество чужих воспоминаний, желаний, чувств, идей. И желания Хранителя иногда вступали в противоречие с желаниями принца.
Такой мятущейся личностью на третью ночь явился Вазар-Теймур в палату к Милочке, ведь желание видеть её было обоюдным. Хотя подкатывал и страх – она могла не принять его в новом обличии, и это неудивительно: иногда была упряма, как ослица, если что втемяшит себе в голову. Он взял спящую девушку на руки и, прокусив своё запястье, поднёс руку к её губам. Она проснулась, увидев незнакомца, начала слабо вырываться.
 – Зая, не дёргайся! Будь умницей. Пей! Посмотри, до чего ты себя довела. А я ведь предупреждал, – сказал алиус без всякого акцента.
 – Кто вы? Отпустите! Ради бога не надо…
Она поперхнулась и закашлялась, размазывая по лицу слёзы и кровь. Лишь Милочка прокашлялась и задышала нормально, он вновь  плотно прижал прокушенную руку к её губам.
 – Нет, ты будешь пить! – шептал он яростно. – Я ещё не простил тебе подлого убийства, а капризы выслушивать вообще не намерен.
В своей ярости кровосос был страшен: глаза сияли зелёными огоньками, из-под верхней губы торчали кончики двух клыков. Вырваться из его объятий девушка не могла. Милочке пришлось подчиниться. Когда алиус решил, что девушка выпила достаточно, зализал рану на запястье, а, глянув на её лицо, оскалился:
 – Ну, ты и страшилка!
Алиус потянулся за полотенцем, висящим на спинке кровати, намочил его в кружке с водой, стоящей на тумбочке, и отёр  лицо девушке.
 – Я говорил, что не откажусь от тебя. Вот и вернулся.
Он наклонился за поцелуем. Милочка видела перед собой чужое лицо с дикими, волчьими глазами. Оно было непривычным, улыбка – жуткой. Девушке казалось, что она бредит, и в её галлюцинациях Теймур предстал клыкастым демоном.
 – Зря вернулся. Я люблю Сашу, а с тобой не буду никогда. Ни-ког-да! – сказала она тихо, но твёрдо.
 – Что? – он схватил её за горло.
 – Ты – демон. Убирайся! Хочешь убить меня? Убей! – яростно глядя ему в глаза, хрипела Милочка. – Может, тогда ты успокоишься… и успокоюсь я.
Вазар заскрежетал зубами готовый исполнить её пожелание – но, несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, полностью взял себя в руки. Он понял, что в таком состоянии не может находиться рядом с девушкой. Тем более безответственно через день увозить её с собой, а убивать такую бледненькую и беспомощную, рука не поднималась. Вот если бы она напала, ненавидя и проклиная за сотворённое им зло, тогда другое дело. Вновь убегать он не собирался, а сражаясь, в пылу ярости мог бы и убить. Но не в данный момент. Им обоим требовалось время, чтобы разобраться в себе. Алиус коснулся её разума, стирая воспоминания о себе. Вскоре Милочка расслабилась, задышала ровно и спокойно. Принц поцеловал её на прощание.
«Как интересно сложились наши судьбы, сошлись дороги?.. В течение трёх дней всё кардинально изменилось. Я стал другим. Она для меня стала другой. Уж в кого-кого, а в алиуса не ожидал превратиться. Мечтал о нашей встрече, надеялся, что ей хватит ума выжить. Зря, чудак, надеялся. Знал, какая она упрямая. Впрочем, рано или поздно всё равно нашёл бы и выкрал… А Поспелов-то оказался молодцом. Не мальчишка, а мужик-кремень. Не выдал ордену тайны. Должны были поймать и пытать. Жаль – не распознал этого в нём сразу. Считал падким на деньги хитроватом. Как он меня с Милочкой-то обставил, а? Мастак! Нда, ревность и месть. Человеческие эмоции… они-то и мешали, поэтому не рассматривал его в качестве носителя. Это был бы самый лучший вариант. Хм, для кого? Вот именно… для кого…», – размышлял принц, вспоминая спасение любимой девушки.
Вначале, когда приобрели её портрет кисти неизвестного художника, принц Крови, увидев задумчивое и грустное лицо, решил привезти красавицу к себе в качестве кормилицы. Послал доверенного сыщика разузнать всё о ней. Оказалось, что красавица замужем и тоже отлично рисует. Там по указанию Вазара сыщик купил у частного коллекционера полотно её кисти под названием «Бесприютная душа». Картина оказалась очень странной. Изображённый на ней ангел рвался в небеса. Ему преграждала путь стая злобных чёрных птиц. Под ангелом земля пылала костром. Иногда, подолгу рассматривая картину, Вазар видел, что ангел плакал, и крупные слезинки катились по полотну. В другой раз ангел хватался за одно крыло и вырывал из него перья, бросая в огонь. Тогда он и понял: художница непростой человек, а за грустным взглядом прекрасных глаз скрываются боль и тайна. Ему страстно захотелось с ней познакомиться, и не только познакомиться – видеть женщину-тайну подле себя, разговаривать с ней, разгадывать. Узнав, что Поспелова больна и может умереть, принц решил сам помочь ей в выздоровлении, а потом, похитив, привезти в свой замок. Но судьба распорядилась по-иному.
Теперь, сидя в загородном доме под Мазговой, он ждал сообщения от своей команды. Вазар был зол как бес:
«Вот, значит, какой подарок решил преподнести мне Гортон. Ну-ну».
Неделю назад младший брат позвонил и сказал, что привезёт художницу на день рождения принца Крови. Последние тесты показали, что девушке опять становиться хуже, а ему-де нет времени с ней возиться. Пусть Вазар не злится на его забывчивость – дел полон рот. Но ради круглой даты – трёхсот тридцатилетия старшего брата – он готов забросить все дела и съездить за подарком. Однако на торжество Гортон прилетел один и начал что-то мямлить о двух необходимых месяцах для адаптации Поспеловой. Принц постарался сдержаться и брату своего настроения не показать, опасаясь насторожить и спровоцировать на стремительные действия. Он понял:
«Гортон, прохвост, что-то задумал, не зря же перед этим целый месяц тянул с отправкой Милочки в Чендин, кормя пустыми обещаниями». 
Так оно и оказалось.
Принц Крови расхаживал по кабинету и поглядывал на часы. Ему доложили, что девушка вышла из дома. Он с нетерпением ждал Милочку. Минуты неумолимо медленно тянулись. Его люди уже должны были выкрасть девушку из-под носа немногочисленной охраны Гортона. Вазар наметил несколько планов похищения. Брат не мог держать невесту два месяца под замком. Днём Милочка отказалась ехать с герцогом, и это было удачным стечением обстоятельств. Вазар-Теймур усмехнулся:
«Зая в своём репертуаре. Упрямства ей не занимать».
Команда Вазара ждала девушку рядом со стоянкой, на которой она оставила мотоцикл.
Зазвонил визифон. Принцу доложили, что неизвестные их опередили – девушка похищена.
* – столица Альбиона.
8

Как вышло, что нынче – ничья?
Бумажный листок на воде.
Мечтаю, но вновь не твоя,
Спешу я, но вновь ни к тебе.
Какие-то люди вокруг
Смеются, снуют и ворчат.
Как холодно, дальний мой друг!
Как ходики громко стучат!

Выслушав доклад, Вазар позвонил доверенному лицу из окружения Гортона и узнал, что герцог вылетел на вертолёте в посёлок, но приказал своей спецуре и «охранке» проверять дома и подозрительных людей в районе Сокола. Других сведений принцу Крови не требовалось – он знал, кто похитил девушку.
После того, как личность Хранителя вошла в него через «ключ», Вазару пришлось инкогнито почти пять месяцев лечиться у видных западных светил в области психиатрии. Срастание личности Хранителя с личностью алиуса проходило не очень гладко, иногда с эксцессами. Слишком различались их темпераменты. Хепруамин был холериком, а Вазар – флегматиком. Однако нормы морали и политические взгляды у них почти совпадали, что давало врачам и ближайшему окружению надежду на благоприятный исход. Но трудность гармонизации личностей обнаружилась в сущем пустяке – в курении. Табак вреден для здоровья иного, и столетняя привычка Хранителя изматывала нервы принцу Крови, делая того раздражительным, резким. Ведение дел в южных и западных землях на период болезни Вазара королева Акаши возложила на секретаря лорда Гекхема, и ближайшего соратника принца лорда Широна. Болезнь принца королева держала в строжайшей тайне, недолюбливая младшего сына за жестокость, несговорчивость и вероломство. Последний месяц Вазар был полностью спокоен и адекватен, приступил к своим обязанностям «либерального правителя и охранителя демократических ценностей». Правда, некоторые в высших эшелонах власти, как алийской, так и человеческой, всё же заметили, что принц стал более жёстко, а иногда и коварно проводить свои решения в жизнь, неохотно идти на компромиссы. В Верховной Лиге родов шептались, что Вазар из «тайной инспекции» (такую официальную версию распространил кабинет королевы) вернулся «Гортоном номер два».
Вазару Вентру Вестмирскому не требовалось посылать своих людей для оцепления центрального офиса «Хранителей ключей» – алии, как и обычные люди, в здание не могли пройти. Члены ордена входили и выходили из офиса в районе двух столичных парков, открывая порталы. Принц Крови пару месяцев назад пробовал открыть портал, но стабилизации прохода добиться не смог. То ли он пока не видел в умении насущной необходимости для себя, то ли несогласованность личностей мешала концентрации необходимого количества энергии. Но сейчас опасность грозила его женщине, и это помогло сконцентрироваться на единственном устремлении – спасении любимой. А для этого следовало попасть в логово Хранителей. Он, оставив спецуру дожидаться в переулке, через портал вошёл в тайный подземный офис бывшей организации. Не встретив никого в коридоре, прошёл к лестнице, ведущей на нулевой этаж. Вазар полагал, что девушку держат в подвальных помещениях, приспособленных под лаборатории. Передвигаясь быстро, но с осторожностью хищника, и прислушиваясь у дверей, Вазар дошёл до крайней двери по левой стороне коридора. За дверью разговаривали двое: мужчина и женщина. Голос мужчины он сразу узнал – это был голос магистра Небмаата, а по паспорту Егора Савельевича Воронцова. Женский голос Вазару-Теймуру тоже был знаком. За дверью находилась похищенная Людмила Лазаренко – любовь, боль, отчаяние и надежда его жизни. Женщина, притягивающая к себе обе его личности будто магнитом.
Ради неё Вазар Вентру Вестмирский шёл на риск. Он, будучи пойманным братом за руку, не избежал бы неприятностей и политических шагов некоторых радикалов, опекаемых Гортоном. Тот на очередном заседании Верховной Лиги родов кричал бы о «коварной политике старшего брата, вмешательстве во внутренние дела северо-восточных земель,  его фактическом регентстве при либеральном, вероятно из-за слабоумия, правлении королевы-матери, покрывающей агрессора», и так далее и тому подобное.
Ради неё мастер Хепруамин лгал ордену, в верности которому клялся на  крови. От её руки он принял смерть, хотя мог уйти через портал. Но Теймур-Хепруамин видел, что в последний месяц перед убийством Милочка отдалилась и поглядывала с ненавистью. Вспомнила? Почувствовала?
Он знал, что её жизнь с Сашкой Поспеловым продлится недолго. Она боялась тому открыться, впрочем, правильно делала. Вряд ли найдётся человек, добровольно решивший стать жертвой монстра, плохо контролирующего звериные инстинкты. Про необходимость питаться кровью людей ей тогда не сказал, побоялся, ведь даже потребность в крови животных воспринимала в штыки. Хранитель нашёл выход в хитром обмане, подпитывая её своей кровью, перед превращением в зверя, и поясняя, что это цена за переход в другие миры. Чтобы выжить без него, Милочке требовалось обратиться в орден, либо начать охоту, либо добывать донорскую кровь. Каждый из этих вариантов нёс ей опасность, сомнения, душевные терзания и боль. Получив новое тело, он хотел явиться заботливым, понимающим, ограждающим от всех проблем незнакомцем, и рассчитывал, что Милочка, после всех страданий из-за крови и необходимости таиться, упадёт в его руки созревшим плодом. Только не думал, что она продержится так долго.
«Два года. Уму непостижимо! Как она выдержала? Боль от жажды рвёт тело на части. Кровь животных лишь помогает не сойти с ума. А боль терзает тело каждый день. И чем дальше, тем сильнее», – думал Вазар-Хепруамин, продвигаясь по коридору. Память вновь всколыхнула события прошлой жизни, убитой, но ещё не забытой, не растаявшей в тумане времени, как многие предыдущие жизни до неё.
Инсценировкой собственной гибели, вернее гибели носителя Стрельцова, Хепруамин заметал следы, скрываясь от проблемы, которую не мог разрешить, запутавшись в своих чувствах, долге перед орденом, её ненависти, перемешанной с плотской страстью, но боялся себе признаться, оправдывая нерешительность помощью Милочке в управлении собственным зверем. Он верил, что в новом качестве постарается избежать допущенных ошибок, поэтому приказал другу, придя в сознание на камне, снять перстень и спрятать, предварительно взяв с Поспелова клятву, что при жизни тот никому тайну не откроет, а после смерти укажет место хранения только достойному быть рядом с любимой. Странной просьбой Хранитель весьма озадачил парня, но Поспелов поклялся исполнить последнее желание умирающего. Это был хитрый ход, не зря же он позвонил магистру и сообщил, что связной привезёт флешку. Не исключалась возможность и случайного носителя, даже женщины. Такое за его долгое существование происходило трижды, и всякий раз, воздействуя и подавляя носителя, он заставлял найти орден, и ошибка исправлялась. Идея смены пола его не вдохновляла, хотя другие ею пользовались.
Спеша на голоса, он был готов к тому, что она может услышать и понять, кто он на самом деле. Хепруамин привык рисковать, ходить по лезвию бритвы, стойко переносить физическую боль при переходе из тела в тело, вот только ненависти в любимых глазах вынести не мог. Он шёл внутренне собранный и готовый в этот раз сразиться с ней, как с непримиримым врагом, или обрести счастье с любимой женщиной, однако и то и другое только после её освобождения.
Мужчина и женщина говорили про «ключ».
 – Людмила Георгиевна, голубушка! Скажите, куда вы дели перстень? Не хочется подвергать вас истязаниям. Тело женщины, нежное и хрупкое… Оно предназначено для любви и ласки, а не для пыток. Зачем вам перстень? Дорог как память? Клянусь, изготовим похожий и подарим. Им всё равно пользоваться не умеете. Отдайте! Не упрямьтесь!
 – Отстаньте со своим перстнем! Еще раз говорю, видела перстень на руке Теймура в тот день, но после того, как упал на камни, к нему не подходила. Его трупом занимались разные люди: Александр, медики, охранка, служители морга, родственники. Чего вы ко мне пристали?
 – Эту цепочку участников мы проверяли. Потратили много времени на выяснения. После вас и Поспелова перстень никто не видел. Вашего мужа допрашивали с пристрастием, но он не признался. А потом вы его освободили. Да так искусно! Никто из рабов не вспомнил: кто приходил? что делал? А сумасшествие хозяина и его племянников чего стоит. И выходит, что именно вы владеете перстнем.
 – С чего вы взяли?
 – А вы, дорогая, послушайте. Вначале мы думали, что Поспелов взял перстень после освобождения. Припрятал, а нам соврал. Вещица очень красивая, такую грех не примерить, а снять… невозможно. Понимаете? Тот, кто его наденет, теряет свою личность – совсем и навсегда. Видите, какой опасности себя подвергаете?..
 – Раз я ещё я, то его не брала и не надевала. Что тут непонятного? – злилась девушка.
 – Мы проверяли других, ждали, но никто не связался с орденом. Это казалось странным. Тогда решили Поспелова взять вновь и допросить. В ту вьюжную ночь мои люди ехали за вашим мужем и ждали удобного случая. И вот превратность судьбы – он свалился в овраг. Его тело взрывом выбросило из машины. Когда спустились на дно оврага – он уже не дышал и, увы, ничего сказать не мог. Но и перстня на нём не было… и быть не могло. И кто у нас остался? Только вы, Людмила Георгиевна. Только вы.
Вазар ударил ногой в дверь – та с грохотом распахнулась.
 – Оставь девушку в покое, Небмаат! Я владею перстнем, – сказал алиус, войдя в комнату и остановив взгляд на полноватом мужчине.
 – Хепруамин? Вернулся? – растерянно оглядывая фигуру Вазара, вымолвил магистр.
 – Ошибся, Хранитель, – хищно усмехнулся алиус. – Перед тобой Вазар Вентру Вестмирский, принц Крови. И все твои столетия борьбы и тайн накрылись медным тазом. Сообразил? Не отпустишь сей момент девушку? От тебя мокрого места не останется! Всех твоих приближённых буду преследовать, как крыс. Сделаю целью своей жизни. Уж поверь, прихлопну всю вашу паучью сеть раз и навсегда.
Принц отвернулся от магистра и увидел кушетку, пристёгнутую к ней девушку в железном наморднике, тщедушного очкарика, копошащегося с пробирками у стола. Алиус выпустил клыки и пригнул голову, готовясь кинуться на Хранителя.
 – Дай ключи! Живо! – загремел его яростный голос.
Небмаат попытался скрыться, но иной одним молниеносным движением ухватил его за руку и дёрнул на себя. Магистр мешком повалился на бок. Ирма, наблюдая за действиями своего спасителя, зажмурила глаза – сцена расправы была неприятной. Могла бы – заткнула уши, чтобы не слышать пронзительного крика боли человека и раскатистого хохота взбешенного алиуса.
 – Нет, магистр! Зря стараешься! Портал тебе не открыть. Ты – человек, хоть и имеешь опыт боевого мага. А я стал алиусом. Вдвойне сильным и быстрым. – Вазар отступил от магистра на несколько шагов, наслаждаясь зрелищем мучений человеческой плоти, и одновременно наблюдая за очкариком. – Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Сейчас оторву тебе руку, сниму перстень и надену своему коту на лапу. И станешь ты, господин Воронцов, котом на долгих триста лет. Пока я жив. Устраивает такая перспектива? А я тебя ещё и в клетку посажу.
Магистр, превозмогая боль, левой рукой вытащил из кармана связку ключей и бросил принцу, а сам прижался спиной к стене. Алиус поймал их налету и, сузив глаза, пренебрежительно произнёс:
 – Убирайся отсюда, мокрица! И Акутиона прихвати. Как он был коновалом, так за сто лет ничему и не научился.
Очкарик подбежал к магистру и помог подняться, поддерживая и поминутно со страхом поглядывая на свирепого монстра, повёл из комнаты. Когда они подошли к порогу – очертания дверного проёма и людей немного размылись. Через пару секунд мужчины исчезли.
Ирма смотрела во все глаза на разъярённого принца, не зная, что от опасного кровососа ожидать в следующую минуту. Он обернулся к ней – над нижней губой торчали острыми иглами кончики клыков, глаза горели злым, зелёным пламенем. Его тёмные волосы длинными волнистыми прядями обрамляли лицо. Он походил на младшего брата, но сантиметров на десять был выше Гортона и немного шире в плечах. В следующее мгновение выражение его лица немного изменилось: клыки втянулись, в глазах потухли злобные огоньки.
 – Сейчас, птичка моя, освобожу, – сказал алиус и принялся отстёгивать её левую руку. Лицо его стало спокойно-непроницаемым, почти похожим на лицо обычного красивого мужчины. Но тут он увидел на локтевом сгибе её руки огромный синяк.
 – Зая, тебя пытали?! – вновь загремел его голос. Ирма от ужаса закрыла глаза. Её не столько напугал яростный гнев в его голосе, сколько слова. Что-то будто щёлкнуло в голове. Прошлые воспоминания, кусочки из разговора магистра и алиуса стали складываться в образ – Теймура.
 – Теймур? – прошептала она и разрыдалась.
 – Ты каждый раз плачешь, увидев меня. Неужели стал так страшен? –  спросил Вазар, переворачивая её набок и отстёгивая намордник.
 – Прости меня… Прости меня… ведьму! – рыдала девушка.
 – Детка, прекрати! Это не твоя вина. Я мог остаться жить в том теле, но решил тебя освободить. Ты так любила Сашку, а я вам мешал, – уговаривал Вазар, осторожно снимая намордник. Напряжение, сковавшее его перед встречей с ней, отпускало, разливаясь теплотой:
«Не вспомнила. Её даже не зацепило, когда Воронцов меня назвал настоящим именем. И ещё извиняется…Сердечко моё, если бы ты знала, что я сотворил в прошлом. Как виноват перед тобой. А ты страдала, корила себя. Сколько испытаний выпало на твои хрупкие плечики, и всё по моей вине. Но теперь всё будет по-другому. Ты больше не будешь плакать, счастье моё ненаглядное».
 – Почему… не пришёл раньше? – всхлипывала она. – По-че-му?! Мне было… очень плохо. Ты меня… ненавидишь?
Вдруг она перестала плакать, сконцентрировавшись на неожиданно пришедшей мысли:
 – Ты приходил ко мне в больницу. Гортон говорил, что меня спасли алийской кровью. Но я этого не помню. Как же так?
 – Видишь ли, птичка моя… – Вазар-Теймур замялся, сообразив, что любимая может сделать неверные выводы. – Я стёр твои воспоминания.  Сделал это не от ненависти к тебе. Глупышка моя, не думай так! Помнишь? Говорил, что принимаю тебя в целом, без анализа – хорошая или плохая. Я тебя очень люблю, поэтому вернулся. Но тогда был опасен. Придёт время – всё расскажу.
Ирма смотрела на него с недоверием, и тогда мужчина стал легонько целовать её мокрые щёки, глаза, губы.
 – Теперь всё будет хорошо, – успокаивал он, поглаживая её плечи. Тело девушки вздрагивало под его руками. Принц хищно улыбнулся, но Ирма уже привыкла к странным гримасам алиусов. Он зашептал ей на ухо:
 – А ты всё так же реагируешь на меня, в каком бы теле не находился. Милочка, я так скучал! Давай выбираться отсюда, пока братец не обнаружил моих людей в засаде.
Вазар стал отстёгивать её правую руку, и Ирма опять испугалась, увидев, как изменилось его лицо: глаза прищурились, губы сжались, принц тяжело задышал, видимо, с трудом сдерживая ярость. Освободив руку девушке, принц отвернулся, а через несколько мгновений с такой силой ударил по краю кушетки, что одна металлическая ножка сломалась. Кушетка под его телом накренилась. Алиус хотел встать, но на него скатилась девушка, и,  не удержав равновесия, он вместе с ней упал на пол. Со словами:
 – Проклятье! – он стал подниматься и тут увидел лицо любимой. В её глазах стояли слёзы отчаяния. Вазар поднял её.
 – Детка, не на тебя злюсь, успокойся! Когда этот прохвост тебя окольцевал?
 – Сегодня… Я дала согласие выйти за него замуж, и он надел обручальное кольцо. Я не знала, что ты можешь обрести новое тело.
 – Та-ак, – Вазар смотрел в угол комнаты, размышляя. – Ничего, детка. Подумаем и найдём выход.
Ирма печально покачала головой:
 – Нет, Теймур. Выхода не было тогда, нет  и  сейчас. Пусти! – она попыталась высвободиться из его рук, но мужчина лишь крепче прижал её к себе.
 – Почему так говоришь?
 – Подумай сам. Ты превратился в иного. Я взяла другое имя. Ты опять женат, и у тебя есть сын. Я стала женой твоего брата. Всё как прежде, понимаешь? Вероятно, это наша судьба: тянуться друг к другу, но не быть вместе.
 – Но порочный круг можно разорвать.
 – Как? Как это сделать? Алии не разводятся. Гортон никогда не даст мне свободу. Разве ты брата не знаешь? Он будет преследовать нас, а ты – принц, публичная персона. Второе лицо в королевстве. 
Немного помолчав, она сказала:
 – Нам нужно уходить. Гортон может заподозрить тебя в связи с Хранителями и использовать это в политических играх.
 – Хорошо, – выдавил из себя принц, но девушка видела, что за этим «хорошо» не подразумевалось ничего хорошего – его лицо, и без того холодное, хранило мрачное, задумчивое выражение.
 – Пойдём-ка поищем твоего мужа-стервеца, – в глазах Вазара загорелся недобрый огонёк. – Хотя… подожди… – он внимательно её оглядел. – Ты в лёгком топике шла по улице?
 – Нет. Не знаю… Хранители куда-то дели куртку. – Она оглядела комнату в поисках куртки, но той нигде не было видно. Повернувшись к принцу, увидела пристальный, немигающий взгляд.
 – Что? Что ты так смотришь? – спросила Ирма недоуменно, но вскоре догадалась. – Разрешить, или этого не требуется?
Он снял с себя куртку и накинул ей на плечи, потом закатил рукав свитера, прокусил запястье и поднёс к губам девушки. Ирма пить не стала, а  прижалась губами к руке и стала слизывать выступающую кровь. Вазар от удовольствия тихонько заурчал, оголил её шею и стал целовать. Его лёгкий укус был почти безболезненным. От тёплых губ и лёгкого прикосновения языка Ирму затрясло, острое наслаждение заставило выгнуться и застонать. Вазар, сделав пару глотков крови, втянул клыки и произнёс:
 – Помни одно, детка. Я никогда от тебя не откажусь. Никогда!
Ирма, вынырнув из сладострастного тумана, машинально кивнула, а в голове обрывки мыслей:
«О, Дева! Умопомрачительно! Даже лучше, чем с прежним Теймуром… да и Гортоном… О чём он? Ну, зачем на те же грабли?»
Вазар открыл портал и шагнул в него, крепко держа девушку за руку.
Они вышли в свежесть весеннего вечера недалеко от станции метро «Сокол». Смеркалось. Вазар отошёл вместе с ней на газон, подальше от тротуара, чтобы не мешать спешащим по своим делам прохожим, и позвонил секретарю Гортона, известив того, что девушка нашлась.
Через несколько минут подкатили сразу три машины. Сначала из двух чёрных микроавтобусов высыпали мужчины, фигурами похожие на шкафы. Они рассыпались по тротуару и газону, взяв Вазара и Ирму в кольцо, но стояли от принца Крови на почтительном расстоянии. Одеты они были в пятнистую полевую форму, на головах лёгкие шлемы, в руках короткоствольные автоматы.
«Спецназовцы», – поняла Милочка.
Следом из чёрного внушительного внедорожника вышли Гортон и Роталл. Гортон был в сером костюме, выражение лица – бесстрастное, но в глазах поблескивали тревожные зелёные огоньки. Братья стояли, молча и пристально глядя друг на друга, как бы оценивая силы противника. Молчала и Ирма. Она понимала, что у мужчин свои разборки, и ей, женщине, лучше своё мнение держать при себе.
Подъехали ещё три джипа. Из них выскочили люди в тёмных комбинезонах, касках и с оружием. Пригибаясь, перебегая с места на место, они стали окружать странную молчаливую группу внешним кольцом. Гортон, видя это, оскалился в усмешке и сказал:
 – Добрый вечер, Ваше Высочество! Не ожидал так скоро с Вами встретиться вновь. По какому случаю нам оказана такая честь?
 – И тебе – добрый вечер, брат! – ответил Вазар, крепко держа Ирму за руку. – Что же это ты? Обручился, а семью держишь в неведении.
Гортон медленно двинулся к старшему брату, говоря на ходу:
 – Извините. Только сегодня красавица дала согласие. Не успел пока сообщить. Дела!
 – Де-ла, говоришь? Я бы не доверил тебе кошку, не говоря уже о девушке. Как получилось, что её выкрали Хранители из-под носа у твоей охраны? Хорошо, что я случайно оказался рядом. Иначе… – он ткнул в сторону брата пальцем, – не видеть бы тебе невесты как собственных ушей.
 – Жены, – поправил подошедший к ним Гортон. Он протянул руку с намерением отобрать Ирму у Вазара.
 – Жены? – спросил Вазар, будто не замечая протянутой руки. – Брат, она жила и воспитывалась в обществе людей, наших законов не знает. Ты сделал её женой обманным путём. Я благодарен за подарок к моему дню рождения. Сделаю тебе ответный – к свадьбе.
Гортон опустил руку, а Вазар отпустил Ирму и подошёл к брату почти вплотную.
 – Надеюсь, не забыл, что невеста должна быть девственницей. На свадьбе мы в этом убедимся. И не только. Если девушка откажется выйти за тебя замуж, королева-мать обратится к прорицательнице, и та аннулирует брак, сняв кольцо. Помни об этом, Гортон. Не думай, что тебя поддержат в Верховной Лиге, если решишься на хитрый, отвлекающий маневр. Я за тобой слежу и aproshi раскрою.
Они стояли, вперившись друг в друга яростными взглядами. Потом Гортон обошёл принца, стянул с Ирмы куртку, перекинул старшему брату через плечо, а сам подхватил девушку на руки и понёс к внедорожнику. Когда усаживал в машину, Ирма увидела, что Вазар со своей охраной шёл к одному из джипов, подъехавших последними, а команда Гортона рассаживалась  по микроавтобусам.
Всю дорогу ехали молча. После перенесённых треволнений у Ирмы было только одно желание – поскорее лечь спать. Гортон не выпускал её ладонь из своей руки, легонько поглаживая  пальчики. Ирма знала, что Вазар сейчас чувствует то же самое, что и ощущает она, но выдернуть ладонь из руки Гортона боялась. Тот мог что-то заподозрить. Но больше всего опасалась того, что ждёт в ближайшие ночи и дни. Гортон будет приставать со своими ласками. Этой ночью она сможет от него отделаться, сославшись на усталость и перенесённые страдания. Но в последующие… Гортон, если захочет (а он захочет, Ирма чувствовала), может ласкать, не нарушая девственности. Вазар будет всё ощущать и мучиться ревностью, и это может толкнуть его на безрассудные поступки.
«Зачем так поступил Вазар? – тоскливо думала Ирма. – Месть за убийство? Расплачусь ли когда-нибудь за все грехи?!»
Они остановились, потом проехали под аркой в раздвинувшиеся ворота. Ирма поняла, что герцог привёз её в городской особняк.
 – В чём дело, Игорь? – спросила девушка. – Мы, по-моему, договорились.
 – Изменились обстоятельства.
 – Гортон! – воскликнула Ирма возмущённо, но муж приложил  палец к её губам.
 – Тсс. Тише, лапочка! Поговорим потом.
Он вытащил её из машины и понёс к дверям, которые открыл перед герцогом Роталл. Гортон поднялся на три ступеньки и, пройдя по холлу, вошёл в лифт, услужливо вызванный начальником охраны. После лифта герцог, пройдя по второму этажу, занёс девушку в большую комнату, предназначенную, по всей вероятности, стать их супружеской спальней. Там он усадил её в кресло, скинул с себя пиджак и стал пристально оглядывать, ища на теле жены признаки насилия. Сразу же заметил огромную шишку с проступающей синевой в изгибе левой руки.
 – Тебя истязали или что-то вкололи? – спросил муж, грозно сдвинув брови.
 – Они так неумело брали кровь на анализ. Было больно. Не могла вырваться из наручников. Стала кричать и звать тебя на помощь.
 – А почему щека в крови, шея поцарапана? – продолжал герцог осмотр.
 – Они одели мне на голову огромный намордник, сваренный из металлической проволоки. Места сварки плохо зачистили, вот и оцарапалась.
 – Скоты! – в глазах алиуса загорелись злые огоньки, а над нижней губой показались кончики вылезших клыков.
 – Собираешься укусить? – устало спросила Ирма.
 – Прости, маленькая, не удержался. – Герцог погладил её по щеке. Клыки спрятались. – Больше никак не навредили?
 – Не успели. Появился принц Крови. Одного покалечил, забрал ключи и освободил меня. Пока он со мной возился, другой Хранитель подбежал к раненому,  и они будто растворились в воздухе.
 – Интересно, как братец узнал, где ты находишься? – задумчиво произнёс Гортон.
 – Не знаю…
В этот момент в дверь постучали.
 – Войдите! – властным голосом произнёс герцог.
В спальню вошла стройная девушка в синем платье и белом переднике.
 – Добрый вечер, Ваша Светлость! – прощебетала горничная.
 – Приготовьте ванну герцогине, Анна! – приказал хозяин прислуге, с любопытством разглядывающей Ирму.
 – Да, сир! – присела девушка в реверансе и вошла в одну из высоких дверей.
Ирма сгорбилась в кресле, глядя на бежевый ковёр под ногами.
 – Маленькая, ты очень устала, – произнёс герцог, погладив по голове. – Закрой глазки и отдыхай. Я о тебе позабочусь. Кушать хочешь?
Ирма отрицательно покачала головой. Он наклонился и снял с её ног кроссовки. Ирма откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, а муж зашептал на ушко:
- Спи, моя девочка! Почувствуешь укольчик? Не переживай. Туда введут лекарство.
Ирма хотела возразить. Она боялась, что отметины от клыков Вазара ещё не исчезли, и Гортон может опять разъяриться. Но муж отошёл от неё и стал звонить кому-то, а её потянуло в сон. Ирма уже дремала, когда почувствовала прикосновение тёплой ладони к щеке и услышала голос герцога:
 – Малыш, открой глазки.
Она разлепила веки и увидела перед собой кубок, наполненный кровью.
 – О, не-ет, – захныкала девушка. – Только не сегодня.
 – Именно сегодня. Пожалуйста! – уговаривал герцог. Ей так хорошо спалось, и не было сил спорить или ругаться. Девушка закрыла глаза и, морщась, выпила половину.
 – Больше не могу, – плаксиво пожаловалась она, не открывая глаз.
 – Ах ты, вредина! – вздохнул Гортон.
Потом её куда-то несли, раздевали, опускали в тёплую воду. Она, то просыпалась, чувствуя спиной чьё-то мокрое тело и руки, осторожно моющие её губкой, то вновь засыпала. То ей казалось, что это Теймур, то – Вазар, то – Гортон. Потом Ирме приснилось, что пришёл очкарик Хранитель и опять колет в руку огромной иглой. Девушка вздрогнула, приоткрыла глаза, но увидела голову мужа, склонившегося над ней, и услышала его шёпот:
 – Спи, маленькая. Спи!
Наконец её перестали тревожить, и Ирма увидела себя маленькой птичкой летающей среди облаков. Птичка искала выход из пелены и сырости тумана, надеясь погреться в лучах солнца. Вдруг туман облаков рассеялся, и солнышко осветило птичку яркими лучами. Ей стало тепло и приятно.

