Театральный сезон Глава 14
Угон в Германию
Настал день, когда по их контрамаркам в театр должны прийти десять человек из окружения девочек. Перед началом спектакля они все втроём стоят за кулисами и смотрят в зал, слегка отодвинув занавес.
- Пришли?
- Пришли.
На десятом ряду, немного смущаясь, сидят три мамы. Тонина мама самая молодая и красивая сидит рядом с кавалером. Короткие волосы прихвачены заколками. Рядом с ними сидит мама Лиды. Лида еле-еле уговорила её пойти в театр. Она финка по национальности, одиннадцать лет отбыла в ссылке на спецпоселении в Сибири. Постоянный страх за свою жизнь отложили на её характер неизгладимый отпечаток отчуждённости от советского общества. Хоть и работает она в общественной столовой буфетчицей, разговаривает тихо, почти шёпотом и с соседями не общается, только с детьми. Подруги и друзья Лиды её обожают. Она их привечает и угощает. То чаем напоит, то обедом накормит. Столовским всё равно легче с питанием. Нет-нет, да колбаски полукопчёной принесёт, а другие жители барака её не видят.
- Мама пришла! - Лида облегчённо вздохнула- Когда она ещё бесплатно в театр сходит?
Олина мама совсем невидимка, маленького роста, поэтому в большом бархатном кресле её почти не видно. Балерина - во всей красе, в рюшечках, в бусиках.
Девчонки увидели её и захихикали, но благодарны ей, что пришла. Пусть главный режиссёр видит, что у них есть роскошные знакомые женщины, а не только барачная нищета. Тётя Надя, как и обещала, пришла в своей новой блузке из обрезков ткани швейной фабрики. Тётя Лиза-медсестра с пасынком тоже сидят. И другие с контрамарками пришли. Вообщем, все десять мест заполнились.
Третий звонок и спектакль начался. Девочки играли, как никогда, старались.
А в перерывах между их выходами и даже во время сцены с их участием, они краткой следили за десятым рядом. Благо, что он расположен сразу за широким проходом и возвышается над первыми рядами, поэтому хорошо просматривается.
На сцене дед рассказывает сказку жителям оккупированной немцами деревни.
- Значит так. В некотором царстве, в некотором государстве жили не короли с принцессами, а простые землепашцы, и робыли они в летнюю пору от зари до темна.
Девочки в этой сцене участвуют, сидят вместе с другими артистами возле, лежащего и говорящего этот монолог, деда:
- После колодезной водой умывались. Ввечеру ходили за порог. Мужики цигарки смолили, старухи, коли зуб сохранился, подсолнухи лузгали, а молодёжь гуляла, ходила улица по улице и разные песни пела с гармонью, с мандалиною. И весёлые и грустные песни пела.
- Неужели это всё вправду было?
- Да, это ж сказка, дура- давайте, бабы, споём что ли?
- Тебе немец споёт.
- А мы тихонечко, шёпоточком.
И на сцене артисты запели тихо душевную песню:
Оглядываясь, прислонившись друг к другу, обняв Лиду, Олю и Тоню, женщины на сцене запели:
Позарастали стёжки-дорожки,
Где проходили милого ножки.
Позарастали мохом, травою,
Где мы гуляли, милый, с тобою.
Тихая задушевная, исполняемая вполголоса, песня тем не менее заполнила весь зал. Зрители притихли. Кажется, что даже дышать перестали. Лида чувствует, что мама её в зале вот-вот заплачет. Потому что позарастали стёжки-дорожки, где она гуляла в Сибири с её отцом.
Артисты продолжают петь:
Мы обнимались, слёзно прощались,
Помнить друг друга мы обещались.
Но заплакала Олина мама, вдова, похоронившая мужа. Тяжёлая сцена. Все на войне потеряли близких, многие приехали в город из сёл и помнят, как умывались у колодцев.
Уже за кулисами Лида вдруг поняла, что зря пригласила маму на этот спектакль. Трудно ей, наверное, сейчас вспоминать свою деревню под Ленинградом, где она счастливо жила с мамой и папой, как всем селом катались на больших санях-розвальнях, со снятыми оглоблями, с горки. Сколько смеху, улыбок и разгорячённых щёк на лицах. Что дети, и старухи катались. Так мама ей рассказывала иногда вечерами о своих воспоминаниях. Но чаще она молчала. тяжело было вспоминать войну. А тут спектакль о войне.
"В следующий раз - подумала Лида, выглядывая из-за кулис в зал, - я достану ей контрамарку на комедию!"
Впереди самая трудная сцена, угон детей в Германию. Лида, Оля и Тоня одели валенки, подвязали клетчатые платки вокруг головы и шеи, таким образом, чтобы и лоб был закрыт от морозов. Немец тоже надел железную каску на предворительно повязанный на голове шарф.
Девочек выстроили в ряд и этот в каске стал одевать на шеи девочек через головы картонки на верёвочках с номерами. У Тони чётко вырисовывались цифры:
223/ 10 Tonja, где десятка означала возраст.
Режиссёр по спектаклю оставил ей её имя, оно подходило по роли. И Тоня стояла маленькая, худенькая с маленьким чемоданчиком в руках, а немец оттаскивал от неё её сценическую маму, которая билась от горя и кричала:
- Ой, доченька моя, родимая!
В зрительном зале мама Тони узнала свой маленький чемоданчик с металлическими уголками, который она попросила, как реквизит, в театр. Вот он ей зачем понадобился, чтобы в Германию идти, с немцами.
У Тониной мамы руки затряслись. Хоть и понимала она, что это театр, но не могла допустить, чтобы её ребёнка в Германию угоняли.
Вечером, после спектакля, мама сказала Тоне:
- Больше ты в театр не пойдёшь.
Продолжение следует
Свидетельство о публикации №215060401465