Опер оперу рознь... Детективный рассказ

– Хорошо, что ты вернулся в седьмой отдел, – произнесла супруга начальника следственного отделения, подполковника юстиции Паромова, провожая его на работу. – И друзья твои тут работают, и с домом рядом. Хоть в обеденный перерыв поесть забегать будешь… Особенно, когда я дома.
Она работала на кондитерке в две смены по двенадцать часов. И если между ночной и дневной сменами один день отсыпалась, а другой занималась домашними делами, то после дневной смены в ее распоряжении находилось двое с половиной суток отдыха. И в такие дни действительно «был готов и стол, и дом».
– Ну, старых друзей в отделе почти не осталось, – не разделил оптимизма супруги Паромов, надевая форменный китель и заглядывая в зеркало – как сидит. – Разве что Гена Василенко да Валера Аболмасов – мой заместитель. Остальные – совершенно новые сотрудники. Даже начальника отдела Алелина я знаю постольку поскольку… Зато на обед постараюсь приходить каждый день… если обстановка позволит, – сделал оговорку. – Нынче, например, поставлен ответственным от руководства по отделу. Первый раз в этом отделе. И кто знает, как дежурство сложится…
– А ты постарайся. Подполковник ведь, не лейтенант… – заметила напористо супруга. – Пора и остепениться. Хватит молоденьким козликом скакать. Возраст – не тот и должность – не та. Опять же – на сердце стал жаловаться…
Супруга Паромова – женщина разговорчивая, словоохотливая и очень коммуникабельная, в отличие от него – молчуна. Подруг у нее – едва ли не вся Парковая. Причем во всех сферах социального спектра. Несмотря на работу, успевает со всеми пообщаться и ворох всевозможных сведений раздобыть. И Паромов не раз ловил себя на мысли, что ей бы в органах работать – информация бы потоком лилась.
Раньше, когда были молодыми, супруга ревновала по-черному. Часто – без причины, но иногда и попадала в точку. Ибо Паромов хоть и не слыл половым гигантом, но в святые тоже не записывался. По этой причине не одна ментовская семья распалась. Но Паромовых Бог миловал. Сохранили семью, сдюжили, не пошли на поводу у эмоций. А со временем и он остепенился, и супруга успокоилась – почти перестала ревновать… Время, как известно, и лекарь умелый, и советчик мудрый…
– Ладно, постараюсь, – пообещал Паромов и двинулся в очередную непредсказуемость милицейских будней.
В девять часов начальник отдела подполковник милиции Алелин Виктор Петрович, по сложившейся традиции, собрал в своем кабинете старый наряд и новый. Старый отчитывался за проделанную в течение суток работу, с анализом сделанного добротно и исполненного не совсем качественно. Новый получал инструктаж.
– Раз больных и нетрудоспособных нет, – привычной фразой подвел Алелин итог инструктажа, – получайте оружие и заступайте на дежурство. И пусть оно пойдет удачно, без происшествий.
«Кажется, ребята в наряд подобрались хорошие», – направляясь к себе в кабинет, размышлял Паромов.
Если весь личный состав суточного наряда поспешил в оружейку получать табельное оружие, то за новым начальником СО оружие еще не было закреплено. Потому и нужды идти на первый этаж, где рядом с дежурной частью, за металлической дверью, располагалась оружейная комната, ему не было.
«И дежурный опытный, и помощник толковый. По пустякам дергать не станут. Что же касается непосредственно СОГ, то следователь Ветрова Галина Васильевна, хоть и молодая дама, но, насколько мне известно, как профессионал – толковая. Иждивенцем не будет… Как показалось, и оперуполномоченный  Борзов Сергей уже старший лейтенант. Следовательно, парень с опытом. Во время инструктажа смотрелся бойким да шустрым – где надо и не надо словечки вставлял, над коллегами подтрунивал. Словом, действовал так, как и следует действовать оперативнику уголовного розыска. Надо полагать, и с этой стороны «нежданчиков» быть не должно…
А вот что смущает, так это участковый уполномоченный, кажется Припечкин Геннадий… – подошел Паромов к двери своего служебного кабинета. – Какой-то скромный да тихий, хотя и лейтенант… Обтереться уже должен… поувереннее быть. Впрочем, разберемся, – достал он из кармана брюк ключ и вставил в замочную скважину. – Разберемся, – открыл дверь. – Не первый день на службе…»
Подполковник Паромов действительно был не первый день на службе в органах внутренних дел. И даже в этом отделе был не раз. В далеком восьмидесятом, памятном Олимпийскими играми и смертью Владимира Высоцкого, пришел он зеленым юнцом в РОВД Промышленного исполкома города Курска. И около десяти лет тянул лямку участкового и старшего участкового инспектора милиции. В том числе несколько месяцев уже в новом Промышленном РОВД, перекочевавшем из старого двухэтажного здания на Льговском повороте в только что построенное трехэтажное на улице Черняховского. Но попала вожжа под хвост – и в девяностом уволился по собственному желанию.
