Не было бы счастья

НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ…

В автобусе было тесно и жарко. Рюкзак и удочки, которые никак не удавалось пристроить, под тяжёлые вздохи соседей медленно кочевали по салону. Весь истерзанный и измятый Лёвушкин едва дождался своей остановки. Наконец лязгнули двери, и он оказался на свободе. Вдохнул чистого воздуха, взвалил на плечи рюкзак и заковылял по тропинке сквозь лесок в сторону реки.
Большая серая ворона, издали заметив человека с удочками, разразилась изумлённым и явно у кого-то заимствованным криком:
– З-р-я идёшь! З-рр-я…
И точно, пророчество не замедлило сбыться – на противоположном берегу реки, как раз напротив прикормленного, взлелеянного и строго засекреченного места расположилась шумная компания отдыхающих. Они плескались в воде, кричали, гремела музыка.
Не в силах снести такую несправедливость, Лёвушкин сбросил с плеч рюкзак и ругнулся. Вечерний клёв определённо срывался. Чертыхаясь, он закинул несколько донок, снарядил их колокольчиками, но, понимая тщетность этой затеи, занялся заготовкой сушняка для костра. В ближайших зарослях почти всё, что могло сгореть, давно было собрано и сожжено, поэтому идти за хворостом пришлось довольно далеко. Набрав большую охапку сучьев и с трудом дотащив её до нужного места, он остановился и отёр пот. Постоял несколько секунд, переводя дух, огляделся и вдруг понял – что-то вокруг изменилось. Вроде та же река, те же кусты, те же люди на противоположном берегу… Хотя… Людей-то как раз на том берегу и не было! Они пропали, исчезли, и лишь струйка дыма от плохо притушенного костерка поднималась над опустевшим местом гулянья.
Подул ветерок. За лесом потемнело.
– Как бы дождя не было, – пробормотал Лёвушкин и принялся поспешно мастерить подобие шалаша.
Мелодичный и тонкий звон оторвал его от работы. Забыв обо всём Лёвушкин в несколько прыжков достиг берега. Колокольчик на крайней донке неистово бился, почти касаясь воды.
Лёвушкин резко подсёк. Несколько секунд яростной борьбы – и приличный карась оказался сначала в подсаке, а затем в садке… Опьянённый борьбой и азартом удачи, готовый в любое время вновь сорваться с места, он просидел в ожидании новой поклёвки целый час. Но напрасно – колокольчики безжизненно висели, поплавки лежали недвижно, и лишь слабое течение слегка играло натянутой леской закинутых удочек.
Солнце спряталось за лесом, и разводить костёр Лёвушкину пришлось уже в сумерках. Заварив чай из смородинового листа, он поужинал, завернулся в плащ-палатку и завалился спать. На веки навалилась тяжесть, глаза сомкнулись, разноцветный узор возник перед ним, закружил и стал затягивать в свои глубины.
– А караси-то в реке не водятся, – возник откуда-то, словно из подсознания, ехидный голос.
Сон был тяжёлым и странным. Снилась какая-то чертовщина: горбатые старухи с мётлами, лешие, выглядывающие из дупел деревьев, чёрные, блестяще-чешуйчатые змеи… Они переплетались, менялись местами, стремились незаметно подобраться к горлу, чтоб затянуть на нём свою смертельную петлю. Лёвушкин отбивался от них как мог, но сил было мало, руки не слушались, а нечисть окружала, наседала, не оставляя выхода. Уклонившись от последнего обречёно-бессмысленного  боя, он отступил в последний раз и проснулся.
Солнце уже выбралось из-за верхушек деревьев, на кончиках листьев поблескивала роса. Лёвушкин выбрался из шалаша и, поёжившись от утренней прохлады, пошёл к реке. Окинув взглядом понуро висящие колокольчики, он проверил насадку, бросил в глубину несколько катышей прикорма, не спеша закинул удочки и стал ждать.
Ожидание, этот своеобразный выработавшийся с годами ритуал, Лёвушкин любил и ценил больше всего. Недвижимая, нарушаемая лишь тихими всплесками гладь воды, первые робкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь ветки тихой ещё листвы, недовольный писк комара, не успевшего насладиться ночной прохладой. Всё это создавало чувство какой-то изначальности, нетронутости, желания раствориться в этом нарождающемся, не запачкавшем ещё себя суетой дня, утре.
