Золотая рыбка

Плеснулось не совсем там, где он ожидал – не там, где замшелый еловый ствол царапал воду голыми сучьями – а чуть дальше, у самой тросты.  Длинные стебли и так мотало ветром из стороны в сторону, но в этом месте они шарахнулись от мощного удара, цепляясь за соседей желтеющими лезвиями листьев. Через несколько мгновений последовал второй.
У него взмокла спина, и, похоже, подскочило давление. В голове быстро набухал красный шар. “Вот тварь”, - прошептал он, стараясь дышать спокойно и ровно. Шар перестал расти, ослабил напор и в конце концов нехотя сдулся.
Он сделал еще несколько глубоких вдохов – на всякий случай – и прислушался. Троста качалась на ветру, шелестела, но плесков больше не было.
Где-то у самого дна, среди стеблей, утопающих в илистой  мути, замерло темное, крупное и безжалостное. Да, у самого дна. Вон там.
Он перевел дух, медленно и осторожно вынул из воды весла и положил вдоль бортов. Потом открыл коробки и осмотрел содержимое.
Они были удивительно красивы, каждая на свой лад. Безупречные обводы, холодный металлический блеск, гнутые трезубцы крючков. Он собирал их несколько лет, тщательно взвешивая достоинства и недостатки каждой. Лишь немногие удостаивались чести занять свой личный отсек, но зато служили своему господину верой и правдой. Он почти никогда не ошибался в выборе. Он помнил успехи и поражения каждой, одних бросал в бой со спокойным сердцем, других – с тревогой и предчувствием потери.
На самом деле, он уже определил, какая из них будет сегодня первой, и просто делал вид, что еще ничего не решено.
Теперь самое главное. Не зря он его купил, не зря. Тонкий, но на редкость прочный, с упругим хлыстом, с мягкой на ощупь и даже как будто теплой рукояткой – отличная вещь. Редкая.
Ветер немного стих, но взбудораженная троста никак не могла угомониться. Самые слабые или невезучие стебли мокли в воде и не принимали участия в общем шелесте. Справа от елового ствола на мелководье болтался красный поплавок. Судя по его судорожным, повторяющимся движениям, кто-то намертво зацепил снасти и рванул леску. Учтем. Туда бросать не стоит.
Он еще раз оглядел свой арсенал и решительным, точным  движением извлек ту, на которой остановил выбор. Она была очень хороша: некрупная, но довольно широкая и увесистая. Матовый синий незаметно переходил в золотой отблеск, тройники располагались на идеальном расстоянии друг от друга.
Поводок, из самых дорогих,  он привязал еще на берегу – фирменным узлом собственного изобретения. “Ну, давай, что ли, не подведи”, - прошептал он, защелкивая карабин. Потом выбрал место и прицелился.
Раз.
Хлыст чутко отозвался на его движение и послал блесну по длинной, красивой дуге. Она ушла в воду ровно в том месте, которое было намечено. Подождав несколько секунд, он начал осторожно вести ее назад. Блесна шла достаточно легко, лишь в одном месте чуть зацепилась за траву. Подойдя к самому борту, она кокетливо сверкнула металлическим боком, приветствуя своего повелителя.
Два.
Блесна запомнила основные препятствия и теперь шла уверенно, соблазнительно поводя боками. Мелкие рыбешки шарахались и уступали ей дорогу, лишь пара дурных окуньков начала было преследование, но быстро отказалась от этой затеи.
Три.
В этот раз металлическая капля зарылась в воду на метр-полтора правее. Это был рискованный заброс – где-то рядом в дно вцепились еловые сучья. Блесна не подвела, ни разу не зацепилась, и на каждое его движение откликалась ровно так, как он и ожидал.
Четыре. Пять. Шесть.
Блесна начала волноваться. Ее изящные контуры, манящий блеск и выверенные движения, похоже, никого не соблазнили.  Она старалась изо всех сил: то замирала на секунду и падала почти на дно, рискуя остаться там навечно, зацепившись за толстый стебель, то снова оживала, рывком поднимаясь к поверхности. Это была блестящая игра, но тварь, затаившаяся неподалеку, оставалась равнодушной. Или нет?
Семь.
