Гостиница. Ги де Мопассан

Гостиница Шваренбах похожа на все деревянные гостиницы в Высоких Альпах у подножия ледников, в узких, голых, скалистых коридорах, которые обрамляют белые вершины гор. Она служит для услуг путешественников, которые следуют переходом Жемми.
Она открыта в течение полугода, в ней живёт семья Жана Озера. Когда же наметает снег и наполняет долину, делая непреодолимым спуск над Лоешем, женщины, отец и трое сыновей уходят, оставляя дом под присмотр старому проводнику Гаспару Ари, молодому проводнику Ульриху Кюнси и Сэму, горному псу.
Двое мужчин и собака живут в этой снежной тюрьме до весны. У них перед глазами нет ничего, кроме огромного белого склона горы Балмхорн, окружённой бледными сияющими вершинами, погребёнными под снегом, который поднимается вокруг, накрывает, сжимает, задавливает маленький домик, насыпается на крышу, доходит до окон и блокирует дверь.
В тот день семья Озер собиралась отправляться в Лоеш, так как наступала зима, и спуск становился опасным.
Вперёд себя они выпустили трёх мулов, нагруженных поклажей, которых вели трое сыновей. Затем мать – Жанна Озер – и дочь Луиза сели на четвёртого мула и тоже пустились в путь.
Отец следовал за ними в сопровождении двух проводников, которые шли с семьёй до самой вершины, откуда начинался спуск.
Сначала они обогнули маленькое озеро, уже замёрзшее, которое находилось на дне большой ямы из скал, тянувшейся от самой гостиницы, затем прошли по долине, белой, как простынь, окружённой со всех сторон снежными вершинами.
Солнечный ливень падал на эту снежную пустыню и освещал её слепящим холодным пламенем. В этом океане гор ничего не было видно, в этом огромном пространстве не было видно ни одного движения, ни один звук не нарушал мёртвую тишину.
Мало-помалу молодой проводник Ульрих Кюнси, высокий швейцарец с длинными ногами, оставил позади себя папашу Озера и старого Гаспара Ари, чтобы присоединиться к женщинам.
Дочь следила за тем, как он приближается, и, казалось, звала его грустными глазами. Это была маленькая светловолосая крестьянка, чьи молочные щеки и бледные волосы кажутся обесцвеченными длительным пребыванием среди льдов.
Когда он подошёл к мулу, на котором сидели женщины, то положил руку ему на круп и замедлил шаг. Мамаша Озер начала говорить с ним, давая ему подробнейшие наставления о том, как нужно провести предстоящую зиму. Это была его первая зима в горах, тогда как старик Ари провёл уже 14 зим в гостинице Шваренбах, под снегом.
Ульрих Кюнси слушал с отсутствующим видом и без конца смотрел на девушку. Время от времени он отвечал: «Да, мадам Озер». Но его мысли, казалось, блуждали где-то далеко, и спокойное лицо оставалось невозмутимым.
Они дошли до озера Даубе, чья длинная ледяная поверхность плоско простиралась по долине. Справа гора Даубенхорн показывала свои чёрные камни рядом с огромными ледяными моренами Лоеммерна, который возвышался над Вильдштрубелем.
Когда они приближались к Жемми, откуда начинается спуск в Лоеш, они внезапно увидели необъятный горизонт Альп Валэ, от которых их отделяла глубокая и широкая долина Роны.
Издали это была группка белых вершин, неравных по величине, заострённых или обломанных, сверкающих под солнечными лучами: Мишабель со своими двумя рогами, мощный массив Виссехорна, тяжёлый Брюннегхорн, высокая ужасающая пирамида Сервэна-убийцы и чудовищная кокетка Дант-Бланш.
Затем под собой, в огромной яме, на дне ужасной пропасти они заметили Лоеш, чьи домики казались песчинками, рассыпанными в этой трещине, которую замыкает Жемми и которая выходит на Рону.
Мул остановился на краю тропинки, которая вьётся и кружит вдоль правой скалы и доходит до этой почти невидимой деревеньки, лежащей у них под ногами. Женщины спрыгнули в снег.
Двое стариков присоединились к ним.
