09-17. На гребне волны

В понедельник, 29 марта мы ожидали прихода нового начальника Производственного  отдела,  в перспективе будущего директора ПКФ, Комарова Анатолия Александровича, сорока лет, увольняющегося в запас подполковника  ж-д войск. Утром он появился в нашей комнате и приступил к работе.  Кареглазый, длинный, молчаливый. Посидел полдня, посмотрел наши документы, задавал вопросы. Понравилось, что он всему учится, что не говорит лишнего, страха никому не внушает, неприязни тоже. С виду незаметен - Юрий Александрович против него был несравнимо ярче. Но одна лишь яркость еще не доказательство  полезности. 
 
Первый месяц работы без Командира  к моему немалому удивлению оказался для меня самым счастливым. Мы прекрасно ладили с Ларисой, и это, несомненно, было ее заслугой. Несмотря на несхожесть наших взглядов по многим вопросам, я не могла  не признать ее умения налаживать отношения с любыми людьми, чему мне полезно научиться. Как всякая женщина, я немного обезьяна и способна меняться, становясь  похожей на окружающих. Перенять кое-что от Ларисы было неплохо. С инженером по ТТ (таможне и транспорту) Сашей Балашовым у меня тоже сложились очень хорошие отношения - по работе я стала его правой рукой. Хотелось бы, чтобы именно его назначили директором, но с точки зрения Юрия Петровича, он  был слишком молод и пока, видимо, на это место рассчитывать не мог. Я думала иначе, но кто меня спрашивал? Поживем, увидим, решила я. Главное, не сорваться с тормозов, не испортить новую ситуацию своей неуклюжестью, предубеждениями, несдержанным языком.
 
Моя карма отмывалась с неимоверной скоростью, только я принимала и привыкала  к одной ситуации, как ее уже сменяла другая. Командир, оказывается, меня здорово напрягал. В отсутствие Юрия Александровича я стала раскованнее, лучше соображала. Я словно вырвалась на гражданку из армейской казармы, и мне нравилось новое состояние. Лариса неторопливо подводила меня к мысли, что  Юрий Александрович был  не таким уж превосходным организатором  работы и не так уж умело достигал целей.  Юрий Петрович, мол,  все делает иначе, он постоянно держит под своим личным контролем работу МБ и офиса, и у него уже есть положительные результаты.

О результатах мне судить было сложно, но, несмотря на мою изначальную предубежденность против всех нововведений Гришина, мне явно нравились отдельные его действия. При нем с точки зрения удобства для работающих в офисе стало уютнее, мы избавились от лишних бумаг, обзавелись мебелью и компьютерами, более удобно и рационально разместились в комнатах. Металлобаза стала больше загружена металлом, и даже бумажные отчеты, поставленные директором  под строгий контроль, теперь подавались мне своевременно и, главное, по факту. То есть позитивных перемен за этот месяц я увидела больше, чем за весь предыдущий год. И при этом никого из старых кадров не обижали, не вынуждали уволиться. Ни скрыто, ни явно. Так что наши опасения по поводу «смены команд», возможно, были преувеличены.
В жизни ни за что не следует цепляться. Все, что пришло – необходимо, все что уходит, отработало, и всякое цепляние только создает вихри, больно ударяющие по мне самой. 
               
                *   *   *

Дома я проделала большую работу - привела в порядок все семейные фотографии  – покупала новые альбомы и вкладывала фотокарточки в хронологическом порядке в полиэтиленовые кармашки. Прежние альбомы, где карточки приклеивались, пришли в беспорядок, многие отлетели, что-то было вставлено не так, куча фотографий лежала просто в коробках. Теперь я выстраивала все по годам, а лишние собиралась выкинуть. Этот труд должен был стать  будущим подарком маме к ее 80-и летию. Оценит ли? 

Почти неделю светило солнце, растопившее все зимние залежи снега, ходить по дорожкам стало легко и приятно. Так бывает почти каждую Пасху (она отмечалась  вчера), а в этом году  неожиданно пошел снег, похожий на себя только в воздухе – на земле он тут же таял. На Пасху мы съездили с Машей на кладбище, убрали бабушкину могилу, а заодно и могилы Ольги Ивановны и Саши Доронина – она, оказался, совсем рядом с нашими. Сашу  похоронили в могилу  его мамы, умершей в возрасте 37 лет, когда мальчику было всего 4 года. Саша считал, что ее отравил его отец, намеренно оставивший яд (он был медиком) в холодильнике, за что Саша так и не простил своего отца и даже при получении паспорта взял себе фамилию матери. Жил Саша сначала с бабушкой по отцу, а потом, когда она умерла от рака, с родителями матери. Вырос отличным парнем, стал хорошим врачом. Ну, а чем все это закончилось – известно. Был хороший человек, а теперь вместо него только  урна с цветником посреди луж на Южном кладбище. И все.

