Кикимора

Старый разбитый грузовичок, хлопая, кашляя, кряхтя, ввалился во двор деревенской управы и, выплюнув огромный клуб чёрного вонючего дыма, остановился. Дверца со скрипом открылась, на землю, подняв облачко пыли, спрыгнул водитель. Из кузова тоже стали выходить люди: всё деревенские, вернувшиеся из райцентра. Но был и незнакомый персонаж, привлекший к себе внимание. На вид ему было лет тридцать, не больше. Смазанные дёгтем сапоги, ещё не успевшие поблекнуть от пыли, сияли и скрипели, новёхонькая чёрная куртка с блестящими заклёпками, новёхонькие же армейские галифе, заправленные в сапоги – этот молодец явно прибыл не из райцентра. Может от области, а может и того выше, наган, болтавшийся в кобуре у бедра и папка с документами, обтянутая дорогим красным картоном, которую незнакомец держал при себе, явно говорили о последнем.  Покинув машину, молодец распрямился во весь свой богатырский рост, вдохнул полной грудью, довольно зажмурился, подставив грубоватое, но приятное лицо под  жгучие лучи майского солнца, и, проведя рукой по щёгольским чёрным как смоль усам, пошёл прямиком в управу. Там, в душном одноэтажном здании, срубленном из дерева ближайшего леса и облепленном глиной, за крепким деревянным столом молодец застал председателя – грузного, красного от жары и больного сердца,  лысеющего мужичка с поросячьими глазками и непомерно большой нижней губой. Увидев приехавшего, председатель поднялся и на коротеньких ножках поковылял приветствовать гостя.
-Здравствуйте, здравствуйте, - начал пищать он, тряся крепкую загорелую руку, - как к нам добрались? Всё ли хорошо?
-Да, всё вполне здорово, - ответил молодец своим приятным голосом, присаживаясь за стол, и, жестом показывая председателю, что он может сделать то же самое, - Дороги только у вас ужасные.
-Что есть, то есть,- приторно-сладко заулыбался мужичок, кивая головой на манер китайского болванчика.- Будем знакомы?  Микита Андреич.
-Карл. Карл Шульц.
-Извините-с, немец?
-По отцу. И бросьте этот тон – тут он ни к чему.
Слова гостя поумерили трепет, который испытывал к нему по неизъяснимой причине председатель, но приторная глуповатая улыбка всё не хотела слезать с его лица. 
-Какими судьбами к нам пожаловали?
-Да вот, - улыбнулся Карл приятной улыбкой,- собирались у вас тут намедни железную дорогу прокладывать, а вы, вроде как, отказываться вздумали. Непорядок, стране эта ветка  крайне необходима, что же это вы препоны чинить вздумали?
Эти слова, произнесённые спокойным голосом, произвели однако на Микиту Андреича чудный эффект: он враз побледнел, даже как-то осунулся, в поросячьих глазёнках блеснула искорка страха.
-Никак нельзя,- нерешительно пролепетал он.
-Как же это нельзя?- уже серьёзнее спросил Карл, демонстративно выложив на стол кобуру с наганом. – Раз есть приказ на строительство, значит, оно должно идти.
-Никак нельзя, Карл…как Вас по батюшке?
-Арнольдович.
-Карл Арнольдович, видите какое дело. Вы ведь собираетесь болото осушать?
-Собираемся. Раз сказано, что через него должна пройти ветка, значит собираемся.
-В том и проблема, что никак, слышите, никак его осушать нельзя!
Председатель бормотал что-то ещё, рассказывая про то, что болото, лежащее в километре от деревни, проклятое, гиблое место, что никак нельзя туда людей отправлять, а тем более, осушать его, потому что это рассердит ЕЁ. Карла эти речи и внешний вид мужичка, трясшегося от страха как кленовый лист, искренне веселили. «Деревня,- подумал он. – Как напьются самогону, так и мерещатся им чёртики всякие».