- Ну что ж, - сказал папаша Озер, - прощайте и удачи. До следующего года, друзья.
Папаша Ари повторил: «До следующего года».
Они обнялись и поцеловались. Затем мадам Озер, в свою очередь, протянула свои щёки, и то же самое сделала дочь. Когда дошла очередь до Ульриха Кюнси, он прошептал в ухо Луизы: «Не забывайте тех, кто остался наверху». Она ответила: «Не забуду» так тихо, что он скорее догадался, чем услышал эти слова.
- Прощайте, - повторил Жан Озер, - и будьте здоровы.
Он начал спускаться.
За первым же поворотом дороги они быстро исчезли, все трое. А двое мужчин пошли обратно, к гостинице Шваренбах. Они шли медленно, рядом, молча. Кончено: они остались одни, лицом к лицу, на 4-5 месяцев.
Затем Гаспар Ари начал рассказывать о своей жизни прошлой зимой. Он жил тогда с Мишелем Канолем, который теперь был уже слишком стар для подобных авантюр, ведь в течение такого долгого времени одиночества с человеком может случиться любое несчастье. Впрочем, они не скучали. Они даже изобрели различные игры и развлечения для себя.
Ульрих Кюнси слушал, опустив глаза, мысленно следуя за теми, которые сейчас спускались к деревне.
Вскоре они заметили гостиницу, едва различимую, крошечную чёрную точку у подножия огромной снежной горы.
Когда они вошли, Сэм – огромная курчавая собака – начал скакать вокруг них.
- Теперь, сынок, - сказал старый Гаспар, - у нас больше нет женщин. Нужно приготовить ужин. Ты почистишь картошку.
И оба, сев на деревянные табуреты, начали стряпать суп.
Утро следующего дня показалось Ульриху Кюнси долгим. Старик Ари курил и плевал в очаг, а молодой человек смотрел в окно на заснеженную гору.
Ближе к вечеру он вышел из дома и пошёл маршрутом вчерашнего дня, разыскивая на снегу следы копыт того мула, на котором ехали женщины. Когда он дошёл до вершины Жемми, то лёг на живот на краю пропасти и посмотрел на Лоеш.
Деревня в своём каменном колодце ещё не была утоплена в снегу, хотя снег и подошёл совсем близко к ней, но был задержан сосновыми лесами, охраняющими границы. Низкие домики внизу были похожи на плитку в поле.
Малышка Озер была там, в одном из этих серых домов. В каком? Ульрих Кюнси находился слишком далеко, чтобы различить их. Как он хотел бы спуститься туда, пока это ещё было возможно!
Но солнце скрылось за высокой вершиной Вильдштрубеля, и молодой человек вернулся. Папаша Ари курил. Увидев, что его спутник вернулся, он предложил ему партию в карты, и они сели напротив друг друга за обеденный стол.
Они долго играли в бриск, затем поужинали и легли спать.
Следующие дни были похожи на первый, они были ясными и холодными, нового снега не падало. Старик Гаспар проводил дни, подстерегая орлов и других птиц, которые отваживались прилетать на ледяные вершины, а Ульрих регулярно ходил к вершине Жемми смотреть на деревню. Затем они играли в карты, в кости, в домино, выигрывая и проигрывая мелкие вещи, чтобы сделать игру более интересной.
Однажды утром Ари проснулся первым и позвал своего компаньона. На них падало лёгкое белое облако, падало бесшумно и хоронило их под толстым мягким снежным матрацем. Это длилось 4 дня и 4 ночи. Нужно было расчищать дверь и окна, рыть коридор и очищать ступеньки, чтобы освободиться от этого ледяного порошка, который 12 часов мороза сделали бы твёрже гранита морен.
Так они жили, как узники, почти не осмеливаясь выходить за пределы своего жилища. Они поделили между собой обязанности. Ульрих Кюнси был в ответе за уборку, за стирку, за все работы, касающиеся чистоты. Он также колол дрова, а Гаспар Ари занимался приготовлением пищи и следил за огнём. Их регулярные монотонные труды прерывались партией в карты или в кости. Они никогда не ссорились, так как оба были спокойны и миролюбивы. Они также никогда не теряли терпения, не были в дурном расположении духа, не произносили крепких слов, так как им нужно было смириться с этой зимовкой в горах.
