09-16. Проводы командира

Привязанность – это желание быть счастливым. Она вводит нас в заблуждение, вызывая мгновенную симпатию к человеку, о котором мы почти ничего не знаем. Нам нравятся в нем какие-то черты, а те, о которых у нас нет никакой информации, мы заранее считаем положительными. Так продолжается до тех пор, пока понравившийся  человек не раскроется перед нами  с неожиданной стороны. Мы разочарованы, разбиты и расстроены, по нашему пристрастию нанесен удар,  пристрастие даже может поменять знак, приязнь стать ненавистью. Между тем  объект пристрастия никак не изменился – изменение произошло в нашем уме, не готовом  к приятию человека во всех его качествах. Причина пристрастия – заблуждение, его следствие – ненависть. Людская жизнь вся состоит из  этих  трех  корневых ядов – привязанности, заблуждения и ненависти.

Мое отношение к Командиру было типичным пристрастием. Я приняла и одобрила  его главные качества (симпатия к нему возникла у меня с самой первой нашей встречи) и, не пытаясь разобраться в его характере  до конца (да и было ли нужно?), больно обжигалась каждый раз, когда его поступки так или иначе ранили мое самолюбие. Недостатки человека не кажутся нам оскорбительными пока  они не затрагивают нашу личность. Нам не нравится в других только то, что кажется идущим против нашего вечного желания иметь высокую оценку себя другими.

 Что в Командире  больше всего выводило меня из равновесия? Его  замечания по поводу беспорядка на столе. Его не привлечение меня к решению больших, мужских задач и рассматривание меня только в качестве усердного исполнителя его воли. И, в то же время,  при его умении говорить «нужным» дамам красивые комплементы, отсутствие желания  говорить  таковые мне. Наконец (что уже совсем ни в какие ворота!), его назойливое заигрывание в моем присутствии с молодыми женщинами: хвалить одну женщину в присутствии другой, для последней всегда оскорбление!

 Больше всего меня выводила из равновесия инженер отдела рекламы Лариса Рыбак. Вся она – воплощение  женственности. Умеет  быть ласковой везде, где это может оказаться ей полезной, но не удостаивает особой заботой  тех, кто лично ей не нужен. Так было во время нашего первого знакомства с ней на стажировке, когда меня на неделю посадили в отдел рекламы. Нас было четверо: я, Лариса, Наташа Подшивалова и Регина Трофимова. Лариса тогда показалась мне ласковой змеей, способной если не укусить, то уж точно проползти мимо в гордом презрении к тому, кто не заслужил ее интереса и симпатии. В ту, самую первую свою неделю работы в Компании, я ее симпатии не заслуживала -  была слишком испуганной, отчего агрессивной и неуклюжей. Наташа была ко  мне и добрее,  и сострадательнее. Позже я поняла, что Наташа, несмотря на ее внешнюю доброту и даже  любовь к чтению, на редкость  примитивна. Она чем-то  напоминала мне Рашида - эталона высокой морали и заурядности. Регина тогда показалась мне немногословной, ни во что не вмешивающейся  и очень спокойной девушкой. Впоследствии мы с ней оказались в одной комнате, и я высоко оценила  эту умную и тактичную молодую женщину.

Итак, Лариса Рыбак все еще работала в отделе рекламы, хотя каждый день заходила в нашу комнату навестить  Командира. Из всего коллектива «Петербургской Металлургической компании» (ПМК), она была единственной, с кем я не хотела бы работать вместе. Мы почти не имели точек соприкосновения, вежливо улыбались друг другу, но  ее я  побаивалась,  подозревая в неискренности, и не любила за ее назойливое приставание к Командиру. По ее  инициативе между ними постоянно разыгрывался публичный спектакль  «Седой командир и молодая кокетка», в котором было больше игры и эпатажа, чем искренности. Лариса всеми правдами и неправдами добивалась перевода в наш отдел, и увольнение своей близкой подруги Регины, освободившей место в нашей рабочей комнате, восприняла как сигнал начала активных действий. Новый генеральный  директор – Юрий Петрович Гришин, до перевода в Нижний Новгород работавший вместе с Ларисой в производственном отделе, поддался на ее уговоры и утвердил ее перевод в наш отдел. Не смотря на внешнее сопротивление Командира, Ларису вселили в нашу комнату.

