Глава 6

Снова жесткий старый матрас, холод, проникающий под одеяло, и воробьиный гомон за окном.
Мамино «Вставай... Опоздаешь – пеняй на себя...»
Ее четвертое утро в бреду!
Лера встала в неописуемо злобном настроении. Голова раскалывалась, словно она билась ею о стену весь вечер накануне. Что это – акклиматизация?!! Привыкание к новым обстоятельствам? Какого черта она засыпает и просыпается здесь уже которые сутки подряд?!! Это уже не смешно!
– Что такая надутая? – спросила мать, когда Лера вошла на кухню, но она скорее напоминала поломанную марионетку со спутанными волосами и трагичным взглядом. Ей было страшно, казалось, еще страшнее, чем тогда, в первое утро. Она посмотрела на мать.
«Пырни меня... Ударь… Сделай что-то такое, чтобы я поняла, где я и что со мной происходит...» – не терпелось крикнуть в отчаянии. Но мать смотрела так опасливо и напряженно, что Лера не посмела.
– Все нормально, – сказала она усталым чужим голосом.
– Ты в школу идешь?
– Чаю только выпью...
– Ну смотри мне. – Еще один быстрый взгляд напоследок.
«Да пеняю я! Уж как пеняю! – закончила про себя Лера. – Вот встану сейчас - и расшибусь о стену! И тогда уж буду пенять во всю силу...»

Она сидела на кухне очень долго, находясь в состоянии, приближенному к ступору. Сердцебиение замедлилось, глаза не двигались и дыхание стало совершенно неощутимым. Лишь немного сдавленные виски, отдаленный гул в голове и периодически прорывающееся чириканье напоминало что-то общее с реальностью.
Какие-то более менее четкие мыслеформы в ее сознании так же не наблюдались, скорее, проплывали небольшие тучки, размазанные и блеклые, как неровный туман. Она слишком отчаялась думать. Каждую минуту тщиться понять причину происходящего? Удивляться и протестовать? Искать ответы, на которые никто не отвечает? Она в этом месте, но у нее уже нет сил сплетать это с логикой, объяснять все сном, в котором ты просто принимаешь некие решения,  что-то делаешь, вынужденно реагируешь, двигаешься...
Она здесь... Случилась какая-то подмена... Специально или нечаянно – не имеет значения.
Да, она здесь... И, черт побери, как же хочется выпить чего-то покрепче!!! Затянуться сигаретой...
В соседней комнате послышался кашель и Лера внезапно очнулась.
Она медленно поднялась и прошла в коридор. Остановилась у двери и прислушалась.
Он снова закашлял. Ее отец...

* * *
Отец не отличался многословностью, а в те минуты, когда его что-то волновало, становился еще молчаливее. Лицо оставалось сосредоточенным, даже отстраненным, а мысли погружались в такие материи, каких не мог вообразить ни один болтун.
 Только будучи уверен в том, что мнение его принесет пользу, а решение принято незыблемо, он высказывался короткими, конструктивными фразами.
Лера имела довольно неполные и немного двойственные представления о собственном отце.
С одной стороны – военный. Несомненный ум, воля, вышколенность и сдержанность во всех проявлениях. Командирский дух. Но, что несвойственно командирам, – никакой требовательности к окружающим. Полное невмешательство в дела других без сопутствующей прямой просьбы. 
Слова отца – залог трезвой оценки, если он считал уместным разбираться в ситуации. В иных  случаях – человек-невидимка, молча занимающий свое место за столом, в комнате, или в гараже, который никак себя не проявляет и ничем не интересуется.
Лера слишком мало с ним общалась. Даже боялась его.
Но тогда она была ребенком. Тогда ей казалось, что в свои пятьдесят с небольшим он почти уже древний старец, что их разделяет целая вечность. А теперь ей сорок!
Она не могла проигнорировать тот факт, что он там, за стенкой, сидит в абсолютном одиночестве, страшно мучимый своими переживаниями, – что слишком очевидно!
Очевидно для Валерии, а не для Вали.
Депрессия.
Депрессия того сорта, когда хороший служащий, отдавший себя без остатка, внезапно оказался за бортом. Как сброшенный балласт. Списанный со счетов. Вычеркнутый из всевозможных списков значимости. Холостой выстрел. Пустое место. Ноль.
Все усилия, на которые была растрачена жизнь, все надежды, стремления, самоотверженность – все теперь перечеркнуто самым жестоким образом. В том возрасте, когда можно надеяться только на повышение, настоящую служебную заслугу, возможность в полной мере осуществить на практике свой опыт и потенциал.
Но вместо этого – Delеte! Профнепригодность. Вместо командира, гордо носящего свой мундир, – больной старик!
Да. То была депрессия особого сорта, когда отставники, оказавшись в подобном положении, не видели другого способа покончить с муками изувеченной гордости, кроме дула пистолета во рту, мгновенно разрешающего все терзания.
Нет. Он не пойдет таким коротким путем. Отстрадает все – до последнего. А Лера так и не узнает своего отца настолько хорошо, как хотелось бы. Он навсегда останется для нее неким «человеком дождя». И когда она подарит родителям дом, его мгновенной реакцией послужит инфаркт.