Вечером Маша пошла к отцу – просить его починить ее щипцы для завивки волос. Щипцы починили, но по дороге домой в начале девятого, еще при свете дня и на глазах у множества прохожих, на Машу напали двое парней, пытаясь вырвать из ее рук сумку. Маша начала кричать, но никто, естественно, не отреагировал. Сумку отняли, а чтоб Маша больше не кричала, двинули ей в лицо…

Я почти спокойно восприняла этот ее рассказ о произошедшем, пока не услышала  об этом «двинули». Жаль, конечно, – и ее очки, и кошелек, где было около пятисот рублей, и трубку, и нашу дисконтную карточку «Дикси», и ее записную книжку с адресом нашего дома и еще в добавок – ключи от квартиры и от домофона. Но все это можно пережить. Сама потеря сумки впечатления на меня не произвела: сработала первая мысль – «отмыла карму, теперь что-то более плохое уже не случится». И Маше это внушила, и маме.  И лишь узнав от дочери про «двинули», увидев, как опухает и чернеет ее скула под глазом, я потеряла уверенность. Мне захотелось лично уничтожить этих подонков, бьющих в лицо худенькую девочку только за то, что она не хочет им отдавать  им не принадлежащее. Про фингал под глазом мама пока не знает, Маша ей не говорила, а вчера он еще был незаметен.

Вот так закончилась моя Пасха, которую мы встретили удивительно мирно. Купили кулич, приготовили яйца, вычистили икону и устроили перед ней лампадку – она горела всю ночь и таким образом освятила наш кулич, простоявший возле нее всю службу. И не ссорились, и мама была на редкость доброжелательна. А еще я сварила по книжке настоящий украинский борщ со свининой, сделала плов – тоже по книжке, по вкусу ничем не отличающийся от узбекского. Ужасно этим гордилась, радовалась, что еще один психологический барьер пройден – я уверена, что, когда надо, смогу сготовить то, что захочу, пусть даже по книжкам. И вдруг  такое завершение праздника. Ужасно жаль Машу. Почему-то от православия я часто  получаю подобные  сомнительные подарки.

На йоге сдала тесты по десятой, последней книге Учения и теперь собиралась сдавать тесты второй ступени. Надо сказать, что это времяпрепровождение сильно меняло меня в лучшую сторону. Я на уровне подсознания начала стала проявлять потребность в альтруизме, на опыте  убеждалась в правоте известной истины – отдавая, мы приобретаем, получая – только теряем. Но раньше я это только знала, сейчас мне самой хотелось быть такой. Хорошим примером служила для меня Лариса. Удивительно, но мне было хорошо с ней: все мои прежние предубеждения против нее обратились приятным открытием - она лучше, чем я ожидала. Она многому меня учила: доброте, терпимости, умению общаться, ладить с человеком, она была не глупа, много читала, в том числе и таких авторов как Пелевин, Фаулз, Ричард  Бах, Моэм, Улицкая… Я никак не ожидала, что на этом поприще  найду в ней единомышленника. Кроме того, рядом с ней мне было приятно чувствовать себя женщиной – не в пример Козлову, который сделал из меня  «рядового матроса срочной службы» в его подчинении.

Козлов как-то  приходил к нам в отдел. Он  снова жил в в/ч на Севере, где  выступал в качестве эксперта в судебном процессе по делу его друга Сучкова – командующего Северным морским флотом, которого обвиняли в гибели подлодки, шедшей на утилизацию и затонувшей вместе с экипажем. Как говорили наши подводники, фактически было доказано полное отсутствие вины Сучкова, но по политическим мотивам он все равно должен был быть признан виновным и снят с должности, и спорить с этим было бесполезно.
 
Заглянувший к нам  Командир одним своим присутствием расшевелил тишину в нашей комнате. Я удивилась, как быстро отвыкла я от его манер, голоса, поведения. Вдруг почувствовала дискомфорт от его постоянных  матерков, ставших до того столь обычным украшением командирской речи, что они даже реакции у меня не вызывали. Теперь вызвали – и сам Командир это почувствовал. Наш новый начальник – долговязый молчун Анатолий Александрович, слушал Козлова (как всегда слушал и всех нас) внимательно, не торопился вставлять реплики, задавать вопросы. По сравнению с Командиром, он был просто незаметен, но этим был мне симпатичен – он врубился во все наши проблемы, был  исполнителен, четок, лишен  всяких амбиций («моя главная задача – не навредить!»), не матерился, не играл на публику, но производил впечатление умного и организованного человека. Я его совершенно не боялась, не зажималась в его присутствии, не испытывала к нему никакой антипатии, а работа двигалась привычным ходом и иногда даже лучше, чем при Командире.