Любое наше пристрастие, положительное или отрицательное, одинаково служит причиной материализации явлений. Мы притягиваем в свою жизнь только тех людей, к которым не равнодушны. Моя антипатия к Ларисе сделала ее моей ближайшей коллегой.

Я привыкла принимать явления такими, какими мне их показывают, и не всегда замечаю фальши. Ларису я считала влюбленной в Командира и несколько распоясавшейся в своей настойчивости женщиной, где-то немного завидуя ее состоянию и возрасту, а Командира – стареющим, но все еще удивительно обаятельным мужчиной, который, хотя и оценивает происходящее трезво, но  не возражает против Ларисиной  игры, ибо она  льстит его мужскому самолюбию. Лариса не только утомляла его свой настойчивостью, но и вносила в его жизнь приятное разнообразие. Он обожал дразнить  ее демонстрацией повышенного внимания  к Регине, которая проявлялась у него только в присутствии зрителей. Командир вообще обожал работать на зрителя.

Как оказалось позже, я ничего не поняла в этих отношениях. А может быть,  не понимаю и сейчас.
*    *   *

Здравствуй! Спасибо за поздравление и за помощь по части получения информации о нашей ярославской знакомой. Хотя она и не радует, но ты тут ни при чем, все же лучше плохие новости, чем неизвестность.

Сперва  мои реплики по твоему письму. «Занимаясь духовной практикой, мы придем к тому же результату, что и не занимаясь». Мысль здравая, поскольку то, что мы привыкли назвать практикой, таковой не является. Это либо сбор информации о духовном, либо удовлетворение потребности в общении с себе подобными. То есть – нечто, равноценное огороду. (Кстати, ничего против огорода не имею и о нем отдельно чуть ниже). Я знакома с людьми, которые действительно практикуют и тяжко трудятся на этом поприще, и результат у них есть. Пусть я и толкусь в их обществе, себя к ним причислить не могу по причине лени и необходимости служить и Небу, и Земле одновременно. Но моя практика в группе, куда я похаживаю, несравнимо серьезнее, чем та, что была у меня раньше и  чем та, что я сама давала, и небольшие результаты у меня есть, хотя и «проколов» достаточно: то наступаю на те же грабли, повторяя старые ошибки, то поддаюсь хандре и печали, то матушке лени. Да и сомнения  во всей этой «игре» у меня есть, что сильно мешает мне самой.

Дачу я люблю. Причем, без всякой связи с результатами труда – они ничтожны. Урожай, как таковой, мне не нужен, поскольку некому его есть, и его тяжко везти на себе в город (автобус у нас уже семь лет как не ходит, а своей машины, как ты понимаешь,  нет и не будет). Мама предпочитает жить в городе – здоровье не то, у дочки личная жизнь тоже в городе, на даче ей скучно, поэтому пашу на участке одна – с удовольствием занимаюсь благоустройством территории. Ухаживаю за цветами, пересаживаю их с места на место, чищу дорожки, чего-то починяю по мере сил. Грустно, что нет помощников, что не все умею, но от дачи бы не отказалась – она мне как живое, родное существо и как любимое место, где я могу быть сама собой. Работаю в меру сил, топлю печку, готовлю, что хочу, ем, когда хочу, делаю, что хочу. И это здорово.   Сажаю по минимуму, чтоб съесть там и чуть-чуть накрутить банок на зиму, в основном - овощных закусок, огурцов.