Иногда старик Гаспар брал ружьё и шёл на поиски серн. Время от времени он их убивал. Тогда в гостинице Шваренбах наступал праздник свежего мяса.
Однажды утром он тоже ушёл на охоту. Термометр снаружи показывал -18 подо льдом. Солнце ещё не встало, охотник надеялся подстеречь животных на склонах Вильдштрубеля.
Ульрих, оставшись один, не покидал кровати до 10 часов. Он любил поздно вставать, но никогда не осмеливался проявить это своё пристрастие перед старым проводникоми, который вставал очень рано.
Он медленно позавтракал с Сэмом, который дни и ночи спал перед огнём. Затем ему стало грустно. Он даже испугался одиночества, и его схватила потребность в ежедневной привычной карточной игре.
Тогда он вышел навстречу своему спутнику, который должен был вернуться к 4 часам.
Снег выровнял все неровности в глубокой долине, заполнил трещины, замёл 2 озера и скалы, и между огромными вершинами всё стало белым, ослепительным, ледяным.
Уже 3 недели Ульрих не ходил к краю пропасти, откуда смотрел на деревню. Он захотел вернуться туда, прежде чем преодолеть склоны, ведущие к Вильдштрубелю. Лоеш теперь тоже находился под снегом, и домиков было уже почти не различить: всё было погребено под белым покрывалом.
Затем, повернув направо, он пошёл к леднику Лоеммерн. Он шёл широкими шагами горца и бил железным посохом по снегу, который был твёрже камня. Он искал вдали чёрную движущуюся точку.
Когда он дошёл до края ледника, он остановился, спрашивая себя, действительно ли старик пошёл этой дорогой. Затем начал идти вдоль морен более быстрым и встревоженным шагом.
Солнце садилось, снега розовели, сухой ледяной ветер дул по кристальной поверхности. Ульрих позвал старика высоким, вибрирующим, долгим криком. Голос улетел в мёртвую тишину, в которой спали горы, улетел вдаль, к неподвижным волнам ледяной пены, как крик птицы над волнами моря. Затем звук стих: никто не ответил.
Он начал идти. Солнце зашло за вершины, которые ещё отсвечивали пурпуром, но глубины долины оставались серыми. Сердце молодого человека охватил внезапный страх. Ему казалось, что эта тишина, этот холод, одиночество, мёртвая зима в горах входят в него, замораживают его кровь, превращают его в неподвижную ледышку. Он побежал по направлению к гостинице. Он думал, что старик вернулся за время его отсутствия, вернулся другой дорогой и сидит у огня с убитой серной у ног.
Вскоре он заметил гостиницу. Из трубы не шёл дым. Ульрих побежал быстрее, открыл дверь. Сэм бросился ему навстречу, но Гаспара Ари не было.
В испуге Кюнси повернулся на 360 градусов, словно ждал, что обнаружит своего спутника забившимся в угол. Затем он развёл огонь и приготовил суп, всё ещё надеясь, что старик вернётся.
Время от времени он выходил на улицу и смотрел. Спустилась ночь: тусклая, бледная, мертвенная горная ночь, которую на горизонте освещал жёлтый тонкий месяц, готовый упасть за вершины.
Затем молодой человек возвращался, садился, грел руки и ноги и думал о возможных несчастьях, которые могли случиться со стариком.
Гаспар мог сломать ногу, упасть в яму, сделать неправильный шаг и вывихнуть лодыжку. И он лежал, вытянувшись в снегу, скованный холодом, в отчаянии, потерянный, зовущий на помощь, надрывая горло изо всех сил в крике, который летел в немую ночь.
Но где? Горы были так обширны, так опасны на склонах, особенно в это время года, что понадобилось бы 10-20 проводников, которым нужно было бы шагать неделю во всех направлениях, чтобы найти человека на этом огромном пространстве.
Однако, Ульрих Кюнси решил идти на поиски с Сэмом, если старик не вернётся в первом часу ночи.
И он приготовился.