– Алексей Михайлович, может у вас какое желание есть сокровенное? – послышался Лёвушкину какой-то странный голос.
От неожиданности Лёвушкин вздрогнул и поглядел по сторонам. Рядом никого не было.
– Мерещится что ли? – проговорил он, продолжая озираться.
– Алексей Михайлович, вы не волнуйтесь, не спешите, подумайте хорошо.
Лёвушкин бросил удочку и с силой потёр виски:
– Что это… Кто это говорит?
– Это я, – откуда-то, словно из воды ответил голос.
Лёвушкин привстал и попятился к кустам.
– Алексей Михайлович, подождите, не убегайте! Выслушайте меня, поверьте, вы не сошли с ума, и я вам не мерещусь. Я – пойманный вами вчера карась или Золотая рыбка, как вам будет угодно… Отпустите меня на волю!
– Дорогой за себя дам выкуп… – обалдело подхватил Лёвушкин засевшие с детства в памяти стихи.
Мелкими шагами на негнущихся ногах он приблизился к реке – из садка, поблескивая чешуёй, на него глядел вчерашний карась.
– Послушайте, отпустите меня на волю. За это я отвечу на три любые ваши вопроса.
– На три вопроса… – ничего не соображая, повторил Лёвушкин.
– Да, да на три вопроса, три желания, в связи с резко возросшими запросами человека, мы выполнить не в состоянии.
– А ты не обманешь?
– Как можно, Алексей Михайлович, – ответил, выплывая из садка, карась. – Мы никогда не обманываем, только я вынужден огорчить вас, на первый ваш вопрос я уже ответил. Осталось ещё два. Вы не спешите, задавайте вопросы о чём-нибудь таком, что может оказаться очень важным для вас.
Лёвушкин сунул руку в карман курточки и запальчиво спросил:
– А что у меня в кулаке, ты можешь угадать?
– Спичечный коробок. Не ребячьтесь, Алексей Михайлович, сядьте, не торопитесь – времени у вас предостаточно, а вопрос задать вы теперь можете только один…
Лёвушкин быстро повернулся и, судорожно поглаживая вынутый из кармана спичечный коробок, направился к костру.
– Ну и дела, – подумал он. – Действительно, чего же я хочу спросить, то есть узнать? Сколько лет проживу на свете? Или где клад зарыт?.. Чушь какая-то собачья… А может спросить, как по службе поскорее продвинуться? Нет, не то всё… Власть, деньги, слава – всё это призрачно, непостоянно. Чего человек хочет больше всего в жизни? Наверное, счастья. Да только где это счастье сыскать? Как его не прозевать, не пройти мимо? А может так и спросить…
Лёвушкин повернулся в сторону реки и, стараясь чётко выговаривать слова, сказал:
– Когда и где я встречу своё счастье?
Из прибрежной осоки донёсся плеск и знакомый голос произнёс:
– Алексей Михайлович, к сожалению, вы задали одновременно два вопроса, а я могу ответить лишь на один, поэтому отвечаю на первый из поставленных вами: – двадцать седьмого июля, в двенадцать часов, восемнадцать минут, тридцать секунд, то есть через тридцать два дня. Ну что ж, вот, пожалуй, и всё. Прощайте. Всего вам хорошего, Алексей Михайлович.

Домой Лёвушкин вернулся намного раньше обычного. Буркнул что-то неопределённее в ответ на расспросы попавшейся навстречу соседки, прошёл к себе, бросил в угол снасти, разделся и лёг спать. Спал он долго, крепко, без сновидений и, проснувшись на следующее утро, постарался убедить себя в том, что все вчерашние видения – плод переутомленного воображения и излишней впечатлительности.
Через неделю он вспоминал о своих приключениях с улыбкой, через две со смехом рассказывал о них сослуживцам, недели через три-четыре загрустил и оставшиеся до рокового числа дни мучился от неясной тревоги.
