Коллекционер

Звуки фортепиано наполняли темную комнатушку. Алые огоньки свечей трепетали на комоде, отбрасывая отсветы на ободранные стены. Обои лоскутами свисали, словно шелушащаяся кожа обожженного. Из-за красного света комната походила на последнее пристанище больного чумой. Мрачные тени вставали из каждого угла, выползали из-под низкой деревянной кровати с грязным матрасом из соломы, таились за старинным буфетом, забитым пылью и паутиной. Жирный паук там шептал своей несчастной жертве последнюю молитву перед тем, как вонзить в нее острые жвала. Музыка танцевала под потолком, печальная и вязкая, как кровь. На полке разместился стройный ряд ярких разноцветных баночек. От времени надписи на них почти истерлись, но хозяин точно знал, чье имя нацарапано на пожелтевших бумажках. На секунду мелодия стихла, и послышались жалобные причитания. Затем что-то разбилось - цветные осколки разлетелись в разные стороны, заполнив темное помещение игрой бликов на почерневшем потолке.

Тоскливые звуки старого инструмента надрывно стонали под пальцами играющего. Это был высокий мужчина, с широкими плечами и каким-то детским лицом. Блаженная улыбка витала на губах, глаза же прикрыты в экстазе. Он был увлечен своей игрой, раскачивал могучее тело взад и вперед. Руки ласкали потрескавшиеся клавиши, порхали по октавам, словно легкий ветерок, что теребил сейчас кружевные занавески через щели в окне. Вот мелодия настигла своего апогея, звонко прогремел последний аккорд. Музыка замерла и мягко затихла, спрятавшись обратно в инструмент. Струны внутри него тихо постанывали, создавая интимную обстановку. Мужчина встал, походил немного и снова сел на порванный на сидении стул. Снова начал играть – до изнеможения, до боли в кистях, до того, пока подушечки пальцев не начали гореть огнем. И снова мелодия взвизгнула от хлесткого шлепка по клавиатуре.

- Агния… Берта… Виола… Гретта… Дария… Ева… Все мои… Все мои… - он резко встал и подошел к полке со своими трофеями. Баночки сверкнули и пугливо замерцали под настойчивым пламенем выставленной вперед свечи. Она освещала не только  разноцветное стекло, но и почти остекленевшие, голубые глаза мужчины. Снова сел за пианино, слегка покосившееся, без нижней панели, прикрывавшей струны и механизм педалей. И мелодия запела…

- Жизель… Игнесс… Констанс… Ливия… Мария… Все мои… Только мои… - губы безумца шептали имена, которые были ценнее драгоценностей. Он вновь засветился своей слабоумной улыбкой, что задрожала и ушла, скрывшись в тени внезапно проснувшегося гнева. Клавиши резко дребезжали, когда мужчина бил по ним кулаками. А он наслаждался этой какофонией безобразных звуков. Подскочив со стула, полоумный бросился к кровати. На полинявшей простыне лежала девочка. Крошечное тельце застыло в немом призыве о помощи. В глазах читалась страшная тайна, которую она так и не сможет никому рассказать. Белое личико все было измазано кровью и семенем поругателя ее невинности. Когда-то белая сорочка теперь была похожа на разодранную в клочья надежду…Сквозь дыры были видны синяки от побоев, ссадины и укусы. На тонкой шее отпечатался след ладони – страшное ожерелье на память. Черные волосы разметались по подушке и походили на посыпанные пеплом вороновы перья. Безжизненные, такие бездушные…

Мужчина в бешеном порыве страсти целовал маленькие ручки и ножки девочки, посеревшие от долгого нахождения на воздухе. Тело медленно погружалось в небытие, источая свой чувственный аромат разложения. Еще пару дней и ее придется захоронить там, за окном, где ветер играет на могилках и поет его «невестам» свои печальные колыбельные.

- Ноэль… Оливия… Петра… Рамина… Сильвия… Тария… - совершенно обезумев, он продолжал святотатствовать над несчастным ребенком. Руки трепетно ласкали нежные плечи, покрытые трупными пятнами, губы шептали на ухо маленькой жертве его собственной похоти комплименты. Вдруг насильник схватил ее безжизненное тело и начал плясать с ним, вальсируя вокруг круглого стола. Уложив труп на шершавую поверхность, он стал поливать его родниковой водой, стараясь смыть свой грех.
 
- Моя маленькая, прекрасная Уна… Такая нежная…Такая желанная… - продолжал он источать своим мерзким ртом пошлости. Грязные пальцы сняли остатки сорочки, пробежались от шеи до пупка и назад. Восхищению извращенца не было предела. Казалось, маньяк бы прямо сейчас пожрал бесстыдным своим ртом несчастную. Но немного успокоившись, достал нож. Лезвие сверкнуло в полутьме. Одно точное нажатие, и увядшая кожа трупа тут же расплылась в стороны, обнажив красные органы грудной клетки. Сердце, которое еще билось несколько дней назад, убийца, трепеща, достал и положил в розовую стеклянную баночку, залил раствором, наклеил на нее полоску бумаги и накарябал чернилами «Уна». Подошел к полке, где покоились сердца других его жертв. Он любовно поставил свой трофей, аккуратно подвинув, чтобы надпись была строго посередине.

Безумец отошел, посмотрел на свою коллекцию, что так долго собирал, и радостно сообщил самому себе:

- Еще немного и  я соберу их всех… Всех… Все мои…Мои…

И его огромная фигура снова взгромоздилась за фортепиано. Печальная мелодия сотней детских стонов разлетелась по округе. Красная луна вставала из-за черных туч, омрачая этот мир своим жалким видом. А алые свечи все трепетали в тесной комнатушке, вяло освещая ободранные стены и тело маленькой черноволосой девочки… Эти нежные звуки, что издавал ветер за окном, были для нее… Оплакивая и стеная, он провожал ее туда, где больше не будет боли… Не будет стыда и страха... Где больше не будет ярко-алой крови...