Компакт-диск, подаренный тобою, мною действительно изучен слабо. Астрология там – ширпотребовская, эти гороскопы ходят по многим компьютерам и в распечатках,  я к ним серьезно не отношусь, потому что что-либо сказать о человеке можно только построив его личную карту, а в данной программе  учитывается только положение солнца в момент рождения и добавляется разная дребедень. Это не гороскоп. Если мне нужно узнать что-то о человеке, я лучше обсчитаю  данные его карты  вручную. В карте, кстати, видны только тенденции судьбы, заложенные его накопленной кармой, а что он сам со своей жизнью сделает –зависит уже от самого человека, от его желания и способности себя изменять. По Грабовому я нашла на диске только перечень его трудов, сами труды прочитать не смогла (может, не умею?) Но за Грабового тебе огромное спасибо. На него запала моя мама, которая к моему немалому удивлению, пристрастилась к чтению Тихоплавов, а именно они  собрали о Грабовом  все самое интересное. Скупила для мамы все их книжки, она их перечитывает и мне пересказывает, и обеим хорошо. У самой до Тихоплавов  еще руки не дошли, но прочту обязательно. И еще раз убедилась, что ничего случайно не бывает, не зря я получила от тебя эту информацию. Грабовой, как я успела понять, действительно уникум.

Случай про наши с тобой «Звездные войны» я помню. Понимаю, о чем ты говоришь. Ты знаешь, а я до сих пор ни одного этого фильма не посмотрела и не тянет. Так же как и «Титаник» от начала до конца не видела, мне почему-то смотреть его тяжело и не хочется, может быть потому, что за фильмом стоят реальные смерти. Информации сейчас много всякой, но, совершенно с тобой согласна, не хочется ничего того, что раньше казалось потрясающим. Я тону в море возможностей и не знаю, на покупку чего действительно стоит потратиться, понимаю, что где-то есть нужные для меня фильмы и книги, но как их найти? И никто не подскажет, потому что вообще читают мало, и интересуются разным, и миры людей так сильно расходятся, что об одном и том же мы говорим на разных языках и не понимаем друг друга. И еще – расходимся во времени. И люди меняются, и я не стою на месте. Одна персона сменяет во мне другую, я сама за ними не поспеваю, не то, что другие! Вот совсем недавно говорила, что не ищу и не хочу любви. Сейчас это не соответствует истине. Не ищу, потому что  негде, но хочу. У меня тоже нет самого главного – пары, Единственного, но есть и страх полюбить, и неверие в любовь. Настрадавшись в свое время вволю, я полюбила свои страдания, и мне с ними почти уютно. Я заранее боюсь проблем, поэтому все время внушаю себе, что я не женщина, а человек. Но на самом деле, я все же еще и женщина, как бы плохо я ни выглядела, и мне нужна опора, поддержка и понимание, несмотря на то, что я почти научилась справляться со всем  сама. Я горжусь тем, что не продаюсь и не покупаюсь, что не иду на компромисс ради бытовых удобств. Но может быть зря? Если все живут иначе? А может быть, я слишком серьезно отношусь к проблеме взаимоотношений, а надо жить легко? Мне всегда будет хотеться не того, что есть, что бы у меня ни было, что еще раз подтверждает буддистскую истину «В каждом желании заключено страдание».

Спасибо, за твои «лирические ноты», они меня согрели и вызвали желание пооткровенничать. На том кончаю. Открыта добрым отношениям.
               
*   *   *

Перед вселением в нашу комнату, Лариса резко поменяла ко мне отношение. Если раньше она меня почти не замечала и на мое предложение перейти «на ты», никак не отреагировала, то теперь она вдруг начала заговаривать со мной по поводу и без,  охотно перешла на  более демократичную форму обращения  и стала удивительно милой. Я даже растерялась от такой перемены, не поверила в нее, но поддержала, понимая ее необходимость для обеих. Я не люблю людей, умеющих в нужное время вести нужную игру, хотя и признаю полезность этого умения. Но моя вынужденная роль постоянного молчаливого свидетеля  «любовных игр» Ларисы с Командиром меня не вдохновляла совершенно. Мерзко ощущать себя мебелью, тем более, что у Командира не хватает такта не подчеркивать разность наших возрастных категорий. Говорят, что наши желания (наши мысли) материализуются. После вхождения в систему практики тантраяны, я стала замечать, что мои мысли начали материализоваться быстрее обычного, видимо, изменился уровень энергии. Это здорово, но и опасно – плохие, неконтролируемые мысли тоже могут материализоваться, что крайне нежелательно. Я, конечно же, мысленно желала, чтобы случилось нечто, что помешало бы мне пребывать в  постоянном напряжении в присутствии этой «парочки», а вернее, хотела любым способом сохранить  комфортное состояние моей души на новой работе, которое в последнее время меня полностью устраивало.  Желание материализовалось неожиданным образом.