Более двух лет провел на вольных хлебах, трудясь то бригадиром грузчиков в областной типографии, то росмовцем на Курском трикотажном комбинате. Только все было не то… И осенью 1992 года вновь восстановился в органах. Начинал опять участковым инспектором Промышленного РОВД города Курска. Но через пару месяцев был уже старшим участковым и даже специальное звание «капитана милиции» получил. Только жизнь на месте не стояла. После распада СССР из-за предательства национальных интересов его руководства в лице Президента Михаила Горбачева и руководства Российской Федерации в лице Бориса Ельцина, криминал захлестывал страну. Возникла острая необходимость в расширении следственных подразделений. И волевым решением руководства Промышленного РОВД старший участковый Паромов в одночасье стал начинающим следователем.
1994 год запомнился городу Курску не только галопирующей инфляцией, безработицей, ростом преступности, но и многими реформами. Не обошли реформы и милицию. Вместо прежних трех райотделов – Кировского, Ленинского и Промышленного – возникло городское УВД. А в нем – целый десяток отделов. В том числе Промышленный РОВД разделился на четыре, получивших, соответственно, номера «шесть» – на Магистральном проезде, «семь» – на месте прежнего РОВД, «восемь» – на поселке «Волокно» и «девять» – на КЗТЗ.
С разделением Промышленного РОВД произошло, естественно, и деление на четыре неравные части всего личного состава, в том числе и следственного отделения. Так Паромов оказался в ОМ-6, где дослужился до звания майора юстиции и должности старшего следователя.
В 1997 году произошла очередная реорганизация, и отдел милиции на поселке Магистральном приказал долго жить. Его личный состав большей частью влился в славные кадры седьмого отдела милиции. Возвратился туда и старший следователь Паромов. Правда, ненадолго. Уже в следующем году он направляется начальником СО ОМ-3, базировавшегося на улице Красный Октябрь. Здесь стараниями руководства Следственного управления – начальника Черкашина и его заместителя Киршемана – получает звание подполковника юстиции – сверх служебного потолка. И в 2000 году переводится в ОМ-7. Как говорится, круг замкнулся…
Войдя в кабинет и усевшись за стол, Паромов первым делом закурил. Сложившийся ритуал. Хоть Минздрав и предупреждает, что курение опасно для здоровья, только кто внимает этому предупреждению… Паромов тоже не внимал, хоть и понимал вредность пагубной привычки. Пачки сигарет уже не хватало, а в особо напряженные дни – и двух.
Перекурив, загасил окурок о дно массивной стеклянной пепельницы. Повозившись в ящике стола, нашел ключ от сейфа и открыл верхнюю секцию. Вынул из темного чрева уголовные дела, взятые еще вечером у следователей для изучения. Приступил к чтению первого. Рабочий день начался…
Время приближалось к обеденному перерыву, когда по громкоговорящей связи прозвучало: «Следственно-оперативная группа на выезд!»
«Кажется, сегодня уже точно пообедал», – хмыкнул Паромов, вспомнив утренний разговор с супругой, и приподнял трубку телефонного аппарата внутреннего пользования.
– Что случилось? – спросил у оперативного дежурного.
– Из четвертой горбольницы сообщили, что «скорой помощью» из дома к ним доставлен мужчина в состоянии сильного алкогольного опьянения и с проникающим ножевым ранением в область груди, – привычной скороговоркой отрапортовал тот. – Говорят, состояние неважнецкое… Может копыта отбросить. Вам придется проехать с группой.
– Понятно. А начальник? Василенко?
Вопросы были заданы не праздно. Как правило, в свете новых требований, при серьезных преступлениях начальник отдела и начальник КМ обязаны были выехать вместе с СОГ.
– Начальник в городском УВД на совещании. А Геннадий Георгиевич сказал, что вы сами разберетесь…
– Что ж, уже иду… – положив трубку, приступил Паромов к складыванию дел в сейф.
Выезд выездом, но и требования соблюдения секретности при работе с уголовными делами никто не отменял. Даже если служебный кабинет замыкается. Порядок – есть порядок…
Дом, в котором проживал и из которого был доставлен в горбольницу потерпевший Свинухов Яков Михайлович, 1959 года рождения, состоял из трех пятиэтажных, двухподъездных корпусов, пристроенных в торец друг другу, но с выступами на четверть торца. Своеобразный архитектурный изыск начала шестидесятых годов двадцатого века. Официально такие дома назывались семейным общежитиями, неофициально – хрущобами.
