Белая статуя. 1

(Загорянка,18. Часть вторая.)

  В Шатрово было уютно и тихо. Маленький бабушкин домик спрятался в тени виноградных лоз и ветвистых шелковиц. Темно-синее море на фоне пожелтевшего осеннего сада, казалось ещё темнее. С его стороны дул холодный ветер, от обжигающих объятий которого не спасало, даже ярко светящее солнце.
  Наташа сидела, поёживаясь, на складном стуле в саду возле дома с книгой в руке и старалась, как можно лучше, прикрыть плечи наспех наброшенной кофточкой. Её трикотажная футболка с короткими рукавами, явно была одета не по погоде. Наташа понимала это, но зайти в дом и переодеться ленилась, к тому же, очень увлеклась детективной канвой сюжета романа Дика Френсиса.
  Начало октября в этом году, вопреки всем прогнозам, выдалось холодное, как будет дальше – неизвестно. А пока, ветра вперемежку с дождями.
  В результате полученной травмы, после удара по голове нанесённого Масловым, Наташа неделю не выходила на работу. Сама Егорова не считала это необходимостью, но врач посалил под «домашний арест» и девушка не смела ослушаться. Всю эту неделю она провела в Шатрово у бабушки Елизаветы Юрьевны. Там же ходила на перевязку в местную поликлинику. Сейчас Наташа была без повязки, в ней отпала необходимость. Место, где наложены швы, заклеено лейкопластырем с бинтовой прокладкой, так что, на улице девушке приходилось появляться пока, только в панаме.
  Здесь же в Шатрово, от Елизаветы Юрьевны, совсем ещё не старой и бодрой женщины, Наташа узнала, что её мама… беременна. Этим и объяснялось её странное поведение последние недели. Она была подавлена, рассеяна, но Наташе сказать стеснялась и попросила сделать это – свою мать. Егорова была удивлена не меньше отца, когда впервые он узнал от жены эту новость. Узнал он об этом немного раньше дочери, но тоже молчал, по просьбе Светланы Ивановны.
- Почему не сказали мне сразу? Чего боялись? – сердито говорила Ната-ша бабушке, когда та, в первый же вечер приезда внучки в Шатрово, рассказала ей о том.
- Они боялись твоей реакции. Ведь ничего уже нельзя сделать, поздно определили, да и опасно, врач сказал, придется рожать.
- Ну и что?! Зачем делать из этого тайну?!
- Да, но её возраст, сама посуди!
- Что возраст? Подумаешь, сорок пять лет! Ещё не в таком возрасте ро-жали!..
- Например!
- Например, пожалуйста, - а что, например, Наташа сказать не могла. Ни одна мысль не шла сейчас на ум. Она запнулась, заёрзала на стуле, со-строила обиженную физиономию и промолчала.
- То-то! Ну, будет обижаться и дуться! – ласковым, доверительным голосом произнесла Елизавета Юрьевна. 
  Теперь Наташа ходила радостная, в счастливом ожидании прибавления семейства. Шутка ли! Новый человек родится в этот мир! « Хорошо бы девочка, - думала она. – Девчонки спокойнее, ласковее. Ну и пацан, тоже не плохо.» Она тут же погружалась в приятные размышления, представляя себя сидящей в парке под зелеными липами с колясочкой, в которой мирно посапывает малыш и чмокает губками.

  Андрей Жигулин всю неделю был, как неприкаянный. Ему она показалась самой длинной неделей в его жизни. Несколько раз Жигулин порывался поехать в Шатрово и разыскать там Наташу. Острое желание увидеть её боролось с ситуацией. Каждый раз Андрей останавливал себя на мысли о том, что Егорова прогонит его, как непрошенного гостя. Пусть не прогонит, но разозлится обязательно. По вечерам, придя домой, Андрей брался за голову и пытался понять, откуда пришло к нему такое трепетное желание. Он с шумом опрокидывался на кровать и всматривался в темноту, представляя Наташин образ. Андрею было теперь, почему-то, необходимо видеть её каждый день, говорить с ней, просто находиться рядом. И ощутил он это, до боли в сердце, когда узнал, что Наташа уехала в Шатрово на неделю. На целую неделю! Это не мыслимо! Это ужасно долго! Уже на следующий день, не встретив её в коридорах УВД, не найдя в кабинете у Султанова, Андрею захотелось непременно увидеть эту девушку с грустными глазами. Необычная волна нежности и обжигающей теплоты нахлынули на него при мыслях о ней. Юноше радовался своему новому приятному чувству, которое нежданно-негаданно поселилось в его душе и заполнило собою всё существо. Жигулин теперь думал о Наташе постоянно. Вспоминал её улыбку, манеру держаться, говорить. Вспоминал каждый отдельный момент общения с ней, припоминая всё, до мельчайших деталей: её голос, взгляд, походку. Он засыпал и просыпался с мыслями о Егоровой и лихорадочно считал дни.
  Всё всегда кончается. Пришел конец и этой долгой неделе. Воскресным утром Наташа приехала в Приморск.

  Егорова вышла из трамвая и направилась по тенистой уже начавшей осыпаться липовой аллее к дому в котором жила. Вдоль узкой пешеходной дорожки стояли аккуратные лавочки, выкрашенные в зелёный цвет. На одной из них сидели женщина и ребенок, девочка лет трёх. Она болтала полненькими ножками в красных ботиночках и смотрела в сторону проезжей дороги. Наташа, вероятно, прошла бы мимо них, не обратив особого внимания на эту парочку, но глаза её случайно скользнули по лицу девочки, по такому знакомому и похожему на кого-то, лицу. У Егоровой в момент перехватило дыхание, в груди поднялась горячая волна и приливом ударила в голову. Это было лицо Ларисы Филимоновой, её большие карие глаза, черные кудрявые волосы, кольцами спадающие на лоб и шею, её остренький подбородок, прямой нос, полноватые губки, - только все в уменьшенном виде. Наташа остановилась. Женщина на лавочке внимательно посмотрела на неё и начала разговор первая:
- Наташенька!
  Это была Валентина Григорьевна – мать Ларисы.
- Здравствуйте! – Наташа поздоровалась и продолжала смотреть на ребёнка.
  Девочка хихикнула и прижалась к матери.
- Как давно я не видела тебя, Наташенька! Какая же ты стала! Говорят училась в Москве? – продолжала Валентина Григорьевна.
  Наташа присела на край лавочки рядом с ними.
- Да, в Москве. В этом году только, домой приехала.
- Дома-то, небось, после отлучки, раем показалось?
- Да, дома хорошо, - напряженно отвечала Егорова, ибо мысли её, были настроены на другое.
- А это моя маленькая дочурка, Женя. Ей три года и два месяца. Дома, пока, со мной, в садик с четырех пойдет.
  Наташа улыбнулась в ответ, но улыбка получилась вымученной, неестественной. Девушка поспешила отвернуться. Потом они обменялись ещё двумя-тремя фразами и Наташа ушла. Ком в горле стоял очень долго, аж до самой квартиры, где ей, все же, удалось овладеть собой, справиться с нахлынувшими воспоминаниями, которые Наташа, так часто, отгоняла от себя. И тем не менее, встреча с сестренкой Ларисы и её мамой, произвела на Егорову очень сильное впечатление. Перед глазами стояло лицо этого ребенка, её маленькая фигурка. « Лариса в детстве. Да-да! Лариса в детстве была точно такой же, я видела её фото в альбоме, она мне показывала. Фотография из детского сада.»
  Снова всколыхнулись мысли о том жутком ноябрьском убийстве и, да-же разговаривая с матерью на кухне о будущем ребенке, которого носила в себе Светлана Ивановна, Наташа была очень отстранена.
- Я не понимаю, Наташ! Тебя что-то беспокоит? Ты какая-то сегодня странная! – спросила у дочери Светлана Ивановна.
- Со мной все нормально. Просто, по дороге домой, недалеко от трамвайной остановки, я встретила Филимонову с … дочерью, - на последнем слове Наташа запнулась и выдала свое волнение.
- Да, она родила девочку. Я тебе разве не говорила?
- Нет, не говорила, - произнесла Наташа с упреком.
  Светлана Ивановна замолчала. Несколько минут она смотрела в окно, потом тихо добавила:
- Мы с тобой старались не возвращаться к этой теме, поэтому я смолчала и подходящего момента, вообще-то, не было, тем более, что девочка вылитая Лариса, ты видела сама.
  При последних словах матери Наташа немного пошатнулась. Она с обреченным видом опустилась на табурет и, собирая последние силы, срывающимся голосом произнесла:
- Столько лет прошло, а все ещё больно!
- Да, такое забыть трудно…
- А, надо ли забывать, мама! Особенно то, что убийца, до сих пор, ходит на свободе, - она сказала это холодным, почти равнодушным тоном, но в глазах её была нечеловеческая тоска, которая прорывалась наружу из расширенных зрачков, а вырвавшись, казалось, затопила бы весь мир своей горечью.
  Мать уловила состояние дочери и попыталась, несколько, сгладить её эмоции. Она торопливо проводила Наташу в комнату, сама же вернулась на кухню и, отчего-то, лихорадочно стала вспоминать, те далекие ноябрьские дни.
  Вот так же с мужем они сидели в кухне и тихо разговаривали, прикрыв дверь. Был вечер, тускло горела лампочка под потолком, бросая зеленоватый свет от абажура на крашеные стены кухни. В доме царила тревожная и неуютная атмосфера. Наташа слонялась по квартире, как тень, из угла в угол; бледная, осунувшаяся, замкнутая.
- Так ничего и не выяснили? – спросила тогда Светлана Ивановна у мужа, почти шепотом.
- Нет, ничего. Никаких следов. Стреляли с расстояния семи-восьми шагов, после выстрела к трупу никто не прикасался, вокруг нет никаких следов, а день был промозглый, дождливый. В грязи должны были остаться отпечатки ног. А на расстоянии выстрела, всё затерто колёсами машин, рядом гаражи.
- В таком случае, как она оказалась-то между гаражами?
- Там узкий проход, между двумя рядами гаражей. Она быстро бежала именно туда, в этот проход, видимо, старалась от кого-то спрятаться, об этом говорят характерные отпечатки её сапог на земле. Она бегом бежала уже от дома быта. Но, почему туда? Как вообще, она оказалась в этом районе, вот вопрос.
- И кто-то выстрелил ей в спину, когда девочка уже оказалась в этом узком проходе?
- Да, скорее всего именно так! Расстояние выстрела небольшое, значит почти догнал. И стрелял по снайперски. Четыре пули в неё попало. Первые пули ранили и она продолжала бежать с горяча. Потом все. И к телу после он не подошел. Вокруг лишь собачьи следы.
- Кай, один он только знает, кто!
- Тоскует, ничего не ест. Лежит в Ларисиной комнате под её кушеткой.
  Тогда глаза Алексея Михайловича тоже наполнились горькой тоской, только Наташина была в тысячи раз сильнее. И, вспомнив её глаза, Светлана Ивановна невольно вздрогнула. Почему пришел на память ей тот вечер, подробности того разговора? Она разбиралась сейчас в своих путанных мыслях: Лариса, гаражи, Кай, все эти кошмары тех недель! Да, конечно! Опасность, именно опасность для собственной дочери, не давала покоя Светлане Ивановне и наводила на жуткие воспоминания, не только об этой истории, а ещё о тысячи подобных случаев, рассказанных мужем-милиционером. Почему Егорова вспомнила это всё сейчас? Разгадка проста. Она увидела во дворе дома где жила, человека, недавно вышедшего из тюрьмы. Но, весь ужас был в том, что следствие по его делу вёл Алексей Михайлович Егоров, её муж, отец Наташи. И самое страшное она узнала спустя несколько дней: этот человек поселился в доме напротив у своей знакомой Анны Комаровой. Столкнувшись однажды с ним в продуктовом магазине, Светлана Ивановна похолодела от ужаса, ощутив на себе его свирепый взгляд. Может только показалось, что взгляд был свирепый? Может быть! Но то, что он с любопытством разглядывал жену полковника, в этом не было сомнений. С тех пор Егоровой овладела «мания преследования». Она боялась и ждала мести со стороны бывшего уголовника, мести, которую он, вероятно, перенесёт на всю их семью. А дочь? Она ведь уже взрослая девушка! И, наверняка, он знает её, а тем более то, что она, как и отец, работает в органах.
  Светлана Ивановна поёжилась от набежавших мурашек. У неё было дурное предчувствие и отделаться от него было невозможно. Она неоднократно разговаривала с мужем по этому поводу, но он всегда старался только успокоить жену, которую соседство с Юрием Сергеевичем (так его зовут) привести ни к какому успокоению не могло. Вот и сегодня вечером полковник вел разговор на прежней ноте.
- Света, все твои подозрения беспочвенны. А тем более, твои страхи. В твоём положении – это уж, совершенно ни к чему. Ну и что, Меленко смотрел на тебя в магазине и только! Он даже не подошел к тебе.
- Этого мне только не хватало!
- Вполне естественно, что он изучал тебя, ведь ты, моя жена. Он пре-красно знает, что мы живем с ним рядом.
- Я к тому и веду. Нельзя ли сделать так, чтобы этот Меленко съехал отсюда, Алексей! Моя жизнь превращается в сущий кошмар. Я боюсь его!
- И напрасно. Все страхи, ты себе чересчур внушила. А насчет его пере-езда… Интересно, как ты себе всё это представляешь? Я подгоню машину из УВД и выкину на улицу шмотки Комаровой?
  Светлана Ивановна замолчала. Разговор происходил на той же кухне и, сидя за столом у окна, Егорова смотрела на подъезды соседнего дома, того самого, где и поселился Юрий Сергеевич Меленко, который отбывал срок заключения за многочисленные квартирные кражи.
  Пока Меленко сидел в тюрьме, его жена подала на развод, а после, уехала из Приморска вместе с дочкой от первого брака. Выйдя на свободу, бывший воспитанник детского дома остался совсем один. В конце концов, наболтавшись в одиночестве, он приходит к своей старой знакомой Анне Комаровой, незамужней женщине, грубой и скандальной, работавшей недалеко от Центрального парка в пивном ларьке. После того, как у неё поселился Меленко, женщина вдруг изменилась в лучшую сторону. Она стала приветливее, обходительнее и, не только в общении с соседями, чего раньше не бывало, но и с покупателями, завсегдатаями ларька. Такую перемену отметили про себя все, кто знал Анну Комарову ещё до прихода Юрия Сергеевича. Но, вероятно, его возвращению была рада лишь одна Комарова.
  Узнав, кто поселился рядом, все соседи ударились в панику. Они боялись встречаться с ним на лестничной клетке, боялись оставлять квартиры без присмотра, боялись выпускать детей одних во двор, если там или где-то поблизости, находился Меленко. Но бум постепенно прошел и люди свыклись с его присутствием, тем более, что ничего подозрительного в его действиях не наблюдалось. Долгое время Юрий Сергеевич, по понятным причинам, не мог устроиться на работу. Но, какой-то сердобольный домоуправ, доверив ему метлу и лопату, взял к себе в дворники. Меленко, судя по всему, такой работой не гнушался, и спокойно, добросовестно выполнял свои обязанности. В общем, жил он, как все обычные люди, но окружающие, тем не менее, испытывали осторожность в общении с ним.
  Итак Егорова задумчиво смотрит в окно.
- Не обижайся, Света, но я прав, ты чересчур мнительна, - сказал полковник, после некоторой паузы.
- Тогда, мы уедем отсюда, если невозможен его отъезд, - будто не рас-слышав слов мужа, все так же глядя в окно, сказала Светлана Ивановна.
- Света, давай оставим эмоции и рассудим логически… Он простой квартирный вор, не убийца, не насильник. Да, я согласен, что он общался с людьми в своей среде, которые далеко не воры…
- И где гарантия, что он не общается с ними сейчас? Что за годы тюрьмы, он сам не стал таким же, как его бывшие дружки? Ведь та история, из-за которой он попался, она далеко не безоблачна. В их компании убили человека.
- Вот я и доказал, что Меленко к тому делу совсем не причастен. Возьми себя в руки, Света, ещё неизвестно, уживется Меленко с Комаровой или нет. Женщина она с характером.
- Прям не уживется! Куда ж ему деваться то теперь?!
  На этом разговор и окончился. Светлана Ивановна ещё раз облегчила душу словами, но окончательно не успокоилась. Каждый остался при своем мнении.
  Наташу, в отличии от матери, этот вопрос совершенно не волновал. Есть Меленко или его нет, девушке было безразлично. Она знала о нём только понаслышке от родителей, а видела лишь издалека, да и то, мельком. Но вблизи рассмотреть его удалось сразу же после приезда из Шатрово, на другой день, в понедельник утром, когда Наташа вместе с отцом рано шли на работу. Под аркой в доме напротив, где они проходили в то утро, выводившей из их двора сразу на Парковую улицу к остановке трамвая, зазвучал металлический грубый голос, прервавший их беседу. Егоров и Наташа обернулись. Их окликнул человек высокого роста, с мускулистой сильной шеей, большими руками и абсолютно лысой головой. Он постоял несколько секунд, засунув правую руку в карман брюк, с сигаретой во рту, а потом попросил:
- Огонька у вас не найдется, Алексей Михайлович?
- Я не курящий Юрий Сергеевич, но зажигалка имеется.
  Меленко подошел ближе к полковнику и взял из его рук зажигалку. В это время Наташа внимательно изучала его внешность. Меленко лишь раз взглянул на неё, когда прикуривал, после чего он, поблагодарив, резко развернулся и пошел обратно во двор, гулко стуча каблуками в сквозной арке.
- Он что, нас караулил? – спросила Наташа у отца уже на остановке.
- А, кто его знает! – равнодушно произнес Алексей Михайлович.
- Чудной какой и уши шевелятся…
- Уши шевелятся?! – полковник рассмеялся.
- Ну, да! Мне так показалось, что его оттопыренные уши зашевелились, когда он к тебе подошел. 

