Тень человеческая

…И, конечно, ничего интересного в этом всем нет. Абсолютно заурядная история. Совершенно обычная.
Иван Иваныч Пепелюга сходил с ума. И немудрено – две недели готовил он квартальный отчет, просиживая на работе порой по десять часов в день. Так волновался, что и спать почти перестал, и аппетит утратил. Чувства его как будто в серую кальку превратились – вроде и видны силуэты вещей и людей сквозь нее, а вроде и нет их… В общем, выгорал Иван Иваныч на работе, выгорал до основания, да тут еще и полнолуние случилось.
Полнолуния бухгалтер Пепелюга боялся с детства. Сказками о ведьмах его еще бабушка пугала, чтобы слушался… Да и когда вырос, легче не стало. Метеочувствительность у Пепелюги обнаружилась – чуть что в атмосфере менялось, так сразу голову ломить начинало, сон пропадал и всякая чушь в голову лезла.
Вот и вечером 13 сентября сидел Иван Иваныч на диване в своей холостяцкой  однокомнатной квартире и, не двигаясь, смотрел на стол, где красовался стакан с простывшим чаем. Больше ничего приготовить себе бухгалтер не смог – цифры какие-то лезли в голову, точки перед глазами мелькали… Да еще очки эти сдавливали виски так, что на мозгах уже, наверное, мозоли образовались. Сидел Иван Иваныч и голову щупал: не треснула ли где?  А то давление внутричерепное, наверное, уже выше некуда…
Вдруг какой-то шорох донесся из угла комнаты Пепелюги. Иван Иваныч повернул голову, заранее цепенея от страха, что увидит что-то чудовищное. Но комната выглядела обычно: серые стены, плита, буфет… а что это там, за буфетом?... небось шевелится что-то?... А, это тень… Просто тень.
Но почему она такая странная? Вот вроде нос у нее… длинный-длинный, растет еще… вот подбородок, лоб, волосы… рот раскрывается… говорит что-то…
– Ну, вот мы и встретилисссссь, бухгалтер Пепелюга, – зловеще протянул, чуть пришепетывая, теневой профиль. – Ждал ты меня?
– А… а кто ты… вы… будете? – пробормотал растерянный бухгалтер.
– Я? Об этом знать тебе рано пока…тссс…. Скажем так – я тень. Просто тень. Одна из многих…тссс… Или ты не знаешшшшшь, что у нас, теней, сссвоя жизнь, сссвои государства, законы, нравы? И вот я – из сссудей буду…
– Что? Извините… ваша честь… не знал, – Пепелюга весь дрожал, сжавшись в комок на диване. – А по какому поводу… ко мне-то? Я вроде законов не нарушаю… живу справедно, благочестиво… то есть…
– Законов не нарушал, говоришшшшь? А почему тогда ты, будучи человеком, живешшшь как тень – и тем самым в наши заповедные края вторгаешшшься? Ходишь за начальником, как тень, шуршишь, как тень, дрожишь, как тень опять же… и света боишшшься…тссссс… Ты слишком близко подошшел туда, куда людям подходить не дозволено. Потому – наказан будешь, если продолжится это… Ты – человек и повторять чужие жесты не должен. Свои чувства надо иметь, свои! И потому – выношу я тебе предупреждение… диагноз, так ссказать… тссс….– шуршал теневой профиль. – Ты болен теневой болезнью и должен показаться врачу. Кстати, над тобой, этажом выше, живет хороший врач, – Николай Семеныч, если знаешшь… тссс… мы, тени, постоянно у него бываем… и ттебе ссоветуем… тссс… зайти к нему, сказать, так, мол, и так, заболел, тоскую, сам ссебя забываю, помогите, значитсся… тссс… и поможет он тебе, наверняка поможет… какие-нибудь чувства в себе пробудиттссс…тссссс….
С этим шипением тень растаяла. Иван Иваныч сидел на диване, сжав голову руками, и неподвижными глазами смотрел перед собой.
«Надо лечиться… – думал он. – Да, да. Надо лечиться».
………………………………………………………………………………………………
По совету тени бухгалтер на следующий день направился к доктору Варламчику, Николаю Семенычу, – старому знакомому и соседу своему. Но связно объяснить доктору, почтенному свинообразному толстячку лет пятидесяти, в чем проблема, Иван Иваныч не смог. То тут, то там мелькали тени, отвлекая все внимание бухгалтера. То из-за занавески тень что-то шептала, то тень чайника начинала дребезжать… И сбивался Пепелюга, терял нить рассказа, и приходилось с начала все излагать.
Наконец тени совсем распоясались. В комнату вошла жена доктора, Любовь Дмитриевна, – высокая, полная блондинка лет сорока, весьма привлекательная особа.  Иван Иваныч сразу замолчал и замер, – такие дамы ему нравились. Любовь Дмитриевна не заметила этого и вступила со своим мужем в какую-то непонятную беседу, – смысл ее постоянно ускользал от взбудораженного Пепелюги. Он смотрел на красавицу, и голова его шла кругом… Вдруг тень Любови Дмитриевны оторвалась от пола, скользнула к бухгалтеру и сунула ему что-то в карман. Иван Иваныч смутился, буркнул Николаю Семенычу что-то о своей занятости и выскользнул из квартиры соседа. Там дрожащими пальцами вынул он из кармана предмет, положенный тенью, – это оказалась записка:
«ЗАВТРА В СЕМЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА Я ПРИДУ К ВАМ.