Комната Свинухова, дворника местной ЖКК – жилищно-коммунальной конторы, находилась в среднем корпусе, во втором подъезде и на втором этаже. В секции с общим коридором, общим санузлом и общей душем комнат-близняшек было пять. Та, что принадлежала Свинухову, располагалась рядом с общей кухней. Дверь в ней была открыта.
Как заметил Паромов, жилище потерпевшего порядком и нормами гигиены не блистало. Кровать хоть и заправлена, но смята. На ней – предметы мужской одежды. Дверцы старенького шифоньера распахнуты, словно кто-то торопливо заглядывал внутрь. На столе несколько бутылок из-под водки и пива, заляпанные стаканы, немытая посуда, кухонный нож и куски черствого хлеба. Обычная картина холостяцкого жилья склонного к алкоголизму мужчины. Не хуже и не лучше…
Осмотревшись, следователь Ветрова – официальный руководитель СОГ – приступила к своим обязанностям.
– Ты, Сергей, и ты, Геннадий, – обратилась она к оперу и участковому, – займетесь опросом жильцов на предмет установления обстоятельств получения проникающего ранения хозяином данной комнаты. А мы с криминалистом займемся осмотром места происшествия. Только, Геннадий, ты мне сначала понятых найди, а потом уж за опрос принимайся.
«Молодец, – одобрил начальные действия следователя Паромов. – На меня не оглядывается, не ждет команды. Потому не будем мешаться под ногами, а займемся так же опросом жильцов».
Приняв решение, Паромов направился к ближайшей комнате. Ему повезло: хозяйка оказалась дома. Но расчет на откровение не оправдался. Не помог и многолетний милицейский и следственный опыт. «Я только пришла с работы домой – и ничего не знаю», – словно улитка в раковине, закрылась она этими словами от общения с представителями правоохранительных органов.
Паромов и так, и этак – бесполезно.
Пришлось оставить ее на время в покое и пойти в другую комнату, но и там хозяин оказался не из разговорчивых. Что удалось из него «выжать», так это склонность Свинухова к спиртным напиткам да к компаниям таких же забулдыг, как сам.
– Жил одиноко – вот и приводил то баб, то мужиков. Но кто они такие – не знаю. Не спрашивал… В чужие дела нос совать – без носа остаться…
– А сегодня кто у него был? – попытался Паромов выудить более интересную информацию. – Бабы? Мужики?
– Не знаю, – опустил взгляд мужчина на пол, словно искал там что-то, да все не мог найти. – Не видел. И вообще: вы уйдете, а мне тут жить…
Было понятно, что Иван Петрович, так звали этого соседа потерпевшего, знает куда больше, но длиться своими знаниями не собирается. Случись беседа в отделе, он бы «колонулся», запел соловьем, но не в родных стенах.
Оставив Ивана Петровича в покое, начальник СО вышел в коридор. Вскоре к нему присоединился и оперуполномоченный Борзов.
– Что-нибудь выяснили? – шепотком поинтересовался Паромов.
– Нет, – мотнул отрицательно головой оперуполномоченный. – Молчат, как партизаны.
– Плохо.
– Понимаю, но что поделаешь…
Пока начальник СО общался с Борзовым из коридора в секцию вошел участковый Припечкин. Взглянув на него, Паромов понял: этот что-то надыбал. На лице такая радостная таинственность – за версту видать! Не лицо, а казенная бумага с грифом «Совершенно секретно». Только что печати гербовой нет.
– Вижу, что-то раздобыл, – перешел от созерцания к действию Паромов. – Светишься, как пасхальное яичко фирмы Фаберже. Делись – тут все свои. Только не очень громко – среди своих глухих нет, а «не своим» даже через слово слышать необязательно.
– Можно отойти и в уголок, чтоб никто не уволок, – подыграл Борзов, кивком головы указывая на дальний край секции.
Когда отошли, Припечкин сообщил, что встретил знакомую женщину, которая рассказала, что еще с вечера Свинухова начали посещать друзья-товарищи. Ночью вроде бы поток прекратился, но с рассветом вновь начался.
– Ты хоть имена этих посетителей спросил? – уколол участкового опер. – Или только глазки ей строил…
– Не только спросил, но и записал, – потускнел, обидевшись на коллегу, Припечкин. – Не маленький, понимаю, что к чему…
Он вынул из своей папки объяснение и, найдя нужные строчки, вполголоса вычитал данные о лицах, посещавших комнату потерпевшего.
Среди обширного списка было и прозвище человека, которого свидетельница видела утром текущих суток. Это был некто «Зуб».