– А что если всё это мне не приснилось? – думалось ему. – Если я и на самом деле мог задать три любые вопроса и получить на них ответы? Эх, зачем я поторопился! Ведь я мог задать такие вопросы, которые могли осчастливить не только меня, но и всё человечество… Скажем, как наладить контакт с братьями по разуму? Или, как избавить человечество от войн и болезней?
Вопросы теснились в его голове, преследовали, не давали возможности расслабиться, забыться.
И вот двадцать седьмое число наступило. С утра Лёвушкин не находил себе места – поминутно глядел на часы, чрезвычайно тщательно брился. К двенадцати часам он надел свой лучший костюм, придирчиво подобрал галстук и, проверив часы по сигналу точного времени, вышел из дома.
Было пасмурно, моросил мелкий дождик, немногочисленные прохожие, хмурые подстать погоде, стремились поскорее скрыться в подъездах домов. Шелестя шинами по мокрому асфальту, мимо пролетали легковые и грузовые машины. Лёвушкин шёл и, не отрываясь, глядел на часы.
– Двенадцать часов, восемнадцать минут, – прошептал он. – Осталось пятнадцать секунд,  пять… три… две… одна…
Вдруг под его ногами всё оборвалось и полетело куда-то. Тупой удар рассыпался миллиардом разноцветных звёздочек, вспыхнуло и погасло пламя. Лёвушкин перестал существовать. Тело как бы отделилось от него и стало медленно опускаться куда-то в зияющую пустоту. Оно странно изгибалось, скользило мимо кирпичной, древней кладки стены, чуть задевая её, меняло своё положение и, приняв ещё более причудливую позу, скользило дальше.
Стало жутко. Лёвушкин хотел было закричать, но голоса, словно во сне, не было. В отчаянии он бросил взгляд налево, потом направо и вдруг заметил рядом человека в странном чёрном плаще.
– М-м-да, – сказал чёрный человек, – обращаясь к Лёвушкину. – Не повезло. Не заметил открытого канализационного колодца... Бедняга.
Он скрестил на груди руки, укутанные плащом, и, кивнув головой в сторону погружающегося в пустоту тела, продолжил:
– Но, всё-таки, Алексей Михайлович, поглядите, как это красиво! Какая непринуждённая пластика линий! Какая грация! Каждый раз, как только вижу эту картину – гляжу до конца, не могу оторваться.
Лёвушкин вгляделся в лицо странного человека и вновь поразился – чёрный человек разговаривал с ним, не разжимая губ. Какое-то нехорошее подозрение возникло в глубине души, но незнакомец дружелюбно поглядел в сторону Лёвушкина и неожиданно улыбнулся:
– Я вам всё объясню. Не волнуйтесь. Да, мы с вами разговариваем напрямую, посредством, так сказать, телепатии. Вы обращаетесь ко мне – я к вам, всё очень просто…
– Кто вы такой? – спросил Лёвушкин.
– Я? Зовите меня Магистром. Но это, мне кажется, сейчас для вас не самое важное. Что с вами и где вы? – вот что вас сейчас волнует больше всего. Я отвечу. Ваша бренная оболочка оступилась и сорвалась в колодец. Как долго и как глубоко она будет падать, теперь зависит от вас самого. Ваша субстанция, или душа, как вам угодно, временно отделилась от вашего тела и наблюдает за ним со стороны…
– Кто вы? Что вам от меня надо?
– Резонный вопрос, – улыбнулся Магистр. – Всё дело, видите ли, в том, что я в своём роде являюсь конкурентом некоторых «безобидных», так бы я их назвал, созданий. Но они предоставляют свои услуги лишь тогда, когда их припрут, так сказать, «к сетке», да и то в ограниченном виде. Я же оказываю свои услуги практически безвозмездно и неограниченно…
– А вы случайно не…– ужаснулся своей догадке Лёвушкин.
– Да, мой дорогой. Во времена Христа евреи прозвали меня Сатаной. Чуть позже, греки, Дьяволом…
Человек в чёрном на секунду умолк, а затем продолжил:
– Так что мне от вас надо? Знаете, вам покажется невероятным, но абсолютно ничего. Вы – материалист и в потустороннюю жизнь не верите. Я подарю вам колечко. Обыкновенное. Но стоит вам надеть его и осознанно загадать желание, как оно исполнится.
