Обезьяниум для... V Собеседник в мохнатой шкуре

В открытый рот молодого ученого, приехавшего не очень давно из Германии, запрыгнули пальцы в перчатках и манипулировали трубкой, зеркалом и шприцем:
- Вот для меня анатомия - лес дремучий. Помню, на первом курсе на практике надо было лягушку пытать, это было кошмарное что-то. Я на на стол упала. Все платье в кишках лягушачих изваляла.
В перерыв, когда пальцы дантиста покинули полость рта за новыми инструментами, картавя из-за вставленной ваты затаенно хищно отвечал пациент:
- Лягушка - дело терпимое. А когда организация ума более сложная, вот тогда для ученого самое интересное начинается.
Глаза над бактерицидной маской выразили удивление:
- Вы наверно и человека можете препарировать?..
- Я же генетик - легко, - Натуженной уверенностью с миловидной наглостью экспериментатор поглядел в очи зубнихи. Лицо его было раскорячено щипцами. Женщина вздохнула:
- А я - обычный дантист. Потому, что когда надо было микросоп смотреть, я там ничего не понимала.

Пока великолепно действовал Ультракаин, врач приоткрыла дверь - пропустить воздух - и села к столу заполнять договор обслуживания. В этот момент в щель она увидела сидевшего в человеческой одежде обезьяно-человека, листавшего пальцем планшет. У того было грустное лицо, вельветовый пиджак, жилетка под ним - немного потрепанная стиля ретро 19 века, и смешные короткие детские брюки узкие на щиколотках. Примат печально качал головой, и безохотно отвечал на вопросы скучавшего приемного секретаря, сидевшего в прихожке напротив того и хихикавшего с ответов гостя.
- Так вы были в Германии?
- Я оттуда приехал. Вот смотрю фотографии перевоза... - Познаватель планшетного искусства не отрывал глаза от.
- Вы что не сами приехали?
- Доставлен в малогабаритной упаковке.
- Что-то я не поняла. Шутите?..
Примат приподнял глаза:
- Я же обезьяна. Таковые не шутят.
Девица исследовательски рассматривала морду сидевшего и румянец крался по хищному личику:
- Я предполагаю, это у вас маска. Для шутки. Сегодня ночь музеев. А в глазах цветные линзы.
- Шутка со мной в другом. Линзы в глазах врожденные.
Примат легко развернул планшет и взглянул глубокими "врожденными" глазами:
- В ящике это я. Видите мои линзы через доски? Первым классом не всем нам удается скакнуть.
Секретарь в молчаливом ужасе поглядела на гостя.

Закрыв плотно на шпиндель дверь, в некотором оцепенении дантист вернулась к пациенту:
- Так тот, что в приемке сидит - это ваш подобпытный?..
Врача поражал медленный испуг. После испуга нахлынывало другое чувство. Взявшись за машинку, прокравшись к зубу она болезненно таинственно открыла глаз и прошептала:
- Я от вашего таланта без ума, синьор. Опыт, который вышел из-под контроля - скажите что нам с ним делать?
Доктор Пальчиков потерял контроль и дал свободу своим рукам.


За столом, к краю которого были сгребены работы чужих ученых и отчеты собственных Плужниковских рук, а также набор инструментария для пункций, сидели трое. Расположены были крестом друг против друга. Занятие было - пить чай. Обкрученная по шее мокрым полотенцем Василиса подавала китайский заварник с бьющим из носика паром. Профессор Владимир Плужников принимал терпкую струю из этого "насосика" и подавал чашку Аспиранту Герману Пальчикову. Тот пренебрежительно ставил прибор перед обезьяной, сидевшей без подаренного имени, зато в жилетке и брюках. Возле каждого чаепитца на посту бдела гнутая кружа барокко и блюдце с пророком-поэтом Пушкиным. Пальчиковский сосуд для чая был без последнего. Но зато для спасения здоровья рядом с его дланями высилась стеклянная стопка налитой до половины мутной микстуры. Первый и последний из перечисленных мужчин восседали благородно с прямыми спинами, а второй - осунувшимся образом с кислым лицом горько глядел мимо своего напитка на стол. Обслужив джентльменов, Васа пошла к дивану. Придерживая шею, она валилась на подушки лежать с компрессом на лбу. Пальчиков откусил фаршированный блин, взялся за дужку кружки и зыркнул на обезьяну. В цели сказать что-то вредоносное, раскрыл рот, однако, сдержался. Тогда говорящий примат, увидев общее смущение, начал топить лед первым, спросив за Пальчикова:
- Верую. Значит, существую?