-Кого ЕЁ?
Микита Андреич от такого простого вопроса буквально вжался в свой стул так, что выше стола выглядывала только бледная блестящая лысина.
-Кикимору, - еле слышно прошептал он.
Карл залился звонким молодецким смехом.
-Кикимору?! Ну вы тут и тьма! Двадцатый век на дворе, а они всё в сказки верят.
-Знаете, в чём весь ужас сказок?- вдруг спросил его председатель внезапно серьёзным голосом. – В том, что в них всегда есть доля правды. И правда эта страшнее самого больного вымысла, на который способен человек.
Теперь уже Карлу было не до шуток. Этот старый хрыч его дурить вздумал! Ишь чего! Однако прямо сейчас подводить старика к стенке ему не хотелось. И он решил поступить иначе.
-У вас ведь там лесник живёт около болот, так?
-Так, в точности так.
-Я поеду к нему. Поживу там пару дней. Посмотрю на вашу…Кикимору.
С этими словами Карл резко встал и, оставив перепуганному Миките Андреичу все необходимые документы в красной папке, направился во двор, к водителю грузовика. Шульц не терпел промедлений, потому сразу же приказал везти себя к леснику, в крошечную избушку, стоящую на самом краю непроходимых топей.
    ****
Дорога заняла куда больше времени, чем ожидалось. Если в деревню Шульц приехал к обеду, то до домика лесника из-за невообразимой грязи, в которой застрял грузовичок, он смог добраться только когда солнце уже зацепилось за горизонт своим раскалённым боком. Картина, открывшаяся взору Карла, была поистине живописна: низенькие деревца плотной  гурьбой облепили опушку, на которой стоял покосившийся, почерневший от времени и непогоды деревянный домик. Рядом с избушкой расположилось стойло с поилкой для коня и небольшой стог сена, у стенки свалена охапка дров, там же примостилась лавка, на которой сидел хозяин. Лесник, старичок лет шестидесяти на вид, коренастый и крепкий с окладистой седой бородой увлечённо что-то выстругивал левой рукой. Когда Карл подошёл ближе, он смог различить деревянную фигурку медведя, которую старичок доводил до конечного вида старым охотничьим ножом, зажав фигурку между колен. Тут только он заметил, что у лесника на месте кисти правой руки аккуратный затянувшийся много лет назад обрубок.
-Здорово, отец!- громко произнёс Карл, чтобы привлечь внимание лесника.
Тот отложил своё занятие в сторону и подошёл поприветствовать гостя. После рукопожатия, оказавшегося на удивление сильным, Карл узнал, что лесника зовут дедом Семёном, а также рассказал и о цели своего появления здесь, чем вызвал улыбку у старика.
-Кикимору посмотреть он решил, - хмыкнул он. – Ну что же, жди, она себя скоро кажет. А пока помоги-ка мне по дому, с одной рукой не шибко сподручно.