– Про Зуба знакомая сказала, что недавно откинулся с зоны, – пояснил участковый, убирая объяснение обратно в папку. – Только я не стал записывать это по ее просьбе… – сконфузился он.
– Не расстраивайся, – приободрил участкового Паромов. – Ты и так молодец: один из нас всех информацию раздобыл. Да еще и процессуально оформил ее. И впредь так действуй…
Припечкин от легкой похвалы покраснел, как девица.
– Считаю перспективной разработку Зуба, – продолжил меж тем начальник СО. – Он последний, кто был в комнате потерпевшего… От него и надо начинать плясать…
– К тому же, по словам женщины, давшей объяснение, чуть ли не убегал от дома после посещения, – добавил участковый.
– Тем более…
– Только как вычислить этого Зуба, – проявил озабоченность оперуполномоченный. – С такими погонялами с десяток судимых найдется…
– Так знакомая сказала, что несколько раз видела его возле общежития для малосемейников на улице Гагарина, – оживился вновь Припечкин. – Даже видела его выходящим оттуда. Возможно, он там и проживает… – осторожно предположил он.
– А имя и фамилию его твоя знакомая случайно не назвала? – съерничал опер. – Было бы совсем неплохо…
– К сожалению, нет, – не обиделся на колкость участковый и добавил, сожалея: – Было бы общежитие на моем участке, я бы и так знал, что за фрукт этот Зуб. А так…
– А так, – подхватил Борзов, – придется звонить в отдел и просить оперативного дежурного, чтобы напряг участкового и оперов с этой зоны.
– Правильно, – поддержал оперативника Паромов. – выясни, где тут поблизости телефон, и звони.
Выяснилось, что телефон имеется у одной жилички данной секции.
Отзвонившись, Борзов вернулся несколько поблекшим.
– Что случилось? – поинтересовался начальник следственного отделения. – Не смогли установить данные Зуба?
– Нет, данные Зуба установили – это Зубков Павел Игоревич, 1968 года рождения, судимый за грабеж, освободившийся буквально месяц назад и прописанный на жилплощадь матери в комнату 49.
– Тогда почему не видно оптимизма? Опер и уныние – сути не совместимые…
– Так дежурный сказал, что Свинухов отбросил ласты. Теперь, товарищ подполковник, не до оптимизма…
– Действительно, – согласился Паромов, становясь в одно мгновение не просто начальником СО, но и ответственным от руководства, – теперь не до оптимизма. Надо срочно задерживать Зубкова и «колоть», пока не знает, что Свинухов умер. Пока будет считать, что потерпевший жив и дает показания, скорее сознается в преступлении, нежели при обратном раскладе… Так что, Сергей, ноги в руки – и в общежитие на Гагарина! А вы, товарищ участковый, остаетесь здесь – вдруг Зуб надумает вернуться на место преступления… Такое иногда случается.
Здесь Паромов мог бы рассказать случай, имевший место в третьем отделе милиции. Только в ночное время. Там так же был порез хозяина квартиры. И Паромов в качестве ответственного от руководства вместе с следственно-оперативной группой выехал на место происшествия. Пока разбирались, что да как, пока следователь писал протокол осмотра места происшествия, в квартиру пришли двое полупьяных мужиков. «Задержите и доставьте в отдел, – приказал тогда оперу и участковому он. – Там выясним, кто он такие и зачем приперлись». Повторять приказание сотрудникам дважды не пришлось. В один миг скрутили они ночных визитеров и, досмотрев, нет ли при них оружия и других запрещенных в гражданском обороте предметов, поместили в специальный отдел дежурного автомобиля. Не успели сделать это и возвратиться в квартиру, как прибыл ответственный по областному УВД – полковник Куркин Виктор Григорьевич. Он же – первый заместитель начальника УВД Волкова Алексея Николаевича. Как и положено по Уставу, Паромов представился и поздоровался. «Что-нибудь накопали?» – спросил Куркин. «Да двух неизвестных мужчин, вызвавших подозрение задержали, – ответил, ибо надо было что-то отвечать. – Но еще не проверяли, кто такие и причастны ли… В дежурном автомобиле сидят». – Пусть члены СОГ продолжают работу на месте происшествия, а вы, подполковник, вместе с оперативником везите задержанных в отдел. Хочу лично побеседовать, вспомнить свою оперскую молодость». – «Есть!» – взял он под козырек и приступил к исполнению приказа. А буквально через полчаса один из задержанных мужчин уже начал давать показания по подрезу хозяина квартиры. И что самое важное, полковник Куркин тогда лично ходатайствовал перед генералом Волковым о поощрении всего личного состава СОГ и дежурного наряда ОМ-3 денежными премиями.