Лед стал крепче, и общий шок усилился. Тогда гость в шкуре стал щупать точки соприкосновений:
- В домах Западной Германии модно перед чаем подавать ростбиф. Но у вас, в России - я догадался - пост.
Васа выдала, что знала:
- Наши батюшки в этом году начало раньше назначили. Зато Пасха уже в середине апреля. Здорово же?
- Здорово. И чай вкусный.
Наконец, Пальчиков, с гнилым намеком целясь в обезьяну, проязвил:
- Нами для вас сервирована буржуйская чайная церемония с мясом тупости из говорящих мартышонов.
Профессор жутко глянул на ученика, тот оправдался:
- Что?.. Волосатая задница из Европы цитирует мне Двенадцать стульев - у меня геополитический шок.
Василиса оживилась. Зыркнула на аспиранта палачом Дантеса и тонким голосом ужалила:
- Герман, оставьте личность гражданина иностранца в покое. В этой комнате унижение вашим ртом давно никому не интересное.
- Кому не нравится, пусть не лопает. Иной ростбиф здесь не требуется.
Примат не отвесил встречной агрессии, а ответил сдержанно и спокойно:
- Извините за нечуткость. Всему виной генетическая память, передающаяся лабораторным путем.
- Ага, и информационное заражение от местности, на которой вылуплялся плод, - Пальчиков пружинил в себе адреналин, дрожащей рукой к сухим губам поднимал коричнево-коньячную жидкость, нежно прикладывался рукой к зубу. Девушка болезненно касалась запястьем лба и от молчавшего аспиранта за нанесенную обиду получила колкий травящий взгляд, говоривший: "Разберемся с тобой позже". По адресу животного человека она интересовалась именем того:
- Скажите, как нам вас величать?
Гость ответил просто, без раздражения:
- Зовите обезьяной.
- Унифицированно как-то.
- На слова не обижаюсь. Но спасибо за тылы, Василиса. А захотите посмотреть юмористическим оком, напротив клетки на календаре висит некий Иван в Таиландовых кораллах. Так вот крутилось на моем буржуйском языке и прилипло имя. Кличьте Иваном Коралычем. Русско-немецкая смешная считалочка выходит.
- Иванов не мало - Но наш из кораллов. Приплыл как спаситель под звуки хоралов, - Дал эпическую поэму Пальчиков. От злости сочинил ее ловко и мгновенно. Недовольство Герман часто сводил в громоотвод поэзии и тщедушно хватался за поднывавший зуб. Плужников тоже открыл губы, чтобы  произнести веское, но сдержался. И за него угадывала и резюмировала Васа:
- Что ж, и будем вас подчевать Иван Коралычем, достаточно юморно и благозвучно. Вы нам подарите благожелательное настроение?
- Несомненно, - вежливо улыбнулся примат и свеженареченный Иван.
Пальчиков нервно моргал:
- Господин новорожденный, ты наверно и читать умеешь?..
Гость стола задумался:
- Не знаю... Возможно, умею, раз говорю.
Глянув на руководителя, Васа на листке быстро написала три первых буквы алфавита и кротко поднесла перед Иваном осторожно спросила:
- Вам это знакомо?
Обезьяна быстро ответил:
- Аз, буки, веди, знакомей некуда.
Пальчиков мгновенно вскипел снова:
- Владимир Осич, он нас что, старославянскому будет учить?... Семинарию на дому откроет?... А, бэ, вэ, вообще-то.