Еще одно мое открытие: Командир в последние месяцы своей работы многое на базе запустил, не проявлял обычной для него настойчивости: все оставалось на своих местах, не делаясь хуже, но и не двигаясь вперед. Теперь с приходом нового руководства  существенно увеличился  объем продаж и интенсивность работы базы, да и порядка с документами стало больше. Зарплату теперь  начали платить исходя из качества и объема труда, отчего  мои журналы учета рабочего времени (ЖУРВ) становились не формальностью, а основным документом для выплаты премии. Мне стало работать интереснее. Я сделала дополнительные программы по расчету  текущих показателей, по которым в любой момент могла увидеть и подсказать новому шефу, что, кому и как следует изменить в работе. С удивлением отметила, что волей судеб я стала выполнять функции инженера-нормировщика – той самой должности, что стала  последней каплей перед увольнением из «Спектрэнерго». Что тебе положено по карме, от того не  убежишь!

С 9 мая мама с Ириской были вывезены на дачу. Мы все вместе провели там три жарких выходных дня, посадили огурцы, пряности. Но на этом тепло и кончилось. Сразу после праздников начались холода – ночью  заморозки, а днем температура не поднималась более  5 градусов. В  выходные я ездила к маме одна, ибо Маша опять кашляла. Весь день просидели в доме, топили печь, разбирали старые пальто и жгли их. Мама пока чувствовала себя хорошо, лучше, чем до нашего с нею похода на консультацию к эндокринологу из 1-го Медицинского института, куда ее послали после УЗИ. Тогда настроение у обеих было упадническим, самочувствие – соответственное. Обратилась к Учителю, который  всегда помогает мне больше, чем православие. Кроме того, я дала маме съесть заряженную Учителем конфетку, которую выдали мне  за две сданные книги тестов. К моему удивлению, мама не только съела их без возражения, но, как мне показалось,  изменилась внутренне. Она, например, стала принимать все идеи Тихоплавов. (Я ничего не имею против этих идей, хотя их «научное» обоснование местами кажется мне даже более сомнительным, чем уже привычное мне эзотерическое). Но маме внушал доверие только авторитет ученых. В лице Тихоплавов она получила именно это, и неожиданно для меня самой она оказалась моим единомышленником, пусть и очень агрессивным по отношению ко всем другим источникам тех же идей, если только они исходили  не от «ученых».

Итак, наш поход в больницу оказался  удачным. Я отпросилась с работы, и мы пошли вместе, причем мама чувствовала себя бодро, не чета нашим с ней походам прошлого года. Хирург маму успокоила – ничего особо страшного в ее опухоли на щитовидке она не увидела, а вот операцию посчитала и ненужной, и опасной для ее возраста. Мы ушли успокоенные. В итоге и настроение у обеих изменилось, и состояние здоровья тоже. С тех пор приступов не было, что уже хорошо, а  мама вдруг засобиралась на дачу и даже начала строить планы по огурцам и  по другим дачным работам.  Надо отметить, что мы с ней теперь  ладили лучше, чем когда бы то ни было, и с ее стороны появилось желание мне не перечить и даже доверять, а с моей – не ссориться и потакать ей во всем. Явно прослеживалось влияние Школы.

Соблюдать заповеди и накапливать заслуги мне хотелось потому,  что я видела,  как это возвращается мне добром. Больше того, Учение начинало все больше мне нравиться, казаться все более мудрым, истинным, действенным. Я не только рьяно сдавала тесты, но и охотно поддалась на провокацию Сергея заняться фиксацией памяти. Последнее означало прочтение тысячу (ну, или  хотя бы 700!) раз 4-х страничной лекции Учителя о Четырех Изложениях Фиксации Памяти. Это упражнение вроде бы давало эффект вхождения в свое подсознание и приобретения опыта, близкого к медитации. Но результат мог сказаться лишь после 300-400 разового прочтения, а у меня пока было начитано только 140. Но и это впечатляло. Я заметила в себе не только лень по отношению к трудной практике, но и подспудное желание идти дальше, радость от преодоления лени и, увы, боли в теле во время выполнения упражнений, от ощущения переполнения энергией, от накопления заслуг, которые, опять же – увы, я пока тратила на реализацию собственных желаний. Желания касались, во-первых, здоровья близких, во-вторых, работы. Они вылезали из меня бессознательно, поэтому получалось только потребление заслуг, «посев заслуг» пока не происходил. Нелегко  не захватываться происходящим.