9

Ирма проснулась от яркого солнца, проникающего в спальню через два окна. Шторы волнообразной драпировки из прозрачной ткани цвета слоновой кости, каскадом свисающие с золочёных карнизов, были приподняты. Она лежала на огромной кровати с резными позолоченными спинками, обитыми атласом по сложному, травянистому, выпуклому рисунку. По обе стороны находились фигурные прикроватные тумбочки. На стене висело большое зеркало в массивной золотой раме. Туалетный столик, больше похожий на комод, поддерживаемый ножками в виде львиных лап, украшали свечи в старинных тускло поблескивающих канделябрах. Ирма обвела взглядом позолоченную лепнину потолка, приоконных пилястр и капителей, рисунок тканых обоев, облицованный изразцами камин, огромные китайские вазы в углах комнаты, два кресла, обитых дамастом, и скатерть круглого стола, расшитую жемчугом по краям,
«Холодная, мёртвая роскошь, – зябко поведя плечами, вынесла она приговор интерьеру спальни. – Сколько человеческих драм видел этот антиквариат? Впрочем, не хочу знать».
Заиграла мелодия вызова. Откинув шёлковую простыню, Ирма встала. Её визифон  заходился от сигналов собщения. Девушка прочитала:
«Уже встала?»
 – Болван, честное слово! – тихо выругалась она. – Как ни встать,  когда звонок и мёртвого разбудит?
Она ответила:
«Встала»
Через минуту появилось новое сообщение:
«Позвони в серебряный колокольчик».
Ирма не горела желанием продолжать «эпистолярный жанр», долбя по экранной клавиатуре, ошибаясь и нервничая, а нажала на иконку. На звонок быстро ответили, и на экране появилось лицо мужа.
 – Игорь, о чём ещё проинструктируешь?
 – Хотел написать: «Доброе утро, любимая! Приеду к обеду. Не скучай. Осмотри пока дом. Целую, твой муж».
Ирма рассмеялась:
 – Спасибо, что всё сказал на словах. А то бы набирала ответы на каждое сообщение и тихо тебя ненавидела.
 – Рад, лапочка, что смеешься. Ты у меня мужественная девочка. Не раскисаешь. Массажист, стилист и прочие к твоим услугам. Только прикажи. Завтракай.  Я скоро буду.
Она нажала «отбой» и позвонила в колокольчик. В дверях появилась молоденькая горничная, которую она видела прошлым вечером. Ирма приказала принести завтрак в спальню. Приняв душ и позавтракав, герцогиня решила узнать, какое помещение находится за дверью в противоположной стороне от туалетной комнаты.
Там оказался будуар, выдержанный в светло-фиолетовых и лиловых тонах. Ирма посидела на большом мягком диване с множеством ярких разноцветных подушек, потом переместилась на пуфик, обитый ворсистым материалом, и заглянула в зеркало. В зеркале отразились прищуренные голубые глаза, прямой аккуратный носик, сведённые к переносице брови, небольшая морщинка между ними, мягкая припухлость губ.
«Что-то часто начала хмуриться, – с ноткой грусти разглядывала своё лицо девушка. – Вот и первая морщинка появилась. И удивляться тут нечему, тебе не восемнадцать лет. Скоро стукнет двадцать пять. Для женщины, милая, первый звоночек. А результат твоей жизни – плачевный. Первый муж погиб, второй – клыкастый кровопийца, детородный возраст скоро пройдёт, и не за горами – старость. Ах, да! Забыла. Впереди триста лет безделья. С ума сойти от скуки! Почему не родилась бабой-ягой? Жила бы в лесу, собирала травы, разговаривала со зверями, чаёвничала с лешим. Гораздо лучше, чем золотая клетка гарема… Кстати о гареме. Нужно сходить, познакомиться с кормилицами. Может, Светлана уже здесь?»
Она взглянула на свою полупрозрачную ночную рубашку, украшенную вышивкой и кружевами на груди, и подошла к огромному сдвоенному гардеробу. Горничную звать не хотелось. Молодая девчонка с прилипчивым взглядом ей не нравилась. Ирме по душе была Карина. Странно, но загородный дом, в котором провела всего три дня, уже казался почти родным. Все вешала гардероба были заняты женской одеждой. Не зная, куплены вещи для неё или остались от прежней пассии мужа, Ирма, брезгливо морщась, заставила себя переодеться в золотистый топик, брюки из плиссированной ткани и домашние туфли на небольшом каблучке. Хмурой фурией прошлась по комнате, пнув попавший под горячую ручку, вернее, гневную ножку, пуфик, заглянула в зеркало и раздражённо позвонила в серебряный колокольчик. Вошла горничная.
 – Да, Ваша Светлость?
 – Скажи, голубушка, где комнаты кормилиц?
 – На третьем этаже, Ваша Светлость, – прощебетала горничная.
 – А эта комната, когда в последний раз ремонтировалась и обставлялась? – спросила Ирма, обводя вокруг себя рукой.
 – Кажется, года два назад, – наморщила лобик воспоминаниями кареглазая девчонка.
 – Благодарю. У меня всё, – махнула рукой Ирма, отсылая горничную, у которой любопытство вопрошало не только из глаз, но и вертелось на языке, готовое в любой момент слететь, и только страх наказания от жестокого хозяина, да гневное выражение на лице молодой хозяйки заставляли её молчать. Неожиданно появившаяся герцогиня, получеловек-полузверь, как об этом под большим секретом поведал один охранник, горничную пугала, но и вызывала жгучий интерес. Однако хмурое лицо хозяйки дома (уж не на неё ли, Анну, герцогиня злится?) не располагало к дерзости, поэтому девушка присела в лёгком книксене и вышла.
А Ирму угнетало чувство брезгливости – комната не выглядела необжитой. Безделушки и аксессуары впитали запах другой женщины. Она понимала, что герцог не вёл монашескую жизнь до неё, не станет и ей верным мужем, в том смысле, в каком подразумевается у людей. Но не хотелось прикасаться к инкрустированным шкатулочкам, подушкам дивана, хрустальным флаконам духов, одежде, белью, расчёскам, пудреницам.
Она вышла в коридор, игнорируя лифт, дошла до лестницы и поднялась на третий этаж. Из-за неплотно прикрытой двери, ведущей в одну из комнат, слышались женские голоса.
 – …и что с того? Наверное, от неё псиной несёт.
 – Точно, Эля. Раз в зверя превращается, то запашок ещё тот. Не зря Игорь  на полночи приходил ко мне.
В комнате раздалось хихиканье.
 – Каким он был вчера?
 – Жарким и яростным. Я ему: «Игорёк, в шестик пойдём в молодёжный театр? Там будет показ новых ювелирных украшений от «Эстет». Кутюрье представят новые модели к летнему сезону». А он чё-то буркнул, типа «посмотрим». Сам такой активный, будто собирается меня проглотить.
 – Хочешь его раскрутить на обещанный браслет за тридцать тысяч?
 – Да, Жанна. В прошлый день рождения он мне обещал.
 – Ну, после того дня рождения ты три месяца жила в его спальне.  Сейчас она занята. Там оборотень спит и пользуется твоими духами.
 – И не говори, Элька. У меня сегодня должен быть съёмочный день. Так Игорь не разрешил. Из-за этой безродной лимиты мы, как на осадном положении. Режиссёр звонил, возмущался. А что я поделаю?
 – Не переживай! Там роль-то всего: два раза пройтись и три – улыбнуться в камеру.
 – Ты от зависти так говоришь. Я так долго упрашивала Игоря. Кое-как разрешил. Голиков нашёл режиссера. А теперь что? У меня задатки таланта. Помреж сказал. Ещё одна-две эпизодические съёмки, и пригласят на серьёзную роль.
Опять послышался женский смех. Потом девушка, вероятно Жанна, сказала местной киноактрисе:
 – Будешь постоянно надоедать, нудить о своём кино, Игорь быстро задатки приглушит.
Ирма повернулась и тихонько пошла к лестнице – знакомиться с кормилицами расхотелось, и находиться в змеином логове – тоже.
Она набрала номер мужа. После нескольких длинных гудков послышалось:
 – Слушаю, любимая, –  и на экране появилась его внушительная фигура на фоне офисной мебели.
 – Игорь Валерьевич, какую машину могу взять для поездки на дачу?
 – Маленькая, какая дача? Вчера тебе объяснил, что положение серьёзное. Пойми! Хранители могут повторить попытку. Не исключена провокация от брата.
 – Послушайте меня, Игорь Валерьевич, внимательно! Серьёзным положение окажется, когда через два месяца скажу: «Нет».
 – Ирма, объясни, что случилось?
 – Ничего не случилось. Просто «да» будет  в том случае, если станете соблюдать свои обещания. Я предупреждала.
 – Сейчас приеду.
 – Зачем? Я упёртый человек. Или до сих пор не поняли? Кстати, по-моему, вам уже говорила, что брак не будет сахарным. Откажитесь.
 – Но мы можем найти компромиссы?
 – Да, можем. Моё «да» на ваши обещания – и есть компромисс, дорогой кровосос.
 – Можно капризы отложить на час? У меня серьёзная деловая встреча.
 – Хоть до вечера, – отрезала Ирма, её лицо выражало крайнее раздражение. –  Но вечером уеду.
Она отключила визифон, постояв немного в раздумье, отправилась разыскивать библиотеку, надеясь, что та в доме присутствует. Библиотека нашлась рядом с кабинетом герцога. Девушка оглядела комнату. Длинные и высокие, почти до потолка стеллажи с книгами, шахматный столик, инкрустированный слоновой костью и чёрным сардониксом, громоздкий письменный стол, на стенах портреты членов алийской семьи в старинных нарядах и напудренных париках. На письменном столе она увидела экран открытого «лептопа». Именно его она и искала, хотя могла, покопавшись в функциях визифона, выполнить задуманное с помощью его, но экранная клавиатура выводила из себя, а также то, что в её руках электронные приборы более пяти минут держать было нельзя – ломались или начинали глючить. Выйдя из больницы, девушка завела блог на одном из сайтов соцсетей. В нём Милочка помещала свои стихи, снабжая их картинками и музыкой, общалась с посетителями, которые оставляли комментарии. В «почтовый ящик» девушка не заглядывала десять дней.
«Наверное, собралась куча писем», – думала Ирма, набирая пароль. Действительно в «почтовом ящике» хранилось двести три сообщения от разных сообществ, а среди них она обнаружила комментарий от Одинокого волка.
С этим парнем, скрывающимся под «ником» Одинокий волк, девушка познакомилась три месяца назад. Случайно увидела сделанный им клип и написала восхищённый комментарий с подарком – картинкой в виде летающей бабочки над букетом алых роз. Создатель клипа ответил. Так началась их редкая переписка. Он сочинял мудрёные стихи и делал чудесные клипы. Данные на страничке о себе поместил скудные – живёт на Западном побережье Вест-Инди… и всё.
Мужчина, если Одинокий волк действительно являлся мужчиной, не размещал своих фотографий, только фото двух гоночных автомобилей, мотоцикла, футбольного мяча с автографами знаменитостей, полей для гольфа и прочих принадлежностей мужских увлечений; не указывал возраста, но по стихам и музыке Ирма определила, что он молод.
Они писали комментарии, посещая блоги друг друга два-три раза в месяц. Она не знала: он – соотечественник, уехавший в Англию на ПМЖ, или сынок состоятельных родителей, обучающийся за рубежом. Спрашивать считала неуместным. У него значилось около семидесяти друзей, в основном, девушек или молодых женщин. Ирма не входила в круг его друзей – сама не предлагала, и он не изъявлял желания к более тесному общению. Две недели назад она поместила в своём блоге стихотворение «Ночная птица», которое когда-то написала для Поспелова. И вот пришёл комментарий от Одинокого волка; тот писал:
«Эти стихи о вампирше? Написано случайно не под впечатлением от фильма «Иной мир»?»
Она отстучала на клавиатуре:
«Они о ведьме, пьющей кровь».
Пока девушка набирала текст нового стихотворения, от Одинокого волка пришло новое сообщение:
«А вы в таких верите?»
Ирма набрала ответ:
«На сто процентов».
Пока снабжала стихи картинкой, от Одинокого волка вновь пришло сообщение:
«Таких знаете?»
«Увы, да», – ответила она, удивляясь странной заинтересованности парня. Через несколько минут Одинокий волк предложил стать его другом. Ирма усмехнулась и нажала курсором на надпись «принять».

***      

После звонка жены Гортон вызвал Голикова и приказал:
 – Распорядись, чтобы купили большую корзину красных роз.
 – Двадцать или тридцать? – уточнил секретарь.
 – Хоть пятьдесят, если в корзину вместятся, – раздражённо пробурчал герцог, сверкнув глазами. – Так… отложи до пятнадцати часов встречу с арабами. Есть ювелирный дом «Эстет» или «Эстел» – уточни. Приехал вроде бы с новой коллекцией украшений. Закажи гарнитур тысяч на восемьсот, девятьсот. Пусть привезут в течение часа.
Он помолчал, побарабанил пальцами по столу и спросил секретаря:
 – Скажи, Михаил Владимирович. Как ты пережил пятьдесят лет вместе с женой?
Голиков хмыкнул:
 – Хм. До сих пор удивляюсь, что остался жив и в полном рассудке.
 – Вот-вот, – покачал головой герцог в знак согласия. – Иди.
Он знал, что жизнь с ведьмой не будет простой, ровной и спокойной. Пустячные скандалы начнут чередоваться с приливами нежности, робость – с порывами дикой страсти, спокойствие – с угрозами разрыва. Жизнь с ведьмой – кипящий котёл, из которого она черпает энергию. Порывшись в древних артефактах, он выяснил, что Ирма, не просто гибрид иной и человека, а прямой потомок богини Лилишт, Инанны, Иштар – так её называли разные древние народы. Ануммона. Как она появилась сто двадцать веков спустя – загадка. Хотя девушка весь потенциал в себе не раскрыла и даже о многом не догадывалась, но интуитивно действовала так, как поступали представительницы её ковена: выбирала красивых сильных мужчин и подзаряжалась от них. Правда, не пила их кровь, но двоих уже отправила на тот свет, пополнив свои жизненные силы. Так поступали ведьмы с обычными людьми. Гортон считал, раз он – высший алиус, пьёт энергию и кровь людей, то союз с ведьмой для него не страшен, а взаимовыгоден. Уяснив, кто она на самом деле, Гортон ей сказал лишь часть правды (иначе пришлось бы её отдавать жрицам храма для обучения, а это нарушило бы все его планы) и предложил правильное направление в отношениях, дав личную территорию. Но действительность осложнялась внешними угрозами, и постоянные трения между ними вызывали раздражение. Утром Ирма казалась спокойной, в хорошем настроении, а уже через два часа начала скандалить – тут никаких нервов и здоровья, даже алийского, не хватит.
Через час чудесное бриллиантовое колье с кольцом и корзина роз были приобретены. Герцог поехал домой.  В холле он встретился с Роталлом и решил посмотреть видеозапись с камер наблюдения. То, что он увидел, прибавило злости. Из записи следовало, что Ирма поднялась на третий этаж, постояла минут пять около одной из комнат кормилиц и ушла. По времени это совпадало с её звонком. Увидев, кто из кормилиц находился в комнате в то время, Гортон позвал с собой Роталла, Карагена и поднялся с ними на лифте сразу на третий этаж. Зайдя в одну из комнат, он указал Карагену на её хозяйку – высокую блондинку с кукольным лицом:
 – Забирай! Твоя.
Девушка, ничего не понимая, медленно привстала с дивана:
 – Что это значит? Игорь Валерьевич?
Но герцог с Роталлом уже вышли в коридор.
 – Красавица, собирай вещички. Через полчаса отправлю домой. Ты теперь – моя, – расплылся в улыбке Караген, беря девушку за руку.
Девушка высвободилась и выбежала из комнаты. Рыдая, бросилась в ноги к Гортону:
 – Ваша Светлость, пощадите! За что?
Герцог с равнодушным презрением глянул на просительницу, но обратился не к кормилице, а к  Карагену:
 – Заткни своей девчонке рот! Иначе она замолчит навсегда, – вполголоса  прорычал Гортон. – Ещё не хватало, чтобы Ирма услышала. И высели остальных кормилиц в другой корпус. Чтобы бабского духа тут не было! – продолжал он, недобро глядя на майордома. – Неприятностей хватает, а тут ещё нервоз из-за длинных языков.
Блондинка, хватаясь за полу пиджака, руку герцога, шепотом молила:
 – Игорь Валерьевич, Игорь… Прошу! Пожалейте!
Гортон, отбросив девушку, достал из кармана платок, отёр свои руки, поправил галстук и пошёл к лестнице. В другой комнате всхлипывали две брюнетки, отданные в собственность Роталлу.
На втором этаже в конце коридора были слышны звуки эстрадной музыки. Войдя в библиотеку, герцог застал жену за просмотром ролика в Сети. Внизу экрана лэптопа виднелось окошечко текстового редактора. Герцог вместе с рукой жены нажал на надпись «открыть». Его заинтересовало, что Ирма могла написать. Оказалось, что там напечатано стихотворение. Он стал читать вслух:
 – Зачем душа стремится в этот край?
Зачем она надеется и верит?
Ведь на Земле не ждёт счастливый Рай,
А лишь одни разлуки и потери.
Она наивно верит в чудеса,
Мечтая мир согреть своей любовью,
Но от страданий рвётся в небеса,
Слезой умывшись, словно Божьей кровью…
Дальше Ирма ему читать не дала, закрыв файл:
 – Ты не попросил разрешения его прочитать.
 – Не знал, что пишешь стихи, моя сладкая.
 – Теперь знаешь, – коротко заявила она и закрыла лэптоп.
 – Ирма, мне, как супругу, хотелось бы знать обо всех твоих талантах, чтобы помочь им раскрыться.
 – Спасибо, Игорь! – она поклонилась ему в пояс. – Есть у меня один чудный талант – убивать людей. Его хочешь раскрыть и отшлифовать?
 – Когда всех ставила на уши на даче – ты мне больше нравилась. Чем вызвана новая волна негатива? Думал, мы нашли  взаимопонимание.
 – Да, нашли. Можем ехать? – спросила  девушка, обходя мужа, чтобы выйти из библиотеки.
 – Подожди, подожди, – Гортон поймал её за руку. – Куда так торопишься? Я купил подарок. Хотел посмотреть, как он будет выглядеть на моей жене. Посидеть, обсудить, где отметим вечером наше обручение. Или  решила, надел кольцо на палец и забыл, что теперь у меня есть прехорошенькая жена. Ей нужно уделять внимание, дарить подарки, цветы и ласки.
Он притянул Ирму к себе и стал целовать. Она начала вырываться.
 – В чём дело, маленькая? – спросил герцог, отстранившись и с подозрением глянув на жену, потом усмехнулся:
 – Ах, да! Камеры. Пойдём в спальню. Посмотришь, что тебе купил.
Зайдя в спальню, Ирма увидела большую корзину алых роз, стоящую возле стола. Гортон взял со стола коробочку, достал колье и, подведя жену к зеркалу, попросил, чтобы она приподняла волосы. Когда колье заискрилось многочисленными гранями брильянтов на её шее, он отошёл на шаг, желая полюбоваться произведённым эффектом. Блеском он, конечно, полюбовался, только блеском украшения, а  не  её глаз.
 – Не нравится? – спросил муж, внимательно изучая выражение её лица.
 – Отчего же? Миленькая вещица, – ответила Ирма, пожимая плечами и отходя от зеркала. – Справедливее не мне её дарить, а какой-нибудь из твоих кормилиц. Они делятся с тобой кровью, жизнью и любовью.
Он подошёл, взял её левую руку, надел кольцо, усыпанное бриллиантами, и, вновь впившись пристальным взглядом, спросил:
 – Скажи, что ты услышала? Что так круто поменяло настроение?
Ирма хотела высвободить руку, но Гортон лишь крепче сжал её ладонь.
 – Я жду, Ирма.
 – Опять подглядывал? – поинтересовалась она. Он другой рукой притянул жену к себе за талию и, сузив глаза, тихо проговорил:
 – Осторожнее! Моё спокойствие может однажды закончится.
Ирма, насмешливо глядя ему в глаза, спросила:
 – Разве ещё не понял, что этого и добиваюсь? Любопытно посмотреть на алиуса без маски цивилизованности и лоска. Сама лгала пять лет и устала от этого. Хочу видеть таким, каков ты есть – хищным, безжалостным зверем, демоном крови.
У герцога загорелись зелёные огоньки в глазах. Одно его стремительное движение, и Ирма, пролетев через всю комнату, упала на кровать. Она перекатилась на бок и встала на четвереньки, как кошка, готовая к прыжку. Её затрясло – началась трансформация. В это время алиус снимал с себя пиджак, стягивал галстук, срывал рубашку.
 – Что ж… доиграем ту сценку, что начали на даче. Нас прервали – и так некстати! – оскалился полуобнаженный мужчина, поводя плечами, будто разминаясь перед сражением. Выглядело действо устрашающе: огромный детина играл бицепсами, показывая пару острых клыков. Но и метаморфоза, происходящая с худенькой милой девушкой, была не менее ужасной. Увеличивающаяся в объёме и обрастающая шерстью шея девушки разорвала колье. Лицо превращалось в морду зверя. Изменялось и само девичье тело, наливаясь мускулами, растягивая на себе одежду, которая трещала по швам.
В два прыжка герцог оказался возле окна и сдёрнул одну штору.
 – Хотела видеть, какой я? Смотри!
Гортон скрутил штору в жгут и поманил к себе превратившуюся в монстра девушку:
 – Ну, лапочка. Я жду.
Грозно рыкнув, монстр кинулся на алиуса.
Тот мгновенно уклонился.
Оттолкнувшись от подоконника, монстр с головой львицы кинулся вновь на герцога. Он, наклонив голову, принял мускулистое тело ламии на левое плечо и сразу же толкнул на пол. Прыгнув сверху, алиус попытался скрутить монстра жгутом из шторы.
Удалось.
Ламия извернулась и вцепилась в руку Гортона. Ещё бы мгновение и хрустнули кости, но ламия полностью не сомкнула челюсти, хотя руку мужчины из пасти не выпускала. А сидящий сверху алиус, морщась от боли, зашептал в мохнатое звериное ухо, выступающее между длинными светлыми прядями волос:
 – Маленькая, хочешь, чтобы муж стал инвалидом?
Монстр не издавал ни звука, дико кося большим голубым глазом с жёлтыми крапинками. Герцог взял в рот мохнатое львиное ухо, стал легонько покусывать, потом вновь зашептал:
 – А ушки у тебя ничего. Такие… пушистые и мягкие. Зверушка моя! Тебе открыть ещё один секрет? – спросил Гортон и, не дожидаясь от монстра ответа, продолжил:
 – В старинном фолианте прочёл, что детей алиусы с дочерьми Инанны делали именно в таком виде, в каком ты сейчас. Считай сегодняшнюю игру нашей тренировкой. Превращайся назад в хорошенькую девочку. Нам нужно поговорить.
Монстр разжал челюсти. Из ранок закапала кровь. Гортон ослабил хватку, обтёр концом шторы кровь и стал зализывать раненую  руку. Через несколько минут на ковре лежала девушка с растрёпанными волосами и в разорванном кое-где топике. Мужчина подождал, пока заживёт рука, освободил из пут жену и отнёс на кровать.
 – Ты выпустила всю злость? Что пустоголовые дуры  наболтали?
 – Ничего особенного, Игорь. Я тебя не люблю и с детства брезглива. Не лезь ко мне целоваться после них.
Муж тихонько рассмеялся:
 – Ха-ха-ха! Укол «я тебя не люблю» не достиг цели. Я не юнец с закомплексованным эго, кое в чём разбираюсь. Должен сказать, что мы стоим уже на пороге. Вчера ты лежала сонная на моём теле в ванне. Тебя мыл и зверски желал. Что же мне оставалось делать? Мне триста лет, и я давно не мальчик. Или забыла?
Ирма хотела что-то сказать и даже открыла рот, но он приложил палец к её губам.
 – Подожди! Ничего не говори. Послушай меня! Ирма, я понимаю… одно дело – знать, и совсем другое – услышать из чужих уст. Такое больше не повторится. Никогда!
 – Не уговаривай. Не собираюсь жить  рядом с твоим гаремом.
Он зарылся лицом в её волосы, целуя висок, шею, ухо и говоря при этом:
 – Я не уговариваю… Сегодня уедешь… а через два месяца… никакого гарема не будет. Будет… ну, вроде блока питания… Мне бы хватило сил… с тобой справиться… не говоря… о других женщинах.
Гортон лёг на спину, а жену положил на себя.
 – Смотри. Где бьётся пульс, там укуси, – сказал он, указывая пальцем место на своей шее.
 – Что? Ты с ума сошёл! Ни за что не стану кусать! – возмутилась она и хотела вырваться из объятий, но герцог держал крепко.
 – Почему?
 – Боюсь, – призналась герцогиня.
 – Ах, трусиха! – муж отпустил Ирму, потянулся к прикроватной тумбочке и в одном из ящичков нащупал коробочку, обтянутую синим бархатом. Он открыл коробочку и подал ей:
 – Вот, моя сладкая. Позавчера приобрёл для тебя.
 – Еще один подарок? – спросила она, с усмешкой заглянув внутрь.
 – Да, – ответил герцог, серьёзно глядя на неё. – Знаю, ты верна глупым принципам.
В коробочке лежал золотой кинжальчик длиной около пяти сантиметров. Его рукоятку украшал рубин. Камень окружало тонкое золотое кольцо. У кинжала были маленькие ножны, украшенные надписью на непонятном языке. К ножнам крепилась цепочка, а на самих ножнах имелась маленькая кнопочка, нажатие  на которую освобождало кинжал.
Герцог показал, как работает устройство кулона, и надел цепочку Ирме на шею со словами:
 – Этот кулон тебе нужнее бриллиантового колье. Теперь попробуй сама.
Ирма нажала на кнопочку и вытащила кинжальчик.
 – Коли сюда, – указал Гортон на локтевой сгиб своей руки, – если боишься в шею.
 – Зачем? – опасливо покосилась на него герцогиня.
 – Коли, говорю, не трусь! Сильнее вонзай! – приказал муж.
Она медлила, с сомнением переводя взгляд с кинжальчика на указанное место и на лицо мужа. Он, пристально глядя ей в глаза, медленно повторил приказание:
 – Давай коли! Ну?!
Ирма, сморщившись, уколола в то место, где под кожей просматривалась голубоватая вена. В месте укола появилась капелька крови, быстро увеличивающаяся в размерах. Она глянула ему в лицо, ища признаки боли, но Гортон скалился в улыбке.
 – Пей! – скомандовал он. – Всё не так страшно. Пей, моя сладкая, – повторил мужчина, другой рукой понуждая её наклониться к кровоточащей ранке.
Герцогиня припала губами к руке, а он, гладя её по волосам и спине, приговаривал:
 – Умница. Ещё глоточек… еще…
Ирма сделала три больших глотка и отстранилась.
 – Теперь залижи.
 – У меня не получится, – запротестовала она. – Я не вампир.
 – А ты попробуй, – настаивал Гортон. – Ты тоже иная. У тебя слюна особая. Нас люди называют вампирами, вас – ламиями. Давай друг друга уважать, не уподобляться им. Я – алиус, ты – ануммона, мы – муж и жена. Хорошо?
Она согласно кивнула и начала осторожно зализывать ранку. Ранка на его руке стала затягиваться.
 – Получилось, – констатировал Гортон, сверкая в улыбке ослепительно-белыми зубами. –  А сейчас моя очередь.
Ирма откинула волосы с шеи.
 – Нет, – покачал головой муж. – Не в этом месте. Из бедра.
 – Что? – вытаращила девушка глаза от удивления.
 – Привыкай, лапочка, – он легонько чмокнул её в губы. – Это самое сладкое место. Оттуда буду иногда лакомиться твоей кровью. Её вкус вскоре должен измениться, стать восхитительным.
 – Почему? – спросила Ирма, ожидая от герцога объяснений о своей двойственной натуре. Но он только сказал:
 – Моя кровь поможет быстрее завершиться процессу преображения, – и с этими словами  начал раздевать жену.
 – Там будет больно, – попыталась остановить мужа Ирма.
 – Ну, что ты, лапочка! Я тебя так заласкаю, что боли не почувствуешь, – успокоил алиус. Но Ирма, не доверяя алиусу, тянула время.
– Ануммона – это название моего вида?
 – Да, – ответил герцог и хотел поцеловать жену – она отстранилась с новым вопросом на устах:
 – А что за преобразование?
Он усмехнулся:
 – Дорога, чего ты боишься, а? Тянешь время, глупенькая. Расслабься, всё будет замечательно. Ты такой и останешься, толко станешь красивее, здоровее, сильнее и более похожей на нас.
 – Как?
 – Немного изменятся зрачки, улучшится зрение и нюх, посветлеет кожа. Через год ты перестанешь есть твёрдую пищу. Перестроится энергетика твоего тела. Вместе с тобой мы создадим новую расу. Это поможет преодолеть застаревший раскол портутан.
 – Кого?
 – По древней легенде, которая хранится не в умах алий, а под священным капищем прорицательницы Рэдайны, мы прилетели из созвездия Порту… Ну, успокоилась? – спросил герцог, приоткрывший лишь краешек тайны, и прижал к себе податливое тело женщины, осыпая его поцелуями.
Через два часа Гортон Вентру Остнорский на вертолёте отправил герцогиню на дачу, где уже поджидала куча охраны. Он был доволен, что быстро сумел загасить пламя семейного скандала, и извлечь из стычки немалые дивиденды. Ирма стала спокойнее реагировать на кровавый алийский образ жизни.
«Терпение и время, – скалился Гортон в улыбке, вспоминая сладостные минуты кормления и ласк. – Завтра скажу Карагену, чтобы подыскал для неё пару-тройку молодых здоровых парней. Один пусть будет массажистом, другого возьмём под видом тренера по фитнесу, а третьего – гонщиком или авто-слесарем. Ирме нужно привыкать питаться свежей кровью, чтобы произвела на свет здоровое потомство».
Сам герцог поехал на встречу с представителями арабских тайных организаций. Следовало подпустить братцу Вазару «красного петуха» под зад. Пусть занимается проблемами на своей территории и не лезет в семейные дела брата.

10
      
Сердце не плачь, в расставании тайна.
Поезд спешит, только это не мой. 
Мой под парами на станции дальней            
Ждёт лишь свистка для отправки домой.

Ирма тоже была довольна. На даче Гортон станет реже её посещать, значит, реже придётся себя контролировать, гоня из сердца и наслаждение, и чувство тревоги. Её мысли он уже не слышит, но заставляет пить свою кровь под благовидным предлогом продления жизни и молодости, укрепления здоровья. Но Ирма не была наивной девочкой, и прекрасно понимала, что герцог в большей степени это делает, чтобы контролировать её. За триста лет он, надо полагать, поднаторел в умении, сопоставляя лишь ощущения человека с происходящими событиями, определять, как человек к этим событиям относится и о чём приблизительно думает.
В этот раз она сыграла роль сносно. Муж ни о чём не догадался. Самое лучшее для неё – уединение. Пусть временно, пока Вазар перестанет чувствовать её ощущения. Но было и небольшое разочарование. Гортон полностью не раскрылся, сдержался, не показал демона с крыльями, которого она хотела увидеть.
В дверях герцогиню встречали Карина и Светлана. Обе улыбались, радуясь её освобождению из рук похитителей. Ирма обратилась к сопровождающему её начальнику охраны:
 – Олег Иннокентьевич, кто у нас будет исполнять обязанности Станислава Андреевича?
 – Завтра прибудет Валерий Викторович, помощник Станислава, госпожа.
 – Хорошо. Только прошу, не называйте меня госпожой. Для вас я – Ирма Генриховна. Пожалуйста, прикажите своим молодцам перенести вещи Светланы на второй этаж, в розовую комнату.
 – Будет исполнено, герцогиня.
 – Ваша Светлость… – к Ирме подошла Светлана.
 – Никаких светлостей. Поняла? – прервала её Ирма. – Так зови своего падишаха. А меня называй по имени отчеству. Это касается и тебя, Карина. Ах, девочки! Я соскучилась по вас.
 – Я буду жить с вами? – спросила Светлана.
 – Да, если согласна. 
 – Конечно, согласна! – улыбнулась блондинка. – Вам, наверное, будет скучно одной.
 – Светочка, я уже привыкла к одиночеству. Такие люди, как я, увы, на него обречены. Других мы подавляем энергетикой и эгоизмом. Но буду рада тебе. Мне нужна подруга, которая жила рядом с кровососами и знает некоторые правила их общества. Герцог подарил мне колье. Уж не знаю, сколько оно стоит. Случайно его порвала сегодня. Как наладят, так отдам тебе. Это моя плата за необходимость терпеть стервозную бабу и жить вдали от милого хозяина. А если будет совсем невтерпёж – только скажи, сразу отпущу.
 – Правда?! – обрадовалась девушка.
 – Да, дорогая! Иди, устраивайся на новом месте.
Светлана схватила руку герцогини и поцеловала. Ирма отшатнулась и рассердилась:
 – Сдурела? Света, лучше не зли меня! Этот дом теперь моя территория. Заискиваний, унижения и насилия я здесь не потерплю, поняла?
 – Да, Ирма Генриховна, – виновато пробубнила девушка, а герцогиня обернулась к Роталлу.
 – Верните всех кормилиц хозяину. Сегодня же! Кормление на моей территории запрещено. Это касается всех… и герцога в том числе.
Карина и Светлана пошли наверх собирать вещи, начальник охраны сообщать алиусам и кормилицам распоряжение новой хозяйки, а герцогиня решила посетить библиотеку и подобрать что-нибудь для чтения.
После ужина, вечерней прогулки со Светланой и чтения книги Ирма легла спать. Впервые за последние семь дней она спокойно заснула, не ожидая  происшествий. Сон, однако, ей приснился очень тревожный. Нет, не тревожный – страшный.
Она ехала в машине. Рядом сидел Роталл. Свернули с широкого шоссе на какую-то улицу. С правой стороны – светящаяся вывеска. Впереди, по левой стороне, высился девятиэтажный дом. Она разглядывала бетонную коробку дома и заметила, что над балконом шестого этажа ветер раскачивал привязанный к ограждению красный воздушный шарик. Вот шарик отвязался и тихо стал опускаться вниз. Он пролетел пятый, четвёртый, третий, второй этажи. Когда их машина поравнялась с домом, шарик достиг балкона первого этажа. И вдруг его буквально сдуло порывом ветра. Этот порыв ветра был рождён взрывом их машины. Боль, страх, чернота – и Ирма с криком проснулась.
Она долго ворочалась на огромной кровати, не имея возможности заснуть от беспокойства и напряжённости, сковывающей члены. Заиграла музыка на визифоне. Ирма посмотрела на экран – часы показывали семь тридцать утра. Звонил Гортон:
 – Доброе утро, маленькая! Не разбудил?
 – Нет, – ответила Ирма, зевнула и потёрла заспанные глаза.
 – Ты чем-то встревожена? – Лицо герцога было невозмутимым и свежим, широкие плачи обтягивала белая рубашка, правда, без галстука и наполовину расстёгнутая.
 – Приснился плохой сон.
 – И после него не можешь заснуть? Третий час подряд?
 – Игорь, если всё знаешь, зачем спрашиваешь?
 – Лежала бы рядом – давно бы спала. Тебя бы обнял, поцеловал, успокоил, прошептал на ушко сказку.
Ирма усмехнулась:
 – Хм. Как-нибудь без сказки постараюсь уснуть.
 – А ты приложи визифон к уху. Я буду шептать слова любви. Быстрее уснёшь, – уговаривал герцог.
 – Я бы с радостью, но боюсь, батарейка разрядится. И тебе пора по делам. Да… не забудь кормилице, что у тебя лежала под боком, прошептать слова любви, – сказала герцогиня и отключила мобильник. Зачем сказала ему про кормилицу, она сама не знала, просто лицо мужа показалось слишком спокойным и каким-то сытым.
Она решила сегодня вообще визифон не включать. Перед отъездом Гортон предупредил, что вечером соберутся представители знатных родов, чтобы поздравить их с помолвкой. Мероприятие будет проходить в ресторане «Ангеликос», в центре столицы, недалеко от апартаментов герцога. Ирма не горела желанием видеть всю великосветскую кровососущую свору.
«Ничего не поделаешь. Не родилась бабой-ягой – терпи. Но выслушивать целый день наставления от Гортона не собираюсь. Пусть только одна особь чего-либо скажет, поведёт некорректно или нагло посмотрит – превращусь в львицу и загоню подлых вурдалаков на потолок с ангелками. Плевать, если ему за меня будет стыдно. Надеюсь, тогда оставит в покое», – сердито думала она, настраиваясь на знакомство с теневой элитой столицы.
Часов с трёх пополудни Ирму начали готовить к предстоящему мероприятию. Её умащивали, делали эпиляцию, лечили волосы, стригли, наращивали ногти на руках и делали педикюр. В семь часов приехал Караген с Саликом, или Валерием Викторовичем. Они привезли вечернее платье цвета морской волны, туфли и драгоценности. Караген пошёл знакомить нового мажордома с прислугой, а Ирма с помощью Карины облачилась в платье и украшения. Колье смотрелось даже лучше разорванного, а браслет в виде змеи, тремя кольцами обвивший левую руку и сплошь покрытый бриллиантами, был восхитителен. Глаза змеи сверкали двумя изумрудами, а рубиновый язык колко холодил кожу.
В двадцать ноль-ноль на лимузине, присланном Гортоном, они выехали из ворот дачи. Ирма сидела сзади между Карагеном и Роталлом. Их сопровождали два автомобиля с охраной. Начальник охраны объяснил, что около девяти они будут на месте. Маршрут несколько минут назад проверили и ничего подозрительного не обнаружили. Ехали молча. Ирма с алиусами не хотела разговаривать, а мужчины к жене босса интереса не проявляли, зная, что у дамочки взрывной, непредсказуемый характер. Лучше при ней помалкивать – безопаснее будет. Алиусы смотрели по сторонам, а Ирма – вперёд.
Вдруг она увидела впереди и справа девятиэтажный дом, а на шестом этаже – болтающийся красный шарик, привязанный к перилам. Ирма глянула вправо – машина поравнялась со светящейся рекламой магазина.
 – Стойте! – крикнула она.
 – Что? – спросил Роталл.
 – Быстрее тормозите!
 – Что случилось, госпожа? – повернулся к ней Караген. Машина продолжала двигаться по инерции, притормаживая.
Шарик отвязался и полетел вниз.
Ирма с силой ударила Роталла в плечо:
 – Выходите!
Роталл открыл дверцу.
Шарик подлетел к пятому этажу. Ирма крикнула Карагену:
 – Хотите остаться живым? За мной!
Из машины выскочил Роталл и за руку стал вытаскивать Ирму. Длинное узкое платье и туфли на высоких каблуках ей мешали быстро двигаться. Охранник уже стоял на тротуаре с пистолетом наготове. С другой стороны, оглядываясь, выскочил Караген.
Шарик подлетел к четвёртому этажу.
Водитель замешкался, отключая двигатель. Герцогиня упала, сломав каблук и порвав платье. Язык змеи больно впился в руку. Караген большим прыжком перескочил через машину. Роталл подхватил герцогиню на руки.
 – В магазин! – велела она.
Шарик подлетел к третьему этажу.
Начальник охраны не понимал причины дикой паники, но импульс опасности, исходящий от женщины, принял как собственный, и действовал автоматически. Караген и охранник бежали сзади, прикрывая их своими телами.
Шарик подлетел ко второму этажу.
Роталл пушечным ядром залетел в магазин, сбил мужчину в дверях и старушку, идущую к выходу. Старушка запуталась у него в ногах, и он с размаху грохнулся на пол, выпустив Ирму из рук. Она кубарем покатилась по полу. На герцогиню ястребом упал Караген.
В этот момент на улице будто вздохнуло огромное животное, и в следующий момент витрина разлетелась множеством мелких стеклянных осколков.
Грохот, крики людей, осколки стекла.
Ирма, придавленная тяжёлым телом майордома, не могла пошевелиться. Но вот навалившееся тело исчезло, а над ухом прозвучали слова:
 – Больно ушиблись, Ирма Генриховна?
Это Роталл помог подняться Карагену и поднимал её. Ирме было, конечно, больно, но она осталась жива и спасла нескольких кровососов. Странно, но это радовало. Роталл, подняв её на руки, поблагодарил:
 – Спасибо! Вы нас спасли.
Она посмотрела на его серое лицо, измазанное пылью, разорванный пиджак, кровоточащую шею – и расхохоталась. Захохотал и Роталл. Кара – ген, отрясая с костюма пыль, пробурчал:
 – Вам весело, а охрана на том свете уже поёт «Аллилуйя».
Но, глянув на начальника охраны и герцогиню, тоже растянул губы в улыбке:
 – Да уж! Такие красавцы. Только в цирке показывать вместо петрушек. Давай подержу герцогиню! Звони боссу.
Ирма запротестовала:
 – Опустите меня на пол, Станислав. Я прекрасно могу стоять на ногах.
 – Нет уж, дорогая госпожа. Дайте и мне вас подержать. Не всё Олегу наслаждаться.
Ирма улыбнулась:
 – А вы с юмором, Станислав.
 – Разве? – Караген поднял брови и смешно выпучил глаза. – Наверное, думали о нас: тупое зверьё.
 – Ладно, не обижайтесь. Все мы не ангелы, – примирительно заявила девушка.
Роталл позвонил герцогу и описал обстановку. Потом сходил в подсобку магазина, принёс стул, полотенце и воду в небольшом тазике. С ним пришла менеджер – молодая светловолосая женщина. Алиусы оставили Ирму на её попечение и присмотр охранника, а сами пошли разбираться с последствиями нападения.
Не успела менеджер, полностью отереть лицо, руки и левую, всю в ссадинах, ногу Ирмы – запиликала сирена. Приехал Гортон с охраной. Он стремительно ворвался в магазин, отодвинул женщину-менеджера и подхватил Ирму на руки:
 – Цела?
 – Почти, – ответила она, радуясь его приходу.
 – Поехали домой. Врач уже ждёт, – сказал он, пробираясь к выходу. А на улице, обходя тела раненых и прижимая её к себе, посоветовал:
 – Не смотри по сторонам. Тебе это не нужно.
Девушка спрятала лицо на его мощной груди, обтянутой батистом белоснежной рубашки. Но когда уселись в машину, она увидела куски тел и металла, кровь и три искорёженных догорающих автомобиля, причём их лимузин был разорван пополам. В воздухе стоял запах гари.
Дома герцог то заходил в ванную, посмотреть на самочувствие жены, которую мыла Анна, то выходил в спальню, то его разъяренный голос звучал издалека, наверное, из кабинета. Он постоянно куда-то звонил, кричал, выслушивал ответы, отдавал приказания.
Когда Ирма ещё находилась в ванне, зашёл Роман Витальевич и  попросил выпить горьковатую желтоватую жидкость из мензурки. Ирма выпила и вскоре почувствовала, что засыпает.
Проснулась она ближе к обеду следующего дня. Ещё побаливали мягкие ткани в местах ушибов, но ссадин, царапин и синяков не было видно.
Особняк казался почти вымершим. Гортон уехал разбираться с возникшими проблемами и текущими делами. Третий этаж пустовал. На втором этаже находилась только она да горничная Анна, притихшая как мышка. Лишь на первом – очень редко слышалось поскрипывание дверей и тихие голоса.
Ирма позвонила в колокольчик, чтобы горничная принесла завтрак – спускаться в большую пустую столовую не хотелось. После завтрака она пошла в библиотеку, хотелось узнать последние новости из Сети.
На первом месте стояло сообщение о покушении на жизнь известного бизнесмена Игоря Бахметьева. Сам Бахметьев и его ближайшее окружение остались живы, а восемь человек охраны и два водителя погибли. Один человек – предположительно личный шофер Бахметьева – в тяжёлом состоянии был доставлен в больницу, но ночью, после операции, его забрали на долечивание в частную клинику. При взрыве пострадали и прохожие. Четверо находятся в реанимации в тяжёлом состоянии. Ещё двое получили ранения средней тяжести. Несколько человек обратилось в медицинские учреждения столицы с мелкими осколками стёкол в различных частях тела. Правоохранительные органы считают, что покушение связано с коммерческой деятельностью бизнесмена.
Под сообщением находилось около семидесяти комментариев. Все высказывания сводились к одному:
«Один буржуй заказал другого. Чтоб они друг друга перебили, и тогда в стране станет свободнее дышаться народу».
Ирма горько усмехнулась:
«Раньше, читая подобные новости, думала почти так же. А заказали не Игоря Бахметьева из-за передела бизнеса, а провинциальную девчонку, лишь за гипотетическую угрозу спокойствию чванливой элиты. Грустно, что везде я – лишняя».
Ей было ясно, что Хранители начали открытую борьбу с господством кукловодов закулисья. А что это были они, у девушки не возникало сомнений. Серьёзность их намерений она хорошо поняла ещё там, в подвале.
«Они не оставят в покое, пока не погибну, или не откажусь от брака с Гортоном. Если бы герцог понял и отпустил. Но – нет! Он поглощён воплощением плана: стать самому или через сына верховным правителем, этаким царём всея Земли», – покачала она головой.
Заглянув в «почтовый ящик» Ирма увидела письмо от Одинокого волка. Короткое сообщение пришло полчаса назад. Он написал:
«Через два дня по семейным делам прилечу в Мазгову. Как мы можем увидеться?»
К письму прилагалось фото высокого молодого парня во весь рост. Фотография небольшая. Парень одет в голубой спортивный костюм, держится за поручни то ли яхты, то ли катера. Черты лица правильные, волнистые тёмные волосы забраны в хвост.
«Красивый, фигура спортивная. Но его ли это фотография? – подумала Ирма. – Чего от меня нужно? Захотелось познакомиться с вампиркой? О, Сетх! Никак не привыкну называть их алиями, в мозгах засело вампир – и всё тут... Смешной мальчишка. «Как мы можем увидеться?» Интересно и мне – как? Он хоть представляет, что страна огромная? Или думает, что она состоит из одной столицы? А находилась бы сейчас дома – прилетел бы поболтать на часок? Впрочем, зачем его обвинять? У меня нет ни фотографий, ни города проживания – лишь страна, возраст, и ник Недотрога».
Ирма напечатала и отослала сообщение:
«Не знаю. Проблема сложная».
Вскоре пришёл ответ:
«Почему?».
Она ответила:
«Я замужем».
Одинокий волк написал:
«И что из того?»
Она ответила:
«Прилетишь – позвони по этому номеру. Надеюсь, увидимся. Мне нужно сбежать от охраны».
От Одинокого волка пришло последнее сообщение:
«Обязательно позвоню и выкраду тебя. До встречи».
Сообщение от парня немного развеяло грустные мысли:
«Надо же, какой храбрец? Выкрадет. Попробуй!»

