Последнее купе

   Если  из пункта «А» двигаться со средней скоростью 100км/час, зная, что в пункт «Б» попадёшь через 18 часов, чему равно расстояние между пунктами значения не имеет. Главное – с кем ты проведёшь это время.
- Ну, соседка, давай знакомиться. Меня зовут Юрием. Очень рекомендую – моя жена Людмила. Так, складывай своё вязание, накройте, девоньки стол. А я сгоняю за дамским напитком. С собой у меня только мужской.
 - Даже не знаю, как накрывать стол в купе рядом с туалетом. Мы всегда берём последнее, потому, что сына своего Егорушку я произвелана свет, лишившись двух третей мочевого пузыря…
Ничего, что я знакомство начинаю с таких подробностей?
  Я не успела ответить – на верхней полке кто-то закопошился.
 - Муленька, золотко моё, давай посидим в лоточке. Ничего, что мы с Муленькой оправимся здесь? Она на последнем месяце. Нам до Рязани доехать надо, а там уж и окотиться можно…
Мы к сыну едем. Юра онкологию перенёс. Лётчиком был. Списали на землю. Егорушка у нас врач – редкая умница. У него за три года практики  после второго медицинского вся Рязань уж перелечилась. Да и сколько нам с Юрой сроку отмерено…  А рядом со своим врачом спокойней. Дом в аэропорту продали дёшево. Там же каждые три минуты взлетает или садится борт. Скарб нажитый раздали. Только Муленьку с собой везём. Она возле Юрочки просидела, пока он после операции поднимался. Живое существо как её бросить?
 - Кого это ты тут бросать собралась? Как наша скатерть-самобранка?
На столе уже были выложены припасы, которые по текущим союзразвальным временам были невидалью. А вот мои пирожки с картошкой, которые теперь стыдно было выложить на стол, были дежурным блюдом. Не желая быть нахлебницей задаром, так и призналась – стыдно.
 - Пирожки с картошкой? Людмила, когда ты меня последний раз пирожками с картошкой кормила?
  Она опустила глаза, потупившись, а он продолжал:
 - Знаешь, Наташ, я слышал много раз, когда перед смертью чего-нибудь хочется – этого обязательно надо отведать – иначе отойдёшь в мир иной неудовлетворённым. И будешь там маяться. Вот, когда меня кромсанули  и есть нельзя было дня три, я всерьёз испугался, что покину этот мир именно так. Захотелось, представь, пирожков с картошкой. Людке говорю – один конец. Загнусь, так со сладкой мыслью о пирожках в желудке. Представь, каково было Людмиле в этой ситуации. Но я ей сказал, чтобы постаралась донести мне их горяченькими.  Хотелось прямо  губы ими обжечь и чтобы  прямо скорчиться, когда пищевод их будет доставлять в желудок. Людка схитрила. Пожарила их на больничной кухне и принесла в палату. Я их держал полотенцем и ел.
  Потом Юра встал и вышел в тамбур покурить.
 - Я вышла из палаты и, держась за стену, пошла искать, где кухня. Думала не дойду – понимала, что  Юра себе приговор подписал, чтобы меня не мучить. Переступила порог кухни и упала в обморок. Когда пришла в себя, перепугалась, вдруг чего не найдётся – картошки ли, масла. Слава богу, всё отыскалось. Даже теста с полкило в пакетике с ценником – видно кто-то из медперсонала забыл из холодильника взять, уходя. Пеку, слёзы капают и скворчат на сковороде. И думаю, да как же я зайду с ними в палату к Юрочке?
Умылась, высушила глаза, сцепила душу и пошла…
 - Давайте, девоньки, по сто грамм под пирожочки.  Ой! А они у тебя ещё горячие!
 - Я рядом с вокзалом живу. Жарко – вот и не успели остыть.
  Выпили. И так отпустило душу, на которую уже лёг гнёт этой чужой судьбы. Смели со стола пирожки, о чём-то нашли посмеяться. Накормили  и сводили в лоток Мульку и разлеглись по полкам – уже на ночь в вагоне убавили свет. Лежали, вздыхали по очереди. Не спалось.
 - А давай, Наташ, я расскажу тебе, как я Людмилу встретил. Она у нас в аэропорту в магазине тканей работала. Ну, сама знаешь – разруха. Идём экипажем после рейса домой, бортинженер спрашивает:
 - И чем там можно теперь торговать?
 - Ну, давайте зайдём, глянем. Зашли – полки завалены отрезами кумача – ну на демонстрации ходили с флагами, помнишь? И Людка стоит за прилавком.  А бортинженер:
 - Девушка, это, чтобы поддержать в народе революционный порыв?
А она схватила деревянный метр и, как его огреет! Насилу потом уговорил дружкой быть на нашей свадьбе с Людой. Шутил:
 - Вдруг опять чтол-нибудь не так скажу.
 Поворочались ещё, Юра спросил, замужем ли я и, услышав моё «была» вздохнул:
 - Понятно.
Но я рассказала. Мне честно захотелось отчитаться, заслужить суровую его оценку того, на какой почве возник и распался наш с мужем брак.
 - Ты не тащи этот груз на сердце. Ты красивая. И, если тебя оставили, то просто не смогли находиться у твоих ног. Очень тяжело жить в несоответствии. Обязательно отыщешь вариант попроще. Поверь, причина в этом.
А мне уже были неинтересны полробности моей судьбы. Я ехала до Москвы. В Рязани моих попутчиков встретил представительный крупный холёный Егорушка. Он сразу выхватил из рук матери беременную кошку и бросил в придорожные кусты. Что-то крикнул, пересыпав отборным матом, что и смысла не понять.
   Поезд поплыл с перрона. За мутными стёклами плакала и улыбалась мне на прощанье Людмила, махал рукой и подбадривающе кивал Юра. А я рыдала до самой Москвы.