Зимнее утро

Вольность,  написанная  под  впечатлением одноименного стихотворения А.С.Пушкина.      
                Дивные  строки  рождают  виденья...
                Чудится  мне  за  вратами  веков:
                Дух  русской  природы - целитель извечный
                Вселяет  в  сердца благодать и любовь...

Глухая  ночь.  Злой  ветер  остервенело  срывает  и  кружит  белые  вихри,  старательно  заметая  проселочную дорогу.  Заледенелые  окна  деревенских  изб  мерцают  тусклым  светом. Вдали  ели  различим  колокольчик.  Топот  копыт  постепенно  приближается,  по снегу  скрипят полозья  саней.  Во  дворе  заунывно  залаяла  собака. Из  темноты  появилась   гнедая  кобыла.
     Укутанные  в  тулупы   ездоки  запорошены  снегом. Возница  огромными  рукавицами  потянул  удила  на  себя:
      - Тпру-у-у-у…, - впущенный  из  груди  горячий  воздух  мгновенно  осел  инеем  на  всклоченной  бороде  и  мохнатой  шапке.
Кобыла  замедлила  ход  и  остановилась  у  ворот  господского  дома.  Скрипнула  дверь,   и  в  проеме  света  на  крыльце  мелькнул  силуэт  молоденькой  крестьянки.
     - Барин  приехали!  -  воскликнула  девушка  и  скрылась.
Тут  же   началось  оживление,  суета:
     - Ну,  наконец-то,  добрались…. 
Дворовые  отворили  ворота,  взяли  лошадь  под  узду,    поклонились  барину.

      Просторная  гостиная   была  проста  и  незатейлива.   На  расшитой     белой   скатерти    пыхтел  самовар,  а   в печи  потрескивали  поленья.   Дородная   простоволосая   женщина,  было бросилась  навстречу,  но  застыла  у  порога,  закусив  от  волнения  и  радости   уголок  передника.  А  завидев  хозяина,  на  распев  заголосила:
     -  О-оой,  дорогой  вы  наш,  Илья  Петрович!   Вы  про  нас  совсем  запамятовали….   Не  приезжаете   никак….
Вошедший    с   мороза  молодой  барин,  сбросил  с  плеч  шубу  и  с  нежностью   сгреб  в  объятия  нянюшку:
     - Как  же  я  могу  забыть  вас,  дорогая  моя,  Прасковья  Сергевна…,  -  с  удовольствием  втянул  до  боли  знакомый  с  детства  запах,  - Молоком  и  пирогами  пахнет…

     Прасковья,   было  уже  совсем,   растрогалась,  но  вовремя  спохватилась:
     - Ой,  да  чей-то  я.  Дуняша!  Давай  быстро  на  стол  подавай,  а  то  простыло  уже  все,  пока  дожидалися.
     Барин  с  удивлением  посмотрел  на  стоящую  в  стороне  девушку:
     - Надо же,  невеста  то,  какая  выросла!
Щеки  Дуняши  вспыхнули  румянцем.  Бросив  смущенный,  наивный  в  своей  простоте,   игривый   взгляд  девушка  поспешила  на  кухню.
***
     Небольшая  уютная  спальня  наполнена   мягким   светом   керосиновой  лампы,  стоявшей  у  изголовья  кровати.  Тикают  настенные  часы,  раскачивая  тяжелый  маятник.  Хорошо  протопленная   печь   дышит  умиротворяющим   теплом,  и  лишь  вьюга  стучит  ставнями  за  окном,  а  в  дымоходе  завывает  ветер.
     Оставшись  в  одиночестве,  Илья  Петрович   устало  раскинулся  на  кровати,   наблюдая,   как   в  стеклянной   колбе    пляшет  желтое  пламя.  Взор  затуманили  грустные  воспоминания….