***   

Небмаат с перевязанной рукой сидел на веранде, подставив больное плечо солнцу.
 – Твоя идея, Нофферех, с треском провалилась. Шуму много, а результатов – ноль. А я предупреждал. Ведьма все твои замыслы раскусила – на раз. Сам подумай. Хепруамин был преданным нашему делу Хранителем. Как встретился с ней – слетел с катушек. Он теперь, что щенок в её руках. Накинула поводок: куда захочет – туда и поведёт.
 – Не понимаю. Как он мог простить ей убийство? – сказал высокий статный мужчина с орлиным носом и щёточкой усов над полными губами.
 – Благодарение богам, чтобы никогда этого не узнал, – ответил Небмаат. – Изломает, изомнёт, высосет, как виноградину, и выплюнет кожурой.
 – Что же делать? – спросил Нофферех.
 – Сейчас нужно действовать тихо и умно. Гортон рвёт и мечет. Поднял все спецслужбы. А представь, если его поддержит Вазар? Он знает о нас всё. Все офисы, явки, проходы. Послушай, наша первейшая задача – разорвать брак Гортона с ведьмой и отобрать «ключ» у Вазара. Я в этом направлении уже кое-что сделал. Человеку из окружения Альмента дал задание внушить сыну Вазара мысль, мол, дядя нуждается в помощи для борьбы с нами. Они с Гортоном раньше неплохо ладили. Тот старался внушить племяннику свои идеи об официальном статусе правителей, через уничтожение нашей организации, отмену демократических институтов и уничтожение почти всего тяжёлого вооружения под красивым лозунгом благоденствия человечества без войн, кризисов и болезней. К тому же я пересмотрел наш взгляд на ведьму. Её не следует уничтожать. Она – наше секретное оружие против алий. Представь теперь диспозицию. Альмент – молод, амбициозен, гормоны играют – вдруг встречается с нашей ведьмой – молодой, красивой, обладающей чарующим голосом да ещё такой необычной. У молодых найдётся больше точек соприкосновения и различных интересов, чем у трехсотлетнего алиуса с двадцатипятилетней девушкой. А с другой стороны… сможет ли Хепруамин-Вазар смириться с тем, что сын пытается у него отнять возлюбленную, ради которой пошёл на смерть? И закружится у них карусель, и запылает пожар, успевай только дровишки подкладывать. А ведьме я подкину решение некоторых  проблем.
 – Каких?
 – Она думает, что её хотим уничтожить. Так?
 – Ну…
 – Твой неудачный «бубух», как нельзя лучше, нам на руку. Дам ей понять, выкрадет перстень у Вазара и нам отдаст – преследовать перестанем.
 – Отлично, Небмаат! Всегда восхищался твоей мудростью, магистр, – ответил с поклоном Нофферех.

***       

Через день Ирма с большим трудом упросила мужа отправить её на дачу. За две ночи он истомил её ласками, а за два дня надоел постоянными звонками. Если бы не было Вазара – внимание герцога доставляло бы удовольствие, а любила бы Гортона – порхала бы от счастья. Но она его не любила, а мысль о Теймуре-Вазаре обгладывала сердцевину души прожорливым червяком, оставляя там пустоту и боль. Девушка устала себя контролировать. Временная передышка – вот о чем она мечтала.
Через час после приезда зазвонил визифон. Не глядя на экран, Ирма раздражённо пробурчала:
 – Слушаю тебя внимательно. Уже соскучился?
 – Соскучился. Даже не сомневайся, – ответил незнакомый мужской голос. Экран визифона оставался тёмным, только высвечивались цифры номера, так как звонок не относился к разрешённым.
 – Кто это? – растерялась девушка.
 – Одинокий волк. Или не ждала моего звонка?
 – Честно говоря, нет.
 – А я летел через океан с надеждой. Так хотелось услышать твой голос, увидеть настоящую ведьму, пьющую кровь.
 – Послушай, Одинокий волк, или как там тебя? Всё это глупости. Просто… забудь!
 – Прошу, не разочаровывай! Я так надеялся.
 – А не побоишься?
 – Не побоюсь.
Ей тоже захотелось увидеть парня и «преподать урок самонадеянному сопляку». Об этом ей стал нашёптывать голос через внутренний диалог. В девушке будто проснулся бесёнок, подталкивающий к встрече. Матильда хотела, чтобы встреча состоялась, но Ирма опасалась провокации. А голосок шептал и шептал, что золотая клетка похожа на склеп, и лучше год прожить в провинции свободной, чем тридцать лет добровольно провести в столичной тюрьме; что от судьбы не убежать и не скрыться, и лишние волнения относительно покушения – глупость; что своим чувствам нужно доверять, если на ближайшее время они не сулят неприятностей; что она – молодая девушка, а не столетняя старуха, и должна общаться с молодёжью, не киснуть рядом с трёхсотлетним упырём, который, видимо, забыл, что такое шутки и приколы. И она сдалась, решившись на встречу.
 – Хорошо, – сказала герцогиня и указала место, спросив:
 – Найдёшь?
 – Найду. А как тебя узнаю?
 – Девушку на чёрном байке, думаю, узнаешь.
 – До встречи, – ответил Одинокий волк и отключил соединение.
Ирма спустилась на первый этаж. Следовало поговорить с Роталлом. Но начальника охраны не нашла, он пока не вернулся из города. Роталл разрывался между ней и хозяином. За охраной герцогини нужно было постоянно следить – так неукоснительно требовал Гортон. Но и хозяину требовалась его помощь в расследовании покушения на жену. Без распоряжения Роталла Ирму за ворота не выпускали – герцог дал прямые указания на этот счёт. Это был очередной компромисс: послушность Ирмы в обмен на проживание за городом.
В ожидании начальника охраны она через визифон вышла в Сеть, чтобы за пару минут почитать ленту новостей и сообщений из своего «почтового ящика», ведь Светлана уехала с одним из охранников навестить подружек-кормилиц, а одной слоняться по поместью, занимая себя ненужными делами, – скучно. В «почтовом ящике» появилось «письмо» из разряда сомнительных. К ней часто забрасывали разный спам в виде приглашений на порно-сайты или в сетевые магазины. Она хотела сообщение удалить, но прочла имя отправителя – Небмаат. Хранитель ей написал:
«Доброго здоровья, Людмила Георгиевна! Не подумайте, что пожелание – издёвка. Желаю Вам доброго здоровья от всей души. Та неприятность, которую Вам устроили, – предупреждение. У меня есть деловое предложение. Заберите перстень у принца и отдайте нам, а мы Вас оставим в покое. Когда перстень будет у Вас, позвоните по этому номеру и назовите свою настоящую девичью фамилию. Укажу, как перстень переправить нам. Даю Вам на размышление и работу два месяца. В течение этого времени можете не переживать за свою жизнь.
С поклоном к Вам, Небмаат».
Ирма письмо удалила.
«Не иначе – провокация, – подумала она. – Хочет, старый лис, притупить бдительность. А если… правда? Перстень им намного важнее меня. Мда… Где увижу Вазара? На свадьбе? Она как раз через два месяца. А как его забрать? Проблема».
Экран визифона стал темнеть: слишком долго она держала его в руках. Ирма его отключила и пошла одеваться. Следовало быть готовой к моменту появления Роталла.
Вскоре послышались тяжёлые шаги. В дверь постучали.
 – Войдите! – подала голос герцогиня.
 – Вы меня искали, Ирма Генриховна? – спросил Роталл, входя в спальню.
 – Да, Олег Иннокентьевич. Мне хочется развеяться, прокатиться на мотоцикле по посёлку.
 – Ирма Генриховна, – укоризненно посмотрел на неё начальник охраны.
 – Олег, пойми меня! – заговорила она убеждённо. – Я не древняя старуха, чтобы целыми днями читать книжки.
Начальник охраны пристально глянул ей в глаза и махнул рукой:
 – Ладно. Поедете с двумя машинами охраны. Но только по посёлку. Полчасика и домой.
 – Спасибо, Олег Иннокентьевич, – улыбнулась Ирма обольстительной улыбкой. – Вы – душка.
Она покаталась немного по посёлку, постояла, будто прощаясь,  у своей любимой сосны. Потом направилась к особняку, но на подъезде к нему выжала скорость до упора и вскоре вылетела на шоссе, петляя между транспортом, оставив позади машины с охраной. Подъезжая к месту, где указала ждать Одинокому волку, она увидела стоящий у обочины внушительных размеров мотоцикл, а рядом – байкера в куртке с блестящими заклёпками и замками. В руке парень держал черный шлем со слегка затемнённым стеклом. Проносясь мимо, Ирма посигналила. Одинокий волк просигналил в ответ и, вскочив на железного коня, поехал следом. Он быстро её догнал, а перегнав, стал указывать дорогу. Когда шоссе пошло на поворот, он свернул на второстепенную дорогу. Проехав по ней с километр, они ещё раз свернули. Вскоре Одинокий волк остановился, заглушил мотор, снял шлем и подошёл к ней.
Ирма увидела высокого молодого парня с фотографии. Ему на вид было лет восемнадцать – двадцать. Широкоплечий, с удлинённым овалом лица, тёмными крыльями бровей, прямым тонким носом, взглядом прищуренных зеленоватых глаз, завитками волос над высоким лбом – таким предстал перед ней знакомый из Сети. Он походил на спортсмена-баскетболиста, когда бы ни являлся… алиусом.
 – Привет!  – оскалился он в белозубой хищной улыбке.
 – Привет! – сказала Ирма, снимая шлем.
Лицо алиуса осталось невозмутимым, только немного расширились зрачки, указывая на сильную эмоцию, вероятно, удивление.

11

Не увлекай меня в мечтания напрасно,
Ведь я не дева из волшебно-дивных снов.
Я – птица осени, гонимая ненастьем,
В борьбе забывшая, что где-то есть любовь,
И разучившаяся быть при ком-то слабой,
Дрожать от нежности натянутой струной,
И неузнавшая, как быть простою бабой
И изливать свои несчастия слезой.

 – Чем  мальчик так удивлён? – спросила девушка, слезая с мотоцикла.
 – Обворожительной красотой, – соврал алиус, но за эту ложь ему не было стыдно – девушка действительно была хорошенькой. Ему не хотелось признаваться, что знает, кто она такая. Не раз видел, как отец подолгу рассматривал её портрет, висящий в кабинете, и ещё картину «Бесприютная душа» этой странной художницы. А однажды оставшись в кабинете один, случайно бросил взгляд на картину, и ему показалось, что на страдающем лице прекрасного ангела зашевелились губы. Парень потряс головой, отгоняя видение, и вновь глянул на полотно. Сомнений не было – ангел шептал. Альмент по движению губ даже понял слово, которое шепнул ему ангел – «помоги». Молодому алиусу стало неприятно одному находиться в комнате с шепчущей картиной, он вышел и больше не оставался один в отцовском кабинете. Тогда он и понял слова матери, после приобретения картины «Ангел и Бес» переехавшей жить из столицы Альбиона Чендина в родовое поместье Кейп-Фокс, расположенное в северной части Вест-Инди. Она на прощание сказала:
 – С ведьмой мне не тягаться. Свои обязательства перед родом и короной  выполнила. Больше мне здесь делать нечего. Не попади, сынок, под влияние  печальных глаз. Пусть отец несёт свою ношу. У него плечи шире и опыта больше. Тебя она сломает как прутик.
Потом отец улетел за художницей. Вернулся без неё, но совершенно другим. Мать тогда сказала, что это ведьмины чары. Отец их переборол и вновь стал самим собой. Однако три дня назад Вазар вызвал сына в Чендин и попросил оказать помощь в одном непростом семейном деле. И лишь тогда Альмент понял, насколько глубоко ведьма запустила когти в сердце отца. Он согласился с предложением, ведь отец такое не мог доверить никому. Если бы правда выплыла наружу, то пошатнулся бы политический имидж их семьи, что грозило потерей власти не только Вазару, но и Альменту. Собираясь в Русинию с непростым заданием, он даже не подозревал, что девушка, печатающая стихи под «ником» Недотрога, – та самая ведьма, ради которой прилетел. Мало ли девчонок, пишущих ему любовные послания в блог и именующих себя ведьмами, вампиршами, дочерьми Сетха? Он с ними переписывался, приезжал на свидания, но они оказывались обычным девушками, чаще – готками. С ними он проводил несколько ночей, кутил, занимался крутым сексом, пил кровь, а потом стирал воспоминания и расставался, забывая навсегда. Но эта усмехающаяся девчонка в синем комбинезончике, обтягивающем стройную фигуру, была настоящей ведьмой, взявшей в полон сердца двух облачённых властью, высших алиусов. И в голове Альмента вертелась мысль:
«Осторожно! Она опасна. Хотя с первого взгляда и не скажешь», – думал он, разглядывая художницу.
 – Мальчик, – сказала девушка. – Я не люблю слащавых комплиментов. Алиусу говорить подобное тем более не к лицу. В словах не чувствуется восхищения. И получается не похвала, а насмешка.
Её грудной голос был завораживающим, как и большие голубые глаза с поволокой.
 – Не находишь себя красивой? – спросил Альмент.
 – Нет, для человека я, наверное, красива. Но алийки, полагаю, более совершенны.
Молодой алиус впился в глаза ведьмы пристальным, немигающим взглядом, говоря:
 – Алийки, как и человечки, – разные. Но гордые и холодные. А от тебя веет теплом жизни и чувств.
Ведьма обошла его кругом и стала за спиной.
 – Зря стараешься, мальчик. На меня ваш гипноз, сдобренный лестью, не действует. Ты приехал за моей кровью или экстримом?
Парень резко обернулся:
 – Конечно, за экстримом.
 – А зачем повернулся? – спросила ведьма.
Альмент смутился:
 – Мало ли что у тебя на уме. Ты назвалась ведьмой.
Ведьма мило улыбнулась:
 – У меня на уме только одно – раздеться. А ты что подумал?
У молодого алиуса загорелись зелёные огоньки в глазах:
 – Хотелось бы посмотреть на это.
 – Вот как? – усмехнулась Ирма и медленно двинулась вокруг него, пристально глядя в глаза. – За просмотр придётся заплатить.
Парень тоже медленно поворачивался, наблюдая за её движениями. Девушка, с грацией кошки, прошла ещё несколько шагов и немного расстегнула комбинезон.
 – За стриптиз заплатишь своей кровью, вампирчик. Готов? – спросила она, лукаво улыбаясь, и медленно оголила вначале одно плечико, потом другое.
 – Готов! – с вызовом ответил Альмент.
 – Смотри, вампирчик! Уговор дороже денег, – почти пропела ведьма низким грудным голосом.
Она, извиваясь всем телом будто змея, медленно стянула с себя комбинезон вместе с кроссовками. Альмент нервно сглотнул – девушка была без нижнего белья. Потом ведьма постояла несколько мгновений обнажённая, томно наклоняя голову то в одну, то в другую строну, поводя плечами и притягивая его страстным взглядом расширившихся зрачков. Он не выдержал и сделал к ней один шаг, а ведьма вдруг сорвалась с места и исчезла за кустами. Молодой алиус растерялся, не зная, бежать за ней или подождать, когда девушка вернётся. Ели бы она была обычной девчонкой – он бы побежал, но от ведьмы можно ожидать любого коварства. Через несколько минут из-за кустов вышла… львица с пышной гривой человеческих волос.
Алиус застыл, несколько секунд не двигаясь, смотрел в большие голубые глаза зверя, а потом оскалился в улыбке. Он вдруг понял, отчего ангел на её картине просил о помощи; отчего у неё грустные глаза и грустные стихи – она не человек и не алия – другая, она – оборотень, и от этого страдает.
 – Можно тебя погладить? – спросил Альмент. Львица стояла спокойно, только легонько била хвостом из стороны в сторону.
 – Ты миленькая и в образе львицы, – сказал Альмент и стал медленно опускаться на корточки. Альмент смотрел на зверя во все глаза, улыбка-оскал не сходила с лица, но клыки не удлинялись, что указывало на бесстрашие парня и отсутствие агрессивных намерений. Поведение молодого алиуса Ирме импонировало. Львица подошла к нему почти вплотную, и тогда он погладил её по волосам и почесал за ухом. Львица заурчала, а потом, отступив назад и немного присев, перепрыгнула через парня и побежала по лесу. Он расхохотался и побежал следом.
Они бежали параллельными курсами на расстоянии трёх метров друг от друга по берёзовым перелескам. Приблизительно через километр выбежали на большую ровную поляну, покрытую молодой травой, в которой желтели глазки одуванчиков. Алиус с разбегу прошёлся колесом, плюхнувшись на мягкий ковёр из молодой травы. Он смотрел, как подбежала львица, обошла пружинящим шагом вокруг него и легла в траву неподалёку. Он повернулся лицом к зверю:
 – Мне понравилось, а тебе?
Львица посмотрела на него, облизнула нос розовым языком, показала свои большущие зубы, будто улыбаясь, и перевернулась на бок, мордой к нему. Она часто дышала, а между лап виднелась белая мягкая шерсть брюшка. Альменту захотелось погладить эту шёрстку, так захотелось – ладони зачесались. Он тихонько пододвинулся ближе к зверю.
 – Можно погладить брюшко? – спросил он, скалясь в улыбке. – Чуть–чуть, пожалуйста!
Львица смотрела на молодого алиуса большими голубыми глазами, часто дышала, но недовольства не выказывала. Тогда он осторожно протянул руку и погладил мягкое тёплое брюшко, потом почесал зверя за ухом.
 – Ты – прелесть! Просто восхитительна!
Ирма видела в его глазах неподдельный восторг.  Это смешило: молодой алиус, как маленький мальчик, игрался ею, словно большой мягкой игрушкой, подаренной на день рождения. Вдруг её чуткие уши уловили стрекочущий звук – где-то вдалеке летел вертолёт. Львица перевернулась на живот и затряслась в трансформации.
 – Ты чего? – удивился Альмент, но быстро понял, что она превращается в человека. Вскоре рядом с ним лежала обнажённая девушка.
Он опять протянул руку и погладил её шелковистую белую кожу от плеч до поясницы. Он бы продолжил исследование и дальше, но девушка перехватила его руку:
 – Закати губу, алиус. Слышишь стрекотание? Летит вертолёт, а в нём мой разъярённый муж. Беги скорее за моей одеждой.
 – А ты? – спросил парень.
 – Спрячусь в кустах. Мотоциклы заведи в лес. Иначе нам несдобровать, если попадёмся.
Он побежал за одеждой, а Ирма, спрятавшись в кустах, сочиняла историю о том, как ей захотелось побегать на природе в зверином теле. Её она хотела рассказать Гортону по возвращению.
Вертолёт летел низко над лесом и вскоре должен был появиться над поляной. В этот момент чьи-то сильные руки обняли и потянули девушку дальше в лес. Перед глазами всё стало расплываться и исчезать в сером тумане. Ирма вскрикнула и закрыла глаза, а открыв, – увидела пальмы, бирюзовую гладь морского залива, услышала шелест волн, ощутила чьё-то мускулистое тело, тесно прижавшееся к ней.
 – Зая, сильно испугалась? – услышала она знакомый голос.
 – Как не совестно, Ваше Высочество, воровать девушку в таком виде? – спросила Ирма, запрокидывая голову, чтобы увидеть лицо похитителя. Принц Крови развернул её к себе лицом.
 – Почему мне должно быть совестно? Мы пять лет знакомы, и обнажённой тебя видел не раз.
Вазар прижал к себе девушку и поцеловал. Она отстранилась и подозрительно посмотрела ему в глаза.
 – Вообще-то, мы знакомы меньше недели. И вижу Вас, Ваше Высочество, второй раз, не считая посещения больницы. Отвечайте! Сколько раз ко мне приходили? В каком виде я была?
 – Неа, не скажу, – оскалился Вазар, сверкая ровными рядами ослепительно белых  зубов.
Девушка ударила кулачками по его мощной груди:
 – Нет, греховодник! Говори немедленно! Что со мной делал?
Хитрая улыбка – если можно так назвать оскал хищника, задумавшего поиграть с добычей, – не сходила с уст мужчины. Он закатил глаза, будто припоминая что-то очень приятное:
 – Делал такое, от чего твои щечки покроет румянец. И делал много, много раз, ведь ты находилась в моей власти.
 – Подлый алиус!
Вазар расхохотался:
 – Ха-ха-ха! Детка, что с тобой тогда мог делать? Ты шаталась, будто травинка на ветру. Вся зелёная, худенькая. На тебя можно было только смотреть и плакать.
 – Ты плакал? – девушка обняла его за плечи, пристально глядя в глаза. Лицо принца стало серьёзным:
 – Был бы человеком, наверное, плакал. Я терзал свою руку и поил тебя кровью. Боль помогала не расплакаться, как девчонке.
Ирма поднялась на цыпочки и поцеловала алиуса в губы.
 – Я тебя люблю, – прошептала она. Вазар подхватил Ирму на руки и закружил:
 – Зая, мне стоило умереть, чтобы услышать эти слова.
Он, сжимая в руках дорогую ношу, пошёл к воде.
 – Хочешь, сейчас тебя…
 – Утоплю, – закончила за него Ирма.
 – Ты всё такая же торопыга. Не утоплю, а покатаю.
 – Как большой чёрный дельфин?
 – Ага.
 – Большой чёрный дельфин, ты в одежде будешь плавать?
Он опустил её на песок, отвернул от себя и стал раздеваться.
 – Так не честно, – заныла девушка.
 – Не хочу пугать.
 – Размером? – спросила Ирма и захихикала.
 – Ну, держись, зайка-зазнайка! – принц подхватил её за талию, посадил к себе на плечи и вошёл в воду.
 – Ох, ты и силач! – восхитилась девушка.
 – Нравится?
 – Очень!
Он зашёл в воду по грудь, вновь взял девушку за талию и, чуть пригнувшись, бросил в воду. Ирма с визгом начала барахтаться в воде, а он, нырнув в волну, вынырнул рядом с ней. Взяв за руку, алиус одним быстрым движением закинул её себе на спину.
 – Держись крепче за шею.
Она сцепила руки в замок и обвила ногами крепкое тело мужчины, а принц мощными гребками поплыл навстречу волнам. Она целовала его мокрые волосы и шептала:
 – Я люблю тебя.
Он грёб, шумно дыша, и на выдохе говорил:
 – Ещё!
 – Я очень люблю тебя.
 – Ещё!
Тогда Ирма закричала:
 – Я очень, очень люблю тебя!
 – Теперь… верю, – сказал её «большой сильный дельфин».

Когда они полулежали на плетёных креслах под разноцветным тентом и потягивали коктейль, Ирма спросила:
 – А на острове больше никого нет?
 – В этой части острова никого.  А что?
 – Неприятно. Вдруг кто-то нас увидит раздетыми?
 – Пусть смотрят и завидуют, – сказал Вазар, протянул руку и погладил девушке  коленку.
 – А папарацци?
 – Этих проныр на моём острове нет. Кстати, мне не понравилось, как заигрывала с моим сыном. Он тоже, конечно, фрукт. Видишь ли, стриптиза ему захотелось.
 – Постой! – Ирма отставила бокал с коктейлем. – Игорь говорил, что у тебя сын – подросток.
 – Братец, как всегда, солгал. Роберт закончил обучение и стал самостоятельным мужчиной.
 – И ты всё слышал и видел?
 – Да, поэтому решил тебя быстренько умыкнуть. Я послал сына в Мазгову с одним поручением, и удивился, что он так быстро тебя нашёл.
 – А ты как нашёл? – уставилась девушка на любимого мужчину. Конечно, он не походил на Теймура, но внутри был им, ей хотелось в это верить.
 – За дачей постоянно велось наблюдение с земли и из космоса. Мне следовало раньше тебя забрать, когда впервые почувствовал твой страх. Но подозревал, что в спальне брат установил камеры наблюдения. А когда Хранители стреляли в ваши машины, тогда по-настоящему испугался. Решил, при первой возможности тебя выкрасть.
 – Надеюсь, принц, после не станете жалеть часов безумства, посвященных мне, – спросила Ирма глядя в сторону. Похищение она не воспринимала серьёзным, обдуманным поступком Вазара-Теймура. Оно походило на лихую дерзость влюблённого, тоскующего по предмету обожания. И за эту дерзость им придётся расплачиваться. Она уже не была импульсивной молоденькой девчонкой, какой её помнил Теймур. Ирме хотелось стабильных и ровных отношений, при которых женщина желает стать матерью, чувствуя защищённость свою и своего ребёнка.
 – Не понял? Каких часов? – удивился принц Крови.
 – Мне нужно вернуться назад. Ты же знаешь… – начала она, но Вазар не дал ей закончить.
 – Что? – он возмущённо развёл руками и уставился на девушку недовольным взглядом хищных глаз. – Решила, что похитил на время? Нет, ты вновь меня убиваешь! Кто час назад кричал: «Я очень люблю тебя», а? И после этого должен отпустить тебя? к нему?!
 – Но у тебя будут неприятности, и у меня – тоже… – начала Ирма втолковывать своё понимание ситуации, но мужчина, протянув руки и перетащив её к себе на колени, перебил словами:
 – Детка, в прошлой жизни наши проблемы решила разрулить ты. Что из этого вышло – мы оба знаем. Позволь в этот раз решать мне.
 – Триста лет опыта? –  фальшиво изумилась девушка.
 – Триста тридцать, плюс двадцать пять и ещё плюс… Короче, не будем уточнять.
 – О, да ты – древний человек, почти мумия. С таким даже страшно целоваться, не то, что лечь в постель, – пошутила она.
Принц поднялся вместе с ней и направился к дому, нашёптывая девушке на ушко:
 – Вот и проверим: страшно или приятно?
 – Осторожнее, Теймур! Забыл, чем закончились прошлые эксперименты? – хотела образумить любовника Ирма, но он только хмыкнул и занёс её в спальню, окна которой были открыты, и лёгкий морской бриз шевелил прозрачные шторы.
 – А этот эксперимент закончится хорошо, – сказал принц укладывая её на кровать. – В этот раз ты сказала волшебное слово – «люблю». Надеюсь, не сказала то же самое брату?
 – Как тебе не стыдно? – с укором взглянула она на Вазара.
Принц Крови не ответил, а взял в руки её кулон.
 – Брат подарил?
 – Да.
 – Что же, ему в практичности не откажешь. Вынимай кинжальчик.
Девушка нажала на кнопочку и вынула золотой кинжал.
 – Коли!
Ирма уколола и припала к его левой руке. Высший алиус гладил её по плечам, спине, ниже спины, и в его глазах загорались зелёные огоньки возбуждения.
 – Уже не боишься крови как раньше? Привыкла? – спросил он, и в его голосе ей послышались ревнивые нотки. Ирма успела сделать всего два глотка и, быстро зализав ранку, отстранилась со словами:
 – Отправь меня домой, пожалуйста!
Зажгло в груди – он уязвил её в самое сердце, ведь за ревностью легко угадывалось мнение о ней, как о легкомысленной, неразборчивой особе. То, что она ему когда-то уступила под напором шантажа, он истолковал, видимо, именно так. 
 – Прости! – он прижал её к себе. – Обидел не нарочно. Вырвалось.
Она покачала головой:
 – Твоё молчание ревность не излечит. Зачем напоил меня кровью в подвале? Хотел сделать больно?
 – Я тогда был сам не свой.
 – Не лги! Сделал специально, чтобы сторонилась Гортона.
 – Мне не будет прощения? – спросил принц заглядывая герцогине в глаза.
 – Видишь ли… Мама мне не раз говорила, что все мужчины – дети.
 – У тебя была мудрая мама. Детка, давай забудем о прошлом, – предложил он.
 – Давай, – согласилась Ирма, но сама подумала: «Легко сказать – забудем. Прошлые обиды станут вторгаться в мысли и чувства. Мы слишком разные. С Гортоном разрешилось бы легко. Помахали друг другу ручкой – и прощай! Между ним и мной нет любви, нет прошлого.  С тобой, любимый, расставаться будет очень больно».
А в это время мужчина покрывал её поцелуями, но неожиданно остановился, внимательно посмотрел в лицо и спросил:
 – Почему в твоём сердце печаль?
 – Да так. Маму вспомнила, – солгала Ирма.
 – Не грусти, птичка моя. Я окружу тебя заботой и любовью, и из головки улетучатся все печали. Давай опять посетим твой мир сегодня. Будем охотиться, и… – Он многозначительно помолчал, потом заговорщицки подмигнул и зашептал ей на ушко: – Львиной паре пора обзавестись маленьким львёночком, а паре алий – ма-аленьким мальчиком.
Принц вновь заглянул ей в лицо, вопрошая:
 – Да?
 – Да, – улыбаясь, ответила Ирма. А что девушка могла ещё ответить? Скажи она: «нет» – он бы не понял и огорчился. А огорчений она ему доставляла в прошлом достаточно. И у Ирмы возник план: родить ребёнка и оставить Вазару. Большего она ему дать не могла, как не могла жить в его мире. Приблизительную модель отношений консервативного алийского общества к себе услышала из разговоров кормилиц в доме Гортона. Она не прежняя институтка, пренебрежения к себе не потерпит, а он, хоть и властный принц Крови, но, как известно, капля камень точит. 
«Можно представить, что скажут аристократки западной части королевства о ламии. Какие слухи и сплетни пойдут в кулуарах дворцов и замков», – промелькнула горестная мысль, но Ирма постаралась её отогнать, отдаваясь сладостному томлению, волной разливающемуся по всему телу от чудесных, незабываемых ласк алиуса.
Её ждал восхитительный вечер и необычная ночь приключений и любви. Ах, как давно это было! Охота и любовные игры с человеком-львом, теперь уже алиусом, но всё равно желанным, от прикосновений которого в ней дрожит каждая жилочка, каждая клеточка. Чувствовать его губы, нежное прикосновение рук. Взлетать на пик наслаждения, рассыпаясь вспышками восторга от движений его сильного гибкого тела. А потом лёгкой поступью хищницы идти с ним бок обок на охоту, прислушиваясь к ночным шорохам, всплескам воды, писку зверьков, вскрикам ночных птиц, вбирая в себя запахи разнотравья, леса, реки и сладкую тревогу добычи; насытившись, сладострастно растянуться на прохладных стеблях мягкого травяного ковра большой ленивой жёлтой кошкой, и переворачиваться, и кокетливо тянуться, и заигрывать, легонько трогая чёрного льва когтистой лапой.
Охота. Что может быть приятнее, что так разжигает огонь в крови у человека и хищника? Что так заставляет сладко замирать сердце в предчувствии удачи, в желании увидеть дрожь и сопротивление жертвы? Охота и любовная игра самца и самки, мужчины и женщины, похожая на сражение в завоевании территории, но приводящая к перемирию, дарующему новую жизнь.
Проснувшись утром, Ирма услышала часть разговора Вазара. Принц Крови стоял на террасе в белых хлопчатобумажных брюках, босиком и разговаривал с кем-то по визифону:
 – … Robert... Yes... with me. You can go home. Everything is fine. Yes... satellite images sent Chiron. I am glad that you did not leave... Let him try to prove otherwise. Fact on the face... And I am not worried. Well, give her my regards... everything.*
Правда она из этого разговора не поняла почти ничего – Вазар говорил по-английски, а девушка слабо знала иностранные языки, но подозревала, что принц разговаривал с сыном или с кем-то о сыне, услышав имя последнего.
Ирма повернулась и пошла в душ, но по дороге была подхвачена и занесена в душевую кабину.
 – Осторожнее, – сказала она, освобождаясь из его крепких объятий.
 – Косточки болят? – спросил любовник, встав с ней под струи тёплой воды.
 – Всё болит. – Ирма потянулась к махровой рукавичке, желая налить на неё гель для душа. Вазар остановил её руку:
 – Зачем рукавички? Сам осторожно намажу.
 – Вазар, только не начинай.
 – Не буду, – пообещал он, белозубо скалясь и размазывая гель по спине. – Сама виновата. Я предлагал больше выпить крови и сразу трансформироваться, а ты боялась опьянеть.
 – Какой бы львицей я была – пьяная?
 – Неважно. Сам бы поохотился и добычу тебе принёс.
 – Ополовиненную?
 – Ах, жадина! Боялась, что у козочки выпью немного крови? – он завернул её в махровую простыню и вынес из душа. – Извини, Зая! Оголодал без тебя за два с половиной года.
 – Это говорит Вазар или Теймур? – спросила герцогиня, вытирая мокрые волосы.
 – Генри Сомерсет, – откликнулся алиус из гардеробной, куда пошел одеваться.
 – Так тебя зовут в миру?
 – Да, – входя в спальню, подтвердил он.
 – А как мне называть? – поинтересовалась она, отложив в сторону полотенце.
 – Если для тебя, Милочка, дорого наше прошлое, можешь называть Теймуром, когда мы вдвоём. А хочешь жить только настоящим – зови Генри, – пояснил любовник, присаживаясь к ней на кровать.
 – Мне дорого прошлое. Ещё любишь подлую Милочку Лазаренко? – спросила девушка, заглянув ему в глаза.
 – Не подлую, а глупенькую, недоверчивую, запутавшуюся. Люблю и безумно по ней скучаю, – ответил он гладя её по мокрым прядям волос.
 – Она умерла вместе с Теймуром, – проговорила Ирма отвернувшись от Вазара.
 – Ты не умерла, Милочка. Вчера со мной была ты, а не Ирма. Ирмой ты становишься днём, отгораживаясь от всего мира глухой стеной. Я каждый день буду разбирать по кирпичику из этой стены, – убеждал её принц с нежностью в голосе.
 – Зачем? Милочка ранима. Ей будет больно соприкасаться с твоим миром, – начала она высказывать то, что камнем лежало на сердце, но спохватилась и перевела разговор на будничную тему, поинтересовавшись:
 – А одежда для меня есть?
 – Есть, – ответил алиус и повёл её в гардеробную. – Что выберешь? Платье, блузу с юбкой, джинсы? Надеюсь, что размер подобрали точный.
 – Раз хочешь увидеть прежнюю Милочку – я надену джинсы и эту кофточку, – сказала Ирма, разглядывая и прикидывая на себя голубые джинсы и белую полупрозрачную блузку.
 – Хорошо, – согласился мужчина. – Начнём с внешнего преображения. И перестань топорщиться иголками, как колючий ёжик. Кстати, Ирма Берг исчезла, её больше нет.
 – А кто есть?
 – Милли Лазар, будущая принцесса Вестмирская.
 – Здорово, – улыбнулась девушка. – Милли Лазар намного ближе к Милочке Лазаренко, чем Ирма Берг.
 – Пойдём позавтракаем, а потом будешь одеваться. В графстве прохладно, придётся надеть вот этот кардиган, – указал он на длинный ажурный жакет.
 – Я должна завтракать в стрингах? – покосилась она на одетого в брюки и рубашку жениха.
 – А что? – невозмутимо спросил он. – Здесь жарко. И аппетит на меня нагонишь.
 – Какой аппетит?
 – И тот и другой, – он притянул её к себе, чмокнул в носик и повёл в столовую. – Не переживай. За пять дней поста сильно не проголодаюсь и буду очень осторожен. Не хочу навредить нашему малышу.
 – Ты уверен?
 – Положись, детка, на меня. Всё получилось как надо. Но в звериной шкуре заниматься сексом не так интересно. Вот когда ты – монстрик… это что-то! – он немного поморщился. – Только в рот шерсть лезет.
 – Думала, у животных это сезонное, – неопределённо пожала плечами девушка, стараясь скрыть смущение, вызванное его намёком.
 – Сейчас весна. Видимо, подошло время. По этой же причине ты игриво вела себя с Робертом.
 – Прекрати! – Ирма высвободилась из его объятий и уселась на плетёный стул в дальнем конце стола. – Я его хотела только напугать.
 – Я тебя не виню. В тебе сейчас довольно сильна звериная сущность.
Девушка от негодования даже поперхнулась глотком кофе, которое ей подал принц.
 – Как ты можешь?! Три года я успешно боролась с жаждой крови и победила.
 – Нет-нет, птичка моя. Больше мы природу насиловать не станем, – заверил её жених. – Будешь питаться свежей кровью.
 – Какой?
 – Свежей человеческой кровью.
Ирма представила сцены кормления и побежала в туалет. Оттуда он принёс её на руках и, прокусив своё запястье, предложил:
 – Выпей пару глотков.
Она закапризничала:
 – Не буду. Меня и так тошнит.
 – Милли, детка, выпей, очень прошу! Станет легче, вот увидишь! – настаивал принц. Она кое-как проглотила два глотка алийской крови, и через некоторое время тошнота действительно прошла. А ещё через час, пройдя портал, Милли Лазар ступила в незнакомый мир старинного замка Уодвик.