Магистр вынул из-под плаща руку в плотной перчатке и разжал кулак. На ладони мерцало гранями зеленоватого металла кольцо.
– Чушь какая-то. Надо проснуться, – упрямо подумал Лёвушкин. И тут же всё мелькнуло перед глазами и полетело, увлекаемое круговоротом неожиданно возникшего разноцветного смерча.
– Алексей Михайлович, но если вы попытаетесь избавиться от кольца и снимете его с руки, то вас ожидает столько же несчастий, сколько вы испытали счастья от исполнения своих желаний… – прозвучал следом вкрадчивый голос Магистра.

Лёвушкин открыл глаза и увидел склонившуюся над ним девушку в белом халате. Он приподнялся на локтях, затем сел и огляделся вокруг. В разрывы туч проглядывало солнце, невдалеке, чирикая, по мокрому асфальту прыгали воробьи. Рядом стояла машина скорой помощи и человек пять зевак. Оторвавшись от брезента носилок, Лёвушкин попытался встать, но девушка мягко удержала его.
– Не вставайте, пожалуйста. Вы упали, ушиблись, вам надо полежать… Скажите, что у вас болит?
Как-то с трудом осознав, что обращаются именно к нему, Лёвушкин, пошевелив руками и ногами, ответил:
– Да, нет… Вроде ничего не болит… Всё хорошо.
Он собрался с силами и встал.
– Давайте, пройдём в машину, – вновь придержала его девушка в халате. – Мы отвезём вас в больницу, там вы немного отдохнёте, придёте в себя.
– Я домой хочу, – неожиданно твёрдо вырвалось у Лёвушкина.
– Домой? – строго переспросила девушка.
– Да, домой, вот он мой дом, через дорогу  наискосок.
– Да, да, он в этом доме живёт, – подтвердил кто-то из окружающих.
– А вы дойдёте?
– Конечно, какой разговор, – сказал Лёвушкин и шагнул вперёд.
– Мы проводим вас… до дома, – смягчившись, сказала девушка и взяла его под руку.
Сопровождаемый «почётным караулом», Лёвушкин благополучно дошёл до дома, поднялся по лестнице и, откланявшись, вошёл в свою квартиру.
Родная кровать. Телевизор. Привычный беспорядок на столе. Окружённый близкими и родными вещами, он немного успокоился, переоделся и упал в кресло. Закрыл глаза, расслабился, но отрешиться от странных видений не удалось. Они заскользили перед глазами и, завладевая рассудком, вновь начали раскачивать и без того зыбкую грань здравого смысла. Скорая помощь… Колодец… Человек в чёрном плаще… Быль перемешивалась с небылью, правда с вымыслом. Что-то очень важное выскальзывало из памяти, мешало обрести опору и восстановить истинный ход событий.
Лёвушкин непроизвольно глянул на свои ладони и замер: на безымянном пальце правой руки блестело зеленоватое кольцо. Ему на какое-то время показалось, что он сошёл с ума.
Он как бы со стороны увидел себя: одинокого, забытого, никому не нужного. Ему до слёз стало жалко себя, захотелось поделиться наболевшим, самым сокровенным с очень близким и дорогим человеком. Вспомнилась девушка в белом халате, её огромные, добрые глаза, выбившаяся из-под шапочки непокорная прядка волос, небольшая родинка на левой щеке, усталая беззащитная улыбка.
– Женщина, – улыбнулся Лёвушкин, – ах, разве можно в наше время встретить женщину, которой можно… с которой… – он запнулся, – которая смогла бы всё понять, поверить, для которой захотелось бы пойти на подвиг, на смерть в конце концов… Такие, наверное, были раньше, в девятнадцатом веке… Эх, если бы…
И вновь перед глазами возник и завертелся огромный разноцветный волчок. Мгновение – и Лёвушкин очутился посреди узкой, пыльной дороги. Едва он успел протереть глаза, как услышал позади себя шум. Обернулся и увидел несущуюся прямо на него лошадь: закушенные, покрытые пеной удила, безумный взгляд – убегать было поздно. Единственное, что он успел – это кинуться навстречу животному и уцепиться за какой-то свисающий ремешок. Мелькнули земля, небо, конская грива.