  В УВД её встретили на весёлой ноте.
- Ну, что? Получила боевое крещение? – были первые слова Терещенко прямо с порога. – Небось, всю романтику из головы в один миг вышибло, той вазой, что на Отрадной была пущена в ход в качестве «самообороны»!
- А вы, остряк! – хмыкнула Егорова. – И всё-таки, в нашей профессии без романтики нельзя.
- Уж, куда без неё деться! Точно, моя жена говорит, - продолжал Терещенко, - что у нас здесь работают совершенно ненормальные люди. Ну, какой нормальный будет подставлять себя под пули в мирное время?
- И всё для того, чтобы немножечко поразвлечься! – продолжил своей фразой мысль Терещенко, Андрей, просунув голову в дверь кабинета Султанова.
  Щеки Жигулина пылали жаром, они очень четко очерчивались на его светлом лице ярким румянцем. Причину этого жара мог объяснить только сам Жигулин. Он видел Наташу, здесь, совсем близко. Вот она стоит у двери и смотрит на него. Надо пройти вперед, в кабинет, и не подать вида, что он взволнован, но, отчего-то, тянет обратно в коридор. Нет, он не сможет сейчас с ней заговорить, не получится. Слишком долго Андрей ждал этой встречи, а когда она настала, растерялся окончательно. Уйти, надо скорее уйти! Как можно более невозмутимым тоном, Жигулин спросил Наташу о самочувствии и… вышел.
  Андрей быстро шел по коридору, почти бежал, зачем-то спустился на первый этаж, вышел на улицу, постоял в дверях парадного входа. Он боролся со своим волнением, внезапно появившемся уже у двери кабинета Султанова. Мимо в корпус проходили сотрудники, он кивал им, здоровался, а у самого лицо пылало огнём и сердце колотилось, как у загнанного зайца. Наконец, все прошли, шаги и голоса ненадолго затихли и, тогда Андрей спокойно прислонился к стене спиной и прикоснулся к щекам холодными, как лёд, руками.