* – …Роберт… Да… со мной. Можешь возвращаться домой. Получилось всё отлично. Да…снимки со спутника переслал Широн. Я рад, что ты не уехал… Пусть попробует доказать обратное. Факт на лицо… А меня это совсем не волнует. Ну, передай ей от меня привет… Всё.

12
      
Вы простите меня за сумбурность,
Может, что-то твержу невпопад.
Вы простите меня за бездумность,
Легковерность и слёз водопад.
Вас терзаю, увы, не от скуки,
Словно бабочка в липких сетях,
Трепещу в ожидании разлуки.
Ваш покой поселил во мне страх.

В это утро Милли чувствовала себя особенно худо. Её мучил токсикоз, и она ходила по замку тихая и бледная. За завтраком принц Крови уговаривал её что-нибудь съесть, но она только отрицательно качала головой.
 – Хорошо, птичка моя, – сказал он обеспокоенно. – Пойдём, я тебя покормлю.
 – Нет. Кормление было вчера, – она опять отрицательно замотала головой.
 – Ничего страшного. Ты сегодня особенно бледная. Пойдём!
Он подхватил её хрупкое тело на руки и отнёс в спальню. Там Вазар прокусил своё запястье и приложил  руку к её бледным губам. Из глубоких ранок потекла кровь.
 – Пей! – велел жених. – Не упрямься!
Женщина сделала пару больших глотков густой красной жидкости. Вскоре её щёки чуточку зарумянились.
 – А теперь отдыхай, голубка, – принц погладил её по голове и вышел.
У него в этот день намечалась масса дел. Во-первых, полным ходом шла подготовка к свадьбе, во-вторых, возникла угроза военного конфликта на Чёрном континенте, и ему срочно требовалось переговорить со своим советником, в-третьих, королева Акуши задумала большой приём. Ожидало и ещё одно маленькое дельце. Друг детства, лорд Широн, прислал своего сына Андре для обучения и помощи секретарю. Молодого алиуса нужно было как-то подбодрить, поговорив о том и о сём. Он будущий предводитель рода Тремеров, могущественного и многочисленного рода. Юношу следовало расположить к себе, чтобы не рвался вернуть утраченную Тремерами власть, не устраивал заговоров за передел территорий. Вазар собирался с ним породниться, и прежде хотел кое-что рассказать о своей невесте, как образчике будущей невесты для предводителя Тремеров. Чтобы заинтересовать, вселить надежду, указать цель.
Андре, стройный юноша с ёжиком тёмных волос и зелёными проницательными глазами, ростом был немного ниже принца, но старался держаться независимо, хоть и робел от пристального взгляда царственных глаз. Неожиданно он сказал:
 – Будущая принцесса сегодня слишком бледна.
 – Конечно, – согласился принц Крови, – ведь женщине нелегко вынашивать алиуса.
Андре покачал головой и взглянул на принца:
 – Не понимаю, как такое могло произойти? Пролистал разные книги и старинные манускрипты, но нигде не упоминается, чтобы обычная женщина забеременела от алиуса.
 – Милли уникальная женщина. Таких больше нет. Она – полукровка, наполовину алийка, наполовину человек.
Властное лицо принца чуть тронула улыбка, и Андре решился задать мучавший его вопрос:
 – Скажите, Ваше Высочество, как любить такую?
Тот усмехнулся и переспросил:
 – Как любить? – и уже серьёзно продолжил: – Любить любую женщину нелегко. А Милли – тем более. Такую женщину нужно любить, как сорванную в саду прекрасную розу. Если нальёшь в вазу слишком много воды и не обрежешь нижние подсыхающие листочки, то цветок начнёт загнивать и осыплется. Если забудешь вовремя подлить воды – он засохнет. А еще нужно класть чуточку удобрений и постоянно менять воду. Друг мой, это целая наука, и её познаёшь не только разумом – сердцем.
 – Действительно, очень сложно…
 – Признаюсь – нелегко. Вот пример. Приходит ночь, и даришь ей всю свою любовь и нежность. Буквально выворачиваешься наизнанку, отдавая себя без остатка. Она засыпает в твоих объятиях – расслабленная, тёплая, умиротворённая. Ты горд, ведь ни кто-нибудь, а именно ты сделал её счастливой. А днём у неё замирает и сбивается с ритма сердце от воспоминаний. Ты это чувствуешь и находишься на седьмом небе от радости. Но проходит несколько часов и вдруг она возмущённо говорит: «Презренный червяк! Ты использовал меня! Это удовольствие ты хотел доставить себе, а я служила лишь инструментом. Негодный, бесчувственный алиус!» И вся твоя гордость и радость – коту под хвост.
 – Но почему? – уставился на принца юноша.
 – Один умник ей поведал, что мы бесчувственны.
 – Ведь это не совсем верно.
 – Да. Но попробуй женщине доказать обратное. А бывает иначе, – продолжал Вазар, размеренно шагая по дорожке парка. – Намечены сложные переговоры, либо неприятные известия пришли от королевы, либо ещё что-то. Она проходит мимо по своим делам и ласково улыбается. Ты улыбаешься в ответ, но в данный момент все мысли заняты насущной проблемой. Вскоре освобождаешься от дел, и вдруг чувствуешь, что она плачет. Спрашиваешь:  «В чём дело, птичка моя?» А она, глотая слёзы, обиженно цедит: «Презренный червяк! Подыскиваешь себе другую смазливую мордашку? Не зря поменял почти всех кормилиц». Тебе смешно и обидно. Она не права, совершенно не права. Действительно поменял почти всех кормилиц. Теперь одна страшнее другой.
 – Женщины – противоречивые существа, – задумчиво молвил стажёр.
 – Вы правы, – принц Крови потрепал Андре по плечу. Дружеский жест повелителя ободрил молодого аристократа, и он продолжил беседу:
 – Прочёл недавно такие слова: 
«Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей,
И тем её вернее губим
Средь обольстительных сетей».
 – Правильные слова, –  согласился монарх. – А вы хотели бы погубить ту единственную, ближе которой на свете нет?
 – Нет, конечно, – ответил молодой алиус.
 – То-то же. А я чуть не погубил Милли. Сейчас содрогаюсь от мысли, что был так беспечен. Играть можно с другими, с теми, кто не особенно дорог. С кормилицами, например. О них я тоже хотел поговорить с вами, Андре. Закон разрешает брать в кормильцы совершеннолетних дочерей или сыновей рода человеческого. Но, как вы знаете, многие пренебрегают им. Проще заплатить крупный штраф и обладать молоденькой девочкой или юным мальчиком, совсем ещё детьми. Кое-кто доходит до того, что берёт себе шести- и семилетних детей, которые через год-два погибают. Надеюсь, это не относится к вам, Андре. Моё желание жениться на Милли многие аристократы воспринимают причудой надменного сноба, пресытившегося сластолюбца. Очерствев и развратившись помыслами, они не понимают, что я хочу ей подарить счастье. Для этого и посвящаю вас в некоторые тайны наших отношения. Хочу, чтобы поняли меня, мои мотивы. Поняли те исключительные моменты, которые произошли в моей жизни после встречи с ней. – Принц остановился и устремил взгляд вдаль, задумавшись о своём. Они стояли возле прудиков с прозрачной голубоватой водой. По дорожкам ходил павлин, то и дело распуская разноцветное опахало хвоста. Рядом что-то клевала серенькая пава.
 – Такие моменты нельзя упускать, в них заключается дальнейшая судьба, – сказал он, будто вспомнив о прерванном разговоре.
 – Вы смущаете меня, Ваше Высочество. Ваша судьба зависит от девушки?
 – Дорогой, Андре! Нам, мужчинам, лишь кажется, что повелеваем собственными судьбами. Увы, недавно понял – это не совсем так. Мы только-только сблизились. Уж не знаю как, но как-то смог приручить эту дикую птичку.
Вазар остановился, оглядывая окрестности и решая, продолжать ли рассказ:
«Не могу же я рассказать юнцу, что знаком с ней давно, и эта птичка колибри когда-то меня убила. Если рассказать – парень подумает, что я – сумасшедший. Так любить после убийства?  Нет, не поймёт. Но если на этом закончить – стоило ли заводить разговор?»
Решив не трогать прошлое, он продолжил:
 – В один из дней её накрыло чувство нежности ко мне. Она очень импульсивная девочка, как была в лёгком утреннем платье и босиком, так и побежала, боясь расплескать по дороге чувства. В то утро я по громкой связи разговаривал с советником и послом Содружества Океании, и не услышал её лёгких шажков. Вдруг – стук в дверь. Я почти в ярости. Секретаря ведь предупредил, чтобы никто не отвлекал. Куда он вышел в тот момент – не знаю. В следующий миг подумал: «Возможно, что-то срочное». Недовольно буркнул: «Войдите!» Открывается дверь, и на пороге – она! Вся трепещет, как птичка колибри, и переминается в нерешительности босыми ножками. В тот момент от увиденного – обомлел. В следующий миг щёлкнуло в мозгу, и пришло осознание, если сейчас скажу: «Подожди, детка, минутку. Закончу переговоры и тогда…», то «тогда» уже никогда не наступит. Никогда, понимаете?! 
Принц перевёл взгляд на собеседника и, видя его расстеренность и смущение, продолжил:
 – Вы все полагаете, что я, могущественный и властный принц Крови, утверждаю законы, караю, милую, даю направление мировой экономике и политике. Но на Милли моя власть не распространяется. Она со мной лишь потому, что этого сама хочет. Не удержать её ни запретами, ни охраной. Уйдёт, если пожелает. Львицей отгрызёт лапу и вырвется из капкана. В крайнем случае, оставит своё безжизненное тело в моих руках. 
 – Как Вы поступили? – в глазах стажёра читался интерес.
 – Хм. Очень просто, – ответил принц. – Улыбнулся и поманил  к себе, отложив на два часа переговоры. Позже советник несколько раз допытывался у лорда Гекхема и вашего отца, какое экстренное событие случилось в королевстве, что прервались важные переговоры. А случилась она – птичка колибри.
Вазар покосился на молодого лорда:
 – Вы ещё молоды, Андре, амбициозны. Думаю, что вам пока трудно это понять.
 – Отчего же, – возразил лорд. – Но где найти такую женщину? Независимую, страстную подругу высшего алиуса. Наши женщины, как и мы, менее эмоциональны, а человечки – это ж… ну, Вы меня понимаете.
 – Мой друг, – принц положил Андре руку на плечо. – За триста тридцать лет я понял вот что: когда мужчина готов всей душой и каждой клеточкой тела любить такую женщину – она появляется на его пути. Появляется как награда или кара.
 – Вам легко говорить, – с сомнением покачал головой Андре.
 – Не переживайте, граф. Вторым ребёнком будет у нас девочка, – убеждённо сказал принц. – Она станет взрослой, а вам перевалит далеко за сотню лет. Надеюсь, к тому времени будете готовы встретить свою колибри. Теперь понимаете, что значит любить такую женщину?
 – Нужно любить так, чтобы у неё даже не возникла мысль, что кто-то способен любить сильнее, – ответил молодой алиус.
 – Похвально, Андре. Я в вас не ошибся. Только помните, для этого нужно развивать в себе лучшие качества алиуса.
 – Благодарю, Ваше Высочество!
Молодой лорд немного помолчал, а когда они проходили мимо центрального входа, спросил:
 – Не хочу показаться слишком бесцеремонным и любопытным, но почему – «презренный червяк»? Не упырь, не пиявка, а – червяк?
Вазар усмехнулся:
 – О-о, это длинная история. А вкратце – я могу проникать в её сны, изменять их сценарий, если девочке снится что-то плохое. И однажды по глупости признался, когда Милли рассказала о кошмарном сне, который стал радостным с моим появлением. В нём я явился на коне, в латах, с копьём и заколол всех её монстров. Теперь она считает, что я, как червяк в плод, попадаю в её ментальный мир, изменяю его по своему желанию и на свою же пользу.
Перед башней Цезаря они расстались. Граф Широн вошёл в башню, а принц Крови, огибая медальон газона, пошёл в библиотеку. По дороге он вспоминал тут историю, о которой упомянул Андре.

Это была не длинная история, а продолжительная ночь паники и поисков невесты. Случилась эта ночь через месяц после появления Милли в замке. Она любила гулять по окрестностям замка. Принц без нескольких человек охраны боялся выпустить любимую за пределы крепостной стены, предполагая возможные акции Хранителей или Гортона. Но в прилегающих к замку полях и рощах, притулившейся деревушке и городке, расположенном неподалеку, посторонние пока не появлялись. Это обстоятельство Вазара немного успокаивало, но ненадолго. Из-за прогулок за крепостной стеной у него с Милли случались стычки. Она любила посидеть у запруды, глядя на медленные струи реки, кое-где покрытой водорослями и ряской, о чём-то думала и улыбалась. Наверное, прислушивалась к новой развивающейся жизни внутри. А он иногда смотрел на женщину из окна большого зала и тоже улыбался. Но стоило кому-то появиться на берегу или на мосту центрального входа, Вазар звонил охране. Те просили Милли уйти в замок. Она нервничала и скандалила как с охраной, так и с ним. Это были хоть и неприятные, но мелочи жизни, с которыми его невеста мирилась, осознавая опасность, исходящую от Хранителей. Труднее оказалось ей смириться с его кормлением.
После того, как Вазара посещала очередная кормилица, Милли дулась, уходила в будуар и там закрывалась надолго. Он чувствовал, что она грустит, а иногда даже плачет. Вазар разъяснял всю глупость её подозрений, говорил слова любви, просил его впустить – из-за двери не слышалось ни звука. Вазар злился и готов был разнести дверь в щепки. Она открывала, но хранила молчание и отводила взгляд. Принц нашёл для неё четырёх молодых людей, надеялся приучить питаться тёплой свежей кровью, тем самым давая понять, что это обычное поглощение пищи и ничего более. Милли от такого кормления отказалась наотрез, не помогали даже доводы, что свежая кровь полезна ребёнку. Она расценивала подобное питание интимным, доверительным актом, который возможен только между очень близкими, любящими друг друга существами, и любые его доводы, что это заблуждение из-за её длительного проживания среди людей, отметала, не желая слушать. Тогда Вазар своё кормление перенёс на ночные часы, когда Милли засыпала.
В одну из ночей она проснулась и, не обнаружив принца рядом, пошла в его гардеробную. Дверь из спальни в гардеробную была приоткрыта. Вазар специально так делал, чтобы услышать, не проснулась ли невеста. Она встала очень тихо, подошла к двери и увидела такую картину: её жених, обнажённый по пояс, сидел на кушетке, впившись в грудь кормилице, а та в ночной рубашке сидела рядом и обнимала его за плечи.
Когда он, насытившись, отпустил кормилицу досыпать, обнаружил, что Милли в спальне нет. Вазар заглянул в туалет, будуар, столовую, кухню, буфетную, поискал в библиотеке – женщины нигде не оказалось. Тогда он пошёл к охране. Десять минут ушло на просмотр записей с камер наблюдения. Принца охватила паника. Из записей выяснилось, что женщина вошла под сень деревьев парка, где крепостная стена, взбираясь на холм, наиболее низка, а вышла на стену львицей. Несколько часов он с охранниками искал её по полям и рощам, а нашёл в кустарнике, обнажённую, свернувшуюся в комочек и всю холодную. Она спала, или находилась в обмороке, щёки  были мокры от слёз. Он снял с себя куртку, рубашку, замотал женщину и открыл портал. Через портал Вазар зашёл прямо в ванную комнату, напустил горячей воды и лег в широкую золотую ванну вместе с ней.
Милли пришла в себя. Её начало трясти. Вазар прижимал женщину к себе, стараясь унять дрожь, гладил, целовал; потом, почувствовав, что она немного успокоилась, закутал в простыню, одеяло и уложил в кровать. Он не ругался, понимая, что беременность усилила её фобии. Мужчина лишь горестно вздохнул и сказал:
 – За что меня наказываешь? Я чуть с ума не сошёл. Пока искал, что только не передумал. От тебя шли волны ужаса, боли и тоски. Почему невинный малыш должен страдать, испытывая горе и страх?
У женщины началась истерика. Хорошо, что у Теймура был опыт в подобных делах. Он помнил, как остановил такую же истерику три года назад. На это, правда, ушла почти вся вторая половина ночи. Под утро Вазар невесте сказал:
 – Неужели за столько лет не поняла, что принадлежу тебе душой и телом? Птичка моя, с вечера по утро я твой плюшевый мишка и мальчик для битья, брусочек для точки коготков, резиновый пупсик, кусать который следует без страха, укрепляя зубки. Я твоя сладкая конфетка и горькая настойка, жилетка, в которую плачься, сколько влезет. Делай со мной всё, что хочешь, наполняйся мной, как желаешь, но не убегай, не тверди, что ты одинока, а я тебя предаю. Я уже не знаю, как доказывать обратное.
Молчащая всю ночь женщина вдруг спросила:
 – А днём?
Жених улыбнулся. У него отлегло от сердца – раз заговорила, то его слова наконец-то дошли до её разума.
 – А днём по мере возможности. Детка, не забывай, я – мужчина, добытчик, и должен носить мамонтов в нашу пещеру.
На что она, скорчив недовольную рожицу, произнесла:
 – Все вы, мужики, одинаковы. Придумываете себе больше работы, чтобы  скрываться от надоедливых баб.
Вазар-Теймур рассмеялся и заявил:
 – А посторонних прошу очистить спальню. Я сплю с Милочкой, а Хаципетовку сюда не приглашал.
Вскоре она заснула, свернувшись калачиком, а принц окутал её своим большим телом, упершись лбом в затылок женщине, и впервые увидел её утренний сон.
Во сне Милли что-то искала среди грязных прилавков, опустевшего базара. Вазар взял её за руку и повёл на пляж, навстречу тёплому солнцу и ласковой волне. А потом они взобрались на высокий утёс и, прыгнув вниз, полетели. Они превратились в ангелов с большими крыльями. Она сверкала белизной, а он был тёмен, как ночь, и быстр, как молния.
Милли зашевелилась, развернулась. Вазар отпустил любимую из своих объятий, не мешая отдыхать и досматривать сон. Принц Крови встал и пошёл одеваться – звали неотложные дела королевства.

Вазар задумчиво прошёлся по комнате, сел в тёмное кожаное кресло и уставился на часы в стиле ампир, стоящие на каминной полке, потом взял с книжной полки первый попавшийся фолиант, открыл медные застёжки, бесцельно полистал папирусные страницы, закрыл книгу и поставил на место.
Он прекрасно понимал, что любимой вначале следовало привыкнуть к кровавому алийскому образу жизни, перебороть два основных принципа, заложенных в неё с детства: человеческая жизнь бесценна и человек не пища – а потом уж беременеть. Но её беременность была продолжением задуманного сценария, так удачно воплотившегося в жизнь, и он надеялся, что его любовь поможет Милли быстрее и менее болезненно справиться  с этим.
Через четыре дня после похищения герцогини, Вазару доложили, что приехал брат. Гортон стоит у главного входа в замок и требует аудиенции.
Все эти дни Вазар ждал визитёра, поэтому стальную кованую решётку главного западного входа держал закрытой, как и кованые северо-восточные ворота, а также южные и юго-восточные решётки второстепенных проходов через стены. На крепостных стенах и башнях он выставил вооружённые посты, подготовил гранатомёты и ракетную установку, а в бойницы послал снайперов. Во все комнаты замка, кроме спальни и туалетных комнат, провели аппаратуру слежения. По его просьбе были приведены в боевую готовность морские и воздушные силы страны. Альмента отец попросил под чужим именем пожить в пригороде, чтобы тот мог, не привлекая внимания, контролировать окрестности замка.
Гортону вежливо передали, что Вазар Вентру Вестмирский примет герцога в пятнадцать часов. Время приёма Вазар назначил специально на время послеобеденного сна будущей принцессы. Приезд мужа от женщины держали в строжайшей тайне. Не следовало раньше времени раскрывать грязные подробности закрученной интриги. Этому способствовала и дождливая, холодная погода, препятствующая прогулкам.
Герцога Гортона Вентру Остнорского с секретарём князем Арош де Тюредор проводил в приемную секретарь принца Крови лорд Гекхем де Тремер с охраной. Там уже их ждали принц Вазар Вентру Вестмирский и герцог Альмент Вентру Бритский.
После положенных по протоколу приветствий Гортон прямо заявил, что приехал за женой, герцогиней Ирмой Берг Остнорской, и знает, что она находится в этом замке и удерживается помимо воли.
С ответным словом выступил Вазар. Он, будто актёр на сцене, тяжело вздыхал, рассказывая о щекотливом происшествии с сыном и молоденькой женой Гортона; хмурил брови, глядя на «безответственного повесу», напоминая, что все они были молоды и совершали ошибки; смотрел проникновенно в глаза «рогатому» мужу, уговаривая того простить ветреницу, ведь она не воспитывалась на пуританских законах алийского общества, не знала о смертной казни, ожидающей прелюбодейку, не успевшую родить мужу хотя бы одного ребёнка.
Потом пришла очередь, выйти на авансцену Альменту. Играя роль, как хороший актёр, он с «повинной головой» рассказал, что с девушкой познакомился несколько месяцев назад в Сети, переписывался вплоть до встречи в лесу. Кольца на руке не видел, хотя её узнал. Потом она, чего-то испугавшись, отправила его за одеждой, а сама сбежала. Он долго девушку искал, а нашёл, когда стемнело. Она была обнажена, у него возникло желание, и закончилось это сексом. Он не разглядывал её кольца, да и зачем было – девушка оказалась девственницей. Он понятия не имел, что она – чья-то жена. Признание Ирмы испугало, он позвонил отцу. Вазар помог вывезти девушку из страны, так как боялся мести Гортона. Уже в замке врач определил – она беременна. Далее юноша заявил:
 – Я, как ответственный мужчина, готов жениться на Ирме. Хотя все знают, что два года назад обещал жениться на Азоли Баварской из рода Бруджи, – закончил герцог Бритский, давая понять, что женитьба для него – вынужденная повинность, от которой он с удовольствием откажется, если позволят.
На это Вазар отреагировал тирадой, дескать, он никогда не допустит, чтобы внук родился байстрюком. Возможно, сын откажется жениться. Был сговор с другой девицей. Он молод, только-только перешагнул рубеж совершеннолетия, ему создавать семью слишком рано. К чему ломать жизнь молодому парню из-за неосторожности с человечкой, ведь она не алийка, а продукт необъяснимой, странной мутации. В таком случае он, Вазар, возьмёт её второй женой и даст своё имя ребёнку.
Брать первой или второй женой человеческую женщину закон не запрещал, но этим обычно пользовались только представители низших слоёв, не имеющие средств на содержание алийки и ребёнка в течение тридцати лет. И к тому же за кормилиц полагалось платить большой налог, а жена-человечка доставалась бесплатно. Такое налоговое послабление Акаши сделала для беднейших алиусов, когда пришла к власти, за что получила уважительную приставку к имени  – «Мудрая».
Самое интересное: сочинённая история выглядела абсолютно правдоподобно, подтверждённая перепиской в Сети, фотографиями их встречи со спутника, объяснением охраны, что девушку не похищали, она сбежала сама.
Эстафету в переговорном процессе взял лорд Гекхем, тайный советник королевы. Он зачитал послание Акаши к сыновьям, в котором предлагалось решить семейное дело миром, ни в коем случае не доводя до общественности, тем более – Верховного Суда. В письме давалось понять, что имитация ещё одного покушения на жену Гортона снимет вопросы об её исчезновении, ведь аристократическому обществу никто её не представил. Также предписывалось выплатить Вазару в пользу брата реституцию. А сама Акаши обязалась оказывать поддержку младшему сыну в экономических и политических вопросах.
Выслушав всё, Гортон ответил, мол, согласен жену простить, а внучатого племянника воспитывать, как собственного сына. Но Вазар, заранее предвидя такой ответ брата, возразил так:
 – Вы жестокий правитель, герцог Остнорский. Мне известно, как Вы расправились с охранником, между прочим, алиусом, за выстрел в человечку…
 – Она не человечка, и Вы, Ваше Высочество, это прекрасно знаете, – перебил возмущённый Гортон.
 – Хорошо, полукровка… и что? Разве от этого она становится алийкой, обретает те же права? Нет. Нет закона о полукровках. Значит, она – человек, пища, проще говоря. Ваш охранник не знал, что она привезена в качестве жены. Вы не озаботились предупредить, строя козни мне. Она напала первой, он защищался, не убил, а только ранил. Вы, герцог, должны были отдать его королевскому судье, чтобы тот решил судьбу парня. Низшего алиуса приговорили бы к смерти за беззаконие по отношению к себе подобному. Понимаете, к чему я клоню?
Гортон молчал, он понимал, что брат ему угрожает и при поддержке королевы может довести дело до Верховного Суда. А там попробуй доказать, что полукровка, превращаясь в зверя, не несёт опасности алиям и что он не превысил пределов своих полномочий. Его, конечно, не тронут, но поста Властителя земель он может лишиться. А принц продолжал:
 – Подозреваю, что будете чрезмерно строги с неверной женой и неродным ребёнком. Не позволю, чтобы из-за Вашего самодурства страдал мой внук. И подвергать ребёнка опасности нападения от Хранителей я не намерен, а Вы, герцог, не можете дать стопроцентной гарантии. Ваша охрана уже однажды прошляпила, когда герцогиню чуть не убили. И это может повториться.
Так ничего не подозревающую женщину, будто рабыню, продали из одних рук в другие. Продали за баснословную цену, выраженную не только в денежном эквиваленте. Правда, сделка ещё не была завершена, но в обществе, где людей продают, как скот или вещь, нет никаких прав для товара, будь он хоть принцессой, хоть подарком на день рождения. А ведь такое случалось регулярно. Живого человека выпивали, словно бутылку выдержанного дорогого вина. Очень дорогого, ибо такая бутылка была не всем по карману. Казна от таких подарков регулярно пополнялась, и мытари зорко следили и за уплатой налога, и чтобы товар был качественным, то есть группа крови и возраст согласно заказу. Тех, кто пользовался или поставлял контрабанду, сажали в тюрьму, где кормили кровью животных, и порции были крохотными.

***       

Прошло почти два месяца с тех пор, как Милочка появилась в замке. Первые дни она ходила по комнатам, переходам, винтовым лестницам и подвалам как зачарованная, словно перенеслась на машине времени из настоящего в прошлые века. 
Замок воистину был роскошен, занимаемая территория – огромна. Стоящий на холме и окруженный пышными садами, рекой, зелеными полями и рощами он в прежние века служил домом для самых знатных дворян и священников, которые скрывали своё нечеловеческое происхождение. Основанный в десятом веке, через восемь веков подвергся пожару, но был реставрирован. С тех времён сохранилась изящная мебель, оружие и доспехи, старинные сервизы и вазы, картины и гравюры художников позднего средневековья, скульптуры и барельефы неизвестных мастеров. В юго-западной части комплекса зал государственных приемов соседствовал со столовой. Зал использовался для официальных приемов высоких гостей, был богато украшен живописными полотнами и старинной мебелью. Слева от него  располагалась библиотека и кабинет принца, справа – жилые комнаты и гостиные. Кормилицы жили отдельно, рядом с башней, в которой находился музей оружия. В замке также располагались: конюшня, псарня, гараж и рота королевской охраны.
Она с трудом привыкала к новому окружению, новым обязанностям и новому имени, третьему по счёту. Также следовало помнить, что кровососы в разговорах себя и друг друга называют человеческими именами и очень редко, и только в узком кругу, – алийскими. Обычный распорядок дня у будущей принцессы состоял из зарядки, водных процедур, завтрака, прогулки, различных занятий – от истории алийских родов до бальных танцев; далее следовали: ланч,  дневной сон, прогулка, массаж, занятие на тренажёрах, файф-о-клок (что для неё означало питание кровью), чтение. В семь вечера появлялся Вазар, и уже он определял, чем будет заполнено время перед сном.
Иногда Вазар посвящал полностью весь день Милочке, или Милли – как теперь он её называл. Они  заглядывали на острова Океании*, чтобы погреться на солнышке и окунуться в морскую волну. Один раз он возил её на остров, принадлежащий Азиатской Триаде**, где они любовались природой и храмами, катались на гондоле, слушая арии гондольера, настоящего певца-тенора, посещали казино.
Он же, а вернее, личность Теймура, привил ей любовь к гонкам на болидах, и они успели побывать на трёх заездах, провидимых в Европе. А тоска по прежней жизни и мужу, любившему скорость, машины, тусовки гонщиков, явилась  благодатной почвой для нового увлечения. Яркость зрелища, атмосфера азарта, рёва моторов, споров о характеристиках двигателей и шасси, технических новинках, хитростях пилотажа – всё было мило её сердцу, всё присутствовало в этом виде спорта, недаром автогонки на огромных болидах называли королевскими. Ещё больше к соревнованиям привлекало то, что в одной из команд появился соотечественник. Когда она впервые увидела его (милая, чуть застенчивая улыбка, проникновенный взгляд, спокойная уверенность в себе), то позавидовала крепкому парню белой завистью:
«Он знает, для какой цели живёт, рискует, стремится к цели, добивается результатов. А для чего живу я? К чему стремлюсь? Как путешественник, потерпевший кораблекрушение и потерявший ориентир, плыву наугад в бескрайнем океане чужих желаний, интриг, планов».
В дальних поездках их всегда сопровождал Альмент. Милли в этих поездках   держала себя очень сдержанно. Она являлась, по сути, всего лишь знакомой крупных землевладельцев и финансистов Сомерсетов. Тем более плохо понимала иностранные языки, а Генри и Роберт служили ей переводчиками. Представители отечественного бомонда с Милли Лазар не знались, поэтому в глянцевых журналах и таблоидах появились фотографии её и Сомерсетов, снабжённые рассуждениями о том, кем же является эта неизвестная девушка из северной страны. Разброс догадок представлялся обширным: от внебрачной дочери одного из олигархов, партнёров Сомерсетов по бизнесу, до затерянной побочной ветви царской семьи.
Обслуга и охранники замка в основном состояли из алий. Людьми, окружающими Милли, были: горничная Вика из семьи бывших диссидентов и учитель иностранных языков из старинной генеральской семьи эмигрантов Андрей Орлов. Окружение Вазара к Милли относилось благосклонно, а с кормилицами она не контактировала. Но эта показная благосклонность не могла её обмануть. Однажды она подслушала беседу учителя иностранных языков и преподавателя по этикету, чопорной алийки, тренирующейся в разговорном русском. Когда их беседа зашла о ней, алийка высказала мнение, что королева Акаши согласилась на брак Вазара с «безродной экстравагантной полукровкой» только для «вливания свежей крови в обветшалый королевский род». Ещё она утверждала, что на всех королевских церемониях рядом с принцем Крови будет стоять принцесса Галла Тюредор Вестмирская, первая алийская жена Вазара, а место Милли Лазар лишь в постели мужа и детской. Куда ей быть безупречным символом королевской власти. Для «ужасной зверушки» достаточно и того, что станет портить имидж семьи Сомерсетов в человеческих аристократических кругах туманного Альбиона, – таков был вердикт алийской аристократии относительно её будущего,  поняла Милли.
А ночью с ней приключился нервный срыв. Милли сбежала, увидев сценку кормления Вазара, которая переполнила чашу терпения. Конечно, порыв отчаяния – глупость. Женщина прекрасно знала, на что шла с самого начала. Она пожалела Теймура за два года заточения в кольце и решила вернуть ему столько же, побыв рядом и родив ребёнка. Но жизнь показала, что исполнение собственных клятв – нелёгкое дело. В ту ночь она дала себя уговорить Вазару, но стала сомневаться, что пробудет рядом с ним более года.
«Разве это любовь, если не могу ему открыться? – иногда задумывалась Милли. – Скажи я, что думаю об алиях, их порядках, об ордене «Хранителей» – он меня, скорее всего, будет считать врагом и отнимет ребёнка. И так вижу, хмурится и сердится на счёт питания… Мы совершенно разные, и страстью это не исправить. Может, я не умею любить? Зверь лишил такой возможности?»
Она ненавидела своего зверя за жажду крови, за одиночество, за знакомство с алиями, существами, не знающими ни сострадания, ни вины за жестокие деяния. Легко было сказать три заветных слова: «Я люблю тебя», когда гормоны бушевали в крови, а эйфория от встречи с личностью дорогого человека из прошлого захлёстывала с головой. Но Вазар всё-таки не был человеком, которого она любила, несмотря на обиды и злость, иногда переходящую в ненависть.
«А знала ли я Теймура? – всё чаще задавалась она вопросом. – Почему, войдя в тело Вазара, спокойно продолжил его дело? Даже не коробит, что приходиться пить кровь женщин, распоряжаться их жизнями и памятью. Ведь они такие же люди, каким он был совсем недавно. Или… не был? Если может переходить из тела в тело не раз и не два – кто он на самом деле? Дух? Инопланетный паразит? Хранители борются за благо для человечества… Ну, да… наша элита тоже любит подлые делишки прикрывать высокими словами. Большая политика… она людей перемалывает, делает жестокими, а уж Хранителей… Вбирать в себя десятки, сотни личностей, тысячи эпизодов, миллионы мыслей, желаний, идей… терять близких, любимых, и так много, много раз… нет, моей фантазии не хватает представить. Немудрено, что чувства и восприятие притупляются. Алии живут кровью и эмоциями людей, а чем живут такие существа, как Хранители? Борьбой? Игрой? Новизной чужого тела? Много ли среди нас таких? Какова их цель? Слабо верится в их альтруизм… Мировое господство? Поэтому ведут борьбу с алиями, а может, и с людьми. Что о них знаю? а о нём? Очень, очень мало. О себе говорить не любит, об ордене – тоже, мол, везде полно лишних ушей», – такие мысли тревожили и без того зыбкий эмоциональный фон беременной женщины.
Милли хорошо запомнила случай, когда в беседе Андрей вскользь упомянул, что алии дают деньги разным террористическим организациям. Вечером она об этом завела разговор с Вазаром, но тот сказал:
 – Дорогая, не забивай свою головку. Политика грязное занятие, а тебе, моя птичка, нужно думать о себе и ребёнке.
Тогда она впервые возмутилась, что он хочет заткнуть ей рот, и напомнила, что террористы убивают невинных людей. Выслушав упрёки невесты, принц Крови цинично заявил:
 – Нам бы вполне хватило и двух миллиардов.
Больше Милли в дела принца Крови не вмешивалась, лишь не понимала, для чего нужна свадебная церемония и прочий лицемерный антураж. «Зверушке» присутствовать на ярмарке тщеславия ни к чему, она же – дикая, без тормозов, может опозорить правящий дом.
Всё чаще ей вспоминались слова Наташки о той жизни, которая ждёт с Теймуром. Вот ей уже недвусмысленно намекнули, чтобы знала своё место – спальня, детская, столовая… за высоченным забором, как когда-то предрекал он. И ещё говорил, что она будет за это благодарна. Мили было горько сознавать, что так и получилось. Иногда на неё накатывали страсть и нежность, однако сомнения, переходящие в раздражение, слёзы и бессонные ночи, пугали. В её жизни ничего не изменилось: была чужой среди своих, стала чужой среди чужих.
Каждую неделю к ним в замок приезжал Альмент, но в последние два посещения всё время проводил с отцом. У Милли создалось впечатление, что молодой алиус сторонился её общества, хотя в поездках постоянно находился рядом, рассказывал, переводил. Он был весёлым парнем, очень похожим на друзей её университетской поры, с ним она общалась без всяких церемоний, принятых в великосветской среде алийской аристократии, и появившееся отчуждение ранило, всё чаще напоминая: она здесь чужая, подопытная зверушка для осеменения и получения нового вида. Может быть, причина крылась в том, о чём однажды проговорился его отец. Вазар как-то рассказал, что Альмент обучался в закрытом элитном университете и впоследствии стал поддерживать идеи гомосексуализма, или сочувствовать им, или это домыслы и сплетни, к коим не стоит прислушиваться, однако «парни-кормильцы наводят на определённые мысли». Вот и в этот день Роберт Сомерсет, или герцог Альмент Вентру Бритский, приехал с самого утра, но увидела его Милли только за обедом. После сна она прогуливалась по крепостной стене и заметила одинокого игрока на площадке для гольфа – это был Роберт. Женщина решила с молодым герцогом поговорить и выяснить причину перемены в их отношениях, не хотелось верить, что Альмент поддался мнению аристократической тусовки.
*   – острова, расположенные недалеко от материка Вест-Инди.
** – конфедерации трёх государств в Азии.
13

Я ухожу; прости меня, мой милый!
В моих глазах тревога и тоска.
Жить без тебя – в душе найдутся силы.
Слёзам потерь покой я предпочла.

Внеплановый выход за крепостную стену для Милли означал очень большую проблему, состоящую из согласований, донесений, выделения провожатых. Вначале ей нужно было найти старшего охранника; тот иногда отлучался и плохо понимал её английский, тем более не говорил по-русински. Он звонил наблюдателям в деревушку, узнавал, не появлялся ли кто подозрительный. Потом опрашивал все посты, ведущие наблюдение за близлежащей территорией. Далее докладывал принцу и получал инструкции. И только потом с тремя провожатыми она могла выйти наружу, причём первыми выходили охранники, прикрывающие женщину своими телами. Эта тягомотина буквально выводила Милли из себя. Если бы ни её любовь и желание не огорчить Вазара – давно сбежала бы из крепости, в которой чувствовала себя заключённой.
Было странно, что в поездки принц Крови брал всего четырёх охранников-алиусов и Альмента. Как-то она его об этом спросила. Вазар ответил:
 – Там не отпускаю от себя ни на шаг. Посмотри на мои руки. Видишь на пальцах два перстня и алийское обручальное кольцо?
 – Ну.
 – Перстень Хранителя ты знаешь. О нём тебе рассказывал. Второй перстень со звездой на фоне перевёрнутого меча – знак рода и знак власти. Если меня убьют, он перейдёт к Гортону. К нему же перейдёт и перстень Хранителя. А теперь представь, что сделает Гортон с орденом, когда завладеет перстнем, символом и ключом их власти и силы. Как он будет мстить за погибшую жену. Если погибнет и он – власть перейдёт к Альменту. Мой сын в своих стремлениях и амбициях очень похож на брата. Тот постарался свои великодержавные идеи вложить в горячую голову племянника. Боюсь, он будет очень жестким, даже жестоким правителем. Если Хранители постараются уничтожить нас троих, то мать может от горя сойти с ума. Тогда станет плохо всем: и алиям, и Хранителям, и людям. Особенно людям. Она может отменить закон о сохранности человеческой жизни. Мир вздрогнет и умоется кровью. Теперь ты понимаешь, что я не опасаюсь провокаций от Хранителей, пока ты, моя птичка, рядом со мной и Альментом. Они не самоубийцы. Есть единственная опасность – мой брат. Но в моём присутствии Гортон на рожон не полезет, а уж убивать тебя точно не станет.
 – Почему? – удивилась Милли.
 – Я подобрал намордник и для этого медведя, – хитро улыбнулся принц.
«Ну да, ну да, – тогда подумала Милли. – Рассказывает мне, будто забыла, что именно он будет действовать через брата, сына и мать. А интересно… личность мужчины в теле женщины – это как? Мда, тут любой, пожалуй, спятит. И всё равно… что-то тут не клеится. То ли лжёт, то ли умалчивает. Могут убить и снять перстень, а чтобы не мстил, расплавить – и дело с концом».

