09-10. Внутри и снаружи

Нашего петербургского губернатора  Владимира Яковлева взяли в Москву, назначив вице-премьером, курирующим жилищно-коммунальное хозяйство и городской автомобильный транспорт - самые трудные, «провальные» вопросы. Осенью намечаются досрочные перевыборы губернатора. Валентина Матвиенко, которую Путин хочет видеть на месте Яковлева, не слезает с телеэкрана. Именно поэтому мне и не хочется за нее голосовать, хотя сама по себе она мне симпатична. Но душа болит за Яковлева, в грехи которого я по-прежнему не верю, и я чувствую обиду, когда московские телеканалы говорят про него дурно. Матвиенко вполне устраивает меня на том высоком посту, где она находится сейчас – в роли полномочного представителя президента нашего Северо-Западного округа. Зачем ей еще раз менять работу?

В городе жаркое лето. Командир ушел в отпуск на две недели, и мы с Алексеем – третьим членом нашего маленького трудового коллектива - управляемся на работе вдвоем. Мне с ним скучно, но спокойно – хороший он мужик. Я его просто недооценивала. С виду мямля, а все умеет, не выражает внешне никаких эмоций, абсолютно бесконфликтный, добрый и неглупый. Благодаря ему я большую часть времени провожу в офисе, а он на металлобазе. Я плохо переношу жару, особенно, если  приходится  ездить на базу – там сейчас пыльно и  грязно,  все заняты погрузкой металлопроката, а я  со своими  бумагами среди наших мужчин вроде как лишняя. Внешние обстоятельства запросто могут отравить нам жизнь, но гораздо лучше это делают наши внутренние, бесконтрольные реакции.

Казалось бы, хорошие вещи, яркие впечатления, добрые и красивые люди должны делать нас счастливыми, а безвкусные поделки, пустые забавы и скверные люди могут только огорчать. Черта с два! Все внешнее оказывает на нас только то впечатление, к которому мы заранее  готовы внутренне. Не по хорошему мил, а по милу хорош. Не  предметы внешнего мира создают нам настроение, а мы раскрашиваем их своими красками.

Последнее посещение театра Ленсовета оставило прекрасное впечатление. Мы с дочкой тогда сидели во втором ряду партера, и хотя пьеса была не глубока по содержанию, она развлекала и тешила душу, подобно красивой сказке с хорошим концом. Удовольствие захотелось повторить, и я снова купила  билеты в тот же театр. С работы возвращалась с отличным настроением. Ожидая дочь в назначенном месте  возле памятника Достоевского, я мысленно предвкушала появление моей самой красивой, самой доброй и милой девочки на свете. Думала о том, что любовь к дочери стоит гораздо выше любви к мужчине. По крайней мере, никого из представителей данного пола я не променяла бы на Машу.

 Все произошедшее оказалось убедительной  иллюстрацией факта непостоянства мира явлений и наших отношений с ним. Все, чем мы бываем захвачены и что почитаем радостью, в любой момент может обернуться для нас своей противоположностью. Прождав дочку сорок  минут, я начала злиться. Сказалась усталость – город раскалился от жары, ноги отекли и болели. К тому же, недобрым словом стал вспоминаться и шофер, который в этот день уехал с металлобазы без меня, заставив добираться по пыли и грязи своим ходом, и то, что я не успела толком пообедать, а теперь, вместо того, чтобы перекусить перед театром, мне приходится стоять возле  метро, боясь пропустить свою «королеву». Еще совсем недавно эти же обстоятельства ничуть не волновали меня. 

Необязательность в людях бесит меня всегда, привычка опаздывать – в особенности. Хотя Маша и не грешит этим недостатком, но задача  «придти красивой» для нее  важнее, чем соблюдение пунктуальности. Уже ничего не радовало, уже не хотелось в театр. На появившуюся, наконец, Машу я набросилась, как тигрица: что-то гневно кричала и вела себя совершенно непристойно. Она пришла удивительно хорошенькой, с такими родными, похожими на мамины,  большими глазами, и новый наряд ей удивительно шел, но всего этого я ей не сказала – совсем другая персона управляла мною, и эта персона нещадно эксплуатировала и истощала меня. Даже вполне уважительная, не зависящая от Маши причина ее опоздания не произвела на персону никакого впечатления.