Он положил в рюкзак запас еды на 2 дня, взял свои стальные крюки, обернул вокруг талии длинную тонкую крепкую верёвку, проверил свой железный посох и топорик для вырубки ступеней во льду. Затем он начал ждать. Огонь пылал в камине, большой пёс храпел в свете пламени, часы на стене стучали, как сердце, в своём деревянном футляре.
Он ждал, прислушиваясь к отдалённым звукам, и дрожал, когда лёгкий ветер дул по крыше и стенам.
Часы пробили полночь. Он вздрогнул. Затем, так как он дрожал, он поставил воду на огонь, чтобы выпить горячего кофе, прежде чем тронуться в путь.
Когда часы пробили час ночи, он встал, разбудил Сэма, открыл дверь и пошёл по направлению к Вильдштрубелю. В течение 5 часов он поднимался по скалам с помощью своих крюков, прорубая лёд, постоянно шёл вперёд и время от времени тащил за собой пса на верёвке. Было около 6 часов утра, когда он достиг одной из вершин, куда старик Гаспар часто ходил на поиски серн.
Он подождал рассвета.
Небо бледнело у него над головой. Внезапно странный луч, взявшийся неизвестно откуда, осветил огромный океан бледных вершин, которые тянулись на сотню лье вокруг него. Можно было подумать, что этот слабый свет родился из самого снега, чтобы распространиться в пространстве. Постепенно отдалённые вершины стали розовыми, как мясо, и за тяжёлыми гигантами бернских Альп появилось красное солнце.
Ульрих Кюнси тронулся в путь. Он шёл, как охотник, сгорбившись, ища след, и говорил собаке: «Ищи, толстяк, ищи».
Теперь они спустились с горы, измеряя взглядом пропасти, и иногда он испускал долгий крик, который быстро замирал в мёртвой тишине. Тогда он прижал ухо к земле и прислушался. Ему показалось, что он различил голос, и он начал бежать, опять звать, но ничего не услышал, выбился из сил и сел. Ближе к полудню он пообедал и покормил Сэма, который тоже устал. Затем возобновил поиски.
Когда наступил вечер, он всё ещё шёл, покрыв 50 километров горы. Так как он находился слишком далеко от дома, чтобы туда возвращаться, и был слишком усталым, чтобы идти дальше, он вырыл яму в снегу и свернулся в ней вместе с собакой, накрывшись одеялом, которое он взял с собой. И так они лежали рядом друг с другом, человек и собака, согревая друг друга и, тем не менее, замерзая до костей.
Ульрих так и не смог заснуть. Его мозг преследовали видения, а конечности дрожали от холода.
Когда он встал, день как раз занимался. Его ноги и руки были закоченевшими, словно куски железа, его душа ослабела от тревог, сердце тяжело стучало, и он мог бы упасть от волнения, если бы услышал близкий звук.
Внезапно он подумал, что тоже умрёт в этом одиноком холоде, и страх такой смерти всколыхнул его силы.
Теперь он спускался по направлению к гостинице, падал, вновь поднимался, а за ним на расстоянии следовал Сэм, который хромал на трёх лапах.
Они пришли в Шваренбах только к 4 часам вечера. Дом был пуст. Молодой человек развёл огонь, поел и заснул, настолько утомлённый, что не думал больше ни о чём.
Он спал долго, очень долго, беспробудным сном. Но вдруг кто-то крикнул «Ульрих!», вырвал его из глубокого сна, и он вскочил. Приснилось ли ему это? Был ли это один из тех странных зовов, которые вторгаются в сны беспокойных душ? Нет, он ещё слышал этот раскатистый крик, который проник через его уши в самую плоть, до самых кончиков пальцев. Определённо, кто-то кричал, кто-то позвал его по имени. Кто-то был здесь, рядом с домом. Он не сомневался в этом.
Он открыл дверь и крикнул: «Это ты, Гаспар?» изо всех сил.
Никто не ответил. Не донеслось ни звука, ни шелеста, ни стона – ничего. Стояла ночь. Снег был бел.
Поднялся ветер, ледяной ветер, который овевает камни и не оставляет ничего живого на покинутых высотах. Он дул порывами, которые были более иссушающими и более смертельными, чем раскалённый ветер пустынь. Ульрих вновь закричал: «Гаспар! Гаспар! Гаспар!»
