Петропавловский бой

Отрывок из книги Маргарита Бахирева "Путешествие к вулкану"
 
    У каждого города – своя история. Есть она и у Петропавловска, не  менее, а, возможно, и более интересная.
    Камчатка была шумным перекрестком международных событий.  Она гостеприимно принимала мирных иностранных гостей - участников кругосветных экспедиций. Но кто приходил к ней с мечом, мечом и встречали…

   Яркой страницей в истории стала героическая оборона Петропавловска в сентябре 1854 года во время Восточной, или Крымской, войны. Горстка защитников города, плохо вооруженная, ограниченная в боеприпасах, движимая беззаветной любовью к Отчизне, дала сокрушительный удар захватчикам, значительно превосходящим в боевой силе.

   «Во Франции и Англии стала распространяться неожиданная для всего света новость,  - писал академик Е.Тарле - которая сначала принята была с известной недоверчивостью, но оказалась совершенно верной и в России явилась лучом солнца, вдруг прорвавшимся сквозь мрачные тучи, а в Париже и особенно в Лондоне вызвала нескрываемое раздражение и огорчение: союзный флот напал на Петропавловск-Камчатский и, потерпев урон, удалился, не достигнув ни одной из поставленных целей».

   Военным губернатором и одновременно командиром Петропавловского полка был в то время Василий Степанович Завойко, талантливый организатор и выдающаяся личность. Умелое руководство, мудрость, личная храбрость и высокие человеческие качества  позволили в то невероятно трудное время сделать, казалось бы, невозможное.  Как отмечали американские газеты,  горстка людей «создали твердыню в таком ничтожном месте, как Петропавловск, где англичане съели такой гриб, который останется позорным пятном в истории просвещенных мореплавателей и который никогда не смоют волны всех пяти океанов».

   Командующий  объединенной эскадрой  союзников английский контр-адмирал Девид Прайс полагал, что против силы, которую он привел в эти воды, ничто устоять не сможет. Чрезмерная самоуверенность англичанина вскоре обернулась разочарованием, а закончилась и вовсе плачевно. Осознавая собственные просчеты, он понял, что битва за Петропавловск будет гибельной и бесперспективной.  Боязнь ответственности за позор британского флага, чему он оказался причиной: правительство редко прощало неудачи, и, считая себя неудачником, «командующий застрелился на глазах у экипажа английского флагманского фрегата» в самом начале боя.

   Смерть адмирала со слов очевидцев описал Де Айи. Прайс перед смертью, уже после сигнала о начале движения эскадры, прохаживался по верхней палубе «Президента» со своим флагкапитаном, давая  последние указания. Потом адмирал спустился в свою каюту, которая по случаю  предстоящего боя не отделялась съемной перегородкой от батарейной палубы, а была на виду всего дека. Достав из шкафа пистолеты, Прайс зарядил один из них, приложил дуло к сердцу, подержал некоторое время, как бы колеблясь, и выстрелил. Несколько часов он жил, «совершенно сохранив память до последней минуты». Так описывает это событие  автор книги «Петропавловский бой»  Г.И. Щедрин.

    А вот  другую версию гибели английского адмирала приводит Сергей Марков («Вечные льды», 1982): «Ни кто иной, как Максутов (о нем речь дальше – М.Б.), открыл сражение. Он видел, как командир четвертой батареи Попов меткой картечью уложил на месте адмирала Дэвиса Прайса, стоявшего на палубе парохода «Вираго». (Англичане потом распустили слух, что их адмирал покончил с собой.)» Об этом же сообщает декабрист Якушкин в письме Пущину: «20-го английский адмирал, командовавший неприятельской эскадрой, был убит и похоронен не­далеко от наших батарей».

   Официальные документы ответа на этот вопрос не дают. В английском донесении говорилось: «Неожиданная смерть главнокомандующего 31 августа приостановила действия эскадры». Французы сообщают, что когда «Вираго» готовился буксировать фрегаты к Петропавловску, «вдруг капитан Никольсон доложил французскому адмиралу, что «Прайс случайно застрелился».

   После смерти Прайса командование перешло к его помощнику  французскому контр-адмиралу  Фебрие де Пуанту.

