Город начала и конца

Я просто взял билет до конечной на первый попавшийся поезд и поехал куда-то. А как ещё искать папоротник, который цветёт только в одном месте, неизвестном мне? В поезде я ел, спал, смотрел в окно. Снова спал. Мне снился папоротник, мне снился Калека. Как он там?
Сколько я ехал? Двенадцать часов? Пятнадцать?.. Не вспомнить. Просто ранним утром я понял, что пора уже выходить. И вышел. А теперь я просто бреду по пыльной дороге в неизвестном направлении и надеюсь, что она приведёт меня в «древний город, с которого всё начиналось и которым закончилось». Хочется пить, но за водой в рюкзак тянуться лень. Такое ощущение, что у меня работают лишь ноги и глаза, а все остальные части тела погрузились в странную дрёму.
Иду, иду... Сам не знаю, куда. Харитон бы сейчас очень помог, но с тех пор, как он привёл меня к Калеке, я его не видел. Он появляется только тогда, когда считает нужным. Всегда, когда он приходит, мне требуется помощь. И он помогает. Не только мне, наверно.
Рядом останавливается тяжёлая фура. Это первая машина, которую я встретил за несколько часов пути. Дверца открывается и из неё высовывается голова немолодого мужчины.
– Залезай! – он машет мне рукой.
Ну что же, последую его совету. Я забираюсь в кабину.
– Тебе куда, парень? – он приветливо улыбается.
Машу рукой, мол, всё равно, куда. Водитель понимает.
– Ну тогда поехали, – произносит он.
Несколько минут мы едем в полной тишине. Наконец, мой спутник спрашивает:
– Ты откуда будешь? – видно, что ему хочется поговорить.
Я неопределённо пожимаю плечами. Ну не научился я общаться без слов. К такому скоро не привыкнешь.
– Не хочешь говорить, значит, – мужчина слегка разочарованно смотрит на меня. – Можешь, молчать, коли так хочется. Мне и просто слушателя будет достаточно. А то, знаешь, столько времени в дороге одному провести – страшная вещь.
Я поворачиваюсь к нему с вопросительным взглядом.
– Что? Ну да, есть напарник, но ведь спит, когда я за рулем. Потом я сплю. А мне, парень, разговора не хватает. Не самому же себе под нос бурчать перед сном. А иногда хочется.
Я понимающе улыбаюсь. Наверно, понимающе. Говорить лицом я тоже ещё не научился. Но водителю достаточно моей гримасы. Он уже с удовольствием рассказывает про свою жизнь, про семью и дом. Я теперь знаю, что у него есть дочка трёх лет, что живёт он в городе, но мечтает перебраться в родительский дом, сейчас пустующий. Так незаметно проходят еще несколько часов. И снова что-то шелестит в голове. Пора выходить.
Делаю знак рукой, прося об остановке. Мой спутник плавно жмёт на тормоз. Я, немного поколебавшись, протягиваю ему руку, тот крепко жмёт её.
– Ну, бывай, – говорит.
Я киваю и выхожу из машины. Мы остановились на окраине какого-то города. Может ли расти папоротник в городе? Нет. Но зайти туда нужно, я знаю. Ноги снова приходят в движение. Я иду по узким улочкам, разглядываю детей и витрины. Здания здесь такие старые, кажется, вот-вот упадут и похоронят под собой жителей. Вот ряд домов, и рядом из земли торчит чахлое деревце. Под ним прямо на пыльной земле сидит девочка лет одиннадцати и что-то рисует в альбоме. Я подхожу к ней, присаживаюсь рядом на корточки. Просительно тяну к себе альбом, она, посмотрев на меня, отдаёт. Забираю из её рук карандаш и пишу рядом со странным существом, напоминающим динозавра: «Что это за город?» Девочка, прочитав, тихо отвечает:
– Вавилон.
Какое знакомое название. Тоскливыми нотами отзывается эхо внутри меня.
– А почему ты писал? – внезапно спрашивает девочка.
Я жестами пытаюсь объяснить. Получается плохо, но она понимает.
– Ты не можешь говорить! – вскрикивает маленькая незнакомка.
Киваю. Ну вот, опять этот взгляд. Когда люди перестанут меня жалеть? Наверно, когда я прекращу жалеть сам себя.
Я снова пищу в альбоме: «Я ищу кое-что. Ты знаешь, где растёт папоротник?»
– Папоротник-то? Конечно! Это все знают. Он в лесу за городом. Я могу тебя проводить.
Одобрительно киваю и пишу: «Но мне нужен цветущий папоротник»
– Ты что, не знаешь? – слегка снисходительно спрашивает девчушка. – Он цветёт только у нас, в древнем городе, с которого всё начиналось и которым закончится.
Она встаёт и тянем меня за руку.
– Пойдём, я покажу тебе. Только ты дорогу запоминай, за цветком сам пойдёшь.
                *  *  *
Я стою перед лесной тропинкой и не решаюсь на неё ступить. Нет, я не боюсь заблудиться, я три дня бродил по этой части леса, возвращаясь в номер лишь для того, чтобы поспать. Так что теперь я могу найти папоротниковый куст даже с закрытыми глазами.
Всё, иду. По привычке считаю шаги. Тридцать два. Сорок. Почему мне так тревожно? Пятьдесят восемь. А если он не расцветёт? Вот чего я боюсь. Семьдесят один. А если он не поможет? Если Калека не вылечится. Это ещё страшнее... Восемьдесят девять. Мог бы я попросить у папоротника за себя? Попросить вернуть голос... Я вижу впереди слабый огонёк. Что это? Неужели... Я ускоряю шаг. Да, это цветок папоротника, такой яркий, что даже глазам больно. Я протягиваю руку и осторожно трогаю лепестки. Хватаюсь за тоненький стебель и срываю цветок. В голове непроизвольно вспыхивает мысль: «Голос.»
Я произношу про себя заветные слова, которые продумал уже давно: «Пусть Калека вылечится!» Но... почему-то я слышу звуки собственного голоса. Я не подумал, я сказал! Смотрю на цветок в моих руках. Он, уже потухший, медленно рассыпается пылью.
 *  *  *
Вот уже два месяца как ушёл Бард. Ладони Ванессы почти зажили, она уже может рисовать. Вот и сейчас она стоит у мольберта и пишет Скрипача. Модель из него никудышная. Этот чудак не может сидеть неподвижно. Конечно, он ведь делает свою первую скрипку, сам, своими руками.
Эти двое скрашивают моё одиночество. Они пытаются скрыть мою болезнь от меня самого. Они правда очень заботливы. Но я всё равно не перестаю думать о Барде. Почему? От того ли, что он обещал найти для меня цветок папоротника? Или это всё-таки узы дружбы... Не знаю. Даже сам себе не могу ответить.
Теперь весь смысл моего существования — ожидание. Я жду.