Затем он прислушался. В горах не раздалось ни звука. Тогда его пробрал ужасный страх. Он одним прыжком вернулся в гостиницу и  закрыл дверь на засов. Затем он, дрожа, упал на стул. Он был уверен, что только что слышал зов своего товарища в тот момент, когда к нему возвращалось сознание.
С этого момента он был уже уверен, как был уверен в том, что живёт и ест хлеб: старый Гаспар Ари агонизировал 2 дня и 3 ночи где-то рядом, в какой-то яме, в глубокой пропасти, чья белизна более зловеща, чем мрак подземелья. Он агонизировал 2 дня и 3 ночи и только что умер, думая о своём спутнике. Его душа, освободившись, полетела к гостинице, где спал Ульрих, и позвала его таинственным и ужасным зовом, на какой способны души мёртвых, беспокоящие живых. Она закричала, эта душа без голоса, в утомлённую душу спящего, прокричала своё последнее прощание, или упрёк, или проклятие человеку, который так плохо её искал.
Ульрих чувствовал это совсем рядом, за стеной, за дверью, которую он только что запер. Эта душа блуждала, как ночная птица, которая задевает крыльями освещённое окно, и молодой человек был готов выть от ужаса. Он хотел убежать, но не решался выйти. Он больше никогда не решится выйти, так как призрак был здесь, днём и ночью, рядом с гостиницей, так как тело старого проводника не было найдено и погребено в священной земле кладбища.
Наступил день, и при ярком солнечном свете к Кюнси немного вернулись силы. Он приготовил еду, дал супу собаке и неподвижно сел на стул, с мучением думая о старике, лежащем на снегу.
Когда вновь наступила ночь, им овладели новые страхи. Он ходил взад-вперёд по тёмной кухне, которая была едва освещена одной свечой, и прислушивался, не рассечёт ли тишину ночи тот ужасный крик. Он чувствовал себя одиноким, несчастным, как ни один человек на свете! Он был один в этой огромной снежной пустыне, на высоте 2000 метров над обиталищем людей, над человеческими домами, над жизнью – один в ледяном небе! Его мучило безумное желание спастись неважно где, неважно как, спуститься в Лоеш, прыгнув в пропасть, но он не осмеливался открыть дверь, потому что другой человек, мёртвый, преграждал ему путь, чтобы не остаться одному на этой высоте.
Ближе к полуночи, устав от ходьбы, ослабев от тревоги и страха, он опустился на стул, наконец, так как боялся своей кровати, как боятся места, посещаемого призраками.
Внезапно пронзительный крик достиг его ушей, такой резкий, что Ульрих вытянул руки, чтобы оттолкнуть пришельца, и упал на спину вместе со стулом.
Сэм проснулся от шума и начал испуганно выть, крутясь по комнате, чтобы найти, откуда исходила опасность. Подойдя к двери, он понюхал щель под ней, шумно дыша, шерсть у него на спине встала дыбом, а хвост вытянулся и бил по бокам.
Испуганный Кюнси встал, волоча за собой стул ногой, и закричал: «Не входи, не входи, или я тебя убью!» Пёс, возбуждённый этой угрозой, яростно лаял на невидимого врага, что заглушило голос его хозяина.
Постепенно Сэм успокоился и вновь вытянулся перед очагом, но оставался беспокойным, с поднятой головой, его глаза горели, он глухо ворчал.
Ульрих тоже пришёл в чувство, но, так как чувствовал себя ослабевшим от страха, он нашёл в буфете бутылку водки и выпил несколько стаканов. Его мысли начали путаться, смелость окрепла, жар пробежал по венам.
На следующий день он ничего не ел, ограничившись алкоголем. В течение нескольких следующих дней он жил, пьяный, как бревно. Как только мысль о Гаспаре Ари возвращалась к нему, он вновь начинал пить, пока не падал на пол без чувств. Но стоило ему проглотить жгучую жидкость, его мозг вновь разрывал крик «Ульрих!», и он поднимался, качаясь, опираясь на руки и зовя Сэма на помощь. Собака, которая, казалось, обезумела, как и её хозяин, спешила к двери, царапала её, грызла длинными белыми зубами, тогда как молодой человек в расстёгнутой рубашке, с взъерошенными волосами хлестал водку, как воду, и она усыпляла его мысли, его воспоминания, его страх.