 В театре мне не понравилось все. На дорогих местах в бельэтаже я задыхалась от жары и не видела лиц актеров, даже не все реплики могла расслышать. Не нравилась пьеса: играли хорошо, но содержание было более, чем сомнительным, а поводы для смеха зала настораживали -  они воспринимались как животные реакции «гы-гы-гы» на каждую ерунду. Зал казался  сборищем идиотов, а пьеса Бернарда Шоу -  лишенной какой-либо конструктивной мысли, если не сказать большего. Спасала только игра актеров, которых мне почему-то было жалко. Но им долго аплодировали. Я, наверное, что-то не понимаю в жизни.

 Впрочем, все то же самое присутствовало и на предыдущем спектакле, где в пьесе было ничуть не больше смысла, но тогда мне все понравилось. Выходит, что удовольствие не вовне, а во мне самой, в моей внутренней готовности воспринимать только одну какую-то, инициированную внешним влиянием,  сторону жизни.

 С Машей я всю дорогу не разговаривала, хотя умом понимала, что вина ее невелика, может быть, ее и вовсе не было. На душе было скверно. Хуже всего нам не тогда, когда обидели нас, а когда плохо себя вели мы сами. Чувство собственной неправоты, своей неуправляемости, беспомощности перед охватившими нас страстями и намеренно испорченным, так хорошо начавшимся днем, убивало меня больше, чем действительно плохое физическое состояние, чем плохие места в театре, чем жара и прочие внешние неудобства, которые при другом моем внутреннем настрое не сыграли бы никакой  роли.

Персону, отравившую мне радость посещения театра, я знаю давно. Главная ее проблема – чувство собственной важности. Случается что-то, нарушающее ее планы или ущемляющее ее интересы, и она начинает критиковать других – не таких совершенных и талантливых, как она, не так, как она, эта персона, думающих о жизни. Не менее часто, чем эта  Воображуля, меня посещает ее другая отвратительная подруга по имени Жертва Обстоятельств. С ней всегда  «несправедлива судьба» и ей ужасно «не везет с ближними», что обеспечивает постоянный повод пожаловаться. Страдающие и жалующиеся персоны, вероятно, живут в каждом из нас. Не все замечают (хотят замечать!) их в себе, но не раз попадали под их губительное влияние. Цель таких персон – отнять у нас энергию и представить убедительное оправдание собственной лени и себялюбия. Вот, поглядите, люди добрые, как мне плохо живется, как несправедлива со мной судьба, как мне не везет, несмотря на то, что я такая хорошая!! Приведу один из типичных монологов данной персоны.

Из дневника: «Собой не довольна. Устаю, страдаю от отсутствия друзей, помощников, от неспособности нести на себе функции мужика-домовладельца, добытчика, хозяина  дачного участка и одновременно женщины, хозяйки, матери. Делаю все, но все - плохо, хочу все успеть по максимуму, но ничего не удается. Все время в спешке, в раздражении. Люблю дачу, но для чего там мой труд, если, кроме меня, ее никто не любит и не хочет туда ездить? Маме не хватает здоровья на дорогу пешком, Маше там скучно и мало комфорта, который она так любит. Я одна вламываюсь на земле, делаю все, что требуется, и  отмечаю толпы народа на всех участках, кроме нашего. Вламываюсь,  но результатов не вижу – все за пять дней, пока я в городе, снова зарастает травой, а дорога в мой короткий «уикенд» пешком по жаре отнимает у меня слишком много сил и времени. Мама и кот живут в городе, для кого зреет земляника, которую я почти не ем, - не понятно. А главное, обидно, что эта земля, никому, кроме меня, не нужна, не любима. Не ради урожая, ради привычки к ней, ради памяти, ради вложенного труда…» 