Наш отдел логистики в составе из 4-х человек  проработал только сутки.  День начался, как обычно. Утром Командир поехал в Отделение дороги. Мы с Ларисой потихоньку начали обживать помещение: по-новому расставляли папки с документами и одинаково старались найти взаимно удобные точки соприкосновения.  В десять часов  после планерки с потерянным лицом пришел Саша и сообщил, что Командир сегодня работает последний день. О его  увольнении знали только Гришин, с которым этот вопрос был согласован, да еще наш шофер, Хацкелович. Даже нас с Сашей, его непосредственных подчиненных, Козлов не посчитал нужным заранее предупредить. Событие было предсказуемым, но для меня оказалось неожиданным. Я предполагала, что Командиру будет гораздо лучше работать у своего друга – Аркадия Анатольевича, где нужны такие специалисты, как он, и где у него больше возможностей для интересной, самостоятельной работы. Наше ПМК уже много лет душила Москва, их неумное руководство и плохое знание своего дела. Оба наших директора изнемогали от мелочной московской опеки и от отсутствия реальных перспектив для развития. В «ЗМК»  (завод Металлоконструкций в Рыбацком), куда перешел наш прежний генеральный директор Деревянко и еще несколько  наших товарищей, у них были развязаны руки, а новая работа привлекала масштабами и накопленным в ПМК опытом. Но после ухода Деревянко, Козлов о своих намерениях уйти к нему вслух не говорил и  вел себя как обычно. Впрочем, почти как обычно: решения по все большему числу мелких дел он начал оставлять за мной, почти не контролируя их, что было на него не похоже.

 Даже это обстоятельство не насторожило меня. А теперь реакция на новость  у меня оказалась неожиданной - глаза набухли слезами. Вслух перед Ларисой я зачем-то высказала типичные для меня вызывающие заявления по поводу того, что мне надо искать новое место работы. Реакция Ларисы, от которой я в силу своей глупости могла ожидать крайнего расстройства (у бабы отняли возлюбленного, на приближение к которому она потратила столько сил!), напротив была сдержанной. Она начала меня убеждать, что не надо торопиться с поспешными решениями, что Юрий Петрович  набирает только умных людей и  надо посмотреть, кто будет новым начальником, возможно, все изменится только к лучшему. И тут же начала искать в Интернете подходящие поводу  стихи по случаю, которые будут прочитаны в сцене прощания с Козловым. У нее уже и подарок был для него куплен (он намечался ко дню его рождения): настольные часы в корпусе из натурального камня в виде погона капитана 1 ранга! Еще до этого, я не одобрила идеи подарка – «и дорого, и не  к дате: такие вещи дарят либо на юбилей, либо на проводы». И опять я чего-то не уловила, не додумала до конца свою подсознательно вырвавшуюся на волю мысль. А Лариса, видимо, знала о предстоящем больше меня.  По ее словам, она об этом  догадывалась, но не ожидала, что все случится так внезапно, в один день.
 
Командир явно не хотел пышных проводов – все провернул в один день, чтоб избежать церемоний. Я считала, что его желание следует уважать – хочет тихо, пусть уйдет тихо, но  Лариса решила иначе – «мы все сделаем, как надо, мало ли, чего он хочет!».

 Неожиданно я поняла, что Лариса вовсе не была влюблена в Командира. Она прилагала усилия к тому, чтобы перевестись в производственный отдел не ради него, а  ради своей карьеры, которую она хотела здесь сделать, используя свое положение человека, некогда работавшего с новым Генеральным в одном отделе во времена  до прихода на фирму Козлова. Козлов и ее шуры-муры с ним были только ее средством достижения цели, не более того. Как, впрочем  и все наши менеджеры отдела продаж, и наши  шоферы доставочных машин, с которыми она была так ласкова и фамильярна (неизменное «солнце мое», «ты», «Ленечка» и т.п. ). Лариса со всеми умеет ладить, всех задабривает ласковым словом, знаками внимания, кокетством, и это всегда срабатывает. Только к тем, от кого неизвестно, будет ли для нее польза, она сдержана, вежлива, но холодна.