Но рассказывать про этот случай было некогда: каждая минута дорога, поэтому Паромов ограничился только напоминанием о бдительности:
– Потому будьте начеку. Да и иных прочих, рвущихся к нему, тормозите с доставлением в отдел. Кстати, оружие есть?
– Есть, – похлопал по заводской кобуре Припечкин.
– А у вас, товарищ оперуполномоченный?
– И у меня имеется, – отведя полу куртки, показал тот оперативную кобуру скрытого ношения с покоящимся в ней табельным «ПМ». – На постоянном ношении.
Специфический термин «на постоянном ношении» обозначал то, что оружие оперативнику разрешено иметь при себе не только в рабочее время и в служебном кабинете, но и на улице при прогулках, и дома во время отдыха.
– Тогда не будем терять времени.
Предупредив следователя, что забирают дежурный автомобиль, Паромов и Борзов отправились в общежитие на улицу Гагарина.
«Хорошо бы застать его дома, – думал ответственный от руководства, пока, кружа по проулкам, добирались до нужного места. – Опер, смотрю, шустрый паренек – дело свое сделает. Я подмогу, коли что…»
Комнату, в которой должен был проживать Зубков, нашли без лишнего труда. К тому же повезло встретить в коридоре его соседку.
– Будьте добры, скажите, Павел дома? – спросил у нее Паромов.
По оперской привычке желал иметь предварительную информацию перед тем, как начать стучать в дверь. Кнопки электрозвонка на дверной коробке, как успел заметить, не было. Общежитие все же, а не дворец на Рублевке…
– Кажется, дома. Часа два-три назад откуда-то прибежал – сама видела – и больше не выходил. А что, натворил что-то?.. – поинтересовалась вскользь.
– Может и натворить?.. – вместо ответа задал Паромов свой вопрос.
– Этот может. И с матерью, и с ее мужем каждый день, как освободился, на ножах. Все грызутся и грызутся…
И, посчитав, что пообщалась с представителями закона и правопорядка достаточно, заспешила по своим делам.
– Спасибо, – запоздало, уже в спину, поблагодарил ее Пахомов. Затем приказал оперу: – Стучи.
Тот забарабанил в филенчатую дверь. Сначала тихо и не очень громко, затем все настойчивее и настойчивее.
– Откройте, милиция!
За дверью чувствовалось настороженное шевеление, возможно, крадущиеся шаги. Но никто не отзывался.
– Павел, открывайте, – добавил властности в голосе Паромов. – Мы знаем: вы – дома. Нам надо поговорить…
– Я милицию не вызывал, и мне с ментами не о чем говорить, – не стал больше отмалчиваться Зубков.
– Зато у нас есть о чем, – настаивал подполковник. – Потому – не дури, открывай! – оставил он интеллигентное «выканье» в сторонку. – Иначе дверь выбьем – и тогда разговор будет другой.
– Не имеете право. Я жаловаться буду… прокурору.
Последнюю фразу ни один уважающий себя зэк, пусть и бывший, произнести даже бы не подумал. А уж ляпнуть – тем более… Западло ведь.
«Э-э, да ты, гусь лапчатый, видать, трусоват и жидок на расправу, – мысленно отметил данный факт Паромов. – На тебя поднажать – потечешь, как дерьмо из канализации».
– Вот выбьем дверь – а ты тогда жалуйся хоть прокурору, хоть самому президенту. Если, конечно, сможешь… – давил на психику Паромов.
– А почему не смогу? – начал задумываться Зуб.
– Сам знаешь: одно дело по-нормальному разговаривать, другое из принципа… – подпускал туману подполковник, тогда как опер молча переминался с ноги на ногу.
– А что за разговор? – закинул удочку Зуб.
Явно надеялся выудить интересующую его информацию: знают милиционеры о совершенном им преступлении или только на шару взять хотят.
– Да не очень приятный: одна малолетняя девица заявляет, что ты ее изнасиловал этой ночью, – выдал «на гора», на первый взгляд, самую бредовую версию начальник СО.
От услышанного у опера даже челюсть отвисла. Мол, что за чушь… Какое изнасилование?.. Сбрендил что ли, товарищ подполковник…
Паромов, конечно, не сбрендил. Сделал все умышленно, в расчете на психологический эффект. Обвинение в изнасиловании, должно было возмутить Зубкова. Ибо этого он, понятное дело, не совершал.  Возмутившись, Зуб должен был потерять бдительность, переключившись от реально совершенного им преступления, на ложное.
Фокус удался.
– Никого я не насиловал, – искренне возмутился за дверью Зуб.