Неприятности происходят постоянно. Главное, не идти на поводу того, что случается, не отдавать себя во власть отрицательных эмоций. Еще лучше – извлекать из них нужный урок, ради которого они и посылаются нам. Пока я жалуюсь на разные пустяки, мои друзья проходят действительно суровые испытания. У Вероники мама в больнице. Ей сделали платную операцию на предмет удаления опухоли в желудке. Вырезали все, что смогли, через две недели сообщат  результат анализа удаленной ткани. Все это очень страшно. Одно хорошо, что Вероника не одна, у нее, в отличие от меня, есть муж и масса родственников. Я же даже тех немногих друзей, что есть, разгоняю. И что у меня за характер!

Не лучше дела и у Валеры. В сатанинский лунный день он в очередной раз вдребезги  разбил свою новую машину, столкнувшись с самосвалом. Участникам ДТП присудили равное нарушение правил, никто никому ничего не возмещает, хотя самосвал после аварии выглядит много бодрее, чем Валеркины новые «Жигули». Слава богу, оба водителя живы и здоровы. У Валерия теперь нет ни машины, ни денег на нее, он даже застраховать свою не успел. Судьба в третий раз дает ему указание стать менее самоуверенным и сместить шкалу ценностей в сторону нематериальных, но он ее знаков не хочет замечать. В последние годы его преследуют катастрофы – кражи, поломки дорогой бытовой техники, аварии. Хорошо, что хоть жизнь сохраняют. Но сколько еще раз ему дадут такую поблажку? Я уже боюсь сажать в его машину дочь, хотя пока еще ее и не во что сажать. В очередной раз Валера начнет свой утомительный бег по кругу – тяжкие приработки в ущерб сну, еде и отдыху, попытки заработать деньги, чтоб  восстановить кузов битых «Жигулей», продать то, что получится, и снова копить на приобретение нового или б/у автомобиля. Вся его жизнь проходит таком в упорном беге за  материальным достатком и личным комфортом, но все нажитое рушится быстрее, чем достигается. Есть ли в этом смысл? Маша такая же. Она любит и хочет комфорта, хотя немного поддается и моим влияниям - проявляет интерес к запредельному, к поиску иного смысла. Чуть-чуть проявляет. Мне так хочется думать.

Пока один мой бывший муж пашет ни ниве сугубо земных проблем, другой мой бывший витает в розовых кущах философических рассуждений. Так же, как и я, он продолжает играть в упоительные эзотерические игры, посещает разные группы, собирает мнения, которые тут же пытается пересказать другим. Оба бывших хотят от жизни одного и того же – стабильности и комфорта, но если Валерий что-то для этого делает, не прикрываясь высокими мотивами, то Николай не делает ничего. Я занимаю промежуточную позицию, повторяя ошибки обоих и нахожусь в вечном раздоре с самой собой. Все мы в равной степени вправе выбирать себе собственные правила игры под названием «Жизнь» и получать за все содеянное затрещины в случае неудачной игры.
 
Не меньшая игра – деятельность по спасению наших практикующих.. Отойдя от них на шаг в сторону, я на какой-то миг становлюсь способной увидеть, как вокруг меня функционируют абсолютно запрограммированные личности, повторяя, как попугаи, то, что сами захотели внедрить в свое подсознание. Именно это они считают своим достижением. Я не могу объективно оценить уровень наших японских руководителей. При сомнительной расстановке акцентов они  несут доброе и вечное, даже если  и учат тому, что таковым не является. Но эти мои сомнения  не причина моих пропусков занятий. Так же, как и  жара, способствующая плохому физическому состоянию. Мне просто не хватает энергии заслуг, отчего сознание захватывается отрицательной стороной жизни и неизбежно проигрывает.  Раздражают  запахи, грязь в городе, грязь во внешнем поведении окружающих. Метро напоминает мне клоаку, собравшую воедино самых разных людей – от удивительно милых, но несчастных в своем меньшинстве, до отвратительных и самодовольных. Городские улицы запружены легковыми частными автомобилями, которые паркуются и даже ездят по тротуарам, и мне ужасно хочется взорвать их всех к чертовой матери. Я не хочу жить в этом мире машин, где нас слишком много, и где мы загадили вокруг себя все, что можно, полагая это прогрессом. Не хочу лишний раз выбираться из дому даже ради занятий.