   БЕЛАЯ СТАТУЯ.
  Дежурная опергруппа готовилась к выезду. Команда Терещенко была в сборе. В восемь утра поступило сообщение из магазина «Одежда» на Первомайской улице. Там ночью ограбили склад. Взлом обнаружили только утром и немедленно сообщили в милицию.
  Стоя в коридоре, Наташа смотрела из окна, как группа во главе с майором Терещенко садилась в машину. Её же оставили для приёма посетителей в отсутствии Александра Константиновича и Султанова, который должен был подойти гораздо позже. Записались на прием к полковнику Султанову – двое. Это мужчина, лет пятидесяти, невысокого роста, полноватый с обширной лысиной на голове, и женщина, лет сорока. Первый подошел в половине девятого и, узнав, что сам Султанов принять не может, а поручает это какой-то девчонке, раздосадованный, ушел. Женщина пришла почти сразу же, после ухода первого недовольного визитера.
  Войдя в кабинет, она не обратила внимания на молодость Егоровой, а приступила сразу к разговору. Посетительницу зовут Тамара Сергеевна Косарева, на вид ей было за сорок. Множество седых волос в голове и бледность лица, говорили о том, что ей пришлось пережить тяжелые волнения, в связи с какой-то, внезапно навалившейся бедой. Она была ужасно подавлена, что чувствовалось по интонации голоса, но вместе с тем, хорошо владела собой. И, все же, говорила женщина с большим волнением.
- Я просто хочу, чтобы меня, хотя бы, выслушали здесь. Понимаете, это последняя инстанция, куда я могу обратиться. Я была уже везде. И везде тупик.
- Я вас слушаю. Объясните, пожалуйста, причину вашего визита к нам, - попросила Егорова, когда женщина сделала небольшую паузу, чтобы перевести дух.
- Я не знаю, с чего начать. Может быть с того, что заявляю сразу – мой сын не сумасшедший!
  Наташа не знала, что и подумать, после такого заявления. Она вопросительно взглянула на Косареву и та поняла замешательство Егоровой.
- Да, да! Я объясню! Сейчас, я соберусь с мыслями… Когда я шла сюда, мои объяснения были готовы, но здесь, я их потеряла… Сейчас! – она потерла глаза. – Мы жили с сыном вдвоем. Муж ушел, когда Вадику было пять лет. Он не помнит отца совершенно. Рос он вполне нормально, никаких отклонений. Он здоровый, крепкий парень. С шестого класса ходил в спортивную школу, а теперь стал футболистом. Здоровье, я повторяю, у него отменное. Пол года назад, Вадик женился на родной сестре своего товарища по команде. Родители снохи, состоятельные люди. Сразу купили кооператив для Вики и Вадика, хорошую двухкомнатную квартиру, помогли её обставить. Всё шло хорошо, и вдруг, это несчастье. Вадик попал в городскую сборную и в августе месяце уехал на игры в Краснодар. Вместе с ним поехал и Дима Фролов, его друг, брат Вики. Пробыли они там недели две и двадцать пятого августа уже были дома. Вадик зашел ко мне после приезда, был он немного странный, чего-то недоговаривал. Я видела, как мать, его беспокойство по неведомому мне поводу, но о причинах, так и не узнала. Потом он звонил мне по телефону несколько раз, голос его был бодрым, уверенным и я подумала, что все в порядке. И вот шестого сентября неожиданный звонок по телефону. Мне позвонили прямо на работу. Вика сказала, что Вадик в больнице, но я не должна волноваться, так как ничего страшного, якобы, нет. Я побежала в городскую больницу, но доктор меня к нему не пустил. Я была в панике, не знала, что подумать. И какого же было мое удивление, когда мне сказали, что ночью, в результате нервного шока, мой сын потерял сознание, а теперь, совершенно невменяемый, находится здесь. И вы знаете, чем его состояние было вызвано? Вы скажете, что это бред, но из-за этого бреда я и пришла сегодня к вам.
  Тамара Сергеевна расстегнула свою сумку, вытащила оттуда тоненькую папку для ученических тетрадок и положила её на стол.
- Здесь все результаты медицинского обследования моего сына: заключения врачей, справки, различные выписки, доводы консультантов и так далее. Но ничего убедительного для себя, я здесь не нахожу. Я знаю своего ребенка, поверьте, гораздо лучше всех этих людей вместе взятых. А произошло следующее… Узнала я это из рассказа Димы Фролова. После одной из тренировок перед игрой, там в Краснодаре, случилась одна история, совершенно нелепая и комичная на первый взгляд. Жили они в гостинице, недалеко от бывшего пионерлагеря «Заречье». Лагеря теперь там нет, корпуса старые, нуждаются в ремонте, а территория хорошая, парк, множество различных площадок и большое футбольное поле. Его то и приспособили для тренировок перед матчем. И вот за день, до этого самого матча, после утренней тренировки ребята возвращались в гостиницу. Дима говорит, что настроение было прекрасное и всю дорогу они с Вадиком дурачились. Один отрезок пути лежал через главную аллею парка, упиравшуюся в центральный корпус пионерлагеря. Вдоль аллеи расставлены гипсовые фигуры, сами знаете, как это часто встречается в лагерях! Они там разные, в основном изображены пионеры с горнами и спортсмены, а одна выделялась из общей массы. Это была фигура девушки, напоминавшая гречанку, обернутую плащом. Одна рука статуи была слита с телом, а другую она протягивала вперед. Когда ребята к ней подошли, то отчего-то остановились и Дима, шутя, сказал, что она похожа на Вику. Продолжая дурачиться, Вадик снял обручальное кольцо и надел ей на оттопыренный мизинец. Одеть-то одел, а снять не может, что-то там надломилось и кольцо обратно не шло. Тогда Дмитрий предложил этот палец отпилить, что они и сделали. Принесли его в гостиницу и там, общими усилиями, кольцо с него сняли. Потом, Дима утверждает, Вадик не мог никак забыть эту дурацкую историю. Она напоминала ему, какую-то детскую сказку-страшилку. Дима говорит, что когда они приехали домой, первые ночи, Вика жаловалась, Вадик не спал. Вике и Дмитрию он ничего не говорил, но потом Вика поняла, что Вадик чего-то боится, но страх этот не осознанный. И вот в ночь на шестое сентября, Вика проснулась оттого , что Вадик бился головой об дверь, она ведет из их спальни в коридор, там две комнаты изолированные. Вика включила свет и увидела, что у него совершенно обезумевшие глаза. Вадик царапал дверь ногтями и кричал что-то невнятное, а затем осел на пол и потерял сознание. В обмороке его и увезли в больницу. Там, придя в себя, он рассказал доктору, что ночью, в комнату где они с Викой спят, медленно вошла белая статуя и потребовала вернуть ей обратно её отпиленный палец. При этом фигура подняла кисть левой руки и на ней, действительно, не было мизинца, а из места, где он должен быть, текла кровь. Сын говорит, что видел это очень четко, потому что горел ночник над кроватью. Вадик услышал шум и тут же включил его. Ещё он говорит, что Вика тоже проснулась и испугалась не меньше его, она вцепилась руками в его кисть и не выпускала от страха. Вадик говорит, что хотел вскочить и зажечь большой свет, но жена так впилась в него, что он не смог ничего сделать. Из-за этого статуя подошла ближе и, когда сын все же вскочил с постели, схватила его и стала душить. Дальше он ничего не помнит. Происшедшее объяснить не может. Сейчас он находится в специальной клинике, полтора часа езды на электричке от Приморска. Его обследовали опытные врачи, даже из Ленинграда, по моей просьбе, приезжал профессор, но ничего определенного сказать они не могут. И домой не отпускают, ссылаясь на то, что припадок может повториться, а тогда, мол, не известно, как поведет себя организм дальше. 
  Егорова была ошеломлена этим рассказом и несколько обескуражена. Она не понимала, чего хочет Косарева добиться через милицию. Но рассказ её шокировал и покорял своей необычностью.
  Прочтя в глазах Наташи замешательство, женщина горько улыбнулась и сказала:
- Вижу, что вы удивлены. Я была удивлена не меньше, слушая этот бред. Но я не знаю, к кому обратиться за помощью… Девушка, помогите! Может быть вы разберетесь, хоть в чем-нибудь! Он нормальный парень, у него никогда не было подобных отклонений. Я всем сердцем хочу помочь ему выйти из этой клиники и не могу. Как это тяжело осознавать для матери, что она ни чем не может помочь своему ребенку, заранее зная, что он не душевнобольной. Но меня упорно хотят убедить в обратном… Я в отчаянье просто! Скажите, что мне делать?!
  Самообладанию Тамары Сергеевны пришел конец. Она зарыдала, прикрыв платком сухие, выцветшие губы.
  Егорова молча подвинула к себе папку с документами, развязала узе-лок, завязанный бантиком и, извлекла из неё все содержимое. Наташа, по-прежнему молча, в присутствии Косаревой, изучала мрачную документацию, не сулившую ничего хорошего для Вадима Косарева. закон-чив просмотр документов, она решила оставить их у себя для более тщательного изучения.
- Я оставлю их, если не возражаете, - сказала Наташа Тамаре Сергеевне.
  Та в ответ подняла на девушку полные благодарности глаза.
- Несколько вопросов вам можно задать?
- Конечно, спрашивайте! – женщина вытерла слезы и обратилась во внимание.
- Я не уверена, что Терещенко или Султанов, мои непосредственные начальники, будут заниматься вашим делом, все это, скорее, по медицинской части, но если вы пришли к нам, мы обязаны помочь. Сейчас мне трудно сориентироваться, но если у вашего сына, действительно, не было до этого никаких отклонений – это очень и очень странная история. Скажите, ваш сын не принимал допинг или ему подобные препараты? Некоторые спортсмены им пользуются.
- Нет, не принимал. Здесь есть заключение, на этот счет, - Тамара Сергеевна показала рукой на папку. – Его тщательно обследовали. 
- Просто в результате принятия допинга, могли, вероятно, возникнуть некоторые казусы. Ну, раз так!.. А вы сами, верите в его рассказ о ночном происшествии?
- Ой, не знаю, что и подумать?! Скорее всего, ему привиделось, но отчего?
- Его жена, говорите, утверждает обратное. Ничего подобного она, той ночью , не видела и застала мужа в невменяемом состоянии уже у двери. Значит она не слышала, как он встал с постели?
- Нет. Она крепко спит. И проснулась в ту ночь оттого, что Вадик бился головой об дверь.
- Вы говорили, что он кричал, что-то невнятное. Его слова Вике не уда-лось разобрать?
- Нет, не удалось. Иначе, она сказала бы!
- Мне нужны адреса кое-какие. Вот лист бумаги, напишите, - Егорова протянула женщине авторучку. – Адрес спортшколы, где занимался ваш сын, имя тренера сборной команды, если знаете, его адрес, телефон. Место, где находится сейчас Вадим, имя его лечащего врача и, конечно же, ваш домашний адрес и адрес, где проживает ваш сын с супругой. Телефон для связи с вами.
  Тамара Сергеевна быстро написала всё, что от неё требовалось, и подняла на Наташу глаза, полные мольбы и страха за судьбу сына.
- Я разделяю вашу тревогу, ведь у вас он один. Тем более, вы считаете, что доводы врачей не обоснованы. А, больше приступ не повторялся?
- Нет. Но он сделался неуравновешенным раздражительным. Ведь кто-то довел Вадика до такого состояния?!
- Он сам не говорил об этом?
- Ничего он не говорит. Старается больше лежать и пребывает в состоянии апатии. Кошмары его по ночам не посещают. А над тем происшествием, он откровенно смеется и говорит, что после обморока не следовало бы ему говорить о видении. Тогда бы не упекли в психушку. Ещё он говорит, если бы статуя не сдавила его горла, в обморок бы он не упал.  Опять бред! При этих словах, он делает какие-то дикие глаза. Эту фразу он повторяет при мне часто. То есть, он уверен, что это не сон, не бред, а реальность…
  Помолчав и опустив глаза, Косарева добавила:
- Честно говоря, в последнее время, я и сама начала думать так же.
- Что ваш сын, действительно, что-то видел той ночью? – Егорова с интересом смотрела на женщину.
- Да, именно!
  После небольшой паузы Наташа произнесла:
- Ничего вам не обещаю, но без внимания ваше дело не оставлю. Мне хотелось бы непременно поговорить с его женой.
- Я дам её рабочий телефон. Вика работает в книжном магазине на Парковой.
  Тамара Сергеевна быстро начеркала на бумаге цифры и стремительно поднялась со стула.
- Я отпросилась на работе специально, чтобы быть у вас, но мне уже пора…
-Да, конечно! Я с вами свяжусь, если мне станет что-то известно. Только слишком уж, не волнуйтесь, ладно?! У вас все будет хорошо!
  Тамара Сергеевна ушла, а Егорова долго не могла опомниться от, толь-ко что услышанного. Наташа сидела, откинувшись на спинку стула и напряженно размышляла, вспоминая все подробности разговора.  « Какая странная нелепая история! Подобного, я не слышала никогда. Хотя эпизод с пальцем, напоминает отдаленно страшную сказку из детства. Может быть совпадение некоторых реальных фактов с той сказкой и по-влияли так на Косарева. Вряд ли, он спортсмен с отменным здоровьем и крепкими нервами. Там не держат хиляков. Тогда что же? Поверить в то, что он на самом деле видел статую в своей комнате? Нет – это чушь! Значит надо искать причину, которая довела парня до подобного состояния…» Как ни думай, ни прикидывай, но сразу к каким-либо выводам прийти сложно, но Наташе с каждой минутой все больше и больше не нравилась эта история. Она инстинктивно чувствовала в ней другую сторону, ещё ей неизвестную и достаточно тёмную.
  Наконец Егорова отвлеклась от мыслей и взяла в руки документы, принесенные  Тамарой Сергеевной в ученической папке. Вот выписка из медицинской карты районной поликлиники. Нигде о психических расстройствах там не упоминалось. По мере дальнейшего тщательного изучения документов, Егорова пришла к выводу, что этим делом нужно заняться, и всерьёз. Слишком много было противоречий.
  За этим занятием и застал Наташу полковник. Она была настолько поглощена своей работой, что не заметила его прихода.
  Между тем Султанов, по привычке, повесил фуражку на вешалку и встал у девушки за спиной. Наташа ощутила сзади чьё-то дыхание и обернулась.
- Сидим? – спросил он с улыбкой.
- Ага! – ответила Егорова и тоже улыбнулась.
- Были посетители?
- Да, были!
  Наташа рассказала всё в подробностях, что произошло за утро в его отсутствие. Султанов слушал внимательно, не перебивая. Лицо его было сосредоточено и серьёзно. Когда он выслушал странный случай, произошедший с Косаревым до конца, то сказал:
- Конечно, отмахиваться от такого дела нельзя, ссылаясь лишь на то, что здесь нет видимого криминала. Кто знает, может он и появится в дальнейшем. Но, как «Дело», его оформлять пока нельзя. Это понятно?
  Наташа кивнула, ожидая дальнейших указаний.
- А вот неофициальное расследование провести можно. Займись-ка этим, Наташа, сама. У нашего отдела много другой серьёзной работы, но я буду помогать, Терещенко, думаю, тоже не откажется. Хотя на его плечи сейчас свалился этот склад. Кстати, знаешь, что там произошло, на Первомайской?
- Они при мне уехали. Подробностей ещё не знаю.
- Терещенко, значит, пока не явился… Понятно! Видишь ли, там дело не менее загадочное. Сторожа, по всей вероятности, усыпили снотворным. Сейчас над этим эксперты работают. Замок взломан, все вещи целы…
- Что?! – Егорова удивленно вскинула брови.
- Да, целы, но не совсем. Со всех зимних пальто, которые поступили на склад накануне, сорваны дорогие воротники, сами же пальто валяются на складе, ни одного не взяли.
- Ничего себе! – Наташа засмеялась.
- Что ж тут смешного? Уволок на кругленькую сумму.
- Вы говорите, уволок! Он что, был один?
- Скорее всего, да! И его почерк мне знаком, с подобным я уже сталкивался несколько лет назад. Я сейчас, только что со склада, заехал туда на минутку, взглянул и сразу всё понял.
  Их разговор прервал телефонный звонок. Султанов поднял трубку. Полковника вызывали снова на Первомайскую, там открылись чрезвычайно интересные факты и Султанова просили срочно приехать на место.
  Он снял фуражку с вешалки и, выходя, сказал:
- Занимайся Косаревым. Попытайся там, что-нибудь, прояснить. Ведь эта женщина придет вновь и ей нужно будет что-то ответить.
  Полковник вышел. Наташа осталась за столом. Она машинально провела рукой по голове и нащупала место, где были наложены швы. Их сняли и там ещё остался небольшой бугорок.
- Как хорошо, что в этой комнате не было топора, - тихо сказала Наташа вслух, вспоминая Маслова.
  Дверь тихонько скрипнула и отворилась, вошел Андрей. На работу после больничного, Егорова вышла два дня назад, за это время Жигулин ни разу не был у неё. Что-то удерживало, мешало. Сегодня этот барьер, вдруг, отступил. Появилась уверенность в себе и огромное желание поговорить с Наташей. Просто так поговорить, ни о чём. И, вот он здесь!
- Андрей! Здравствуй! Куда ты пропал совсем?
- Привет! Я посижу у тебя тут немного. Голова гудит после вчерашнего дежурства.
- Ты был в составе дежурной группы?
- Да, пришлось.
- Понимаю, дежурить по городу всегда утомительно, постоянные выезды... Мне, правда, сейчас придется отлучиться.
- По делу?
- Да! Всё так неожиданно… Представляешь, утром пришла одна женщина и рассказала такое!
  Наташа в спешке складывала выписки и справки обратно в папку.  Анд-рей удивленно повел бровями. За восклицанием Егоровой крылось, что-то любопытное. Жигулин стал допытываться, но Наташа рассказывать ничего не стала, ссылаясь на то, что история долгая, а времени мало.
- Вот, когда вернусь, постараюсь тебе рассказать. Сама зайду к вам в от-дел. Договорились? Не обижаешься?
- Нет, что ты!
  Андрею было досадно, что Наташа так быстро уходит, а в разговоре даже не смотрит на него, возится с бумагами, запихивает их в папку, выдвигает ящики стола. Значит он ей безразличен и совсем не нужен! А может, не стоит быть эгоистом, хотя, на самом деле, Андрей таковым не являлся, может Егорова, действительно, очень торопится? Вот она уже у двери… Андрей проводил Наташу до лестницы и вернулся в свой кабинет. 

