Хиппи

  В каждой семье есть свои “скелеты». Был такой и в их семье. Отец работал начальником смены, тут и образование, и  должность. А мать просто кондитер. Поженились молодыми, видно, отца вкусные торты и прочая сдоба приманила. А, может быть, то, что у невесты был дом, молодым сразу отдали весь второй этаж, и не надо было мотаться по общежитиям. Пока были живы старики, муж старался сдерживаться, его всё раздражало в жене: её полнота, медлительность, даже то, что была так привязана к своему дому, уюту, что уговорить её пойти в кино, ресторан, было трудно. Она удивлялась, зачем, мол, кино, есть телевизор, зачем ресторан, только деньги зря тратить, она лучше готовит. А ему хотелось быть на людях, хотелось веселья. И нашёл такое веселье, появилась  подруга, про которую говорили, что непутёвая, зато без комплексов, обо всём можно было договориться. С женой такого удовольствия не получишь, клуша, одним словом. Когда стариков не стало, совсем перестал стесняться, даже дочери. Почти в открытую жил на две семьи, и большую часть денег  тратил на непутёвую. Мать терпела, может ещё любила, или из-за дочери, плакала по ночам, а потом привыкла и уже принимала жизнь такой, какая есть. Однажды отец пришёл домой, после нескольких дней отсутствия и раскричался на жену и дочь, сейчас и не вспомнить, из-за чего. Мать сказала, чтобы кричал на свою шалаву, а их оставил в покое. Зная его взрывной характер, этого,  говорить  не следовало.  У отца побагровело лицо, он подскочил к матери, замахнулся, но ударить не успел. Его самого хватил удар. Через неделю похоронили.

   Остались вдвоём. Без отцовских денег стало труднее, мать брала ночные смены. Дочери исполнилось четырнадцать, но помощи по дому, от неё никакой. Пошла в отца: подруги, веселье. Когда мать в ночную смену работала, устраивала дома шумные вечеринки. Соседи рассказали матери, да она и сама догадывалась, убирать за собой дочь не умела и не хотела. Пришлось отказаться от ночных смен, а с дочерью поговорить построже. Разговора не получилось, дочь начала кричать, мол, у неё и так многого нет, и одежда  немодная, и  телефон  бэушный,  и на дискотеку  нет денег.  Мать слушала дочь,  и ей казалось, что это покойный муж кричит, те же интонации, и тот же мотив – не хватает веселья. Дальше пошло ещё хуже, вызывали в школу, училась плохо, курила. Вечеринки дома прекратились, но теперь дочь часто пропадала на несколько дней. Школу закончила еле- еле.  Школьных друзей к этому времени не было, ребята повзрослели, по институтам разошлись. Зато появились новые друзья: запястья в фенечках, браслетиках, одежда в заплатах, лучше,  если в цветных, на голове колтун, и самое привлекательное  –  это философия. Никаких забот: музыка, разговоры о свободе личности от всяких моральных заморочек , свободная любовь, наркотики. Это как раз то, что её особенно привлекало. Дома появлялась редко,  в  основном, чтобы добыть немного денег на дозу, или взять какую старую шмотку, чтобы из неё соорудить пёстрый наряд. Любовные, а лучше сказать сексуальные отношения по законам свободной любви, но был и постоянный друг. При необходимости он находил клиента для подруги, чаще всего из отдыхающих иностранцев, наркотики денег стоили.

   Забеременела когда и от кого, сама не знала, даже вовремя не заметила, что живот растёт. Когда поняла, что ребёнок будет, постаралась не заморачиваться  на такую ерунду. Рожать пришла домой. К этому времени друг попал в  больницу с заражением крови, а после больницы исчез из поля зрения. Родился мальчик. Первое время кричал пока мать не примет дозу и не накормит ребёнка молоком, приправленным наркотиком. Бабушка, которая понимала, что дочь она потеряла, решила спасти хотя бы внука. Как только дочь чуть оправилась после родов, выселила её в летнюю кухню. Вообще то,  это был небольшой домик во дворе, его строил ещё дед, отец матери, для мастерской. Там были его инструменты, верстак  с  тисками и прочие приспособления. Летом  использовали этот домик как летнюю кухню. Мальчик рос, жил с бабушкой, мать хипповала. Но уже забыты разговоры о свободной любви, жизнь зависела от числа клиентов и их кошелька. Находились такие, которых привлекал хипповской  «прикид» проститутки, видно, вспоминали свою молодость.

   Однажды исчезла  на всю зиму. Мать плакала по ночам, она уже не надеялась увидеть дочь. Весной явилась.  Худая,  всё тело в коростах,  в глазах лихорадочный блеск.  Оказывается, её увозил в «Мекку для хиппи»,  на берег Аравийского моря престарелый извращенец.  Пользовался сам и заставлял зарабатывать им на жизнь, благо, там не надо тратиться на жильё и одежду. Хорошо, что не бросил, привёз обратно. Правда, сам исчез, видимо, другую «подругу» нашёл. От этой толку не было, коросты на теле отпугивали клиентов.

   Лежала в постели несколько месяцев.  Ухаживали за ней мать и сын. Она впервые поняла, что это родные люди. Выздоравливая, присматривалась к сыну, парень сообразительный, старательный. Бабушка научила его простым домашним делам: может убрать в комнате, разогреть обед. К приходу бабушки возле порога её тапочки поставит, халат, чтобы переоделась после работы, на спинку стула повесит. Не ругаются, разговаривают спокойно, советуются, что купить, как лучше что-то сделать. Совсем другой мир, домашний, безопасный.  Выздоравливало не только тело, выздоравливала душа. Самое трудное – это пережить ломку. Сама не могла встать, чтобы достать наркотики, а мать с сыном, может быть и достали бы, но не знали где. Смотреть на то, как она корчилась, было тяжело. Пережили, только мать боялась, как бы дочь, поправившись, не взялась за старое. Дочь вспоминала своего отца, его похождения, удивлялась терпению матери. Вспоминала свои «художества» и ей стало впервые стыдно за себя. Думала о том, что будет думать о ней сын, когда вырастет. Благодарила Бога или судьбу за то, что он растёт с бабушкой, и характером в неё.

   Плохое переносится тяжело, но оно заканчивается. Она выздоровела, встала с постели. Хотелось что-то сделать для матери и сына, как- то загладить вину перед ними. Потихоньку копалась в огороде, удивлялась, что сын лучше знает, где и что посадить, как ухаживать, как часто поливать. Ему нравилось работать в огороде и в саду с мамой. Когда бабушка возвращалась с работы, внук рассказывал, что они с мамой сделали за день.

  Сидеть на шее было стыдно. Но мать считала, что дочь ещё не совсем окрепла, да и боялась, чтобы за старое не взялась. Наконец, нашла подходящую работу.  Но характер, есть характер. Иногда вроде «на пустом месте» закипала такая ярость в душе, хотелось обругать весь свет, тогда вспоминала отца, как он зло кричал на мать, как гулял от неё. Понимала, что в  его душе было тогда, какие мысли, какие желания. Понимала, как его тяготил домашний быт, как хотелось свободы и праздника. Но помнила и о том, чем всё закончилось, и для самого отца, и для них с матерью, и даже, для её сына. Поняла, что ей предстоит всю жизнь сдерживать приступы ярости, желание уйти туда, где свобода от обязанностей  и морали. Всю жизнь бороться с собой, чего не сумел или не захотел сделать отец. Это стоило сделать ради матери и сына.