   На защиту города поднялись все: не только солдаты, матросы, казаки, но и  писари, охотники, волонтеры, гражданское население, даже дети и женщины. И все сражались героически. Батарейцы мужественно и хладнокровно действовали под разрывом десятков снарядов и градом пуль. Их мужество восхищало даже врагов.
Завойко доносил,  что «одушевлению не было предела. Один кидался на четверых, и все вели себя героями…» И писал жене: «Будь спокойна… Город отстоим, постоим за русское имя и покажем в истории, как сохраняют честь Отечества».
   Жена Василия Степановича, баронесса Юлия Егоровна Врангель, дочь профессора права Е.В.Врангеля,  племянница известного российского полярного исследователя адмирала Ф.П.Врангеля и двоюродная тетя командующего белой армией П.Н.Врангеля, мать одиннадцати детей, расскажет об этом  в своих воспоминаниях.

  В это  же время  возвращался из кругосветного путешествия на фрегате «Паллада» писатель Иван Александрович Гончаров. «Благополучно проскользнув между материком Азии и островом Сахалином» (на шхуне «Восток») вышли в Охотское море. Дорогой, для развлечения, нам хотелось принять участие в войне и поймать французское или английское судно, - рассказывает писатель в своей книге «Фрегат «Паллада». - Однажды завидели довольно большое судно и велели править на него. Между тем зарядили наши шесть пушечек, приготовили абордажное оружие и, вооруженные отвагой, с сложенными назад руками, стали смотреть на чужое судно, стараясь угадать по оснастке, чье оно. Флага не было.

  …Между тем судно подняло американский флаг, но мы не поверили, потому что слышали, как англичане в это время отличались под чужими флагами в разных морях. Мы вызвали шкипера, с бумагами. Он явился, выпил рюмку вина и объявил, что он китолов. Этого сорта суда находят в Охотском море огромную поживу и в иное время заходят туда в числе двухсот и более».

   Петропавловск  оказался для врагов слишком твердым орешком, хотя военная мощь защитников города – у страха глаза велики – во много преувеличивалась. Во время  последнего  решающего боя на Никольской сопке «в дело шли не только штыки, но и приклады, руки и все, чем можно драться. Звон оружия, одиночные выстрелы, стоны, команды, подаваемые на трех языках, крики, вопли о помощи…»,  как пишет уже упоминавшийся Г.И.Щедрин.
 
  Позже де Пуант оправдывался: «Я не ожидал встретить такое сильное сопротивление  в столь незначительном месте».

   Большая заслуга  в «спасении Петропавловска» принадлежит командиру фрегата «Аврора»  капитан-лейтенанту (позже контр-адмиралу) Ивану Николаевичу Изыльметьеву, которого историки называли «душой обороны порта», а сам Извойко – «спасителем Петропавловска». Свидетель и участник боя, французский офицер де Айи так скажет об этих двух героях и всех защитниках города: «Эти два офицера … доказали, что русские экипажи умеют сражаться — и сражаться счастливо. Они имеют право ждать, что их имена будут сохранены в летописях их флота».

   Нападение на Петропавловск закончилось для союзников бесславно. «Страшное зрелище представляло их бегство. По грудь, по подбородок в воде, французы и англичане спешили к катерам и баркасам, таща на плечах раненых и убитых», - вспоминал   мичман с «Авроры» Николай Фесун, оставивший подробное описание боя.

   А вот - что касается адмиралов английского и французского (по словам  того же  де Айи, наиболее объективного иностранного свидетеля событий): «Странное стечение обстоятельств преследовало все действия союзников на Восточном океане. Один адмирал застреливается... другой умирает (через несколько месяцев...  – М.Б.), подавленный упреками собственной совести и не вынеся мысли о последствиях своих ошибок».

   Мировая историческая литература отмечала: все шансы на победу в том бою были на стороне союзников, а победу одержали русские.

  События на Дальнем Востоке волновали и находившихся тогда в сибирском изгнании декабристов. Еще в 1853 году Николай Бестужев, бывший моряк и историограф флота, писал Дмитрию Завалишину в Читу: «Меня оживили добрые известия о славных делах наших моряков, но горизонт омрачается. Не знаю, удастся ли нам справиться с англичанами и французами вместе,  но крепко бы хотелось, чтобы наши поколотили этих вероломных островитян за их подлую политику во всех частях света…».  Его пророчество оправдалось.

  Декабристы с жадностью ловили каждое новое известие, вели оживленную переписку. В «стратегический пункт» в Ялуторовске, к Пущину, летели  письма, приходили свидетели и участники русских дел на Дальнем Востоке. Сын декабриста И.Д. Якушкина, служивший в канцелярии Н.Н. Муравьева-Амурского, подробно сообщал о мерах, предпринимаемых для обороны Камчатки.