  Первый адрес, который выбрала Егорова для своего расследования, был спортивный клуб «Вымпел». Наташа разыскала там тренера сбор-ной команды в которой был Вадим Косарев и попросила уделить ей немного времени. Тренер охотно согласился поговорить с ней, когда узнал о теме предстоящей беседы.
- Николай Игнатьевич, расскажите немного о Вадиме, - попросила Ната-ша в самом начале разговора.
- Хороший парень. И, как футболист, подавал большие надежды. Но эта нелепая история…
- Вы, говорите, нелепая! Что же в ней необычного, на ваш взгляд?
- А вы сами, это считаете обыкновенным случаем? – прозвучал вопрос вместо ответа.
- Нет, случай необыкновенный, но мне хочется узнать и ваше мнение.
- Я знаю Вадима не один год. У него замечательный характер, сам он парень напористый, крепкий, никогда серьезно не болел, разве что простуда… И вдруг, так всё обернулось! Прямо не знаю, что и сказать, наваждение, какое-то.
- Вы были у него в больнице после случившегося?
- Нет, меня не пустили.
-Даже так?
- Да, представьте себе! Но знаю, наверняка, что Вадим хотел меня видеть.
- Причина отказа?
- Доктор, что-то распространялся о стадии заболевания, на которой, мол, посещения посторонних лиц не желательны.
- Значит его сразу изолировали от всех?
- Получается, что так! Кроме родственников, конечно.
- Интересно!
  Егорова и Николай Игнатьевич Худяков стояли в стеклянном коридоре небольшого спортивного комплекса. Погода квасилась, моросил дождь, брызгая на стекла, и серые, унылые краски за окном, очень колоритно сочетались с мрачным настроением тренера, что читалось по лицу Худякова с самого начала разговора. Потеря такого игрока, как Косарев, была для тренера ударом, Егорова видела это. И о «больших надеждах» он упомянул не для красного словца.
- Что ж, ваша точка зрения ясна. Расскажите теперь о той поездке в Краснодар. Может быть вы отметили для себя, что-то необычное?
- Необычного ничего не было. Была игра, не плохая игра. Тренировки, экскурсии по городу… Но в основном это тяжелая, кропотливая работа. Вадим ехал туда в великолепном настроении, он был хорошо подготовлен и чувствовал в себе много сил. Там всё шло, вроде бы, гладко.
- А история со статуей? Вы о ней знаете?
- Говорили в Краснодаре, что-то. Всё преподнесли в форме шутки. Но, на такие вещи, как правило, внимания не обращают. Я не воспринял её всерьёз, даже не вспомнил потом ни разу. Правда, когда обратно воз-вращались, настроение в команде изменилось. Всё было, как обычно на первый взгляд, но ребят своих я знаю хорошо и уловил то, что от других скрыто. Фролов и Косарев держались всегда вместе, а тут словно туча над ними нависла. Вижу, что Фролов Вадима избегает, хотя внешне это почти не проявлялось. И, тем не менее, виден был какой-то разлад, а в связи с чем, не знаю. Когда ехали в автобусе в аэропорт, Дмитрий ни разу даже не взглянул в сторону Вадима против правил, всю дорогу смотрел в окно. И Вадим молчал. Обычно он всегда поддерживал беседу в компаниях, а тут было подозрительное затишье. Я тогда мысленно сослался на их усталость, но теперь не знаю, что и думать.
- А, как сами они потом объяснили такую перемену?
- Никак. Если, что и было между ними, о таких вещах не говорят и, я спрашивать не стал, не имею права.
- После возвращения, отношения между ними, по-прежнему, оставались прохладными?
- Не замечал, но прежней дружбы уже не было.
  Больше ничего существенного к сказанному тренер добавить не мог, но и того было достаточно. Загадочное дело Косарева увлекло Егорову, ей хотелось теперь побыстрее познакомиться со всеми участниками драмы и она отправилась на квартиру Фроловых, но дома никого не застала. Чтобы не терять времени даром, Наташа позвонила на работу жене Вадима и договорилась с ней о встрече. 

  К вечеру погода испортилась совершенно. Небо закрыли темные, тяжелые тучи, пронзительно дул ветер, шёл дождь.
  Егорова и Косарева условились встретиться в кафе на Азовской улице в семь часов вечера. Без двадцати, Наташа была на месте. В этом маленьком заведении тихо и уютно, обстановка располагает на интересные беседы. Егорова, одетая по осеннему в длинный чёрный плащ с широкой кокеткой, сидела за столом у окна в ожидании жены Вадима.
  Около семи в стеклянных дверях кафе появилась молодая стройная женщина среднего роста с чёрными волосами, собранными позади в тугой пучок, прилично одетая с изящными манерами и красивой поход-кой. Она прошла по маленькому немноголюдному зальчику и остановилась около круглого столика за которым сидела Егорова. Наташа с изумлением оглядела подошедшую женщину и встала с места.
- Здравствуй, Наташа! Никак не ожидала тебя здесь встретить! – не ме-нее удивившись, произнесла женщина.
- Здравствуй, Вика! Так ты и есть, Косарева?
- Да, это я!
  Обе сели и продолжали разглядывать друг друга.
- Боже мой! Как же я сразу не догадалась? Дима Фролов, его сестра… Надо же, Вика! Какая встреча!
- Да, представь себе, я тоже удивлена, что та, которая назначила мне встречу здесь – это ты!
  Виктория Косарева была родной сестрой Дмитрия Фролова, одноклассника Ларисы Филимоновой. И брата и сестру Наташа знала хорошо. Они все учились в одной школе, когда-то. Вика была старше Егоровой на год и окончила школу раньше. Поступила затем в книготорговый техникум и успешно окончила его. Но с Фроловыми в школе общались мало, при них старались, как можно меньше сплетничать и обсуждать учителей, по той простой причине, что их отец был директором школы, этой же самой, в которой они все учились с первого класса. Лариса, в отличие от многих, сошлась с Фроловыми очень близко, часто ходила к ним домой, приглашала Диму к себе. И вот такая встреча спустя пять лет.
- Ну, Наташа, ты, как будто, и не изменилась с тех пор, как я тебя видела в последний раз. Всё такая же юная. А я вот, постарела, - говорила Вика улыбаясь.
- Постарела! Скажешь тоже! Повзрослела просто, стала женщиной. За-мужем, значит?
- Да!
- Вот по этому поводу я сюда и пришла.
  Косарева удивленно расширила глаза.
- Ты говорила по телефону, что разговор касается Вадима, но странно, что им интересуется милиция.
- Ничего удивительного. Мама Вадима была у нас сегодня утром.
- Ах, вот оно что! – при этих словах на лице у Вики отразилась горькая усмешка.
- Так вот! Это сугубо частное дело, просто меня просили в этом разобраться, совершенно неофициально. Мне нужно, кое-что выяснить у тебя. Ты не против?
- Нет, не против! Раз уж она обратилась к вам… Я слышала, что ты работаешь в милиции. Просто, всё так неожиданно…
  Вика заказала лимонад и бутерброды. Она была немного рассеяна, то и дело поправляла свой шелковый шарф, обмотанный несколько раз вокруг шеи, теребила тонкий ремешок сумочки, не выпуская его из рук. Вика сидела к столу полу боком, бросая на Егорову быстрые изучающие взгляды.
- Я уже в курсе всех этих историй и прочего, - начала Наташа. – Расскажи мне всё в подробностях с того момента, как Вадим вернулся из Красно-дара.
  Вика вздохнула и пристально посмотрела в окно, стекло которого было сплошь залито дождевыми каплями. На улице стемнело и капли отражали свет зажигающихся фонарей. По тонким занавескам гуляли тени качающихся от ветра деревьев и, видимо, навевали тоску на собеседницу Егоровой. Она, будто бы, забыла о вопросе и думала о своем. Но вдруг, она очнулась, повернула лицо к Наташе и стала рассказывать:
- Он приехал под вечер, поставил чемодан, обнял меня. Мы долго сидели и разговаривали. Когда легли спать, он все ворочался. Я тоже плохо спала из-за этого. В общем, уснул он лишь под утро. На следующий день объяснил это переутомлением. А ещё через две ночи, он стал оставлять свет. Засыпал лишь с включенным ночником. Причину не говорил. Не гаси, мол, и всё! Днём всё нормально, но как наступает вечер у него сразу портится настроение, он затихает, о чем-то думает, подолгу сидит и смотрит в одну точку. После, в постели, долго возится, засыпает, но во сне вздрагивает, не спокойно спит. Чудно, как-то! Но со мной на эту тему говорить отказывается.
- А историю со статуей он рассказал?
- Да, на следующий день после приезда. В форме шутки, а глаза при этом были испуганные.
- А теперь подробнее про ту ночь, - попросила Наташа.
  Вика откинулась на спинку стула, на лбу её обозначились складки.
- Та ночь… Мы легли в одиннадцать и заснул он быстро, на этот раз без ночника. Сам погасил его.
- Он над кроватью у вас висит, ночник?
- Да… Так вот! Я сплю не очень чутко, поэтому не слышала, как Вадим вставал с постели. Я проснулась от шума. Открыла глаза и увидела, что он стоит на коленях у двери и бьется об неё головой. Я перепугалась ужасно, не знаю, что и делать!
- Ночник при этом, уже горел?
- Да, горел… Я вскочила, зажгла большой свет. Тут он замер, дико по-смотрел на меня, и начал царапать дверь ногтями. Потом поднялся во весь рост, закричал и упал на пол. Я подбежала к нему, но он не двигал-ся и лежал, как мертвый. Я схватила халат со стула, руки у самой трясутся, выскочила в коридор, открыла дверь не лестницу и к соседке. Там спали. Она открыла сонная, впустила меня. Говорю, мужу плохо! Скорую вызвали. У неё на часах, я заметила, время пол второго ночи, на свои то я и не посмотрела.  Прибежали к нам, он лежит в той же позе у двери спальни. Врачи потом приехали, пытались в чувства привести, но не удалось и его увезли в больницу, я с ним поехала. Вот и всё.
- А нашатырь ему давали?
- Давали, никакой реакции. Наверняка, припадок.
- Но отчего?
  Вика пожала плечами.
- Причины не было. Если и была, то Вадик о ней умалчивал, - опустив голову, сказала Косарева.
- А сейчас в больнице, что он говорит?
- Ничего на эту тему, молчит. Нервный стал, раздражительный.
- То же самое говорит и его мама. Но, видишь ли, она стала верить в его ночной кошмар.
  Вика вскинула голову.
- Как верить?
- Она верит, что он видел эту статую на самом деле.
  Косарева истерически рассмеялась.
- Интересно, почему же тогда я её не видела?
- Вадим утверждает обратное и мать верит сыну.
- То есть…
- То есть, что ты тоже испугалась её не меньше Вадима и даже закричала, вцепилась в него и долго не отпускала от страха.
- Да-да! Я слышала этот бред.
  Вика произнесла последнюю фразу брезгливо, после чего отвернулась и опять уставилась в окно.
- А в общем, что тут разбираться? Я говорила, эти постоянные тренировки, эти нагрузки не доведут до добра. Физическое напряжение, психическое… И толчком послужила эта дурацкая история. Ну и…
- Ты сама то уверена, что он болен? – спросила Егорова.
- Да, скорее всего! Конечно, а как же иначе?!
  В этот момент от шарфика Вики, который она столь усердно теребила, отскочила небольшая брошка в виде серебряного ключа с большим глазком из дешевого прозрачного  камешка и упала на пол к ножке стула. Егоровой было ближе её достать. Она наклонилась и подняла её, а затем несколько секунд с напряжением разглядывала, держа на ладони. Брошка ей напоминала, что-то далекое и до боли знакомое. Но что?
- Какая брошка интересная! – произнесла Наташа, растягивая слова и пытаясь вспомнить, где она видела такую же.
- Да, симпатичная вещица и смотрится красиво, но вот замок слабый, - сказала Вика и, взяв брошку, положила её в карман пальто. – Так надежнее, а то, вдруг опять отстегнется.
  Она небрежным жестом поправила свою налаченную челку и выжидающе посмотрела на Егорову. Наташа поняла этот взгляд.
- Я вижу, ты устала, все-таки, идешь с работы. Больше не буду тебя задерживать. Очень приятно было с тобой встретиться. Жаль, что при-шлось вести такой разговор, но ничего не поделаешь, - сказав это, Наташа поднялась со стула.
  Вика тоже встала и обе направились к выходу. На улице дождь хлестал в лицо, совсем стемнело, вдоль дороги блестели фонари, отражаясь яркими пятнами в лужах и на мокрых зонтах прохожих.
- Если что, Наташ, звони! Пока!
  Сказав это, Вика быстрым шагом перешла дорогу и скрылась на сосед-ней улице. Егорова раскрыла зонт и медленно побрела от кафе в сторону Парковой. Она задумчиво смотрела себе под ноги не замечая, что происходит вокруг. Её внимание приковал к себе пустяк, брошка с испорченным замком. Именно она сейчас стояла перед глазами Наташи и не давала покоя.
« Смотрится красиво, но вот замок слабый… замок слабый», - звучали в ушах слова Вики. И не только брошка, поняла Наташа, но и слова её характеризующие, тоже были знакомы ей. И тут, словно из глубины сознания, проступила очень явственно одна сцена. Это было ещё в школе. На перемене Наташа в длинном коридоре второго этажа встретила Ларису, та сидела на подоконнике и читала вслух стихотворение из книги, повторяя его перед уроком.
- Задали учить? – спросила тогда Егорова.
- Да. Но думаю, не спросит. На прошлом уроке спрашивала.
  Затем она быстро запустила руку в карман и вытащила оттуда брошку, ту самую брошку!
- Гляди, какая! Отец подарил, - сказала она с улыбкой.
  Наташа взяла её, положила на ладонь, как сегодня в кафе, и стала разглядывать.
- Красивая, словно серебряная!
- Ага! Только замок слабый, вчера чуть не потеряла. Отстегнулась!
« Отстегнулась!.. Отстегнулась!.. Замок слабый…»
  Егорова резко остановилась. Ветер усиливался, трепал полы её длинного плаща, бросал в лицо ледяные капли дождя. Но Наташа не замечала этого. Так неожиданны были эти воспоминания, что у неё перехватило дыхание. Она стояла, прислонившись к фонарному столбу и вспоминала, вспоминала, вспоминала…
  Уже придя домой, сидя в теплом мягком кресле, она продолжала до-тошно вспоминать каждую деталь.
  Спустя некоторое время, незадолго до случившегося, Лариса в одном из разговоров мимолетно бросила: « А брошка, всё же потерялась. Где-то отскочила и всё! Дома нет, искала. Должно быть у кого-то оставила, а может и на улице уронила. Хотя…»
  Что она говорила дальше Егорова уже вспомнить не могла. Но для Наташи было ясно, где оставила свою брошку Лариса. Конечно же у Фроловых. А знает ли Вика, чья она? Вероятно, нет! Так, нашла её однажды и приколола на шарфик.
  Наташа терла пальцем переносицу. Весь разговор с Косаревой вылетел из памяти, его место занял серебряный ключик с большим глазком. «Нет, так дальше нельзя! В конце концов, тут нет ничего особенного. Да, забыла брошку у Фроловых… и только.»
  Поразмышляв, Наташа отправилась к себе в комнату и, раскрыв блок-нот, записала: « Николай Игнатьевич Худяков. Вика Косарева.» Два человека, два имени. С них она и начала знакомство с персонажами будущего дела. Но, какое это будет дело, Наташа, конечно же, ещё не догадывалась.