- Говорю, как знаю. Первые три несут знание о Боге.
- А о человеке несут по обезьянним меркам какие, К, Л, М?
- Како Люди Мыслете. Все верно.
- А вы... Ты.. По-немецки также лабильно лопочите? - Пальчиков свое презрение сдержать не пытался.
- Натюрлих... А вообще, хуже. Европу давно уже никто не слушает.
Профессор еще не включался в разговор и сказал как бы мысль для себя:
- И правильно делают. Ведь это брюзжащий, дряхлый старик на кухне. Все собираются, чтоб натянуто улыбнуться, отдать дань внимания, ожидая, лишь бы уже заткнулся, да квартиру оставил. Тогда вопрос: что же слушают?
- А грозный шепот России у всех в ушах - я правильно понимаю?...
- Тут ты прав, собака шимпанзешная, - жил местью обильный Пальчиков.
Под эту фразу на отлив окна совершил посадку голубь - белый с черной жменью гороха на шее. Сидящие смотрели на пернатого диверсанта, чтобы оживиться после скуки момента. Гость в обезьяньей шкуре с наметью мадонновой улыбки тоже глянул. А бойкотировавший Плужников зыркнул на птицу нервом, потом на обезьяну остро, потом в таинственном смущении опустил взгляд и бессмысленно поинтересовался у ученика, как у того зуб. Тот кивнул жестом: "Вот она, моя карма мученика. А еще и урод разговорился". Чтоб взбодрить тему, Васа подняла вопрос госуправления:
- Иван, как вы относитесь к монархии?
- Я не против. Просто у вас под царя подбирают царство, а не под царство ищут царя. В истории имелись примеры теократии, когда правит сам Бог, но мирские граждане требуют осязаемого правителя с тотальной властью над ними. Вот поэтому ваше национальное объединение и получит того, кого заслуживает по молитвам, - иносказательно отвечал гость.
Солнце било приличными квадратами по стенам просторного помещения. В углу чайной гостиной, в застегнутом скосе тени, со светлым взглядом проснулась и отвергнутая избранница подопытного. После всех дипломатических измерений, она казалась крайне неуместной. Чаевники единодушно окатили ее взором. Кто пренебрежительно - хлестнув как плетью по ненужному рабу. А кто - мягко и неопределенно. Ко вторым отнеслись Василиса и избранник-принц-иммигрант Иван Коралыч.
Плужников морщинисто дернул щекой и преодолел хмурость духа:
- Завтра отвезем ее на зоопарк.
Пальчиков отреагировал:
- Но без прививо-справок в "Зу-у" она нафиг никому никому не потребуется. А полковника след простыл ночью. Я звонил - симка заблокирована. Абонент не доступен. Воцап стерт.

Уже не играя скулами, и в расслаблении профессор мужественно брал инициативу дискуссии. Чтобы не смущать западногерманского гостя аутизмом, Владимир Иосифович решил обратиться к примату. В этой связи пару раз он проверочно забросил зрение на гостя, после чего в сомнении или конфузе озвучил конкретную позицию дела:
- Иван, я вводные слова говорить не умею. Да и эта курьезность и неестественность ситуации - это как коктейль драмы, парадокса и бессмыслицы. Совершенно непонятно, какой этикетный шаблон сгодится всем нам на поведение. Явно не тот, что избрал Герман. Скажите просто, как вы относитесь к тому, для чего мы создали ваш уникум-обезьянникум, и что всем нам стоит делать?
Представитель тропических животных воздушно поднял глаза:
- Полагаю, Владимир, вы намекаете про рак? Тогда иммигрант считает: яму роете не туда.
- Да? А куда же?
- В шутку оттолкнусь от Богословия Иоанна.
Тут же очнулся Герман Пальчиков:
- У-у. И обезьяны читали Евангелие, а мы-то думали, что мы пишем книги для людей.
Но гость продолжал:
- Он говорил: стоит ли профессорам России ископать воды бессмертий, когда придет время, что нужно будет соображать, чего с ними делать.