– Только бы удержаться! – мелькнула мысль. – Удержаться, во что бы то ни стало!
И тут же он почувствовал, что движение замедлилось, а через несколько секунд и совсем прекратилось. Нащупав ногами землю, он отскочил от обезумевшего животного, перевёл дыхание и только тут заметил, что едва не смявшая его лошадь запряжена в небольшую открытую коляску. В коляске сидела молодая, бледная женщина. Лёвушкин готов был поклясться, что совсем недавно видел это лицо. Вьющиеся локоны, большие испуганные глаза, родинка на левой щеке… Женщина что-то взволнованно говорила Лёвушкину на непонятном ему языке.
– Что? Ах, да, да… – решил отозваться он, и хотел ещё что-то сказать, но тут позади коляски раздался конский топот и взволнованные крики приближающихся людей.
Вскоре около коляски, резко осадив свою лошадь, остановился и спрыгнул на землю молодой человек в охотничьем костюме. Не обращая внимания на Лёвушкина, он бросился к девушке.
– Кузина… это ужасно! Ваша лошадь понесла… Мы ничем не могли помочь. Слава Всевышнему, что всё окончилось хорошо! Слава Всевышнему!
– Ах, Анри, – ответила, глубоко вздохнув, девушка, – меня так захватило это приключение, но этот молодой человек бросился на мою лошадь и остановил её.
– Но вы могли разбиться! Лошадь совсем обезумела. Он спас вас!
– Ну, что вы, Анри! Всё было так романтично и, право, совсем не так страшно, как это пытаетесь представить вы.
Молодой человек огорчённо всплеснул руками и покачал головой.
– Хорошо, хорошо, не обижайтесь, дорогой Анри, – проговорила девушка. – Отблагодарите этого человека за услугу и… едем же дальше! Едем!
Кто-то из окружавших людей взялся за повод и поскакал вперёд, увлекая за собой коляску с незнакомкой. Молодой человек в охотничьем костюме тоже вскочил на коня и сказал, обращаясь к Лёвушкину:
– Вот вам, милейший, от нас на память. Или… на чай. Держите!
Лёвушкин автоматически разжал ладонь и на неё, звякнув об кольцо, шлёпнулся тяжёлый с профилем императора рубль. Молодой человек пришпорил коня и тут же скрылся за поворотом дороги, оставив безмолвного Лёвушкина размышлять о смысле жизни.
– О, времена, о, нравы… –  лишь нашёлся сказать он. – Я, можно сказать, спас её, а она этого даже не заметила! Неужели не было времён, когда защитник и спаситель был более почитаем!
Едва он так подумал, как снова разноцветный круговорот подхватил его и вновь понёс куда-то. Когда вихрь стал ослабевать, он почувствовал, что кто-то судорожно сжимает его руку.
Рядом с ним стояла девушка. Широко раскрытыми от испуга глазами она смотрела мимо него и указывала куда-то вниз. Только тут Лёвушкин осознал, что стоит на каком-то похожем на башню возвышении в центре древнего города.
Всё, что находилось за сравнительно небольшим, ограждённым каменной стеной участком, горело или разрушалось. Казалось, всюду, куда сквозь дым мог проникнуть взгляд, кишели конские морды, меховые шапки и халаты. Нападающие, дико завывая, карабкались на крепостные стены, били чем-то тяжёлым в качающиеся ворота. Защитники же, словно не замечая грозящей им со стороны ворот опасности, в большинстве своём собрались на стенах и противостояли взбирающимся по лестницам врагам. Минута, другая и сметённые страшным напором ворота не выдержали и рухнули. Дико визжащий, бесформенный поток, сметая редких защитников, ворвался в узкий ведущий в город проход. Положение осаждённых ухудшалось с каждой секундой.
