Сергей Козлов - Дыхание Иного

Ясный июнский день. Мы  с четырехлетним сыном идем вдоль покрытых густою листвою, нависающих над улицей высоких лип, окруженные нежным зеленым светом.

Не успевшие огрубеть от жары, но уже вовсю развернувшиеся листья лип трепещут от легкого ветра. Сын мой, гордо подняв свою головенку и высоко поднимая колени, марширует, выкрикивая слова веселой песенки, написанной поэтом Сергеем Козловым: «Kрокодил-дил-дил плывет, Носорог-рог-рог идет…" Неожиданно спотыкается, сбивается с ритма и звонко обиженно кричит: «Папа, не путайся у меня под ногами!»

С тех пор прошло  двадцать лет. Сын  давно отчалил от родных берегов. И теперь, порою, он мне кажется похожим на героя «Баллады о глупом слоненке», который, «понял вдруг: далеко до земли, до земли теперь столько моря, сколько есть его в синей дали…».
 
Недавно мне  в руки попала книга  стихов Сергея Козлова,  и   был поражен мерцающей глубиной, тайным светом этих,  казалось бы, столь немудрящих стишат.

В эту осень, зверобой,
Мы прощаемся с тобой.
Хоть и мал и неказист,
Я любил твой горький лист.
Хоть и горек, невысок.
Я любил тебя, цветок.
Неба свод ли голубой,
Дым ли белый над трубой,
Словно лист перед травой,
Я стою перед тобой:
До свиданья!
До свиданья»
Зверик, травка, зверобой!

Сквозь забавное бормотание,  прибаутки развлекающего детей чудака пробивается то, что дети еще не знают, но им предстоит еще узнать. Стихи исполнены горькою лаской прощанья. «Лист перед травой»- строчка из заклинанья, но каким неожиданным смыслом она начинает светится здесь: Зверобой остается расти в лесу, а оторванные листья вновь уносятся в бесприютное воздушное   море...

 И, наконец, совершенно невероятная, бесподобная по своей головокружительной глубине и «шизу» «Песня воробышка».:
Моя голова – ковш,
        из которого пьют воду,
Мой язык – весло,
        которым гребут по воде,
Моя спина – лодка,
        раскачивающая воду,
Сам я – хлебный амбарчик,
        выбежавший к воде.

Хвостом – я дразню собак,
У меня – крыло самолета,
Носом моим, как пешнёй,
Можно долбить лед.
Песню пою весне!
У меня от предчувствия лета
Голова, язык и крыло,
Хвост и спина поет!

Опять забавное бормотанье, опять смешные прибаутки... Образ хорошо знакомого детям веселого воробья-задиры,  казалось бы, вполне конкретен и легко узнаваем. Но при этом бросается в глаза странное, ошеломляющее нарушение всех пропорций и мерок.

Всем знакомый серый невзрачный воробей у поэта превращается в волшебную птицу, сравнимую по своей красоте, могуществу и надмирности с загадочными  Сирином, Гамаюном и Алконостом. Мне чудится здесь  дыханье Иного. Знание Того, кто, будучи всемогущим Царем и Творцом Вселенной, принял «зрак раба», простого из простых человека, сотворенного из персти и праха, смирившись до смерти, смерти крестной. И в песне серого воробышка слышатся мне торжествующие и ликующие звуки: «Воскресения день, просветимся людие: Пасха, Господня Пасха! От смерти бо к жизни, и от земли к Небеси, Христос Бог нас преведе, победную поющия».