Лариса как очередное  мое «отражение» заставляло меня о многом подумать. Все в этой сорока двухлетней женщине показывало мне мои собственные изъяны – мои недальновидность, негибкость, доверчивость, отсутствие предвидения и неумение выстраивать правильную линию поведения, мои, по сравнению с ней, постоянные проколы в общении: то выплески чувств, то резкость суждений, то глупое отождествление с ситуацией, то интонации осуждения других. Всего этого не было в Ларисе, и я неожиданно поняла, какое великое благо, что мы оказались в одной комнате. Благодаря этому зеркалу, я смогу научиться новому, увижу четче  свои ошибки, отработаю новые умения. С уходом Командира пропадала и проблема моих тайных страданий   по поводу лицезрения их любовных игр (ревности, давайте называть вещи своими именами!) Мне больше нечего было делить с Ларисой, теперь я могла искать в ней хорошее, а не плохое.

Примеры моего отношения к Ларисе и к Командиру  были типичным  пристрастим, присущим миру людей, что лишний раз доказывает истину: «в явлении нет субстанции». Одно и то же внешнее действие может вызывать  два совершенно противоположных чувства. Одни и те же поступки  человека вызывают в нас разные оценки, все зависит от направления нашей узкой, эгоистической точки зрения  на него. Возьмем мое отношение к Командиру. По  нескольким, существенным для меня, чертам  его характера, я  взрастила   в себе симпатию к нему, все остальные его качества, мне неизвестные, я заведомо приняла положительными,  и  пока   не столкнулась с неожиданными обстоятельствами, была сознательно слепой и глухой: мне не хотелось разрушать хрупкий мир моих иллюзий. Разве не так все мы ведем себя в жизни большую часть времени? Увольнение Командира разбудило меня и заставило быть наблюдательной. Уже спустя несколько часов после осмысления новости, я безошибочно почувствовала, что … рада случившемуся. Чтобы не говорило мне мое поверхностное сознание, подсознание знало – я не хочу, чтоб все случилось иначе, перемена  – к лучшему!

 Во-первых, я обретала внутреннюю свободу. Командир меня напрягал  – и как интересный мне мужчина, и как человек, вынуждавший меня соответствовать его привычкам. Я в его присутствии была не женщиной, а матросом подлодки, он не  воспринимал меня  как женщину, мной командовали, хотя и очень грамотно. Кроме того, меня делало «больной» и зажатой одно его присутствие. Надо мне это?  Я давно уже боюсь влюбиться в достойного мужчину, вернее, боюсь страданий из-за собственной неполноценности в этом прекрасном состоянии. Я уже научилась соизмерять свои желания со своими возможностями и не готова к конкурентной борьбе. Неожиданно всплыли и другие соображения – мои обиды на него.  Например, случаи, когда Командир, не делая скидок  на мой пол, посылал меня штурмовать «мужские высоты» на металлобазу, когда обижал меня настойчивым открыванием окон в комнате, не учитывая, что, я  постоянно сижу  сквозняке, а он, любитель свежего воздуха, поменяться столами мне не предлагал. Вспомнилось и еще несколько грустных ситуаций, которые я сознательно вытесняла из памяти все это время. И еще всплыла обида на его последний поступок – его нежелание поставить в известность о своих планах свой собственный отдел: мы-то  служили ему искренне, сердцем!

В свой последний день – ни в офисе, ни на МБ, куда он приехал в субботу попрощаться с ребятами, Командир не нашел ни времени, ни желания сказать мне что-нибудь на прощание. А ведь со слов других людей,  той же Ларисы, говорили, что Командир был моей работой доволен, даже ставил меня в пример другим… В глаза же не хвалил никогда. Такой характер. Я с удовольствием принимала  странности его характера, придумывая им удобные мне объяснения, почему-то предполагая родство наших душ. А мы далеко не во всем были схожи, не исключено, что и он обо мне думал иначе, предполагая во мне осуждение его. Я воспринимала его как тонкую, скрытную и ранимую натуру, но был ли он таким в действительности?

