Латунная сага

Ей начинало казаться, что мир всегда был таким - темным, угрюмым, тесным.
Лишь неясное воспоминание о каких-то ярких бликах, голосах, о движении..
Может быть ей стоило о чем-нибудь думать?

Но не было ничего, за что она могла бы зацепиться, кроме этих неясных воспоминаний о вспышках света, почти затертых.
Ей не было даже понятно, большая она или маленькая, полая или полная, касается она чего-либо или составляет одно целое с ним.
«С ним»- это с кем? На этот вопрос тоже не было ответа.

Вообще, наверное, в темноте нет ответов. Темнота отпускает желание и способность спрашивать. Некому спрашивать и некому отвечать.
Самодостаточный отсутствующий мир.

Лишь однажды было что-то, что мы с вами сравнили бы с молнией - ослепительная вспышка вдруг.
И неожиданная, пугающая слепота потом, ведь только после тьмы возможно ослепнуть по-настоящему.
Мир, а это видимо был он – внезапно раскололся, распался, швырнул в неё тысячи, миллионы осколков света, звука, капель, нот, песчинок, голосов…
Какую-то секунду она чувствовала тепло…
Это было настолько невероятным, настолько оглушительно чужим, что не умещалось, не отпечатывалось и не расшифровывалось.

И вновь темнота.
Только теперь ей казалось, что есть у неё стороны, поверхность. Лишь мгновение, но темнота изменилась. Оранжевые, зеленые, цветные маленькие кубики, стаями, длинной лентой свивались в кольца и кружились в появившейся пустоте, не заполняя и не присутствуя в ней. Может быть цвета были и иными, она этого не знала и вообще не уверена была в том, что видит их.

Видимо у неё была закраина. Почему?
Потому что за неё что-то цеплялось. И она теперь подозревала, что закраина есть. А ещё более точно, что есть бока, - она чувствовала давление на них.
Сверху.., нет – снизу…или сбоку.
С одной стороны, её пытались вытолкнуть, а с другой не давали.
Или наоборот.

А еще…
А еще она стала слышать звуки, - нет, в самом деле, самые настоящие звуки и довольно отчетливо.
Звуков было много. Разных. Нет, не рядом, где-то поодаль, но очень внятно.
Если бы мы спросили её, она не смогла бы нам объяснить и рассказать, но она видела их, чувствовала, - они свивались в строчки, иногда громоздились, выстраивались пирамидой или распадались хаосом обломков. Кружили, журчали мимо, обволакивали. Рисунок постоянно менялся, обогащаясь, наливаясь правдоподобием, складываясь в узоры, строки.
Из них сплетались фразы, вычурные, непонятные и таинственные.
Она увлеклась.

Если бы могли услышать её, она сказала бы, что видит книгу, начало книги.
Рисует её сама, не понимая смысла, не ведая цели, влекомая лишь загадочной красотой иероглифов.

Иногда…Иногда это было настолько громко и рядом, почти внутри, что казалось сейчас мир распахнется и объяснит, и расскажет, и тогда замирало сердце.. Замирало бы, если бы было.
Но ничего не происходило, всё так же мир был отстранен и равнодушно закрыт, будто отгорожен. Или она закрыта.
И она опять всматривалась в темноту, пытаясь уловить хоть что-нибудь.
Теперь это было пыткой – тишина, быть может она чем-то расстроила его?
Или испугала?
Но чем она может испугать, такая маленькая и беспомощная?!
Почему она маленькая, она тоже не знала, просто ей так казалось.
Или нет, - ей казалось, что то, что прячется и окружает её, неизмеримо огромное, могущественное, где она лишь ощущение пылинки или даже меньшее.
И тогда она судорожно цеплялась за прошлое, то что отпечаталось,
бережно перелистывая странички, всматриваясь в проступающую вязь.
Все блекло без подпитки, уходило…

Куда?!
Истончалось, исчезало, обволакивалось забытьем. Она опять неумолимо погружалась в отсутствие, сползая и отчаянно пытаясь не увязнуть в оглушительной пустоте.

Щёлк! И звуки полились рекой, нет не рекой, её потащило прямо в водопад!
Она захлебывалась, её крутило, било об валуны, она тонула, или нет, её придавили цветные иероглифы звуков, разрастаясь, опутывая, заполняя собою …

Жж-ах!! Удар неисчислимой мощи..!
 Весь мир полыхнул адским пожаром, она горела изнутри и гром ужасающей силы раздавил этот пожар, не потушив, а лишь вышвырнув её прочь как ненужную щепку, как пустышку, как сожженную дрянь..

Тление как кислота, слабая, скользкая кислота… и запах чего-то, что не является больше чем-то. Едкий, омертвеченный запах.

Все изменилось.
Она, наверное, лежала где-то, быть может внизу. Все требовало понимания и определений. Что-то было вокруг, около, в ней.

Быть может это и есть рождение?
Быть может это, то, что наверху – небо? Пусть будет небо.
А то, на чем она лежит – земля…
Пусть будет землей. А еще рядом что-то и дальше, и еще дальше!
Всё было огромным и рядом, и здесь, и сейчас. Касалось её.
Звенело в ней, быть может – песня?!
Да, нет же никаких сомнений, это рождение!

А это, двигающееся, пробегающее мимо…смешными ножками, - пусть будет муравей.
Почему смешными?! Мир был слишком, слишком сложным, она лихорадочно искала место для…нет, это не бледные каракули темноты, это нечто, что удерживает нас в нас, нас в мире и оно ярче и полнее любых узоров темноты…

Вот оно какое..!
Муравей подобрался совсем близко, усиками (усиками?) потянулся к ней.
Он опасный или забавный?

Ночью холодно. Ночью. Да.
А днем наоборот. А еще есть утро. И трава. И есть облака, там наверху, высоко.
Теперь она была сущностью, а сущность – ею и сложно было понять, где границы и есть ли они.


- Лёрка, а Лёрка, иди-ка сюда, смотри, здесь гнездо было. Пулеметное гнездо.
Видишь сколько их!

Лопата выбросила на поверхность горсть потемневших
гильз и ржавые, рваные ошметки пулеметной ленты. Мужчина в линялом, пыльном камуфляже старательно потер об колено, очищая, посмотрел пристально на донце и протянул мальчику одну, грязно-бурую гильзу с темно-фиолетовым потеком.

- Чешского производства, латунь.