Увидев общее смущение и переглядки, примат мягко закольцевал:
- Но вероятно, эксперимент ваш закончить нужно. Потому, что он - стимул для достижений странных, но идущих от намерений добрых.
- Все, что у нас имеется - одни добрые намерения, - рассудила Василиса.
Профессор затянулся несильной мрачной тучей:
- Боюсь, я и есть человек и автор какого-то страшного не охватываемого мыслью достижения.
Пальчиков продолжил мысль:
- И это достижение религиозное.
- Всмысле? - Оживал ученый, а зубо-починенный аспирант созерцал пространство, ища поддержки:
- Как сейчас помню из воскресной школы: люди в пороке мысли предпочли вести свою родословную не от ветви божественного Адама, а от обезьяны. Но у нас в гостиной обезьяна, которая обнажает свою генетическую эманацию от Бога. Представитель Бога на земле, короче. Только из мира животных. Забывает, что его собрали из Lego раковых клеток.
Пальчиков жалил уверенно. И примат с кротостью переваривал яд:
- Тело - ваш конструктор. А Господь решает, кого и для какой цели в него подселить.
- Для чего? Для вразумления нас твоими устами?
- Напомнить твое намерение, когда ты учился в воскресной школе. И я не представитель.
Шимпанзе-некто поглядел темными ясными глазами на молодого генетика:
- Зря вы на меня так изнурительно смотрите. В вас нет любви. Поэтому то, о чем я думаю, вы пока понять не сможете.
Герман П. отбил взглядом по сторонам:
- Любовь - это мясо для человеческого скота, волосатое, безбрежное, генно-модифицированное.
Аспирант отвечал легко, щедро поливая собеседника скверной. Примат без тени обиды отбивал мяч:
- Вечная жизнь - штука конвенциальная. Например, Рокфеллер видит ее в свете своего 6-го пересаженного сердца. Мясной пульсар из подменяющихся органов - чем не потенциально вечный мотор?
Тема захватила Пальчикова:
- Франкенштейн-паззл. Кстати, куда они там шестое-то пришивают? Аорта же как бахрома, наверное. (Кистями рук хам-медик изобразил аорту)
Профессор подошел к окну:
- Какое солнце сегодня пироги печет. Лежлый снег распилит на водные лепешки. Вы тоже, Гер, как все мы, испытаете проклятие бессмертия не хуже миллионеров-банкстеров.
Примат обернулся к старшему ученому, и Плужникову стала видна аристократическая генетика питомца:
- Еще одно, Владимир. Прежде, чем вы продолжите свой опыт, я хотел бы вас упросить об одной услуге. Профессорский авантюризм, не имеющий аналогов, безусловно ваш и мой в этом помощник.
- Чем могу послужить?.. - Отвечал ученый, дыша едва заметным паром в стекло.
- До того, как соглашусь на дальнейшие эксперименты, я бы хотел максимально близко принять в себя Православную церковь. Раз уж судьба великодушно удобно завезла меня в славянскую страну, испытываю страсть штурмом взять Причастие и боем соединиться в исповеди с Богом.
- И спящие во гробех восстанут на Суд... Людей-то в рай - вряд ли, а обезьян - возьмут! - Ловко бросил новый стишок второй исследователь. А профессор молчаливо заиграл скулами, осмысливая щекотливый осложняющийся вопрос. Верующим он не был. А честным - был.
- Уважаемые ученые, - Продолжил Иван, - Я думаю, что после всех ритуалов справлюсь с обрисованной задачей. И "даму" в зоопарк не везите. Если эта плодоносящая акция по вашему мнению так нужна для человечества, то - их виль - буду сделать.
Владимир Иосифович вскипел в каком-то тумане самообмана:
- Ну что вы! Ваня!.. Не стоит! Таких жертв для мыслящих существ мы на души не исповеданные в Православии не возьмем.
- Полные порока души, - язвительно уточнил Аспирант, сверля глазами творение, которое в свою очередь отвечало:
- Я не Иордан - в порок свой меня окунать бессмысленно...