– Эх, пулемёт бы сюда! – подумал Лёвушкин, и неожиданно заметил, что знакомое ещё с армейских времён оружие лежит прямо перед ним. Размышлять было некогда. Он поставил пулемёт на каменные перила, прицелился и плавно нажал на курок. Первые очереди потонули в страшном крике осаждающих. Они бешено рвались в город, подминая под себя павших, но ни одна пуля не пролетала мимо цели, и вскоре месиво из человеческих и конских тел заполнило всю ширину прохода, раздалось ввысь и стало непреодолимым. Иступлённые крики нападавших неожиданно смолкли, уступив место какому-то тоскливому, животно-паническому завыванию. Серая масса покатилась от стен и, оставляя за собой безжизненное пространство, скрылась в дымовой завесе, висящей над городом.
– Лада, мой светлый лада! – услышал он тихий голос девушки. – Лада… – прошептала она, и робко заглянув в глаза, вдруг бросилась ему на грудь. Лёвушкин ответил на её объятия, прижал к себе, но тут же почувствовал, как она вздрогнула, охнула и повисла на его руках. Ладонь нащупала что-то тёплое, липкое… Чуть отстранив её, он с ужасом заметил, что в её боку, чуть ниже груди торчала тонкая, оперённая чем-то грязным, стрела…
Лёвушкин был готов снова схватить пулемёт и стрелять, стрелять в дым, в туман, в крик, беснующийся за стенами города.
– Злой, коварный мир! Будь ты проклят! – кричал он. – Огонь, кровь, смерть… Кто ответит за всё это?
Гнев, ярость, желание заплакать, уйти из этого кошмарного, кровавого мира, попасть туда, где люди не убивают друг друга, перемешались в нём. И вновь стремительный, сверкающий вихрь налетел на Лёвушкина, закружил, и он почувствовал, что оказался в каком-то новом, неведомом ему доселе месте. Было тихо и темно, но он сразу определил, что находится в лесу. Где-то в вышине еле слышно шелестела листва, руки касались высокой, достигавшей местами уровня плеч, травы. Прокричала и умолкла вдали какая-то птица. Было влажно и душно.
Глаза, постепенно привыкнув к темноте, стали различать стволы гигантских деревьев и узенькую тропинку. Он осторожно ступил на неё и сделал несколько шагов. Впереди тускло заблестело окно просвета. Где-то вдалеке прорычал зверь, хрустнула ветка. Окончательно освоившись в сумерках, Лёвушкин ускорил шаги и вскоре выбрался на открытое место. Вставало солнце. Величественная картина, неожиданно открывшаяся его взгляду, поражала воображение – всюду, насколько было видно, лежали поваленными гигантские деревья. Переплетённые корнями и ветвями, в большинстве своём полупогружённые в ржавую болотную воду, они напоминали собой не то поле битвы исполинов, не то место лежбища огромного, таинственного зверя.
Негромкий всплеск, а потом вскрик, раздавшийся где-то неподалёку, вывели Лёвушкина из раздумья. Он прислушался – крик повторился снова. Тонкий и надрывный, он достиг в своём призыве наивысшей ноты отчаяния и вновь неожиданно оборвался. Лёвушкин бросился на звук и, пробравшись через завал, образованный корнями деревьев, очутился на краю небольшого грязевого озерца. Посредине озерца, безуспешно стараясь дотянуться до ближайших веток, билось, засасываемое грязевым капканом, человеческое существо. Усилия его, растрачиваемые понапрасну, приводили к явно противоположному результату. Ещё несколько мгновений – и оно бы неминуемо скрылось в коварных глубинах. Лёвушкин успел в последний момент, его протянутая рука ухватила руку тонущего существа и помогла ему выбраться из губительного плена.
Существо уселось напротив Лёвушкина, отёрло грязь с лица, оправило мокрые волосы, улыбнулось и неожиданно предстало… девушкой! Совсем юной и, видимо, беззаботной.
– Мья-яу! – сказала девушка и, неожиданно потрепав Лёвушкина рукой по щеке, отпрыгнула на несколько метров. Он было сделал шаг в её сторону, но она, грациозно изогнувшись, отпрыгнула дальше. Достигнув края леса, она остановилась и, сделав призывный жест рукой, вновь прокричала:
– Я-я-уу!