   Гордость за героев Петропавлов­ской обороны звучала и в словах Волконского: «…Камчатке, полагаю, что с сильною волею, может быть дана сильная оборона. Честь и слава Завойко и всем защищавшим, но честь и слава Николаю Николаевичу (Муравьеву-Амурскому - М.Б.), предусмотрением своим и даже на собственную ответственность взяв отправление слабых средств столь много помогших в обороне Петропавловска». Муравьев послал на Камчатку из Аяна  триста казаков, снял с разоруженной путятинской «Паллады» часть пушек и отправил Завойко, а ему предписал выстроить шесть батарей возле Петропавловска и одну – у входа в Авачинскую бухту.

   Весть о победе на далекой Камчатке с воодушевлением встретили в России.  Горячий отклик  она нашла и в душах декабристов. Участник Петропавловской обороны Дмитрий Максутов, которого Завойко отправил в Петербург с рапортом о победе, рискуя навлечь на себя неприятности, навестил в Сибири некоторых декабристов и рассказал о событиях на Кам­чатке. Семидесятидвухлетний Штейнгель  с восторгом извещает Пущина: «Вероятно, вы теперь от самого героя, князя Максутова  знаете, чем ознаменовался английский поиск на Камчатке, и уже, конечно, обстоятельнее нас, и, верно, порадовались. Я той веры, что на Амуре должен быть флот и тогда Англия поплатится китайской и индийской торговлею».

  Штейнгель любил  и горячо болел  за воспитавший его край. Писал Пущину и Трубецкой. Декабристы не только были в курсе дел, связанных с обороной Камчатки, но, возможно, и влияли на них:  пользуясь расположением Муравьева-Амурского, давали ему советы.

   Поражение в битве за Петропавловск англичане и французы восприняли как оскорбление и требовали отмщения – уничтожения Петропавловска, а главное, наших судов, находящихся в Восточном океане. Богатые, но неосвоенные  русские земли на Востоке давно привлекали иноземцев.  Те уже беззастенчиво хозяйничали в этих районах. Но только в начале 50-х годов XIX в. русское правительство начало принимать меры по охране этого огромного края и заботится о его экономическом развитии.

   Не дожидаясь второго пришествия врагов, в России решили эвакуировать население, разоружить батареи на берегу и перевести материальную часть,  морскую команду и сухопутный гарнизон в Николаевск-на-Амуре.

  В мае 1855 года неприятельская эскадра, в составе 12 судов с более чем пятью тысячами членов команды и морской пехоты,  вновь появилась в  Петропавловском порту.  Французы привезли и трех русских матросов, случайно захваченных в прошлом году. Тогда, не зная о приходе вражеских кораблей, они  возвра­щались в город на небольшом суде­нышке, загруженном кирпичами. Оказавшись на вражеском корабле, пленные  отказались отвечать на вопросы. Особенно дерзко себя вел Семен Удалов. Моряков заковали в кандалы и посадили в трюм.

   При подходе к Петропавловску Удалова приставили к пушке, а двух дру­гих заставили подавать ядра, чтобы обстреливать город.  Матрос не подчинился приказу. Со словами: «Ребята! Не под­нимайте рук на своих. Я принимаю смерть. Прощайте!» — он бросился в студеные волны бухты.

  Союзники все же бомбардировали  пустой город  и батареи без пушек, разрушили и  уничтожили многие строения.  После этого покинули Камчатку. В том же году они совершили пиратские нападения на Охотском побережье. Но никакого военного значения это уже не имело и прошло как в России, так и в Европе, совершенно незамеченным.

  Народ бережно хранил память об этой победе, единственной за всю Крымскую кампанию.  В 1882 году на косе, близ которой сражал­ся фрегат «Аврора», установили первый памятник защитникам Петропавловска - восьмиметро­вый обелиск из чугуна, увенчанный маковкой с крестом.  Изготовили его в Петербурге на средства моряков-тихоокеанцев. День открытия памятника - 24 августа (6 сентября) стал днем памяти защитников Петропавловска. У подножия в почетном карауле стояли ветераны обороны - восемь матросов и десять казаков. Среди них урядник Карандашев, единст­венный доживший до этого события георгиевский ка­валер, награжденный за «петропавловское дело». Мимо обе­лиска торжественным маршем прошли моряки двух военных судов, которые стояли на рейде Петропавловского порта.