Увольнение Командира открывало в моей жизни новую страницу  с точки зрения новых уроков судьбы -  новых отношений с новым директором, в присутствии которого я, в отличие от Аркадия Анатольевича, чувствую себя расковано. Станет меньше субординации и муштры, будет больше женственности, не исключена  и полезная моей душе женская «дружба» с Ларисой, на которую она сама набивается. Может быть, я  и Ларису  совсем не знаю, что-то придумав про нее  заранее?

Полезной должна была стать и предстоящая проверка меня при встрече  нового начальника Отдела Логистики, знающего о нашей работе меньше своих будущих подчиненных. Я уже много раз не «сдавала зачета» по данной теме, пора бы уже ликвидировать «хвосты». К тому же, в отсутствие Козлова, я чувствовала себя, как ни странно, более уверено. Не на кого надеяться, поэтому старалась не делать ошибок в том, чему он меня научил. А научил он меня многому. Дал мне новую специальность практически с нуля. Или не совсем с нуля? Не зря же в моей жизни случилось «Спектрэнерго», откуда ведут начало почти все мои здешние обязанности, странным образом вернувшиеся ко мне еще раз?

На металлобазе в субботу 29 февраля (в Касьянов день), Командир напоил всех нас пивом и угостил копченым окунем. Лариса в тот день тоже была на базе -  впервые за много лет. Несмотря на худшие ожидания, к ее поведению там у меня нет претензий. Пристрастие в человеке всегда заранее готовит себе сюжеты поведения объекта Пристрастия, которые не обязательно сбываются.

После застолья, все снова расползлись по своим делам. Мужики загрустили – у всех было ощущение, что Гришин, наш новый директор, готовит смену команд, а они едва ли окажутся людьми его команды. Работать никому не хотелось. Пока я лазила по штабелям металла, пытаясь сделать порученную мне инвентаризацию участка, Козлов незаметно свалил домой. Я не думала, что он так поступит. Хотелось попрощаться с ним, сказать ему слова благодарности на прощание, а он опять ушел по-английски. Не исключено, что он ждал инициативы от меня и тоже не понял моей реакции. Ошеломленная происходящими переменами, я вела себя странно:, не могла произносить никаких слов, полагающихся моменту, словно окаменела, и это могло выглядеть со стороны как проявление обиды или осуждения его. Я часто произвожу на других впечатление, не адекватное происходящему в моей душе.

Прошло десять дней. Перед отъездом на Север (Командир еще не решил наверняка, где будет работать – у Аркадия Анатольевича или в в/ч в г. Полярном) Козлов зашел к нам, чтоб подписать нужные нам документы.  До назначения  нового Директора ПКФ, он формально еще числился у нас директором.

Десяти дней оказалось достаточно, чтобы что-то освободилось в моей душе Я впервые говорила с ним абсолютно расковано – даже  шутила по поводу его не загоревшего на отдыхе лица. А перед самым уходом Юрия Александровича, подошла к нему в коридоре и сказала то, что давно нужно было сказать. Что огорчилась, когда он сбежал от меня, не попрощавшись, что очень благодарна ему за этот год, за то, что он взял меня на работу, обучил, дал мне новую профессию. Что мне было очень приятно с ним работать, а его стиль работы очень мне близок, о таком руководителе я могла только мечтать. Козлов обрадовался, удивился и  расцвел улыбкой.  «Дружим», - сказал он, и это было то, что я хотела от него услышать.  Дело было не в словах:  это его «дружим» я уже слышала много раз, как завершение диалога с нашими «нужными людьми». Мое чуткое ухо уловило его радость и его облегчение, – мы действительно остались друзьями, не зависимо от того, будем ли  мы когда-нибудь  вести диалог в неформальной обстановке или встречаться без делового повода. На сердце было легко – я с удовольствием принимала перемену, которую дарила   мне судьба.