  Утром Егорова столкнулась с Жигулиным прямо у входа в УВД. Когда входили, Андрей пропустил её вперед. Наташа поднялась по ступенькам на второй этаж и остановилась в коридоре. Жигулин быстро догнал её.
- Наташ, ты обещала рассказать какую-то занимательную историю и не зашла к нам. Забыла?
- Нет, не забыла, но вчера не получилось к вам зайти. Хочешь сейчас?
  Они отошли в сторонку и встали у окна. Наташа рассказывала со всеми подробностями, ничего не пропуская, от визита матери Вадима Косарева, до встречи в кафе с его женой. Не рассказала она лишь о брошке, сочла, что это лишнее.
  Во время разговора, Андрей пытался заглянуть в её глаза. Но, Наташа отворачивалась, смотрела в сторону и была немного скованной, что впрочем, было лишь вначале. Егорова закончила рассказ и сразу забыла о том, о чём, только что говорила. Она задумалась и стало видно, что мысленно девушка уже далеко. Андрей долго смотрел на её неподвижное лицо.
- Наташа… Наташ! – позвал он.
  Девушка обернулась и, наконец-то, посмотрела ему в глаза, потом осмотрела его всего, будто впервые видела и, не без доли восхищения, улыбнулась. Её восхищенный взгляд, смутил Андрея, он опустил глаза и поспешил заговорить:
- И все-таки, зачем эта женщина пришла именно к нам?
- Как в последнюю инстанцию. Я говорила, она побывала везде, где можно.
- Я понял, что она не доверяет заключению врачей и уверена, что её сына держат в психиатрической больнице специально, по какой-то причине, нам, пока, не ведомой. Так?
- Возможно, ты прав. Она именно это имела ввиду. Кстати, чем ты сейчас занимаешься?
- Наш отдел занимается убийством. На турбазе это случилось. Один московский пижончик замешан. Я, лично, разбирал два мелких хулиганства по заявлению, теперь вот, квартирная кража.
- Особый отдел занимается квартирными кражами?
- Не отдел, а лично я. Это наследство мне досталось от Истомина. Он в отпуск ушел, по семейным обстоятельствам.
- Понятно. У меня официально, только магазин на Первомайской. Терещенко расследует, а я собираю, кое-какие данные.
- И всё-таки, Наташа, в этой истории не всё чисто, - произнес Жигулин, перед тем, как разойтись по кабинетам.
- В какой?
- В той самой, с Косаревым.
- Да, скорее всего.
  Они пошли по коридору.
- Сегодня буду работать в кабинете, опрашивать свидетелей. Они вызваны сюда по повестке, - сказал Андрей, кивнув на дверь в конце коридора.
- А где квартиру ограбили?
- Строительный проезд, 7. Но, там пустяки, вора видели несколько человек.
- Ясно! Ой, кажись Терещенко уже на месте! Сейчас едем на Первомайскую.
  Наташа толкнула дверь кабинета и быстро юркнула внутрь.

  Почти весь день группа Терещенко возилась со складом. Наташа ездила по адресам, опрашивала, записывала, составляла протоколы. К концу дня Терещенко освободил её, забрал собранные ею материалы и заперся у себя в кабинете.
  Было около пяти часов вечера. Наташа быстро собралась и выскочила из УВД. Вчера она не застала дома Фроловых, но сегодня ей повезло. Дмитрий Фролов и его мать Анастасия Алексеевна были дома. Дмитрий принял Наташу радушно, сразу начал расспрашивать о жизни, о работе. Вика рассказала домашним о разговоре в кафе, поэтому визит Егоровой не был неожиданностью. Анастасия Алексеевна тоже встретила девушку приветливо, но эта приветливость была напускной, во взглядах Фроловой проскальзывала тревога и настороженность.
- Помню тебя, Наташенька, ты дружила с Ларисой. Она у нас частенько бывала, - в беседе за чашкой чая, говорила Фролова.
  Наташа кивала головой и старалась казаться менее официальной, не-смотря на то, что одета она была по форме, в синий китель.
  Комната, где они находились, была большая и светлая, комфортно и со вкусом обставленная. Каждая вещь здесь лежала на своем месте. Дверь в соседнюю смежную комнату была завешана пестрым бамбуком. Егорова имела некоторое представление о таких квартирах и знала, что вторая комната совсем не большая. « И там, наверняка, такой же порядок»: - подумала Наташа и, еле заметно, усмехнулась, вспоминая свою комнату и свой письменный стол, частенько заваленный книгами и ненужными бумагами.
  Когда начали разговор о Вадиме, больше всех сокрушалась Анастасия Алексеевна.
- Да, Наташа, вот такое у нас несчастье! И, кто бы мог подумать! Вадя, такой прекрасный парень… Расскажи Дима, о той истории в Краснодаре.
- В общем, ничего особенного, просто подурачились. Простая забава, шалость. А для Вадьки, вон во что вылилось! – говорил он, опустив голову и сдвинув брови.
- И что, он всегда такой эмоциональный у вас? – спросила Наташа.
- Я бы не сказал…
- Нет, бывало, бывало! Иной раз пустяк воспринимал слишком серьезно. Это черта его характера, - поспешила вставить Фролова.
- А на чем основывались его дальнейшие страхи, Дим, как ты думаешь?
- Не знаю. Скорее всего он всё связал с детской историей о белой статуе.
- Я, что-то припоминаю, но не четко, - сказала Наташа.
- А вот он, знал её хорошо.
- Даже так?
- Да!
- Расскажи, если знаешь.
- Знаю. Там тоже про футболиста, который во время турнира одел на палец статуе обручальное кольцо. Статуя стояла, неизвестно почему, у футбольного поля. Он, якобы, побоялся, что кольцо во время игры потеряется, снял его и одел на палец фигуре из гипса, а после игры не мог снять. Дальше, что и у нас. Палец отпилил, снял кольцо. Затем ночью статуя пришла к нему в спальню и задушила его. Вот и всё! Помню в детстве эту сказку нам рассказывал Пашка, парень, на много лет старше нас. Мы тогда тоже боялись, маленькие были, а теперь и вспомнить смешно.
- А Вадим, тоже её от Пашки услышал, эту сказку?
- Нет, Наташ, мы с ним тогда ещё не знакомы были. Сама знаешь, как такие вещи передаются: здесь рассказали, там передали.
- Ясно! Вадик сам говорил, что ассоциирует этот случай со сказкой-страшилкой?
- Намекнул однажды, перед отъездом домой. Мол, как в той истории.
- Я разговаривала с вашим тренером. Он говорит, что отношения у вас между собой изменились, после поездки в Краснодар. Отчего? – спросила Наташа, пристально глядя на Фролова.
  Тот поёжился под её взглядом.
- Изменились? Нет, ему показалось. Просто настроение у Вадьки упало, как-то разом. Он, будто другой стал.
- После случая с кольцом?
- Да, именно.
- Странно, здоровый парень и так всё воспринял, - пожав плечами, ска-зала Наташа.
- Что же тут странного? – вмешалась Анастасия Алексеевна. – Со всяким может быть!
- Вот так, вдруг? – не унималась Егорова.
- Не знаю. Но это же есть! Вадя в больнице.
- За этим я и здесь. Вы у него, давно были?
- Я на той неделе был, - ответил Дмитрий.
- А я не была, признаюсь, уже порядком. Всё дела, дела! Вика ездит часто, - произнесла Фролова.
  На Егорову всю беседу о Вадиме, она старалась не смотреть, словно боялась показать глаза и выдать, что-то сокровенное. Последнюю фразу она произнесла скороговоркой и принялась вертеть в руках пустую чашку.
- Скажите, а я могу побывать у Вадима? – спросила Наташа после не-большой паузы.
- Зачем вам? – резко вскинув голову, спросила Фролова. В её взгляде обозначилась враждебность, но Фролова тут же постаралась смягчить интонацию.
- Ведь уже и так всё ясно обозначилось. Я понимаю, его мама волнуется и мы тоже сожалеем, что так всё вышло. Но, тут уже ничего не исправишь! И мне, право, не понятно, при чём тут правоохранительные органы, - сказав это, Анастасия Алексеевна покраснела.
- Я говорила уже, - отвечала Егорова, - что расследование моё не официальное. Женщина обратилась за помощью к нам и без внимания её вопрос мы оставить не могли, хотя вы правы, это носит всё чисто медицинский характер. Но, ведь она придет вновь. И, чтобы успокоить Косареву, мне нужно собрать для этого побольше информации от непосредственных свидетелей. Предъявить ей эти доводы и то, на чем они основаны. Вот теперь я, действительно, уверена, что всё связано с его психическим расстройством. И хочу, чтобы мама Вадима была уверена в том же.
  На самом деле Егорова уверена ни в чём не была. Она так сказала по-тому, что Фроловы хотели это слышать. Они с удовольствием восприняли всё то, что сказала Наташа напоследок и, видимо, остались тем очень довольны. Егорова прочла это во взглядах и ответных улыбках. То, что Фроловы были не искренни с ней, Наташа особенно остро ощутила, когда уже вышла от них. Все точные ощущения приходят, отчего-то, уже после совершённого действия.
« Любопытно будет поговорить с самим Вадимом. Что скажет он? Ведь всё произошедшее, я слышала лишь с одного бока, косвенно, а теперь интересно услышать вживую рассказ о ночном происшествии»: - Наташа думала об этом по дороге домой. Она тихо шла по темным улицам, внимательно вглядывалась в окружающие её предметы. Здесь после семи в октябре начинает быстро темнеть, а время было пол восьмого. Проходя по Парковой, Наташа увидела в телефонной будке у трамвайной остановки – Меленко. Он с кем-то громко разговаривал по телефону, нервно жестикулируя и постукивая пальцами по стеклу. Когда Егорова поравнялась с ним, Меленко повесил трубку и со скрипом толкнул дверцу будки. Он с шумом выскочил оттуда и почти побежал к арке. Наташу он, похоже, не заметил, хотя чуть не столкнулся с ней. Понятно, что разговор с кем-то состоялся неприятный.
« Интересно, с кем он говорил? Наверное с бывшими дружками. Ведь близких знакомых и друзей у него, кроме Комаровой, на свободе нет. Отец говорил, что Меленко всегда оставался нелюдимым одиночкой», - смекнула Наташа и вошла вслед за Меленко в арку.
  Быстро пройдя её, девушка вышла во двор. Направо у освещенного подъезда, стоял Юрий Сергеевич и дымил папиросой. В сторонке находилась Комарова в домашнем халате и тапочках. Она с волнением смотрела на своего сожителя и молчала, поджав губы.
  Наташа прошла через двор к своему подъезду. На втором этаже на лестнице, она остановилась и посмотрела в окно с площадки. Меленко продолжал стоять в той же позе, только Комаровой там не было. Ушла!

