Утолю твои печали. Часть II. 10. Кирпичики

http://www.proza.ru/2015/06/06/968

10. Кирпичики

Хоть и стремилась Ксения к уединению в своей комнате, как раненый зверь забивается в нору, но все же совсем избежать общения с немногочисленными обитателями Приюта ей не удавалось. Иной раз Полине Тимофеевне или Тамаре приходилось принести ей обед, то Сан Саныч приходил прочистить каминную трубу, что-то починить по мелочи. С разговорами они к ней не лезли, не развлекали и непрошеного сочувствия не навязывали. И все же они изменяли ее ощущение себя в доме: не одинокий, истекающий кровью зверь, а частица маленькой доброй семьи, и рядом - чуткие, заботливые люди. Они всегда рядом, только позови, помощь не замедлит прийти. Забота их проявлялась постоянно, и если даже Ксения не особенно замечала ее, то атмосферу бережного внимания она, помимо своей воли, чувствовала.

Полинину кухню она уже знала. И когда в ее тарелках оказывалось что-то особенно лакомое, нетрудно было заключить, для кого предназначены произведения столь тонкого кухарского искусства. Не для Сан Саныча, не для Тамары и даже не для "Евгения Павловича" под руками Полины рождались кондитерские шедевры, которые в магазине "Торты - пирожные" можно было разве что на заказ лишь приобрести.

А особая улыбка язвительного насмешника Сан Саныча? На его острый язык даже Арвид не рисковал попадать. И никто кроме Ксении не увидел, как преображает его грубоватое лицо робкая, добрая улыбка, немножко виноватая и стеснительная оттого, что он уже и разучился так улыбаться в последние годы, когда жизнь била его, как нелюбимого пасынка, и из ценного работника, мастера на все руки он превратился в спивающегося бомжа. Таким и нашел его Арвид. Тогда Сан Саныч уже не улыбался, огрызался еще разве что, злобно скаля зубы.

Тамара... Как-то она принесла ужин, потому что Арвида не было дома, отлучился по должностным делам. Ксения после ванны расчесывала волосы. Она кивнула в ответ на приветствие и больше не обращала внимания на тихую женщину, накрывающую стол. И вдруг услышала:

- Ах, зачем ты так... - негромкий возглас прозвучал, когда Ксения нетерпеливо дернула запутавшуюся расческу. Недоуменно обернулась.

- Зачем ты так? - повторила Тамара. - У тебя прекрасные волосы. Знаешь, я еще когда в первый раз тебе увидела, поразилась - у моей сестры были такие же волосы.
Ксения вдруг увидела, что глаза женщины влажно блеснули.

- Что с тобой? - чуть нахмурилась она.

- А!.. - Тамара улыбнулась, быстро провела рукой по глазам. - Ничего, не обращай внимания. - Она рассмеялась: - Я вообще, ужасная плакса, и над книжками плачу, и в кино.

Чуть помедлив, Ксюша отвернулась к зеркалу. Сзади снова зазвенели столовые приборы, потом стало тихо, и неожиданно Тамара спросила:

- Ксюша... можно я твои волосы расчешу. Я любила сестре расчесывать... У нее тоже, - Тамара чуть улыбнулась, - как у тебя, терпения не хватало.

Ксении не особенно хотелось продлевать это постороннее присутствие, но она не нашлась, как отказать в неожиданной просьбе. Вернее, что-то в голосе, в глазах Тамары не позволило отказать. Она пожала плечами, протянула расческу.

- А об ужине не беспокойся, я прикрою вот так, и ничего не остынет.

Ксюша откинулась на спинку стула. Тамара бережно подобрала ее волосы, переложила их за плечи. Прикосновения ее были столь нежными, расческа плавно скользила, разделяя тяжелый каштановый поток на узенькие параллельные дорожки - не расчесывала, ласкала скорее. Ощущение было столь приятное, что Ксюша расслабилась, прикрыла глаза.

- Сестра на пять лет старше меня была. Я сколько помню себя, всегда ее волосами восхищалась... - голос журчал негромко, не беспокоил, не мешал, его можно было и не слушать, он дополнял чувство умиротворения и покоя.