     Витражные  окна  огромного   особняка  залиты  светом.   Из  просторной  гостиной   льется   волшебная  музыка  вальса.  Кружатся  счастливые  пары.  Доносится    женский   смех.
На  улице  пурга.  Вечереет.
      На  пустынной  белоснежной  площади   в  серых  сумерках   мечется  одинокая   фигура  молодого  человека.  Шуба  распахнута,  голова  непокрыта,   глаза  возбужденно  горят. 
      Там,  в  окне   второго   этажа    грациозно   замер  женский   силуэт,  вполоборота  наблюдая   муки   ревности.
      Мужчина    негодующе   размахивает   листом   бумаги,  выкрикивая   упреки   и   моля   о  свидание.   Но  слова  теряются   в  воздухе,    растворяясь   в   шумном  веселье.    Илья  Петрович   в   бешенстве  рвет    письмо    и   бросает   по  ветру.   Дама  еле  заметно   передернула  плечами,   отвернулась   и  исчезла   в  глубине  дома….
      Илья  Петрович   долго   смотрел   в  немую   глазницу  окна,   пока   совсем  не  стемнело.   Беззвездное   мрачное   небо  нависло  над  Невой.  Бледное  пятно  луны  терялось  за  быстро  бегущими  чернильными   облаками.  Он   безотчетно   брел  по  набережной.    Дул  обжигающий  ветер.   Со  стоном   качались    на  столбах    уличные  фонари.  Втянув  головы  в  воротник,   мелькали  редкие  прохожие,  проносились  экипажи. 
Вдруг,  цокот  копыт   по  мостовой  прогремел   совсем  близко,  извозчик  едва  успел   отвернуть  и  громко   выругался.   Илья  Петрович   замер  ошеломленный  и  огляделся  по  сторонам.  На  безлюдные  улицы  давно  опустилась   ночь,  яркие  окна   городских  домов  безмолвно   взирали  свысока,  едины  в  своем  безразличии.   
-  Все  пусто!   Все  обман,  ложь,  суета….  Не  могу  больше,  устал.  Хочу  домой….   На  волю….   В  деревню….

       Горечь  обиды   болезненно  разлилась  по  жилам,   Илья   Петрович  порывисто   задул   лампу,   отвернулся  к  стене   и   еще   долго   слушал   в   темноте,    как   за  окном   бушует   вьюга…. 
                ***
      Ночь  прошла.   Светало.  Сквозь   морозные   узоры  на  стекле  пробивались  робкие  солнечные  лучи,  отражаясь  и  играя  в  кувшине  с  водой.  На  карнизе  драчливые  воробьи  устроили  громкую  возню.
      Проснувшись,   Илья  Петрович   еще  долго  лежал,  не  шелохнувшись,  прислушиваясь  к  тишине  и  знакомым  звукам.    Затем  с  легкостью  поднялся  и  поспешил  к  окну,  от  открывшейся  взору  красоты  перехватило  дыхание…
Прозрачный  воздух  дрожит  от  мороза.  Искрятся  сугробы.  Березки  в  кружевных  сарафанах  низко  свесили  свои  косы  под  тяжестью  хрустального   убранства.  Вдали  за   холмом  темнеют  ели,   растопырив  лохматые   лапы.   В  полях   разбросаны   стога   сена,  припорошены  снегом.   Над  крышами   сизыми   струйками   тянется  к  небу  терпкий  дымок.  В  ледяном  зеркале    реки,  отражается   бескрайняя  голубизна   и  золото  церковных  куполов.  Бабы в длинных  холщовых  юбках  спешат  на  Утреню,   пробираясь   по  узкой   протоптанной  тропинке.   Над  избами  глухим  перекатом  прошелся  первый  удар   колокола…. 
       В дверь  постучали.  Появилась  нечесаная   голова   мужика:
       - Барин,  Прасковья  спрашивает,  когда  завтракать  изволите?
В  глазах  Ильи  Петровича   блеснул   озорной   огонек:
       - Кузьмич,  а  прокати-ка  меня  поначалу!  Как  в  детстве  бывало! Стосковалась душа по  родным  просторам...
Лицо   мужика    просветлело  от   доброй   улыбки:
-  От  чего  ж,  барин!  Сделаем!

   Не  прошло   и   получаса,  как  сани  Ильи  Петровича  летели   по  нетронутой  с  утра   дороге.  Разгоряченная  кобыла   неслась  во  весь  опор,  пофыркивая  и   выпуская  из  ноздрей  клубы  пара,    из-под  копыт   вылетали  снежные  комья  и  веером  оседали  позади.   Мимо   мелькали   деревья.  Испуганно  метнулся  в  сторону  заяц  русак,  и  что  есть  духу,  припустил  через  поле.  С  шумом  сорвалась   стая  крикливых  ворон.   На  горизонте  медленно  поднимался   сверкающий  диск  солнца.
      Илья  Петрович,   раскрасневшись  от  быстрой  езды,   откинул  овчинный  тулуп   и  распростер  руки  навстречу   ветру:
       - Боже  мой  -  красота-то,  какая! -  и,  выдохнув   полной   грудью,     прошептал.  -  Хорошо-то  как,   Господи….