  Жигулин стоял на балконе и дышал прохладным, насыщенным воздухом осени. Было совсем темно, город давно зажег огни, а ветер разгонял тонкие, невесомые облачка и в вышине одна за другой загорались звёзды. Вот одна ярко вспыхнула и пронеслась по небесному своду быстрым искрящимся метеором и растаяла в воздухе, не оставив следа. Андрей улыбнулся и вспомнил, как в детстве, наблюдая звездопад, всегда мечтал поймать падающую звёздочку, а когда узнал, что падают вовсе не звёзды, а маленькие раскаленные частички – очень разочаровался. Сейчас его волновали и мучили совсем другие проблемы, например, он вспоминал сегодняшнее утро и разговор с Наташей в коридоре УВД, а главное – её взгляд. Она смотрела на Андрея с восхищением, а потом её лицо озарила пленительная, почти детская, улыбка, от которой Жигулину стало горячо. И сейчас от этих воспоминаний ему было горячо и неловко. Подобные взгляды для него не новы, многие девушки, даже не знакомые, случайно встретившиеся где-нибудь, смотрели на него так же, но то была Егорова! Наташа – какое замечательное имя! И, как он раньше жил без неё – непонятно!
  Подул порывистый ветер и Андрей вошел в комнату, прикрыв за собой балконную дверь. На его губах играла таинственная улыбка, ещё больше подчеркивая нежную красоту лица. Чёрные, резко-очерченные брови при этом были удивленно приподняты и всё в нем напоминало вдохновенного поэта.
- Что-то ты ходишь, какой-то зачарованный последнее время, сынок? – обратилась к нему с вопросом мама. Она сидела в кресле перед включенным телевизором и вязала свитер для Андрея. Мать взглянула на сына с лукавой улыбкой: - Что молчишь то?
  Андрей пожал плечами. Он прошел по комнате взад и вперед и остановился у зеркала. Никогда с такой тщательностью, как сегодня, он не рассматривал себя. Позади послышался материнский смех и Андрей, смущенный, отошел от равнодушного стекла. Он знал, что красив, но относился к этому совершенно спокойно. Чересчур гордятся собой лишь те, кто из себя ничего, как правило, не представляет. У Жигулина был обыкновенный характер, простой и покладистый. Иногда, он был доверчивым, как мальчишка, а иногда становился ершистым и неприступным, как скала, что было крайне редко и все отмечали, кто был с ним знаком, что общаться с Андреем легко и просто. Единственно, чем гордился Жигулин, так это своей профессией. Ещё в школе он мечтал работать в милиции, чего и добился в конечном итоге. Девушками он не увлекался всерьёз. Была у него одна знакомая, кстати одноклассница, с которой он дружил и находил общий язык. Но, когда она разглядела Андрея получше и поняла с кем дружит, а произошло это после того, как Жигулин из угловатого школьника-подростка превратился в красивого юношу, тут уж она начала, в буквальном смысле, виснуть на его шее. Никаких чувств, кроме дружеских, Жигулин к ней не испытывал, наоборот, он стал с раздражением реагировать на её чрезмерную навязчивость. Наконец, он начал отказываться от встреч с ней, на что девушка отреагировала, как хищница. Она натравливала на свою жертву, в отместку за себя, своих многочисленных «поклонников». Несколько раз они устраивали на Жигулина настоящие облавы. После последней такой заварушки, он лежал с неделю дома в синяках и ссадинах, а мать со слезами на глазах ходила по квартире и часто повторяла одно и тоже: «Сколько же это может продолжаться? Был бы отец, разве бы он позволил этим подонкам издеваться над тобой, сынок!»
  Отец был, но находился сейчас слишком далеко. Погнавшись за длинным рублем когда-то, он быстро забыл и о маленьком сыне и о своей жене. Жена, тоже забыла о нем и вспоминала теперь лишь от отчаянья.
  Жигулин лежал совершенно равнодушный ко всему и отстраненный. У него даже проскальзывали мысли, что шпана его, когда-нибудь, добьет окончательно. Но это его не пугало, на страх уже не было никаких душевных сил. Он боялся лишь за мать, что она останется совсем одна без помощи и поддержки.
  Но всё решилось неожиданным образом. Отец этой Люси, так её звали, военный. Он получил распределение на Дальний Восток и, вскоре, уехал с семьей из Приморска. Кончилась эта история тем, что перед отъездом Люся пришла к Жигулиным и с рыданиями просила у Андрея прощения.
  Глядя на себя в зеркало, он припомнил это и горько усмехнулся:
- Ведь, чуть не убили, ей Богу! – сказал он вслух.
  Мать повернула голову в его сторону.
- Ты о чём, сынок?
- Так, мама, кое-что вспомнил. Помнишь Люську?
- А, как же, помню! Как мне не помнить? – и уголки её губ опустились.
   После той последней чудовищной драки, когда двое полупьяных ребят, славившихся своими хулиганскими выходками, втащили Андрея окровавленного, в бессознательном состоянии в квартиру, она поняла откуда дует ветер. И пошла разговаривать лично с Люськиными родителями и с ней самой. Девушка тогда бессовестно рассмеялась ей в лицо, сказав, что с Андреем порвала давно и, что связываться с ним не имеет никакого желания. Отец и мать Люси, восприняли доводы Жигулиной, как клевету на дочь и личное оскорбление.
  У Андрея перед глазами часто возникал тот вечер, когда он шел с кур-сов французского языка. Была ранняя весна. В это время в Приморске уже тепло, снега нет, но темнеет все ещё рано. В одном из безлюдных переулков, недалеко от гастронома, что напротив Центрального парка, его осветили фары легкового автомобиля. Из машины выскочили Котов с дружками, кого обычно нанимала Люся и закрыли Андрею дорогу. Парень в растерянности прижался к кирпичной стене общественного гаража. Четверо надвигались на него с разных сторон и строили дикие гримасы. « Ну, что, красавчик! Молись напоследок! – говорил Котов, голосом охрипшим от сигарет. – Прошлая наука, видно, была не впрок. Сейчас поучим тебя вежливости всерьёз. А то наша общая подруга, видишь ли, опять жаловалась!»
  При дальнейших воспоминаниях Андрей всегда морщился и крутил головой. Ужасно, когда несколько человек бьют одного, что и произошло в тот вечер. Сперва он пытался вырваться, но это не удалось. Его повалили на мокрый асфальт и стали бить ногами. Потом он помнит лишь собственный крик и чудовищную боль во всем теле.
  Андрея спасли двое нетрезвых ребят, которые, по чистой случайности, проходили мимо в этот момент. Они услышали шум драки и бросились на разъярённых подонков, позабыв о личной безопасности. Эти двое жили в одном дворе с Андреем и хорошо знали его. По ночам они горланили под гитару, спускали шины у автомобилей, оставленных ночевать под открытым небом, скандалили с соседями, недовольными шумом, но в самый ответственный момент оказались настоящими ребята-ми.
  Андрей помнит, что  удивился про себя, когда увидел, как Котов с дружками залезли в машину и газанули с места. Тут же двое ребят, не-сколькими годами старше его, которых он не узнал, стали поднимать Жигулина с асфальта. В горечах он дошел до дома сам, но у подъезда потерял равновесие и упал. На третий этаж его уже несли те двое.
  После той истории, ребята часто заходили к Жигулиным и справлялись о здоровье Андрея у его матери. Жигулин поддерживает с ними хорошие отношения до сих пор, хотя видятся они теперь, крайне редко.
  Андрей вновь принялся ходить по комнате взад и вперед. Наконец, ему это надоело. Он взял книгу, сел в кресло, но чтение не шло. Тогда он подошел к телефону и робко поднял трубку, раздался длинный гудок. несколько секунд Андрей стоял в нерешительности, затем медленно набрал номер Егоровой и замер. Трубку после нескольких гудков взяла Наташа. Он с наслаждением слушал её голос, но говорить не решался. Андрей держал трубку до тех пор, пока её не положили на другом конце провода.
  Мать подняла на сына вопросительный взгляд.
- Д-дома никого нет, - поспешил пояснить он и отвернулся, почувствовав, как кровь хлынула к лицу.
   Мать улыбнулась и промолчала.