Тут примат увидел, что в блюдце у Рокси кончилась вода. Он сполз со стула и, семеня кривыми ножками, понес к той в своей кружке остывший чай. Присел и долил той в порожний сосуд и направился обратно к своему месту.
- Не стоило, Ваня. Васа бы подлила.
- Банальная забота больного о больном. Из-за меня страдает.
Усевшись, Иван продолжил тему:
- В любом случае, я все совершу. Чтобы успокоить ваши ожидания перед своим уходом. Идут же подобные опыты с людьми в институтах Евангетики в Китаях, если оные требуется для шлифовки видов.
Ученые переглянулись.
- С чего вы взяли, что вам придется уйти из жизни? - Добро лицемерил Плужников.
Примат великодушно утешал:
- Кроме речи у меня имееются и слух, и человеческая скрытность. Я уловил ноты о какой-то лейкоцитозной нестабильности. И еще у меня третий день необратимого недомогания. Вы знаете, что это такое по-научному... - Добрый примат поднял голубые радужки глаз, - Мои симптомы жизнедеятельности тают. Клетку раскачать уже не сумею. Если рожден в нечистоте, то уйти должно бы в искуплении прощением. Просьба - Храм.
На "нечистоте" Пальчиков ухмыльнулся столу.
Профессор, глядя на дороги, тяжело сказал про природу:
- Весна в России - явление наглое, вульгарное и неотъемлемое. Но как и в генетике, всегда предваряет цветение новых форм бурной жизни.
- Но в России обычно результат весны непредсказуем, - закончил мысль Коралыч.
Пальчиков ожил для нового стеба:
- А что, я наверно с тобой в храм схожу. Помахаю рукой крестом от лба до пупа.
Обезьяна отвечала сталью:
- Сейчас и в церквях ходят скверные. Показывают набожность, а у самих с гениталий гнойные змеи ссыпаются.
Пальчиков вздрогнул и проявил конструктивизм:
- Экая у вас, у православных, риторика... Владимир Ёзыч, там за окном не написано, как мы обезьянку крестить будем? Он же и попов змеями заплюет.
Тут в дверь позвонили. И нервный Герман поспешил открыть. На пороге благоговейно стояло две старушенции в пальто и держало брошюры Иеговы:
- Мужчина, вы хотите поговорить о Вечной Жизни?
- Мадам, опоздали. Мы давеча обрели ее и поселили в своей квартире. Теперь целый день с ней разговариваем. А вам - адреса с собаками, хомяками, черепашками.
Вернувшись, аспирант доложил о переговорах:
- Ждут поклонники. И возраст подходящий.
Иван ими интересовался:
- Что ты людям говоришь обо мне?
- У нас в квартире, говорю, завелся пророк. Необычный. К Валааму ослица обратилась, а с нами обезьяна изволит общаться.
- Все точно сказал. И они православными когда-то станут.
- Чего ждать? Иди, сейчас, пророк, яви им силу исцеления умов человеческих. Умов, замаранных дешевой нефтью, - Пальчиков смотрел надменно и с горделивостью улыбался, - Знаешь, ты и сам бы мог сойти за миссионера. Пошлем тебя в Новую Гвинею, к примеру. Не придет же конец мира, пока Евангелие по Земельке не изольется. Подкатишь так к папуасам и гавкнешь: граждане-папуасы, харэ жечь костры и бананы жрать в ритуальном экстазе. Вот вам истинный Бог, и крестики из бамбука. Наслаждайтесь. Аллилуйя.
- Мудрая мысль, я и вправду близок им. Спасибо, учитель, - вслух задумался Иван.
- Герман, прекрати унижать себя, прояви лучшее человеческое, сегодня ж Масленица - съешь блинчик, - попросил Владимир Иосифович у окна.
- А что, Владимир Ёзыч, нам только пресс-конференцию в соцсетях провести, а потом быстро его продать. Тут два. Или на барахолку модных Евангелистов или на рынок здоровья в фармакологию.