Зачем он это сделал?! Блестящий слиток находился в самом начале дуги, а он уже знал, что ошибся. Блесна летела ровно в то место, где, словно знак беды, болтался красный поплавок. “Идиот!” – прошипел он и слегка поддернул спиннинг. Вовремя, иначе зацепа было не миновать. Блесна шлепнулась в воду, и сразу все пошло не так. Сучок, трава, что там, черт его дери?! Шло туго, нехотя, несколько раз чуткий хлыст сгибался, и сердце моментально обрывалось вниз, с трудом возвращаясь на привычное место. “Ну давай же ты, давай”, - бормотал он, отчаянно крутя катушку.
Спиннинг вдруг согнулся чуть ли не наполовину, леска натянулась так, что, казалось, еще доля секунды, и она лопнет. Точно, сук! Нет… Нет! Леску резко повело вправо, и хлыст, отчаянно подергиваясь, потянулся следом. Катушка громко скрипела. Он чувствовал, как по спине стекают холодные струи пота, но уже не обращал на это внимания. Только круговые движения рукой, только упрямое сопротивление лески, только надежда на то, что не подведут снасти.
Тварь сопротивлялась, она была опытна и хитра. Пару раз леска безвольно провисала, ему даже казалось, что все оборвалось, но через долю секунды она натягивалась до звона, и резко уходила в сторону.
У него начало сводить пальцы, а до лодки оставалось еще около половины пути. “Сука, ” – нарочито ровным, бесстрастным тоном приговаривал он, - “Иди сюда, сука. Иди, не бойся. Вот так, вот так.” Только бы под лодку не завела – будет не вытянуть, только бы не завела….
Теперь он ее видел. Это была действительно крупная особь, килограмма на три, если не на все четыре. Она продолжала отчаянно упираться, но, похоже, силы убывали. К борту ее, к борту!
Он будет брать ее за загривок, без всякого подсачека. Вот так, никаких поблажек, игра должна быть честной до конца.
Правая рука ныла от напряжения, на левой заледенели пальцы, но он все равно сделал так, как хотел.  Подвел рыбину к борту, наклонился, рискуя опрокинуть лодку, мертвой хваткой вцепился в щучий загривок и резко дернул вверх.
Щука шлепнулась на дно и забилась так, что он инстинктивно отпрянул к борту и вновь опасно качнул лодку.
Это была достойная тварь. Три с половиной – четыре. Блесна засела где-то глубоко в пасти, а верхняя губа была слегка порвана, но явно не сегодня. Эта щука уже попадалась кому-то однажды, но в тот раз удача была на ее стороне.
Рыбина продолжала биться, металась по лодке и все еще верила в то, что ей повезет. Он смотрел на ее отчаянные броски и сам дышал тяжело и неровно. Боль поднималась по левой руке от самой кисти и уже добралась до плеча. Красный шар под черепной коробкой тоже встрепенулся и вновь начал надуваться. Вот только этого не хватало, только этого нам и не хватало!
- Вить, а Вить, ты бы отпустил меня, а? – с трудом проговорила щука. – Я больше не буду, слово даю.
- Ага, сейчас, - огрызнулся он. – Тоже мне, Ивана-царевича нашла. Ты еще скажи, мол я тебе еще пригожусь.
- Да чем я тебе пригожусь-то? Что ты со мной делать будешь?
- Из тебя. Котлеты.
- Вить, ты чего? Какие котлеты?! Сам ты их не ешь, Настасью твою от них уже тошнит, она тебе что, не говорила?
- Ну, говорила. – согласился он. – И что? В морозилку положит.
- Забита ваша морозилка, палец не просунешь. Там твои подлещики с июня мерзнут, смотреть тошно.
- Соседям отдам.
- Ты уже отдавал. Знаешь, что они делают?
- Ну?
- На помойку. Не едят они рыбу твою. А обижать не хотят. С тобой ссориться себе дороже.
- Это правда... – он старательно рассасывал таблетку нитроглицерина. – Со мной ссориться себе дороже.
- Отпусти, - еле слышно попросила щука. – Ну отпусти ты меня, пожалуйста. Что тебе стоит? Ты же меня поймал уже, победил. Отпусти! Щуренок у меня тут, неподалеку… А я больше не буду.
- Цыц ты, мать Тереза! – разозлился он. – Заткнись. Сын вот с семьей приедет, угощу.
- Не приедет, - прошелестела щука.- Ты сам знаешь, что не приедет. Он тебе три года как не звонит. Отпусти.
- Ах ты, тварь! Не приедет, говоришь? Приедет! Приедет! Приедет! – с каждым ударом щука вздрагивала, но все слабее и слабее.
- Дурак ты, Витя. – ее голос был почти не слышен. – На шестой десяток пошел, а такой дурак. Такой дурак. Такой…