Только тогда Лера взглянет на него другими глазами.
Узнает, что в молодости он получил облучение в ракетных. Что имел отменные командные качества и делал превосходную карьеру, но тело все заметнее сдавало позиции. Ему позволили отпраздновать 38-й год рождения со званием капитана, и практически сразу же отправили в отставку. Как поломанные часы снимают с руки и кладут в ящик. О них вспоминают, если случайно наткнутся, но больше не носят и не озадачиваются ремонтом. Так же случилось и с ним. Превосходный служащий с дрянным здоровьем. Если ты нам понадобишься, мы тебя позовем.
После этого, максимум, что ему полагалось – не слишком внушительная пенсия и несколько часов в неделю в качестве учителя ДПЮ в периферийном училище.
Да, она поняла, хоть и поздно, какую травму это нанесло его душе.
Сама фортуна, не проявив ни жалости, ни сострадания к лучшему из своих сыновей, списала его, как битую пешку в неумолимой игре человеческих судеб. Как если бы его подвел ремень безопасности и он просто выпал из собственного ковша, ему одному предназначенного в этой гигантской карусели. И так, если бы невесомость и разлад стали отныне естественным положением дел, неудачи отца с того печального момента лишь начинались... 
 Мечта построить дом для семьи обратится в прах. Он с трудом выбьет участок земли, с невероятными усилиями начнет застройку, которая затянется на десятилетия. Будет вынужден без конца экономить. А потом грянут известные всем перемены 90-х и у него практически отберут этот недостроенный клочок земли, который придется отстаивать из последних сил, собственной грудью, а всевозможные знакомства и заслуги прошлого уже ничего не будут значить. И этот человек переживет еще немало боли. Но так и не достроит свой дом. А ее подарок встретит, как очередную насмешку судьбы...
 
Сейчас Валерия стоит перед дверью его комнаты и этого всего еще не случилось. Пускай все сон. Ему снова пятьдесят два. Депрессия укоренилась, а болезнь превратила его в инвалида. Но он здесь. Он здесь...

* * *
Первое, что пришло в голову и она посчитала это вполне подходящим – приготовить ему обед. Единственное, что она действительно умела хорошо готовить, по крайней мере когда-то, – пицца. Идея настолько вдохновляла, что Лера, окрыленная желанием сделать все как можно лучше, принялась переворачивать ящики на кухне.
Никакой экономии! Томаты. Много сыра! А вот сыра то и нет, обнаружила она с досадой. Ладно. Магазин!
Уже практически выбежав из квартиры, она спохватилась, что у нее нет денег, – все свои сбережения отдала вчера Наде. Побежала трясти копилку. Там оказалось не густо – пятьдесят копеек. Это мало или много, задумалась Лера. Как ни пыталась она вспомнить и подсчитать, уверенности не было.
Но и сдаваться из-за такой ерунды не собиралась.
Она вернулась к двери папиной спальни и в этот раз постучала. Подождав и не получив ответа, на всякий случай перекрестившись и сплюнув через плече, рискнула войти.