ВАС ОЖИДАЕТ СЮРПРИЗ.
ИСКРЕННЕ ВАША – ЛЮБОВЬ»…
Любовь Дмитриевна назначала Пепелюге свидание!!! Взбудораженный бухгалтер помчался домой, весь сияя от счастья.
Дома Иван Иваныч сразу свалился на диван и уснул – сверхъестественная усталость неожиданно охватила его… В глубоком, как обморок, сне бухгалтер признавался в любви жене Варламчика и предлагал ей в свадебный подарок свои конторские книги.
…………………………………………………………………………………………………….
…Когда Иван Иваныч проснулся, часы били семь. «Неужели я проспал так долго? Боже мой!» – подумалось бухгалтеру. Он потянулся к часам… и замер, заметив, что на стуле у его дивана сидит Прекрасная Дама его снов,  Любовь Дмитриевна. Пепелюга, сам не свой от возбуждения, потянулся к ней… Госпожа Варламчик не сопротивлялась… Но в момент объятий Любовь неожиданно превратилась в тень – бесплотную, серую, неживую. Быстрее воды вытекла она из рук Ивана Иваныча и растворилась в вечернем полумраке.
Иван побежал к доктору, чтобы сообщить ему об исчезновении жены. Но встретившаяся у дверей квартиры тень доктора сообщила Ивану, что все люди – доктор, жена его, соседи, все-все-все, кто живет на белом свете, – стали тенями. «А почему, – не знаю, друг мой, не знаю… Может, правительственный указ вышел или еще что… Не знаю»…  – смущенно бормотал темный силуэт доктора, растянувшийся на двери с табличкой: «Доктор Варламчик».
Иван упал в беспамятстве у дверей квартиры.
Через несколько минут двери распахнулись, и вышла из них Любовь Дмитриевна – живая, здоровая, настоящая. Из квартиры донесся голос ее мужа:
– Да, Люба. Ты помнишь о соседе нашем, Иване Иваныче? Ну, о том, что вчера еще заходил к нам, бормотал что-то странное и убежал ни с того ни с сего?
– Иван Иваныч? Да, припоминаю… – медленно протянула Любовь Дмитриевна. – А что такое? Случилось с ним что-то?
– Да в том-то и дело, что ничего не случается, – хмыкнул доктор. – Я ему уже трижды сегодня звонил, а он не отвечает. Да и вчера был явно не в себе… Вот я и подумал: не свихнулся ли он? Вдруг мы сейчас с тобой беседуем тут, а он лежит у себя… т а к о й… понимаешь? От болезни, от переутомления можно и руки на себя наложить… тьфу-тьфу-тьфу, конечно…
– Пепелюга? Да брось, Николаша, – процедила жена сквозь зубы. – Он на такое решиться не в состоянии. Он же тень, конторская букашка… они на поступок не способны. Дрожат весь век, пока не растают… и все тут. Но на всякий случай – загляни к нему, Николаша. Посмотри, может, лекарство какое выпишешь… пока еще можно помочь человеку. Ну ладно, меня мой визажист дожидается… Пока, Николаша!
Несколько минут длился этот разговор о пустяках. Все это время Иван лежал у ног Любови Дмитриевны и удивлялся, почему она не видит его бездыханного тела. Если уж привелось так нелепо умереть, так хоть бы скандал закатить напоследок – умер, мол, у ног любимой, пусть помнят люди… Но тело Пепелюги, по-видимому, сделалось незримым. Так думал Иван Иваныч, пока госпожа Варламчик не двинулась с места, и следом за ним по ступеням лестницы не пополз сам Пепелюга, превратившийся в тень своей любви.
Полз Иван Иваныч и думал:
…Я умер? Да? А я и не заметил… Ну что же, так, может, и лучше. Живой я ненужным был, а теперь – теперь без меня Любовь моя не обойдется… Я всегда, вовеки с нею буду. Днем у ног ее буду лежать, пса сторожевого вернее, а ночью – весь дом ее собой заполню, и растает она во мне, растает без остатка… и во сне я приду к ней… и будем мы вместе. Навсегда. Навсегда… А когда-нибудь – настанет вечер, и мы пойдем с ней вместе по узкой тропке, травою зарастающей, все выше и выше, выше и выше, в лучах солнца заходящего, и чем меньше будет солнца, тем больше вырасту я, стану большим, – большим, как царство земное… как Ее царство… и не будет предела счастью моему! И от века и до века будет так – чем ярче свет, тем явственнее тени. И только теперь понял я, какое это блаженство – быть тенью… тенью… тенью – ч е л о в е ч е с к о й !!!