  Егорова весь вечер разговаривала с отцом о Косареве, но к каким либо выводам они так и не пришли, поэтому Наташа решила в субботу посетить его самого в клинике, но это ей не удалось. Наташу к Вадиму не пустили. Она долго доказывала дежурному врачу необходимость такого посещения, но по распоряжению лечащего врача, на которого ссылался дежурный, впускать посторонних к Косареву было запрещено. Егорова уехала ни с чем.
  Она долго бесцельно бродила по Центральному парку, где во всю ра-ботали аттракционы и визжала ребятня, сгребала ногами опавшие листья в маленькие кучки и предавалась воспоминаниям…
  День был сухим и солнечным с хрустящим утренним морозцем, но сейчас его, как не было. Стояла приятная теплынь, заморозков в ночь больше не обещали, а на следующий день передали резкое потепление – градусов до пятнадцати.  « Ещё погреемся, - думала Наташа.- В прошлом году в это время – купались!»
  Незаметно для себя Наташа вышла на самую длинную аллею парка. Вдоль асфальтированной широкой дорожки, стояли ровные ряды крашеных лавочек. С двух сторон росли пушистые клёны, раззолоченные и разряженные, как на праздник. Они тихонько шуршали, наклоняя полу осыпавшиеся ветки к лавочкам.
  На другом конце аллеи, Наташа заметила приближающегося высокого парня. Он шел по дорожке уверенной походкой. Полы его распахнутого светло-серого плаща раздувало легким ветерком, который так же, играл в его густых черных волосах. Это был Андрей. Егорова сразу узнала его. Жигулин шёл ей навстречу.
  Остановившись на дороге, оба были приятно удивлены.
- Привет! Не ожидал тебя здесь встретить, - были первые слова Андрея.
  Наташа улыбнулась в ответ.
- Гуляешь? – спросил он, и огляделся по сторонам.
- Как видишь!
- Одна? 
- А, с кем мне гулять? Никто не приглашает.
- Ну, мало ли!
- Нет, одна. Я люблю гулять одна. Привыкла!
- Плохая привычка! И почему, так печально?
- С чего ты взял? Вовсе не печально. Я, действительно, привыкла гулять одна. Близких друзей у меня нет, после школы я училась в Москве. Друзья-студенты там остались. После того, как я потеряла Ларису, я стала одиночкой.
- Да, я знаю про Ларису, мне твой отец рассказывал.
- Давай пройдёмся! – предложила Наташа.
  Глаза её были грустные и задумчивые. В её голове ещё теснились те мысли, которые витали над ней всю прогулку в парке до встречи с Андреем. Они шли по аллее медленно, молча, наступая на опавшие цветные листья. Дойдя до конца, где дорожки разбегались в разные стороны, они свернули в самые заросли кленов и рябин. Ноги тонули в реке из листьев, а воздух был напоён приятным запахом прели.
- Ты любишь осень? – спросила Наташа, собирая кленовый букет.
- Осенью красиво, но я люблю больше лето, - ответил Андрей и Наташа уловила в его голосе нотки волнения.
- Ты, мне хочешь, что-то сказать? – спросила она, быстро повернувшись к Жигулину.
- Нет, просто, как мало мы знаем друг о друге.
  Наташа рассмеялась и тут же заговорила о другом.
- А знаешь, меня к нему не пустили!
- Ты, о чём? – спросил Андрей, не ожидавший такой резкой перемены в разговоре.
- О Вадиме Косареве… Я была сегодня в этой клинике, я хотела поговорить с ним, но только зря потратила время.
- Ты разговаривала с его родственниками?
- Да. Они говорят об одном и том же. Словно выстроили выгодную им версию и работают по ней. Одна мать его сопротивляется. Знаешь, мне показалось, что им выгодно его содержание в психушке.
- Если так, то это очень серьёзно!
- Я спросила у дежурного врача, почему нельзя войти, он что, буйный? Мне ответили, нет. Тогда почему? Оказывается, по распоряжению его лечащего врача, который сегодня в клинике не присутствовал.
- Значит нужно ехать в приёмный день, когда будет его врач, и узнать все у него.
- Они все пытаются меня уверить, что Вадим болен. А, когда я сказала, что хочу говорить с ним лично, его родичи восприняли это в штыки, особенно тёща. Говорила то она о нем с сожалением, но явно, не от души.
- А тесть? Ведь, ты говоришь, что он директор вашей школы, уважаемый человек. Ты с ним разговаривала?
- Нет, я его не застала. Может сегодня он дома?
  При этом глаза Наташи загорелись азартным огоньком и она, вся подалась вперед.
- Ты, хочешь пойти сегодня? – угадав её порыв, с волнением спросил Андрей.
- Да, сегодня, сейчас!
- Нет! Не уходи! Я тебя прошу.
  Андрей взял Наташу за плечи и повернул к себе лицом.
- Пожалуйста, не уходи!
  В этот момент Наташа взглянула на него и в её глазах Андрей ясно про-читал холод и раздражение. Может быть ему и показалось это, так как настроен он сам был на иной лад и, тем не менее, её взгляд, заставил Жигулина выпустить из рук Наташины плечи и отпрянуть в сторону.
- Ты… очень спешишь? Но ведь это можно сделать в другой день, - резко, с упреком произнес он и опустил глаза. – Извини, я должно быть, нарушил твое одиночество, - продолжал он, - прости, что нечаянно столкнулся с тобой здесь! Я вижу, ты меня избегаешь…
- Андрей!
  С тихой, спокойной улыбкой на лице Наташа подошла к разбушевавшемуся ни с того, ни с сего Андрею и чуть-чуть коснулась его рукава своими тоненькими пальчиками.
- Боже мой, как плохо ты меня понял! Мы, действительно, очень мало знаем друг о друге.
  Она взяла Жигулина под руку и повела за собой обратно на аллею.
  И правда, что это с ним? Он сам не мог себя понять сейчас. Отчего он так вспылил? Может быть заговорили невостребованные чувства? Ему было до крайности не ловко за себя, но никакие объяснения на ум не шли.
- Я не избегаю тебя, - говорила Наташа, ведя его под руку, - не обижайся. Ну, что возьмёшь с одиночки!
- Ты хочешь оставаться одиночкой всю жизнь? – с горечью произнес Андрей, в глубине души, все ещё испытывая непонятную обиду на Наташу.
  Девушка поняла, момент настал, надо, наконец, объясниться.
- Я не была одиночкой, - начала она с улыбкой, стараясь быть непринужденной и разговаривать, как в простой, ничего не значащей беседе. – Просто, некоторые обстоятельства заставили меня измениться… Я вижу, как ты ко мне относишься и, знаешь, сперва я даже испугалась этого!
  Андрей остановился и с укором посмотрел в её глаза.
- Сейчас ты мне скажешь, что у тебя есть парень и, чтобы я не вмешивался в ваши отношения и не мешал тебе. Пусть так! Просто, просто я без тебя…уже не могу! 
  Жигулин быстро пошел вперед и Наташа бросилась за ним.
- Знаешь, Андрей, я тоже не могла жить без одного человека, - сказала девушка, поравнявшись с Жигулиным и, идя с ним в ногу.
« Интересно, что там за несчастная любовь?!” – подумал он с усмешкой и покосился на Наташу.
  Она продолжала говорить спокойно, уверенно и шла, не торопясь, вперед, чуть опустив голову.
- Это было ещё в Москве, когда я училась… Я любила одного парня, но мне… не повезло, - она перевела дыхание. – Знаешь, я думала о нем здесь, до твоего появления, вдруг отчего-то вспомнила и всё! Хотя последний год, стараюсь его не вспоминать.
  И только лишь теперь Андрей заметил, что глаза Наташи заблестели от влаги.
- Мы познакомились на вечеринке, на Татьянин день, - быстро и горячо заговорила Наташа,- у студентов это праздник! Конец экзаменам, начало зимних каникул. В этот день мы собрались на квартире у моей сокурсницы Анжелы. Кроме нас студентов, там были ещё гости, в числе которых, её двоюродный брат.
  Она замолчала и закусила нижнюю губу.
- А, впрочем, не надо… Зачем всё? Просто я хочу, чтобы ты меня немножечко понял и не осуждал…
- Он тебя бросил, да? И поэтому, ты теперь никому не веришь, - подчиняясь обычной логике, спросил Жигулин, а потом горько пожалел о своем вопросе.
- Нет, не бросил, - еле слышно произнесла девушка.- Он погиб!
  Андрей замер на месте. Теперь он разгадал загадку грустных глаз, но какой ценой! Как неудобно получилось! Девушка расстроилась окончательно. Не знаешь никогда, что делать в таких случаях; как-то хочется помочь человеку, утешить, а как – неизвестно! И до такого состояния довёл её он сам, своими дурацкими вопросами и гонором. Какой он идиот! В её глазах были слёзы и этих слёз, он себе никогда не простит. « Наташа, милая Наташа! Что же мне делать теперь?»
  Он притянул девушку к себе и нежно обнял, но, постояв рядом одно мгновенье, Наташа легонько оттолкнула его.
- Я пойду!
  Наташа быстрым шагом пошла в конец аллеи, откуда они только что вышли, Андрей остался стоять на дорожке. Он рассеянно смотрел вслед удалявшейся девушке и различные безжалостные чувства мучили его и проникали в сознание горькими упреками на самого себя.
  Егорова не вышла из Центрального парка, как хотела сперва, напротив, она вернулась в заросли кленов и рябин, где только что была с Андреем. Почему именно сюда, Наташа не понимала. Она прислонилась спиной к темному стволу клена, подняла лицо к осеннему солнцу, лучи которого проникали сюда сквозь кипящую листву и мысли её, тут же унеслись далеко-далеко! Перед Наташей вдруг возник образ того, о ком она старалась не вспоминать, по её же словам, по крайней мере, этот последний год, ибо воспоминания о нём, всегда отзывались болью в её сердце. Но вот образ, сменила приятная мелодия и голос под гитару запел:
« Голубая да весёлая страна.
Честь моя за песню продана.
Ветер с моря, тише дуй и вей –
Слышишь, розу кличет соловей…»
  Когда Наташа увидела Колю среди шумных парней и девчонок, ей, по-чему-то, сразу захотелось взять его под свою защиту от кого-то. Коля Юревич, двоюродный брат Анжелы, был таким на вид хрупким, застенчивым и робким, что его, отчего-то, было немного жаль. Этот невысокий, худенький, темноволосый юноша, по началу не привлек к себе внимания ни одной девушки, в том числе и Егоровой. Она, даже не заметила его. Коля мелькал среди гостей серым пятном и только. Но вдруг, до Наташиных ушей донеслась мелодичная песня. Это была красивая, необыкновенная песня! Такой Наташа ещё не слышала ни разу. Стихи ей были известны; это стихи Сергея Есенина. Но, что бы их так исполняли под гитару! Это было для Егоровой настоящим открытием! Она растолкала ребят, собравшихся плотным кольцом вокруг сидящего на стуле Коли и, пробралась поближе к исполнителю. Он самозабвенно пел, ударяя тонкими пальцами по струнам гитары, не замечая никого вокруг и ничего не видя. Казалось, он был в самой песне, его глубокие глаза выражали грусть и любовь одновременно. Коля пел с душой, привлекая к своему пению всё больше и больше слушателей.
  После той вечеринки прошло больше недели, а Наташа была ещё под впечатлением Колиной песни.
  « Голубая, да весёлая страна…»- звучало всюду и мелодия, буквально, преследовала её. Девушка не могла успокоиться и потому попросила у Анжелы Колин телефон…
  Они не раз встречались на квартире у Анжелы, где Коля пел свои песни по просьбе Наташи, но чаще всего, они гуляли в ближайшем от его дома лесопарке. Там они по долгу ходили, разговаривали, смеялись. Наташа вскоре поняла, что любит его. Любит сильно, потери памяти! Влюбился и Коля! Это читалось в его глазах, но парень был робок и объяснился не сразу. Но, когда объяснился, для Наташи это был самый счастливый день в её жизни. Произошло это летом, в том же самом парке, где они всегда проводили время.
  После, они долго сидели на автобусной остановке обнявшись и наслаждаясь своим счастьем.
  Коля не был красивым, но лицо его было приятным, глаза добрыми, лучистыми, черты юными, как у подростка: узковатые карие глаза, большой нос, полные губы. Коля работал в ГАИ, по его внешности, даже нельзя было о том подумать. Такой щупловатый, юный и, вдруг, в форме ГАИ. Когда Наташа узнала о его профессии, она долго смеялась. Но, за те полтора года, пока они дружили, Коля изменился. Он возмужал, стал взрослее, взгляд его сделался твёрже, осанка увереннее. Наташа начала ощущать себя рядом с настоящим мужчиной. У Коли был прекрасный друг, его звали Арно. Он был лет на пять постарше, водил машину ГАИ, на которой работал Коля. Они вместе ездили на дежурство, объезжали вверенные им участки дорог. И вот случилось несчастье…
  « Я уже хотела написать домой письмо, что выхожу замуж. Мне было девятнадцать, а ему двадцать пять. Учёба не казалась мне помехой, а тут…» Мысленно проговорив эту фразу, Наташа устало опустилась по стволу вниз и села на корточки. Воспоминания душили её, но от них уже никуда не деться. Главное, чтоб никто не помешал на них сосредоточиться…
  Это было лето, июнь. Наташа сдавала экзамены – сессию, в конце третьего курса. Ей было уже двадцать и мир казался безоблачным и голубым.
  В этот день она до вечера просидела в университете, а после зашла домой, переоделась и отправилась к кинотеатру «Россия». Там Наташа ждала Колю больше часа, но он не пришел к назначенному времени, такого не было никогда и Егорова в сильном волнении стала звонить к нему домой из телефона-автомата. Но там, постоянно было занято. тогда она набрала номер Анжелы. Трубку долго не поднимали, наконец, на другом конце провода раздался чужой, скрипучий голос:
- Да, слушаю!
- Мне Анжелу, позовите! – попросила Егорова.
- Я слушаю!
  Наташа вздрогнула от неожиданности.
- Прости, я не узнала тебя… Что-то случилось?!
  В трубке раздались всхлипы вперемежку с сухим кашлем.
  Егорову затрясло, она закричала во весь голос, от страшного предчувствия:
- Коля! Что с Колей? Я жду его, почему он не пришел?!
- Коли больше нет… Приезжай, скорее!
  Голос прозвучал, как приговор, приговор всему: солнцу, весне, любви, будущему. Прозвучал с надрывом, на последнем дыхании. В трубке раздались гудки.
  Наташа, шатаясь, как пьяная, дошла до автобусной остановки, влезла в первый попавшийся автобус, не глядя на номер. Она стояла, держась за верхние поручни, и смотрела в окно невидящими, блуждающими глазами. Волосы взмокли от холодного пота, который струился по лбу и вискам. Она уже не помнит сейчас точно, как ехала и куда. Зачем она вообще садилась в автобус, когда рядом с кинотеатром было метро. Но, все же, она доехала до нужного адреса…