С удовольствием читаю Галину Улицкую. Сознаю, что она - настоящий писатель, не дешевка, но, вот удивительно, она совсем не близка мне по духу! Мы по-разному ощущаем мир, по-разному ведем себя в нем. При этом мне она интересна. Интересно увидеть мир глазами другого человека, а главное, убедиться еще раз, что жизнь – штука далеко не радостная. Все обречены на страдание, независимо от того, насколько  успели порадоваться - порезвиться в  житейском море многоликой пустоты, наплодить идеалов и  поменять их, сами того не заметив. Полностью изменив свое отношение  и цели, мы продолжаем уверять себя и других, что всегда понимали, что делали, и делали то, что хотели. Но это абсолютная чушь.

Дорвалась и до книг Михаила Веллера, до его «Легенд Невского проспекта». Типично еврейский писатель: талантлив, ярок, остроумен, но не любит, не болеет душой за то, о чем пишет. Космополит. Улицкая другая, но тоже не больна патриотизмом. И тоже талантлива. Они оба – мое поколение, но мне кажется, что мы жили совсем в разных странах. Как же получилось так, что я в те же, в советские времена, не ощущала того идиотизма, о котором они пишут, и почти от него не страдала. Не замечала, чтобы и мои близкие друзья так сильно мучились от ужаса «советизма». Мы жили по тем правилам, какие были, не пытаясь высовываться, идти чему-то наперекор, не воровали и не шустрили.  Может быть, жили не так богато, как другие, но ведь и не особо этого хотелось! Находили иные радости, и они скрашивали жизнь не хуже, чем те материальные, за которые эти  «граждане мира» сражались с таким талантом, изобретательностью и упоением.

Чем сильнее наши желания, тем более сильные страдания  за ними последуют.  Всякий взлет чувств обязательно оборачивается местью богов (Намек на кинофильм «Месть богов» режиссера  И. Меньшова ), сколько получили, столько и отнимется. Более поздние книги Веллера – «Все о жизни» и «Кассандра» несколько другого плана. Автор к моменту их написания уже вернулся из своей добровольной эмиграции в Россию и, кажется, понял, что счастье не там, куда пытаешься сбежать, а внутри самого себя. Так же, как и горе. Он пишет глубокие размышления о жизни, о миссии человека, о природе всего, что с нами происходит и причине наших поступков и настроений. И это интересно.

Улицкая пишет грустно. У ее героинь, как и у героев Мопассана, грустная судьба, вернее, они воспринимают ее иначе, чем  я и мои знакомые, поскольку анархически  шагают навстречу движению, позволяя себе многое, странное для меня, против правил, а потом неожиданно все  теряют, сильно страдая.

Стала часто размышлять о еврейской психологии. И не любить ее. Евреи живут в своем, особом страдании, но при этом упорно ищут не горнего мира, а материального счастья на земле. Славяне в такое счастье интуитивно не верят и не особо ценят. Оттого и пьют много -  чтоб было не так стыдно жить. Для них счастье может быть где угодно, но только не  на этой земле и не сейчас. Они не то, чтобы совсем не умеют шустрить ради такого «еврейского» счастья, а скорее  ленятся на это тратить силы, считая подобную  суету зазорной. Зато ради всеобщих и великих идеалов – «слезы чужого невинного ребенка», освобождения каких-нибудь угнетенных - далеких и незнакомых,  они пойдут до конца. А еврей – никогда. И еще еврей всегда космополит, он не страдает ностальгией, потому что для него родина там, где ему удобно жить. Для славянской души родина исключительно там, где он родился, где выросла его «чахлая березка», причем, чем более она «чахлая», тем больше любима, где бы он ни оказался, поддавшись  провокациям. И это уже чисто национальное.