– И я так пока думаю, – продолжил игру Паромов. – Однако девица почему-то утверждает, что ты изнасиловал. Поэтому, Павел, открывай дверь – поговорим… Не откроешь – будем считать, что она права, а ты – насильник. И вышибем хлипкость твою филенчатую единым духом… Но тогда тебе, Зубов, точно не поздоровится. Так что открывай, не тяни кота за хвост, а льва – за усы…
Будь Паромов уверен на сто процентов, что Зубов совершил преступление в отношении Свинухова, он бы уже отдал команду Борзову на взлом двери. Закон позволяет.
Однажды, когда работал всего лишь старшим следователем в ОМ-6 на Магистральном проезде, при аналогичной ситуации он, как главное лицо в СОГ, отдал приказ оперу выбить дверь. И тот, парень крепкого телосложения, не задумываясь, выполнил данное указание. Так саданул с разгона ногой, что и декоративную металлическую ручку сломал, и замок забугорный, английский, и дверь родную, филенчатую, вышиб.
Подозреваемый, несмотря на протест его матери, был задержан и доставлен в отдел, где вскоре начал давать показания. Его мать писала жалобы и в прокуратуру округа, и в прокуратуру города и области, требовала наказать опера и следователя и взыскать с них ущерб за сломанный замок. Но в прокуратуре, разобравшись, оставляли ее жалобы без удовлетворения.
Борзов, конечно, не столь дюжий детина, как тот опер, но тоже, парень ничего – крепенький. Если не с одного удара, то с двух-трех смог бы вышибить. Но в данном случае стопроцентной уверенности не было, вот и приходилось идти на ухищрения и словесный пинг-понг.
– Дайте мне ее сюда, – завозился, матерясь, с замком Зуб. – Я ее, стерву, на куски порву!
Наконец дверь отворилась, и на пороге предстал во всей красе двухметровый полупьяный верзила в трусах и татуировках.
– Где она? – зарычал зверем.
– Как «где?»… – оттолкнув его, вошел в квартиру Паромов, – в отделе. Собирайся, поедем. Ты ей там все в глаза выскажешь…
– Я ей, козе безмозглой, не то, что выскажу, я ей, шалаве малолетней, язык вырву и в одно место вставлю, чтобы знала, как порядочных людей оговаривать, – заметался по своей части комнаты, отделенной шифоньером и сервантом от остального пространства.
Заметался, словно только что пойманный волк в металлической клетке.
– Павел, ты успокойся, не носись, как ветер в поле, – продолжал начатую игру Паромов. – Вот твои брюки и рубаха – указал на табурет у кровати, на котором лежали эти предметы одежды. – Одевайся – и поедем, разберемся.
– А если я не поеду? – заупрямился он.
– Почему не поедешь? Виноват, что ли…
– Не виноват, но не поеду, – сел на табурет поверх своей одежды. – И ничего вы, менты, мне не сделаете. Я в своей квартире…
– Не хотелось, Павел, силу применять, да, видно, придется… – начал заводиться уже всерьез Паромов. – Сам напросился.
И, обращаясь к безмолвно стоявшему, словно сторонний наблюдатель, оперу, приказал:
– Доставай браслеты. Примерь – как раз впору будут… Достаточно с ним возиться, как ребенка уговаривать. По всему видать – причастен к изнасилованию. Честному человеку бояться нечего…
Пока опер, копаясь, доставал наручники, Паромов подумал, что до силового спарринга дело лучше не доводить. «Если начнет сопротивляться, то нам двоим мало не покажется, вон какой бугай! Отъелся, сволочь, на казенных харчах. А еще и опер, черт бы его взял, истукан истуканом стоит, словно неживой. Будь здесь Черняев – лежал бы этот козел на полу со скованными руками. И что за опера пошли… То ли трусливы, как кролики, то ли ответственности боятся да за чужими спинами прячутся. Закончится дело – надо будет разобраться».
Борзов, наконец, отстегнул наручники от своего брючного ремня и эффектно крутанул на двух пальцах. Их вид, тихое позвякивание металла, возымели свое действие. Зубков слез с табурета.
– Ладно, ладно… – стал надевать брюки. – Обойдемся без браслетов. Ни к чему шухер наводить на пустом месте.
– Давно бы так, – подал ему рубаху Паромов. – Шевелись живее – время не ждет. Нас послали на минуту, а мы уже полчаса тут волындаемся. Как бы дежурный не замандражировал да ОМОН по этому адресу не прислал… Тогда туши свет и бросай гранату – быть тебе помятому да поломанному. Омоновцы – не мы, менты с земли. Те сначала бьют, а уж потом фамилию спрашивают…
Конечно, Паромов нагонял жуть. ОМОНом в их ситуации даже не пахло. Зато действия его бойцов были описаны верно и всем известны. Действительно, они сначала укладывали всех носом в грязь, часто – прикладами автоматов. И уж потом начинали выяснять данные о личности и меру виновности.