Женщина представила, сколько времени пройдёт, пока ей разрешат выйти, и решила позвонить Альменту. Вскоре услышала:
 – Здравствуйте, госпожа Лазар! Чем могу быть полезен?
 – С каких пор, Роберт, мы с тобой на «вы», да ещё так официально? Госпожа Лазар… ужас! А не ты чесал мне брюшко? Нет, наверное, не ты бегал со мной наперегонки. Или ты уже примерил смокинг разобиженного, нелюбимого пасынка?
 – Нет, - коротко ответил молодой алиус.
 – Нет? Тогда давай общаться как прежде. Хорошо?
 – Хорошо.
 – А полезным мне можешь стать, подойдя ближе к затворной башне.
 – Сейчас подойду.
Не прошло и пары минут, как Альмент стоял возле башни. Милли, опираясь на стенку одного из зубцов, подошла к краю и крикнула вниз:
 – Лови!
Чтобы алиус не начал отговаривать её от безумного поступка, не теряя времени, шагнула за стену башни. Она знала, что Альмент поймает. Алии – быстрые и сильные, особенно мужчины. Когда Милли приземлилась в его подставленные руки, герцог Бритский осуждающе покачал головой, однако не смог сдержать улыбки:
 – Ты – сорвиголова. Разве женщине в положении можно такое вытворять?
 – А что? – улыбнулась она в ответ. – Я понадеялась на твою ловкость и силу.
Он снёс женщину на руках с холма, поставил на дорожку, и они направились к полю для гольфа, где герцог Бритский оставил клюшки и мячик.
 – Ты всегда можешь на меня положиться, – сказал он мельком глянув на будущую принцессу.
 – Во всём?
 – Абсолютно.
 – Что же, ловлю на слове и полагаюсь на твою честность. Ответь, почему меня избегаешь?
 – Тебе показалось, – сказал алиус, но не посмотрел Милли в глаза. Он взял клюшку и пошёл на фервей, где оставил мяч. Женщина попыталась удержать его за руку.
 – Не виляй, Роберт, как лиса. Ведь знаешь: я – ведьма. От меня трудно скрыть очевидное. Я считала тебя другом.
 – Зря считала, – ответил он, готовясь начать игру. – Друзья так не поступают.
 – Что сделала не так?
 – Я сделал.
Милли встала прямо перед ним и взялась рукой за его руку, держащую клюшку.
 – Объясни! Не томи, бесчувственный истукан!
 – Хочешь знать? – его глаза полыхнули зеленоватыми огоньками. – Пошли!
 – Куда? – удивилась она, подхваченная под локоток сильной рукой и увлекаемая под защиту деревьев.
 – За деревьями нам не помешают, – ответил герцог Бритский. – А то стоим как на лобном месте.
Милли очень не понравилось сравнение.
«О чём он?»
Заведя её за деревья, герцог сказал:
 – Милли, выходи за меня замуж. Я тебе дам больше, чем Вазар Вестмирский.
 – Что?! – она не верила своим ушам.
 – Не перебивай! Выслушай! Став моей женой, через чётыреста лет ты станешь королевой,  твой сын – принцем Крови. Вазар дать этого не сможет. Ты будешь всего лишь второй женой, а сын – герцогом на маленьких землях. Но это даже ерунда. Главное заключается в ином, ты проживёшь не триста лет, а – семьсот. Понимаешь? Я молод. У нас будет много общих интересов, увлечений, знакомых не только в среде иных, но и среди людей. Сейчас другое время, а взгляды нынешних правителей архаичны и ортодоксальны, – горячо убеждал женщину герцог Бритский.
 – О чём ты говоришь?! – воскликнула Милли. – Как такое возможно? Ты в своём уме?
Он обнял её за талию и растянул губы в улыбке-оскале:
 – Если ты не в курсе – открою один маленький секрет: вообще-то ты    моя невеста.
 – Что-что?
 – Да, дорогая. Через две недели приедет королева Акаши с прорицательницей снимать обручальное кольцо. Согласие от твоего мужа уже получено. Но согласие получено в мою пользу, а не в пользу принца. Я отказываться от женитьбы на тебе не собираюсь, как хочет обстряпать он. Де-юре я твой жених, и ты носишь под сердцем моего ребёнка, – при этих словах он наклонился и легонько женщину поцеловал. Услышанное настолько обескуражило, что она не подумала отстраниться, а лишь выдавила из себя:
 – Что сие значит?
 – Всё просто. Твоему мужу передали фотографии, где ты при мне раздеваешься, лежишь обнажённая, а я тебя глажу. Я сказал, что у нас потом был секс, и ты от меня забеременела. Также поведал дяде, что мы знакомы давно, переписывались в Сети. Своему брату он тебя бы никогда не отдал. По задумке принца я должен отказаться от тебя, но этого не сделаю. Тебя не предам и не покрою своё имя позором. Кто станет уважать принца Крови, который в молодости соблазнил девушку и бросил с ребёнком, спрятавшись за широкие плечи отца, как трусливый подлец.
 – Тобой движет честолюбие? Ради него готов предать отца?
 – Нет, Милли. Не я, а Вазар Вестмирский ради безумного влечения готов тебя смешать с грязью, а меня выставить бесчестным сопляком. Но не только ради этого. Не могу забыть огромных голубых глаз львицы и тёплого мягкого брюшка. Иногда закрываю глаза и вижу ту сценку, даже чувствую шелковистую шёрстку.
 – Выходит, ты влюбился в зверя? – это выглядело анекдотично, ведь она хотела его напугать, обернувшись львицей, а получилось – влюбила в себя. Молодой алиус вздохнул и прижал женщину к своей груди:
 – Что чувствовал, когда гладил девичье тело, рассказать даже не могу.
Милли стала вырываться:
 – Пусти, глупый мальчишка! Ты хоть представляешь, что люблю твоего отца? У меня ребёнок от него, – она печально покачала  головой. – И ты не знаешь его. Не представляешь, на что он способен.
 – А ты не знаешь меня. Не хотел тебя посвящать, но сейчас решил, что неправильно, если не будешь знать заранее. В тот миг, как снимут кольцо герцога Остнорского, я надену на палец своё кольцо, и ты станешь моей женой.
 – А если решусь сегодня обо всём рассказать твоему отцу?
 – Это ничего не изменит. Своей чести не уроню и не превращу тебя в беспутную шлюху, на которой женились бы из жалости. Ему придётся убить меня, – при этих словах глаза алиуса полыхнули зелёным огнём решимости. Перед ней стоял уже не весёлый мальчишка, каким запомнился на лесной поляне, а взрослый мужчина, готовый к самым серьёзным последствиям, возможно, – смерти.
«О, Дева!» – у женщины закружилась голова от хоровода мыслей. Выбравшись из противостояния между братьями, она попала в войну сына с отцом. Она чуть пошатнулась, и Альмент опять притянул её к себе.
 – Но почему согласился стать подставным… даже не знаю, как сказать… соблазнителем, что ли? – спросила она, стараясь отстраниться от герцога. Он позволил ей чуть отодвинуться от себя, но рукой крепко держал за талию.
 – По глупости. Думал, что ты хитрая ведьма, околдовавшая принца Крови ради власти и богатства. Но когда понял, какая ты на самом деле, как грязная подстава в дальнейшем отразится на мне, тебе и малыше, решил стать настоящим женихом и мужем.
Она предприняла попытку надавить на самолюбие парня:
 – Но я сплю с твоим отцом, Роберт. Кое-кто об этом знает. Хочешь прослыть рогатым мужем?
Он невесело усмехнулся и пояснил:
 – Принц сказал, что  изучаешь нашу историю. Наверно, ещё не дошла до новейшего времени. Последние двести лет у нас существует проблема с рождением девочек. Перекос выравнивался за счёт беднейших слоёв общества, состоящих из мужчин разных родов, в основном кочевников. Но демографическая проблема становится всё более острой. Это обширный вопрос. Когда-нибудь мы поговорим на эту тему. Поверь мне на слово, в алийском обществе мужчина, бросивший женщину с ребёнком, презираем всеми. Тайну, что я якобы решил бросить тебя, беременную и униженную, сохранить не удастся. Её обязательно вытащат на поверхность через двести лет, когда придёт время утверждения меня принцем Крови. Первым в меня бросит камень мой дядя и твой нынешний муж. Он сейчас согласился на отступную, чтобы в дальнейшем отобрать власть, выставив меня трусливым, ненадёжным монархом. Теперь, надеюсь, понимаешь, что прослыть рогоносцем, для меня не самое тяжёлое унижение. Тем более я сам виноват в ситуации, которую намерен исправить.
Милли смотрела на бесстрастное лицо, искрящиеся зеленоватые глаза, шелковистые волосы, колеблющиеся ветерком, и страх заполнял сердце.
«Он принял трудное и очень опасное решение. Он не отступит», – поняла она. Женщина попыталась изгнать из себя страх и панку. Иначе, почувствовав её состояние, мог придти Вазар, и чем бы всё закончилось, даже жутко представить.
«У Альмента своя правда. Но что делать мне – любящей одного, сочувствующей другому, ответственной за крошечного третьего?»
 – Мне нужно идти, – сказала она, отворачиваясь от молодого герцога. Её  большие глаза наполнялись слезами.
 – Хорошо. Я тебя провожу, – алиус взял её под руку. Милли отдёрнула руку, обернулась и, глотая слёзы, выпалила:
 – Оставь меня, гордый мальчишка! Моя жизнь и так состоит из одних потерь. Ты лишаешь последней радости, последней надежды: быть с любимым, родить ему ребёнка, радоваться вместе с ним первому шагу, первому слову.
Алиус зарычал, над нижней губой показались клыки, но вскоре он взял себя в руки, вытащил носовой платок и стал промокать ей лицо.
 – Успокойся, дорогая! Тебе нельзя расстраиваться. Я не такой уж мальчишка, как тебе кажется. Мне сорок четыре года. По человеческим меркам тебе в отцы гожусь. Клянусь, если не смогу заронить в твоё сердце зерно любви – отпущу к твоему «обожаемому» принцу. Но минимум тридцать лет тебе придётся прожить со мной. – Он упорно не называл Вазара отцом, чтобы Милли не чувствовала своей вины за развал семьи, чтобы делала выбор между двумя мужчинами, а не между двумя близкими родственниками.
Только они вышли из-под густой сени деревьев, как увидели идущего навстречу Вазара.
 – Что случилось, детка? Почему плакала? – спросил он.
Милли взяла любимого под руку и, виновато улыбаясь, сказала:
 – Роберт играл, а я случайно подвернулась под руку. Он не видел, что  стою сзади, размахнулся и задел меня. Я упала.
 – Не сильно ушиблась? Ничего не болит?
 – Нет, дорогой, всё нормально, – она старалась говорить убедительно, чтобы принц ничего не заподозрил. Но Вазар недоверчиво спросил:
 – А что буквально кричала про потери в жизни?
 – Ерунда. Ты же знаешь, какая я невыдержанная. Испугалась, что падение навредит малышу, и накричала на Роберта.
Она обернулась к молодому герцогу:
 – Прости меня, Бобби!
Он быстро взглянул на неё, потом отвернулся и буркнул:
 – Всё хорошо.
 – Давай-ка понесу, – сказал принц, беря её на руки. – Сейчас себя чувствуешь нормально, а через пару часов может стать хуже.
Милли положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
«Должно быть, тупая как пробка, – думала она, – поэтому жизнь раз за разом, словно глупого, шкодливого щенка, тыкает в одну и ту же ситуацию. Нужно искать выход. Боги, подскажите его!»
Но сердце  отпустили клещи сжимающего страха, ведь своей ложью она смогла разрядить обстановку. Альмент, не солги она, собирался сказать отцу о своём решении – Милли это видела.
Вечером, выйдя к ужину, она узнала, что герцог Бритский уехал. Это давало время на обдумывание ситуации. Однако утром следующего дня на её визифон пришло сообщение:
«Абонент просит позвонить по номеру». Номер ей был знаком
 – Добрый день, Людмила Георгиевна! – прозвучал хрипловатый голос Небмаата. – Осталось три дня до оговоренного срока. Мы ждём «ключ». Думаю, что теперь, когда вы с Генри Сомерсетом настолько близки, снять с его руки перстень умелой даме – раз плюнуть. И должен заметить, в чутье и практичности вам не откажешь. Вчера наблюдал, как вас целовал младший Сомерсет. Я вам аплодирую. Буквально три дня назад вдовствующая баронесса Сомерсет, наша любимая Акаши Мудрая, выдала внуку ярлык на перспективные земли, а вы уже в его объятиях, – старый лис ей подмигнул и заливисто рассмеялся. Милли не выдержала:
 – Послушайте, хитрый интриган! То, что вы подсмотрели, никакого отношения к землям не имеет.
 – Ну, как же не имеет, голубушка! Не скромничайте! Я вас не осуждаю, наоборот, восхищён. Только-только старая скряга расщедрилась на подарок – земли Азиатско региона – вы тут как тут. Этот финансово-промышленный кулак вскоре может захватить весь мир, будет диктовать ему условия. А опытной даме руководить влюблённым мальчиком не составит труда. Приятно будет с вами дело иметь, герцогиня. Мы вам – технологии, вы нам – инвестиции на исследования. Есть поговорка: лучшие партнёры – это бывшие враги.
 – Идите к бесу! – зло выругалась Милли.
 – Ну-ну, уважаемая! Незачем злиться. Это бизнес и не более. Но чтобы наше сотрудничество процветало, мы не стремились к уничтожению друг друга – верните «ключ». До свидания, драгоценнейшая Людмила Георгиевна.
 – Чтоб ты провалился в тартарары! – ругнулась женщина напоследок, но визифон в ответ молчал.
Кажется, сама судьба ополчилась на Милочку: нет покоя, нет счастья, не возможна любовь.  Хранители рядом. Убить могут в любую минуту. Раньше бы она равнодушно отмахнулась от возникшей угрозы: «И флаг им в руки».
Теперь женщина носила в себе маленькое существо, и эта крошка надеялась на неё – свою маму.
 – Маленький мой! – шептала Милли поглаживая живот. – Я тебя не подведу и не променяю ни на одного мужчину в мире.
«Тебе нужно бежать, – не поскупилась на совет Матильда, – и затеряться на лесистых просторах, где редко появляется бдительный глаз инспектора охранки, не слышит донесений чиновничье ухо и не топчет землю алийская нога».
«Ах, на какие витиеватости ты способна! – усмехнулась Милли. – Бежать? Но у меня нет документов, нет денег. Правда, есть украшения… Их, в случае чего, можно сдать в ломбард или продать дёшево на рынке какого-нибудь райцентра», – продолжала рассуждать она.
«Вот видишь! Мозги уже заработали в нужном направлении. А здесь чего выжидать? Смерти? Войны отца с сыном? Ищи лесистую местность и уходи с перстнем», – увещевал голос.
«Ты права, – соглашалась Милли. – Маленькому алиусу нужна будет кровь. С рождения стану приучать малыша пить кровь животных, а не людей. Не хочу, чтобы он стал похож на этих монстров. Перстень Хранителям не отдам, пусть даже не мечтают. Он – гарантия на жизнь моего ребёнка. А вдруг смогу перстнем управлять, а?».
«Уверена, сможешь. Не тяни резину – действуй!» – напутствовала Матильда.
Решившись на побег, Милли наметила два варианта исчезновения. Первый – если удастся управлять «ключом» и открыть портал. Правда, на такое везение женщина особенно не рассчитывала. Второй – через Альмента. Она – ведьма, в конце концов, или – нет? После того, как снимет кольцо с пальца Вазара, она позвонит молодому алиусу и заставит увести себя, пообещав через год стать его женой. Если Альмент будет против – пригрозит убить себя.
«Никуда мальчик не денется – у меня характер твёрже и решимости больше. Хотя второй вариант не фонтан. Быть зависимой от алиусов, находиться на крючке у Хранителей, разъезжать по заграницам без хорошего знания языков – опасное занятие. Родина есть родина, там каждый кустик – дом родной. А что будет потом? – женщина задумалась. – Потом отдам подросшего ребёнка отцу, а сама уйду. Не стану яблоком раздора между Вазаром и Альментом. Пусть живут в мире. И хватит на этом любовий и замужеств! Хватит экспериментов. Написано на роду быть одинокой – будь и не мечтай о воздушных замках!.. Но как смогу жить вдали от своей кровиночки? Вазар воспитает его бездушным зверем. Нет, нужно придумать какой-то другой вариант… Ладно, буду решать проблемы по мере поступления. Сначала нужно выносить и родить, а там уж будет видно», – успокаивала она себя.
Когда-то давно, ещё в прошлой жизни, Теймур ей сказал:
«Ты – моя маленькая принцесса, робкая и невинная».
Она уже герцогиня. В одном шаге от звания принцессы. Правда, не робкая и не невинная, а битая жизнью, беременная и разуверившаяся в возможности собственного счастья.
«Неужели когда-то мечтала о богатстве? Хотела играть сердцами мужчин? А ведь желание-то исполнилось. Теперь богатства мира у моих ног – только попроси. Сердца трёх самых могущественных мужчин в руках – бери на выбор. Воистину – будьте осторожны в своих желаниях, ибо они могут исполниться», – Милли горестно вздохнула – жизнь, сделав очередной виток, вновь привела к «разбитому корыту». Но охи-вздохи хороши для романтичных барышень, а ей нужно действовать.
На следующий день, перед обедом, целый час ушёл на примерку свадебного платья цвета айвори, украшенного кружевами и жемчугом. Милли терпела экзекуцию, с горечью думая, что преторский модельер трудится зря.
После обеда, когда требовалось, выполняя режим, лечь отдыхать, она позвонила герцогу Бритскому:
 – Здравствуй, Роберт! Хотела тебя спросить: ты меня любишь?
 – Люблю. В моих чувствах даже не сомневайся, – ответил молодой герцог, растянув губы в улыбке и посылая ей воздушный поцелуй.
 – Ну, сомневаться-то я могу, – строго ответила она, раздражаясь его легкомыслием. – Ты не сказал этих слов. Больше говорил о собственной чести, власти и прочем.
 – Говорил, чтобы поняла, какое будущее нас ожидает. По-видимому, тебе показался самовлюблённым эгоистом. Зря не дала вчера сказать о моём решении Генри Сомерсету. Не хочу выглядеть в твоих глазах трусом и подлецом.
 – Понимаю. Честь для мужчины – первейшее из достоинств. Ценю это качество в тебе. Но меня интересует, насколько сильно ты меня любишь? На что можешь пойти ради меня?
 – Хочешь, чтобы  отказался от тебя? – он, не мигая, уставился на неё через экран визифона.
 – Нет.
 – Чего ты хочешь?
 – Открою одну страшную тайну. Когда-то давно я пыталась убить твоего отца. Он простил меня, вернул к жизни, когда умирала. Сейчас души во мне не чает. Он готов стать подлецом в твоих глазах, лишить короны ради одной цели – быть со мной. Мне нужно понять, на что ты готов ради любви. С кем я должна остаться? Кому смогу доверить жизнь малыша?
После нескольких мгновений молчания Альмент, всё также пристально глядя не неё, ответил:
 – Любовь моя, ради тебя готов на всё!
 – Хорошо, Роберт. Но ещё раз хорошенько обдумай свои слова, чтобы не пожалеть впоследствии. Я – ведьма, и могу потребовать очень многого.
 – Всеобщий позор и поругание? – спросил он с сарказмом.
 – Не настолько жестока, – коротко ответила она.
 – Жизнь?
 – Не имею права распоряжаться твоей жизнью.
 – Тогда – душу?
 – А она у вас есть? Впрочем, извини… – она немного смутилась, чувствуя, что незаслуженно обижает парня, по неопытности предлагающего ей жизнь, душу и честь. – Душу забрать не могу. Я не демон в юбке.
Альмент тихо рассмеялся:
 – Милли, отбрось зловещую таинственность. Поверь! Потребуй ты ни что-то одно, а всё вместе, – я бы и на это согласился.
 – Ну вот, – покачала головой она. – А вчера говорил, что  я – сорвиголова. Сорвиголова – ты, безумный мальчишка! Из перечисленного тобой ничего не потребую. Будь наготове и жди моего звонка.
 – Намерена сбежать?
 – Да. Или думаешь, я могу неделю кувыркаться в постели с одним, а стать женой другого? Я не шлюха. Раз сказал, что нет другого выхода, должен меня немедленно забрать. Надеюсь, ты способен разрешить такую ситуацию.
 – Милли, ещё вчера хотел предложить, уехать со мной, но ты так расстроилась, что побоялся ещё больше огорчить, – оправдывался молодой алиус.
 – Решено. Ждёшь моего звонка и исполнишь то, что попрошу сделать.
 – Да.
 – Клянись! – решительно потребовала Милли.
 – Дорогая, только не проси отказаться от тебя навсегда.
 – Не попрошу.
 – Клянусь!
 – До свидания, Роберт.
 – До свидания, моя  львица.
«Так, – рассуждала она. – Один из вариантов готов к осуществлению. Осталось снять перстень».
И тут «прорезался» голос Матильды:
«Попробуй «ключ» использовать сама. Кроме Альмента тебе помочь некому? Ты забыла. Есть же Пахад. Его и следует попросить».
«Точно, – без возражений согласилась Милли. – Тогда незачем трогать Альмента, взваливая на парня свои проблемы».
Женщина устроилась удобнее в постели, расслабилась, закрыла глаза и позвала Пахада. В этот раз она увидела себя на берегу озера. Спокойная вода на солнце выглядела полупрозрачным зеркалом. В воде отражалась женская фигура в белом. Рядом с ней появилась высокая фигура в чёрном плаще и капюшоне, накинутом на голову так, что скрывалась половина лица.
 – Пахад? – спросила Милли.
 – Слушаю, мой ангел! – услышала Милли голос, ласкающий слух.
 – Меня собираются убить… меня и моего будущего ребёнка.
 – Чем могу помочь?
 – Нужно, чтобы Вазар быстро заснул и проспал до утра.
 – Как пожелаешь. Это всё?
 – Ещё хочу управлять «ключом» и открывать порталы.
 – У тебя есть заклинание. Надень перстень на средний палец правой руки. Сожми руку в кулак, соединяя свою энергетику и энергию перстня. Зрительно представь, куда хочешь попасть. Вот и весь секрет управления.
 – Так просто?
 – В этом мире всё очень сложно и чрезвычайно просто. Главное – сама система, а ключ к ней можно любой придумать.
 – Почему твоё лицо всегда закрыто капюшоном? Оно неприятное?
 – Если хочешь увидеть неприятное – таким и будет. У меня множество лиц. О ком-то скучаешь?
 – О Саше.
Полы чёрного плаща раздвинулись, появились руки, стянувшие капюшон с головы. Она обернулась – перед ней стоял Александр Поспелов. Милли прикрыла глаза рукой и дрожащим голосом, в котором слышались едва сдерживаемые рыдания, попросила:
 – Не надо… мне и так тяжело. Ты не Александр.
Высшая сущность опустила на лицо капюшон. Голос зазвучал глуше, в нём слышалась печаль:
 – Хорошо. Ты ещё не готова узнать истину.
 – Кто ты? – спросила женщина, не в силах скрыть тревогу.
 – А это важно?
 – Нет, – ответила она, спохватившись и отвернувшись к озеру.
«Зачем выспрашиваю у Высшей сущности то, о чём мне знать не положено?» – запоздало мелькнула тревожная мысль.
 – Узнаешь, когда будешь готова, – прозвучал ответ.
 – Пахад – это имя, или есть другое, личное? Ой, прости за глупое любопытство. Не говори. Оно, наверное, тайное.
Он наклонился и тихо произнёс:
 – Йалдабаоф, – и более громко добавил: – Позовёшь меня по имени – появлюсь. Я всегда рядом.
Женщина глянула в прозрачное зеркало воды и увидела: Высшая сущность приблизилась к ней вплотную. Плащ развернулся большими чёрными крыльями ангела. Капюшон оказался густыми прядями тёмных волос до плеч. Голова высокого ангела богатырского телосложения склонилась к ней, и волосы закрыли верхнюю половину его лица. Она от страха зажмурилась и почувствовала лёгкий поцелуй на щеке, теплоту мускулистого тела, щекочущую мягкость прикоснувшегося пуха. Несколько коротких мгновений и ощущение волнующей наполненности, покоя и теплоты исчезло.
 – Жаль, – послышался издали его голос. Милли вздрогнула и очнулась от медитации.
«Почему ему жаль? Неужели из-за того, что испугалась?»
Она пригладила волосы и увидела приставшее к тыльной стороне ладони тёмно-серое пуховое пёрышко.
«Не сон. Вот и доказательство есть, – подумала женщина, приложив к щеке мягкое невесомое пёрышко. – Да, такой мужчина защитил бы и меня и ребёнка, будь он здесь. Действительно жаль».
Но запредельность – запредельностью, а ей нужно жить в суровой действительности этого мира.
В первом часу ночи, поцеловав заснувшего Вазара на прощание, Милли осторожно сняла с его пальца перстень, одела себе и произнесла:
 – Мы одной крови – ты и я.
Она почувствовала, как по руке и позвоночнику будто пробежал ток и вырвался из солнечного сплетения подобно жгуту, разворачиваясь на конце огромной крутящейся воронкой. Стена напротив неё стала колебаться, теряя резкость очертаний. Тогда женщина взяла приготовленную сумку с вещами, визифон, и отправила Альменту видеосообщение:
 – Прости, Роберт! Я нашла другое решение проблемы. Не ищите меня. Прощай!
Она отключила мобильник, бросила его на кровать и вошла в открывшийся портал.

14

Князь Арош де Тюредор позвонил герцогу Остнорскому вечером и доложил, что в замке Уодвик паника – пропала невеста принца Крови. Вазар Вестмирский не поднимал охрану на прочёсывание близлежащей территории к замку как в прошлый раз, и камеры слежения не показали, что она выходила ночью из спальни. Но женщины нет – пропала, как в воду канула.
Гортон рассмеялся:
 – Ха-ха-ха! Готовь, Михаил Владимирович, проигранного ахалтекинца и никогда со мной не спорь. Потому я так легко пошёл на соглашение, что немного изучил характер Ирмы. Такую кобылку мне с трудом удавалась удерживать, где уж Бобби – кишка тонка. У брата изначально шансы были нулевые. Здесь Ирма из-за пары фраз кормилиц так психовала, а Галла – мастер на болезненные уколы и насмешки.
 – Как же она умудрилась уйти?
 – А-а, это её секрет, который я знаю. Ирма сильная ведьма, может проходить в другие миры. Из-за этого её похищали Хранители. Она не согласилась сотрудничать, и они Ирму решили убрать.
 – Игорь Валерьевич, где теперь нам искать герцогиню?
 – Правильно мыслишь! Именно искать и найти первыми. За границей она не останется. Девочка языки плохо знала. Не думаю, что за два месяца в них сильно преуспела. К нам Ирма не придет. Мы, ведьмы, гордые и независимые, на поклон к упырям не ходим… Если узнала условия сделки, тем более меня возненавидела, глупышка. Думает, наверно, что продал её. В других мирах в образе зверя долго жить не сможет – опасно. Ты вот что, Михаил Владимирович. Завтра отошли депешу о расторжении договорённостей. Теперь она моя законная жена. Даже хорошо, что так получилось. Уговорил бы Ирму уехать на церемонии снятия кольца – братец и мать свалили бы на меня все шишки. А теперь Вазичек, мамочкин подлиза, пусть пеняет на себя. Ха-ха! Не смог удержать птичку в клетке.
Герцог был доволен неудачами брата, но его проблему побег Ирмы разрешил лишь наполовину. Он посмотрел на обручальное кольцо, собираясь с мыслями, и продолжил инструктировать секретаря:
 – Завтра распространи заявление по каналам нашей связи, что орден Security похитил герцогиню Ирму Берг Остнорскую. Пусть весь алийский мир знает, на что способны эти сволочи. Убьём, таким образом, сразу двух зайцев: во-первых, сможем привлечь к ответственности, как пособников террористов, фирмы и отдельных алий, подозреваемых в сотрудничестве с ними; во-вторых, Его Высочество не посмеет забрать Ирму, если найдет первым, а Бобби против меня не пойдёт. Если что – раздавлю щенка. Он знает. Свидетельство о заключении брака и её паспорт готовы?
 – Два месяца уже лежат в сейфе.
 – Вызови адвоката. Я напишу заявление о похищении жены. Распорядись размножить её фото и отправить во все регионы страны. В ближнее зарубежье она, думаю, не сунется. Приметна. Да и там небезопасно для неё. В родной город Ирмы направь пару наших сыщиков на всякий случай, но там она вряд ли не появится. Так, что ещё… Ей нужна кровь, чтобы доходить до срока и родить ребёнка. На убийства не решится, но нужно проверять. Вдруг где-то будет похожее на серию, или резко поднимется статистика по криминальным трупам. Вернее, станет охотиться на диких животных, а на последнем месяце начнёт резать домашний скот. Обо всех случаях сельские участковые должны незамедлительно докладывать. И о нападении диких зверей – тоже. Что-то кому-то привидится, пройдёт слушок – сообщать незамедлительно. Главное – чтоб какой-нибудь олух её не подстрелил. Вот чего я боюсь.
 – Надеюсь, Ваша Светлость, беда Ирму Генриховну обойдёт.
 – И я на это надеюсь. Но уповать нам, Михаил Владимирович, нужно на свою расторопность. Напряги всех! На местах службы занимаются своим бизнесом, а не работой. Вымогать взятки да крышевать – в этом они поднаторели, а разыскать человека – так у них и людей не хватает, и времени.
 – Помню, как жена ходила беременная. То ей дай одно, то закатит истерику по поводу другого, – сказал Арош.
 – А она сейчас одна. Помощи не попросит… и нахрапом её не взять – уйдёт, дурочка! Одни боги знают, что за бредовые мысли витают в её голове, – выказал озабоченность герцог. Он посмотрел на кольцо – камень светился ровно и ярко.
«Знаю, что не попросишь. Мне и не нужно. Просто засветись где-нибудь – я пойму, что хочешь быть найденной, приду и позабочусь. Почему ты такая упрямая? Правильно говорят, что женщины нам придуманы в наказание, а я раньше не верил», – мысленно герцог обращался к жене, пристально глядя на камень, будто желая в глубине увидеть лицо той, что завладела мыслями, поступками, желаниями. Потом сказал секретарю:
 – Пока с ней всё в порядке. Действуй! 
Он вглядывался в камень кольца, вспоминая те двое суток, которые провёл в буйном угаре после исчезновения жены.
Вначале, когда Роталл позвонил и доложил герцогу, что Ирма сбежала от охраны на мотоцикле, он подумал:
«Очередная проказа девчонки».
Но вскоре пришло сообщение, что за ней устремился мотоциклист. Гортон вызвал вертолёт для поисков. Он целый час испытывал дикий страх, что его «девочку» могли заманить и похитить Хранители, но вскоре понял – она обманула и предала его, ощущая в своём теле наслаждение, переходящее в оргазм. Как Гортон тогда Ирму ненавидел! Как мечтал, чтобы оказалась в его руках. О-о! Он бы её мучил и издевался. Как мог. Как умел. Как хотел. Он желал унижений, слёзных просьб, молений о пощаде на коленях.
«Хотя – нет. Ирма никогда бы не стала просить. Она бы предпочла смерть. Интересно… смог бы её в тот момент убить?»
Трудно сказать – он был дико зол и мертвецки пьян. Герцог изорвал все наряды жены и растоптал все украшения, представляя, что рвёт и топчет тело предательницы. Он жестоко изнасиловал трёх кормилиц, и хорошо, что Роталл с Карагеном увезли остальных, иначе мог даже кого-нибудь убить. Он вёл себя как бешеный зверь, мечущийся в бессилии. Гортон разломал перила лестницы между вторым и третьим этажом, узнав, что кормилиц увезли. Ему хотелось крови и страданий всех женщин мира – этих ведьм в человеческом обличии. От Роталла пьяный герцог потребовал девственниц, «маленьких шлюх, которым только предстоит обманывать мужчин». Ему в помутнённый разум пришла идея поучить уму-разуму «хитрых бестий», преподать им урок на будущее. Выловив на улицах ночной столицы, пять девочек двенадцати-тринадцати лет от роду, Роталл исполнил приказание босса. Что он с ними делал, Гортон помнил лишь фрагментами, так как через каждые полчаса его дикой, кровожадной натуре требовалась новая доза спиртного. Опомнился герцог только утром третьего дня. Оглядев спальню и себя похмельным взором, алиус был шокирован: перевёрнутая мебель, разбросанные тут и там клочки одежды, гора пустых бутылок, постель и он сам перемазаны кровью. Первым делом спросил у Роталла: не убил ли кого? Оказалось все девочки живы, но ещё трое суток будут на лечении в закрытой клинике, откуда их выпустят, стерев воспоминания. От сердца герцога немного отлегло. Значит, не удалось ведьме из него сделать совсем уж дикого зверя и убийцу. А в офисе Арош показал ему фотографии со спутника, на которых запечатлелась встреча Ирмы с Альментом. Вскоре поступили распечатки от программистов, из которых Гортон узнал, что Ирма давно общалась с «Одиноким волком», а уж кто скрывался под этим «ником», герцог прекрасно знал. Проведя третью бессонную ночь в раздумьях, алиус осознал глупость своих претензий к Ирме:
«Она воспитывалась в человеческом обществе, где полным ходом идёт сексуальная революция. У неё могли быть друзья и любовники задолго до нашей встречи. Любить меня девочка не обещала, как не обещала быть верной женой, и уж чего греха таить – женой сделал хитро и неожиданно. Молодая ведьма находится в поиске и осознании своих возможностей. Чего я так разъярился? Неужели за несколько дней знакомства, ведьма смогла привить мне, высшему алиусу, иррациональные качества низшей расы? Дикая ревность. Даже не думал, что когда-то смогу такое испытывать. До чего я низко пал! В принципе ничего непоправимого не произошло. Знаю, где она находится, у кого. Племяннику Ирму не удержать, слишком молод, опыта маловато. Сорвётся при первой её проверке. У Вазара ахиллесова пята – Галла. Значит, нужно выторговать как можно больше времени. Пусть девочка сравнит и поймёт, что только я могу стать заботливым и милостивым мужем».
Потом невыносимо долго тянулись месяцы ожиданий, сомнений и холодящей сердце тоски. Тоски по завораживающему голосу, непокорному нраву, магнетическому взгляду. И сны о ней – горячей, неистовой, страстной.
Гортон вздохнул, его «маленькая вредина» затаилась: то ли ждёт от него действий, то ли хочет ещё помучить.
«Выпороть бы за такой фортель, – думал он, – но психанёт и сбежит. Вляпается ещё в какую-нибудь неприятность. На моё беспокойство ей плевать – у упырей же сердце мёртвое. Сделать пакость такому монстру, – он усмехнулся, вспомнив, с каким жаром объясняла, какое он мерзкое и коварное чудовище, –  праздник для души».