Остаток вечера Карл провёл помогая деду Семёну по хозяйству. Нарубил дров для небольшой баньки, вкопанной в землю позади избушки так, что наружу торчала только труба,  помог поправить покосившийся забор и ещё множество более мелких и незначительных поручений. И всё время, пока он трудился, странное чувство тревоги не давало ему покоя. Ещё с того самого момента, как он впервые увидел Семёна, в груди у него поселилось необъяснимое ощущение того, что кто-то за ним наблюдает из-за плотного ряда деревьев. Несколько раз он решительно готов был поклясться, что слышал в чащобе какие-то голоса и невнятные шёпоты, но это почудилось. На дворе жара, да и физический труд вдобавок. Видимо, кровь шумит в ушах, оттого и голоса кажутся. За работой  не заметили, как вечер перерос в ночь. Поужинав простой, но сытной похлёбкой, оба поспешили лечь спать. Спалось Карлу в эту ночь ужасно. Сначала он долго не мог уснуть от душного воздуха, казавшегося ему настолько спёртым, что был практически осязаем, и настолько горячим, что обжигал изнутри лёгкие. Затем, когда он наконец-то провалился в сон, его разум наполнился размытыми призрачными образами, перетекавшими друг в друга, густыми и мерзкими, вселявшими тревогу и какой-то животный ужас, какой испытывает, наверное, жертва, знающая, что поблизости притаился хищник, и неспособная ничего с этим поделать. Кошмары душили Карла. Он кашлял, крутился в постели, поливал её то холодным, то горячим потом. И как довершение, как кульминация, в глубине ночи внезапно раздался вопль, от которого мёртвые вскочили бы из могил, а живые заняли бы их место. В этом крике, на который человек не способен явно, смешались боль, ярость, обида и ещё чувства, для которых ни русский, ни английский – никакой другой человеческий язык не придумал ещё должного слова. Карл выпрыгнул из своей постели, вскинув наган, который держал под подушкой. Револьвер  в руке плясал и отказывался слушаться. А вопль меж тем, продолжался ещё секунд десять, словно яростная сирена сотрясала лес, болота и из окрестности. Затем стихло. Стало настолько тихо, что Карл мог слышать своё сердце, напуганное, бившееся со стремительной частотой и силой, словно стремившееся вырваться из грудной клетки. Только спустя несколько секунд, когда сердце успокоилось, Шульц заметил, что Семёна в избе нет. Он нашёл лесника на улице, сидящего на лавке и смолящего самокрутку, задумчиво глядящего в сторону болота.
Шульц и сам взглянул туда, вдаль, за опушку, где холодная мёртвенно-бледная луна отражала свой свет в ленивых затхлых водах, проткнутых осокой и камышом.
-Это она,- задумчиво изрёк Семён, выпуская клубок едкого дыма в прохладный ночной воздух.
-И часто оно так?
-Редко,- дальше Семён затянулся и произнёс фразу, от которой Карлу стало не по себе. – Она почуяла, что приехал новый человек.
Дальше Шульц принялся расспрашивать об источнике тех диких звуков, которые сотрясли округу, на что лесник рассказал ему историю.
«То, что Кикимора живёт в этих болотах, люди говорили уже давно. Поговаривали, что это девушка-невеста, которую обесчестили и убили нехорошие люди, а тело отдали трясине. Вот она восстала и прокляла всех, кто её убил, а также всех их потомков. Говорили, что она способна захватывать  их тела и управлять ими как куклами, когда вздумается её мятежной душе. Да вот только никто не верил в эти сказки. Люди ходили на болота, чтобы её изловить. И не возвращались. «Болото забрало»,- думали другие. Со временем желающих попытать удачу в попытках изловить болотное чудо стало меньше. И хоть в Кикимору никто не верил, болото это заполучило славу дурного места, и ходить сюда перестали. И только мальчишки-сорвиголовы отваживались показываться на болоте ночью, чтобы произвести впечатление на девчонок или похвастаться друг перед другом. Когда-то и я был таким мальчишкой. Мы с моим другом Вовкой побились об заклад с другими мальчишками, что проведём на болоте ночь. Поначалу всё было тихо. Мы жгли камыш и этим освещали себе кружок сухого места, которое облюбовали для ночлега. Как посреди ночи раздался вопль. Прямо как сегодня. Тогда Вовка ушёл проверять как самый смелый, а я остался караулить огонь. Время тянулось медленно, я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем он вернулся. Точнее, это уже был не он. Его тело было оплетено камышом, камыш входил к нему под кожу, изо рта сочилась вода вперемежку с тиной. От Вовки несло гнилым болотным духом. Стремительным движением, словно  марионетка, он вцепился в мою правую руку и принялся утаскивать меня в топь. Я отбивался ногами, руками, пинал его – ничего не помогало. От моего  друга осталось только тело, в которое вселился злобный дух, придав ему нечеловеческую силу – вырваться было никак невозможно. Тогда пришлось пойти на крайние меры, чтобы освободиться. Охотничий нож был у меня за голенищем. Несколько минут непередаваемой боли, и я уже смотрел, как тело Вовки, захваченное Кикиморой, уносило мою отрезанную кисть прямо в трясину. Из последних сил я добрался до деревни, где меня выходили. А потом поселился здесь, чтобы предостерегать таких вот, как ты не лезть, куда не просят.»