  В память о героической обороне по традиции русского флота имя фрегата «Аврора», одного из последних представителей ушедшего в прошлое парусного флота,  принял крейсер.  В 1905 году новая «Аврора»  участвовала  в знаменитом Цусимском сражении, грандиозном  по масштабам, драматической насыщенности и результатам.  Хорошо  известна ее роль и  в трагических событиях 1917 года.  В годы Великой Отечественной войны крейсер «Аврора» успешно оборонял блокадный Ленинград.  А затем долгие годы существовал как музей-памятник, филиал Центрального военно-морского музея, охраняемый государством.   В честь Петропавловского порта получил свое название броненосец «Петропавловск».

  В 1912 году у подножия Никольской сопки, где в братских могилах захоронены рядом  и защитники города, и участники десанта, возвели памятник-часовню. По сторонам лестницы, ведущей к ней, разместили старинные орудия знаменитого Обуховского завода. В столетнюю годовщину обороны по инициативе Героя Советского Союза вице-адмирала Г. И. Щедрина на сопке установили еще один памятник со словами: «Героям третьей батареи лейтенанта Максутова, жизни не пощадившим для разгрома врага. От моряков-тихоокеанцев в день столетия Петропавловской обороны». На месте батареи Александра Максутова воссозданы укрепления и установлены пушки, отлитые на Петропавловской судоверфи в точном соответствии с орудиями тех времен.

  Князь Александр Максутов (из дворян Пензенской губернии) после окончания Морского кадетского корпуса в звании мичмана был оставлен в офицерском классе. Окончив «первым курс наук в выпуске из офицерского класса», произведен «в лейтенанты с занесением имени на мраморную доску».  19 июля 1854 года он прибыл из Кронштадта в Петропавловск-Камчатский на фрегате Балтийского флота «Аврора». Участвовал в строительстве береговых батарей и был назначен командиром 5-орудийной батареи №3 («Смертельной») на перешейке между Никольской и Сигнальной сопками.
 
   20 августа, в день первой бомбардировки порта,  он находился в «стрелковой партии». 24 августа в 6 часов утра батарея № 3 вступила в артиллерийскую дуэль с 30 орудиями французского фрегата «Форт».  Тот «открыл жестокий батальный огонь, такой огонь, что весь перешеек совершенно изрыт, изрыт до того, что не было аршина земли, куда не попало бы ядро. Князь отвечал сначала с успехом... Но батарея была земляная, открытая, имела всего пять орудий и вот уже более получаса выдерживала огонь 30-ти пушек калибра ее превосходящего. Станки перебиты, платформы засыпаны землей, обломками; одно орудие с оторванным дулом, три других не могут действовать; более половины прислуги ранены и убиты; остается одно – одна пушка, слабый остаток  всей батареи; ее наводит сам князь, стреляет, и большой катер с неприятельским десантом идет ко дну; крики отчаяния несутся с судов. Французский фрегат, мстя за своих, палит целым бортом; ураган ядер и бомб носится над батареей, она вся в дыму и обломках, но ее геройский защитник не теряет присутствия духа. Сам заряжает орудие, сам наводит его, но здесь судьба положила конец его подвигам, и при повторных криках «Vivat» с неприятельских судов он падает с оторванной рукой…» (из письма мичмана Н.А.Фесуна от 30.08.1854 г.)

   Князь Максутов скончался от раны и воспаления легких 10 сентября 1854 года. Его похоронили в отдельной могиле на кладбище Петропавловского порта.  Лейтенанту было 25 лет.  Его имя увековечено на одной из 26 мемориальных плит во Владимирском соборе Севастополя  среди имён 14 офицеров Российского флота, которые не стали Георгиевскими кавалерами,  но до конца выполнили свой долг перед Отечеством.

   В память  об этом событии в городе установлены Памятник Славы и Памятник 3-ей батарее Александра Максутова, существует мемориальный комплекс — Братская могила и часовня. Все они  расположены на склонах Никольской сопки в историческом центре города. В экспозициях областного краеведческого музея и музея Боевой славы, а также в музеях других городов  бережно сохраняются экспонаты, свидетельствующие о мужестве и героизме за­щитников Петропавловска в 1854 году. Их подвиг навсегда сохранится в памяти потомков.