***       

Мила, перед тем как шагнуть в портал, подумала о безлюдных просторах, чистом воздухе, полноводной реке, таёжных дебрях и склонах гор. Когда рассеялся серый туман и окрестности обрели резкость, она увидела зарождающиеся утро. Женщина огляделась. Рядом росли кедры, издали тянуло речной свежестью, на горизонте виднелись горные хребты. Пройдя немного по росной поляне, вышла к дороге, которая вскоре вывела её к первым домам села. На улице не было ни души, а в подворьях кое-где мычали коровы, гоготала гуси. Из-за ближней ограды забрехала собака. Минут через пять лязгнула щеколда, и на высокое крыльцо вышла дородная старуха в цветном фартуке, белом платочке и с подойником. Глянув удивлённо на Милу, спросила:
 – Заблудилась, девонька?
 – Нет, – ответила Мила. – Хожу, прошу подаяния по милосердию.
 – Что? – изумилась хозяйка, пристально глядя на молодую женщину. – Как ты к нам попала?
 – Люди денег дали – ехала на автобусе. Потом грузовик подвёз. Дальше шла пешком. Да вы, бабушка, не переживайте. Я на лавочке посижу, отдохну и дальше пойду.
 – Ну-ну, сиди. Не жалко, – сказала старуха и пошла в хлев. Мила села на лавку. Из-за разницы в часовых поясах её клонило в сон. Собака за оградой не унималась. Тогда Мила зарычала на неё, подражая своему же львиному рыку. Собака залезла в будку и там примолкла. Мила положила сумку на лавку и привалилась спиной к забору, прикрыв глаза и закутавшись в тёплую кофту. Через полчаса со скрипом отворилась калитка, и к ней вышла хозяйка с бидоном молока. Старушка ещё раз оглядела молодую женщину с ног до головы и сжалилась:
 – Ладно, девонька. Пойдём-ка в хату. Приляжешь на диван отдохнёшь. Вижу, притомилась больно.
 – Спасибо вам, – сказала Мила, поднимаясь и следуя за пожилой женщиной во двор.
 – Молочка будешь? – спросила хозяйка в горнице.
 – Спасибо, не хочу. Мне бы поспать. Устала…
 – Да ты, красавица, на нищенку-то не похожа, – усомнилась хозяйка, положив на небольшой диванчик подушку, которую вынесла из другой комнаты.
У Милы слипались глаза, поэтому вести беседу, оглядывать дом не было  ни желания, ни сил. Она сняла кроссовки и легла, поджав под себя ноги и укрывшись кофтой. Минут через десять Мила провалилась в сон и уже не слышала, как хозяйка гремела посудой, готовя завтрак, как проверяла сумку нежданной гостьи, разглядывая вещи и украшения, и как выгоняла на улицу мычащую корову к сельскому пастуху.
Проснулась Мила далеко за полдень, оглядела комнату, в которой спала. Над диваном висел чёрный ковёр с большими алыми розами и зелёными листьями. На полу зеленел разводами палас. Рядом стояли обеденный стол и старинный буфет орехового дерева, напротив – печь, у противоположной стены – сервант. В углу, между сервантом и диваном,  примостился  небольшой цветной телевизор. По обе стороны от печи располагались дверные проёмы, закрытые цветными занавесками. Тут открылась входная дверь, пропуская в горницу хозяйку дома.
 – Проснулась? – спросила она заспанную гостью. Лицо у пожилой женщины было строгим, а серые глаза излучали доброту.
 – Спасибо, отдохнула на славу, – улыбаясь, ответила Мила. – Как вас зовут? А то неудобно получается. Выспалась в гостеприимном доме, а имени хозяйки не знаю.
 – Меня зовут Мария Ивановна. А тебя как кличут, дочка?
 – Мила.
 – Ну, сказывай, Мила, как очутилась в наших краях? Что заставило бежать так далеко?
 – Правду, или соврать? Если совру – оно спокойнее для вас будет. А скажу правду – подумаете, что сумасшедшая, и со страху меня прогоните.
 – Да уж сказывай как есть, Я непужливая, – предложила пожилая женщина, поджав губы, отчего её лицо построжело.
 – Расскажу вам полуправду. Не от того, что преступница, и меня разыскивает охранка. Они меня разыскивать будут, и не только они. Правда вам покажется невероятной. Если пожалеете меня и оставите временно пожить – сами постепенно узнаете.
 – Ну-ну, слушаю. Я пока на стол соберу, а ты сказывай, не бойся. Как-нибудь уж уразумею, – сказала женщина и стала расставлять тарелки на столе, накладывать картофельное пюре и домашние котлеты с подливом.
 – Вы, Мария Ивановна, думаю, поняли, что я  не нищенка.
 – Да уж поняла… – отозвалась та из сенцев, куда ушла, неся в руках пузатый чайник.
 – Я беременна, Мария Ивановна. Скрываюсь от мужа и любовника.
 – Сразу от обоих? – донёсся голос хозяйки.
Грустно усмехнувшись, Мила уточнила:
 – От троих. Двух братьев и сына одного из них.
Через несколько минут вошла хозяйка, неся исходящий паром чайный заварник.
 – Как ты умудрилась, девонька, закружить такой хоровод?
 – Есть у меня дар – очаровывать мужчин. Сама ему не рада, но ничего поделать не могу. В сущности, это моё проклятие. Беременна я от любовника, брата мужа. Чтобы заполучить меня, он подговорил своего сына имитировать любовную сцену и отдал фото мужу. Их семейство очень богатое, как сейчас говорят, олигархи. Муж продал меня, свою неверную жену, племяннику за очень большие деньги. А тот не хочет отдавать отцу. Ещё есть их конкуренты в бизнесе и политике. Те хотят меня убить, лишь бы не родила ребёнка – наследника огромной империи.
 – Ну и вляпалась ты в историю, – покачала головой хозяйка. – Садись, будем обедать, чем бог послал.
Мила подошла к рукомойнику, ополоснула руки, лицо и вытерлась чистым вафельным полотенцем, потом подсела к столу.
 – Так вот и вляпалась, – с горечью констатировала она. – Бежала я, прихватив, что сумела. И те и другие будут искать. Одни, чтобы отобрать ребёнка и вновь закрыть в золотой клетке. Другие – чтобы убить.
 – Ужель помочь тебе некому? Где твои родители?
 – Родители умерли. Были бы живы – и что? Кто они против таких акул капитала? Сейчас у кого деньги – у того власть, – закончила Мила свой рассказ и принялась за еду, подливая молоко в пюре, чтобы приняло консистенцию киселя, и отложив котлету в сторону. Как и предсказывал Гортон, её организм начал отказываться от твёрдой пищи.
 – В этом ты права, – подтвердила Мария Ивановна. – Жуткие времена настали в стране. 
Ели молча. Когда Мария Ивановна принялась разливать чай по кружкам, спросила:
 – У тебя нет ни документов, ни денег?
 – Пока нет, – ответила Мила, пододвигая к себе кружку с чаем, варенье и хлеб. – Деньги я попытаюсь раздобыть. У меня припрятана банковская карточка, но деньги по ней следует получать в другом городе. Лучше – в другой губернии. Или продам украшения на рынке. Могу и по своему прежнему паспорту сдать драгоценности в ломбард. Я, Мария Ивановна, родом из Восточной губернии. Там у меня квартира осталась, деньги, документы на старую фамилию. Надеюсь, квартиру никто не прихватизировал за три месяца.
 – Далековато за деньгами ехать. Как без паспорта добираться-то будешь?
 – А это первая страшная тайна, которую нужно будет хранить, если разрешите пожить у вас. Только не думайте, что я какая-то инопланетянка.
 – Ты, что же, сквозь стены проходишь? – спросила Мария Ивановна, с интересом уставившись на гостью.
 – И сквозь стены, и сквозь огромные пространства, – подтвердила Мила, удивляясь себе за то доверие, которое выказала этой простой, деревенской женщине. – Я к вам прямиком из-за границы явилась. Пока мои преследователи не расчухали, наведаюсь к себе домой. Ну, так как, Мария Ивановна? Разрешите у вас пожить?
 – Живи, – махнула рукой женщина и улыбнулась. – Ты – интересная. С тобой всё веселее мне будет. Мой старик год как умер, а сынок с семьёй живёт далековато.
 – Спасибо! – поблагодарила Мила. Она достала расшитую бисером и алмазами сумочку с украшениями, выбрала колье и браслет, завернула их в платочек и сунула в карман брюк. – Только вы, пожалуйста, не бойтесь. Через пару часов вернусь.
Мила сжала правую руку в кулак, прошептала слова и представила интерьер своей квартиры. Окно, лицом к которому она стояла, размылось в очертаниях. Ведьма шагнула в открывшийся портал.
В её квартире стояла тишина. Все вещи лежали на тех местах, на которых она их оставила.
«Слава Господу и Деве! – обрадовалась Мила. – Никто не залез и квартиру не обчистил». Она взяла сумку с банковской картой, документами, ключами от квартиры и вышла из дому. В ближайшем банкомате получила пятнадцать тысяч. Поймала такси и, сунув водиле пару тысяч, объехала ещё четыре банкомата и два ломбарда. Через два с половиной часа Мила была уже в своей квартире. Быстро собрала осенние и зимние вещи, затолкала их в огромный баул и открыла портал.
На улице уже смеркалось. Хозяйки в доме не было. Мила, после путешествия почувствовала слабость, но совладав с собой, вышла на крыльцо. Увидела Марию Ивановну, ковыряющуюся в огороде.
 – Я вернулась! – крикнула она пожилой женщине. Та вздрогнула, разогнулась и пошла к Миле, на ходу качая головой.
 – Ну, дочка, ты меня действительно перепугала.
Мила улыбнулась:
 – Оказывается, баба Маня, вас не моё исчезновение напугало, а крик?
 – Ох, дочка! – тяжело по ступенькам поднималась старая женщина. – К исчезновению, ты меня подготовила. Сказала: «Не бойтесь, пожалуйста». А крикнула неожиданно, вот!
Ночью ведьме потребовалось открыть портал в мир второй сущности. Она хотела поохотиться, но сделать это не смогла – открываясь, портал тотчас схлопывался.
«Видимо, потеряла много сил, – решила она, – когда перенесла тяжёлый баул. Значит, следует охотиться в окрестностях».
Мила, стараясь не потревожить хозяйку, тихонько открыла щеколду входной двери и вышла на улицу. Дойдя по дороге до опушки кедрача, разделась и трансформировалась в львицу. В открывшейся из-за деревьев пойме реки увидела мелькнувший силуэт крупного зверя. В серебристом свете луны он выглядел очень крупным волком, но был более мохнат, и хвост напоминал лисий. Зверь тоже почуял львицу. Она не стала прятаться в траве, а грациозно двинулась ему навстречу. Волк не двигался, только в свете луны поблескивали зелёным его глаза. Мила раньше никогда не видела такого крупного самца.
Когда между ними расстояние сократилось до двадцати метров, она попыталась проникнуть в сознание зверя – увы, не получалось. Хоть её звериная сущность окрепла за два месяца, но способность проникать в сознание людей и животных так и не восстановилась. Она попыталась обострить все чувства. И вскоре поняла, что от волка идут волны непонимания и враждебности. Такого зверя, каким предстала перед ним ламия, волк никогда не видел в этих краях. Тогда львица опустила ниже голову, немного прикрыла светящиеся голубые глаза и стала активно посылать волку мысль, что она друг и нуждается в помощи. Коричневато-рыжий волк гордо приосанился, его широкая грудь стала ещё мощнее выглядеть. Волк тихонько заскулил. Львица постаралась в ответ очень нежно рыкнуть. Получилось почти ласково.
Волк не страшась нападения, видимо, приняв посыл дружелюбия, отвернулся от неё и потрусил к ближним деревьям. Львица, пригибаясь, следовала за ним. Так за деревьями, кустарником и высокой травой они пробежали вдоль реки полкилометра. И тут львица почуяла, что среди запахов леса и реки появился другой запах – запах животного, пищи. Он приятно щекотал ноздри. Её вожак остановился, прислушался, а потом сделал короткий прыжок в её сторону, как бы преграждая путь. Львица остановилась. Тогда волк, забирая круто вправо, в лес, крадучись двинулся вперёд. Львица вся подобралась для прыжка и затаилась. Она поняла, что волк собрался гнать на неё животное, пасущееся где-то неподалеку у реки. Так оно и оказалось.
Вскоре в лунном свете показалось животное размером со среднюю собаку. Задние ноги у него были намного длиннее передних. Животное, похожее на маленького оленя, бежало прыжками, отталкиваясь сильными задними ногами. Это помогало ему преодолевать небольшие валуны и кусты, попадающиеся на пути.
Когда оно почти поравнялось с львицей, та одним огромным прыжком преодолела разделяющее их расстояние и сшибла странного, безрогого, но клыкастого оленя с ног. В следующее мгновение львица клыками разорвала ему горло и погрузилась пастью в струю горячей крови. Недалеко от них появился волк. Львица, не отпуская шею ещё живого животного, издающего хриплые стонущие звуки, глянула злым, предупреждающим взглядом на волка. Тот остановился, переминаясь передними лапами, поскуливая, но не решаясь подойти. Через несколько минут животное затихло. Львица, насытившись кровью, отошла от добычи и легла невдалеке, облизываясь. Наступила очередь для пиршества красному волку.
Через полчаса львица встала и двинулась по своим следам обратно. Когда подошла к тому месту, где оставила одежду, увидела, что её нагнал волк. Львица повернулась и грозно рыкнула. Волк остановился и залёг. Ламия нашла свою одежду и трансформировалась в человека. Волк от неё лежал в пяти метрах. Он возбуждённо привстал на передних лапах и активно втягивал в себя воздух, стараясь запомнить, как пахнет это невиданное существо – то ли человек, то ли зверь. Мила, не торопясь, оделась и помахала волку рукой:
 – Пока, волчок!
Волк в ответ тихонько заскулил.
После совместной охоты красный волк почти каждую ночь приходил к их дому, и, прячась за кедрами, подвывал и повизгивал, вызывая подружку на прогулку. Пёс Шарик заливался лаем, хозяйка сердилась и удивлялась:
 – Надо же, какой  нахальный?
Мила смеялась и отвечала:
 – Нет, он хороший. Меня вызывает на прогулку.
Мария Ивановна сокрушённо качала головой:
 – Странная ты, дочка. С волками гуляешь, сквозь стены проходишь.
В ответ жиличка обнимала старуху за плечи и говорила:
 – Не переживайте, баб Мань. Всё будет хорошо.
 – Дай-то бог, – вздыхала старуха.
А когда Мила уходила в ночь, она тихонько осеняла спину «странной дочки» крестом.
Через три дня после появления Милы в доме у бабы Мани, в криминальных новостях по федеральному каналу сообщили, что у бизнесмена Игоря Бахметьева похитили жену.
Мила в этот вечер не собиралась на охоту. Предыдущей ночью она выпила достаточно крови кабарги, которой ей хватило бы на трое суток. Она готовилась ко сну, когда из-за занавески услышала своё имя. А потом Мария Ивановна позвала её:
 – Иди сюда, дочка! Посмотри! Твоё фото показывают.
Мила вышла, полюбовалась на фотографию.
 – Интересно, – сказала она. – Какую цель Игорь преследует этим сообщением?
 – Значит, тебя Ирмой кличут?
 – Вообще-то меня Людмилой кличут, баба Маня. Взять другое имя меня заставил этот самый Игорь Бахметьев.
 – Отчего так?
 – Я и сама бы хотела знать – отчего? Он постоянно мне лгал.
 – Полюбуйтесь на моего мужа, – сказала Мила и ткнула пальцем в экран. Там как раз показывали, что репортёры хотели взять у него комментарии по поводу похищения. Их отгоняли Роталл и трое охранников.
 – Красивый мужчина, прям киноартист, – сказала Мария Ивановна.
 – Вся их семейка – красавчики. Хитрые, подлые, безжалостные. Люди для них – мусор, рабы. – Мила вздохнула и пошла в свою комнату.
Через некоторое время приоткрылась занавеска, и в комнату заглянула Мария Ивановна. Мила лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и беззвучно плакала. Старушка подошла к кровати, присела на край и стала гладить вздрагивающие плечи жилички:
 – Ничего, дочка, как-нибудь всё образуется.
 – Ах, баба Маня! – Мила повернула к ней заплаканное лицо. – Ничего уже не образуется. Вся жизнь пошла наперекосяк. Был у меня муж – погиб. Был его друг – я его убила… вернее, думала, что убила. Он стал другим. Этот ребёнок от него. Да только купил он меня у нынешнего мужа.  Понимаете? Купи-ил! И так грязно купил. Ненавижу их всех!
 – Выходит – не любит тебя муж, раз согласился продать?
 – Выходит так. Хоть клялся, что любит, – Мила горько усмехнулась, вытирая слёзы. – Все они говорили о любви. Но никто из них никого не любил и не полюбит никогда. Их любовь – деньги и власть, абсолютная власть. Ради неё готовы на всё. Я необычная, и ношу в себе необычного ребёнка, поэтому им нужна. Поэтому ищут и перекупают друг у друга.
 – Понимаю – это больно. Деньги портят людей, особенно большие деньги, а власть – тем более, – сказала Мария Ивановна, поглаживая плечи жилички. – Вот у нас в деревне. Был Горбушкин председателем сельсовета. Потом разбогател, стал фермером. А ему всё мало и мало. Кто пьющий – того споил и выманил земельный надел. Кого припугнул и скупил долю за копейки. Его сын приехал домой после окончания учёбы с женой. Девушка – красивая, ладная. Отец им поставил дом. Да что-то у них не сладилось. Стал пить Иван, и жену бить. Она соберётся к родителям уезжать – он в колени падает. Лариса опять останется, пожалеет дурня. Родился сынишка. А этой зимой ушёл он на охоту и сгинул, – старушка вздохнула. – Старший Горбушкин стал Ларисе помогать по хозяйству, деньгами. Всё бы ничего, да стали соседи замечать, что он у неё допоздна засиживается. Пошли сплетни по деревне. Катерина, свекровь Ларисы, однажды пришла, побила у неё окна. Пригрозила Катерина Горбушкину, что подаст на развод и раздел имущества. Тогда он забрал у Ларисы сына, а самой приказал убираться из деревни…
Мила повернулась на бок и слушала невесёлую историю чужой беды, украдкой вздыхая, сочувствуя, качая головой.
 – Жаловалась Лариса в охранку, в суд – что толку?! Он взятку дал, и Ларису признали плохой матерью. Лишили, значит, материнского звания. Она уезжать из деревни без сына не хочет, ходит по инстанциям, доказывает своё. Только кто её слушать будет? Горбушкина выбрали депутатом нашего района. А свекровь с дочкой грозятся её вместе с домом спалить. Так-то, дочка. Нет правды ни наверху, ни внизу.
В это время на улице завыл волк. Жутко завыл, неприятно. Баба Маня стала креститься:
 – Свят, свят! Летом только волков не хватало.
Мила встала с кровати, умылась, и начала спешно собираться.
 – Ты куда? На ночь глядя? – удивилась старушка. – Волк, слышишь, за оградой балует.
 – Всё хорошо, баба Маня, – успокоила её Мила. – Пойду прогуляюсь, у реки посижу. А этот волчок – мой друг. Звери, баба Маня, намного честнее и лучше людей.
Мила вышла в ночь. Рядом с ближним кедром светились два зелёных глаза. Она повернулась и пошла по дороге к реке. Волк тенью следовал за ней на расстоянии около десяти метров. Так они дошли до высокого бережка. Женщина села на самом краю, свесив ноги вниз. Волк улёгся в тени куста. Она смотрела на трепетание лунной дорожки на поверхности струящейся воды, и в душе рождались стихи:
 – Одинокая волчица…
В поле холод, в поле ветер…
Одинокая волчица
Громко воет на луну.
Радость ей уже не снится:
По любви печаль и голод.
И срывает из глазницы
Ветер павшую звезду.
И зачем ей лес дремучий,
Небо в россыпи алмазов?
И зачем счастливый случай –
След добычи на снегу?
В её сердце лёд колючий…
Где надежда ветра сказов?
Кровь не станет уж кипучей
От восторга на бегу…
Красный волк лежал под кустом и внимательно вслушивался в грудной тихий голос, чутко поводя мохнатыми ушами. Иногда косил на красавицу вспыхивающими зелёными глазами. Но в основном смотрел, как и женщина, сидящая рядом, на лунную дорожку и дальше, где на горизонте чёрные отроги гор сливались с тёмно-синим бархатом неба, усыпанного блестящими звёздами. Ему очень хотелось взвыть – протяжно, громко, жалуясь притихшему миру и луне на неспокойную долю, ища собрата, пугая потенциальную добычу. Но он боялся своим воем прервать монолог странного существа, сидящего рядом. Существа странного, но почему-то ему близкого неизбывной грустью, яростным желанием жить для детёнышей, страстью охотницы. Он не понимал слов, но своим звериным сердцем разделял её душевную тоску.
 
15

Сглазила цыганочка
Паренька того,
Выкрала смугляночка
Сердце у него.
Лишь заснуть пытается –
Перед ним глаза,
Страстные, зовущие,
А с ресниц – слеза.

Мила прожила с Марией Ивановной больше недели, когда у хозяйки случились сильные колики в животе. Днём молодая женщина обычно помогала старушке собирать помидоры, поливать грядки, солить овощи, варить  варение из малины и смородины. И в этот день женщины готовили банки под варение, перебирали ягоду, очищая от листиков и плодоножек. Вдруг Мария Ивановна присела на табурет и согнулась от боли, пронзившей тело. Мила забеспокоилась:
 – Что случилось, баб Мань?
 – Ой, резкие боли! Сейчас отлежусь, а потом продолжим.
Мила подвела женщину к дивану.
 – У вас такое впервые? – спросила она, когда хозяйка, морщась и охая, прилегла.
 – Нет, дочка. Иногда поколет и пройдёт.
 – А где болит?
Мария Ивановна показала на правую сторону живота.
 – Ох, баб Мань, не аппендицит ли? У моей подружки Ольги так же было, пока не сделали операцию. В деревне есть фельдшер?
 – У нас медсестрица Клавдея.
Старушка рассказала, как найти медсестру. Мила до этого дня по деревне не ходила, а Мария Ивановна о своей жиличке лишнего не рассказывала. Говорила всем, что знакомая невестки приехала в отпуск отдохнуть, «чистым воздухом подышать да деревенского молочка попить». Медсестра Клавдия Васильевна подтвердила догадку Милы. Пожилую женщину требовалось срочно везти в районную больницу.
Райцентр находился от деревни в пятидесяти километрах и представлял собой большое село, скорее, похожее на посёлок городского типа. Через полтора часа приехала машина «Скорой помощи», вызванная Клавдией Васильевной. Мила решила больную сопровождать, ведь от неё в хозяйстве Марии Ивановны толку не было. Животные Милу боялись как огня, поэтому за хозяйством Мария Ивановна попросила присмотреть соседку Акиньшину. Мила приправила просьбу парой бриллиантовых серёжек, приведших тридцатипятилетнюю женщину в восторг.
По тряской грунтовой дороге, глотая пыль, доехали до райцентра. В приёмном покое Мила дождалась, пока старушку отправят в хирургическое отделение, потом на почте позвонила по указанному бабой Маней номеру и сообщила семье сына о предстоящей операции. Что дальше делать, она пока слабо представляла. Можно было вернуться в деревню, заплатив частнику, или смотаться за двести километров в более-менее крупный город и прикупить кое-что для будущего ребёнка, потому что зимой оказия вряд ли подвернётся.
Женщина вышла на обочину дороги и подняла руку, увидев приближающуюся машину. Иномарка остановилась. Плавно опустилось стекло.
 – Вам куда? – просила Милу светловолосая сероглазая женщина-водитель.
 – А вы куда едете? – вопросом на вопрос ответила Мила.
 – Мы привезли пассажиров и возвращаемся в Абахан.
 – Тогда я с вами, – сказала Мила. – За три тысячи довезёте?
 – Садитесь, – пригласила водитель.
После райцентра дорога вышла на более-менее асфальтированное и ровное полотно трассы. Стрелка спидометра колебалась возле цифры сто десять километров в час. Сероглазая водитель спросила:
 – Вы домой или в гости?
 – Ни то, ни другое, – ответила пассажирка. – Я привезла в больницу знакомую старушку с аппендицитом и размышляла: ехать назад или рвануть в Абахан по случаю. Вы разрешили мои сомнения в пользу города. Совершу шопинг и вернусь назад.
 – А ночевать есть где, или в гостиницу завести?
 – Город  совершенно не знаю.
 – Издалека?
 – Да, приехала к знакомой отдохнуть, а тут с хозяйкой случился приступ.
 – Бывает…
 – Как вас зовут? – спросила Мила. – Благодарна буду, если покажите город, повозите по магазинам. Мне нужно кое-что для новорождённого купить.
 – Меня зовут Валерия, или просто – Лера. А это мой сын Игорь, – кивнула симпатичная таксистка на парня, сидящего рядом.
 – Рада познакомиться, – улыбнулась Мила. – Людмила. Ну, так как, Лера? Покажите город?
 – Покажем, – ответила Лера. – Город хоть и небольшой, но зелёный, красивый.
 – Прям меня заинтриговали.
 – Ма, чё ты выдумываешь? – подал голос парень. – Обычный, скучный городок без экзотики.
 – Чего ты ноешь? – упрекнула его мать и, обращаясь к пассажирке, пожаловалась:
 – Спит и видит себя в столице. А я говорю: где родился, там и сгодился.
 – Это верно, – ответила Мила.
 – Вы можете у нас заночевать, – предложила водитель.
 – Спасибо за гостеприимство.
Игорь, которому на вид было лет семнадцать-восемнадцать, обернулся и спросил:
 – Пить хотите? У нас есть пачка яблочного сока.
 – А стаканчик есть?
 – Есть. Вот держите, – он вытащил из бардачка одноразовый стакан и налил в него сок. – Может, ещё и пирожка?
 – Игорёк, спасибо! – смутилась пассажирка. – Мне, право, неудобно вас объедать.
 – У нас их восемь штук, – сказала Лера. – Берите. Не стесняйтесь.
Мила взяла один пирожок. Она действительно чувствовала голод. Обед пришлось пропустить, пока ожидала оформления бабы Мани в приёмном покое.
За разговорами быстро пролетело время и километры дороги. Попутчики Милы жили почти в центре города, в девятиэтажном доме. Умывшись с дороги, Лера принялась готовить ужин, Мила вызвалась помогать. Когда поужинали, Игорь ушёл к друзьям, а Лера достала оставшуюся с праздников бутылку вина.
 – Ну, что? За знакомство? – предложила Лера.
 – Давай! – согласилась Мила. – Немного можно.
Она вкратце, пока готовили ужин, поведала Лере сильно урезанную историю про погибшего первого мужа, одиночество и беременность от женатого любовника.
После первого бокала Лера сказала:
 – Правильно сделала, что решила рожать. Хороших мужиков сейчас нет. Или разобраны давно. А бывает, что сначала трудно понять: плохой или хороший. Я счастье так и упустила. Думала, гулёна, до чужой постели охотник. Оказалось не так. Знаешь, Людмила, любовник, а может, неожиданный знакомый… Если всё в тебе взметнулось от его взгляда, прикосновения – не отмахивайся сразу, приглядись. Чаше всего, только время может показать – настоящая любовь или привиделось. Судьба толкает двух людей друг к другу, а они, не разобравшись, отворачиваются. Мол, с виду человек – неподходящий, ненадёжный, встретился не вовремя. Со мной так и приключилось.

Произошла эта история почти пятнадцать лет назад. Муж Леры находился в командировке, а у геологов она длится с весны и до Покрова, то есть семь месяцев, Лера проводила нехитрый досуг с лопатой в одной руке, лейкой – в другой, и трёхлетним сынишкой – подмышкой.
День рождения Татьяны и, организованный в честь этого события девичник – столик на четырёх молодушек в ресторане – был настоящим праздником в череде однообразных трудовых будней. Поход в ресторан Татьяна задумала давно, чтобы расшевелить и отвлечь от тяжёлых мыслей подругу Лену, потерявшую в тёмных водах реки, прозванной аборигенами медвежьей кровью, двенадцатилетнюю красавицу-дочь. Кроме Лены и Леры, в их сплочённый женский коллектив входили две разведёнки: виновница торжества и Наташа из бухгалтерии.
Дамы – а этим вечером они были львицами на охоте – весь вечер оживлённо переговаривались, бросая короткие оценивающие взгляды на немногочисленную мужскую публику. Возможно, подругам бы не светило в тот вечер романтического приключения, если бы…
В середине вечера за соседний столик сели два высоких широкоплечих красавца. Их стать и выправку подчёркивали безукоризненно сидящие мундиры морских офицеров. Лера внимательно разглядывала одного из них – голубоглазого блондина, сидящего к ней в профиль, и почувствовала, как сердце стало вздрагивать и сладко замирать в груди. Она ещё мысленно посмеялась над собой:
«Ну, мать, это наследственное».
Дело в том, что первым мужем матери и отцом старшего брата был морской офицер, которого мама любила и о котором вздыхала до самого последнего своего часа.
Блондин, привлечённый пристальным женским взглядом, вскоре пригласил Леру танцевать. Его мягкий голос, бережные прикосновения, ласковый взгляд возродили в Лериной душе уже угасшую мечту о сказочном принце. Это было наваждением, сладким девичьим сном. Пусть даже на один вечер. А Сергей, принц её сердца, оказался умелым сердцеедом. Он не отходил от женщины почти до самого закрытия, вёл простецкие разговоры ни о чём, но таким завораживающе бархатистым баритоном, что загипнотизированная  голосом и взглядом, она полетела мотыльком на пламя греха. Перед самым закрытием ресторана Сергей решил окончательно сразить её сердце неожиданным сюрпризом – букетом цветов, намереваясь раздобыть его у старушек, торгующих летними вечерами для влюблённых парочек.
Его визави весь вечер одаривал вниманием разных дам, не пропуская даже официанток. Особенно ему приглянулась одна смугляночка с точёной фигуркой, но не обслуживающая их столик, которую он под разными предлогами останавливал, что-то шепча на ушко, отчего та кривила губки в улыбке и картинно закатывала глаза. Когда Сергей ушёл, он заказал бутылку шампанского и подсел к столику молодушек. Борис, так он представился им, был брюнетом со светло карими глазами. Он предложил выпить за знакомство, а потом стал приглашать на танцы всех сидящих за столом дам. Когда «под занавес» оркестр грянул прощальное танго, очередь дошла до Леры.
Идя между столиками на свободный от танцующих пар пятачок, Борис взял её за руку, и Лера почувствовала покалывание в ладони. От неожиданности она вздрогнула и попыталась отдёрнуть ладонь, но пальцы Бориса сжались ещё крепче. Когда он приобнял её в танце – ощутила лёгкую дрожь во всём теле. Лера смутилась, но не встревожилась странностями в поведении собственного тела, приписывая происходящее излишней дозе алкоголя. Борис спросил:
 – Почему дрожишь?
На этот вопрос у неё не нашлось вразумительного ответа. Она лишь неопределённо пожала плечами и вздохнула с облегчением, когда музыка стихла, а в дверях зала показался Сергей с букетом красных георгинов.
После закрытия ресторана Татьяна предложила всем не расходиться, а продолжить междусобойчик у неё дома. Все согласились, в том числе и Лера, предположив, что добрая соседка, не дождавшись её к обещанным десяти часам, уложит Игорька у себя спать.
В то время немногочисленные такси работали до двенадцати часов ночи, но уже после десяти их «днём с огнём» невозможно было найти на улицах города. Они, как и ныне, стояли на приколе под окнами ресторанов и кафе, поджидая пьяненьких и щедрых на переплату клиентов. На призывную жестикуляцию бравых морячков подкатили два таксомотора, и весёлая компания понеслась навстречу приключениям.
Мужчины, прихватившие по бутылке водки и вина, явно просчитались – через час спиртное закончилось, а народ ещё «не дошёл до кондиции». Что такое – две бутылки на шестерых человек? Позвав для охраны Сергея, Татьяна отправилась в соседний дом к самогонщице, пользующей зельем круглые сутки окрестных выпивох и припозднившиеся компании. Тогда и произошло всё то, о чём Лера на протяжении многих лет думала, то с гневом и чувством горечи, то со сладким замиранием сердца и краской стыда на лице.
Она была не большой охотницей до выпивок и гулянок. После четырёх-пяти рюмок её начинало мутить и клонить ко сну. Девчата резались с Борисом в «подкидного дурака», и она, выйдя первой из игры, удалилась потихоньку в туалет, где облегчила желудок, а умывшись холодной водой, решила отлежаться на диванчике в тёмной детской.
Очнулась Лера от мурашек, ползающих по коже и сладкой судороги внизу живота. Она лежала на ковре рядом с диваном обнажённая снизу, с широко расставленными бёдрами и головой мужчины между ними. Все мысли и желания в тот вечер были направлены на одного человека – Сергея. Не разобравшись в темноте, кто с ней рядом, она стала принимать волшебные ласки, которыми мужчина самозабвенно одаривал её. Время, казалось, остановилось, оргазм обрушивался чередой волн девятого вала. Сладкая истома переходила в скручивающую тело судорогу, и она, выгибая шею, с силой сжимала кулаки широко раскинутых рук, чтобы боль от длинных ногтей, впивающихся в ладони, ненадолго отвлекала и защищала сознание от полного сумасшествия. Плотно сжав губы, она старалась не издавать сладострастных стонов, рвущихся из груди. А когда последние конвульсии затихали внутри ненасытной плоти, Лера шептала:
 – Это сумасшествие, настоящее сумасшествие.
Но вот мужчина поднял голову и прошептал:
 – Я хочу тебя.
Голос ледяным душем окатил помутнённое сознание женщины. Это был не Сергей, а… Борис! От стыда за легкомысленное поведение, негодования, что её так подло обманули, страха, что Сергей в любую минуту вернётся  и отнесётся к ней с презрением, Лера стала с силой отталкивать от себя моряка. Она, вырываясь из-под его тяжёлого тела, панически твердила:
 – Нет! Нет! Никогда! Пусти, подлец!
Женщина не слушала его  просьб и уговоров и, собравшись с силами, вырвалась, лихорадочно оправляя одежду, шаря в темноте по ковру в поисках трусиков.
Моряк поднялся, тяжело дыша, засунул руки в карманы и зло бросил:
 – Не ищи. Взял как сувенир.
Лера подошла и закатила ему звонкую пощечину. Борис, не говоря ни слова, повернулся и вышел, трясущимися руками стараясь достать сигарету.
Через несколько минут из прихожей послышались громкие голоса, возня – пришли с добычей Сергей и Наташа. Отсутствие Леры заметили не сразу. Её нашли в прихожей, вызывающей такси на дом. На недовольный гомон компании она, потупившись, поведала о плохом самочувствии. Сергей вызвался проводить, но Лера отказалась. Вокруг тараторили подвыпившие товарки. Борис стоял в сторонке, засунув руки в карманы, и смотрел тяжёлым, пронзительным взглядом, перекатывая желваки на скулах. В эти мгновения Лере хотелось провалиться сквозь землю от стыда и бессилия.
Она не сомкнула глаз до рассвета, сожалея о своей нескладной судьбе. На следующий день мир не казался таким чёрным, судьба – не такой несчастной, а поступки – не такими постыдными. Лера решила забыть приключение как кошмарный сон. Однако нескладная романтическая история на этом не закончилась.
Через неделю, когда она, придя с работы, гладила бельё, а маленький Игорёк играл с соседским малышом в небольшом палисаднике, в дверь позвонили. На террасе стояли Сергей и Борис. Мужчины в этот раз пришли в гражданской одежде. От неожиданности Лера смешалась и топталась на пороге, не зная, что делать и говорить.
 – По-моему, нам не рады, – сказал Сергей. – Даже в дом не хотят пускать.
Лера отступила в сторону, давая незваным гостям пройти. Она проводила их в зал. Сергей поставил на журнальный столик бутылку вина и большущую коробку шоколадных конфет, а Борис достал из-за спины букет красных роз и протянул ей:
 – Это тебе. Извини, что без приглашения. Не прогонишь?
Лера ничего не ответила, засуетилась, доставая бокалы и нарезая дольками яблоко.
 – Чем обязана? – прервала она затянувшееся молчание. Оглядывая её жилище, они ответили не сразу.
 – Понимаешь, Лерочка? – начал Сергей. – Мы через два дня уезжаем. Заканчивается отпуск. К тому же соскучились. Решили придти.
 – Оба? – спросила она, глядя на них в упор.
 – Оба, – как булыжник под ноги бросил Борис.
 – Не понимаю, – сказала Лера и отвернулась к окну.
 – А чего непонятно-то? – продолжал он. – Всё яснее ясного. Ты должна выбрать одного из нас.
«Они с ума посходили? Выходит, Борис рассказал приятелю. Какой стыд! Удивительно, что у них хватило остатков порядочности спросить меня о выборе, а не разыграть, как последнюю шалаву, в карты».
 – Борис… – Лера медлила с ответом, подбирая нужные слова. – Всё случившиеся той ночью – одно большое недоразумение, сдобренное изрядной долей спиртного. Понимаешь? Такое больше не повторится ни с тобой, – она ткнула пальцем в грудь Бориса, – ни с тобой, – она повернулась и посмотрела Сергею в глаза. – Далее – игра воображения и пустые хлопоты.
 – За пустые хлопоты, – поднял Сергей бокал вина и выпил, не дожидаясь никого. Он первым вышел во двор, и Лера услышала, как за ним захлопнулась калитка.
 – Подожди, Лерочка! Не выгоняй меня вот так, – попридержал её в сенях Борис. – Ты сейчас вся на нервах. Позволь мне спокойно всё объяснить.
 – Зачем? Это ничего не изменит. Прощай, Борис! – Она открыла входную дверь, давая понять, что разговор окончен.
«Боже, как гадко на душе», – с тоской думала Лера, убираясь после незваных гостей.
Но судьба, будто желая больнее наказать за содеянный грех, приготовила для неё в этот вечер ещё один неприятнейший сюрприз. Ближе к одиннадцати часам, когда Игорёк посапывал в кроватке, а Лера, управившись с домашними делами, подсела к телевизору, вновь раздался звонок в дверь. От неожиданности она вздрогнула:
«Кого нелёгкая принесла так поздно?»
На вопрос: «Кто там?» – услышала голос Бориса:
 – Прости, но я не мог уйти, ничего не объяснив. Вернее, ушёл, но… вернулся. Позволь войти.
Она, не двигаясь, стояла у двери.
 – Лера! – Борис повысил голос, и тут же зашептал:
 – Впусти меня. Давай не будем кричать друг другу через дверь. Соседей разбудим.
Поколебавшись, она отодвинула засов и приложила палец к губам:
 – Тише, сынок спит.
Моряк на цыпочках прошёл в дом и устроился на предложенном табурете. Лера села напротив.
 – Лера… – начал Борис вполголоса и смолк, что-то обдумывая.
 – Говори быстрее и уходи, пока соседи не услышали, что у меня ночью посторонний мужчина, – торопила она.
 – А я уходить не собираюсь, – спокойно возразил он. – Хочу, чтобы ты поехала со мной. Мы должны быть вместе.
 – Что?? – изумлённо уставилась на него женщина.
 – Да, милая, да. Мы созданы друг для друга. Неужели этого не поняла?  С другими женщина всё не так – обыденно. Провёл вечер-другой – и забыл. Ты сидишь занозой тут, – он приложил руку к левой стороне груди. – Не могу забыть ту ночь и ничего не могу с собой поделать. Пытался, но не получается.
 – Пытался с Татьяной? Думаешь, она мне не рассказывала?
 – Я этого от тебя не скрываю, а объясняю. Со мной такое впервые.
 – Всё сказал? Теперь – уходи.
 – Почему?
 – От меня тебя тянет к другим, от них – ко мне. И так будет всегда. Я такой тип мужчин знаю. Мне не нужно такого счастья.
 – Дорогая, – Борис попытался поймать её руку. Лера отстранилась и, пройдя в сени, открыла входную дверь:
 – Уходи, Борис! Ты не сказал ничего нового.
Он пошёл к выходу, но у двери попытался её поцеловать. Лера стала вырываться:
 – Пусти! Ты для меня страшный человек.
Он сильнее сжал кольцо рук:
 – Почему боишься своих желаний? Будет не так, как тебе кажется. Мы будем счастливы. Вот увидишь.
В этот момент лязгнула щеколда калитки – пришли соседи. Её деверь был в крепком подпитии. Жена Ольга держала его под ручку и пьяненько хихикала. Обозрев открывшуюся картину, Иван, отодвинув жену и недобро разглядывая Бориса, спросил у Леры:
 – Кто это?
В первое мгновение она растерянно молчала, отталкивая от себя Бориса, но потом нашлась:
 – Помоги, Иван! Это тот тип, который подглядывал в окна.
Эту ложь она придумала удачно. Месяц назад к ней через щели в ставнях стал кто-то подглядывать. Так продолжалось несколько ночей. Приходилось бросать все дела, тушить в доме свет, выключать телевизор, таиться. Лера пожаловалась деверю, и тот сел за забором в ночную стражу. Любителя подглядывать он не схватил – от скрипа калитки тот «дал стрекоча». Но прихваченным дрыном его зацепил. Больше ночной гость не появлялся.
 – Выходит – мало попотчевал тебя палкой? – наступал на Бориса Иван.
 – Мужик! Я не с тобой разговариваю, – огрызнулся моряк. – Иди проветри мозги!
Лера едва успела отскочить в сторону, как мужчины схватились драться. Она проклинала себя за глупость и длинный язык. Борис несколько раз ударил Ивана и, схватив за рукав, порвал рубашку. Ольга тоненько заголосила. Иван, оттолкнув моряка, сунул руку в карман со словами:
 – Ну, держись, сука!
В его руке блеснуло лезвие ножа.
 – Ванечка! Не надо! – закричали обе женщины разом, но – поздно. Иван нанёс удар. Нож вонзился не в грудь, куда метил Иван, а в предплечье – Борис вовремя развернулся, осознав смертельную опасность.
 – Убил! Ой, мамочки, убил! – разорвали тишину истеричные причитания Ольги. Этот крик, дойдя до помутнённого алкоголем и злобой сознания Ивана, остановил его руку, занесённую для второго удара. Пальцы разжались, и нож звякнул о камешки под ногами. Постояв в оцепенении ещё мгновение, Иван кинулся бежать со двора.
 – Ваня! Ва-аня! – кричала Ольга, заметавшись по двору. – Что делать? Боги, что делать?
 – Заткнись! – первой пришла в себя Лера. – Разбудишь всю округу. Сбегутся люди, вызовут охранку.
 – Что же делать? Куда этот чумовой побежал? Смотри, кровь хлещет, – испуганно проговорила Ольга, размазывая слёзы вместе с тушью по щекам.
 – Беги к сторожу на стройплощадку, вызывай «Скорую», а я постараюсь остановить кровь, – сказала Лера. Ольга кинулась к калитке.
 – Пойдём, – Лера повела в дом зажимающего рану на руке Бориса. Найдя стерильный бинт и вату, наложила повязку. Моряк быстро пришёл в себя, но был бледен.
 – Лерочка, не переживай! Про инцидент ничего не расскажу медикам. Скажу, что сам по пьяной лавочке баловался ножичком и случайно напоролся, чтобы они не известили охранку. Помни о нашем разговоре, Лера. Я напишу, и ты приедешь вместе с сыном. Не в гости, навсегда.
 – Хватит, Борис! Смотри – твоя настойчивость довела до беды. Ты коверкаешь мне жизнь. Оставь в покое! Умоляю!
 – Хорошо, – он опустил голову. – Буду ждать, когда поймёшь и передумаешь.
 – Долго придётся ждать, – грустно улыбнулась женщина.
 – Ничего. Сколько нужно – столько и буду. Ты не понимаешь, что между нами произошло.
Они замолчали. Каждый думал о своём. Неожиданно моряк спросил:
 – Муж у тебя первый и единственный?
 – Да. А что?! – с вызовом ответила она.
 – Ничего, – слабо улыбнулся он. – Запиши мой адрес.
 – Нет.
 – Лера! Прошу, запиши!
Она записала, лишь бы он отстал. Тут подъехала «Скорая». Врач обследовал руку и забрал Бориса в больницу – требовалось зашить рану. После их отъезда расстроенная женщина сожгла бумажку с адресом. Больше Бориса она не видела, но встреча с ним оказалась роковой для дальнейшей жизни.
Лера не знала, почему такое случилось, но после близости с Борисом интимная жизнь с мужем стала казаться неприятной обязанностью, а потом и вовсе – ненавистной повинностью. Она чувствовала, что куда-то ушёл молодой задор, а лучшие денёчки проходят мимо, просыпаясь песком меж пальцами, и нет им возврата. Иногда она старалась добрать нежности и любви на стороне, но и там греховодницу-неудачницу ждало полное разочарование – Борис, как злой колдун, отнял чудесные чувственные моменты плотской любви, оставив лишь возбуждение от ожидания и полное разочарование в финале. Со временем женщина оставила все метания в поисках утраченного, на мужа смотрела глазами сестры и перестала замечать других мужчин.
Однако с таким положением не мог смириться муж. Он её ревновал к каждому столбу, раздражаясь от того, что сам полысел и обрюзг, а жена налилась красотой и очарованием. Потом начались пьяные загулы. Его прорабатывало начальство, но недолго – грянули неплатежи, недофинансирование, сокращение штатов. Потеря работы доконала мужа окончательно. Он превратился в бича, вечно хмельного, пробавляющегося временными заработками.
Лера семейный бюджет и воспитание сына взвалила на свои плечи. Когда муж в сильном подпитии замёрз на улице, в жизни семьи ничего не изменилось – он давно считался нахлебником, о котором заботились из жалости. Но беда не приходит одна. Развалилась фирма, в которой работала Лера. Вскоре умерла мать. Долги на шее стали затягиваться удавкой, и она  решала, как по-хозяйски распорядиться квартирой, оставшейся от матери.
Игорь подрос и раздался в плечах. От него пахло сигаретами, пивом и духами. Лера беспомощно взирала на углубляющуюся пропасть отчуждения, а с экрана беспокойство подогревали передачи о наркоманах, бандах, убийствах, ранних браках.
И тогда она изменила первоначальную задумку – сдавать квартиру матери внаём. У неё появилась идея извоза, причём, вечернего извоза. Это решало сразу несколько проблем: сын будет с ней до часу ночи работать за небольшой процент от выручки, появится новый автомобиль взамен развалившегося «ведра с болтами» (как называл старую, вечно ломающуюся машину сын), их скромный бюджет будет ежедневно пополняться «живой копейкой». Сын с восторгом принял идею. План Леры был реален ещё и потому, что благодаря настойчивости мужа, она получила водительские права. Но среди суеты по продаже квартиры и покупки машины произошла одна встреча, надолго подкосившая её оптимизм, да так, что Игорь, однажды придя домой из школы, обомлел – мать в одиночку пила вино и плакала. А случилось вот что…
Лера зашла в универмаг, чтобы купить чехлы на сидения автомобиля и столкнулась с Татьяной Гореловой. Женщины не виделись десять лет. После случая с Борисом Лера вскоре перешла на работу в другую организацию и переехала в благоустроенную квартиру, выделенную мужу. Новые заботы и знакомства ослабили старые связи.
Татьяна зазвала к себе Леру в гости. Женщины обсудили знакомых, вспомнили молодость, пожалились друг другу на жизнь. Татьяна принесла фотоальбом, желая похвастаться снимками со свадьбы дочери. Среди них Лера увидела фотографию Бориса.
 – Ты с ним встречалась? – спросила она у Татьяны.
 – Интересуешься, крутила ли с ним роман? – усмехнулась та. – Нет, Лерка. Одна ночь не в счёт. Тогда напоила его изрядно, а пьяному мужику-то – что? – баба сама на него лезет. Он, подруга, после той вечеринки других женщин почти не замечал. Любил тебя.
 – Что? Что ты такое говоришь? Да мы виделись-то всего два раза.
 – Ох, Лерка! Ничего-то ты не знаешь. Любил он тебя сильно, переживал. Стал пить крепко. Его и попёрли с флота. Со мною связь держал, чтобы новости о твоей жизни передавала. Он ждал, что вот-вот бросишь мужа. Возмущался, что губишь свою жизнь, сохраняя видимость семьи из-за сына…
 – Постой-постой! Мы не виделись столько лет. Что ты ему могла рассказывать?
 – Мне не обязательно было видится с тобой. Знаешь Зинаиду Кораблёву?
 – Да, со мной работала в НИИ. Живёт в соседнем подъезде.
 – Она-то мне всё о тебе рассказывала. Её муж мне троюродным братом приходится.
 – Но она никогда о тебе не заговаривала.
 – Я её просила.
 – Какой-то ужас! Жила себе жила и не знала, что вокруг заговор французского двора плетётся. Ты – моя подруга. Почему о Борисе никогда не рассказывала, даже не намекала?
 – Я любила его, Лерка. А ты стала между нами. Он меня женщиной не воспринимал, понимаешь? Считал рубахой-парнем. Рассказывал, какая ты необыкновенная женщина. Я даже стала думать, что ты – ведьма. Приворожила его. Но что было, то быльём поросло. Погиб Борис в позапрошлом году.
 – Как он погиб?
 – После увольнения из армии он долго мыкался. Никак не мог найти своё место в жизни. Потом один старый товарищ помог открыть своё дело. Борис пошёл в гору, старался зарабатывать. Копил деньги для будущего вашего гнёздышка, хотел, полагаю, подарить тебе всё и сразу. А я подушку заливала слезами от злости и тоски… Ты же знаешь, что сейчас в стране – коррупция, спекуляции, бандетизм. Подставил кто-то его на крупные бабки. Он стал разбираться. Оказалось – крыса работает в фирме. Тут его и грохнули. Буквально за две недели до приезда к нам. Я ему сообщила, что ты схоронила мужа. Два года боялась сказать, а когда сам решил тебя проведать – призналась. Но, видно, не судьба вам встретиться.