Лёвушкин последовал за ней. Он, естественно, не совершал акробатических прыжков, здраво рассудив, что свернуть шею всегда успеет. Но девушка, наблюдая за неуклюже перебирающимся с одного упавшего дерева на другое Лёвушкиным, начала проявлять признаки беспокойства и, едва он приблизился к ней на расстояние вытянутой руки, издала воинственный клич и с обезьяньей ловкостью, почти не касаясь ствола, стала взбираться на огромное, раскидистое дерево. Лёвушкин пригляделся внимательнее и с долей стыда заметил, что кроме покрывавшего тело толстого слоя грязи, на девушке не было никакой одежды!
Она же тем временем достигла нижней ветки и уселась на ней, болтая ногами.
– Ай-йа-а!!! – с чувством крикнула она и, явно играя, запустила в него каким-то увесистым, сочным плодом.
Лёвушкин среагировать не успел. Противная, пахучая жидкость растекалась по лицу, по шее, капала на рубашку и брюки. Он хотел, было, отереть рукой лицо, но тут второй снаряд, разорвавшись, окрасил в неожиданный цвет его грудь и плечи.
Как она хохотала!!! Ей явно нравилось глядеть на беспомощно стоявшего Лёвушкина, и она продолжала с наслаждением метать в него снаряд за снарядом. Весь облепленный липкой мякотью, он стоял, не зная, что предпринять. Захотелось поскорее убраться из этого дурацкого сна, оказаться дома, в кровати… Очень сильно захотелось…

Ему снилась широкая синяя река, зелёные заросли по берегам, тёплое, спокойное солнце на небе. Неожиданно прибрежная осока зашевелилась, и оттуда выплыл блестящий, серебристо-золотой карась.
– Алексей Михайлович, – сказал карась, – я сделал всё, чтобы спасти вас! Вы, наверное, заметили, что все ваши желания исполнялись, но счастья вам не принесли? Не скрою – это моих рук, так сказать, дело, ведь обретая нежданное счастье, вы кого-то этого счастья лишали… Назвавшийся Магистром субъект совсем не так бескорыстен, как ему хотелось бы это представить! Исполняя ваши желания, он мог сделать несчастными очень многих и многих людей.
Алексей Михайлович! Вы мне глубоко симпатичны, и я просто не хочу, чтобы вы стали тем, кем вам не должно быть. А счастье… Счастье ваше принадлежит только вам, и сейчас оно постучится в вашу дверь. Зовут его Лена. Леночка… И не забудьте, когда пойдёте открывать, снять с руки это дурацкое кольцо, а не то она подумает…
Настойчивый дверной звонок пробудил Лёвушкина ото сна. Мгновенно забыв о сновидениях, он выбрался из-под одеяла, надел рубашку и брюки. Выбегая в прихожую, машинально остановился и, сняв с пальца кольцо, положил его на телевизор. Позвонили вторично.
– Сейчас, сейчас, иду! – прокричал он и открыл дверь.
На пороге стояла вчерашняя девушка из «скорой помощи».
– Здравствуйте, – сказала она. – Как вы себя чувствуете? Я зашла вас проведать.
– Проходите, – засуетился Лёвушкин, – проходите в комнату. Только извините, у меня беспорядок, не прибрано…
– Ничего, – отозвалась, оглядевшись в комнате, девушка, – скоро в вашем доме будут чистота и порядок.
– Что будет? – не понял Лёвушкин.
– Чистота и порядок, говорю, – повторила девушка. – Вы, я гляжу, жениться собрались.
– Я?.. – непроизвольно изумился Лёвушкин. – Откуда вы взяли?
– Откуда? Очень просто. Вон у вас на телевизоре лежат два обручальных кольца – одно мужское, второе женское. С бирками, прямо из магазина.
– Где? – удивился Лёвушкин. – Не может быть!
Но тут же осёкся и умолк. На телевизоре и в самом деле желтели два обручальных кольца. Одно мужское, другое, поменьше – женское.
Сопровождаемый ироничным взглядом гостьи, Лёвушкин гордо поднял голову и, набравшись смелости, заглянул ей в глаза…
– Да… я собрался жениться… И знаете, кто будет моей женой? Не догадаетесь! – Вы! Ты… Леночка!