  Прошлой ночью Юревич был на дежурстве. Они вместе с Арно ехали на свой участок. Арно остановил машину на переезде, ровно в двадцать три часа, недалеко от шлагбаума. Дорога на которой они стояли, находилась на высокой насыпи. С левой стороны от них был глубокий карьер. Незадолго до прохода поезда, когда оба сидели в машине, в их автомобиль врезался на полной скорости грузовик, управляемый пьяным шофером, как показала потом медицинская экспертиза, легковушка с грохотом покатилась в карьер.
  О происшествии в подробностях рассказала девушка, очевидец случившегося, она работала в ту ночь в будке у шлагбаума. Девушка выскочила на грохот и увидела легковушку ГАИ внизу. Машина последний раз перевернулась и оказалась вверх колесами. Девушка бросилась к телефону и связалась с дежурным диспетчером ближайшей станции. После сообщения о происшествии на переезде, она выбежала из будки снова и увидела, как из покореженной машины выбрался парень. Это был Коля, он выполз первый. Арно лежал в машине без движенья, но был жив. Юревич, собирая последние силы, израненный, стал вытаскивать из кабины своего товарища, того придавило сиденьем и вытащить его было сложно. Но вот показались уже голова и плечи шофера. Девушка начала быстро спускаться с насыпи к ним на помощь, но тут… раздался взрыв! Огромный столб огня взмыл к небу, подбрасывая вверх обломки машины и тела людей. Во время падения с откоса был поврежден бензобак. Девушка громко закричала и бросилась назад. Ударная волна догнала её и шлепнула вниз лицом на землю. Потом она вспоминала, как с криком рвала на себе волосы, уже на насыпи… Рвала их на себе и Егорова, узнав о случившемся.
  Для Наташи следующий год шел, как в тумане. Она старалась нагрузить себя, как можно больше, чтобы забыться. А в промежутках, когда воспоминания пробирались в душу, от них все холодело внутри и обрывалось…
  Сидя у ствола, Наташа поежилась. Как тихо стало и голосов не слышно с аллеи. Ах, уже вечер! Багровое, заходящее солнце золотит волосы и нависшую над головой паутину.
  Егорова поднялась и пошла домой. Выйдя из парка, она остановилась и подумала о том, сколько времени прошло с тех пор. Больше двух лет! Она старалась окинуть это пространство мыслями. Да, время идет! Теперь она стоит здесь, одна у проезжей дороги, а где-то далеко, вновь звучит красивая мелодия:
  «Голубая да весёлая страна.
  Честь моя за песню продана…»
 
  Ночью шел дождь. Он барабанил по железным подоконникам, стучал по стеклам. Несмотря на то, что шум дождя для многих приятен и под него хорошо спать, в двух квартирах, совершенно на разных улицах и в разных домах – не спали. На третьем этаже не спал Андрей, крепко обнявшись с подушкой, позабыв о том, что завтра в воскресенье он дежурит по городу, а на четвертом – не могла заснуть Егорова, которая сидела на кровати и зажимала уши ладонями.

  Утром встав на нужную колею и, отбросив все вчерашние воспоминания, Наташа попросила отца помочь ей попасть к Вадиму.
- Значит тебя не пустили? – спросил он дочь за завтраком.
- Нет. Лечащий врач наложил запрет на посещения посторонних.
- Ты, врача того видела?
- Нет, я разговаривала с дежурным врачом… Пап, помоги! Ты же можешь!
- Ага! А говорила – самостоятельность, не вмешивайся в мои дела, - подшучивал Алексей Михайлович.
- Так, ты поможешь?
- Минуточку! Ты объяснила, зачем пришла к Косареву?
- Нет, но он даже не спросил! Спросил лишь, родственница я или нет. Я сказала, нет. Я была без формы, без удостоверения… К тому же, дело не официальное.
- Не все дела оформляют сразу. Иди завтра и объясни врачу, кто ты и зачем пришла, а будет сопротивляться – звони мне прямо оттуда, я перезвоню им и переговорю с врачом сам.
  Звонить никуда не пришлось. Лечащий врач сдался быстро, как только понял, что Косаревым заинтересовалась милиция.
  День выдался очень теплый. На улице было плюс семнадцать. Когда Наташа вошла в палату, Косарев сидел у открытого окна с книгой. Он не сразу сообразил в чём дело, почему здесь милиция? Но, когда Егорова доходчиво объяснила сложившуюся ситуацию, глаза Вадима будто ожили в один миг.
- Я рад, что вы решили разобраться.
  Вадим был немного возбужден, говорил торопливо, но это была речь вполне нормального человека. На сумасшедшего Косарев не походил никак, наоборот, у него были очень умные глаза и серьёзное выражение лица, но обстановка, окружающая его, могла довести до раздражения, кого угодно. Он находился в одиночной палате, очень узкой и неуютной. С массивными железными решетками на окнах, которые были выкрашены в зеленый цвет. Наташа сразу отметила это про себя и, тут же спросила:
- Почему вас держат в одиночной палате?
- Спросите, что-нибудь полегче. Мне, вообще, не понятно, почему я оказался здесь и кому это надо? И, тем более, не понятна позиция жены.
-То есть…
- В этой ситуации, она меня просто-напросто, предала.
- Не торопитесь, Вадим, давайте по порядку! Я поняла, что вы верите в свой ночной кошмар. Для вас это было на яву и ваша жена видела все вместе с вами, но теперь она, почему-то, отрицает этот факт. Так?
- Так! Вы правильно поняли… Посмотрите на меня! Неужели я похож на сумасшедшего?- спокойно спросил он.
- Нисколько! Вот и давайте разберемся, что же с вами произошло на самом деле! Мне нужны подробности той ночи. Рассказывайте!
- Вы, мне верите?
- Заодно и проверим ваше душевное здоровье. Ведь сумасшедший ни-когда не запоминает, что видит и слышит в бреду. Рассказывайте, только подробнее, ничего не пропуская.
  Вадим глубоко вздохнул и сел на кровать.
- Мы легли рано, часов в десять. Раньше ложились позже, но здесь Вика ссылалась на головную боль. Заснул я быстро, раньше, чем она. Вика ещё возилась, я чувствовал. Сплю я крепко. Но, вдруг сквозь сон, мне показалось, что хлопнула входная дверь. Я проснулся и услышал, какой-то неясный скрип. Будто тёрлись друг о дружку металлические детали. Затем ясно расслышал тяжелые шаги в коридоре со стороны кухни, они приближались к нашей спальне. Я вскочил на постели, Вика лежала на боку.
- Она спала?
- Не знаю. Она лежала лицом к окну.
- Дальше!
- Я потянулся и рукой достал включатель ночника, как только я его зажег, дверь в спальню резко распахнулась. В тот момент, я жутко испугался. Первой мыслью было нападение. Я ожидал увидеть вора или ещё кого-нибудь, в этом роде, но то, что предстало моему взору… Короче, в комнату медленно входил, кто-то в белом, тяжело переставляя ноги. Я закричал, Вика резко вскочила и закричала тоже, кстати, очень громко! Потом, я хотел соскочить с постели и зажечь большой свет, но Вика крепко вцепилась от страха в моё запястье. Вот здесь, на правой руке, - и Вадим стал показывать, то место, куда вцепилась Вика.
- Не отвлекайтесь! Я все поняла. Дальше!
- И тут, я разглядел входившую фигуру. У неё была голова статуи, той самой, что в Краснодаре, а сама она была обмотана чем-то белым, да ещё, с накидкой на голове, какого-то серебристого цвета.
- Она была высокая? – спросила Наташа, раскрыв блокнот и начиная, что-то писать туда.
- Да. Немного выше меня.
- Ваш рост?
- Метр семьдесят пять.
- Значит: метр восемьдесят или выше?
- Думаю, выше!
- Дальше!
- Она стала медленно подходить к нашей постели, подняла левую руку, там не было одного пальца, и сказала очень низким женским голосом: «Я пришла за своим пальцем! Отдай мне его!» Тут я вскочил наконец, и бросился к включателю, но статуя меня перехватила на пол пути, вцепилась в меня, потом схватила за горло. В начала у меня мелькало, что это чей-то глупый розыгрыш, но теперь с применением силы на это уже было не похоже.
- Руки, вы чувствовали её руки? Какие они?
- Я не успел разобрать. Только чувствую, что они, какие-то, жесткие и холодные.
- Пластмассовые, гипсовые?
- Нет, не знаю.
- Может быть, железные?
- Да, скорее всего!
- Так. Интересно! Что же делала в этот момент ваша жена?
- Оставалась в постели и тихонько вскрикивала, как будто, от ужаса у неё перехватило дыхание. Дальше, как в плохом кино. Я вырвался, она меня опять схватила, потом пытался сбросить её руки, но она так сдавила мне горло, что в глазах потемнело. Я сделал попытку ещё вырваться, тогда она швырнула меня к стене и опять ухватилась за горло. Тут в голове помутилось окончательно, потом ещё, какой-то резкий запах, я чувствую, что оседаю на пол и, что меня уже никто не держит. И все, проваливаюсь и больше ничего не помню.
  Егорова продолжала делать записи в блокнот и задавала вопросы, не поднимая головы:
- Сколько времени заняла вся эта сцена, от шума в коридоре и до вашего обморока?
- Примерно, минут десять или пятнадцать. Но пятнадцать – это самое большое. Хотя, поймите, в такой ситуации уловить время сложно.
- А часы, вы обратили внимание на часы?
- Да, как только зажег свет. На них было без четверти час.
- Это точно?
- Да! Я бросил взгляд на будильник, скорее инстинктивно, нежели осознанно, но время в памяти отпечаталось четко.
- Хорошо! – Наташа оторвалась от блокнота. – Вы говорите, что статуя вас душила, к тому же, вы боролись с ней и чувствовали её руки, значит это было нечто материальное.
- Естественно. Я не верю в привидения. Возможно, они и есть, но это не тот случай. Кстати, я видел в зеркале её отражение, а у призраков отражений не бывает.
- Очень интересная деталь. Хорошо, что вы о ней вспомнили. Где стоит или висит зеркало в вашей комнате?
- Стоит. Это трюмо. У окна, против двери. Я чётко видел её отражение там, когда она шла по комнате к кровати.
- А само тело вы чувствовали?
- Да, тоже жесткое.
- Запах, какой был, когда вы падали в обморок?
- Резкий, удушливый, неприятный. С кисловатым привкусом.
- Привкусом?
- Он проник мне в глотку и я это ощутил.
- Горло першило в этот момент?
- Не помню. Перехватило дыхание и все.
- Этого достаточно… Теперь мне совершенно ясно, что вас кто-то напугал, если можно так выразиться. Но на розыгрыш в час ночи, это уж совершенно не похоже. Разбираемся далее,- Егорова спрятала блокнот и обратилась к Вадиму. – Вы точно помните, что когда падали и теряли сознание, вас уже никто не держал и не душил?
- Скорее всего, так! Я не чувствовал на себе её рук.
- Очнулись вы уже в больнице. Говорят, врачи вас приводили в чувства дома, но вы не реагировали даже на нашатырь.
  Вадим изменился в лице:
- Да, я понимаю, что был под воздействием неизвестного мне препарата, потому и нашатырь не помог. Это было, что-то, сильнее нашатыря.
- И списали все на сильнейший припадок.
- Зачем это все надо и кому?
- Попробуем вместе разобраться. Со стороны жены не было повода убрать вас из дома?
- Нет. Мы никогда не ссорились, к тому же, недавно в браке.
- Со стороны её родителей, родственников?
- Нет, ничего такого не было.
- Мне известно, что отношения между вами, я имею ввиду Дмитрия Фролова, испортились ещё в Краснодаре. По какой причине?
- Простите, но я не хотел бы об этом сейчас говорить, - опустив голову, сказал Косарев.- Это к делу не относится.
- Почему же? Фролов мне ответил так: вы изменились, стали замкнутым и не разговорчивым, после истории со статуей, вы, по его мнению, боялись её, ассоциируя ваше приключение с детской историей-страшилкой. Так, что, как видите…
- Он вам так сказал?
- Да!
- С историей-страшилкой, значит! Которую я знаю с его же слов.
- Как, с его слов?
- Он рассказал мне её, когда мы уже вернулись из Краснодара. Сам рас-сказал. Раньше я о ней не слышал.
    На губах у Наташи проскользнула улыбка.
- А, как ваш тесть реагирует на случившееся, вы не знаете, не говорили с ним об этом?
- Он у меня был лишь раз. Сказал, держись, это недоразумение, мы всё исправим.
- Всё Вадим! К вам больше вопросов нет.
- Значит, вы мне поверили?
- Вы уже спрашивали, - спокойно ответила Наташа.
- Вы с врачом разговаривали?
- Зачем? Я читала медзаключение и ещё кучу справок и выписок. Мне этого достаточно.
  Наташа встала и направилась к выходу. Вадим бросился за ней и преградил дорогу.
- Наташа, я могу надеяться на вашу помощь?
- Конечно! Мне пора идти, всего доброго!
-Наташа! – Вадим продолжал держать дверь.
- Будьте мужчиной, Вадим. Я понимаю, что тут страшно, но не долго осталось ждать, потерпите!
- Спасибо! Хоть вы дали мне надежду и уверенность. Ещё раз, спасибо!
  Наташа вышла из клиники с мрачным чувством. Она осмотрела её снаружи и поспешила удалиться. Парню там тяжело – это понятно, тем бо-лее спортсмену. Нарушался весь ритм и образ жизни. Такое положение невыносимо и психически и физически. Неудивительно, почему Вадим подавлен и раздражен. Скорее бы кончилась вся эта канитель! Наташа знала, что делать дальше.


    ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.