На этом дед Семён закончил свой рассказ, оставив Карла в глубочайшем душевном смятении.
-Я пойду в дом, вам принести чего-нибудь?- выдавил из себя Шульц, вознамерившись проверить, сколько у него осталось патронов.
-Мне бы водички, сынок, жарко, - промолвил лесник, затаптывая ещё тлеющий окурок в землю.
Шульц стремительно ворвался в душную тёмную избу и тут же рванул к своей кожаной куртке, где лежали барабаны к нагану. Только два барабана – негусто. Но если придётся отбиваться от неведомой твари, на какое-то время этого хватит. Затем, удостоверившись, что он защищён, Карл на ощупь нашёл кадку с тёплой водой, набрал черпак и хотел уже двигаться к Семёну, как вдруг остановился. Ноги его затряслись, руки выпустили ковш из рук и сцепились на рукояти нагана. Сердце остановилось, затем забилось снова, сотрясая каждый уголок его тела и души. Позади скрипнула дверь и всю избу заполнила вонь болотной гнили и тины. Карл сделал стремительный поворот и от того, что увидел пред собой, чуть не выронил револьвер из рук. К нему механическими шагами, словно управляемый невидимыми ниточками, вытянув вперёд единственную целую руку, двигался дед Семён, оставляя за собой след из тины, камыша и ила.
Карл окрикнул лесника, на что тот содрогнулся всем телом и, издав нечто среднее между рыком и бульканьем, кинулся Шульцу под ноги и, одним рывком повалив его на пол, потянул к двери. Мокрыми от пота и воды, лившей с одержимого лесника, пальцами, Карл зацепил холодную сталь револьвера, дрожащими руками взвёл курок. «БАМ!  БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!» - пять вспышек осветило на короткое мгновение избушку, и снова раздался вопль. На этот раз выл уже сам Карл. Пять попаданий из револьвера не произвели на Семёна никакого эффекта – только, разве что, струйки воды и ила начали литься по полу и на Карла из пулевых отверстий. Но во вспышках выстрелов Карл увидел ужасающую картину: по бокам от двери стояли люди. Такие же, как и лесник, оплетённый камышом, нестерпимо воняющие болотом, покачивающиеся в такт, словно по мановению невидимой дирижёрской палочки. Тут был и председатель Микита Андреич, и водитель грузовичка и другие люди, которых Карл видел в деревне. Семён вытащил почти бредившего от ужаса Шульца на улицу и потащил меж рядов деревенских, провожавших его своими остекленевшими взглядами. Лесник выволок Карла в центр двора и кинул перед кем-то, вернувшись в ряды одержимых. Шульц поднял взгляд и едва не лишился сознания. Перед ним стояла девушка, невообразимо тонкая, растрёпанная. В спутанные чёрные полосы заплелась тина. От неё пахло так же, как и от прочих, но было нечто, отличавшее её от других. Она выделялась осмысленностью действий и их плавностью. Легко она опустилась на корточки, чтобы разглядеть Карла получше, а тот в свою очередь рассмотрел её обезображенное частично загнившее, частично заросшее тиной и облепленное улитками лицо и руки, сплетённые из тонких веточек, выраставшие прямо из плеч. От охватившего его ужаса Карл окончательно потерял рассудок. Последнее, что мелькнуло в его угасающем мозгу – «В нагане оставалась последняя пуля». Один патрон. Слишком мало для нежити, но вполне достаточно для него, для Шульца.

«БАМ!»