За три недели он выпил весь запас алкоголя. Но пьянство не успокоило его ужаса. Навязчивая идея, раздражённая месяцем запоя и выросшая до огромных размеров в этом одиночестве, проникала в него, как бурав. Теперь он ходил по дому, как зверь в клетке, прислушиваясь к звукам за дверью.
Когда он засыпал от утомления, он снова слышал этот крик, который заставлял его вскакивать на ноги.
Наконец, однажды ночью, как доведённый до отчаяния трус, он открыл дверь, чтобы посмотреть на того, кто звал его, и заставить его замолчать.
Ему в лицо ударил холодный ветер, и он вновь захлопнул дверь и закрыл её на засов, не заметив, что Сэм выскочил наружу. Затем, дрожа, он подбросил дров в огонь и сел перед ним, чтобы согреться, но внезапно вздрогнул: кто-то царапал стену и плакал.
Он закричал в отчаянии: «Убирайся!» Ему ответил долгий жалобный вой.
Тогда все остатки его разума заслонил страх. Он повторил: «Убирайся!», повернувшись вокруг себя и ища угол, в котором он мог бы спрятаться. Другой, постоянно плача, ходил вокруг дома и царапал стены. Ульрих подошёл к дубовому буфету, полному посуды и провизии, и, передвинув его с нечеловеческой силой, забаррикадировал дверь. Затем он закрыл окно кучей вещей: мебелью, матрацами, ковриками, стульями, как делают при осаде врага.
Но существо снаружи издавало долгий жалобный вой, и молодой человек начал отвечать на него таким же воем.
Шли дни и ночи, а они всё выли. Один без конца кружил вокруг дома и царапал стену ногтями, словно хотел её разрушить, другой прислушивался к каждому движению, прижав ухо к камню, и отвечал на эти звуки ужасным криком.
Однажды вечером Ульрих больше ничего не услышал, сел и был настолько сражён усталостью, что тут же заснул.
Он проснулся без воспоминаний, без мыслей, словно во время сна вся его голова опустела. Он хотел есть. Он поел.

*
Зима закончилась. Переход Жемми снова стал проходим, и семья Озер снова пустилась в путь, чтобы поселиться в гостинице.
Как только они достигли вершины, женщины вскарабкались на мула и начали говорить о двух мужчинах, которых они встретят сейчас.
Они были удивлены тем, что ни один из них не спустился несколькими днями ранее, когда дорога стала проходимой, чтобы рассказать о том, как они перезимовали.
Наконец, они заметили гостиницу, всё ещё покрытую снегом. Дверь и окно были закрыты, но из трубы поднимался дым, что немного успокоило папашу Озера. Но, приблизившись, он заметил на крыльце скелет животного, обглоданный орлами, который лежал на боку.
Его осмотрели. «Это Сэм!» - воскликнула мать и позвала: «Эй, Гаспар!» Изнутри раздался пронзительный крик, похожий на животный. Папаша Озер тоже повторил: «Эй, Гаспар!». Послышался второй крик, похожий на предыдущий.
Тогда отец с двумя сыновьями попытались открыть дверь. Она не поддавалась. Они взяли в пустом сарае длинную балку и использовали её как таран, ударив изо всех сил. Дерево уступило, доски рассыпались в щепки. Затем дом потряс сильный шум, и они заметили внутри, за опрокинутым буфетом, стоящего человека. Волосы падали ему на плечи, борода достигала груди, глаза горели, одежда была в лохмотьях.
Они не узнали его, но Луиза Озер воскликнула: «Это Ульрих, мама!» И мать действительно увидела, что это был Ульрих, хотя его волосы совершенно поседели.
Он позволил им войти, позволил прикоснуться к себе, но не отвечал на вопросы, которые ему задавали. Пришлось отвезти его в Лоеш, и врач констатировал, что он сошёл с ума.
Никто не знал, что произошло с его спутником.
Малышка Озер чуть не умерла летом от слабости. Её болезнь приписали климату гор.

1 сентября 1886
(Переведено 4 июня 2015)