- Тамара, а сколько тебе лет? - неожиданно для себя проговорила Ксения.
- Двадцать семь, - ответила та.
Ксения открыла глаза:

- Да мы почти ровесницы!
- Удивлена? - не очень весело рассмеялась Тамара. - Полина Тимофеевна недавно призналась, что когда увидела меня впервые, думала, что мне все сорок.
- Ну, уж!..
- Нет, правда, - Тамара легко махнула рукой. - Я так и выглядела тогда. Только я про это не хочу, ладно?
- Конечно, - поспешно проговорила Ксения.

Она и сама никогда не любила рассказывать другим о своих горестях, для нее это было то же, что грязные простыни на бельевой веревке развешивать. Женщины на работе любили посудачить о мужьях, о детях, порой рассказывали о самом сокровенном. Ксения слушала, сочувствовала, что-то советовала по-житейски и - не осуждала. Может быть им так легче было справляться с неприятностями, но ей этот метод не подходил. Удивительно, что это нисколько не мешало подружкам выкладывать Ксене наболевшее. Наверно, им нужен был скорее слушатель, чем равный собеседник. А сдержанность Ксюшину уважали - о своем молчит и чужого не выболтает.

"Уж я-то прекрасно это твое желание понимаю. Когда горе, как обнаженный нерв, к нему прикоснуться страшно, не то что... Но у тебя... Неужели у тебя тоже есть о чем молчать?"
Этот неожиданный разговор значил для Ксении больше, чем она могла бы подумать: вдруг обнаружилось, что ее беда - не единственная в мире. То, что раздавило ее - страшно, чудовищно. Но есть что-то еще, другое, что может превратить молодую женщину в неопределенное бесцветное существо лет сорока... И еще оказалось - даже с раненой душою можно возродиться, найти свое место, радоваться малым подаркам судьбы...

Почувствовав некую неуловимую общность с этой женщиной, Ксения, не сознавая того, переменилась внутренне: пусть это был неуловимо малый шаг к жизни, но она перестала ощущать в душе такую оглушающую пустоту и одиночество. Да, Арвид был рядом - но внешне. В свой внутренний изуродованный, разрушенный мир она его не пускала. И нужен был ей именно такой человек, как Тамара - прошедшая через что-то ужасное, но не ожесточившаяся, сохранившая мягкость, расположенность к людям и оптимизм.

Именно в те дни Ксения вспомнила о работе. Раньше ей и в голову не приходило, что отгулы ее давно кончились, и она должна бы выйти на рабочее место. Разумеется, там узнали о смерти Олега, и ей простят, что она вот так, без предупреждения уехала. Но предупредить следовало... И вдруг всплыло в памяти - она ведь заявление на отпуск подала! Арвид положил перед ней листок бумаги с заявлением, и она поставила подпись. Ксения болезненно поморщилась - ее не радовали эти провалы памяти.
А через несколько дней Ксенина заведующая сама позвонила.

Протрезвонил телефон, и следом голос Полины позвал:
- Евгений Павлович!
На лестнице она шепнула:
- Это Ксюше звонят.
- Кто? - встревожился Арвид.
- Говорят, с работы.
Арвид взял трубку.

- Здравствуйте. Я брат Олега Асниса. Что вы хотели сказать Ксении?
- А она?..
- ...плохо себя чувствует.

- Это начальник бюро. Дело в том, что у нас сейчас сокращение штата. И Ксюшина должность тоже, к сожалению сокращается. Но если она возьмет сейчас отпуск за свой счет, может быть, я смогу сохранить за ней место.
- Вы отлично сделали, что позвонили. И у меня к вам просьба - сократите поскорее эту самую должность.
- О?..
- Да-да. Ксюше нельзя возвращаться домой. Врач настоятельно рекомендует сменить обстановку.
- Но мне жаль ее...
- Вы очень поможете ей. Так я могу сообщить ей про ее увольнение?
- Ну... если вы уверены, что это хорошо для нее... Вы уверены? Что ж, я так и сделаю.

Для Арвида этот звонок был как подарок. Он давно собирался поговорить с Ксенией, поджидал лишь удобный момент. Он не хотел, чтобы она возвращалась в свой город.

Арвид давно, сразу после смерти Олега решил, что ни ему, ни Ксении в этом городе оставаться не надо. Для нее город всегда будет теперь ассоциироваться с чудовищными, в их бесчеловечности и трагичности, событиями. Ей надо было заново по крупице собирать, складывать здание жизни. Но не на руинах старой, а на новом, чистом месте.

http://www.proza.ru/2015/06/06/1021