Мила слушала и удивлялась: до чего история сидящей напротив женщины в общих чертах напоминала её  историю.
«Грех, конечно, так думать, – размышляла она, глядя на загрустившую хозяйку , – но хорошо, что Лера не встретилась с Борисом. Я встретилась. От встречи одна лишь горечь разочарования. Правильно говорят, что «нельзя в одну и ту же реку войти дважды».
«Ой, врёшь! – вдруг прорезался тихий голос в голове. – Два месяца вместе с любимым мужчиной – разве это не счастье? Разве восхитительных минут близости тебе не хватит на всю оставшуюся жизнь?.. Вспоминать, представлять и чувствовать, что он рядом. Нежный, страстный, необыкновенный… несмотря ни на что. Любит тебя, пусть даже где-то глубоко в сердце, и помнит».
«Ты права», – ответила Милочка.
«А я всегда права», – самонадеянно заявила Матильда. Милочка не стала отвечать, она знала: благоразумней промолчать, чем затевать дискуссию с хитрой, изворотливой, древней ведьмой. Да и тема была очень скользкой. Если Матильда отдельная личность, как охарактеризовать их близость с мужчинами: втроём? групповуха?
«Брр, о таком не только говорить, думать стыдно», – внутренне содрогнулась Мила, и тут же получила насмешку:
«Не корчь из себя целомудренную деву, тебе не идёт».

16

Если научила тебя жизнь лихая,
Что не мерят пользой преданность души,
Не кляни судьбину, мол, она – слепая,
А храни, как чудо, искренность любви.

Через два дня на рейсовом автобусе Мила вернулась в село. В автобусе было душно. От райцентра дорога тряская. Можно было не трястись, а пройти через портал, но она боялась потерять оставшиеся силы. Хоть и немного подремала, но после пяти часов пути она чувствовала сильную усталость, низ живота побаливал. В который раз ей снилась больница, палата с белыми кафельными стенами, попискивание аппаратов, отдалённые разговоры медперсонала. Проснувшись, ощутила слабость и тошноту. Она понимала: малышу требовалась кровь, но охотиться в эту ночь не могла. В одиннадцатом часу рядом с оградой завыл волк. Ведьма вышла на улицу и села на лавку. Зверь появился из сумрака ночи. Она печально улыбнулась:
 – Здравствуй, волчок! Соскучился?
Волк тихонько заскулил.
 – Извини, дорогой! Сегодня на охоту с тобой не пойду – нет сил, – сказала она, отрицательно качая головой в ответ на его зов.
Волк не уходил, чего-то ожидая.
 – Волчок, я для тебя неподходящая подружка. Лучше найди себе волчицу. С ней будет веселее. Завидую тебе, волчок. Ты свободен и независим – ни сожалений, ни метаний. Твоя жизнь – ясная, судьба – прямая дорога.
Зверь слушал её, наклоняя голову то в одну, то в другую строну. Потом повернулся и исчез в темноте.
«Надо же – понял», – улыбнулась женщина своим мыслям. Идти в дом не хотелось. Она, привалившись спиной к забору и запрокинув голову, смотрела на звёзды. Вдруг в кустах послышалась возня, писк, и на открытое пространство вышел красный волк, неся за загривок живого зайца. Женщина от удивления вытаращила глаза.
 – Мне? – спросила она волка. Зверь подошёл ближе. Мила медленно протянула руку и взяла косого за уши. Волк выпустил из пасти загривок животного.
 – Спасибо, мой хороший! – сказала Мила со слезами на глазах. – Ты мой самый верный друг.
Волк постоял ещё минутку и скрылся за ближайшим кустом. И тут запоздало забрехал Шарик, поднимая спящих в селе собак. Мила занесла верещащий ужин в дом.
Прошла неделя. Мила, в отсутствии хозяйки, сама солила помидоры, варила сливовое повидло, ухаживала за огородом. По ночам ходила с красным волком на охоту. Однако с каждым днём состояние её ухудшалось: слабость и тошнота не проходили. Она приписывала это необычному течению беременности и с опаской смотрела в будущее. Мила понимала, что носит плод, которому, возможно, требуется алийская кровь или что-то другое. Это мог определить врач, но особый врач, алийский. Она решила, что  попросит помощи в крайнем случае. У кого просить, пока не знала. Если заявление Игоря Бахметьева через СМИ означало расторжение договорённостей о её продаже Сомерсетам, то просить помощи целесообразно только у него, официального мужа, обручальное кольцо которого ровно светилось на пальце. Или всё наоборот, – это заявление предваряет инсценировку её смерти от рук похитителей, и договор купли-продажи остаётся в силе. Значит, Сомерсеты хотят легализовать её под именем Милли Лазар.
«Как я устала от их политических интриг», – вздыхала Мила, прикидывая  и так и этак возможные последствия для себя.
Но следующим вечером сомнения разрешились. В тот день сын Мари Ивановны позвонил медсестре Клавдии Васильевне, сказал, что мать выписали из больницы, но она неделю ещё поживёт в его семье. Медсестра передала Миле это послание. Известие Милу обрадовало. Беременной женщине хватало забот с огородом и домом, а ухаживать за больным пожилым человеком в её состоянии было делом нелёгким. Вечером по федеральному каналу после программы новостей Мила увидела интервью мужа, в котором он обратился к «похитителям жены». Он сказал, что готов пойти на любые условия, лишь бы отпустили «женщину с серьёзным заболеванием крови», так как «Ирме нужно лечение и квалифицированная врачебная помощь». Она поняла, что видеообращение адресовано ей. Видимо, по свечению камня в обручальном кольце Игорь определил, что у жены плохое самочувствие, и просил дать о себе знать.
«Выходит, не ошиблась, давая согласие на брак с тобой? На тебя в любой ситуации можно положиться? Странно… то уступил Сомерсетам, теперь решил помочь. Голый алийский расчёт? Власть любой ценой, даже через неродного ребёнка? Дорогой, тебя ждёт разочарование. Ребёнка отдам отцу, оставшись твоей женой. Как говорили Хранители: «Нужно сохранять паритет сил». Мне будет очень больно, но иначе ни мне, ни малышу не выжить. Не дадут», – рассуждала Мила, собираясь на охоту. Сдаваться на милость победителю она пока не собиралась, решив протянуть ещё недельку, а потом открыть портал и уйти в свою квартиру.
«Начнём всё с самого начала. С квартиры, где появился впервые. Что мне скажешь в этот раз? Как себя поведёшь? Быстро ли найдёшь? Лишь бы мне хватило сил открыть портал».
Из плохого самочувствия и нерного напряжения она была рассеянна на охоте и пропустила миг броска на кабаргу. Животное, почти перед самым носом львицы изменив направление, ускакало в чащу кедрача. Волк недовольно засвистел. Львица, извиняясь, тихо рыкнула и поплелась голодная домой. Рядом с селом волк нагнал её с полумёртвым козлёнком в зубах. Она выхватила животное из его пасти и побежала дальше в лес. Волк трусил рядом, не рискуя напасть. Вскоре львица остановилась, быстро разорвала горло не подающему признаки жизни козлёнку и немного выпила крови, отдав тушку волку. Обретя человеческий облик и возвращаясь в село, Мила уловила неприятный запах горелого, но подумала, что селяне делали пожоги сухой ботвы на огородах. Собираясь спать, глянула в окно – и опешила. Неподалеку горел чей-то дом. Пламя быстро охватывало сухую древесину. Мила выбежала на улицу, не зная, что предпринять. В ограде горящего дома рвалась с цепи, лаяла и скулила собака, поднимая гомон по селу. Хлопали двери и калитки, кричали, выбегая, полуодетые люди. Подошла встревоженная соседка:
 – Ну, сволочи, Горбушкины! Подожгли-таки Лариску. Всё Макаровна. Она не раз грозилась невестку сжечь.
 – Что за дикость в сердцах у людей? – покачала головой Мила и пошла в дом. Она ничем не могла помочь погорелице. Там и без неё сбежалась половина села. Но поднявшись на высокое крыльцо, никак не могла отвести глаз от полыхающего огромным костром дома. И вдруг будто услышала в своём сознании мольбу о помощи. От ужаса происходящей трагедии по коже поползли мурашки – Лариса была в горящем доме. Она может сгореть заживо, как однажды сгорели два ни в чём не повинных человека, обречённых глупостью Милочки Лазаренко на смерть. Лариса, как и она, боролась за своего ребёнка против жестокости и безразличия общества. В эти страшные мгновения женщина вдруг поняла, что никогда не сможет отдать ребёнка Вазару. И ещё – она обязана спасти Ларису, обязана помочь, чтобы исправить ошибку юности.
Мила вошла в дом, схватила полотенце, намочив в ведре с водой. Обмотала им голову. Затем вылила на себя остатки воды  и, собрав волю в кулак, направила от сердца по руке в перстень. Вылетев из солнечного сплетения, энергетический жгут начал разворачиваться сотней лепестков, открывая портал.
Выйдя из портала, Мила попала в задымлённое помещение. В глазах появилась резь, в горле запершило. Она прикрыла краем полотенца рот. Щурясь и постоянно моргая от набегающих слёз, громко позвала:
 – Лариса! Где вы? Отзовитесь!
Откуда-то снизу раздалось:
 – Я… – а дальше непрерывный кашель.
Мила наклонилась, пошарила руками и поняла, что стоит рядом с кроватью, и из-под которой слышался кашель бедной женщины. Мила опустилась на четвереньки, стала шарить под кроватью. Наконец рука уткнулась в бок погорелице.
 – Держитесь за мою руку, – с трудом выдавила Мила из себя. Сознание мутилось, лёгкие горели, горло разрывали позывы кашля.
Лариса ухватилась за протянутую руку, и ведьма волоком вытянула её из-под кровати. Потом, почти теряя сознание, подняла женщину на ноги, и вместе с ней, кашляя и задыхаясь, двинулась к окну. Окно ещё не охватили языки пламени, но сверху трещал, горящий потолок. Хорошо, что на улице стояло лето, а на Миле были джинсы – сильным ударом ноги она сломала одинарную раму. Посыпались стекла. В следующую минуту, хлебнув глоток свежего воздуха, она несколькими ударами ноги вышибла остатки рамы и оставшиеся торчащие осколки стекла. Собрав последние силы, подтащила обмякшее тело женщины к окну и попробовала перевалить через подоконник, но сделать это уже не смогла. Она вместе с Ларисой перегнулась через подоконник и тяжело дышала, набираясь сил для броска. С улицы к окну подбежал мужчина.
 – Давай помогу! – крикнул он и стал вытягивать Ларису за плечи на улицу. Быстро занялось пламя на перегородках и постели, из-за того что в комнату попал свежий воздух. Мужчина, вытянув, положил Ларису на землю и кинулся помогать Миле. Он её уже почти вытащил из окна, когда раздался сильный треск. На ноги ведьмы, ещё находящиеся в горящем доме, обрушился потолок.
Она почувствовала сильную боль в правой  ноге. Миле казалось, что обе ступни будто поместили в расплавленный металл – это от жара спекались кроссовки. Наконец её вытащили и положили на землю рядом с Ларисой. Милу вновь окатили водой из ведра. Люди бегали, гомонили вокруг лежащих на земле женщин, никто не знал, что нужно делать. Вскоре появилась медсестра с медицинским сундучком, достала ножницы и стала срезать прожженную ткань с ног пострадавшей. Мила глухо стонала, но терпела. Когда медсестра принялась за спёкшиеся в комок кроссовки, Мила от боли потеряла сознание.
Она не слышала: как её и Ларису занесли в дом к Марии Ивановне, как медсестра ругалась с растерянным Горбушкиным, которого селяне приволокли в дом, как искали документы и в сумке с вещами нашли её банковскую карту и паспорт.

***    

Гортон сидел в кабинете, составляя последнее поручение для секретаря, и вскоре собирался ложиться спать, когда заметил, что камень на обручальном кольце еле светится. Страх и паника охватили герцога. Он поднял на ноги всех, кто чем-то мог помочь в поисках жены и кто не мог. Целых два жутких часа ожидания он носился по дому как разъярённый носорог с налитыми кровью глазами и торчащими клыками, сметая всё и всех на своём пути. Уже был сломан кальян, разлетелись в щепки два стула семнадцатого века, на полу валялись черепки и земля от подвернувшейся под руку пальмы, горничную Анну врач увез зашивать порез от бокала, брошенного в неё взбешённым хозяином, когда Арош де Тюредор сообщил, что Ирма найдена. Её скоро повезут в Абахан. Полтора часа назад в управление спасательных операций звонил депутат из района и просил прислать вертолёт. В их селе произошёл пожар. Пострадали две женщины. Обе находятся без сознания, обгорев и надышавшись угарным газом. Одну из женщин зовут Людмила Георгиевна Поспелова.
 – Она, – тихо вымолвил герцог. Две долгих минуты он стоял, переваривая информацию с надеждой обретения любимой и страхом потери. Затем в нём загорелась жажда деятельности. Он говорил быстро и отрывисто, прекрасно понимая, что Арош уже успел дать нужные указания соответствующим службам:
 – Самолёт?
 – Заправлен. Лётная бригада готова. Ждут Вас, – отрапортовал секретарь.
 – За сколько долетим?
 – За три часа двадцать минут.
 – Слишком долго!
 – Вертолёт за ними отправлен сорок минут назад. В республиканскую больницу женщин доставят через полтора-два часа, – ответил секретарь.
 – Кто у нас в Абахане? – спросил герцог.
 – Сапир из рода Тремеров, крупный бизнесмен. Я его уже поднял на ноги. У Сапира есть свой врач.
 – Хорошо. Обеспечь бесперебойную связь. Пусть Сапир послужат своей кровью короне.
 – Я его уже предупредил и сказал, чтобы держал всё под неусыпным контролем.
 – Что Поспелова беременна сказал?
 – Да. Они знают, что ей можно колоть только обезболивающие и давать алийскую кровь.
 – Ладно, мы сейчас выезжаем.
 – Боги милосердны, Ваша Светлость.
 – Надеюсь.

***    

Мила открыла глаза и огляделась.
«Святая Дева, опять больница… и во сне и наяву».
К ней склонилась молодая женщина в зелёных брючках и такой же кофточке:
 – Пожалуйста, возьмите это в рот.
«Попискивают приборы, белая плитка на стенах… только сестра сменила белый костюм на зелёный, – размышляла Мила, осматривая палату. – Я брежу или сон продолжается?»
Медсестра, держа тонкую прозрачную трубочку в резиновой перчатке, нервно поглядывала то на пациентку, то куда-то вбок. Мила нерешительно открыла рот и зажала трубку между губами. Через несколько мгновений увидела, что по трубке потекло что-то тёмно-красное. Рот наполнился сладковато-солоноватой жидкостью, и она поняла – кормят алийской кровью. Внутри ещё ворочался страх – не сошла ли она с ума, ведь реальность и сон смешались. Наконец, память решила помочь мятущемуся разуму и явила картинку пожара. Сразу стало понятно, почему сновидения о больнице смешались с нынешним нахождением на излечении.
Мила проследила взглядом, куда тянется трубочка, и увидела в полутора метрах от её кровати незнакомого алиуса. Он сидел за небольшим стеклянным столиком, на котором лежала его рука. У алиуса были тёмные, тщательно уложенные волосы, линзы под карие глаза и небольшая аккуратная бородка, переходящая в бакенбарды. Он, поймав её взгляд, открыл в улыбке-оскале белоснежный ряд крепких зубов и спросил:
 – Как себя чувствуете?
Не дождавшись от пострадавшей ответа, подбодрил:
 – Скоро станет легче. Начнётся регенерация тканей.
Мила зажала трубку в углу рта и спросила:
 – Вы  кто?
 – А вы? – вопросом на вопрос ответил незнакомец. – Кто вы для герцога?
«Какой любопытный!» – подумала Мила с неприязнью. Ей вдруг показалось, что Гортон прилетел и где-то тут стоит. Она оглядела палату, но Гортона нигде не было видно. Алиус понял, кого она ищет, успокоил:
 – Он скоро прилетит.
Женщина закрыла глаза и открыла вновь, показывая, что поняла. Раз Гортон не сообщил, кем она ему приходится, то и она не станет говорить. Алиус отвёл взгляд и уставился на свою руку. Вскоре медсестра вынула из его вены иглу, и донора с бородкой сменил светловолосый молодой алиус. Медсестра в системе переливания крови заменила иглу, и кровь вновь потекла Миле в рот. Она попробовала пошевелить ногами, так как стала переживать, что их не чувствует. Левая нога чуть согнулась в колене, а правая была очень тяжёлой.
«В гипсе, что ли?» – подумала Мила, а «любопытный» бородатый донор в белом халате, наброшенном на широкие плечи, присел на край функциональной кровати. Он осторожно взял правую ладонь Милы и стал удивлённо разглядывать алийское обручальное кольцо.
 – Странно, – задумчиво произнёс он. – Вы не являетесь алийкой. Я чувствую. Но вы и не человек. Кто ваш муж?
Мила опять передвинула трубочку в угол рта и ответила:
 – Спросите у герцога Остнорского.
Он внимательно вгляделся в глаза женщины. Она поняла, что высший алиус старается сканировать её разум, и только усмехнулась.
 – Ха! – воскликнул он, видимо, радуясь своей догадке. – Вы – герцогиня Ирма Берг Остнорская?
Ей ничего не оставалось, как подтвердить его догадку, закрыв на миг глаза. Мужчина легонько ударил себя по лбу рукой.
 – Ну, как я раньше-то не догадался? Стал бы герцог меня поднимать среди ночи и сам лететь сюда со свитой из-за кого-то другого. Боль чувствуете?
Мила отрицательно покачала головой. Она перевела взгляд к стеклянному столику, краем глаза заметив там толчею. У столика второй алиус освобождал место для третьего донора. К кровати подошёл мужчина в белом халате и белой шапочке.
 – Шеф, пациентке нельзя много говорить, – сказал врач.
 – Хорошо, Владимир Николаевич, – ответил «любопытный» алиус и легонько сжал ладонь пострадавшей. – Поправляйтесь, герцогиня. Поеду встречать вашего мужа. Он через полчасика будет здесь.
У неё засосало под ложечкой от волнения.
«Как Гортон ко мне отнесётся? Что скажет? Я обессилена и в полной его власти. Можно ли ему доверять?»
В данный момент женщина была в таком состоянии, что от любого косого взгляда или недоброго слова могла разрыдаться. Выпив пятьсот граммов алийской крови, она опьянела. Герцогиня закрыла глаза, так как комната начала перед глазами качаться. Она решила немного отдохнуть и набраться сил, чтобы бесстрашно встретить взгляд мужа. Мила не привыкла открывать душу и показывать свою слабость даже среди близких людей, не говоря уже о чужом, лживом, жестоком, коварном обществе алий.
Но открыла она глаза, когда на уши стало давить от гула, переходящего в пронзительный свист. Оказалось, что она находится в самолёте, который идёт на посадку. Только женщина открыла глаза, её рукой кто-то завладел. Герцогиня скосила глаза в бок и встретилась с обеспокоенным взглядом Гортона. Он поцеловал её ладонь и произнёс:
 – Маленькая, скоро будем дома. Поспи ещё. Набирайся сил для очередных  милых каверз.
 – Я не хотела, – тихо ответила она.
 – Я так и понял, малыш, – вымолвил герцог растянув губы в едва заметной грустной улыбке.
 – Игорь, мне нельзя домой, там меня убьют.
 – Кто?
 – Хранители. Они меня доставали в Мазгове и в Уодвике.
 – Помоги их разгромить. Ты же можешь это сделать, Ирма!
 – Ради малыша я готова плюнуть на их «паритет сил».
 – Вот и ладушки! Как наберёшься сил, так мы их атакуем.

***         

 – Увы, магистр. Сбежала наша ведьма, – сообщил Нофферех, довольный, что провалился план Небмаата. Значит, не только он делает оплошности, но и магистр оказался наивным ребёнком против хитрой и коварной ведьмы.
 – Хетепет, была у неё горничной. Она сообщила, что ведьма пропала ночью и прихватила с собой «ключ».
 – Прекрасно! – заявил довольный Небмаат. – Молодец, послушная девочка. Деваться-то ей некуда, беременной. Скоро объявится.
Но прошло три дня – известий от ведьмы не поступало. На четвёртый день по центральным СМИ прошло сообщение о похищении жены у бизнесмена Бахметьева. А ещё через пару дней Нофферех принёс неприятную новость: Гортон официально заявил, что его беременную жену похитили Security*, и известие нашло поддержку и подтверждение в кабинете королевы Акаши. Нофферех также сообщил, что некоторые алии, даже монстры из блока Саббат, не хотят теперь с ними контактировать. Магистр грязно выругался и сказал:
 – Этот прохвост из любой ситуации способен извлечь выгоду. Случится что-то с ведьмой – скажет, что мы её убили. Хотя может сам её прикончить, лишь бы прослыть борцом за непоколебимость устоев королевства и неизменность традиций. И станем мы для алий кровными врагами. Ты же знаешь их пунктик насчёт беременных и малолетних детей. А вернётся ведьма к нему – будет перед всеми козырять, что прикрутил хвост террористической организации. Он-де, сильная рука и мудрая голова, способен решать трудные задачи не в пример либеральному слюнтяю Вазару.
Ещё через несколько дней, после обращения Гортона через СМИ к мифическим похитителям, Небмаат дал мастеру Ноффереху задание:
 – Ведьма скоро вернётся к Гортону – ей нужна кровь алиуса для нормального развития плода. А нам следует разрушить план Гортона, ослабить его позицию. Ведьму нужно убрать алийскими руками, и сделаем мы вот что. Подошли кого-нибудь к принцессе Галле. Пусть ей разъяснят, что будущий ребёнок ведьмы – ламиак, очень сильный маг. Враг алийского мира, и враг её сына Альмента. Пройдя порталом в далёкое прошлое, мы нашли пророчество, высеченное на камне, что ламиак, взойдя на престол королевства, погубит его. Она должна понять – не быть никогда Альменту принцем, а ей – королевой. Это первое. Второе – принцу Крови через доверенных лиц сообщи, ведьма-де к нему была подослана нами. Якобы с нами заключила договор, пообещав выкрасть перстень и передать нам. Нужно принцу внушить, что она и Гортон задумали хитрую аферу, обведя его вокруг пальца как младенца.

***       

Через неделю у Ирмы не осталось ни шрамов от ожогов, ни боли в ноге от перелома. Когда на четвёртый день начали регенерироваться ткани мышц и кожи, ноги чесались так, что ломило зубы. Гортон отвлекал и успокаивал, как мог. Он не напоминал о побеге, не корил за измену и беременность, но его молчание в Ирме вызывало напряженность. Муж, боясь навредить беременной женщине, восстанавливающейся после перенесённых травм, не пытался навязать своих супружеских претензий. Она, расценивая это по-своему, стремилась к одиночеству, отвечала односложно, не пыталась ни в доме, ни в укладе жизни что-то менять, послушно выполняла все предписания врача. Но муж за её внешней послушностью чувствовал глухую отчуждённость, поэтому был предупредителен, вежлив, но немногословен и холоден. Однако за бесстрастной маской скрывались и горечь от измены, и злая ревность, и тоска по прежней импульсивной смелой девушке, и грусть, что в их отношениях пропала лёгкая интрига. Герцог старался скрыть настоящую, а не показную любовь, полагая, что неясное, трепетное, глубоко спрятанное чувство отвергнут. Он спал в кабинете, она – в  спальне.
Как-то Ирма не могла заснуть, но очень старалась, боясь, что придёт муж, станет успокаивать, но говорить будет высокомерным тоном дежурные фразы, мол, «прошлое пора оставить позади» и «всё хорошо», хотя оба знали – ничего хорошего в их отношениях нет. Она встала и, не желая его тревожить, пошла на цыпочках в библиотеку за книгой. Дверь кабинета оказалась приоткрытой, и Ирма увидела, что алиус кормиться.
«Как же они похожи!» – печально подумала женщина.
О Вазаре-Теймуре она старалась не думать, спрятав любовь и обиду глубоко в душе, отстраняясь от боли, ненужной и вредной для ребёнка. А ведь она его ждала, боялась и ждала каждый день, не желая признаться себе в этом. На любой скрип калитки, лай Шарика, громкие голоса за оградой сердце мячиком подскакивало в груди, колотилось как безумное, разливая жар по всему телу. Он, сильный, умный, решительный мужчина, жёстко правящий миром, должен был понять, найти и прижать её к своей груди, разрешить все проблемы. 
«Не искал, хотя для этого у него были все возможности. Обида и оскоблённая гордость? Или сын всё рассказал, и он решил, так будет лучше. Что ж… он прав. Как же больно! Тем, к кому тянулась безрассудно и безоглядно, оказалась не нужна. Впрочем, чему тут удивляться? Теймуру я и раньше без дара не была нужна. Саша – вот кто любил меня по-настоящему. А я? Даже не знаю, запуталась. Вся жизнь – ложь…»
Сидя с кормилицей на диване, алиус вдруг почувствовал внутри себя сильнейшую тоску и горечь. Он быстро зализал ранки на шее кормилицы и, сказав ей: «Подожди здесь», вышел.
В спальне он увидел такую картину: на ковре сидела жена и глядела на огонь в камине, рядом лежала закрытая книга, плечи женщины вздрагивали.
 – Что случилось, мадам? – спросил муж. Ирме в голосе мужа послышалось недовольство. Они теперь друг к другу обращались на «вы», эту границу сразу обозначил Гортон, как только вернулись домой, показывая изменщице место в его жизни, как поняла Ирма.
 – Нет, ничего, не беспокойтесь, герцог. Так… женские причуды, –  торопливо ответила герцогиня, смахивая слёзы рукой.
 – Грустите по Альменту?
 – С чего вы взяли? – удивлённо обернулась она.
 – Он – отец ребёнка. Вы давно знакомы, какие-то отношения.
 – Какие отношения? У меня с Альментом ничего не было. Этот ребёнок от Вазара.
 – Погодите, погодите… а как же фотографии, его слова? Подстава братца? Да?! – он схватил её за плечи и поставил на ноги, развернув лицом к себе. Она с вызовом глянула в сверкающие гневом волчьи глаза:
 – Да. Меня украли с лесной полянки. Я от вас не убегала, но этот факт ничего не меняет. – Ирма отвернулась, передёрнула плечами, освобождаясь из его рук, и пошла к кровати. – Я хочу спать.
 – Нет, не хочешь! – ухватив её за руку, воскликнул герцог. – Сколько можно играть в молчанку? Я тебя не продавал, пойми! Лишь согласился на предложенную сделку, чтобы выиграть время. Хотел на церемонии снятия кольца уговорить тебя вернуться. Супругам даётся час для примирения, который проводят наедине.
 – Не уговорил – убил бы? – грустно улыбнувшись, спросила она.
 – Если бы это произошло в первые три дня после побега – убил, – подтвердил герцог. – А через два с половиной месяца надеялся, что смогу уговорить. Смог бы?
 – Смог, – ответила она. Они стояли, пристально глядя друг другу в глаза.
 – Вот видишь! Я правильно рассчитал и верил в нас. Идём-ка со мной, – он потянул Ирму за руку.
 – Куда? – она начала упираться.
 – Герцогиня, вы моя жена, и обязаны повиноваться, – безапелляционным тоном заявил Гортон Вентру Остнорский. Понурившись, она поплелась следом, чувствуя, что лихорадит, и надеясь, что в голове алиуса не созрел какой-нибудь коварный план. Он завёл Ирму в кабинет, сел рядом с кормилицей, усадив жену к себе на колени. Быстро прокусив кожу на шее кормилицы, втянул клыки и приказал:
 – Пей! – наклоняя голову Ирмы к кровоточащим ранкам. Она стала сопротивляться, выворачиваясь из стальной хватки мужа, но напрасно. Алиус крепко прижал женщину к себе, удерживая одной рукой за талию, другой – за голову, не желая потакать глупым предубеждениям. Как тычут слепого котёнка в блюдце с молоком, так он тыкал жену в вытекающую из ранок кровь:
 – Ну чего ты, как ребёнок? Пей! Я хочу, чтобы ты и малыш были здоровы. Не выкручивайся! Хочешь, чтобы стал деспотом, – стану, Ирма. Прошу тебя, пей!
И она сдалась. Пока женщина делала три больших глотка, муж гладил её бёдра и ласково убеждал:
 – Хорошо. Умница. Так и будем питаться. Тебе свежая кровь нужна. Пойми! Физиология, её не переделать.
Зализав ранки на шее кормилицы, он её отпустил:
 – Иди спать, Марина.
Девушка разочарованно глянула на хозяина и, вздохнув, вышла, а алиус встал и понёс жену в спальню. На пороге спросил:
 – Не прогонишь?
 – Не прогоню, –  устало ответила она.
 – Не бойся, маленькая. Я буду нежен и осторожен, – успокоил герцог, глядя в глаза любимой женщине.
Он положил её на кровать и замер, боясь что-то сделать не так, испугать доверие, навредить беременной женщине, которая в данный момент была девственницей, – вот же парадокс! Он не хотел её боли и последующего превращения в зверя. Герцог медлил, лихорадочно соображая, как правильно поступить. И в то же время Гортон любовался ею, чудной девочкой, согласившейся стать женой именно ему. Вазар с Альментом ничего не выиграли из хитро спланированного похищения, пусть умоются. В данный момент он хотел доказать: она ошибалась, не веря в его любовь. Это непонятное, щемящее чувство исподволь возникло на фундаменте прагматичности и расчёта. Парадокс, да и только. Кто бы мог предположить, что в нём, трёхсотлетнем властном алиусе, появятся сильные эмоции, не заимствованные от кормилиц, а собственные; что будет страдать и мучиться, то ревнуя, готовый убить её за предательство, то испытывая страх за её жизнь, то впадая в тоскливое ожидание; что будет видеть сны о ней, манить к себе, соблазнять и ласкать. Разве не парадокс? Размеренная и распланированная жизнь грозного властителя восточных и северных земель, холодного, коварного интригана вдруг изменилась, стала парадоксальной с появлением маленькой милой бунтарки.
«Моей ведьмочки! – думал герцог, разглядывая покрасневшие от слёз глаза, нахмуренные бровки, вопрошающий взгляд. – Она ещё совсем молоденькая, а перебаламутила всё королевство. А какую бурю чувств я испытал за эти месяцы! Но не жалею. Нет. К Сетху мнение, что отрицательные эмоции вредны! Лишь полная гамма делает жизнь настоящей».
Теперь он это понял.
А что же Ирма? В её душе затихала горящая костром боль. На месте огня остывающим пеплом рассыпалась невесомая грусть. Та, что легко смывается слезами, дарящими облегчение и открывающими дорогу новой жизни, новой тихой радости. На губах Ирмы несмелым цветком распустилась улыбка, немного смущённая, ободряющая мужа.
Она боролась за будущее малыша и теперь поняла, что избрала правильный путь. Путь, что привёл домой, где встретил властный, но заботливый взгляд, а сильные руки подняли и прижали к груди. Малышу нужно расти в спокойной обстановке, чтобы родители любили его и уважали друг друга, чтобы никто не мог вмешаться, интригами поколебать мир в семье. Она верила: грозный алиус сумеет защитить её и ребёнка от происков и врагов, и собственных родственников. В истории с её куплей-продажей Гортон оказался порядочнее всех.
«Разве этого мало? – уговаривала она себя. – В мужчинах всегда ценила силу, решительность, мудрость и доброту… так что мне ещё нужно? Чего желать?» – И с удивлением вдруг поняла, что ей повезло дважды. Дважды судьба её одаривала выигрышным фантом: Александром и Гордоном. Таким же был её отец, и именно таких мужчин она выбирала себе в мужья. Был и третий мужчина, простивший ей даже своё убийство, но, защищая от недругов, он не мог защитить от собственного сына.
Герцогиня ощутила неожиданный укол страха, видя, что властный, решительный алиус растерян, что-то обдумывая, медлит. 
«Неужели грозный герцог не знает, что делать… или не может переступить через себя, настолько ему стала противна?» – тревожно подумала Ирма и протянула к нему руки. Гортон присел на кровать, нежно поцеловал руки жены, наклонился. Его губы, обдавая горячим дыханием и вызывая миллионы мурашек, тихо шепнули ей на ушко:
 – С возвращеньем, маленькая!
У неё отлегло от сердца, и, прикрыв глаза, Ирма кончиками пальцев нежно очертила лицо мужа. На ласку мужчина тут же отозвался, заключив в объятия любимую женщину, покрывая поцелуями её волосы, лицо, шею. От волнения губы Ирмы пересохли, и она машинально их облизнула, отчего в глазах алиуса полыхнули зелёные огоньки, но он, пока не предпринимая активных действий, отстранился и, опираясь руками о кровать, навис над женой, напряжённо глядя в лицо. Почувствовав взгляд, Ирма открыла глаза.
 – Ты веришь в мою любовь? – спросил мужчина, словно вглядываясь, в самую сердцевину её души. Ирма поняла, что Гортону сейчас очень важно услышать положительный ответ.
 – Да, верю, – горячим шёпотом подтвердила она и, говоря это, не кривила душой. 
Он никогда не требовал признаний, не ждал проявлений любви, предлагая свою, может быть, странную, вначале – пугающую и непривычную любовь. Ирме очень в это хотелось верить. Герцогиня была готова её принять и предложить в ответ нежность, доброту и уважение. Увы, ничего другого она дать не могла… в данный момент. А что будет завтра, через месяц или год? Любовь такая птица, что порой вьёт гнездо даже там, где её совсем не ждут.
Им обоим хотелось сближения, теплоты и понимания, и эта ночь могла стать краеугольным камнем их семейной жизни. Гортон надеялся, что она затмит сладость ночей, проведённых Ирмой с принцем Крови. Герцог не расспрашивал, почему жена сбежала из замка брата, что за тайна её и Вазара сокрыта в прошлом.
«Она обязательно расскажет. А сейчас не нужно на девочку давить. Главное – хрупкое доверие, что появилось между нами», – решил он.
А герцогиня не собиралась что-либо ещё рассказывать о прошлом. Осложнять себе жизнь, раскрывая чужие тайны и собственные чувства к другим мужчинам, может лишь глупая, недальновидная болтушка. «Правильные» мысли юности об искренности между мужчиной и женщиной, мужем и женой Ирму заставил пересмотреть жизненный опыт.
Пару минут они смотрели друг на друга выжидая. Ирма – полагаясь на мудрость алиуса, прожившего три человеческие жизни, а Гортон – вглядываясь в лицо жены и ловя её ощущения. Наконец муж улыбнулся и выпустил на свободу свою страсть. Он жарко и глубоко целовал её рот, раздевая, оставлял жгучие, страстные отметины по всему телу: поцелуй, легкое прикусывание кожи, а потом зализывание горячим трепетным языком. От этого тело Ирмы словно воспламенилось снаружи и внутри. Желание, которое появлялось у беременной женщины уже не первый день, и которое она всячески сдерживала, вдруг прорвалось неистовым потоком под его умелыми руками и губами.
 – Ну, что же ты медлишь? – простонала Ирма, дрожа как в лихорадке.
 – Первая сладость для тебя, моя прелесть, – прошептал Гортон, прочертив обжигающую дорожку из поцелуев от груди к животу. Что он вытворял губами, зубами и языком! Её будто опускали в бурлящий огненной лавой кратер вулкана. И это было лишь началом.
Когда Гортон почувствовал, что тело любимой стало абсолютно безвольным, словно из него вынули все кости, лёг рядом, притянул Ирму к себе, поцеловал влажный от пота висок и сказал охрипшим и срывающимся от частого дыхания голосом:
 – Это лишь часть того… что могу дать тебе… маленькая… Когда родишь… узнаешь всю глубину… мой любви и страсти.
Ирма, наполненная до краёв усталостью и негой, удивлённая, что зверь даже не пытался вырваться наружу, услышала эти слова на границе сна и бодрствования, но успела подумать со сладким ужасом:
«О Дева, что же ждёт меня впереди?»
* – так мировые СМИ называли запрещённую подпольную организацию, орден «Хранителей ключей».
17