Он сидел на стуле перед окном и смотрел куда-то вдаль.
При ее появлении даже не шелохнулся. Сердце Валерии невольно подпрыгнуло. Когда же она решилась заговорить, голос просто пропал. Она растерянно кашлянула и позвала:
– Пап...
Он резко обернулся и комнату словно заполнил холодящий душу мрак.
В первую секунду показалось, что отец смотрит на нее с осуждением и ненавистью. Или, может, он злится, что она вошла, не получив разрешение? Или не узнал? Кажется, он вовсе не смотрит на нее, а просто сквозь...
Лера почувствовала, что мышцы сковало от жуткого смятения. С минуту отец смотрел на нее этим неопределенным, неморгающим взглядом, но потом словно встрепенулся, и лед в его глазах раскололся. Он настолько ушел в свои мысли, что ему потребовалось время, чтобы оторваться от них.
Господи, подумала Лера, страшно даже предположить, что это были за мысли!
Да и вряд ли он сильно отвлекся. Кажется, только немного выглянул, как улитка из ракушки, готовый вот-вот вернуться назад.
Он молча смотрел на нее и Лере пришлось всеми силами заставить себя преодолеть конвульсии в каждой мышце. Натянуть на лицо более-менее нормальный, без признаков помешательства вид, и стараться говорить беззаботно.
– Я хочу приготовить пиццу. – Она почувствовала, как хрустнули костяшки ее сплетенных пальцев. – Нужно идти в магазин, только я не знаю, хватит ли мне денег.
Отец, кажется, не сразу понял, что она ему сказала. Все так же отстраненно смотрел на нее несколько мгновений, потом задумчиво спросил:
– Пиццу?
– Да. Это американское блюдо, тонкое тесто, на котором…
– Это итальянское блюдо, – поправил он.
– Точно! Надо же, я совсем забыла... – пролепетала Лера, с неимоверным трудом пересиливая давление в голосе. – Оно сейчас очень популярно в Америке... хотя нет... оно везде популярно...
– Где ты научилась ее готовить? – спросил он с некой подозрительностью, или ей просто показалось.
– В школе! – ответила она слишком быстро, но от этой невинной лжи под взглядом отца сделалось невыносимо дурно, и к своему ужасу и удивлению, она почувствовала, что к щекам резко хлынула кровь.
«О, Боже, я покраснела!!!»
В его глазах вспыхнуло на миг удивление:
– В школе учат готовить пиццу? – Но интерес его пропал еще быстрее. – А что, мать не приготовила ничего? – Это уже было сказано с усталостью, такой тяжкой, что стало ясно, насколько ему не терпелось снова остаться одному.
Лера понимала, что ее настрой начнет вот-вот гаснуть, и тогда из шикарной идеи образуется пшик.
– Борщ, – проронила она без энтузиазма. – А пиццу я обещаю сделать такую, что просто пальчики оближешь!
Она улыбнулась, но отец все так же смотрел на нее невидящими глазами.
– Мне только денег вроде бы не хватает, – сказала она, понимая, что решимость в голосе тает, как масло на сковороде.
– Так возьми, – он слабо кивнул в сторону шкафа, будто даже это движение было едва ли ему под силу.
Опущенные худые плечи, изможденное лицо, потухший взгляд, и даже, казалось, высокая залысина на его голове единогласно убеждали ее в том, что этот человек доживает свои последние часы.
«Нет, папа, нет, – хотелось ей бросится к нему, – у тебя еще много лет в запасе! Не ставь на себе крест, умоляю! В тебе больше нет прежней силы, но ты еще на многое способен. И я знаю точно, если ты прекратишь сам себя истязать и носить на себе этот камень, ты проживешь еще много, очень много счастливых лет!»
Эти слова застряли у нее в горле от невыразимой боли. Видя его таким, она едва ли могла сдержаться, чтобы не впасть в отчаяние и не захлебнуться от собственных рыданий. Хотелось просто плюнуть на все, высказать все, что она знает! Ведь иначе зачем она здесь и сейчас, если не может проявить этой близости? Какой тогда смысл во всем происходящем?!!
Но, Боже, что если она поразит его своими словами настолько, что это окончательно его добьет? Она не выдержит такого зрелища.
Валерия ринулась к шкафу, распахнула его и укрылась за дверцей. Дрожащие руки сами потянулись к пальто, – она вспомнила, где хранились деньги на мелкие расходы, словно ничего не менялось и она всегда брала их там. Несколько секунд хватило, чтобы взять себя в руки.
Решив, что двух рублей достаточно, Лера поспешила покинуть комнату.
– Я скоро вернусь, – обронила на лету.
Он не ответил.




Читать дальше (Глава 7): [url=http://www.proza.ru/2015/06/04/1367]



©"Последнее желание" Г.Зарудная