Плужников зыркнул на ученика, и тот молча вместил жареный диск от Васы в хамский рот.
На протяжении напряженного трилога Плужников то и дело бросал взгляд в примата. А тот блеском зрачков отражал в ответ, и Владимир Иосифович напарывался на все тот же острый взгляд, который впервые поразил его в такси "Мисюк" из аэропорта. В тот вояж два темных глаза торчали на мохнатой морде из клетки. Чтобы шимпанзе заполнил зрение мельтешившими огнями трассы и не нервничал, ученый приоткрывал обзору окошко с красотами города. А примат, как и теперь, созерцал не картинки, а душу ученого. Это леденило. Хотелось спрятаться и спастись. И спасение пришло. Иван молвил:
- Тут из-за страсти к блинам у кого-то электроплита воспылала. Соседи вызовут пожарных, только это напрасным окажется.
- Блинам? Безумец, все печные работы давно закончены, - бил Пальчиков.
Через несколько минут сидевшие почувствовали неприятный запашок. Ноздри Профессора и других запрыгали:
- Владимир Иосифович, чувствуете?.. Кажется, проводка горит.
Плужников и Пальчиков начали осматривать комнату, потом остальные:
- Ничего такого у нас не включено. Может из коридора?...
Ученые отворили дверь:
- Тут, полное задымление. Васа не пускай ивана пока...
Васа и не собиралась. Васа осталась сидеть за столом вместе с гостем. К тому же Иван покачал ей головой, чтоб не ходила. Плужников и аспирант выскочили на лестничную клетку, где клубилась дымка, и уже суетились люди.
- Счетчик смотрели?
- Чисто.
- На каком этаже максимум?
- На всех.
- А мусорку? - Пальчиков поспешил к мусорной шахте и закинулся носом в трубу мусора, - Нет, идеальный бриз. Без запаха.
По этажам бегали люди, звонили друг другу в двери, искали причину возгорания. А Иван с Василисой остались одни в комнате. Мужчина начал так:
- Я знаю, вас гложет его распущенность, да и жестокость. Но вы дождетесь, что будут изменения. Скажите, вы думали о ребенке и браке?
- С этим?.. - Васа кивнула в дверь, удивительно доверившись первому встречному обезьянину, - Где я с ним ждить буду? В общаге моей?... Если бы государство давало за одного ребенка - гостинку, за двойню - однокомнатную квартиру, я бы родила, не думая. Этот не сегодня завтра бросит и кукуй между институтом, студией и ртами орущими. Я не до конца безответственная.
Иван продолжал, что умел: говорить небылицы, в которые хотелось верить:
- У вас будет ребенок удивительной чистоты и ума. А квартиру вам предоставит государство иного сорта. Вы узнаете утешение, которое остальные матери РФ узнают нескоро. Жаль, что в этой стране уважение к роженицам не привито генетически.
Пока соседи кооперировались, чтобы душить задымление, Васа растеклась в безотчетном доверии, но рот ее вставал на личную защиту:
- Господин пророк, вы не переигрывайте с сердцем девушки.
Скоро с шумной лестницы вернулись ученые с отчетом об эксперименте:
- Это Рая с третьего этажа. Ее чудо-печь сгорела, она стеснялась выйти, сказать. Когда пожарка приехала, то припарковаться толком не смогла - пролет между машинами оказался узкий. Говорят, кого-то притерли.
- Зато не постеснялась сказать, чтоб цветы сквозняком из-за проветриваний не застудили. Вот ее масленное язычество. Я сначала думал, что это дети бросили в подъезд или лифт дымовуху и свалили. Но тогда бы угольки оставались. Ох, мы изрядно занимались этим в детстве. Только пластик тогда был другой - дымовушный. Современный китайский дымно не горит, я пробовал.
- А я не пробовал никакой дымовухи, - Расстроился гость в шерсти.

--------------
Предыдущее здесь: http://proza.ru/2015/03/19/1220
Грядущее здесь: http://proza.ru/2019/04/16/120