Через месяц, приехав на обед, Гортон сказал:
 – Вазар хочет с тобой поговорить.
 – Зачем? – встревожилась герцогиня.
 – Он поставил мне ультиматум. Первое – видеться раз в месяц с матерью ребёнка и контролировать, правильно ли она заботится о будущем наследнике. Второе – участвовать в воспитании наследника. Взамен он не станет официально его признавать, но отпишет земли, какие посчитает нужными. По закону он имеет на это право.
 – А откажем?
 – Будет добиваться через Верховный Суд. Это бросит на тебя тень.
 – Ты дал согласие?
 – Пока нет. Поговори с ним, а потом решим.
Но Ирма поняла, что Гортон уже принял решение, иначе Верховный Суд лишил бы его возможности стать отцом ламиаку со всеми вытекающими последствиями.
 – А вдруг очередная афёра? – спросила она, надеясь, что он передумает.
 – Вы встретитесь в нашем доме. Я буду в соседней комнате, – успокоил герцог.
 – Что ж, ладно, –  нехотя согласилась Ирма, чувствуя в душе возрастающую тревогу. Она ещё там, в селе, решила, что не станет Гортону открывать тайну брата, вернее, не совсем брата. Она Теймура любила и не хотела предавать, в каком бы теле он ни находился. Странная это была любовь, больше похожая на болезненную привязанность; страсть и потребность в нём перемешались со слезами, болью, ненавистью и виной за убийство. Герцогиня боялась, что Вазар догадается о её чувствах по лицу, глазам, голосу, ведь он – эмпат, знает её как облупленную, поэтому всячески старалась отдалить встречу.
Через час приехал Вазар. Он поднялся на третий этаж в бывшую комнату кормилиц. Теперь комната служила местом для переговоров. Там не было ничего лишнего; стоял стол и два кресла, стены украшали картины авангардистов, пол устилал мохнатый белый ковёр. Гортон вошёл в соседнюю комнату, проводив жену к брату, а двух охранников оставив в коридоре.
Почтительно поздоровавшись с монархом и склонив голову, как и подобает подданной, Ирма спросила:
 – Чем могу служить, Ваше Высочество? Что привело Вас в наши края?
Принц Крови, любезно предложив ей соседнее кресло, ответил:
 – Хотел узнать, как Вы себя чувствуете, герцогиня? Как к Вам относится герцог Остнорский?
 – Хорошо относится. Муж меня любит.
 – А я не любил? не хотел стать Вашим мужем? Это Вы постоянно лгали,  признаваясь мне в любви, а приходили лишь за «ключом». Такова Ваша месть? – спросил Вазар, глядя мимо женщины, нахмурив красивое царственное чело.
 – Давайте уточним, Ваше Высочество. Я не приходила – Вы меня украли. Не любила бы, не стала бы заводить с Вами общего ребёнка. А насчёт мести… тогда Вас убила случайно, неосознанно, поверьте! – ответила она, бесстрашно глядя в лицо грозному монарху.
 – Неосознанно? Интересно. Почему в этот раз сбежала? – загремел его голос, выдавая закипающий гнев в повелителе, решившем отбросить условности этикета.
 – Сложный вопрос, – поёжившись, ответила Ирма и замолчала, обдумывая, что ещё сказать, как объяснить, чтоб не пытался вновь выкрасть.
«Как он не понимает? – думала она. – Любить можно и на расстоянии. Достаточно знать, что любимый жив-здоров, дела идут нормально, и быть счастливой… И душа на месте». 
 – Мне на родине комфортней. Есть романтика, и есть реалии жизни – Вы, как ни кто другой, должны это понимать, – сказала она хмурому принцу Крови первое, что пришло на ум.
 – Комфортней с Гортном? Ты меня порадовала. И с Поспеловым тебе было комфортней. Один я ужасно некомфортный тип с ценной вещицей на пальце… да, птичка моя? Украла перстень, снюхавшись с Хранителями? Или они тебя шантажировали? чем? что посулили? Ну, признавайся, признайся уже! – допытывался разгневанный принц.
 – Хотела открыть портал и скрыться от всех вас.
 – Надо же какое откровение? Так поделись, детка, как смогла его открыть.
 – У меня есть могущественный союзник, но это не имеет значения. Забирайте! – она сняла перстень с руки и отдала алиусу. Он надел его на палец, сжал руку в кулак, что-то прошептал, видимо, слова заклинания, но ничего не произошло.
 – Подделка? Отвечай! – почти прорычал алиус, встав и подойдя вплотную к креслу, в котором сидела Ирма. О да! Она вновь увидела во всей красе ярость и властность принца Крови. Перед ней возвышался не влюблённый мужчина, когда-то уговаривающий точить об него коготки и плакаться в жилетку, а безжалостный повелитель подлунного мира. Ирме стало не по себе от его гневного взгляда и клыков, вылезших из-под верхней губы.
 – Нет. Это Ваш перстень, – как можно спокойнее ответила она, почтительно склонив голову.
 – Кто произвёл обряд переориентации? Кто этот Хранитель… или прорицательница? – допытывался Вазар, нависнув на ней мрачной громадой.
 – Нет, не они, – проговорила Ирма, вставая и смело глядя разгневанному монарху в глаза.
 – Кто же? Имя! – настаивал он, буравя её пристальным взглядом. – Имя, герцогиня!
 – Если оно Вам что-то скажет? Пожалуйста! Йалдабаоф.
 – Что? – у Вазара от удивления широко раскрылись глаза. – Сам Демиург?! Кто ты?
 – Человек… женщина, – растерялась Ирма.
 – Ты не человек, Матильда, – констатировал Вазар, оглядывая её с ног до головы, будто увидел впервые.
 – She is a sly witch. Do you not see, Your Highness?* – раздался позади них женский певучий голос. Ирма и Вазар оглянулись. Окно, возле которого стояла черноволосая красавица, ещё хранило размытость очертаний.
 – Why you are here, Galla?** – недовольно пророкотал Вазар.
 – For this,*** – ответила алийка и, вытащив из-за спины руку с большим пистолетом, произвела несколько выстрелов в ведьму. Последним выстрелом она хотела застрелить своего мужа, но промахнулась, схваченная вбежавшими охранниками. Ирма схватилась за живот – почти все пули попали туда. Вазар, зажав одной рукой своё простреленное плечо, подхватил падающую женщину.
 – Детка, детка! – растерянно твердил он.
 – Say goodbye to your Hummingbird,**** – сказала Галла, улыбаясь, и добавила:
 – And the illegitimate child.*****
Вбежал Гортон. Первым делом он выхватил у охранника пистолет Галлы и выпустил оставшиеся пули в жену брата. Потом повернулся к Ирме, от боли скорчившейся на руках Вазара.
 – Сейчас вызову врача.
 – Поздно, – прошептала она.
 – Нет, не поздно! – взревел Вазар, и уже не обращая внимания на своё плечо и Гортона, протянувшего к нему руки, чтобы забрать жену, понёс Ирму из комнаты к лестнице.
 – Отпусти меня, Теймур, – тихо попросила она. – Наш ребёнок погиб. Мне незачем жить. Отпусти… Забирай перстень… уходи пока…
У Ирмы на губах появилась кровавая пена, и она стала задыхаться.
 – Мне не нужен перстень! Мне нужна ты! Ты!!! – взмолился мужчина.
 – Надень его… мне… я вер… – еле слышно проговорила она – и замолчала на полуслове.
 – Понял, – кивнул он, но увидев, что женщина перестала дышать, торопливо стёр кровь с её лица и легонько встряхнул.
 – Милочка, детка! 
Потом опомнившись, стянул с руки перстень и торопливо надел на палец герцогине, вопрошая:
 – Слышишь? Слышишь меня?!
Её рука с перстнем безвольно упала, а он всё тряс тело, не желая смириться с потерей.
 – Детка, слышишь меня?! Я буду искать и ждать! Всегда! Верь мне!
*         – Она хитрая ведьма. Разве вы не видите, Выше Высочество?
**       – Почему вы здесь, Галла?
***     – За этим.
****   – Скажите до свидания вашей Колибри.
***** – И внебрачному ребёнку.
  

***         

Тимур проснулся сентябрьским дождливым утром. Настроение подавленное. Во сне его бедная, маленькая, близорукая Мышка настойчиво просила отпустить, отпустить навсегда. После аварии прошло четыре месяца. Четыре месяца, как она лежит в коме. Четыре месяца, как он оплачивает её содержание в больнице, надеясь на чудо, которое ему не обещают врачи. Из той майской аварии он выбрался. Выбрался со сломанными рёбрами, раздробленной левой рукой и с сильным сотрясением мозга, а она, его Мышка, – нет. Выписавшись из больницы и сдав экзамены, он забрал документы из местного университета и улетел домой в Москву. Не мог дольше оставаться в губернском городке, напоминающем ему об умирающей любви. Да-да, – любви, или болезненной привязанности через вину, как считал его отец. Она вошла в его сны и прочно поселилась там, но и днём он иногда слышал, как окликают её голосом. Недавно он услышал песню группы «Ночь». В ней были такие слова:
«Ты в моей голове. Ты там сходишь с ума.
Ты рисуешь свободу, сама как тюрьма.
Ты с желанием жить и надеждой в груди
Есть во всех моих мыслях, на каждом пути».
Да, Людмила была для Тимура именно такой, и четыре прошедших месяца вобрали в себя свет надежды и тьму отчаяния. Но этой ночью она настойчиво попросила:
 – Отпусти меня, Тимур!
Он не мог отпустить её из своих мыслей, из памяти и из сердца, и не потому что не хотел, – никак не получалось, но мог вместе с Ирмой Генриховной, её матерью, дать согласие на отключение системы жизнеобеспечения. Ирма Генриховна уже дважды звонила и просила «не мучить доченьку» – дать согласие на отключение. Она вполне могла бы дать распоряжение сама, ведь она – мать, а он – приятель дочери, любимый, виновный в её смерти. Тимуру не хотелось произносить слово «смерть» даже мысленно – тянущая тоска и холод поселялись в сердце от него. Забава, игра в ухаживание за скромницей вдруг вылилась в страдание и боль, в тоску по наивной, нежной девчонке. Кто бы раньше ему сказал, что так будет – не поверил бы, поднял на смех, вот только от проблемы не спрятаться. Даже уходя в загул и напиваясь в стельку, он помнил о ней, своей Мышке, думал, как бы она отнеслась к тому или иному его поступку.
Он умылся и быстро оделся. В борсетку положил паспорт, сигареты и банковскую карту. Из спальни вышла мать.
 – Ты куда так рано, сынок?
 – В аэропорт. Надеюсь, будут билеты на сегодняшний рейс.
 – Всё-таки решился.
 – Она ночью попросила.
Мать с тревогой взглянула на сына.
 – Правильно. Нечего девочку так долго держать между жизнью и смертью. Душе нужно вновь возрождаться, Тимур. Что ж поделаешь, раз так случилось. На своём веку ещё встретишь хорошую девушку. Женишься, детишек заведёте.
 – Я её буду ждать, – глухо произнес Тимур, спускаясь по лестнице в прихожую.
 – У тебя паранойя, сын! – возмутился отец, появляясь на площадке второго этажа, и глядя вниз на сына, одевающего  куртку. – Билет мог бы заказать по Интернету. Вылет только в шесть часов вечера.
 – У меня ещё есть некоторые дела, – ответил Теймур, открывая входную дверь.
Он прилетел в десять часов утра на следующий день и из аэропорта сразу позвонил Ирме Генриховне на работу. Та ответила, что отпросится у начальства и приедет в больницу через час. Часа ему вполне хватало, чтобы доехать до микрорайона, в котором находилась больница, и успеть попрощаться с любимой. Тимур «поймал частника» и через тридцать пять минут был у дверей приёмного покоя. Идя по коридору к её боксу, он представлял себе любимую, какой помнил до аварии, – сердитой и обиженной его подарком. У него от волнения подрагивали руки, страшно хотелось курить.
Девушка, лежащая на кровати, закрытая простынёю до подбородка, казалась маленькой и худой, с заострившимися чертами лица и пергаментной кожей. Под глазами темнели большие круги.
Он взял холодную пухленькую бледную ладошку и прижал к своей щеке.
 – Здравствуй, Мышка! – прошептал Тимур, целуя её ручку. – Вот я и прилетел. Сделаю, что просишь… и с перстнем тоже. Помни, малыш! Я не откажусь от тебя никогда. Буду искать и ждать… всегда… Верь мне!
Он погладил её свалявшиеся тёмные волосы, поцеловал в холодный лоб и бледные губки. Сзади скрипнула дверь – вошла Лазаренко. Он встал с колен, снял с пальца перстень и передал Ирме Генриховне:
 – Возьмите. Она просила положить его рядом со своей фотографией.
 – Откуда ты знаешь? – удивилась женщина.
 – Сегодня ночью она сказала мне.
Перстень Тимур выловил в колодце деда Джамлата, а тот во время Отечественной войны получил его от умирающего солдата. Перстень Люсеньке очень нравился, она говорила, что видит, как поверхность серебристого металла играет золотистыми искорками. Что за металл был впаян в золотой перстень, Тимур не знал, но последнюю просьбу умирающей девушки безоговорочно решил выполнить. Он залез в борсетку и отдал Елене Николаевне толстую пачку денег:
 – На похороны и памятник из мрамора. Я буду приезжать на могилу каждый год, но сейчас остаться, простите, не могу. Хочу помнить её живой.
В бокс вошёл лечащий врач с бумагами. Тимур поставил свою подпись в указанных местах и вышел из палаты.
Позвонив в такси «Вояж», заказал машину в аэропорт.
В ожидании рейса на Хабаровск, позвонил Сашке Поспелову:
 – Привет!
 – Привет! – ответил Поспелов. – Ты откуда?
 – Из аэропорта звоню. Через пятьдесят минут вылет на Хабаровск.
 – Приезжал проведать.
 – Нет, Спелый, проститься.
 – А чего ко мне не зашёл?
 – Извини, брат. Не то настроение, чтобы языком чесать. Я что звоню? Помоги Ирме Генриховне с похоронами, памятником, ну и прочим. Деньги я оставил.
 – Какой разговор? Само собой!
 – Приеду на годовщину. Съездим не могилку, помянем. Вот тогда и поболтаем… будет легче.
  – Это точно. Сам только две недели назад прилетел с похорон двоюродного брата.
 – Славка умер?
 – Разбился на машине.
 – Соболезную. Жаль парня. Вы с ним погодки и так похожи.
 – Были, Тимур, были.
 – Да, были… Ну, пока, брат! Звони.
Тимур спрятал айфон в карман и двинулся к накопителю – дикторша объявила посадку на рейс.

Эпилог

Моя бушующая ярость,
Мой ослеплённый властелин,
Кострами мести мне досталась
От неоплаченных причин.
Ты, расплавляя мою бренность,
Съедаешь жадно мир любви,
Порабощая сокровенность,
Поёшь и пляшешь на крови.
Палач, мой демон и отрава,
Свирепый зверь лесной глуши,
Вручаешь меч не ради славы,
А для погибели души.

Она сидела на берегу озера. Поверхность воды играла, будто шёлк стального цвета набросили на клубок расползающихся змей. По небу быстро проплывали рыже-фиолетовые облака, гонимые суховеем. Жухлая трава торчала повсюду засохшими колкими стебельками. Таким же сухим, жарким, от боли и тоски, было её сердце. Она распрощалась со всеми привязанностями, что держали на Земле, и со всеми нереализованными мечтами, но боль почему-то не отступала. Он подошёл бесшумно, как призрак, но женщина почувствовала, что он рядом, и тихо спросила, почти простонала:
 – Почему ты не помог? Я так надеялась! На одного тебя!
Её окутала теплота и мягкость пуха тёмных крыльев. Женщина стала гневно вырываться:
 – Не хочу! Слышишь! Не хочу слов утешения!
 – Мой ангел, – его голос звучал мягко. – Я не стану тебя утешать. Я лишь хочу объяснить и приласкать мятущуюся душу.
 – Ах, оставь! – отрезала она. – Что тебе до моих страданий?
 – Ты несправедлива, солнышко! Не я стремился убить твоего сына, а… ты.
 – Я?! Как ты можешь такое говорить?! – её возмущению не было предела. – Я его любила, берегла, ждала!
 – Ты, как всегда, торопишься с выводами. Послушай меня. – Тёмный ангел сел рядом, взял её за руку, погладил, поцеловал пальчики и спросил:
 – Помнишь охотника?
Она хотела вырвать свою ладонь из его сильных рук, но замерла, услышав последнюю фразу.
 – Да, – с её губ чуть слышно слетел ответ.
 – Он случайно походил на Теймура? Как думаешь? – его голос, ласкающий слух, прозвучал совсем рядом, казалось, прямо в голове.
 – Хочешь сказать… это был мой сын?
Женщине на миг показалось, что это произнесла не она. Кто-то шепнул ей их, а она только озвучила.
 – Да, дорогая. Он, – подтвердил тёмный ангел, поглаживая её плечи.
 – Но почему сын был очень похож на Теймура, а не Вазара?
 – Ты забываешь о телегонии и что большая часть личности Вазара являлась Теймуром. Кстати, окружающий мир, что ты увидела, стал бы последствием экспериментов твоего сына.
 – Как могло случиться, что сын решился убить меня, свою мать? – она сокрушённо покачала белокурой головкой, не до конца веря услышанному.
 – Ты оказалась бы последней преградой на его пути к абсолютной власти. Лишь ты могла его сдержать, дать полную свободу действиям или уничтожить. Ты ужаснулась, спряталась, не захотела воспринимать открывшийся сценарий будущего как возможную реальность, и ветвь будущих событий засохла. Пойми, любовь моя! Ты желаешь, а я претворяю их в реальность.
 – Что-что? Ты мои желания осуществляешь? Не ослышалась? – Она оглянулась, ошеломлённо уставившись на тёмного ангела, лицо которого под капюшоном поминутно меняло черты.
 – Именно, – он погладил её волосы и нежно поцеловал в висок. – Я – Демиург. Я облекаю в материю твои мысли, мечты, идеи, желания и противоречия. Давай посчитаем, – предложил он. – Во-первых, ты хотела быть Матильдой – стала. Во-вторых, боялась, но очень хотела, чтобы обратили внимание, – стала талантливым художником, герцогиней, была в полушаге от принцессы, а в последствии могла стать королевой. В-третьих, хотела, чтобы тебя полюбил мужчина, – полюбили пятеро мужчин. Да каких мужчин! Четверо из мировой элиты. Тебя носили на руках. Ты из них верёвки вила. В-четвёртых, хотела быть обеспеченной – почти все сокровища мира были у твоих ног… а в итоге несчастна, правильно? Дорогая леди, каждый кузнец своего счастья. Для того вам и дана свобода выбора.
Она отвернулась, опустила голову и тихо проговорила:      
 – Я глупа, знаю. Почему мне не подскажешь, не поможешь?
 – Ты несправедлива. Когда просила, всегда приходил на помощь. А вмешиваться…  Нет, милая. Я дал тебе всё, о чём мечтала, а получил одни упрёки.
 – Ты хитришь! – она постаралась отодвинуться от Демиурга. – Морочишь меня! Это ты наградил меня животной сущностью.
– И опять ты не права. Из-за того, что не могла выбрать между двумя мужчинами, один из них решил склонить чашу весов в свою пользу.
 – Получается, во всех своих бедах виновата я сама? А как же Матильда? Расскажи мне о ней.
 – Это долгая история.
 – Так расскажи. В безвременье мне делать нечего. Некуда стремиться и нечего желать.
Он тихо засмеялся. В воздухе закружились маленькие вихри, поднимая с земли пыль и сухую траву. Облака унеслись прочь. Озеро забурлило кипящим котлом. Демиург придвинулся и плотнее запахнул крылья вокруг поникшей женщины, отгородившейся от окружающего мира завесой из рыжевато-золотистых локонов.
 – Тебе всегда есть к чему стремиться и что желать, – ласково молвил он. – Ну, хорошо. Если хочешь провести тысячу и одну ночь, слушая мои истории – начну вот с этой. Жила-была на свете женщина. Будучи молодой девушкой, почти девочкой, она запоем читала книги о странствиях, фантастических приключениях, красивой и преданной любви. И она мечтала о таких странствиях, таких приключениях и такой любви. Но, надо сказать, наша дама не слыла красавицей. Разумеется, она не выглядела отталкивающе безобразной, но мужчины редко обращали на неё внимание. Хоть и есть две поговорки: «нет некрасивых женщин, есть мало водки» и «нет недоступных красавиц, есть мало денег», но дама такой суррогат в отношениях не признавала. Ей очень хотелось, чтобы заметили, выделили, оценили. Однако у неё была «правильная» мама. Она воспитывала дочь в строгих правилах «общепризнанной морали». И дожила наша дама до сорока лет, но не сумела завести: ни мужа, ни детей, ни даже воскресного любовника. Да и как могла завестись подобная живность, когда мать, будто хлорофосом, травила на корню все её устремления наставлениями и вразумлениями, подкрепляя их действие трагическими примерами из жизни соседей и знакомых. Наша дама втайне мечтала о счастье, большом и светлом, не понимая, что счастье – когда тебе все завидуют, а нагадить не могут.
 – Что у тебя за шутки? – возмутилась женщина.
 – Извини, солнышко! Меня на протяжении тысячелетий считали врагом человечества, вот и привык к чёрному юмору, – парировал тёмный ангел. – Ну, так я продолжаю… Время шло своим чередом. Жизнь проходила сериями чужой мыльной оперы перед глазами. Настал момент, когда осталась она одна. Ей бы предпринять хоть какие-то шаги для воплощения мечты в реальность, пока совсем не состарилась. Но наша героиня продолжала мечтать, привыкнув к этому необременительному занятию. Когда-то, ещё в детстве, она прочитала книжку про ведьму Матильду. Умела та ведьма, превращаясь в зверя, уничтожать своих врагов. Когда с женщиной случались неприятности, она представляла себя такой ведьмой и львицей – могущественной, справедливой, деятельной. В остальное время дама ждала прекрасного принца, который неожиданно «заглянет на огонёк». А на огонёк обычно слетается всякая мелкая гнусь. Услышал страстный ментальный зов неудовлетворённой души один бездомный демон или маг, или гипнотизёр-неформал – на твой вкус, дорогая! Впрочем, он не был бездомным. Жил в воздушном замке, продуваемом ветрами, но хотел тепла и уюта, ибо уставал, бродя целый день по мирам. Действовал наш маг неспешно. Сначала он проверял на женщине свои способности. Позвонит иногда у входной двери – и ждёт. Она откроет, посмотрит туда-сюда – никого. Женщина удивится и закроет дверь. Так он вошёл в её квартиру и остался там жить невидимкой. Вскоре хозяйка начала замечать странности. То часть денег пропадёт из кошелька, то в ванне обнаружится чужое полотенце, то исчезнет из кастрюли половина супу. Стала она советоваться со знакомыми, дескать, появился в моей квартире призрак или домовой. Что делать? Как поступить? Понял маг – добром не кончится, но покидать облюбованное место не хотелось – прижился там. Когда шёл на зов – думал найти распускающийся бутон или хотя бы увядающий цветок, а встретил засыхающий плод. Маг слыл рафинированным эстетом и опасным экспериментатором. Решение проблемы видел в освобождении жилплощади от хозяйки, но провернул дельце с бесовской выдумкой. Разочаровала хозяйка его, видишь ли, не оправдала надежд. Замутил он, как ныне говорят, одну темку. Ночью проник магическими манипуляциями в её тонкое тело и снял копию.
 – Как это, снял? – недоуменно поинтересовалась женщина, встряхнув копной непослушных рыжевато-золотистых кудрей и округлив и без того большие глаза цвета чистой лазури.
 – Как снимаешь чулочек с ноги, моя прелесть – улыбнулся Демиург. – Наполнил демон копию своей энергетикой, кровью и мыслеобразами нашей мечтательницы. Получился из копии голем – ведьма Матильда. Отправил демон гулять голема по мирам, и однажды…
Из глаз Демиурга ударили два снопа света, и она увидела страшную голографическую картинку. Картинка являлась выхваченным кусочком реальности.
В помещении, освещённом четырьмя факелами, полыхал огнь в зеве печи. В центре комнаты стоял массивный стол, на котором лежала прикованная цепями женщина. Её одежда была изодрана в лохмотья. На теле виднелись кровавые порезы. Пол камеры возле пыточного стола был присыпан соломой. На низком прокопченном потолке и плохо отёсанных стенах плясали дымные тени. У печи стоял гигант и нагревал в огне металлический прут. Двое священников, сидящих у стены на лавке, под нос бормотали молитвы и поминутно крестились. Палач вынул раскалённый прут из огня и шагнул к столу. Привязанная женщина с трудом оторвала взгляд от страшного орудия пытки и крикнула:
 – Дай мне силу, Пахад! Крепок дух, но слабо тело! Ты и я – мы одной крови!
Когда палач, осклабившись в рыжие усы, занёс прут над жертвой, ведьма изо всех сил дунула, и неожиданно в помещении закружился настоящий вихрь. С раскалённого стержня полетели искры. Взметнувшаяся с пола солома вспыхнула, разлетаясь десятками язычков пламени и обжигая руки и лица мучителей. Задымились мантии священников, запылали чётки в их руках, вскрикнул и окривел гигант от попавшей в глаз искры. А огонь всё сильнее разгорался, окружая стол плотным кольцом.   
Ведьма дико захохотала, выкрикивая проклятия и подвывая:
 – Проклинаю вас, мучители! До седьмого колена! И тебя, подлый Хепруамин! Ты разлучил меня с душой. Не будет тебе покоя, пока жив хоть один из твоего рода! Я вернусь, приду-у-у!
Запылали лохмотья несчастной. Задымилась дубовая крышка стола. Вдруг с телом женщины стали происходить жуткие метаморфозы. Шея увеличивалась в объёме, челюсти вытягивались вперёд, обрастая рыжей шерстью. Тело ведьмы, напрягая мускулы, извивалось, стараясь порвать цепи. Палач и священники в страхе отступили к дверям. Загорелись чёрные длинные пряди волос женщины-монстра с головой львицы, треща и рассыпаясь искрами. Она металась и яростно рычала в пляске огненных языков.
Вдруг картинка исчезла, а глаза Демиурга вновь почернели.
 – Ужасно! Зачем показал? – спросила встревоженная женщина.
 – Чтобы поняла, что произошло с Матильдой, для чего она вернулась.
 – А что стало с магом? И причём здесь я?
 – Дух Матильды, пройдя сквозь огненную купель, воплотился в девочке Люсе. Маг за свои деяния наказан тем, что ищет и ждёт её всегда, влюбляется, хочет соединиться, но это невозможно, проклятие не позволяет. А мечтательница… хм… она попала в психиатрическую лечебницу.
 – Подожди, подожди. Мама говорила… когда мне было семь лет, я сломала палец, и женщина из психиатрической лечебницы, расположенной рядом с травмотологией, меня жутко напугала. Я потеряла сознание, а потом долго не могла придти в себя, никого не узнавала.
 – Мой ангел! – Демиург поцеловал её в макушку. – Женщина напугала не тебя, а маленькую Милочку. Чистая душа. Своей жизнью и любовью выкупила жизнь Тимура… И разве мечтательница тебе не знакома? Подумай хорошенько.
 – Ты намекаешь, что я… мечтательница? Поэтому Люся… то есть Матильда и я… О, не-ет! – простонала женщина.
 – Почему – нет? И ты, и она мечтали о любви, борьбе и мести. А я стараюсь воплощать в реальность ваши желания. Ты ими насладилась?
 – Издеваешься? Как можно насладиться местью, погибнув? – сердито заявила она, оттолкнув тёмного ангела и собираясь встать. Гнев, подобно упавшей тени, изменил её облик. Потемнели глаза, волосы и даже насупленные брови, а пухлые губы исказила презрительная усмешка. Он удержал её за локоток:
 – Вот и твой голосок прорезался. Я уж думал, ты стала праведницей, Матильда. Больно и трудно жить с душой, правда? Полюби себя такой, какая есть, какой стала.
 – И что? – воскликнула она капризно.
 – Многое изменится. Пройдёт ожесточение, борьба с собой. Хотя мне твоё сражение с ветряными мельницами по вкусу. Готовься для новых битв – топор наточи, верёвку смажь мылом, на ступеньку брось шкурку от банана.
 – Ты – дьявол, Йалдабаоф, и шутки у тебя – дьявольские! – обиделась красавица. – Я всегда готова, но эту мямлю ко мне больше не подпускай!
 – Уже и пошутить нельзя, – притянув её к себе и зарывшись лицом в  темно-каштановые локоны, ответил Демиург. – По сравнению с вашей нетерпимостью друг к другу, девочки, я просто ангел воплоти. Ты же мечтала о душе, а теперь негодуешь. Душа у мечтательницы – тонкая, чувствительная и принципиальная. Чем не подарок?
 – Ничего себе… подарок! Я устала борьться с её нерешительностью и идиотскими принципами. О, таких мазохисток ещё поискать! Долбать своё тело электрошокером, чтобы не есть… дура!
Красавица шумно задышала, сдерживая негодование.
 – Вот женщины! Всё им не так. Без души – караул, обделили! Подарил душу – с ней больно и трудно, - вздохнув, констатировал Демиург. – Девочка моя, если хочешь имеет свободу выбора – терпи и учись уживаться, а не готова – оставайся моей рабыней, слугой для различных поручений.
Черноглазая красавица надула губки и отвернулась. Она сидела, задумчиво просеивая сквозь тонкие пальчики песок.. Её локоны вновь стали светлеть, покрываясь золотистым налётом, с лица исчезло недовольство, глаза засияли чистой голубизной. Она  сказала:
 – Не мог Тимур такое сотворить. И я не поняла, откуда взялась легенда о ведьме Матильде.
 – И ты туда же… «ведьме». Когда-то мечтала стать такой, а теперь не хочешь признать себя единым целым с ней. Что мне делать с вами, девочки? Жаль, жаль. Что ж… скажу одно – от голема и взялась.
 – Как – от голема? – удивилась она. Женщине хотелось вновь заглянуть в лицо Йалдабаофу, посмотреть: не шутит ли он? не морочит ли? Но мелькающие черты лица раздражали глаза, и она, глядя на воду, напомнила:
 – Ты сказал, что сначала была книга, а потом голем, сотворенный из моих мыслеформ.
 – В разных мирах время течёт по-разному. Невозможно определить, что бывает вначале – курица или яйцо. А Тимур действительно такой гнусности не делал. Это совершил Хепруамин. Когда он понял, что за подлое деяние награждён страшным проклятием – отвёл его от своего рода, заключив в перстень. Таких перстней было изготовлено сто тринадцать штук, и только один нёс на себе проклятие. Чтобы проклятый перстень труднее было найти, Хепруамин спрятал его в одном из отдалённых миров. Перстень несколько веков блуждал по миру. Люди погибали, сходили с ума, становились убийцами, мерзавцами или инвалидами, теряли близких. Джамлат взял перстень, не зная о проклятии, носил в кармане гимнастёрки рядом с чётками – это ослабило действие проклятия, и на войне он получил лишь два лёгких ранения. После победы он хотел подарить перстень жене, но старый мулла, на которого сошло озарение, сказал Джамлату, что перстень нужно закопать. Джамлат закапывать не стал, а бросил в колодец. Там его и нашёл Тимур. Проклятие уже начало лепить из парня расчётливого дельца, лишённого сострадания и любви. Но ошибка исправлена. Разрушительное действие проклятия погашено девственной кровью и добровольной жертвой, а само проклятие возвратилось к создателю.
 – Вот оно что? – горькая усмешка скривила губы женщине. – Выходит, я должна была умереть. 
 – Не должна. Проклятие не всегда убивает создателя, обычно оно отражается на близких.
Женщина горестно вздохнула.
–  Ну, зачем же так печалиться? – голос тёмного ангела журчал ручейком, руки перебирали золотистые локоны женщины – Ты получила жизненный опыт. Стала сильной, бесстрашной, деятельной. Поняла, что красота не делает людей счастливее, а особый дар приносит страдание, если даётся в руки неподготовленному человеку. Твоя жизнь была ненапрасной. Ты, как камешек, сорвавшийся с вершины, выбила глаз великану и увлекла за собой лавину.
 – Да-а? – удивлённо протянула она. – Не знала, что один твой глаз стеклянный.
Руки тёмного ангела, будто запутавшись в женских локонах, на несколько секунд замерли.
 – Изволим язвить? – поинтересовался он.
Её лицо осветилось, будто яркий луч света озарил его, глаза приобрели золотой оттенок, черты стали более утончёнными и выразительными, а локоны заискрились пламенея, но чтобы он не заметил перемен (уж очень ей нравилась игра в пятки, а он делал вид, что не может найти), женщина опустила голову и усмехнулась:
 – А что, мои шутки не нравятся? Увы, с кем поведёшься… ну, ты знаешь. Меня мучает один вопрос.
 – Спрашивай, – приблизившись к её уху, проворковал ангел.
 – Скажи, ты её любил?
 – Кого? – Тёмные крылья слегка шевельнулись, раскрываясь.
 – Голема, созданного тобой?
Черты лица под капюшоном стали сменяться ещё быстрее.
 – Почему ты решила, что это я?
Тряхнув языками яростного пламени, от чего во все стороны полетели жаркие искры, а тёмный ангел зажмурился и отвернулся, она лучезарно улыбнулась:
 – А кто же ещё? Лишь извращённое сознание падшего ангела могло создать существо, дарящее смерть и муки за любовь и наслаждение.
Его черты перестали меняться. Божественно красивое лицо засветилось ярче, но он молчал, сдерживая лукавую улыбку. И тогда огненная богиня вновь спросила:
 – Так ты её любил?
Он тихо вымолвил:
 – Да. И сейчас люблю.
 – Неужели ревность подвигла тебя на такое? Или зависть?
Наблюдая, как в жарком огне её волос с пальцев стекает плоть, и они превращаются в длинные стальные когти, потом – в каменные корнеобразные щупальца, которые становятся стекловидно-прозрачными, округлыми и вновь превращаются в пальцы человеческой руки, тёмный ангел ответил:
 – Ошибаешься, моя птичка. Я Ему никогда не завидовал. Просто однажды понял, что неизменность и совершенство – скучный тупик. Мир не должен быть подобен Раю. Движение от созидания до разрушения. Бесконечное количество циклов с различными формами и содержанием. В этом единственный смысл игры, а всё остальное – лишь эпизоды. И хочу сказать: ты, Лилишт, уже давно не голем. Мы с тобой части одного целого, а всё, что происходит между нами, – игра под названием «Жизнь».
 – То есть смысл игры – сама игра?
 – Да. И мы отлично с ней справляемся, не так ли?
 – Нет, не так, – сказала она возмущённо, и яркое свечение разноцветной радугой окутало окрестности озера. – Ты четыре раза смошенничал, вмешавшись в игру, а говорил, что я мухлюю.
 – А разве… нет? Кто делал подсказки своей фишке? Кто ей тоже помогал? Не ты? И конечно же ветер нашептал парню идею с перстнем. Ай-я-яй, Лилишт!  В чужом глазу соринку увидела, а в своём бревно не заметила.
 – Ой, ты меня ещё стыдить будешь? Сам-то всё время заигрываешь с моими фишками.
 – Хорошо, не буду. Честное слово. Если перестанешь сбегать. В них частицы тебя, но тебе этого мало. Ты не хочешь ими играть. Ты желаешь ими быть.
Она усмехнулась:
«Честное слово и он – понятия почти противоположные», – но, повернувшись, ему ответила:
 – Так я чувствую себя живой.
 – За это и люблю тебя, моя ненаглядная Лилишт! Ты заставляешь и меня чувствовать себя живым.
Он наклонился и чмокнул её в носик, а потом пододвинул хрустальную доску:
 – Раз с перстнем смухлевала, и оставила его в квартире двойника, то надеешься отыграться, правильно я понимаю?
Она возмутилась:
 Не двойника, а основной фишки. Это ты перевернул всё с ног на голову.
 – Ладно, ладно, Лилишт. Дам тебе возможность отыграться, так и быть… но с условием…
 – Ты не будешь вмешиваться, – перебила огненная богиня тёмного ангела.
 – И ты тоже, – предупредил он. – Жду нового увлекательного сценария. Триллер, экшен, комедия – выбирай!