Боль постепенно стекла вниз, в пальцы левой руки, и там замерла. Щука лежала на дне лодки и не шевелилась. Из пасти торчала леска, а где-то в глубине уже неживого щучьего тела сидела блесна. Прекрасная, послушная, умелая. Она все сделала как надо.

Домой он вернулся заполночь.
- На, - буркнул он, протягивая жене мешок, в котором лежала щука.
Жена не глядя сунула мешок в угол между стеной и холодильником и брезгливо сморщилась.
- Вони опять на всю кухню. Витя, сколько можно? Я уже не знаю, куда твою рыбу девать. Смотреть на нее не могу больше, честное слово.
- Котлеты наверти.
- Не буду. Хочешь, сам верти. И сам ешь, меня от всего этого тошнит уже.
- Звонил? – помолчав, спросил он.
- Нет. Есть будешь?
- Не хочется. Чаю разве.
- Чаю… Да, сейчас. Витя….
- Что?! – вскинулся он, - Что?!
- Ты знаешь, что. Позвони ему сам. Позвони, Витя. Ну ведь из-за ерунды же, ну разве можно так?
- А как можно?! – сахарница подпрыгнула от удара кулаком по столу. – Как можно?! Сопляк хренов, он меня жизни будет учить, он лучше меня знает, понимаешь…
- Витя, Витя, успокойся. Где твой нитроглицерин?
Он махнул рукой и вышел из кухни. Жена стояла у раковины и мыла чашку. Чашка уже давно блестела и довольно поскрипывала, если провести пальцем по внутренней стороне, но она все равно продолжала тереть, ополаскивать, тереть, ополаскивать.  Слез она не вытирала – текли себе сами, как будто так и надо.

Он вернулся на кухню часа через два, когда жена уснула. Она всегда спала очень тихо, и сейчас из ее комнаты не доносилось ни единого звука.
Он вышел на лестницу. Там, за мусоропроводом, в щели, лежала заначка. Он совсем о ней забыл, а вот теперь вспомнил.
Сигарета выглядела жалко – какая-то мятая, с пыльным фильтром.  Вкус был еще хуже, дрянной табак впитал все соседские ароматы. Он курил, кашлял, сплевывал и ежился от холода.
На кухонном столе стояли открытые коробки с блеснами. Он долго смотрел на них, шевеля губами. Вытащил ту, что сегодня принесла удачу.  Металлическая капля холодно поблескивала, на одном из крючков болтался кусочек щучьего нутра.
Он постоял еще с минуту, а потом решительно открыл отсек, в котором стояло помойное ведро, и красавица-блесна полетела в груду картофельных очистков.
- Вот так, - шептал он, закрывая коробки, - Вот так.

Уснуть не получилось, он проворочался в своей кровати до шести утра. Сердце то проваливалось куда-то, то снова всплывало, красный шар пульсировал, сплющивая мысли до абсолютной ясности и простоты. Впрочем, и мыслей-то особо никаких не было - так, по мелочи.

В четверть седьмого он прокрался на кухню. Жена еще спала. Мешок со щукой так и стоял в углу – хорошо хоть, что он его завязал как следует. Он поднял крышку помойного ведра, извлек блесну, тщательно вытер ее о штаны и положил обратно в коробку – на принадлежащее ей почетное место.
Теперь все было нормально. Как всегда.