Когда Зубков был одет и уже собирался идти, с работы вернулись его мать, Анна Павловна, полнотелая и румянощекая женщина лет пятидесяти, и ее сожитель Руслан Денисович, примерно такого же возраста и крепкого телосложения. Процесс  доставки подозреваемого в отдел вновь застопорился.
«Не вовремя их нелегкая принесла, – мысленно досадовал Паромов. – Теперь численное большинство на стороне Зуба, и как бы мне с таким мягкотелым опером не пришлось отступить».
Но Зуб, видимо так надоел «отчиму» и матери своими пьяными дебошами, что те, прослушав паромовскую легенду об изнасилованной малолетке, тут же, вопреки неприятным ожиданиям начальника СО, приняли сторону сотрудников милиции.
«Слава те, Господи!» – поблагодарил Всевышнего атеист Паромов, видя такой оборот дела.
– Давай, Павел, не кочевряжься, – первым вступил в бой Руслан Денисович. – Езжай до отдела, пока тебя по-человечески просят. Могут ведь и в наручниках доставить… Люди-то при исполнении…
– Уже грозились, – плаксиво пожаловался Зубков. – Особенно подполковник. Хоть и седой, но зверюка еще тот…
– Грозились, но не надели же… – вставила словечко и мать. – По-людски поступают… Иди-иди, сынок… Не ищи новых бед.
– А ты поедешь со мной? – малым ребенком заглянул в лицо матери двухметровый верзила. – Вдруг меня там бить начнут…
– Хоть и устала на работе, но поеду, – тяжело, с какой-то безнадежностью вздохнула Анна Павловна. – Сын же…
– И я поеду, – приобняв и потихоньку подталкивая к выходу, произнес с мужской вескостью Руслан Денисович. – Не бойся, не бросим. При нас никто тебя там не тронет. Да ныне в милиции и не бьют никого… Все уговорами да уговорами… Сам недавно там был. Видел… Верно, подполковник?
– Вернее не бывает, – поддакнул Паромов. – Ныне пальцем никто никого…
Общими усилиями довели Зуба до автомашины, посадили не в спецотсек, а со всеми в салоне. Конечно, как понимал Паромов, не худо было бы провести и в комнате подозреваемого подобие осмотра места происшествия в надежде обнаружить вещественные доказательства его преступной деятельности. Но, учитывая сложившуюся ситуацию, с этим приходилось повременить.
– Куда? – спросил водитель. – В отел или…
Он, по-видимому, под «или» имел в виду место преступления, где продолжала работу следственно-оперативная группа. Но Паромов не дал договорить:
– В отдел. Только в отдел.
Водитель догадался, что разговоры тут неуместны, и больше вопросов не задавал.
Когда прибыли в ОМ-7, то дежурный автомобиль отправили за следователем и другими членами СОГ, так как Ветрова уже звонила и требовала транспорт, а Зубкова повел в свой кабинет вновь оживший оперуполномоченный Борзов.
– Мам, не уходи, – крикнул сдавленно и обреченно Зуб, – не бросай меня. 
– Иди, иди… – подтолкнул его Борзов. – Чего теперь о матери вспоминать?.. Надо было раньше думать…
– Мы можем возвращаться? – обращаясь к Паромову, спросил сожитель Анны Павловны, ничего не ответившей сыну, но тихонько всхлипывающей.
Она понимала, что сына никто уже не отпустит. Как любая мать,  почувствовала это сердцем, едва переступив порог комнаты. И ей было неважно, совершил ли сын изнасилование, на которое намекал представитель правоохранительных органов, или иное преступление. Знала, что случилась беда и что носитель этой беды – ее сын. А чтобы беда не приумножилась – приняла сторону милиции.
– Пройдемте сначала в мой кабинет, – предложил Паромов на вопрос Руслана Денисовича. – Побеседуем…
И уже в кабинете, расспросив обоих о поведении Павла в семье, рассказал, что он подозревается в причинении человеку тяжких телесных повреждений, повлекших смерть.
– А версия с изнасилованием – это лишь обходной маневр, чтобы доставить его без применения силы и оружия. И спасибо вам, что вы это поняли и помогли, – поблагодарил он обоих. – Без вашей помощи было бы сложнее…
– Я так и понял, – отреагировал вполне спокойно Руслан Денисович. – Поэтому и решил помочь вам, чтобы не усугублять обстановку.
– А бить его тут не будут? – не сдержавшись, всхлипнула утробно Анна Павловна.
– Тут его бить никто не будет, – заверил начальник СО. – Даю в том слово офицера. Думаю, что и запираться он долго не станет – не та закваска…
– Точно, – согласился Руслан Денисович. – Жидок на расправу. Натворит дел – по-взрослому. А как ответ держать – так кишка тонка…
В это время зазвонил телефон внутренней связи. Извинившись перед собеседниками, Паромов поднял трубку. Звонил Борзов. Веселым голосом сообщил, что Зуб полностью раскололся и просит оформления явки с повинной.
– Хорошо. Оформляйте, – разрешил и возвратил трубку на место.
– Что, явку с повинной просит» – угадав суть телефонного разговора, поинтересовался Руслан Денисович.
– Да, – не счел нужным скрывать данный факт начальник СО.
– Спасибо, что разрешили, – прослезилась вновь Анна Павловна. – Может, зачтется дураку…
– Конечно, зачтется, – вместо Паромова ответил Руслан, морально поддерживая сожительницу. И тут же задал вопрос: – От нас еще что-то требуется, или мы свободны и можем идти домой?
– Сейчас узнаю, – потянулся Паромов к трубке телефонного аппарата, – прибыла ли следственно-оперативная группа. Если прибыла – проедите вместе. Пусть следователь комнатушку Павла осмотрит. Без этого следственного действия никак. А еще надо забрать его документы – паспорт, справку об освобождении…
– Продукты питания можно передать? – спросила тихо-тихо, словно стесняясь, Анна Павловна.
– Можно и передать, а лучше привезите сами, – покормите в кабинете следователя, – разрешил Паромов. – Я распоряжусь. Не будут лишними теплые вещи и средства личной гигиены – зубная паста, щетка, мыло.
– Спасибо, – поблагодарила Анна Павловна.
– Пока еще не за что.
Следственная группа уже находилась в отделе. Поэтому сборы для выезда ее по новому адресу были недолги.
– Будьте внимательны, – напутствовал следователя Паромов. – Зафиксируйте все и оформите, как следует. Особенно орудие преступления – нож, который, по показаниям Зубкова, спрятан им под сервантом.
– Не переживайте, товарищ подполковник, все сделаем в лучшем виде, – пообещала Ветрова, поправляя кобуру с пистолетом на ремне. – Если раскрыть сумели, то и расследовать сумеем без сучка и задоринки. Верно, парни? – обратилась к участковому и криминалисту.
– Верно, – поддержали те.
– С хорошим почином тебя, подполковник, – сияя новым полтинником, прямо с порога начал Василенко, войдя в кабинет начальника СО. – Дежурный доложил, что за час с небольшим неочевидный подрез подняли. С этим и поздравить можно. Есть, значит, еще порох в пороховницах, крепок в нас ментовской дух.
– В нас дух, возможно, и крепок, – не разделил оптимизма начальника КМ Паромов. – А вот у нового поколения оперов что-то не очень… В подметки ни тебе, ни Черняеву Виктору Петровичу, ни всем другим нашим сотрудникам УР той поры не годятся. Вот и выходит, что опер оперу рознь…
– Что так? Почему пессимизм? – оставив приподнято-радостный тон, посерьезнел Василенко. – Чем достал тебя Борзов? Вроде парень ничего…
– Вот именно, что ничего, – ухватился за последнее слово коллеги Паромов. – Ничего – оно и есть ничего. Пустое место. По моему мнению, Борзов, несмотря на свою борзую фамилию, в уголовный розыск попал случайно. Понимаешь, не чувствовал я, задерживая Зуба, что спина у меня защищена. Не чувст-во-вал! – повторил по слогам. – Бывало с внештатниками в разные ситуации попадать доводилось – и под нож, и под топор, но был в них уверен. Знал – не подведут. А в паре с опером Борзовым этой уверенности, извини за прямоту, не почувствовал. Не наш человек. Подведет – и глазом не моргнет…
– Не стоит сгущать краски, – сдулся, как мыльный пузырь, не желая верить, начальник криминальной милиции. – Ты, как был пессимистом, так им и остался. Все в черно-белых красках видишь. А мир – многоцветен. И Борзов не самый плохой опер… Поработаешь побольше – увидишь.
– Хотелось бы верить, да что-то не верится…
– Ладно, время нас рассудит, – не стал дискуссировать дальше Василенко. – Мне пора к себе – дела ждут…
В этот день Паромов остался не только без обеда, но и без ужина, весьма огорчив супругу, которая, поглядывая на часы, несколько раз принималась подогревать еду.
«Как был жаден до работы в лейтенантах, так таким остался и полковниках, – сетовала беззлобно. – Видать, горбатого только могила исправит…»
Рассудило время и спор коллег: Борзов связался с преступниками, занимавшимися вымогательством денег у бизнесменов. Был уличен в этом преступном деянии руководством отдела, позорно изгнан из рядов милиции и отдан под суд.
Каждому должно воздаться по делам его.